аллюр

Просить помощи — не значит быть слабым. Это шаг, который способен сделать лишь сильный.

Тэхёну кажется, что у него двоится в глазах из-за очередного недосыпа, и он так перетрудился прошлым днём, что организм даёт сбой, потому что на земле вместо привычного одного он видит два ожидающих его ведра. — Чего ждёшь? — выбивает из ступора мужчина, занимающий своё вип-место на трибунах клуба, и замечает взгляд мальчишки, направленный на второе ведро. — Одно ты слишком быстро приносишь, — поясняет Чон, — я не успеваю насладиться утром. Теперь ты будешь приносить два. — Загнанных лошадей убивают, — Тэхён поднимает взгляд к владельцу клуба, — это и есть ваш план? Иногда из-за чрезмерно быстрой скачки у лошади в лёгкие может попасть кровь, в результате чего её ждёт долгая и мучительная смерть, отчего единственной помощью служит убийство. И Ким называет себя этой самой загнанной лошадью, потому что в последние дни нагрузка тренировок значительно увеличилась. — Каждый думает в меру своей загнанности, — пожимает плечами Чонгук, — а теперь вёдра в зубы и пошёл. С момента вступления в клуб прошла всего неделя, срок, за который мальчишка должен был сам уйти, сломаться и сдаться, а он здесь, без минуты опоздания стоит и смотрит своими большими глазами на очередное издевательство. Не просит дать ему отдохнуть или не нагружать его так сильно, не отказывается от работы, будто нарочно своим упрямством хочет вывести владельца клуба из себя. Пока что получается только раздражать жокеев, которые также ждут ухода беспородного, и Такано, под чьими ногами ему приходится вертеться. У жокеев сейчас усиленные тренировки перед следующим забегом, Ким от них отставать не должен, поэтому последние пару дней привычные для него задания усложнились в два раза, а к обычным нагрузкам прибавился бег. В первый день мальчишка не осилил и круга, во второй с замедлениями пробежал почти три, обещая выкашлять свои лёгкие на замечание, что он неправильно дышит. Если силовые тренировки заметно показывают результат в виде повышения выносливости, которая у Кима вообще отсутствовала, то с его характером прогресс движется не быстрее улитки на ипподроме. После выяснения времени, когда Тэхён сможет уйти из клуба без потерь, он выбрал себе союзников, и господин Чон в их число не входит. — Хочешь позавтракать в ресторане? — интересуется Чонгук, выбирая момент, когда Ким пробегает мимо, заканчивая первый круг без остановки. — Репетируете на мне приглашение на свидание? — Тэхён вновь пронзает своим строптивым взглядом, не поддаваясь на попытку накормить его больше, чем он ест. — Хотите отрепетировать отказ? На лице мужчины улыбка, он оставляет почти оскорбительные слова без последствий, кажется, просто привыкнув к этой выстроенной мальчишкой защите. Задеть Чона он всё равно не сможет. Второй сеанс у психолога продлился дольше первого, так быстро каких-то достижений Чонгук не ждал, но мальчишка заметно пошёл на контакт. Он не давал зацепиться за свою проблему, всё ещё скрывал её, но открыто рассказал о своей жизни в приюте и планах на будущее, а это тоже положительный результат. А за время простого наблюдения Чон заметил закономерность в выборе питания, которую начал активно использовать, из-за чего голодные обмороки стали исключены из списка опасений. — Давай ещё круг, я не допил кофе, — Чонгук показательно делает маленький глоток, заставляя мальчишку подобными отговорками каждый раз превышать прошлый результат. У Тэхёна дыхание уже сбито, он бежит намного медленнее того, как начал, на щеках выступил румянец, но он лишь закатывает глаза на известную ему отговорку и уходит на последний круг. Он не имеет права сдаваться – Альтаир уже делает неуверенные шаги, она прикладывает усилия ради них, и Ким обязан не подвести её. Он должен быть готов к тому моменту, когда тренировки будут затрагивать непосредственно их двоих как пару. — Господин Чон, — менеджер Хо близится к мужчине, вновь замечая этот взгляд, которым одаривает владелец клуба сироту. — Сегодня необходимо выбрать фаворита, чтобы Такано начал прорабатывать с жокеями стратегию. Чонгук отчего-то улыбается, смотря, как мальчишка сходит на шаг, не выдержав последнего круга, но не останавливается. Даже если его ноги не смогут оставаться стойкими, он будет ползти до финишной черты. Чон уже выбрал фаворита. Джин-Хо последние дни начал замечать, что неопытность мальчишки восстановила недостающий баланс владельцу клуба, который давно отошёл от тренерства и погрузился в бизнес и цифры. Чонгук в конном спорте со старшей школы, скачки всегда были его стихией, и чувство скорости, силы, свободы не заменит никакое Порше – это лишь обман, чтобы хоть как-то компенсировать недостающий адреналин. Встречи с такими же бизнесменами, влиятельными спонсорами и родителями капризных детишек слишком приелись, мужчине недоставало искры, бунтарства строптивых молодых жеребцов, кого-то необъезженного. И тут он находит на своей территории настоящий самородок – двух беспородных. — Кому может уступить английская? — Чонгук возвращает внимание вопросу, говорит о наезднике, кому Ли Сухёк, фаворит предыдущих заездов, может уступить первое место в следующем забеге. Владелец клуба не использует имена жокеев, он их и не запоминает вовсе, обозначая участников исключительно по лошадям и редко по кличкам. — Арабская, жокей Ким Сугём, — сверив данные поясняет менеджер Хо, — они часто тренируются вдвоём, думаю, они более других заинтересованы в лидерстве. К тому же его мы выбрали в прошлый раз. — Это он метит на Дерби в Кентукки? — Да, его родители готовы оказать весомую поддержку ради выхода в международные соревнования. Ким Сугём намерен участвовать в трёх престижных скачках, начало которых берёт с Кентукки Дерби, после Прикнесс Стэйкс и Белмонт Стэйкс. Желает стать фаворитом Тройной короны. Чон задумчиво