аллюр

      

Иногда, признавая поражение, становишься победителем.

С самого начала, как только Тэхёну позволили наблюдать за жокеями, он понял, что этот конный клуб держится на постоянстве – одно и то же время тренировок, ухода за лошадьми, чисткой, завоза кормов, выгул и прочих процедур и работ. Подобная организованность вначале Киму нравилась, а потом выдали расписание с подъёмом в половину шестого, и восхищение приутихло. Единственное непостоянство, которое имеет клуб, – это его владелец. За небольшое время пребывания под его надсмотром Тэхён способен предугадывать действия господина Чона лишь наполовину и то в удачный день. Модель поведения чрезмерного самолюбия, потребности к контролю окружающих и эйфории превосходства позволяет также иметь размытое представление за что можно получить штраф. Но с прошлой недели владелец клуба куда-то пропадает, и все к этому исчезновению относятся как к обыденности. В последний раз Ким видел господина Чона, когда пришёл в сознание после обморока, и их разговор закончился обвинениями парня в собственной вине в произошедшем – жокеям их поступок спустили с рук, и это был штраф для самонадеянности Тэхёна. Следующим днём приехал Хосок, забрал Кима одевать, сверкая чёрной картой братишки, который и попросил об этом одолжении – это был последний раз, когда Тэхён о господине Чоне слышал. Никто из работников не подавал вида, будто беспокоится о местонахождении мужчины, из более приближённых тоже: Такано продолжал гонять жокеев, а Джин-Хо следить за клубом, успевая наделять несложной работой и Тэхёна, у которого выдались выходные. Боль от ожогов с кожи сошла. Изнутри всё ещё горит. Сожительство с Сухёком не вызывает проблем, они почти и не разговаривают, разве что вместо приветствия прокручивается один и тот же диалог про сигареты. С остальными жокеями всё как-то приутихло, но Ким не думает, что это надолго, да и сам не спешит мстить за подаренный шрам на всю жизнь. Он выглядит отвратительно, при обработках Тэхён всегда отводит взгляд в сторону, не пытается даже посмотреть, как происходит процесс заживления. Не заживёт, слишком глубоко. К третьему дню отсутствия владельца Ким полностью восстанавливается, поднимается в половину шестого, в полусонном состоянии идёт к реке и ставит два ведра перед пустым местом. Сам не знает зачем, он перестал задавать себе этот вопрос, просто уходит к истоптанному кругу и начинает утреннюю тренировку. Кажется, это вошло в привычку. В любом случае, когда господин Чон вернётся, он снова увеличит нагрузку, а значит Тэхён не должен терять достигнутого результата. Это как с реабилитацией Альтаир – суть всего процесса восстановления не только в том, чтобы кость вновь заросла, а в том, чтобы вернуть скакуна в то состояние, в котором он сошёл с ипподрома. Киму тоже временно пришлось сойти, чтобы подняться после падения, и теперь он должен привести себя в ту же форму. Тэхён вызывается помочь, когда привозят поставки, рабочие слегка усмехаются, не пускают мальчишку к тяжёлым мешкам, говорят, раздавят. Ким на это не отвечает, вполне вероятно, тут до всех донесли приказ господина Чона к сироте не притрагиваться, сам им заниматься будет, поэтому парень разворачивается и уходит, чтобы не мешать. Приходится повышать нагрузку занятий самому, качать пресс в комнате, уцепившись ногами за низ тумбочки, сделать от силы первые десять раз и упасть спиной на пол. Уже знакомый потолок. — Лучше практикуй отжимания, — говорит Сухёк, смотря на жалкие попытки накачать то, чего нет, но звучит это вовсе не насмешкой, — после того, как штрафы в виде дополнительных кругов бега перестанут работать в силу выносливости, Чон заставит тебя отжиматься. Тэхён на эти слова впервые реагирует, задирает голову, чтобы посмотреть на жокея, валяющегося на постели без дела и тренировок, от которых отказывается, и, кажется, слышит совет. — Ты тоже? — совершенно не из любопытства спрашивает Ким, но всё же должны же были быть у владельца предыдущие мальчики на побегушках. Сухёк улыбается отчего-то, закидывает руки за голову и закрывает глаза. — Я больше, чем «тоже». Слухи из ниоткуда не берутся, и Ли признаётся, что был кем-то бóльшим, чем просто подопечным владельца клуба. Тэхён не спрашивает очевидного, ему незачем лезть куда-то дальше ипподрома, но совет принимает, пробует отжаться, и, опустившись на согнутых руках, не поднимается. Слишком слаб. Чертовски слаб с самого начала. Кажется, он должен был понять, что в одиночку сам не справится, и если исчезновение господина Чона – очередная тренировка, то Тэхён усвоил урок. Однако очевидным становится резкая спешка Джин-Хо под ужин, который чуть ли не бегом покидает территорию, заставляя Кима остановиться и проследить взглядом – менеджер в отсутствии владельца не должен уходить из клуба. Если взять во внимание усилившуюся в последние дни хромоту мужчины, то можно подумать, что дело в травме, и господин Чон отсутствует по причине лечения. Ещё приближаются скачки, владелец может присутствовать на деловых встречах или тех, подобно которой Тэхён случайно застал на обучении гольфу с Хосоком. Могут ли быть у мужчины проблемы из-за того случая? Что, если в этот раз это не выглядело случайностью? Вряд ли такой, как господин Чон, не найдёт варианта выкрутиться и выйти чистым. Подождите… Тэхён что, думает о владельце? Ищет ему оправдания и проявляет какое-то волнение? Остановившись посреди улицы в час, когда уже стемнело, а уборка кухни в одиночку только завершилась, Ким ловит себя на ужасающей мысли сопереживания. Откуда в сироте столько человечности? Он должен ненавидеть мир и таких, как господин Чон, за то, как они относятся к нему, как поступают с ним, не думая о его чувствах, как смотрят на него. Неужели Тэхён позволил себя обмануть мнимым шансом остаться в клубе и участвовать в скачках? Куда делось презрение самодовольства, вычурности и отношения мужчины к нему? Ким не верит, что уже забыл, как две недели назад его в первую же встречу раздели догола и унизили, называя ничего не стоящим. Просто на фоне того, что последний раз сделали жокеи, слова и действия господина Чона внезапно обретают хоть какой-то смысл, а не просто насмешки. Уже собираясь вернуться в жилой комплекс, Тэхён слышит знакомый рёв мотора гоночного автомобиля, видит свет фар, которые гаснут за воротами, и оборачивается, чтобы