аллюр

      

Направляя лошадь к обрыву, стоит помнить, что ты упадёшь вместе с ней.

Протянутые в руки документы с прикреплённым жёлтым стикером на внешнем файлике с номером электронного кода передаются вместо рукопожатия, а из пожеланий всего хорошего – хлопок закрытой двери небольшой обычной квартиры, в которой у стенки стоят несколько коробок с вещами. Тэхён осматривает пустое помещение, базовую мебель, достаточно скучные тёмные обои и единственное окно, выходящее почти в стену соседнего здания. Парень с выдохом поднимает взгляд к потолку, новому, своему. Ким Тэхён с этого дня официально совершеннолетний. Через минуту лёгким дребезжанием стен отражается второй хлопок стальной двери, и квартира пустеет. Тэхён спускается по лестнице, убирая стопку выданных на него и на квартиру документов в отделение рюкзака, одолженного у Сухёка, закидывает его на плечо и выходит на улицу той части города, от которой достаточно недалеко до центра – государство на сирот не жалеет неплохие квартиры. Только Киму тут некомфортно, шумно очень, много людей, и запах пыли конца лета не вызывает того же ощущения правильного присутствия, что пыль ипподрома. Тэхён находит спокойствие в журчании прохладной реки раннего утра, в раскалённом асфальте пустой трассы под подошвой, в запахе сена, шуме старых деревьев пастбища и даже в низком рычании мотора Порше. Парень достаёт из кармана чупа-чупс, открывая его и укладывая на язык, поддевает вторую лямку рюкзака и смотрит на уже потрескавшийся экран телефона, сверяясь со временем – должен успеть. Сегодня полностью забитый день, совершеннолетие добавило слишком много проблем и суеты, помимо работы в конном клубе, где идёт завершающая подготовка перед предстоящим забегом, в котором из всех жокеев принимает участие только Сугём. Это обосновано его выводом в обсуждения, подготовкой выхода за пределы области ипподрома на трассу страны в сентябре, откуда потом можно уже метить в международные. «Если сил хватит», – бросил, проходя мимо, Тэхён, намекнув, что по-прежнему является его соперником. Остаётся мало времени. Господин Чон на днях должен озвучить своё решение, на которое Тэхён может повлиять лишь собственными результатами. Поэтому Ким, держа в руках купленный сок со льдом, прислоняется к стене здания, втягивает его через трубочку и смотрит на противоположную сторону через дорогу, где в кафе сидит владелец клуба с очередной потенциальной жертвой несчастного случая сорванной встречи. Сегодня без гольфа – встреча в закрытом помещении, Хосока в городе нет и ещё долго не будет, он уехал на съезд, поэтому попросил парня побыть неуклюжим прохожим сегодня за него. Господин Чон о подмене ещё не знает. Зато Тэхёна просветили, что человек, вызывающий сейчас у владельца клуба скукоту, это назойливый журналист, копающий под его ипподром. Отменять настойчивые встречи Чонгук не может, иначе это вызовет подозрения его скрытности, а давать разрешение на присутствие в клубе он не желает. Пункт о неразглашении в контрактах не для объёма работы менеджера стоит. И, выждав десять минут от начала встречи, когда господин Чон выяснил, на какой стадии сейчас личное расследование журналиста и что он имеет на него, Тэхён натягивает капюшон, отталкивается от стены и идёт к пешеходному переходу. Он должен помочь своему союзнику. Колокольчик над дверью оповещает о чужом приходе, не сильно отвлекающем посетителей до тех пор, пока не слышится на предупреждение персонала «со своими напитками сюда нельзя» знакомый ровный голос, отвечающий: — Сейчас вылью. Тэхён замечает, как господин Чон заметно распрямляется и взглядом огибает помещение, его ищет, но находит слишком поздно – проходя мимо их столика, Ким наигранно спотыкается и выплёскивает сладкий прохладный сок на журналиста. Секундный шок мужчины вызывает панику персонала, официантка тут же приносит салфетки, пока виновник даже не пытается принести извинения и изобразить хоть какое-то сожаление «непредвиденной» ситуации, потому что видит на столе распечатанные фото жокеев. Что-то идёт не так. — Вот паразит, — усмехается журналист, готовый простить случайность, но явно ожидающий хоть каких-то сожалений, — извиняться не учили? — Ещё нет, — задумчиво отвечает Тэхён, не озвучивая «но господин Чон над этим работает», и не находит ничего лучше, чем действовать как всегда импульсивно. Никто не имел и близкого предположения, что мальчишка резко схватит со стола фотокамеру и побежит, это не по плану, безрассудно и рискованно, потому что журналист резко поднимается и бросается за ним. Напрасно мужчина считает, что сможет догнать его, потому что встречный ветер, скорость и жажда победы – стихия Тэхёна, его дыхание, его жизнь. Встречные люди, которых задевают двое бегущих, оборачиваются, что-то бросают вслед, водители автомобилей, перед кем пробегают на жёлтый светофор, сигналят, лишь добавляя адреналина в кровь. Фаворита учили бегать так, чтобы он не отставал от своей лошади. Поэтому через несколько улиц Ким оборачивается, замечая, как журналист в двадцати метрах от него выдыхается и замедляется. Парень вынимает у фотокамеры карту памяти, двигаясь шагом спиной, и по пути оставляет аппарат на крышке мусорного бака. — Ваши конкуренты щедро платят, — заверяет в переулке Тэхён, чтобы отвести от владельца клуба подозрения, и поднимает руку с картой памяти, договаривая: — пришлю позже по почте вместе со своим номером – я оплачу вам чистку костюма. — Вот малолетний ушлёпок! — с одышкой кричит журналист, хватаясь за покалывающий бок. — Только попадись мне – уши на задницу натяну!.. Ким усмехается, оборачивается и убегает, признавая, что в собственной вычурности действительно есть доля удовольствия – теперь он понимает господина Чона чуть лучше. На сегодня запланировано много дел, и парень не может позволить, чтобы владельца клуба отвлекали от них. Поэтому перелезает через забор, проходя узкими улицами ещё немного, выходит на одну из главных дорог, снимая одну лямку портфеля, чтобы достать телефон, и проверяет экран блокировки – одно сообщение с названием улицы от господина Чона. Тэхён понимает, его за такую выходку по голове не погладят, поэтому уже предвкушает напряжённый разговор, что-нибудь вроде, сошёл ли он с ума или перегрелся на солнце, потому что за такое можно и заявить о краже. А нарваться на разборки с участием правоохранительных органов в первый же день совершеннолетия – не самый лучший способ начать взрослую жизнь. Однако, сев на пассажирское подъехавшего к остановке указанной улицы Порше, Ким слышит совершенно не то, что предполагал. — Ты в порядке? В тишине салона ритмично щёлкает поворотник, собственного дыхания не слышно, когда Тэхён непонимающе смотрит на господина Чона, чуть прищуриваясь в сомнении, что за этим вопросом стоит что-то другое, нежели прямое в своём значении волнение. — Вы сомневались во