проводит пальцем под нижней губой, когда Тэхён всё же достигает черты, подходит к Джин-Хо, забирая из его руки принесённую бутылку воды, и опустошает большими глотками. Сирота тоже грезит о серьёзном спорте, терпит любой приказ, даже если это не относится к тренировкам или не понимает значения, не сдаётся. Просто оправдывает данный ему и его кобыле шанс. У него нет родителей, чтобы предложить владельцу клуба свою финансовую поддержку, никто не оставит на столе скромный конверт с нулями, если он провалится на забеге, ради второго шанса. Сирота и сын депутата хотят выйти на один ипподром. Если Чон допустит это, скандала будет не избежать. — Эй, Бэмби, — мужчина снова так обращается к Киму, называя его глупым оленёнком с тощими ножками, которые сломать – только коснись. — Как думаешь, кто из четверых станет лидером в следующих скачках? Тэхён это обращение к себе терпеть не может, господин Чон случайно увидел изображение оленёнка в рекламе, пока листал новости, а после демонстративно поднял планшет и сравнил его с ним. Маленький, беспомощный, без родителей. Должно быть, владелец клуба даже не знает сюжета мультфильма, но Ким знает прекрасно. Его никогда не задевал свой статус сироты, но в тот раз это впервые оказалось больно, унизительно и жалко. — У меня всё ещё есть дерьмовое имя, — напоминает Тэхён, — но можете тоже называть меня по моей лошади. — В Англии оленью кожу называли буланой, улавливаешь связь? — мужчина его по кобыле и называет, которая не имеет породы, но имеет масть. — Так что давай, детка, я всё ещё жду твоего мнения. — Ваш английский отвратителен. Порой Тэхён слышит вовсе не Бэмби, а бейби, наверное, из-за ужасного произношения господина Чона, хотя и не исключает, что это может быть специально. Ким понимает, его всё ещё провоцируют, нарочно злят, но не видит для чего – ему необходимо научиться не поддаваться на намеренный вывод эмоций. Подобная проблема у Сугёма, он импульсивен и сразу срывается, тогда как в Тэхёне вначале скапливается ком из смеси обиды и ярости. Пока всё это выпадает осадком – Чон не слышал о драках между жокеями, но уверен, его оленёнок однажды сорвётся, и это может обернуться недопуском к скачкам. Поэтому Чонгук молча опускает ладонь в карман брюк и достаёт леденец, протягивая его мальчишке – учит понимать, когда стоит закрыть рот. Тэхён почти срывается, хочет спросить, что не так в сказанной им правде, но опускает взгляд на конфету и выхватывает её из рук мужчины, иначе штрафной круг он не переживёт. Вначале этот способ с чупа-чупсом показался очередной издёвкой, только после штрафов за невзятие Ким понял, что это – приказ остановиться и замолчать. Парень не чувствует статуса владельца клуба, а ему судьбой положено научиться делать это. Другие так просто могут не спустить мальчишке его дерзость. — Арабская значит, — соглашается Чон, поднимаясь и оставляя дальнейший контроль запланированных тренировок для сироты на помощника. — Надо его постепенно выводить в обсуждения, раз он метит в международные. Тэхён отворачивается после этих слов, забирает снятую толстовку и закидывает её на плечо, собираясь пойти в душ. Ему такие слова не светят, господин Чон ни разу не говорил о чём-то большем, чем участие Альтаир в его скачках. Кажется, этот клуб и правда всего лишь переменная, где они должны лишь показать себя, а после бесконфликтно уйти. Киму повезло попасть под покровительство Чона, его участие в забеге принесёт выгоду всем, а после с него нечего будет брать. И всё же какая-то личная заинтересованность есть у Джин-Хо, составляющего компанию Тэхёну на время приёма пищи, хотя самому Киму кажется, что за ним просто следят. Господин Чон заметил особенность, при которой мальчишка никогда не берёт больше одной тарелки, и дело вовсе не в избирательности в еде, а потому для него теперь оставляют контейнер, в котором перемешивают основное блюдо с закусками. Выглядит это, конечно, совсем не аппетитно, но Тэхён не отказывается, восполняя хоть какое-то необходимое количество пищи. — Смотри, — Джин-Хо разворачивает планшет и кладёт его на стол перед Кимом, — это запись забега Сугёма в одно кольцо вне соревнований, заметь, как он стартует. Взгляд парня падает на самостоятельную тренировку его соперника, Тэхён отвлекается, всматриваясь в почти настоящее участие в скачках – из всех жокеев Сугём оказывается самым сильным. Джин-Хо располагает информацией, а потому предоставить записи скачек или тренировок – только попроси, ведь Ким выбрал его, менеджера владельца клуба, своим союзником. Тэхёну нужны сведения о жокеях, те, которые он не мог наблюдать издалека, чтобы знать, на что ему делать упор с Альтаир. — Их старт кажется слабым местом, — указывает Джин-Хо, — но Сугём намеренно тормозит, это его стратегия для распределения силы по всей протяжённости забега, понимаешь? Идёт на разгон. — Такого хода придерживается большинство, — не понимает Ким, поднимая взгляд к менеджеру. — Разве это считается для него ошибкой? — Это твоё преимущество. Если вначале ты обойдёшь его на полкруга, есть небольшая вероятность, что он не сможет тебя догнать на разгоне. Джин-Хо передаёт слова господина Чона, наблюдающего за своими жокеями с лучшего места на трибунах и пересматривающего их забеги после. Любая тактика, выбранная жокеями, имеет превосходство, но оно же может оказаться слабым местом. Преимущество Тэхёна – его упорство и вера в лошадь. Преимущество жокеев – право на ошибку. И пока Ким не вышел на ипподром, у него остаётся козырь в виде незнания других стратегий, как движется Альтаир. И он обязан им воспользоваться. — Но ты должен не загнать лошадь в самом начале, — дополняет Джин-Хо, указывая на последние секунды записанного видео. — Необходимо сохранить запал на финишный спурт. — Почему об этом мне говоришь ты, а не «мой тренер»? — Тэхён откидывается на