удостовериться в возвращении владельца клуба. Ждать долго не приходится – первым заходит Джин-Хо, кажется, сорвавшись именно за господином Чоном, а после появляется и мужчина. И Ким не был намерен бежать навстречу и проявлять хоть какое-то внимание к факту исчезновения без предупреждения, если бы не заметил непривычную походку. Господин Чон идёт без трости и совершенно не хромает. Мужчина идёт медленнее семенящего впереди помощника, который явно нервничает, судя по частому жесту поправки несползающих очков, крутит незакуренную сигару в одной руке, в другой придерживает свой снятый пиджак, закинутый на плечо. Его слегка будто кружит, на лице улыбка, а глаза полузакрыты – это явно не прекрасное настроение, которого к концу дня обычно не остаётся. Всё оказывается ещё хуже. — Бэмби! — восторженно замечает мальчишку Чон, будто взаправду рад его видеть. Тэхён видит, как Джин-Хо останавливается и оборачивается, явно не рассчитывая, что мужчина заметит его и уж тем более захочет с ним поговорить, чего точно не должно сейчас происходить. И, когда Чон приближается настолько близко, что между ними остаётся лишь шаг, Ким наконец видит настоящую причину пункта договора о неразглашении. — Вы под кайфом? — Хочешь меня осудить? Джин-Хо заметно напрягается, но не из-за подтверждения того, в каком состоянии находится владелец клуба – у Тэхёна нет причин распространяться об этом – менеджер нервничает, потому что не знает, что способен сделать сейчас Чонгук. Джин-Хо и прежде забирал мужчину в подобном состоянии, проблем с возвращением не создавалось, потому как к этому времени улицы клуба уже пустуют. — Господин Чон, — зовёт помощник, пытаясь отвлечь Чона от мальчишки. Вряд ли мужчина настолько сильно рад его видеть, Тэхён в это никогда не поверит, поэтому не позволяет прикоснуться к себе, уворачиваясь, когда Чонгук делает попытку положить ладонь на его волосы. Не позволяет считать себя наивным глупым оленёнком, которого захотел – погонял, захотел – потискал. — Такой я тебе отвратителен? — удивляется Чон, вместо надоедливых завитков касаясь лишь холодного воздуха, из-за чего приходится убрать руки в карманы брюк. — Не бойся, можешь сказать всё, что хочется. — Мне не нужно ваше разрешение, чтобы говорить всё, что хочется. — Вот поэтому ты мне и нравишься, — кивает мужчина, признавая своё безвластие над мальчишкой, — но раздражаешь всё равно больше. Прекращай так смотреть. Джин-Хо снова зовёт мужчину, но тот будто не слышит его, смотрит сверху вниз на сироту, словно не может определиться, что именно в этом взгляде его так раздражает: упрямство или наивность. Презрение? Его недостаточно, чтобы задеть мужчину. Жалость? Они оба сыты ей по горло, не в их правилах кого-то жалеть. Чон делает шаг ближе, перенося опору всего тела на травмированную ногу, наклоняется, не замечая, чтобы мальчишка сделал попытку увернуться, будто уверен, что с ним ничего не сделают, и выдыхает в районе шеи, закрывая глаза и шёпотом обжигая: — Я тебя съем, Тэхён. Низкий, хрипловатый шёпот пробегает мурашками по телу, заставляет вдохнуть приторный запах, осевший на чужой рубашке, щекоткой спускающийся в лёгкие и оседающий перьями. Чонгук слышит, как сбивается ровное дыхание мальчишки, улыбается, медленно вытягивая руку и едва касаясь пальцами завитков на затылке. — Всего съем, — Чон задевает губами край уха, будто нарочно хочет довести: — ничего не оставлю. Стойкость мальчишки действительно поражает, он не спешит оттолкнуть или возразить, лишь поднимает свой взгляд чёрных глаз, когда Джин-Хо всё же вмешивается, касаясь плеча мужчины и заставляя его сделать шаг назад. Чонгук улыбается, даже скалится, явно намереваясь этими словами заставить Тэхёна смутиться, только тот просто разворачивается и молча уходит. И Чон принимает это за свою победу. Если бы Ким не знал мужчину, то счёл бы эти слова как что-то пугающее или с подтекстом, но, потянувшись от усталости, парень предпочитает спустить это на бред – господин Чон явно сейчас не в себе. Пусть ест, если так хочет, до костей обгладывает и даже их сгрызает – он не сможет добиться ухода Тэхёна из клуба. Не сломается, не дождётся. Парень заходит в комнату, говорит Сухёку, что господин Чон вернулся, кажется, он его ждал, и падает на постель, провожая уход жокея взглядом. Вряд ли ему сейчас удастся поговорить с мужчиной, Джин-Хо не подпустит. Тэхён закрывает глаза, зачем-то прокручивая попытку потрепать его по голове или же найти растущие рожки оленёнка, неважно, и вопрос, отвратителен ли ему господин Чон такой. Кто мальчишка такой, чтобы осуждать взрослого, состоявшегося человека, который полностью несёт ответственность за свои поступки? Чего мужчина добивался от него, разрешая говорить всё, что хочется? Господину Чону просто доставляет удовольствие презрение его жизни от сироты, хоть, как оказывается, он его и раздражает, когда смотрит на него так. Что по-настоящему бесит, так это то, что вместо сна Тэхён прокручивает эти фразы в мыслях, пытаясь найти на них ответы. Это бессмысленно, их нет, мужчина следующим днём даже не вспомнит, что говорил, не вспомнит, что встретил оленёнка на своём пути по возвращении. Бесит, что и Сухёк подозрительно не возвращается. Медленно выходя на улицу, Тэхён думает о том, что Ли для господина Чона больше, чем «тоже», и при таком раскладе мужчина не допустит, чтобы Джин-Хо попросил жокея уйти. Поэтому Ким хочет пробраться в конюшню к Альтаир, немного посидеть с ней, пока мысли не придут в порядок, но резко останавливается и делает шаг назад, скрываясь за стеной. Там господин Чон стоит, прислонившись к деревянному забору, на котором сидит Сухёк, и выкуривает с жокеем по сигаре. Их разговор достаточно тихий и спокойный, молчанием прерванный на затяжки. Там нет освещения, но отчётливо видно между силуэтами пространство, они находятся близко, но недостаточно для того, чтобы прятаться за стеной. Тэхён не слышит, о чём они говорят, это не так важно, как то, что он не узнаёт голоса господина Чона: без насмешек и доли пафоса, размеренный, будто понимающий. Мужчина внимательно слушает, вопросами заставляет Сухёка самому дать себе ответ, а после звучит оборванная фраза с отчётливо различимым «просто живи у меня». Сходить в душ тоже выглядит неплохой идеей, раз прогулка оказывается прерванной. Кажется, в его волосах запутались чьи-то прикосновения.