мне? — Волновался. Нет, это не волнение. Господин Чон по-настоящему испугался, потому что ничего не мог сделать, когда мальчишка взял и побежал. Мало того, что на его месте должен был быть вообще Хосок и не выкидывать такие глупости, так ещё и видит украденную карту памяти, которую Тэхён поднимает на уровень глаз в попытке отвлечь от себя внимание. Слишком откровенно, Ким может неправильно понять, подумать, что за него и правда волновались, будто представляет ценность больше, чем жокей. Будто он и правда так нужен мужчине. — Давление подскочило? — Тэхён делает намёк в сторону возраста, пытаясь как можно скорее заглушить собственные навязчивые мысли. — Мне сходить в аптеку? — Я серьёзно, — а в голосе и правда доля злости. Им недовольны. Это другое разочарование, беспокойное. Без масок и скрытого смысла, такое, какое люди чувствуют, когда пугаются за нечто ценное, а в данном случае – здоровье и жизнь парня. Потому что Чон ничем бы не смог ему помочь, даже не нашёл бы его, злится из-за этого и не понимает на кого больше: на мальчишку или на себя. — Безрассудно выкидывать подобное перед предстоящими скачками, Тэхён. — Простой благодарности было бы достаточно… — парень внезапно осознаёт смысл прозвучавшего и перестаёт дышать, тратя последний выдох на вопрос: — я участвую в этих скачках? Чонгук проговорился раньше времени, планировал оповестить об этом при других обстоятельствах, но забирать свои слова уже поздно. В распахнутых светлых глазах неверие, читается крошечная доля ожидания, что над ним подшучивают, но Тэхён не слышит никаких слов опровержения – его допускают раньше срока. Чон перестаёт злиться, просто не может, когда на него вот так смотрят, выдыхает и беспрепятственно касается волнистых волос, убирая их за ухо. — С днём рождения, Бэмби. Это не подарок, просто Чонгук дал слово подумать, исходя из результатов, и те себя оправдали настолько, что пора проверить своего фаворита. Это не минутное решение, Джин-Хо знает, как тяжело далось это мужчине: сколько он сидел и пересматривал последние забеги мальчишки, бывало, даже самый первый с падением, приглашал Такано, с ним обговаривал. Для господина Чона это – риск, позволить Тэхёну участвовать в ближайшем забеге. Риск, потому что мужчина с другими владельцами выходит из игры и ставит своих жокеев с теми, кто соревнуется чисто. Риск, потому что для Кима это либо шаг вперёд, либо десять назад. Риск того, что после Тэхён уйдёт в другой клуб, так как их контракт ограничивается лишь одним забегом. Настоящий подарок к совершеннолетию по срокам будет готов как раз к дебюту, и Чонгук, на самом деле, не знает, что будет в подарочном конверте – там решается допуск к международным. — Сильно не радуйся, — мужчина забирает карту памяти из руки мальчишки, заставляя того вернуться в реальность. — Если этот журналист узнает тебя как жокея, то тебе на долгие годы обеспечено место в жёлтой прессе. Придётся осторожно предлагать себя в качестве любовника следующему владельцу клуба. — Я не знаю, как мне выразить благодарность, — признаётся Тэхён, всё ещё не осознавая позволенного. Он этого участия нетерпеливо хотел, изо всех сил стремился выйти раньше, это было его целью. Ким готов был умолять выпустить его в августе, позволить участвовать, даже если бы не был готов, рискнуть всем, что есть. И сейчас, получив твёрдое разрешение, просто не понимает, что должен сделать за это. — За что? — пассивно удивляется Чонгук, не находя в своём решении ничего снисходительного. — Ты сам достиг необходимых результатов, гонять тебя до сентября нет необходимости. — Это будет чистый забег? — уточняет Тэхён на случай, если он мог неправильно понять. — Я же сказал, что мой бизнес тебя не коснётся. — А Сугём? — На международные моя грязная игра не распространяется, — напоминает мужчина, проводя указательным пальцем под нижней губой в задумчивом жесте. — Следующий забег покажет ваши настоящие достижения, после него и решится, кто и куда пойдёт дальше. Сомневается. Тэхён видит колебания в господине Чоне, не понимает, чем именно вызванные, но точно знает, что причина не в нём. В последние дни мужчина не скрывает своих оценок на его счёт, какие-то бьют в самые рёбра до сбитого дыхания повторения тренировок, какие-то зарываются пальцами в лохматые волосы похвалой. Никаких напоминаний и насмешек про слёзы – господин Чон заверил, что это нормально, сам рыдал за конюшней в свои годы, когда проигрывал, когда не поддерживал отец, когда сорвался и почти ушёл из спорта. Тэхён тогда на эти слова молча протянул ключ зажигания с сигнализацией от автомобиля, опустил покрасневшие глаза в пол и попросил не скрывать от него результаты. Ким засматривается на движение пальца, которым господин Чон водит по контуру нижней губы, и ощущает фантомное тепло на своих. Хмурится, сглатывает и отворачивается, не понимая, почему вспоминает об этом сейчас, когда уже прошло столько времени. Тема его ухода в другой клуб осталась в том самом дне: среди багрового заката, первых сорванных тормозов, шумного поцелуя и заверения «ты нужен мне». Сейчас же она всплывает чем-то привычно насмешливым от господина Чона, не исключающим возможность и правда уйти от него. Тэхён то признание нужности не нарочно внутри сохранил, просто там пепел от сгоревших перьев остался, стало чего-то не хватать. Вот он сам и положил туда новые, моментами ощущает щекотку, когда подходит к двери кабинета, она раны ото льда и ожогов залечивает.        Остановившись на парковке, Ким возвращается в рутину дня, вспоминает, что Джин-Хо заказал ему банковскую карту, парню остаётся её только получить – приют больше не может его финансово обеспечивать. Теперь всё сам и один, хотя последнее отзывается словами, что за него всё ещё несут ответственность, потому что он – часть клуба. — Как тебе квартира? — интересуется господин Чон, равняясь с мальчишкой, когда тот выходит из Порше, уже не обращая внимания на взгляды в их сторону. — Обычная. — Если не нравится, продай, — пожимает плечами Чонгук, собираясь подождать на улице. — Скоро я переведу тебе зарплату, добавишь её к проданной квартире и можешь покупать новую там, где захочешь. — Я получу зарплату? Тэхён искренне удивляется, спрашивая без сарказма, будто получать оплату своего труда для него что-то новое. Нет, у него уже были подработки, вопрос вовсе не в этом. Кажется, парень не понимал, что драил полы на территории клуба, убирал конюшню, выполнял работу персонала и резался о нож, когда чистил мешками овощи, вовсе не ради прихотей владельца, прикрытых тренировками. — Ты правда думал, что я просто использую тебя? — Чонгук неверяще цокает и покачивает головой. — Всё это время я был таким подонком в твоих глазах? — Я думал, что отрабатываю лечение Альтаир… — Разве я не говорил при первой нашей встрече, что лечение лошади полностью на моём покрытии? — Кажется, в тот