спинку стула, возвращаясь к своему завтраку. — Мне казалось, ему нужна моя победа. — Господин Чон заставит учить все существующие варианты стратегий и стратегии всех твоих соперников, поэтому я просто забегаю вперёд. Вполне вероятно, владелец клуба не намерен заниматься с сиротой полноценными тренировками, его не для международных готовят, как Ким Сугёма, а всего лишь для участия на его собственном ипподроме. Поэтому в приоритете сохранение лошади, чтобы неопытность и пылкость жокея не свела её на первом же забеге, а потом… если Тэхён сможет показать, насколько способна Альтаир, захочет ли господин Чон продолжать работать с ними? Если не он, представится ли сироте возможность быть под покровительством у кого-то другого? Ким думает об этом, когда сидит вечерами с кобылой, не хочет верить, что их возможности заканчиваются всего лишь на короткой дистанции ипподрома господина Чона. Мир, на самом деле, чертовски огромный, и Тэхён не верит, что там нет для них места.        С тренировками жокеев начинается выгул Альтаир, которую наконец можно вывести на недолгую спокойную прогулку. Даже небольшая трещина в кости может легко превратиться в полный перелом, поэтому Тэхёна сопровождают ещё двое из персонала, включая ветеринара, который обрисовывает парню состояние кобылы, прогнозируя своевременное восстановление без каких-либо осложнений. Значит остаётся лишь продолжать ровно так же: засунуть свой характер поглубже, пожертвовав гордостью, и не задаваться лишними вопросами. Ипподром – его площадка. Только Ким не может избегать случайных фраз, на которые сложно не обращать внимание. — Сухёк, мать твою! — снова рычит тренер Но. — Разучился управлять лошадью?! Вдолби в свою голову, что ты теперь второе место! Тэхён проводит ладонью по гриве Альтаир, неосознанно защищая её от слов Такано, который пихает Сухёка в плечо, заставляя его еле удерживать равновесие от толчков и принять второе место после нескольких побед с Регулом. Для чего? Если тренировки господина Чона зачастую логичны, то метод унижения, внушения места ниже, чем того заслуживает фаворит, остаётся для Кима совершенно непонятным. Чон спросил у Тэхёна, кто станет следующим фаворитом, и, очевидно, это не английская скаковая – Регула будто намерено теснят на второе место. Арабская, чей наездник Ким Сугём? Господин Чон сказал, его надо начинать выводить на обсуждение, но неужели ради этого надо так задвигать других? Хосок сказал, спорт – грязное поле боя, но Тэхён посчитал, что сказанное относится сугубо к людям, к их целям и возможностям, что сироте надо выбирать правильных союзников, чтобы пробиться выше, но никак не к самому конному спорту. Они не могут вмешиваться в соревнования, нет. Такое просто недопустимо. — Заняться нечем, сопляк? — кричит Такано, заметив направленный к ним взгляд Кима. Тэхён вытягивает руку в привычном жесте с намерением послать этих возомнивших о себе слишком много людях, но резко понимает, что ему этот средний палец сломают, а потому поднимает руку выше и заводит за затылок, отворачиваясь. Такано всё понял, но прикоснуться к сироте всё равно не сможет. — Выглядишь полным сил, — голос господина Чона заставляет Кима обернуться, заметив, что его жест не остался без внимания того, кто имеет полное право бить его по-своему. — Давай-ка три круга за три минуты, как на скачках. — Но я не делал… — Четыре круга. — Я что, должен вечно молчать?! — Пять кругов, — Чонгук останавливается напротив мальчишки, наклоняясь и хватая того за челюсть, — ты всё ещё не чувствуешь, когда надо остановиться и закрыть рот, — отталкивает в сторону прогулочной дороги, где вместо лошадей он гоняет мальчишку. — Знай своё место. Беспородный. К нему никогда не будут относиться на равных, никогда не поставят на один уровень с собой, ему его гордость, чрезмерное чувство справедливости и какой-то морали не позволят пробиться выше. Тэхён оборачивается, вбирая полной грудью, взвеси становится слишком много, она уже разрывает изнутри, но, вопреки ожиданиям, стискивает зубы сильнее, выдыхает раскалённый воздух, с трудом делает шаг, оборачивается и уходит. Да пошло оно всё. Пусть тешат себя мнимым превосходством, всё равно пыль глотать будут от тех же беспородных. — И да, — останавливает Чон, — чистка конюшни сегодня на тебе, Бэмби! Тэхён лишь усмехается, вполне ожидая нечто похожее, потому что всё дерьмо теперь законно скидывают на него. Как бы они не надорвали свои чистокровные задницы от насмешек над ним. Чонгук не слышит ответа, когда мальчишка уходит на первый круг, складывает руки и поворачивается к кобыле, а та, в свою очередь, тут же отворачивает голову от мужчины, заставляя улыбнуться. Как же они похожи. Кажется, разлучить их будет самой большой ошибкой. — Проследите, чтобы он не покидал конюшню до самого заката, — отдаёт приказ мужчина стоящим рядом работникам в сопровождении кобылы и уходит, зная, что мальчишка не рискнёт ослушаться. Сегодня господин Чон хромает сильнее обычного, но Тэхён упрямо заставляет себя не уделять этому внимание, пытаясь сосредоточиться на тактике выживания здесь, чтобы не откинуться раньше первого забега. У него есть как минимум три месяца до совершеннолетия, служащие ему некой защитой, за это время он должен подготовиться к дебюту и выйти на первые скачки, а после исходить из результата. Ким уверен, что перед ними откроется больше возможностей. Нужно просто терпеть, выполнять поручения и молчать. Собрав тактику в три пункта, Тэхёну кажется, что она выглядит просто, но на деле Юн Чанён толкает в плечо и шипит «с дороги, беспородный», Ким Сугём пинает железное ведро в ноги с приказным «поторопись, поилка моей лошади пустая», а Хёнук хлопает по плечу и предупреждающе шепчет «поилку вначале вымыть надо, иначе тебе влетит». Лишь Сухёк, которого тренер Но не оставлял сегодня в покое, напоминая о его