℧

Когда Ким приносит два ведра воды к пустующему вип-месту, он не удивляется отсутствию владельца, чья ночь была полна дел, поэтому начинает тренировку снова самостоятельно. Сегодня по расписанию психолог, а вечером встреча с Хосоком, который что-то писал про заезд и что обо всём договорится с братишкой, отмажет новоиспечённого жокея от нудной работы. Тэхён отчего-то уверен, что господин Чон без колебаний даст согласие, навряд ли ему захочется в свой отходняк возиться с сиротой, раз к моменту пятого круга мужчина всё ещё не появился. Осуждать? Киму без разницы, чем занимаются в свободное время люди на мнимом пьедестале на сотню ступеней выше от него, осуждать за принятые решения не в его манере. Однако, сходя на шаг, парень обтирает рукавом толстовки лицо и случайно устремляет взгляд в противоположную сторону от привычного места наблюдения владельца – господин Чон стоит под тенью дерева с чашкой кофе. Он был здесь с самого начала, наблюдал, что делает мальчишка в его отсутствие, и результат, несомненно, его удовлетворяет. — Паршиво выглядите, — бросает Тэхён, подходя к приготовленной заранее бутылке воды, которая даже в тени достаточно прогрелась. — Так же себя и чувствую, — соглашается Чонгук, который, к слову, до сих пор обходится без трости. Ким медленно закручивает крышку, наблюдая за состоянием мужчины, молчит, ждёт чего-то, возможно, хоть какого-то упоминания о вчерашнем разговоре. Оправдание, например, что владелец клуба был не в своём уме и ничего не помнит, попросит забыть, что сирота видел его в таком состоянии. Тэхён даже согласен на продолжение издевательства, вроде, не испугался ли оленёнок того, что Чон желает его съесть – тогда бы это значило, что всё в полном порядке, владелец себе не изменяет. Или же разговор с Сухёком настолько озадачил мужчину, что он до сих пор думает лишь о нём. — Так это образ? — внезапно спрашивает Тэхён, кивая в сторону, как видно, полностью здоровой ноги. — Трость как аксессуар и выдуманная травма как предлог захватывающей истории для приглашений на свидания? — Откуда эта личная заинтересованность? — Чон снова на вопросы не отвечает, переводит внимание на мальчишку, который презирает мужчину, а тут внезапно интересоваться им начинает. — Не говори, что это – любопытство, тебе не идёт. — Собираюсь использовать эту информацию в личных целях. Ким всё ещё собирает причины сеансов владельца клуба к психологу, пытается узнать о его личной жизни то, что можно будет использовать как условие. Это всего лишь его гарантии, ничего другого сирота не имеет. Мужчине приходится по вкусу этот ответ, но позволять получить желаемое так просто он не собирается, поэтому хватает мальчишку за руку, тянет ближе, заставляя от неожиданности оступиться и почти врезаться в себя, если бы Тэхён не успел выставить свободную руку вперёд и найти опору в стволе дерева позади владельца. Чонгук крепко держит за тыльную сторону ладони, другой рукой хватает рукав и задирает, избегая бессмысленных просьб и самолично проверяя состояние заживления ожога. Его забинтовывать нежелательно, поэтому Ким прячет его за рукавами толстовки, в которой днём становится невыносимо жарко. Тэхён руку пытается вырвать, ему не нравится, что кто-то видит это уродство, не нравится чувствовать прикосновение мужчины, потому что в голове звучат слова обвинения – это он виноват, сам себе оставил эти шрамы. — Давно? — коротко спрашивает господин Чон, говоря об издевательствах жокеев. — Не говорите, будто вас это волнует, вам не идёт, — его же слова возвращает, вырывается из хватки и делает шаг назад, спуская обратно рукав. Тэхён взгляд к себе не узнаёт, с ночи мужчина кажется непохожим на себя, и эта неизвестность пугает. Джин-Хо был так же озабочен, когда господин Чон остановился перед мальчишкой, он тоже не мог предугадать действий мужчины. Чонгук делает такой же шаг навстречу, выходя из тени дерева, заставляет Тэхёна попятиться назад, интуитивно понимающего – сейчас будут бить по его слабым местам. — Меня это вообще не волнует, — нарочно говорит Чон, всё ещё наступая вперёд, — но создаёт мне лишние проблемы, заставляя меня тратить своё время на очевидные вещи, которые ты, как оказывается, нихера не понимаешь. Открываешь рот, когда не требуется, и молчишь, когда надо говорить. — Кажется, ещё две недели назад мы выяснили, что вы мне не папик, с чего бы мне бежать и жаловаться на то, с чем я сам разберусь… Чонгук неожиданно хватает за руку, в этот раз за само запястье, заставляя мальчишку сжать зубы и замереть, чтобы движениями не причинить больше боли. — Разобрался? — вполголоса спрашивает мужчина. — Я тебе не папик сопли подтирать, но я всё ещё владелец клуба, каждой лошади в деннике, каждого работника и жокея, каждой грёбанной соломки, которая с утра обязательно застрянет в твоих волосах после сна в конюшне. Ты даже не спал в постели из-за жокеев, нихрена это не любовь к кобыле, что даже расстаться на ночь с ней не в силах. Скажи, как сильно надо себя так ненавидеть? — Вы никогда не поймёте. Тэхён не видит смысла даже объяснять, когда изначально их жизни были совершенно разные. Чон не поймёт, что сирот не учат просить помощи, всё, что они могут, это собираться собственными кучками, но даже там нет уверенности, что тебя не предадут. В его мире всё решается не влиятельными покровителями, не деньгами и помощью взрослых людей, а собственными усилиями и выдержкой, насколько долго можно вытерпеть боль. Он просто не может вот так взять и довериться господину Чону. Это всё равно, если бы его под совершеннолетие усыновили и сказали «можешь любить нас, мы же твои родители». Это так не работает. — Даже когда тебя раздавят, ты всё равно ко мне не придёшь, — озвучивает громкие мысли Кима Чонгук, — но это не делает тебя сильным для выживания в этом мире. Господин Чон разжимает пальцы, позволяет выбраться из хватки, рефлекторно спрятать руку за спину – лучше бы мальчишка так же научился в нужное время прятаться за него. — Не ставь меня в положение, когда я буду вынужден быть бессердечным к тебе, Тэхён. Взгляд Кима меняется, когда мужчина оборачивается и уходит, а сказанные слова ударяются в стенки сердца – как они туда попали? Их срочно необходимо вытащить, пока не прилипли, не впитались в кровь, распространяясь по всему телу, вырвать с корнем. Это не имеет того смысла, о котором подумал Тэхён, такого не может быть. Чонгук просит его не доводить всё до крайностей, чтобы ему не приходилось быть жестоким, бессердечным с мальчишкой как в тот раз, когда он заставил чувствовать его вину в произошедшем, наглядно показал несправедливость, спустив всё тем, кого нельзя было прощать. Ким, должно быть, уже перегрелся, сейчас сделает шаг и упадёт. Он не может волновать владельца, просто создаёт ему лишние проблемы, нет никакого скрытого смысла и уж тем более человечности, сопереживания, заботы и остального набора составляющего взаимоотношений нормальных людей. Господин Чон всё ещё не в своём уме, эффект от колёс не прошёл, раз в трости до сих пор нет необходимости, если эта травма вообще существует. Тэхён выдыхает, облокачиваясь на слеги забора, встряхивает головой и уверяет, что всё это контраст владельца с жокеями. Всё по-прежнему, ничего не изменилось, господину Чону нужна от мальчишки лишь выгода и лошадь. Напряжение не проходит в течение всего утра, пока Ким занимается делами, переданными через Джин-Хо, с ним тоже не разговаривает, да и менеджер не спешит объяснять произошедшее поздним вечером. Мальчишка не треплется, по контракту не имеет права, и сам не горит желанием ставить владельцу клуба подножки. По крайней мере пока у них более-менее всё прозрачно, и дела не доходят до скрытых