момент я внимательно читал контракт, чтобы не пропустить строку обязательства прыгать к вам в постель. Тэхён резко отводит взгляд, озвученное остаётся странным послевкусием и покалыванием на языке. Он не смущался говорить подобное ещё тогда, когда совсем не знал владельца клуба, а сейчас ощущается что-то странное. Однако для господина Чона слышать это остаётся таким же привычным, не вызывающим у него никакой реакции, кроме намерения прояснить некоторые моменты. — Скажем, я просто могу позволить себе полностью оплачивать лечение лошадей, — не говоря о причине, по которой кобыла вообще чуть не сломала ногу. — Спонсоры, ставки, родители жокеев – источники моего дохода разнообразны, что позволяет мне очень многое. За тренировки надо платить, эти деньги частично идут от родителей жокеев. У тебя их формально нет, поэтому своё место ты уже отработал, как я и говорил, это не благотворительность. Дальше – скачки, с которых ты получишь долю, как зарплату, потому как принимаешь участие от моего имени на своей кобыле. — И вы угрожали забрать мою лошадь как неустойку? — Я не всегда веду себя честно, пора бы уже было привыкнуть. Чонгук достаёт сигару, кивая парню на здание, чтобы тот поспешил, и закуривает, доставая карту памяти фотоаппарата и вставляя её в планшет. Взгляд чёрных глаз жадно провожает купающиеся в солнце завитки волос, касается спины, скатывается по ткани спортивок и перемещается на экран устройства. Лишние мысли. Проблему с журналистом можно было бы решить деньгами, как всегда, подкармливать его в нужное время, но сейчас подворачивается другой вариант. Сложно признать, что Тэхён сделал всё правильно, но, заходя в папку с потенциальными скандалами, Чон находит те фото, которые журналист ему не показал. Кто-то в клубе сливает информацию, потому что здесь его фото с Сухёком. Гудки набранного номера сливаются с шумом города, пока мужчина вычёркивает ненужные фото, журналисты имеют десятки копий на подобные случаи, удалять всё бесполезно, а после загружает все файлы в облако, перекидывая ссылку знакомому, отвечающему на звонок. — Слей в течение ближайшего времени всё, что я тебе выслал, — говорит Чон, выставляя всё так, будто мальчишку и правда наняли конкуренты журналиста. — Встретимся на скачках. Хорошей тебе премии. Скандальные статьи несильно пугают, это уже пройдено не по одному разу, в бизнесе без журналистов никогда не обойтись. Слегка настораживает, что среди персонала нашёлся тот, кого, по всей видимости, не устраивает зарплата, раз начинаются сливы. Но даже это не кажется такой уж и проблемой, как тот факт, что Тэхён думает о том, чтобы уйти. Думать и хотеть – разные понятия. И Чонгук отчётливо видит, что мальчишка пока только думает, сомневается, ищет решение. Ему свойственно это метание – он впервые попал в конный клуб, просто больше не с чем сравнить. Колебания добавляет тот факт, что господин Чон использует подставных фаворитов, и, как бы ему ни обещали честный спорт, вероятность, что другие жокеи будут подговорены пропустить его, никуда не пропадает. Эти мысли просто нельзя взять и выкинуть из головы, Чонгук в этом мальчишку понимает и признаёт – его вина, он не планировал посвящать сироту в эти детали. Нельзя исключать и то, что после скачек Тэхён убедится в честности обещаний владельца и не захочет никуда уходить. Чон даже готов пересмотреть все условия, изменить контракт в пользу парня, потому что не хочет его терять. Он ему нужен. Чонгук такими словами не разбрасывается, признать подобное вслух – всё равно что обнажить своё слабое место, показать, что преимущество вовсе не у него. Мужчина боится, что впервые за долгое время позволил себе привязаться, сам на себя надел узду и поводья отдал в руки Тэхёна. Чон не должен ничего чувствовать к своему жокею, но всё чаще удостоверяется, что рядом с ним становится сложнее удерживать своё растущее безрассудство.        Этот день заметно выматывает парня, он признаётся, что так даже на тренировках не устаёт, когда ведёт владельца клуба по узкой улице среднего района города на ужин сам. В честь своего совершеннолетия Ким просит позволить ему угостить, не говорит чем, но крошечные закусочные говорят сами за себя – парень хочет по-простому, без вычурности, кучи столовых приборов и изысканных блюд. Поэтому заказывает по большой тарелке домашней лапши, ещё несколько традиционных блюд людей, у которых нет времени и средств на рестораны, и бутылку соджу для вкуса. Чонгук заказывает сок – он за рулём. Господин Чон в таком месте выглядит слегка нелепо, его самого это не смущает, когда он наблюдает, как Тэхён привычно смешивает закуски, говорит, как вкуснее есть и подкладывает мужчине кусочки мяса. Он так в прошлом привёл друзей из приюта и накормил их на первую свою зарплату – показывает свою благодарность. Со стороны Тэхёна это вместо звука «спасибо» за разрешение участвовать в скачках или за то, что его вообще приняли в клуб, он сам-то не уверен, за что благодарит. Просто хочется. А когда он чего-то хочет, то не видит смысла отказывать себе в этом. С переходом в другой клуб немного иначе. Тэхён всё чаще ощущает, что тревожное чувство потери стремительно растёт с каждым днём. Ким не пьян, просто оступается, когда выходит из Порше у территории клуба, ощущает, как его ловят и держится сам, хватаясь за руку господина Чона. Он уже трезв, просто случайно вырывается признание, что видел господина Чона у забора, через который они сейчас проходят, с Сухёком в ту ночь, когда мужчина был под кайфом, и это его бесило. Чонгук почему-то на эти слова смеётся, тихо так, беззлобно, ловя на себе вопросительный взгляд «что смешного?» в коридоре жилого комплекса, где их приход могут услышать, и не отвечает. Это была не злость. Тэхён тогда впервые приревновал мужчину, уделяющего своё внимание не ему. Они в чувстве собственничества солидарны – если Ким был назван фаворитом, то всё внимание и время должно принадлежать только ему. Если Чон выбрал себе фаворита, то другим его уже не отдаст. Поэтому в день ссоры Чонгук не придумал ничего лучше, чем заставить Тэхёна остаться, поцеловав его? Подумать только, он даже не попробовал предложить деньги, которые для людей в мире являются первой причиной изменить своё мнение. Это был порыв собственничества с привкусом слетевших с губ слов «ты нужен мне»? Или мужчина хотел проверить мальчишку, выяснить, как далеко зайдёт его любопытство узнать, насколько он ценен для владельца? Для Тэхёна это всё ещё не больше чем их соперничество. Для господина Чона, кажется, уже нет. Потому что Ким, падая на постель, останавливает в дверях мужчину признанием, что ему нравится этот потолок. И проблема в том, что Чонгук понимает, какое значение имеет эта деталь. Тэхён чувствует себя здесь на своём месте. А привязанность – это отрицательное качество, которое мальчишка упрямо не хочет признавать.