месте, молча заводит английскую скаковую и так же уходит, не обращая на Кима внимания. Эти четверо влезают в его ипподром препятствиями, превращая желаемые гладкие скачки в стипль-чез. Тэхён всё это пропускает мимо, вытаскивая, как оказывается, тяжёлую поилку и выставляя её ближе к шлангу, чтобы помыть, и задумывается, что вся его жизнь – сплошной стипль-чез. И здесь он не выглядит настолько страшным. Просто этот клуб – незнакомая ему трасса, которую занимают другие жокеи, и Киму необходимо приноровиться к здешним правилам, прощупать покрытие, пройти несколько кругов, чтобы научиться правильно падать и обязательно подниматься. Преодолеет этот этап – перейдёт к следующему, как делал это раньше. Обедать Ким отказывается, возможно, назло владельцу клуба, который точно постарался, чтобы парня загрузили по полной за выходку с тренером, поэтому садится рядом с кобылой и разделяет с ней кусочки яблок. В расслабленных ногах чувствуется особенная тяжесть, штрафные пять кругов явно не входили в план тренировок, поэтому заметно чувствуется напряжённость мышц. Тэхён подозревает, что собственные физические нагрузки необходимы для работы с лошадьми в первую очередь, господин Чон придерживается мнения, что жокей не может быть слабее своей лошади, поэтому усиленно гоняет мальчишку. Если со спортом всё понятно, то правило приносить каждое утро теперь уже по два ведра воды остаётся для Тэхёна всего лишь капризом мужчины, потому что смысла от речной воды никакого. После изнуряющего кормления всех лошадей, для каждой из которых определён свой рацион, вплоть до взвешивания необходимого количества корма, Ким начинает думать, что он таким образом отрабатывает собственное место в клубе, поэтому ни разу не перечит заданиям и сразу уходит их выполнять. Тэхён умеет быть благодарным, и если всё это и правда взаимовыгода с владельцем клуба, то он готов на него работать таким образом. Это лучше, чем при первой встрече он предложил себя в качестве любовника. Проходя мимо арабской кобылы, Ким останавливается, заметив, что после тренировки во второй половине дня лошадь подозрительно переминается на месте, снимает рабочие перчатки и подходит ближе. Тэхён касается ладонью шеи, проверяя доверие животного, ведёт к плечу, чтобы обозначить своё присутствие, и аккуратно заставляет подогнуть ногу, чтобы проверить копыто. Внешне никакой проблемы не видно, но подозрительность заставляет принять решение, что стоит обратить на это внимание персонала. — Что ты делаешь? — звучит вопрос одного из жокеев, заставляя парня поднять взгляд и увидеть Юн Чанёна. — Глухой? Я спросил, что ты делаешь с лошадью Сугёма? — Проблемы с памятью? — Ким отпускает ногу арабского и распрямляется. — Я на побегушках, что я ещё могу делать, если не работать? Или вы, чистокровки, понятия не имеете, что такое «работать»? Чанён решил, будто сирота нарочно что-то делает с копытом животного, пытается сместить жокея несчастным случаем, подвергнув опасности его скакуна. Лошади – это последнее, чего можно коснуться в грязном спорте. Тэхён не сопротивляется, когда парень толкает его к стене, заставляя кобылу занервничать, не пугает её ещё больше, развязывая бессмысленные разборки, лишь смотрит в глаза напротив, раздражая соперника своим спокойствием. — Тебе внимание господина Чона голову вскружило? — усмехается Чанён, кажется, серьёзно придерживаясь своей ставки насчёт особого отношения к сироте. — Решил, будто перед тобой открыты все двери в серьёзный спорт? Тебя сразу разочаровать или подождёшь до вечеринки вечером? — Не понимаю, что вас так задевает моё присутствие здесь, если вы уверены, будто я вылечу после первого забега. Что это? Неуверенность в собственном превосходстве перед беспородной кобылой? Стратегия «терпеть, выполнять поручения и молчать» явно имеет ряд недостатков, первый из которых – гордость. Тэхён согласен терпеть господина Чона, как своего покровителя, действительно давшего ему шанс за просто так, но не избалованных детишек, которым он ничего не должен. Продолжить им не дают работники, Юн пихает парня от себя и уходит – у него тоже есть дела в приготовлении предстоящей вечеринки. Вряд ли его собираются снова бросать в реку, пройденный материал повторяют только на ипподроме, в жизни же урок даётся лишь раз. Тэхён пытается об этом не думать, привлекает внимание к подозрительной начинающейся хромоте лошади и уходит, потому что на этом его работа закончена. Если бы он действительно хотел подставить Сугёма, выведя из строя его скакуна, Ким не стал бы обращать на проблему внимание. Может, господин Чон поступает так же, не обращая внимание на то, что происходит между жокеями? Это не усыновление, а значит всё, что не относится к делам клуба, владельца не касается. Пора бы было это уже запомнить. После душа и попытки смыть с волос въевшийся запах конюшни, Тэхён запоздало посещает буфет, зал которого уже опустел к этому времени, но приготовленный для него контейнер всё ещё ждёт его на своём месте. Женщина, работающая на кухне, сегодня выложила из закусок что-то отдалённо похожее на лошадь, Ким долго смотрит на старательную попытку приободрить его, но это бесполезно, когда испытываешь ненависть к еде. Наверное, стоит попробовать какой-нибудь новый способ преодоления травмы, открыться психологу, уже начать жить, а не выживать. Вечерние сумерки Тэхёну всегда нравились больше любого промежутка времени суток, потому как, возвращаясь с Альтаир после посещения этого клуба, Ким мечтал с ней о настоящих скачках. Его предложения кобыла поддерживала с охотой, вскидывала головой, сходя на тихое ржание, стучала копытом, заверяя, что она готова идти до конца. Их мечта – это риск, и они поклялись, что если один из них будет вынужден уйти с ипподрома, то уйдёт и второй. Огибая здание в намерении зайти перед сном к кобыле, Тэхёну приходится