пунктов. Когда время близится к поездке к психологу, Тэхён нарочно начинает растягивать завтрак, перебирает палочками нарезанные составляющие с места на место, вспоминая, что на этот сеанс он должен приготовить что-то о еде. Они уже подошли к порогу проблемы. Во всяком случае Ким пытается думать, что его попытка отдалить подходящий час связана с поездкой к психологу, а не вынужденным уединением с господином Чоном. Стоит признать, что при всех имеющихся минусах владельца клуба, у него отсутствует дотошность, выражающаяся в том, что он повторяет лишь единожды, потому что, садясь в Порше, Чон не заводит темы о самонадеянности парня и проблемах с жокеями. Мужчина ясно выразил свою позицию, вложил в голову сироты, что он в любом случае не останется в стороне от происходящего на своей территории, а дальше Ким сам должен сделать выбор. В здание и в кабинет психолога господин Чон снова не поднимается, уезжает по делам, пока есть свободное время, даже не проверяет, заходит мальчишка вообще на сеансы. Тэхён убирает руки в карманы, поднимается по лестнице, ощущая тянущие мышцы гораздо меньше и начиная заметно привыкать к нагрузкам, а после заходит к встречающей его женщине с чашкой полюбившегося чая. Ким ещё несколько дней назад думал, что ему не стоит тянуть и уже приступать к поиску способов решения его проблемы, но, оказываясь на диване, снова молчит. — Ты прав, — внезапно говорит психолог, присаживаясь в этот раз не напротив, а с другого конца дивана, — мне не дали копнуть глубже факта твоего временного проживания в чужой семье. — Так они это назвали, — усмехается Ким, хотя как только вместо него взяли другого, сделав вид, будто никакого возвращения не было, он и подумал, что всё замнут до чего-то подобного. Всё просто – публичным личностям скандалы невыгодны, вот они с директором приюта обо всём и договорились, прикрыв неудачное усыновление каким-то временным проживанием в чужой семье. Дерьмовая благотворительность, результат которой психологическая травма. — Ты же помнишь, что всё остаётся между нами? — напоминает женщина. — Если тебе запретили говорить об этом из-за публичности той семьи, то можешь не волноваться, что я пойду устраивать протесты отмены тех людей. На их счету лишь один усыновлённый, всё давно подчищено, из следов остался только Тэхён, но и ему дали понять, что с ним будет, если он заикнётся о произошедшем. — Вы говорите, что всё остаётся между нами, — Ким поворачивается к женщине, — но рассказываете о сеансах господину Чону. — Он ко мне даже не поднимается, о чём ты? — улыбается женщина, явно не договаривая, что их сеансы давно стали свободным для специалиста временем – мужчина просто не приходит. — Да и могу ли я открывать чувства своих гостей другим, когда они доверились мне. Значит ли это, что замечание не в избирательности в еде, а в её количестве было собственное наблюдение господина Чона? Он просто выявил закономерность поведения Кима и нашёл способ использовать её? — Тебя постоянно волнует господин Чон, хочешь об этом поговорить? — снова переводит тему женщина, не заставляя парня концентрироваться лишь на проблеме в прошлом. — Ты сразу защищаешься, как только разговор касается его… — Меня усыновили год назад, — перебивает Тэхён, выбирая из двух тем наименее раздражающую, — тогда были политические гонки, и любая благотворительность вызывала у народа доверие к кандидату, поэтому усыновить трудного, неконтролируемого ребёнка было очень изобретательным ходом. На публику меня не выводили, никто не знал моего лица, что и позволило им вернуть меня обратно и на это место взять другого. Я сидел в их квартире, размером с приют, получал всё, что попрошу, взамен на послушание, и я был послушным. Это не сложно – платить выгодой за выгоду. Почти такие же условия у Тэхёна в конном клубе – господин Чон вкладывается в него, чтобы потом поиметь с этого выгоду, взамен обязав несколькими несложными правилами. — Я просто… Допустил ошибку, расслабился, доверился. Это очень легко сделать, когда просто не знаешь другой жизни и её правил, поэтому господин Чон тренирует всего его, снаружи, изнутри, когда надо молчать, у кого просить помощи, на что тратить свою ненависть и как выглядит несправедливость мира. Ошибается – платит штраф, который похож на право ошибаться. В той семье у него не было этого права, и ошибка стоила ему вот этого. — Просто не знал, что на день рождения готовят суп из водорослей. Тэхён смотрит на поверхность чая, кажется, впервые произнося эти слова вслух. В них слишком много отчаяния, это жутко раздражает, как и то, что по этим словам мало что можно понять. Больше никаких вопросов, снова отвлечённые темы, женщина явно осознаёт, насколько большим в этот раз был шаг парня. Ему позволительно сейчас закрыться, односложно отвечать и смотреть в стены, впустую тратить время до окончания сеанса. Тэхён не любит жалеть о собственных поступках, это глупо и бессмысленно – сделанного не вернёшь, но простить себе признание оказывается сложнее, чем он думал. Ким не хотел рассказывать, чтобы его пожалели, какая несчастная у сироты судьба, но глубоко внутри правда намерен избавиться от этой травмы. Однако травма господина Чона, кажется, возвращается к первоначальному виду, потому что мужчина, встречая мальчишку у дороги, снова прихрамывает. В сообщениях непрочитанным висит новость от Хосока, что вечером он заберёт его на гонки, Чонгук дал разрешение, поэтому сейчас сам забрал его после психолога. К небольшому удивлению Лана не попадает под настроение, музыка в автомобиле выключена, а мужчина выглядит напряжённым, совсем не в своём привычном образе, обходясь не только без трости, но и без очков. В новом костюме только, значит, не всё потеряно. Но первые мысли об ошибочном предположении закрадываются, когда Тэхён замечает незнакомые улицы, через которые они обычно не проезжают, а после по указательным знакам понимает, что они едут не в сторону клуба. Вначале кажется, будто владельцу необходимо по собственным делам куда-то заехать, но, выезжая на трассу, которая ведёт из города, Ким перестаёт понимать, куда они направляются. И спрашивать не спешит – любопытство же ему не идёт. Звонок Джин-Хо от господина Чона наконец вносит какую-то ясность, они уезжают надолго, поэтому клуб сегодня снова под присмотром менеджера, а затем резкая остановка, уже не заставляющая мальчишку рефлекторно хвататься за дверь. Тэхён смотрит на проезжающие автомобили, какой-то пригород и отбрасывает мысль, что его заставят возвращаться в клуб бегом отсюда. Мужчина ставит Порше на ручник, без предупреждений выходит и под пристальный взгляд направляется к уходящей в сторону узкой дороге, где сидят несколько стариков, продающих первые собранные ягоды. Ким вообще-то не хочет следить за Чоном, но всё же наклоняет голову и слышит, как тот смеётся, разговаривая с незнакомыми людьми, каждому отдаёт веерную пачку купюр и забирает весь их товар. Тэхён отворачивается, усмехаясь от мысли, что они сюда только ради каких-то ягод приехали, ещё раз смотрит на стариков, которым больше нет нужды сидеть под палящим солнцем, и переводит взгляд на господина Чона, ставящего целый ящик ягод на его колени. — Что? — Чонгук вскидывает бровями, обходя автомобиль и садясь на водительское. — Попробуй, это вкусно. — Это были ваши знакомые? — Нет, — мужчина заводит Порше и плавно трогается с места, выезжая обратно на трассу. — Люблю ягоды, они полезные и вкусные, а сегодня достаточно жарко, они хорошо освежают. Хотите сказать, Господин Чон говорит, что по доброте душевной скупил все ягоды, чтобы старики не сидели под пеклом и ушли, да ещё и с отличной прибылью? Это приторная пародия на человечность или невписывающаяся