Племя Ворона

      Белоснежка никогда не знала своих родителей, и не помнила их лиц. Дедушка говорил, что они ушли к предкам, когда ей было меньше двух. Они даже не успели дать ей имени, ведь у их народа это принято делать в три года. Девочка была смышлёной не по годам, и уже к пяти понимала по размытым намёкам старика, что их кто-то убил. Она не знала, кто, но в её фантазиях это были страшные, многоногие и многоглазые твари, похожие на огромных пауков, с крыльями как у летучих мышей, хвостами, как у крыс, и зубами, как у кошек. Просто потому, что это были одни из немногих существ, что она могла встречать на чердаке, где они с дедом и поселились после смерти родителей.       Дедушку звали Микко, и он говорил, что это карельское имя. Карелия была местом, где он родился, и его внучке она представлялась сказочной страной, как Нарния или Зазеркалье со страниц знакомых ей книг. А саму девочку Микко называл так, как она попросит, и вскоре она определилась с именем Белоснежка, как звали её любимую принцессу. Белую, как снег. Совсем, как они с дедушкой.       Дед постоянно повторял, что мир за пределами чердака пусть и красив, но очень опасен для его внучки, и что она должна оставаться здесь.       По крайней мере, пока не встанет на крыло, и они не смогут улететь из этого города, назад, в его родную Карелию, а может и дальше, в Финляндию или Норвегию, что не менее прекрасны…       Микко говорил, что это произойдёт, когда ей исполнится примерно двенадцать лет и она станет из ребёнка взрослой девушкой. Именно тогда она впервые сможет совершить обращение, и тоже выпорхнуть в маленькое оконце, отделяющее их от шумного мира снаружи. Как он сам это делает почти каждую ночь.       Обратившись в белого ворона дедушка тоже мог говорить. Но если будучи человеком он делал это, шевеля губами, то в вороньем теле он даже не раскрывал клюва. Девочка слышала его голос в своей голове, а он, в свою очередь, мог слышать её, говорящую с ним мысленно. То же самое было возможно, когда в человеческом облике были они оба. В этом есть одна особенность нашего народа, говорил старик.       «Нам не обязательно использовать голос, чтобы общаться словами. Но стоит помнить также, что эта особенность так же является привилегий наших врагов!».       Днём Микко и его внучка обычно спали, а если нет, то он читал ей книги или рассказывал истории. Белоснежка всегда слушала с огромным интересом, ведь рассказы деда были единственным способом для неё познать мир за пределами этого чердака. Это могли быть многочисленные сказания и легенды, которые он услышал ещё от своих родителей, или же описания города снаружи, по которому он летает каждую ночь. Она живо представляла себе Санкт-Петербург, так, как могла, опираясь на картинки из книг и собственную фантазию. В её воображении город был далеко не так прекрасен, как сказочные Карелия, Финляндия или Норвегия, и ей куда сложнее было представить дворцы, соборы и фонтаны, чем луга, горы и моря. Она одновременно мечтала и боялась того дня, когда сможет узреть его, встав на крыло, и сравнить с тем, каким представляла.         Помимо прочего старик часто повторял, что они с внучкой – одни из немногих уцелевших потомков великого Ворона, древнего и могучего бога. И именно поэтому девочка должна выжить, и найти подобных им, чтобы их род не прервался окончательно.       С наступлением ночной темноты Микко улетал с чердака, и хотя он всегда велел Белоснежке спать в это время, у неё редко получалось. Потому что ей было до ужаса страшно одной. Она укутывалась во все имеющиеся тряпки, тряслась, даже если за оконцем стояло жаркое лето, и ждала, ждала, ждала… Девочка знала, что их чердак нельзя открыть снаружи без специальных инструментов, но изнутри это сможет сделать даже она, маленький ребёнок. Но внучка никогда не пыталась сделать этого, даже когда страх перед темнотой и одиночеством, казалось, был сильнее неё. Ведь ужас перед тем, что ждало снаружи, был ещё сильнее.       Возвращался дедушка почти всегда с подарком. Чаще всего это была еда, но иногда и интересные вещицы, будь то расчёска, красивая заколка для волос, маленькая игрушка или небольшая книга. В счастливые дни он улетал и прилетал с гостинцами по нескольку раз за ночь, но бывали и такие, когда не приносил совсем ничего.       Белоснежка была привычна и к голоду. Да, ей доводилось есть даже конфеты и фрукты, но никогда – наедаться досыта. Еды всегда было ровно столько, сколько может позволить себе принести в клюве ворон. А этого было немного для растущего человеческого ребёнка, даже если ворон умудрялся добыть что-то дважды и трижды за ночь. Дед нередко причитал, что внучка всё растёт, и наступит день, когда он уже едва ли сможет удовлетворять её хотя бы минимальные пищевые потребности. Быстрей бы уже на крыло встала… Быстрей бы… Нельзя ему к предкам, пока этого не произошло.       