℧

— Голова болит? Тэхён аккуратно ставит кружку остывшего чая на стол, чтобы как можно меньше создавать громких раздражающих звуков, бьющих резким звоном в голове, и смотрит на присаживающегося напротив Джин-Хо, поставившего за день до скачек жокеям выходной. Парню и отвечать не надо, по нему видно, хотя сам он не понимает, почему находится в таком состоянии последние несколько дней с того времени, как узнал о своём участии в предстоящем забеге. Слишком много думает. — Нам нужна твоя подпись, — менеджер протягивает какой-то документ и кладёт сверху ручку. — Формальность перед скачками, — поясняет Джин-Хо, — которую ты обошёл, выйдя без разрешения в прошлый раз, чем создал господину Чону проблемы. Так как лошадь пока ещё не принадлежит клубу, вся ответственность за травмы будет лежать на тебе. Тэхён особо не вслушивается, менеджер уже не раз приносил подобные документы, да и сам понимает, что за свою кобылу отвечает только он, однако смущает во всём этом пара слов, сильно выбивающихся из всего контекста. Парень успевает вывести пару букв своего имени, когда внезапно останавливается и поднимает взгляд на Джин-Хо. — Что значит «пока ещё» не принадлежит клубу? Лошадка, которая владельцу так встала, что с самого начала он понимал – придётся ломать её жокея. Та самая лошадка, которая должна была идти как неустойка за расторжение контракта – нечестная игра грязного бизнеса. Господин Чон сам признался, что не всегда ведёт себя честно. Так в его планы всё ещё входит забрать Альтаир себе? Поэтому Тэхён ему так нужен? — Не я должен об этом говорить, — предупреждает Джин-Хо, зная, что мальчишка сейчас себе надумает лишнего без ответа, — но да, у господина Чона в планах после забега заключить с тобой новый долгосрочный контракт, где ты с Альтаир перейдёте под его имя. — Понятно, — Ким дописывает своё имя, — пусть забудет об этом. Тэхён двигает подписанный документ обратно менеджеру и встаёт, чтобы не тянуть время и поговорить об этом напрямую с владельцем. Из всего он должен услышать, что это только в планах, господин Чон лишь думает об этом пункте в контракте, и по сути он необходим, чтобы от его имени участвовать в международных. Ким плохо осведомлён о формальных аспектах соревнований, ему не хватает этих знаний, а потому он должен полагаться на Джин-Хо и самого господина Чона, который непосредственно сам принимал участие в трёх крупных престижных забегах. Однако намерение поговорить, чтобы не оставлять себе лишних домыслов, прерывает чужой разговор, и, судя по повышенному тону Сугёма, не у одного Тэхёна с самого утра головная боль. Жокея явно не устраивает в списке участников следующего забега появившееся имя сироты, которого там не должно быть, потому как, остановившись в коридоре, Ким слышит: — … мы договаривались не об этом! — Ты же знаешь, что в любом случае попадаешь в сентябре на ипподром страны, к чему сейчас эта истерика? — ровный тон голоса владельца отражается бессмысленной тратой времени на бесполезные объяснения, которые он терпеть не может давать, но должен, потому что перед ним сын депутата. — В этом году Тэхён туда не успевает, так чего ты боишься? — Вы продвигаете его, когда это место должен занимать я! — Ну так возьми и займи его место, в чём проблема, арабская? — всё так же невозмутимо, без сомнений, что место фаворита хоть кто-то из жокеев не сможет занять. — Это несложно, не придётся придумывать, как вытащить его и переломать ноги, просто финишируй первым, что может быть проще. — Так помогите мне финишировать первым, как вы это сделали в прошлый раз. Тэхён складывает руки на груди, нервно постукивает указательным пальцем, переняв чужую привычку, и ждёт, что ответят на эти слова. Что-то здесь нечисто. Речь идёт непосредственно об участии с ним, так почему Сугём говорит про прошлый раз, если в том заезде сирота просто наблюдал с трибун? — Много треплешься, — предупреждающе твёрдо затыкает господин Чон, намекая, что эта тема явно не касается жокея. — Он об этом не знает, верно? — усмехается Сугём, понимая, что настоящая причина падения кобылы так и не была раскрыта для сироты. Мужчину забавляет эта попытка угрожать ему, он даже улыбается, находя в отпрыске черты характера его родителей, и позволяет жокею закончить разговор с последним словом за ним. Сугём не слушает, с ним бесполезно разговаривать, а потому легче закончить так, чем пытаться его в чём-то заверить. Боится ли господин Чон, что тот всё расскажет Тэхёну? Нет, но это будет очень неприятный момент, исход которого предугадать совершенно невозможно, особенно учитывая, что парень и так думает о переходе в другой клуб. Чужое присутствие ощущается предчувствием, Чонгук не спешит поднимать взгляд, смотрит на время, ожидая прихода Джин-Хо с последними документами, ищет по ящикам сигары, которые некстати закончились, и выдыхает, поднимаясь с кресла и не обнаруживая никого в дверях. Мужчина догадывается, кто это мог быть, поэтому планирует вечером сам встретиться, а сейчас должен ехать и согласовывать участие своих жокеев. Следующие сутки обещают быть напряжёнными. Тэхён это особенно ощущает, до противной дрожи пальцев, до выводящей из себя тошноты от волнения – так паршиво ему не было даже в тот момент, когда он бессовестно вписал своё участие под именем владельца этого клуба. Ким вначале думает, что не вовремя заболевает, без подсказки идёт к местному врачу, без опасения, что о плохом самочувствии доложат – он даже с температурой будет участвовать – но слышит лишь незнакомое «мандраж». Смешно. Ему настолько страшно? Он сомневается и не уверен в себе? Бред. Парень непонимающе смотрит на протянутые ему успокоительные в сопровождение слов «поможет уснуть», поднимает взгляд на мужчину и молча уходит, посчитав это за какую-то ошибку. Он не настолько испугался