в вычурный образ черта характера владельца конного клуба, о которой никто не знает? — Так сложно говорить как есть? — нарочно задевает Ким, не спеша пробовать угаданные по случайности любимые ягоды. — Или признание чего-то подобного делает вас скучным? — У меня дерьмовый отходняк, у тебя такое же настроение, я увидел стариков, потративших свои силы на кропотливый сбор ягод, и мне захотелось всем нам облегчить жизнь, — Чон на секунду оборачивается к мальчишке, — такой ответ тебя устроит? — От кармы это вас всё равно не избавит. — Веришь в карму? — Верю в гравитацию. Тэхён верит в то, в чём уверен, а падал он столько раз, что сомнений в гравитации уж точно не осталось. Ещё хочет верить, что заслуживающие расплаты тоже упадут от бумеранга по затылку, но эта теория слаба так же, как доверие к словам господина Чона. — В любом случае ехать нам достаточно долго, — наконец мужчина даёт хоть какое-то представление, куда они всё-таки направляются, — так что давай, одну ягоду за щёку, другую без хвостика мне в рот, а то у меня заняты руки. — Вы что, научились водить двумя руками? — наигранно удивляется Тэхён, потому как прежде господин Чон либо упирался одной рукой на дверь, либо держал сигару, что не мешало ему управлять лишь одной. — Без шуток, Тэхён, я голоден. — А меня съесть уже не хочется? Ким щёку изнутри закусывает, не планировал это говорить, само вырвалось упрёком, но затянувшееся молчание показывает, что мужчина явно не понимает, о чём речь. Как он и думал – господин Чон даже не помнит, что вчера они встретились, а значит его слова не несут никакого смысла. — Сними толстовку, ты, кажется, перегрелся, — советует Чонгук, — и поспеши: если ягоды потекут, сам будешь драить мне Порше. Чон, должно быть, списывает эти слова на попытку мальчишки съязвить, поэтому Тэхён больше не думает об этом, упрямо оставаясь в толстовке, но на слабое притворство занятости рук всё же поддаётся, очищает ягоды и для мужчины. Если б он только понял, что это не каприз господина Чона, а намеренное приручение к себе, потому что доверия к нему у мальчишки явно не хватает. Ким на это совершенно перестаёт обращать внимание, когда спелая клубника во рту практически тает, брызжется соком, заставляя смаковать и наслаждаться любимым вкусом. Чонгук этот живой взгляд запоминает, находит в мальчишке хоть какой-то интерес, помимо его кобылы, застаёт скрытую глубоко внутри радость – он её наглядно не покажет, не умеет. Чон вообще не помнит, чтобы хоть раз видел на лице сироты улыбку, насмешки и те не дотягивали до поднятых уголков губ. За поездку Тэхён, конечно, пачкает преимущественно собственную одежду, из ящика на колени тоже натекает, но на сидения не попадает. Ким небрежно сок рукавом стирает, заверяя, что всё равно уже толстовка испачкана, знает, как господин Чон этого не переносит, видел его взгляд к Хосоку, который с пальцев соус слизывал, и нарочно ещё несколько раз с подбородка стирает. Весь уделался и сидит как ни в чём не бывало. Когда мужчина паркует автомобиль, Тэхён выбирается с предельной осторожностью, не имея настроения драить помимо конюшни ещё и Порше, и, оставляя пустые из-под ягод контейнеры, поднимает взгляд к горизонту. Они приехали к морю. — Полтора часа езды ради моря? — скептически спрашивает Ким, наблюдая, как мужчина надевает солнцезащитные очки и проходит мимо него. — Жить ради падений? Бесполезно ждать конкретного ответа, подобные уже не удивляют, поэтому Тэхён просто выдыхает и следует за господином Чоном. Кажется, мужчина считает, что поездка к морю стоит того, чтобы потратить время, не всё же занимать его падениями. Встречающий особым запахом ветер врезается в завитки, приветствует своего нового гостя – Ким видит море впервые, но оно по-детски не впечатляет своим необъятным простором, не вызывает желания забежать в него и плескаться. Ничего внутри не происходит. Разве что здесь есть какое-то своё спокойствие, отдушина от приевшихся ландшафтов – это видно по господину Чону, который делает глубокий вдох и действительно наслаждается результатом долгой дороги. — Совсем не нравится? — Чонгук опускает взгляд с волн на мальчишку, который кажется совершенно невпечатлённым от смены обстановки. — Если вы намеревались отдохнуть, надо было брать кого-то другого, — пожимает плечами Тэхён. — Возможно, Сухёк подобный жест от вас оценил бы больше. — Я уже дал ему то, чего он хочет. — Незаметно, чтобы у него появилась от этого тяга к жизни. — Если бы он хотел умереть, он бы это уже сделал. Так это был шантаж? Привлечение внимания или угроза, из-за которой господин Чон был вынужден дать то, чего просил Сухёк. И почему, наблюдая за этим с более близкого расстояния, остальные жокеи решили, будто тот, кто спит с владельцем клуба, именно Тэхён? Ким не особо хочет в это вникать, подобную информацию он вряд ли сможет использовать против мужчины, да и Сухёк ничего не скажет. — А вы дадите то, что я попрошу? — А ты хочешь что-то ещё? — Чон уверен, что кроме участия в скачках мальчишке ничего не надо. Тэхён не умеет просить даже помощи, что говорить о каких-то подарках и сделках. — Ладно, — мужчина складывает руки и поворачивается к Киму, — снимай толстовку, в таком виде в ресторан тебя не пустят. — Так вы не терпите отказов? — наконец понимает Тэхён, почему ему сразу не сказали, куда они едут. — Советую это хорошенько запомнить, — соглашается Чон и подмигивает, круговым жестом указательного пальца поторапливая мальчишку разобраться с одеждой. Если бы его предупредили раньше, Ким постарался бы не так сильно купаться в клубничном соке, потому что, опустив голову и оттянув края толстовки, он понимает, что его вид действительно смутит людей вокруг. Есть вероятность, что господин Чон нарочно позволил ему испачкаться, чтобы он наконец снял тёплую одежду и остался в футболке, но, стянув вещь, Тэхён останавливается, за долгое время взглядом цепляясь за ожог. Как на него вообще можно смотреть? А Чон смотрел, рукав оттянул, в лице не изменился, когда увидел пугающие впадины, будто они совсем не вызывают у него отвращения. Ким другой рукой пытается эти следы закрыть, трогать их всё ещё немного больно, но после ощущает на плечах окутывающее тепло и видит, как оголённые руки скрываются под тканью чужого пиджака. — Понеси, а то мне жарко, — господин Чон убирает руки в карманы брюк и уходит вперёд, будто его не продувает прохладный ветер с моря. Или он специально позволил Тэхёну спрятать ожоги? Парень опускает руку, скрывая её за пиджаком, чувствует тяжесть из-за вещей в карманах, на редкость не резкий запах одеколона и что-то незнакомое, постороннее, непривычное. Какое-то понимание, шаг навстречу от мужчины, скрытый за глупыми словами понести его пиджак. За последние сутки господин Чон не перестаёт изменять себе, и Тэхён решает просто не обращать на это внимания. Как оказывается, Чонгук приехал сюда ради вида на море из ресторана, где подают лучшие блюда из рыбы, которые Тэхён обязан попробовать, особенно за чужой счёт. Такая формулировка не прельщает Кима, который не удивляется забронированному столику, куда их сопровождают, и не успевает даже поднять меню, как его забирают из рук, не позволяя увидеть цены. Тогда парень просто облокачивается на спинку мягкого стула, не слишком заинтересованно рассматривает интерьер, натягивая рукава чужого пиджака выше, и забирает любезно налитый мужчиной стакан воды. — Как проходят сеансы с психологом? — интересуется Чонгук, не обращая внимания на взгляды, падающие на них от других посетителей, и занимает ожидание заказа разговором. — Есть желание продолжать ходить? — Мне показалось, это было принудительно, — Тэхён возвращает взгляд к мужчине, вспоминая