остановиться, когда впереди он замечает господина Чона, идущего из главного комплекса в сопровождении Сугёма. Жокей, кажется, только нагнал мужчину, равняется под его темп походки и спрашивает: — Можно личный вопрос? — Ответы на них всегда разочаровывают, — бесстрастно отвечает Чон, направляясь в сторону выхода с территории, и снова не даёт конкретного разрешения или запрета. — Почему вы взяли Кима с его беспородной кобылой? Прозвучавший вопрос заставляет Тэхёна прислушаться, хотя он не планировал подслушивать чужой разговор, тем более носящий личный характер, но застывает в тени угла и поднимает взгляд к говорящим. Господин Чон останавливается, поворачиваясь к жокею, долго смотрит ему в глаза, молчит, будто подбирает что-то похожее на правдивый ответ. — Хочешь занять его место? — внезапная откровенность Чона сбивает с толку, потому что он буквально признаёт, что сирота занимает особое место на его счету. — Уверен, что сможешь предложить мне то же, что и он? Мужчина сильнее опирается рукой о трость, наклоняясь к Сугёму, который чуть прогибается назад, почти делая спасительный шаг, но, добившись не той реакции, владелец тут же отступает и продолжает своё первоначальное направление, кидая неоднозначное заверение: — Возможно, у него есть то, что не можете дать мне вы. Господин Чон что, намеренно натравливает жокеев на него? Тэхён ясно видит, как Сугём от этого сравнения с сиротой и от названного превосходства над ними усмехается, громко втягивая воздух, сжимает кулаки от ярости и разворачивается. А что Тэхён предложил владельцу? Победа его не интересует, с него выгоды никакой, даже в любовники не годится. Что есть у сироты, но нет у богатеньких детишек? Что же на самом деле привлекло мужчину и стало решающим в принятии решения взять под свою ответственность беспородных? В контракте явно что-то не прописано, и Ким должен уйти из клуба прежде, чем его поставят в безвыходное положение. — Вот ты где, беспородный, — доносится со спины предвкушающий голос Чанёна перед тем, как ощущается крепкая хватка и резкий толчок назад. Вечеринка начинается. Оказывается, на территории клуба есть места, где Ким ещё не бывал, потому что его тащат куда-то за комплексы и конюшню, в этот раз не мелочась на приглашение, потому что условие идти тихо или у Альтаир случится настоящий перелом слишком весомое, чтобы сопротивляться. Они это могут, всё могут, потому что их родители обязательно избавятся от последствий, а сирота ничего не сможет доказать. Чанён толкает парня к горящему огню, разожжённому в железной старой бочке, пока с другой стороны подходит Сугём, бросая на землю сумку, с которой Тэхён приехал в клуб – там скомканы все его вещи, собранные наспех не владельцем. — Чего такой напряжённый? — спрашивает Сугём, голос которого выдаёт неконтролируемую дрожь от бешенства после разговора с владельцем. — Есть чего бояться? Твоей выходки в деннике моей кобылы, например? — Ты всегда можешь запросить диагностику и удостовериться, что с проблемой копыта уже разобрались. — Проблема в тебе, беспородный, — Сугём толкает пальцем в плечо, — в твоём появлении здесь, в твоём существовании. Тэхён отводит взгляд за парня перед собой, наблюдая, как Чанён вытряхает его сумку над огнём, сжигая все вещи и избавляясь от запаха жалости и сиротской вони. До чего же смешно наблюдать за их попытками напугать его этим. Или это очередная ставка на то, как отреагирует господин Чон, когда мальчишка придёт к нему и попросит купить целый гардероб. — Но знаешь, — Сугём, будто успокаиваясь, делает между ними шаг и расслабляется, — мы пришли к выводу, что ты нам ещё пригодишься. Поэтому надо обозначить, что ты – наш. Ты ведь знаешь, как обозначают принадлежность пойманных лошадей? Чанён что-то поднимает из бочки, предварительно надев на руку перчатку, и достаёт раскалённое железное тавро, в темноте опускающейся ночи искрящееся жаром. Осознание намерения приходит вместе с резким захватом позади недостающего Хёнука, который не позволяет Киму сдвинуться с места, а после ему помогает Сугём, сбивая парня на землю. Сил сопротивляться двоим не хватает, Тэхён ничего не может сделать, когда оба придавливают его сверху, один выставляет его руку вперёд, подошвой наступая на ладонь, а другой просовывает в рот ткань, крепко завязывая узел в спутанных волосах. Сугём оттягивает рукав толстовки Кима, открывая голый участок кожи, кажется, разделяя данное владельцем клуба прозвище – руки сироты по-девичьи тонкие, жалко даже ломать. Чанён останавливается в шаге, опускает перед глазами Тэхёна раскалённое железо и заставляет того перестать ворочаться и задержать дыхание, явно получая кайф от ощущаемой власти в руках. — Беспородных лошадей клеймят, — выплёвывает Сугём и хватает парня за волосы, — смотри внимательно и запомни, что в следующий раз будет выжжено на твоей спине или груди, там уж насколько сильно взбесишь. Чанён закатывает глаза, демонстративно разочаровываясь, что они не могут сделать этого сейчас, и встаёт, возвращая железо обратно в огонь. Запахло дешёвыми сигаретами, Сухёка здесь нет, но дым опускается поблизости – закуривает Сугём, не спеша отпускать парня. Хёнук говорит что-то про наслаждение атмосферой и главное – дышать, когда с резкой болью приходит понимание, что без клейма Кима не отпустят – Сугём тушит сигарету о предплечье сироты. Сдавленный крик заставляет жокея быстро прекратить, рассмотреть оставленный ожог и снова сделать затяжку. — Не слишком громко? — уточняет Хёнук, на что Чанён мотает головой – никто не услышит, в это время уже никого на улицах нет, а владелец покинул территорию. — Беспородные такие выносливые, с ума сойти! — Да нихера, — усмехается Сугём, нарочно медленно поднося сигарету к руке, — это даже не железо, а ты уже плачешь? Тэхён перебойно дышит, не веря, что жокеи думают, будто он может не чувствовать