каких-то соревнований, чтобы успокоительные глотать – Сугёму они сейчас нужнее. Ким уходит к кобыле на пастбище, проверяет, как она себя чувствует, угощает яблоком, как всегда одним на двоих, и не замечает в ней беспокойства. Причина собственного явно не в соревнованиях. В его мыслях об уходе после них? Контракт истекает, новый может содержать в себе обязательное условие отдать Альтаир, а Тэхён на это не пойдёт. Предчувствие? Странные слова Сугёма? Да что может пойти не так? Впервые ощущается явное желание поговорить, получить поддержку элементарных слов, заверение, что всё пройдёт успешно. Ему это необходимо, очень, а Джин-Хо, которого едва удаётся перехватить, говорит, господин Чон вернётся поздно. Тэхёна, если честно, эта новость слегка подбивает, заставляет бросить попытки успокоиться и принять решение просто вымотаться. Поэтому к вечеру, когда менеджер проверяет жокеев, находит одного из них бегающим на ипподроме – Киму нужно унять сердце. Оно бьётся громче ударов ритмичных шагов, о чём-то просит, парень не слушает – какие-то глупости. Тэхён осознаёт, что ему нужно что-то большее, чем разговор. Эта влетевшая мысль ветром врывается в горящее лицо, когда парень делает глоток воды после бега и закашливается, вспоминая, каким образом у него изнутри забрали всю злость, тяжёлое раздражение, обиду, накал эмоций, оставив лишь пепел – господин Чон его поцеловал. Нет, не так. Они поцеловались. Тогда в голове не осталось ни одной мысли, потому что случившееся не имеет объяснений, не поддаётся логике – так не поступают. И именно тогда Тэхён просто перестал себя чувствовать, даже не волновался о том, что их видели. Господин Чон знал, что это успокоит его? Знал и поцеловал? То же было перед приютом – в голове резко стало пусто, истерика растворилась в хрусте коробки клубники, и, хотя причиной обозначили желание напугать, Тэхён отчётливо помнит ощущение поддержки. Так эта поддержка нужна ему сейчас? Упав на подушку в десятом часу, Ким закрывает глаза и убеждает себя, что банально волнуется перед скачками. Мандраж, так мандраж, на ипподроме пройдёт. А спать-то нужно сейчас. Ко всему прибавляется какое-то бесячее раздражение, кажется, надо было не успокоительное ему предлагать, а снотворное, сразу лошадиную дозу, за которым в конечном итоге парень и поднимается, в половине двенадцатого покидая жилой комплекс. На улице приятно прохладно, конец августа даёт знать о приближении осени, делая ночи контрастно холодными. Тэхён останавливается, смотрит в сторону ворот, пытаясь увидеть автомобиль, ловит себя на нелепой мысли, что делает это с какой-то надеждой. Неужели он правда нуждается в такой поддержке? — Меня ищешь? — раздаётся позади голос через улыбку, видимо, от приятного столкновения, потому как господин Чон вернулся достаточно поздно и вышел, чтобы пойти к своему фавориту. Ему уже доложили о состоянии мальчишки. Тэхён оборачивается, осматривая при слабом освещении дальнего фонаря мужчину, заметно уставшего после муторного дня. Привычная укладка потеряла форму, пиджак где-то оставлен, господин Чон в расстёгнутой на пару пуговиц рубашке с закатанными рукавами, и несколько прядей у лица влажные – ополаскивал лицо прохладной водой, чтобы слегка взбодриться для разговора с фаворитом. — Да, я хотел… Тэхён запинается, потому что много чего хочет. Хороший подзатыльник, чтобы взять себя в руки, тоже не помешал бы, но вместо всего этого слегка трясёт головой и выдаёт: — Уточнить, какого чёрта вам нужна моя лошадь? — Перейти под моё имя не значит забрать у тебя кобылу, — спокойно объясняет Чонгук, расслабленно убирая руки в карманы брюк. — Да, я стану её владельцем. Только разница между тем, что ты успел себе накрутить, и реальностью в том, что я беру вас обоих, как одно целое, под своё имя. Такой ответ более понятен, чем то, как вообще звучала вся эта информация, но Тэхёну этого недостаточно, не мысли о лошади его заботили весь день. — Я слышал ваш разговор с Сугёмом, — вторая навязчивая мысль при озвучивании тоже не кажется тем, что сильно волнует, но Ким пробует и продолжает: — о чём я не знаю? — О многом, и ночь перед скачками – явно не то время, когда я должен быть с тобой полностью откровенным. Сам понимаешь, тебя сложно успокоить. — Да ладно, — усмехается, копируя позу мужчины, — у вас хорошо получается меня успокаивать. — Так ты этого добиваешься? — Может быть. Невероятный. Это на секунду и правда обескураживает Чонгука, не ожидающего подобной прямолинейности, потому что оба находят настоящую причину. Мужчина делает предупредительный шаг вперёд, проверяет и удостоверяется, когда Тэхён не делает подобного назад, стоит, в самые глаза смотрит. Неправильная реакция позволяет Чону найти ответы – мальчишка не понимает, чего хочет. Для него произошедший поцелуй был очередным вызовом, порывом эмоций, способом остановиться, остыть, ничем большим. — Хочешь поссориться и поцеловаться? — уточняет господин Чон, вынимая руку из кармана и начиная закручивать вокруг пальца завиток волос парня, а вопрос остаётся без ответа, и это то самое молчание, когда прав оказывается не Тэхён. — Даже ради приличия не съязвишь? — Для меня это не имеет никакого значения, если вам важно знать. Тэхён ощущает, как Чонгук замирает, перестаёт играться с волосами и убирает от него руку, будто этот ответ не то, что он должен был сказать. На самом деле хотелось знать, что думает Ким, что чувствует, но сказанное не оправдывает и приблизительных ожиданий. — Не хочешь узнать, что это значит для меня? — шёпот слабым ветром оглаживает щёки, мужчина наклоняется, наблюдая, как Тэхён явно не понимает, что его желание может быть не обоюдным. — Я не стану тебя целовать. По глазам видно, как этот ответ бьёт по гордости, ожиданиям, поднимает утихомирившиеся за день тревожные