поднятую сегодня тему. Его постоянно волнует господин Чон, но он сразу защищается, как только разговор касается его. На тот момент не хотелось рассказывать, что это вовсе не волнение, а поиск информации о владельце клуба для личного пользования. Только насчёт защиты трудно спорить, Ким не собирается признавать мужчину союзником. — Принудительно – это когда нет выбора, — терпеливо проясняет Чонгук, — а не когда я по-взрослому предложил тебе условие и ты на него согласился. Не имей привычку делать из себя жертву, смотри на вещи объективно. — Привезти меня сюда тоже было не принудительно? — А ты спрашивал, куда мы едем, или сказал, что хочешь уйти, вернуться в клуб? — Чон не замолкает, когда приносят первое блюдо, и берёт столовые приборы, не изменяя интонации голоса на разъяснения. — У тебя всегда есть возможность сказать мне «нет». — Но всё зависит от того, будет ли вам удобно моё «нет». Стоит признать, некоторые вещи мальчишка научился понимать самостоятельно, потому что по факту решающую роль в выборе всегда играет владелец клуба, и за ним остаётся последнее слово. Перед Тэхёном большая пустая тарелка, за ней – принесённые блюда, которые вызывают внутри противную тошноту из-за уже привычной травмы. Сегодня он залез глубоко в себя, вытащил психологу спрятанное, не всё, но то, что положило начало проблеме – временное усыновление. Ким не просил, он не нуждался в родителях, и это было как раз принудительно. Поэтому на вопрос господина Чона, чувствует ли мальчишка себя усыновлённым, когда тот забирал его из приюта, Тэхён назвал себя бракованным товаром. Его уже возвращали. Упустив наблюдение за происходящим вокруг, Ким обращает внимание на действие господина Чона, когда они начинают касаться его, а именно того жеста, когда он меняет их тарелки местами, забирая у мальчишки пустую и ставя перед ним свою. На ней небольшие кусочки разных блюд, не смешанных между собой, как для Тэхёна делают в клубе, но всё по-прежнему умещается на единственной тарелке, сохраняя прежний подход. — Попробуй, — Чонгук убирает лишние столовые приборы, оставляя для Кима лишь палочки, чтобы не обременять его количеством предметов на столе, — здесь всего понемногу, если что-то понравится, положу тебе больше. — Почему вы ведёте себя так со мной? Почему кого-то волнует эта проблема Тэхёна с едой? Господин Чон вообще не такой, это всё фальшь, он бьёт по слабым местам, а не пытается их лечить. Какое ему дело до того, сколько и что ест сирота, который через пару месяцев уйдёт от него? Да, голодные обмороки и травмы от них владельцу клуба не нужны, но он уже отправил Тэхёна к специалисту заниматься этой проблемой, почему продолжает сам принимать участие? — Даю тебе то, что ты хочешь, — отвечает Чон, снова показывая раздражающее понимание. То, что Тэхён не может нормально есть, не значит, что он не хочет. — Нужно уметь признавать свои слабые стороны, Тэхён, хотя бы для себя, — мужчина берёт палочки и ударяет ими о стол, обхватывая удобнее, — но, если ты признаешь их перед нужными людьми, это уже будет шаг к твоей победе. Чон подцепляет палочками кусочек рыбы, протягивает его парню и кивает, предлагая ему прямо сейчас признать свою слабость перед ним. Тэхён не видит, каким образом подобное приблизит его к победе, ничего из слов господина Чона не понимает. Это потому, что мужчина его в два раза старше? Потому что они выросли в разных мирах? Почему понимать его всё ещё сложно? Ким пытается, он всю жизнь пытается понять этот мир и его людей, подстраивается, сжав зубы, меняется, затыкая себе рот, идёт на жертвы, но результата это не приносит. Миру нельзя показывать свои слабости, иначе ими можно воспользоваться, а господин Чон говорит, что приведёт его к победе. — А вы признаетесь мне в своей слабости? — Тэхён снова свои большие глаза перед мужчиной распахивает, смотрит на него так и просит сделать шаг первым. — Ты всегда можешь от меня сбежать, — улыбается Чонгук, открывая слабость именно по отношению к мальчишке, — и я тебя никогда не смогу догнать. Почему это звучит так, будто ему… больно? Это действительно слабое место? Здесь нет постороннего смысла, господин Чон признаётся, что не сможет схватить Тэхёна, если он просто побежит, это не в его физических возможностях. Это преимущество для Кима. Тэхён опускает фокус взгляда на кусочек рыбы, понимая, что ему сделали шаг навстречу, теперь такой же должен сделать он. Это несложно, в любом случае Ким всегда может сбежать, поэтому у него есть пути для отхода, и он делает шаг вперёд. Немного торопливо из-за самого нелепого факта его кормления, Тэхён подаётся вперёд и хватает кусочек рыбы, тут же откидываясь назад на спинку и почти сразу проглатывая без смакования вкуса. Чонгуку это, несомненно, нравится, он чуть втягивает щёки, пытаясь прикрыть свою улыбку, и приступает к обеду, не забывая стеснить мальчишку похвалой: — Это был идеальный Пиаффе. Тэхён, конечно же, не понимает, снова понятия не имеет, что это значит. — Это что-то из балета? — Это что-то из искусственного аллюра. Господин Чон явно наслаждается своим превосходством, опять ничего не объясняет, Киму и не нужно. Он потом забьёт в поисковик и узнает значение. Только почему это относят к нему, не поймёт. Тэхён больше не упрямится, пробует разные блюда, по кусочку оставленные на его тарелке, в лице совершенно не меняется, не признаётся, нравится ему или нет. Он не понимает вкуса в еде, их ценники с нулями или приготовленное руками лучшего шеф-повара не придают рыбе какую-то особую значимость, в конце концов она остаётся простой рыбой, выросшей в той же воде, где и водоросли. Господину Чону, кажется, очень нравится, раз он только ради этого ресторана приехал к берегу моря. Мужчина периодически добавляет Киму блюда, следит за ним и его манерой выбора и движений, видит замедления, когда на тарелке оказывается слишком много. Его пугает изобилие, Чонгук это давно заметил, но не озвучивал напрямую, и сейчас не обременяет его расспросами – пусть этим занимается специалист. Когда приносят счёт, Тэхён украдкой пытается его увидеть, но господин Чон не позволяет, притягивая к себе книжечку, улыбается и нарочно вполголоса произносит: — Любовники платят не деньгами. Ким толкается языком в щёку, по глазам мужчины наблюдая, что тот ожидал его смущения из-за стоящей рядом работницы зала, но назло ничего не отвечает, не соглашается и не отрицает – всё как его научили. Неважно, что окружающие ещё с их прихода допустили мысль, что они любовники, Тэхёна не волнует, что господин Чон это только что подтвердил, всё это – намеренная попытка задеть его, потому что они никакие не любовники. Но зал покидает первым Ким, выходит на песок берега, разворачивается, чтобы поинтересоваться, есть ли ещё планы или они наконец могут вернуться, но не успевает среагировать, когда его хватают за пиджак и притягивают слишком близко. Чонгук за одну сторону держится, вынимает из внутреннего кармана футляр с сигарами и зажигалку, не обращает внимания на лёгкую щекотку чужих завитков по своей щеке. От мальчишки непривычно пахнет собой, классическая одежда ему вообще не идёт, нелепо смотрится на худом теле, но всё это не отбирает у него какого-то громкого вызова – как его не одевай, он всё равно останется собой. — Давай бегом, — Чонгук подкидывает ключи с брелком сигнализации от Порше в руки Кима, — найди и принеси мне трость. Тэхён хочет сказать что-то про то, что мужчина под конец дня решил вернуть себе образ и аксессуары, но замечает, что он и правда почти не наступает на ногу, садится на ступени и закуривает в ожидании выполнения приказа. Травма всё же настоящая, как и признанная слабость – господин Чон никогда не сможет его догнать.