боли, сильнее сжимает зубами ткань и сгребает пальцами землю, когда ему оставляют второй ожог, прижигая дольше первого. Кожа будто горит, от повреждённого участка боль иглами по телу расходится, отдаёт в виски острыми ударами. Он прожигается, как бумага, Тэхён почти не дышит, вырезая уродливые кратеры на собственном теле. Чанён с долей наигранного сочувствия говорит, лучше бы сирота потерял сознание, потому что они собираются выжечь на руке целое слово, смеётся противно, когда у Тэхёна перед глазами огни расплываются. Соревнования никогда не были честными. Когда выводят первую букву, Ким понимает – жизнь тоже. И сдаться сейчас будет слишком роскошно для этих ублюдков. Тэхён пользуется моментом, когда Сугём упускает внимание с его руки под ботинком, вырывается и кидает в глаза зажатую в ладони землю. Замешательство одного позволяет сбросить другого, Киму удаётся подняться, отклониться в сторону от попытки Чанёна схватить его, отойти и пнуть бочку с огнём в их сторону. Опрокинутое на землю пожара не устроит – вокруг голая земля – но позволит создать препятствие другим, а Тэхёну сбежать. Лёгкое головокружение отражается оступающимися шагами, парень слышит за собой голоса и направляется к забору, перепрыгивая через него. Перед ним – темнота полей, позади – резвые голоса, выкрикивающие «не возвращайся, беспородный!». Смех вытесняет звон в ушах, ткань изо рта падает под ноги, цепляется за траву, остаётся где-то там. Тэхён ничего, кроме боли, не чувствует, уходит подальше от территории клуба, не вернётся. По щекам стекают неконтролируемые слёзы, глотки воздуха ртом становятся больше, когда Ким падает на маленький мостик у реки и начинает снимать толстовку. Ткань задевает ожоги, боль шипением вырывается из груди и сдавленными гортанными стонами, когда парень опускает руку в поток воды. Пальцы покрываются крупной дрожью, Тэхён упирается лбом в деревянные доски, часто дышит и падает, позволяя воде немного облегчить свою жизнь. Пульсация напоминает о сражении собственного тела, гудящий шум в ушах постепенно пропускает окружающие звуки, напоминая, что Ким тоже должен сражаться. Он не стал отвечать после того, как его сбросили в реку, но сейчас не заставит себя просто спустить это, промолчать и забыть, принять как должное. Сейчас необходимо лишь подняться, но Тэхён закрывает глаза, чуть поворачиваясь и ощущая в кармане штанов данный утром леденец. Не жаловаться и не плакать.

℧

— Плохо выглядишь. Тэхён наклоняется, чтобы поставить принесённые с опозданием два ведра, когда слышит замечание. Возможно, ответил бы тем же, потому как и господин Чон выглядит помятым этим утром, но случайно подтверждает наблюдения, когда из его рук выскальзывают вёдра. Вода вытекает на землю, единственные кроссовки намокают, менять их уже не на что, но мальчишку это не сильно волнует. То, что от него, возможно, пахнет дымом, тоже – на нём его единственная толстовка, в которой становится безумно жарко под палящим солнцем. — Иди к врачу, — мужчина забирает свою трость и поднимается, кажется, собираясь дать мальчишке выходной. — Со мной всё в порядке, — упрямо отвечает Тэхён, поднимая реально болезненный взгляд на Чона, — мышцы всегда болят после тренировок, это нормально… — Это был не совет, а приказ. Не забота, а проблема – сирота для владельца клуба сплошная головная боль. Если местный врач увидит его ожог, что бы Ким ни сказал, об этом всё равно доложат господину Чону, несущему за несовершеннолетнего ответственность. Идти туда, значит поднять ненужный клубу шум, а не прийти – нарваться на штраф. Рассказать о жокеях? Что этим детишкам можно сделать? Как минимум их, конечно, приструнят, на время сироту оставят в покое, но они не забудут о его стукачестве. Повторная вечеринка – дело времени и следующего срыва Сугёма. Тэхён уходит к врачу, виновато чешет затылок перед ним и признаётся, что ночью убежал из клуба и выпивал, поэтому у него похмелье и ему просто нужно отоспаться. Недоверчивый взгляд мужчины заставляет понять, что собственная отговорка не дотягивает, и ему всё же велят лечь и остаться на время здесь. Кушетка намного мягче досок и земли, Ким ложится на бок, укладывая повреждённую руку вперёд и оттягивая рукав, чтобы ткань не соприкасалась с повреждённой кожей – как только врач уйдёт, он поищет какую-нибудь мазь.        Пропустив завтрак, от мысли о котором начинает заметно тошнить, Тэхён уверяет, что чувствует себя намного лучше, уходит, одолжив на время тюбик мази, и не успевает пройти в жилой комплекс, как сталкивается на улице с Такано и жокеями. Тренер посылает мальчишку к работникам, которые занимаются мытьём лошадей, говорит поторопиться, пока четверо окидывают его взглядами – вернулся и молчит, раз владельца сегодня даже не видно. Рабочий персонал советует Киму снять толстовку, сегодня жарко, так и тепловой удар недолго получить, Тэхён это мимо пропускает и нерабочей рукой намыливает спину лошади. До самых локтей мыльная вода стекает, поэтому одна заметно находится внизу, рукав спущен в отличие от другой, и это не может остаться незаметным от наблюдающего в стороне Джин-Хо, которого господин Чон попросил присмотреть сегодня за мальчишкой. Владелец клуба на нервах, и это не из-за предстоящих скачек. У Чонгука закончились таблетки, боль обостряется, а лечащий врач, точно сговорившись с Хосоком, настаивает на операции. Иначе то, что пьёт мужчина, скоро даст побочный эффект. — Тебе не жарко? — интересуется Джин-Хо, останавливаясь в тени дерева, рядом с мальчишкой, смывающим с животного мыльную пену. — Не хочешь сходить переодеться? — Поможешь? — внезапно спрашивает Ким, останавливаясь и вытирая выступивший пот со лба. — Мне надо несколько вещей купить, — с отдышкой проговаривает парень, — что-нибудь простое и по паре. — А что с твоей одеждой? — Холодно вчера было, — пожимает плечами Тэхён, облокачиваясь рукой на лошадь, — я сжёг её, чтобы согреться. Он не сильно надеется, что выдуманная отговорка хоть на секунду покажется серьёзной, просто это всё, что в его силах. В его силах свести всё в шутку, выплеснуть ведро воды, пропуская бегущую рябь в глазах, и повести лошадь обратно. Пройти несколько шагов и остановиться, почувствовать себя особенно плохо, тоже в его силах, как и признать свою слабость, но Ким этого не сделал. Поэтому следующий шаг оказывается последним перед полной потерей сознания, заставивший лошадь испугаться и подняться на дыбы, привлекая слишком много внимания. Надо было отлежаться в свой первый выходной.        