В человеческом облике Микко не ел при девочке почти никогда. Он утверждал, что ему хватает того, что он добывает снаружи при вылетах. Ворон и человек в нас – одно целое, говорил он. Чем прокормишь одного, тем и другой сыт будет. Белоснежке было сложно это понять, но она свято верила всему, что говорил ей старик.       С водой временами бывало сложнее, чем с едой. Для сбора дождевой и талой дедушка давно припас небольшое ведёрко. В дождливые дни и снежные зимы воды бывало достаточно не только для питья, но и для совершения минимальных гигиенических процедур. Белоснежка редко видела мыло, но она знала, для чего оно нужно. А вот в малоснежные зимы, и тем более, в засушливые лета, Микко приходилось буквально делать невозможное, чтобы добыть для внучки хоть немного влаги. Например, летать до реки, и смачивать в воде губку, чтобы потом та могла выжать из неё воду и попить.       Зимой в прибежище дедушки и внучки не было особо холодно, ведь прямо снизу, под ним, проходили трубы центрального отопления. Летом там даже с самые жаркие дни царила приятная прохлада. Но Белоснежка была крепким ребёнком, и её не могли сломить ни холод ни жара. Она болела лишь единожды в жизни, в шесть лет, заразой, которую, как был уверен Микко, принёс он, из мира внизу, и болела так тяжело, что дед начал с горечью говорить о том, что, наверное, она скоро встретится с отцом и матерью. Девочку даже радовала такая перспектива, ведь они, как и другие предки, живут где-то в прекрасном, полном зелени и цветов месте, где всегда синее небо, где вдоволь еды, где вода течёт по земле и льётся с гор, где поют птицы и бегают диковинные звери со страниц книг, вроде жирафов, слонов и тигров.       Но дедушка не дал внучке уйти туда. Способом, которого она так и не узнала, но, по его словам, чрезвычайно опасным, он сумел добыть лекарство в одной из городских больниц. Позже он обмолвился что в тот день рискнул всем, и, возможно, теперь кое-кто из врагов может узнать, где они скрываются. Это очень пугало Белоснежку. Неизвестные «враги» всегда пугали её сильнее любых чудовищ из книг и легенд. Даже Микко, большой и сильный, говорил о них шёпотом и с нескрываемым страхом. Она видела их во снах, и они были похожи на тварей, которые убили родителей, только размером с целую гору.       В день, который навсегда разделил жизнь Белоснежки на до и после, дедушка прилетел из города задолго до рассвета. Он не принёс ничего, и произнёс лишь одно слово «Ушёл». Девочка не понимала, что это значит, но боялась задать вопрос. Когда старик, с большим трудом, чем обычно, обернулся в человека, то сразу схватился за грудь, надрывно кашляя, как она при своей болезни почти год назад. Было видно, что ему очень плохо и больно.       А потом Микко тихо сказал внучке, что ему нужно немного отдохнуть, лёг, уснул, и больше не проснулся...       Маленькая Белоснежка была наслышана о смерти, но не знала её в лицо. Она не поняла того, что дедушка ушёл к предкам, и решила, что он просто заболел болезнью, о которой она не знает. Она продолжала греть его остывающее тело, лёжа рядом, пока оно не начало пахнуть совсем уж невыносимо, так, что пришлось открыть окошко, не смотря на начало весны. Она бережно убирала от него трупных червей и мух, когда они появились, пыталась лить дождевую воду в его приоткрытый рот…и ждала, когда же он проснётся.       Но дедушка не проснулся. Вместо этого спустя девять дней и восемь ночей, с грохотом и скрежетом в их прибежище ворвались чужаки…       Это были четверо людей. Трое из них были мужчинами, как дедушка, а одна – женщиной. Белоснежка никогда не видела женщин так близко, лишь на картинках из книг, и вперила в неё завороженный взгляд голодных, запавших глаз, когда шокированные увиденным люди вошли в их с дедушкой жилище.       Люди кашляли, закрывая носы платками от запаха, громко переговаривались, спорили. Белоснежка боялась людей, хотя много раз видела их сверху, из маленького окошечка своего чердака. Дедушка говорил, что они тоже могут быть опасны, пусть и не так, как «враги». Но девочка умирала от голода и жажды, и искренне надеялась, что они вылечат дедушку, как он, в своё время, вылечил её. А потому готова была довериться им. Они помогут, а потом она попросит их уйти, и никому не рассказывать.       Она кричала, чтобы дедушке дали лекарство, но женщина, не говоря ни слова, просто взяла её на руки, и вынесла прочь с чердака И вот тогда у Белоснежки началась паника…       Если она когда-то и бывала за пределами чердака, то это было так давно, что она не помнила этого. Мир снаружи опасен, туда нельзя, пока не встанешь на крыло. Там ВРАГИ! Враги, которые могут слышать её голос, даже когда она не открывает рта, и которых она узнает, когда сможет услышать их мысленный голос в ответ.       