℧

— Держи, — Хосок протягивает белое худи, меняя пиджак господина Чона на собственную дизайнерскую вещь, — не носи его одежду, есть риск заражения заносчивостью, и это не лечится. Тэхён несколько секунд крутит вещь, не понимая, почему в обычном худи так много дыр, но всё же с трудом находит нужное положение и натягивает, сливаясь с Чоном в одинаковом пёстром стиле. Изначально это было обычное белое худи, а Хосок порезал его верхний слой ножницами, оставил цветные ляпки и вышил собственные инициалы. А в маленьких дырах вообще вставлены шнурки из кед, что действительно выглядит по-хосоковски. — Всё в порядке, — заверяет Тэхён, — у меня хроническая аллергия на роскошную жизнь. — Теперь понятно, что он в тебе нашёл, — по-доброму усмехается Хосок, рассматривая своё творение на фигуре мальчишки. — И что такого? Ким помнит, как на вопрос Сугёма, почему владелец взял к себе беспородных, он ответил «у него есть то, что не можете дать мне вы», и это всё ещё остаётся непонятным. — Ты бросаешь ему вызов, — с лёгкостью отвечает Хосок, — братишка этого терпеть не может, но также признаёт это как достоинство: если ты смог бросить вызов ему, то бросишь вызов и миру. Что-то вроде этого он ещё десять лет назад лепетал. Конечно, до того, как ушёл в бизнес. И почему господин Чон не может отвечать так же доступно и понятно? После этого ответа у Тэхёна не остаётся вопросов, хотя всё же один находится. — У него действительно серьёзная травма? Я видел, как он шёл ровно… — Не лезь туда, — советует Хосок, приобнимая мальчишку за плечи и выводя из своей мастерской на улицу, — если ты всего лишь его жокей, то лучше оставаться в стороне от этой темы. Меньше знаешь – легче будет уйти. Тэхён не понимает, что такого в том, чтобы признать травму, из-за которой делали несколько операций, но дело скорее в самом состоянии мужчины, которого тем вечером не должен был видеть просто жокей. Решив, что с этой информацией можно повременить, Ким уделяет внимание коллекции любимых автомобилей Хосока, одна из которых сегодня будет участвовать в кольцевой гонке. На удивление за рулём будет не сам Хосок, об этом Тэхён узнаёт, когда ему протягивают холодный чай из автомата на трибунах трассы, а сам владелец гоночной лошадки устраивается рядом, облокачиваясь на перила. Чон говорит, что проявляет какую-то солидарность к старшему братишке – Чонгук был вынужден покинуть конный спорт, как жокей, и Хосок последовал за ним, оставив заезды. Ким переводит взгляд с трассы на Чона, не находя в нём каких-то сожалений об отказе участия в гонках, хотя у него вообще не было на это причин, ведь и братьями они являются всего лишь сводными. В его глазах азарт и ставки на свой прокачанный автомобиль, он, как и господин Чон, всё ещё остаётся в своей области деятельности, лишь сменив место с ипподрома на первый ряд. Тэхён думает, что не смог бы сделать так же. Если ему придётся уйти, то он никогда в конный спорт не вернётся и близко к ипподрому не приблизится. Это, должно быть, больно – оставлять то, чем когда-то дышал. Хосок показывает, что не больно, знакомит его со своими друзьями, такими же шумными и приветливыми, которые приглашают парня бросить живых лошадок и переходить к железным. Они – не жокеи, между ними не видно соперничества, их цель не просто победить, а добиться наилучшего результата. Участвуют в заездах ради процесса, а не финиша. Тэхёну среди них оказывается по-своему комфортно, просто быть в этом потоке громких разговоров и смеха. Он практически не разговаривает, позволяя себе отдохнуть от новой тяжёлой повседневности, и к вечеру, когда Хосок предлагает завалиться на квартиру, потому что господин Чон попросил немного подождать, Ким соглашается, не подозревая, что Чонгук просил увести его куда угодно, но не в квартиру. Наверное поэтому предугадать реакцию владельца клуба не составляет труда, и Хосок, предвкушая встречу, открывает новую бутылку пива и садится на любимое бесформенное кресло-мешок. Тэхён к этому моменту благополучно уснул, измотанный обществом чересчур активной компании любителей спортивных; посапывает мирно на соседнем диване, не слышит шагов, которые сопровождает удар трости, и пропускает излюбленное Хосоком выражение лица Чонгука. — Ты его напоил? — Твоему мальчику не нравится вкус алкоголя, успокойся, он просто уснул, — Хосок проводит ладонью в воздухе, призывая старшего снизить громкость. Одно время любитель автомобилей нашёл себе интересное занятие – таскать в квартиру жокеев Чона и выпивать с ними, а потом владельцу приходилось забирать несовершеннолетних из полицейского участка вместе с дурным сводным братишкой. А с сиротой вдвойне приходится осторожничать, сейчас громкие скандалы Чонгуку совершенно не нужны, у него и своего дерьма под ногами хватает. — Он сказал, что видел тебя под дурью, — Хосок прерывает попытку разбудить мальчишку, ловя на себе непонимающий взгляд Чона. — Как ощущение от суточного кайфа? Это стоило того, чтобы пройтись как нормальный человек, а потом вернуться к боли и хромоте? — Захлопни трепалку и посиди молча, пока я не уйду, — предупреждает Чонгук, всё ещё не меняя ровного тона голоса и предоставляя шанс закрыть рот самому. — Если ты позволил жокею видеть тебя под кайфом и даже не помнишь этого, как думаешь, где ты ещё был? Помнит, в этом и проблема. Чонгук эти вразумления слушать не намерен, он знает, что подразумевает попытка воззвать к голосу разума – можно обходиться без побочек и подобных срывов, не рисковать, чтобы унять боль на сутки, а попробовать пойти на очередную операцию. Это раздражает до побеления костяшек руки, опирающейся на трость, до долгого ответного взгляда и тишины, среди которой раздаётся шорох выбирающегося из-под покрывала Тэхёна. Парень выглядит помятым и сонным, с трудом открывает глаза и жмурится, пытаясь понять происходящее – он услышал достаточно, чтобы поставить в вопросе травмы точку. — Поторопись, — бросает Чонгук, слегка ударив тростью по дивану, намекая, что приказ направлен к мальчишке. Тэхён терпения мужчины не испытывает, видит его нервозность, поэтому прощается с Хосоком, который говорит не возвращать худи и оставить на память, и спускается на улицу, садясь в подъехавшее Порше. У господина Чона загнанный вид, ещё днём он выглядел безмятежно, сидя на ступенях ресторана и выкуривая сигару, взглядом очерчивая горизонт моря, а сейчас пропускает входящие вызовы, нервно постукивая кольцом на пальце по рулю. Парень понимающе молчит, не вызывает ещё большего раздражения, незаинтересованно рассматривая огни вечернего города, и всё же слышит, как мужчина поднимает телефон и отвечает на вызов. — Что, сына потеряла? — Чон улыбается, будто ему действительно весело от сказанного факта, давит на тормоз перед светофором и зажимает телефон плечом, доставая сигару. — В морге не пробовала