Удары трости заметно отяжелены и особенно звонки, когда господин Чон направляется в свой кабинет, у него там завал, а лишние проблемы – это единственное, что он ненавидит после своей травмы. Его не сопровождает помощник, на данное время Джин-Хо не понадобится, своё последнее поручение он выполнил – трое жокеев стоят в кабинете владельца на коленях перед его столом. Хлопок запертой двери заставляет одного из них вздрогнуть, шаги, обходящие их со стороны, не утихают, равняясь с ритмом сердца, мужчина подходит к распахнутому окну и закрывает его наглухо. В кабинете становится ещё тише, удушающая пустота нарушается неровным шагом, выдвинутым ящиком стола, скрежетом колёсика зажигалки. Запахло дорогим табаком. Чон не спешит, встаёт перед тремя и облокачивается бёдрами о стол, делая необходимые первые затяжки – это их не спасёт. Оправдания тоже не спасут, они это прекрасно уяснили прежде, раз стоят молча уже полчаса, пока мужчина разбирался в причине обморока сироты. Искали одну причину, а когда начали ставить капельницу, нашли другую. — Вы думаете, что ему жизнь усложняете? — звучит ровный вопрос, на который Чонгуку ответ не сдался, как и лепет оправданий. — Вы мне жизнь усложняете, это я за него немалую ответственность несу. Вам невообразимо повезло, что он засунул язык в задницу и не пожаловался на то, что происходит в моём клубе. Короткая затяжка, быстрый выдох – господин Чон на грани, и все трое не смеют даже делать попытки заверить, будто это были не они. Четвёртого жокея здесь нет, вчера вечером Чонгук лично за ним в реанимацию ездил, вместо его родителей забирал несовершеннолетнего с попыткой вскрытия вен. Ли Сухёк, в отличие от своих друзей, включил голову и ушёл с территории клуба, чтобы попытаться покончить с собой – не хотел подставлять господина Чона. Мужчине достаточно одного суицидного среди своих жокеев, так это разбалованное дерьмо в виде кучки возомнивших о себе отпрысков решили второго ему подарить. Тэхёна трудно сломать, но не невозможно. Чонгук его на подобные издевательства тренирует, учит держать собственный гнев под контролем, намеренно испытывает, но никогда бы не опустился до насилия. Хотя сейчас, смотря сверху вниз на опущенные головы, он ощущает, что находится в шаге от того, чтобы отправить всех троих с переломами от неудачных тренировок в больничные вип-палаты. — Это же должно было быть слово? — спрашивает очевидное Чонгук, прекрасно различив след от необработанного ожога в виде буквы. — Сирота или беспородный? Огонёк в сигаре заставляет жокеев нервничать, бросать взгляды – оставить им такие же ожоги не составит мужчине труда. Вполне вероятно, это не первая их выходка, раз всё дошло до дрянных ожогов, они знали, что сирота ничего не расскажет, но облажались. — Он пытался… Чанён не успевает договорить, лишь вовремя отклониться, когда господин Чон хватает свою трость и кидает в парней, промахиваясь и попадая в дверь позади них. Оглушающее столкновение и дребезжание на полу звучит громче дыханий – мужчина и звука от них слышать не желает. — Я знаю, что он пытался сделать! — повышает голос Чон, не позволяя сделать жалкую попытку оправданий. — И вы – последнее мразотное дерьмо, которое его заботит. А меня заботит каждый из вас, конченных выродков, и, если Ким Тэхён после этого заявит на вас, а придут разбираться ко мне, знаете, что я сделаю? Мужчина отталкивается от стола, чуть подтягивает брюки и присаживается перед жокеями, сходя на вкрадчивый шёпот. — Пойду на дно с вашими родителями, делающими ставки на заранее купленную победу. Я отберу у вас лошадей, ваши квартиры и дорогие бесполезные безделушки, заставлю работать двенадцатичасовые смены уборщиками и официантами, позабочусь, чтобы ни один клуб не дал вам и шанса вернуться в конный спорт. Я ваши жалкие жизни в качестве грёбанной компенсации за своё потраченное время вот на этот паршивый разговор заберу. Дым от сигары рассеивается перед жокеями, тление вспыхивает огоньком от затяжки, чёрные глаза по каждому проходятся, чтобы удостовериться, что информация до них ясно дошла. Чон легко похлопывает по щеке Чанёна, которого он напугал сильнее остальных, и поднимается, решая, какой им придётся заплатить штраф. Такано из них въевшееся дерьмо не выбьет, уже бесполезно воспитывать сформировавшихся ублюдков, работать они не умеют, лишить их возможности участвовать в скачках – слишком мало. А вот встретиться с их родителями, чтобы они сами отпрысками занялись, которые сильно подставляют их финансы своим риском, кажется пока лучшим вариантом. — Арабская, подай трость. Сугём поднимается с колен, ощущая, как сильно они натёрлись, поднимает брошенную вещь и подходит к мужчине, но вместо того, чтобы забрать трость, господин Чон опускает руку с сигарой на плечо, опаляя тлеющим жаром открытую шею. — Я искренне надеюсь, что мы поняли друг друга, — Чонгук пальцем ударяет по сигаре, стряхивая обжигающий пепел. — А теперь пошли все вон. Пары секунд хватает, чтобы в кабинете возникла абсолютная тишина, позволяющая мужчине в относительном спокойствии докурить сигару. Он знает, мальчишка не донесёт, потому что ему почти жизненно необходимо место в конном клубе, а потому продолжит терпеть и молчать. Только Чон этого не потерпит.        