Девочка кричала, вырывалась и плакала, до тех пор, пока не приехали люди в белых халатах, на большой белой машине, и не сделали ей укол. Как Ай-Болит зайчику на картинке из книги. И тогда она уснула…       А проснулась Белоснежка уже в больнице, как она узнала от женщины, которую увидела, едва открыв глаза. Дедушка говорил ей, что это такие дома, где лечат больных людей, и по началу она не сильно испугалась. Только в палате было бело всё вокруг, и у девочки, привыкшей к полумраку чердака, болели глаза.       Зато она лежала на кровати, как Спящая Красавица из сказки, и та была очень-очень мягкой! Под головой у неё была подушка, а сверху одеяло, и от них было просто невероятно тепло и уютно.       Вокруг суетилось много людей, мужчин и женщин в белых халатах, но никто не отвечал на вопрос девочки о том, здесь ли её дедушка, и лечат ли его тоже. Вместо этого её отвели в место, которое называлось ванной, и в огромном, белом, вытянутом ведре, полном воды, долго-долго мыли, намыливая мылом и поливая странной штуковиной, из которой шёл сильный дождь. Малышка не привыкла к прикосновениям чужих людей, и боялась их, отчего беспрестанно плакала и сжималась в комок. Но тогда одна из женщин, с чёрными волосами и добрыми коричневыми глазами, дала ей удивительно красивую игрушку – резиновую рыбку, красную с синими полосками, и она, завороженная ею, успокоилась.       Позже Белоснежка впервые познакомилась и с унитазом, и он поразил её больше многих вещей, о которых она узнала из прочитанных дедом сказок. А потом впервые надела на себя такие предметы одежды, как трусики, штаны, футболка и тапочки. И, наконец, впервые вживую соприкоснулась с тарелкой, стаканом, вилкой и ложкой, а так же узнала, что еда и питьё бывают тёплыми, и что, оказывается, можно наесться так, что станет больно в животике. – Где мой дедушка? Отведите меня к нему. – снова потребовала Белоснежка у доброй женщины - врача с добрыми коричневыми глазами, как только покончила с едой. – Маленькая моя. – та ласково погладила её по головке, от чего Белоснежка, не привыкшая к чужим прикосновениям, отдёрнулась в сторону. – А где твои папа и мама? – Ушли к предкам. – ответила девочка спокойно, так как знала, что в мире предков всегда тепло, сыто и прекрасно. Лицо врача сделалось растерянным, а потом очень-очень грустным. – Милая. Вот и твой дедушка теперь с ними. – произнесла она, наконец, снова поглаживая её, в этот раз по спине.       Теперь Белоснежка не отшатнулась. Она смотрела на свои колени, долго молчала, и даже не могла заплакать. Она была рада за дедушку, ведь ему теперь хорошо, но ей самой было так страшно и больно оттого, что он не сдержал слова, и ушёл, не дождавшись, когда она встанет на крыло.       А потом девочке сделали ещё один укол, от которого она лишь слегка вздрогнула, и оставили одну в её карантинной (что бы ни значило это страшное слово!) палате.       И вот тогда только она заплакала. Заплакала от осознания того, что никто не скажет ей, когда ей придёт пора встать на крыло, и никто не научит, как делать это. Ведь люди, они не такие, как она и дедушка, они об этом не знают! Плакала потому, что никто теперь не покажет ей путь в прекрасную Карелию, где она сможет быть в безопасности, и даже в Норвегию или Финляндию. Плакала, что не услышит больше любимых сказок и легенд о Великом Вороне. И слёзы эти горькие лились и лились, пока не сгустилась ночная тьма, впервые за долгое время приветливо распахнувшая перед ней объятия, и пригласившая окунуться в глубокий и спокойный, пусть и лишь от действия лекарств, сон.       Следующее утро пришло удивительно быстро. Белоснежка открыла глаза, и далеко не сразу поняла, где находится. То ли всё ещё во сне, то ли наяву. И, хотя ей было на редкость тепло и уютно, вспомнив всё, она заплакала снова… А потом скрипнула дверь палаты, и к ней вошли.       Девочка была уверена, что это была добрая женщина – врач с коричневыми глазами, или круглая невысокая бабушка - медсестра, делавшая ей укол, но это оказались не они. Сев, Белоснежка увидела перед собой такого же ребёнка, как и она сама. Только, судя по всему, мальчика. Это сначала даже обрадовало её, ведь она никогда не видела других детей.       Мальчик удивительно напоминал Дядю Фёдора с картинок из книжки про Простоквашино. Такие же ярко-оранжевые волосы, голубые глаза, невысокий рост и россыпь веснушек на лице. Одна его рука была прижата к груди, и, зачем-то привязана к плечу, а в другой он сжимал нечто очень красивое, с картинкой, на которой была изображена весёлая белочка. - «Привет! Я Сёрёжа». – произнёс он. И всё бы хорошо, но… Он говорил, не открывая рта! И когда Белоснежка осознала это, она закричала…