мысли и закручивает их в ураган. Ким не ждал отказа, он просто не мог подумать, что господин Чон не даст согласия, не захочет. Такого варианта в его представлениях не существовало. Для Тэхёна это просто способ расслабиться, он, возможно, впервые почувствовал замешательство и лёгкость от поцелуя, эффект неожиданности, что-то новое, что ему помогло, и теперь считает, что это можно использовать. Его непонимание происходящего, конечно, может и не навредить, но Чонгук, снова чувствуя за долгое время банальную привязанность, не желает того же своему фавориту. Они не должны. — Почему? — искренне не понимает Тэхён, не желая оставаться без ответа. — Нас видели? Сомневаюсь, что это – проблема, вы и при сотрудниках не упускаете возможности пригласить меня в свой кабинет, вас это веселит. Нравится называть меня любовником, заигрывать и целовать – вы первый перешли черту, и для вас я всего лишь развлечение. Или как я стал совершеннолетним, так потерялся интерес? А вот это было лишним, потому что Чонгук делает шаг вперёд, хватает Тэхёна за капюшон толстовки и встряхивает, чтобы пришёл в себя – это не то, что он хочет на самом деле. — Я не доставлю тебе удовольствия вывести меня, — вполголоса произносит Чон, услышав достаточно того, чтобы понять, как выглядит в его глазах. — Тебе самому не противно отдаваться тому, кто играется с тобой? — Если это принесёт мне выгоду – переживу. Уголки губ мужчины слегка дёргаются, нервно, неискренне, потому что внутри отчётливо ощущается острота впившихся в стенку чужих слов. Так, должно быть, Тэхён чувствовал себя всякий раз, когда Чон говорил что-то необдуманное, задевал его, ещё и по старым ранам проходил, добив в одночасье вопросом «да кому ты нужен?». Вот и сам он в чужих глазах – просто ничтожество, использующее людей для своего развлечения. Сирота сказал, что верит в гравитацию и хочет верить в бумеранг. Что ж, пора ему сказать, что бумеранг работает, потому что господин Чон получает эту тупую боль от разочарования. Это он переступил черту, его вина, за неё ему и расплачиваться. — Возьми успокоительное и отоспись. Чонгук отпускает мальчишку, не имея желания продолжать разговор, и уходит, вот так оставляя его посреди улицы. Только неприятное чувство остаётся почему-то у Тэхёна, противно липкое от собственных слов, к нему с каждым вдохом только больше грязи лепится. Перья внутри некрасиво слипаются, колются от собственной лжи. Для него тот поцелуй имеет значение, потому что впервые ноги заливались мелкой рябью от дрожи, уши заложило шумом сердца, он не мог сделать и ровного вдоха. Голова кружилась с затягивающимися узлами возбуждения, болезненно-сладко сводило в паху, тогда об этом думать времени не было. Тэхён не смог признаться, что ему понравилось. Просто стыдно открыться перед господином Чоном и сказать, что он проявил к нему какую-то ненужную их деловым отношениям слабость и почувствовал нечто большее, заменяя ненайденное определение своему состоянию словом «поддержка». Боится признаться, что сам себя, чёрт возьми, не понимает, до идиотского щипания в носу и размытых огней в глазах правда не понимает, что происходит. Хотел, наверное, спровоцировать, чтобы его поцеловали ещё раз, и он осознал, что для него это значит. Сильно облажался. Шаркающий шаг в попытке развернуть себя в сторону, пойти за снотворным и просто уже закончить этот дерьмовый день, оказывается неудачным, ноги залиты тяжестью сожаления. Возвращается смесь злости и обиды, остаётся скрежетом несказанных слов меж стиснутых зубов и в крепко зажатых в кулаки ладонях. Противно отдаваться? Ему всегда были противны прикосновения к себе, терпеть этого не мог, но позволял себя касаться господину Чону. Сам виноват, ведь это он отпустил ручку двери и обернулся.        Отрывает от подушки не вибрация будильника, не ласкающие солнечные лучи, а касание к плечу и торопливая просьба подняться – Тэхён уснул на кушетке у врача, наглотавшись снотворного, а сейчас не в силах себя поднять, ощущая тянущие мышцы и разбитое состояние. От вчерашнего остался след прилипших к стенкам сердца перьев, Ким их так и не смог отмыть. Джин-Хо приходит через несколько минут, буквально поднимает его с подушки, суёт стакан воды, что-то спрашивает про самочувствие, получает хриплое «сейчас приду в себя». Сегодня его дебют. Не облажаться бы хотя бы в этом. Парню необходимо взять себя в руки, откинуть все проблемы, вернуться к ним, возможно, позже, но сейчас надеть на себя хладнокровность и безразличие – Тэхён слишком долго шёл к этому дню, чтобы вот так просто сейчас позволить себе тупую слабость. Завтрак заканчивается, не начавшись, тошнотой и заверением о простом волнении, которое печатается текстовым сообщением и отправляется владельцу. Господин Чон, конечно, даже не появляется, в оправдание мимо пролетает что-то о делах, на что поступает едва заметная усмешка – в прошлый раз менее озабоченным был как раз таки владелец, погнавший его на тренировки, пока остальной персонал занимался сборами. Сейчас Тэхён может прочувствовать всю суету на себе, она, к сожалению, не выбивает одни мысли на другие, а забивает ещё больше. Ему надо поговорить с господином Чоном. Избавиться от прошлого дня, иначе он заставит Альтаир почувствовать собственные сомнения, а им обоим нужно быть уверенными друг в друге. Утро ещё, как назло, тянется противно медленно, почти тягуче, придавливая сверху пеклом августа и тяжестью вины. У парня остаётся не так много времени после погрузки лошадей, следующая возможность увидеть господина Чона будет в финале, когда комментатор объявит кличку победителя, а лошади уйдут с ипподрома. Тэхён, возможно, уйдёт из клуба, потому что с минуты пересечения финишной черты контракт будет завершён. Не таким он представлял себе день дебюта. Не таким представлял