искать? Или его вскрытие вен показалось тебе царапинами? Тэхён поворачивается, чтобы увидеть эмоции мужчины, потому что речь идёт о Сухёке – это он сделал попытку самоубийства или шантажа, оказавшись в реанимации, откуда его лично забирал владелец клуба вместо родителей. Кажется, Чон говорит с его матерью, и это становится сомнительно, если думать, что Сухёк является больше, чем жокеем. — Мне плевать, что он несовершеннолетний, — щелчок зажигалки возвращает голосу ровный тон, и первая затяжка распрямляет хмурость на лице, — он находится у меня на законных основаниях, забрать его я тебе не дам. И не вздумай приходить на скачки – твой сын в них больше не участвует. Ким не вздрагивает, когда господин Чон бросает телефон со сброшенным вызовом, заставляет себя молчать, не лезть в чужие дела, не сейчас. Почти умоляет заткнуться своё чувство справедливости, но услышанное отзывается внутри, Тэхён не может просто закрыть на это глаза и прерывает тишину вопросом: — Участие в скачках определяется взаимоотношениями с родителями жокеев? Никто не снимал Сухёка со скачек, он всё ещё заявлен участником. Мужчина не имеет права вот так брать и решать чью-то судьбу, тем более из-за личных интересов убивать чужие мечты. Тэхён не знает, вообще-то, о чём мечтает Сухёк, но тот факт, что он остаётся в клубе, говорит сам за себя – он не хочет уходить. — В тебе слишком много эмпатии для сироты, — Чонгук оборачивается, чтобы удостовериться – мальчишка смотрит на него с ненавистью во взгляде, — но, судя по твоему вопросу, ты даже не разговаривал с Сухёком. Ты ничего не знаешь, нахрена лезешь? — Не могу молчать, когда чьё-то слово несправедливо перекрывает другому кислород. Ким считает, будто владелец клуба отбирает у Сухёка кислород в виде конного спорта. Это потому что сирота сам мечтает о международных, из всех живых существ любит только свою кобылу и дышит своей целью. И как выяснилось, думает, будто остальные жокеи такие же, как он. — Давай проверим, умеешь ли ты извиняться, — предлагает Чон, резко сворачивая на обочину и останавливаясь. Короткое нажатие на аварийку и поворот ключа зажигания образовывает тишину, мужчина облокачивается на дверь, поворачиваясь корпусом к сироте, и делает затяжку, собираясь жадно впитывать каждую меняющуюся эмоцию, когда он расскажет правду. — Ли Сухёк – сын женщины, которая была одной из любовниц моего отца. Она через него надавила на меня, чтобы я взял Сухёка в конный спорт, когда он не представлял из себя ровным счётом ничего. Я его при себе загнанной лошадью держал, думал, он после моих тренировок сбежит в одну из ночей, а он не сбегал, потому что жизнь в клубе, по сравнению с домом, была для него цветочками. Сухёк здесь прятался. Ему конный спорт не нужен, его всю жизнь заставляют быть лучшим, до крови из носа сидеть на дополнительных, до вскрытия вен продолжать участвовать в скачках. Сухёк не хочет умирать, даже когда его жизнь не принадлежит ему. Это была попытка остановить свою мать. И Чон дал ему то, что он хотел – позволил бросить конный спорт, прятаться в клубе, а прошлой ночью жить у него. Чонгук даёт возможность Сухёку дышать. Это признание оправдывает слова жокея «я больше, чем тоже», потому что господин Чон тоже тренировал его, но их отношения всегда были чуть больше, ведь их связывают не любовные отношения, а семья. Отсюда взялись слухи, Сухёк мог вести себя более раскрепощённо с мужчиной, приходить к нему ночью, чтобы просто поговорить, уезжать с ним, оставаться наедине. Ли продолжал участвовать в скачках, побеждать и посещать тренировки, возможно, надеялся, что всё может измениться, но это существование не заканчивалось. Тэхён ошибался насчёт владельца клуба. — Тебя придётся учить ещё и приносить извинения? — Чон тушит сигару и подаётся вперёд, несдержанно хватая мальчишку за подбородок. — Как хочешь извиниться: как любовник или как жокей? — В чём я был неправ? — Правда не понимаешь? Чонгук в чужих глазах почти своё отражение видит, не может найти наигранное непонимание – мальчишка не видит своей вины. Он убеждён, что не поступил неправильно, обвинив мужчину и встав на защиту Сухёка, поэтому даже не пытается вырваться из импульсивной хватки. Не понимает, что господин Чон не всегда сможет сдержать себя. — Ты полез не в своё дело, ничего об этом не зная, сделал ошибочные выводы, выставил меня последним ублюдком, по собственной прихоти решающим будущее своих людей, и в итоге вывел, когда я по-человечески просил не ставить меня в положение, когда я должен быть бессердечным к тебе. Кажется, теперь Тэхён начинает понимать, потому что больше ничего не говорит и не вырывается, признавая свою вину. Чонгук почти разжимает ладонь, насильно заставляя себя успокоиться и на этот раз спустить мальчишке его чрезмерное чувство справедливости, но оказывается в замешательстве, когда Ким с щелчком убирает ремень безопасности и подаётся вперёд. Мальчишка беспрепятственно тянет руки к ремню мужчины на брюках и начинает вынимать одну сторону из петель, задевая запястьями складки, образовавшиеся в районе паха от сидячего положения. — Ты что творишь? — Собираюсь принести извинения как любовник, — спокойно говорит Тэхён, явно выбирая неправильный вариант и выводя мужчину на ещё большие эмоции. — Руки убрал, — грубо отрезает Чон, реагируя именно так, как и думал мальчишка, сразу же послушно прекращающий расправляться с чужим ремнём. — В какое бы дерьмо ты не попал, никогда не опускайся так низко, это отвратительно, от этой грязи ты никогда не отмоешься. Чонгук ответа не ждёт, застёгивает ремень обратно, ощущая фантомное тепло чужих пальцев на нём, резкими движениями продевает в петли и облизывает губы, почти судорожно от ярости выдыхая: — Это не твой путь. Мужчина заводит автомобиль, снимает с ручника и перед тем, как выехать обратно на дорогу, бросает взгляд на Тэхёна – он сидит так же спокойно, как и прежде, будто собственные намерения для него ничего не значат. Это всего лишь очередной брошенный вызов, провокация в ответ на провокацию, Ким не позволит себе уступать, в этом и проблема. Это опасно, когда двое одинаковых людей сталкиваются лицом к лицу. Тэхёну эта опасность и её риск безразличны, он не думает о последствиях, наивно полагая, что просто справится с этим, забудет, ведь это не сложно. Однажды самонадеянность подведёт его, и он не сможет прятать эти трещины в себе так же, как ожоги. Ему необходимо научиться вовремя останавливаться, и эту тренировку Чон тоже берёт на себя. Потому что в отличие от Сухёка, Тэхён может потерять контроль. В любом случае со стороны упрямого мальчишки сегодня был сделан шаг, пиаффе: Тэхён всё ещё стоит на месте, но уже двигается так, как ему было велено. А это значит, что его строптивость возможно убрать, научить правильной походке. И Чон положил этому начало.