Первое, что чувствует Тэхён, возвращаясь в сознание, это удивительный контраст обманчивого ощущения, будто он выспался, и неприятную тяжесть во всём теле. В помещении горит искусственное освещение, на улице через окно виден закат – его выходной прошёл слишком быстро. Ким замечает рядом капельницу, раствор в которой почти закончился, взглядом ведёт по трубке и замечает, что она вставлена в его оголённую руку, где ожог уже правильно обработан медицинским специалистом. — Вот дерьмо… Если это видели, значит, уже доложили господину Чону. — Да, — соглашается владелец клуба, сидящий за рабочим столом врача неподалёку и самостоятельно вводящий себе в вену жидкость из шприца. — Это то ещё дерьмо. Его травмированная нога закинута на табурет, господин Чон тут давно и явно не для ожидания прихода в сознание мальчишки. Тэхён не может понять, как истолковали найденные ожоги, стоит ли продолжать придерживаться данного рассказа, что он выдал врачу о побеге ночью и в пылу пьяного угара самостоятельного нанесения увечий. Меньше всего хочется говорить правду, это слишком жалко даже хранить воспоминанием. — Это твоя вина, — внезапно говорит мужчина и поднимается, закончив собственные дела и убедившись, что сирота в более-менее нормальном состоянии. Ему всё известно. — Ты виноват в собственной слабости, — Чон не щадит и доли сочувствия не проявит, не заслуживает, раз оказался в таком состоянии. — В том, что позволил им сделать это, в том, что не отомстил сразу. Справедливость? Я никого из них не тронул – все продолжают жить так, будто ничего не произошло. Вот твой штраф, Тэхён. Бьёт по упрямству, самонадеянности, гордости. Виноват в том, что всё ещё не понял, что Чон ему не соперник. Пусть мальчишка поймёт, что подвергать себя опасности – это то, что не потерпит на своей территории владелец. Как бы жалко ни выглядела просьба о помощи, просить об этом у него никогда не должно быть стыдно. Тэхён на эти слова, обжигающие сильнее сигареты, ничего не отвечает, позволяет господину Чону уйти в тишине собственного неозвученного согласия – он по-прежнему слаб, позволил им сделать это с собой и не отомстил сразу. Ким смотрит на раствор в капельнице, закидывает свободную руку за голову и закрывает глаза, намереваясь дождаться, когда докапает до конца. Выходить за дверь всё равно не хочется, там, за стеной, всё тот же жестокий мир, в котором не существует справедливости. Но любое падение можно смягчить, если знать, как правильно падать. Или вовсе не упасть, а успеть принять помощь от своего союзника. — Отогрелся? — Джин-Хо оставляет принесённую чистую одежду на другом конце кушетки, осматривает мальчишку и не видит и доли сожаления за то, как напугал его обмороком. — Твоего размера нет, так что без жалоб. Надеюсь, это ты сжигать не станешь. — Ого, ты умеешь пользоваться сарказмом, — без удивления проговаривает Тэхён, не пытаясь даже открыть глаз. — Проживи семнадцать лет с господином Чоном и не такому научишься. — Сочувствую. Ким не лезет в личные жизни, но ради интереса спросил бы, кто и как долго смог быть рядом с господином Чоном. Хотя прямо перед ним пример дружбы со школы, возможно, в прошлом мужчина был более переносим, что и послужило хорошим фундаментом отношений. — Тебя переселяют в другую комнату вместе с Ли Сухёком, — предупреждает Джин-Хо, — но если и с ним есть проблемы, лучше сообщи об этом. Завтра никаких тренировок. Если будешь хорошо себя чувствовать, поедешь за вещами. И давай посерьёзнее – ты молчишь не там, где надо. — Тоже дашь мне сейчас леденец? Тэхён огрызается, не специально, но с раздражением – он не понимает, почему должен молчать, когда обязан защитить себя, и почему должен говорить, когда может разобраться со всем сам. — Отдыхай, — беззлобно советует Джин-Хо, вовсе не принимая брошенные слова на свой счёт. Мальчишке никто не сможет помочь, пока он не захочет сам принимать эту помощь. Просто к этому осознанию ему ещё предстоит прийти. А пока Тэхён возвращается в жилой комплекс и заходит в отдельную комнату, заметно меньше предыдущей, но так же без замка. У него в руках грязная одежда, которую он бросает на пол, на столе лежат его оставшиеся вещи – телефон, зарядка, папка с документами и ненайденная Сугёмом коробка с незначительными вещами. Услышав чужой приход, Ким оборачивается, сталкиваясь взглядом с Сухёком, который возвращается из душа, вытирая полотенцем влажные волосы и случайно открывая сироте причину своего переселения – его запястья в бинтах. У Тэхёна тоже. Один всеми силами пытается выжить, другой – умереть. — Ты к Чону? — интересуется Ли, проходя мимо и продолжая тереть волосы. — Стащишь у него сигару? — Я с ним не сплю. — Жаль. У Сухёка в голосе похожее безразличие, ему неинтересно всё происходящее вокруг, поэтому и сирота не является для него поводом для издевательств. Причины спасать его – тоже. — Мы не будем дружить, — предупреждает Сухёк на случай, если их совместное проживание наталкивает на какие-то надежды. — Спасибо, — отвечает Тэхён, разделяя мнение, что дружба не сдалась им обоим. Ким падает на постель, не проявляя любопытства к причине неудачной попытки покончить с жизнью, думает только, что на это должен быть повод, бьющий больнее, чем жизнь. Он никогда не хотел умереть, даже в тот момент, когда приёмные родители вернули его обратно в приют после недельной госпитализации. Потому что родителей можно сменить, одежду, цвет волос, номер телефона, место жительства, но не жизнь. И Тэхён даже за свою несправедливо жалкую жизнь будет сражаться, пока не возьмёт своё. Клонит в сон, и Ким отчего-то ощущает себя в безопасности. Наверное, потому что о случившемся знают по меньшей мере трое, а этого уже достаточно, чтобы обмануть себя, будто всё будет в порядке. Он обязательно станет сильнее.