себе статус фаворита. Но путь к кабинету прерывается внезапным и предсказуемо проблемным столкновением. Сугём выходит, Тэхён резко заворачивает, оба сталкиваются, обмениваются раздражёнными взглядами и на этом бы разошлись, если бы не кинутое в спину: — Идёшь ссориться, чтобы потом целоваться? Только не сейчас. Тэхён останавливается, делая глубокий вдох и судорожный яростный выдох, облизывает губы и оборачивается. У вчерашнего разговора был свидетель, так банально, они же даже не отошли от жилого комплекса. Сейчас времени на разборки нет, на разговор едва ли хватит, поэтому Ким ничего не отвечает и перешагивает через порог. — Его нет, — звучит опережающая любезность от жокея, кажется, довольного увиденным – оба, что сиротыш, что владелец, просто дерьмово выглядят сегодня. — Мы поговорили перед погрузкой лошадей, и господин Чон уехал на ипподром – с твоим участием с беспородной кобылой много проблем. Отлично, единственная возможность решить проблему до начала забега грандиозно упущена. Кто в этом виноват? Тэхён, потому что он поднялся сегодня поздно, он не остановил господина Чона вчера, он позволил себя поцеловать. Не надо было слушать болтовню старого тренера, рассказывающего о невероятном жокее, которого повстречал за все свои годы работы, тогда бы Ким не захотел его найти и узнать, что с ним стало сейчас. — Знаешь, — Сугём делает шаг ближе, наслаждаясь превосходством собственной уверенности, — мне даже полегчало, когда я узнал, за что тебя так протаскивают. Стоит ли мне извиниться за то, как мы поступали с тобой? Так жалко тебя стало, жуть, самому плакать хочется. Это то, чего опасался господин Чон, ради чего тренировал оленёнка, намеренно выводил из себя, придирался и издевался – Сугём откровенно провоцирует, задевает за самое больное, чтобы сорвать тормоза. Получается отлично, потому что Тэхён хватает парня за воротник спецодежды и толкает его к стене, смотрит в насмехающиеся глаза и ищет там хоть долю человечности. Жестоко добивать его сейчас, перед самыми скачками. Только Сугёма это не останавливает, он не позволяет зажать себя у стены, бьёт в живот, возвращая то, что задолжал, второго удара ему не позволяют. Начавшуюся драку, конечно, быстро замечают, разнимают жокеев, что-то говорят – Тэхён не вслушивается. Произойди такое на ипподроме, их немедленно дисквалифицировали бы, а сейчас отправляют по автомобилям, обещая шкуры с обоих спустить после скачек. Не страшно, после Тэхён вообще в клуб может не вернуться. Противно ехать на заднем сиденье с Сугёмом, в отражении стекла видеть разбитую губу и не замечать проскальзывающего взгляда менеджера в зеркале заднего вида. Хотя, может, не всё так уж и паршиво – владельцу точно передали об инциденте, возможно, он придёт перед началом к жокеям, чтобы донести до их голов в задницах, что они в край охренели. Но в реальности их отводят по ту сторону трибун к лошадям в сопровождении Джин-Хо и Такано, и никто к ним не приходит. С чего он вообще взял, что волнует господина Чона? Ах, точно, фаворит. Тэхён, как и прежде, должен надеяться только на себя и на Альтаир. Это их усилиями они добились сегодняшних результатов, их совместной работой, тренировками, выносливостью и жаждой победы. К списку очень просится заслуга владельца, позволившего им быть частью клуба, его покровительства, подобравшего для каждого индивидуальные тренировки, его веры в беспородных, которые сейчас стоят наравне с чистокровными. Всё это – усердная работа союзников. Последняя формальность перед забегом в виде взвешивания лошади и наездника проходит успешно, и Джин-Хо говорит о полной готовности, оглядывая жокеев и отписываясь владельцу. Должно быть, он стоит среди таких же, как он, в каком-нибудь новом костюме, солнцезащитных очках и выбирает между сигарой и чупа-чупсом. Пусть так, потому что сегодня Тэхён оправдывает брошенный господину Чону вызов, доказывает ему, что они стоят вложений. Должен принести ему победу. В пальцах покалывает знакомый мандраж, Ким не обращает на него внимания, ждёт объявления открытия августовского забега. Зачем-то его подзывает Джин-Хо, от этого жеста подойти холодеют ладони – Сугём сказал, из-за участия беспородной кобылы у господина Чона проблемы. Вряд ли дело в самом участии, если бы был недопуск – их не пропустили бы даже до этой стадии, поэтому парень оставляет Альтаир на Такано и отходит в сторону от суеты. Каждый шаг отражается глухим эхом, земля слишком сухая, ипподром весь в пыли. В мыслях пролетает теория, опасность движения в зависимости от покрытия – сегодня хуже, чем в их первый раз. Успевает что-то о стратегии мелькнуть, когда его резко тянут в сторону, в тень, под начало трибун, крепко держат за плечи, пока взгляд медленно поднимается выше, по белоснежной отглаженной рубашке, к загоревшей коже, затем к чёрным глазам. Перья бережно отмывают. — Слушай внимательно, Тэхён, — господин Чон руки выше поднимает, подхватывает скулы, делает шаг ближе, сходя на полутон ниже, так, как говорит со своим фаворитом. — Я буду смотреть только на тебя. В этот раз не смогу поймать, но помогу подняться, помнишь? Выше, дальше этого ипподрома – это не твой уровень, но его надо пройти. Ты сможешь. Слезами? Кажется, да, перья чувствами усталости и поддержки, веры в него изнутри отмываются – мокрые, их высушить надо, а времени мало. Чонгук это время полностью тратит на важные слова, едва проводя большим пальцем под разбитой губой. Не то, что хочет услышать Ким, а то, что должен. — Вне зависимости от результата я от тебя не откажусь, — а взгляд куда-то глубже, чем в глаза. — Ты мой последний фаворит, я сделал на тебя ставку. И я не жалею. О чём? На щеках успокаивающее поглаживание, господин Чон согревает влажные перья, сам нервничает, подбирая слова и задумываясь, не упустил ли он чего-то важного. Они оба упустили, потом смогут наверстать. А сейчас мужчина вынужденно убирает ладони, тянется к карману и достаёт листок со ставкой. Возможно, единственной среди всех присутствующих на двенадцатый номер, на ту, что в первый свой забег упала и получила трещину в кости. — Смотри, — мягко улыбается господин Чон, поднимая перед расфокусированным взглядом ставку на имя Сон Йеджин. — Я не могу официально делать ставки, но добавил к её цифре несколько нулей для вычурности. Она в тебя без колебания верит. Я тоже. Возможно, не с самого начала, но уже очень давно. — Вы поставили всё своё состояние на меня? — Я поставил на тебя нечто большее. Собственное будущее. Совершенно безрассудно, эйфория очарованности фаворитом взяла над остатками разума власть, вытеснила сомнения и сожаления. Если их отношения – это бизнес с риском банкротства, Чонгук готов уйти в отставку. Любой скажет, что это глупо, так рисковать ради какого-то мальчишки из приюта с беспородной кобылой, которая на ипподроме меньше полугода. Столько вкладывать в мимолётную идею, какой-то рассмотренный глубоко внутри потенциал, возможную, даже маловероятную, победу – слишком легкомысленно. Такой человек, как господин Чон, не сделал бы такой нелепой ошибки. А он взял и сделал. Взял и позволил мальчишке остаться у себя, назвал своим фаворитом, вложился в его тренировки финансово, морально, душевно. Беспородным вторых шансов не дают, а господин Чон говорит, что результат сегодняшнего забега для него не будет иметь значения, он не откажется от своих слов. — Пусть это будет у тебя, — Чонгук отдаёт свою ставку, вкладывает листок в ладонь Тэхёна, чьи руки больше не дрожат. — На удачу? — Она тебе не нужна. Они справятся без неё. Звучит объявление о начале, короткий, долгожданный разговор прерывается приходом менеджера, поторапливающего жокея вернуться, и Тэхён, ещё раз посмотрев в глаза мужчины, отворачивается и уходит. Предвкушение выхода пробегает по спине множественной волной крошечных мурашек, Ким натягивает перчатки, за левую с тыльной стороны убирает бумажку со ставкой, затягивает ремешки на запястьях, на одном из которых выжжена буква – сегодня они все наравне. Удары сердца глухо отражаются под шлемом, парень спускает специальные очки, занимает с кобылой очередь в соответствии со своим номером и седлает, ладонью касаясь шеи лошади – она совсем не нервничает. Голос комментатора говорит об открытии предпоследних скачек этого года, персонал сопровождает выход участников, проходящих коротким парадом перед трибунами к стартовым боксам. Глубокий вдох, взгляд провожает уходящего Джин-Хо и тренера Но, медленный выдох – там, на трибунах, за ним будет внимательно следить единственный взгляд. Альтаир послушно заходит последняя, останавливается, когда позади закрываются дверцы, переступает, копытами прощупывая сухую почву – трасса будет тяжёлой. Не тяжелее пути, по которому они прибыли сюда. Тэхён дал слово, что ещё вернётся, и вот они наравне с чистокровными, в едином ритме двух сердец, чьи жизни тесно переплелись в одну. Полная готовность. Звучит сирена, дверцы стартовых боксов распахиваются, и дюжина лошадей срывается с мест, с первых же секунд занимая определённые места своих стратегий. Волнение за участие жокеев никогда не замечалось за Джин-Хо, который в этот раз останавливается рядом с владельцем, не поднявшимся на вип-место трибун, а оставшимся в первых рядах, и поправляет очки, находя Тэхёна среди последних, и Сугёма, вышедшего в тройку лидеров. — Сугём изменил стратегию, — не удивляется Джин-Хо самонадеянности парня, потому как арабская никогда не вырывается в лидеры на первом же круге, а в этот раз всё иначе. В этот раз среди чистокровок беспородная. — Что выбрал Тэхён? — Понятия не имею, — откровенно отвечает Чонгук, потому что дал возможность мальчишке сделать выбор стратегии самому. Они проходили теорию, лучшие из возможных по скорости, по выносливости, по сохранению лошади, в практике применяли каждую, гоняли с английской. Ким имеет представление всех стратегий. И не выбирает ни одну из них. Потому что с заходом на второй круг люди на трибунах переводят своё внимание с лидирующих участников на последних и видят невероятное. Буланая кобыла начинает ускорение вслед за теми, кто впереди неё – тактика, которую никто не рискнул использовать за последние десять лет. Это личная стратегия господина Чона. По ней первые полтора круга ты сохраняешь силы лошади, следуешь в конце, к середине начинаешь перемещаться вслед за теми, кто вырывается вперёд, точно позади, входишь в рассечённый ими воздух – это рискованно и крайне опасно. Потому что, если лошадь впереди тебя споткнётся, ты упадёшь вместе с ней – это то, на что Чонгук пошёл на ипподроме Белмот Стэйкс, то, из-за чего и произошло столкновение. И Тэхён повторяет точно его стратегию, которой его никто не учил. — Двенадцатая стремительно набирает скорость, обгоняя второго, шестого и десятого, — комментатор не поспевает за лошадью, приближающейся к тройке лидеров. — Альтаир, чей дебют в начале сезона был отложен из-за несчастного случая, заходит на финальный круг, занимая третье место. Чон не ощущает, как сильно сжимает в ладони рукоять трости, не спуская взгляда с Тэхёна, выкидывающего ещё большее безрассудство перед финишной прямой – резко сдаёт в сторону от внутреннего круга, выходит на внешний и идёт на чистый обгон. Он идёт наравне с двумя арабскими. Трое идут ноздря в ноздрю, пыль позади них поднимается низким облаком, а Тэхён видит впереди финишную черту – всё решится в следующие несколько секунд. Он отчётливо ощущает, с какой силой бьются копыта о землю, каждый последующий шаг кобылы, её учащённые вдохи и истинное наслаждение, позволяющее им дышать полной воздуха грудью, пропитанного свободой. Ритм сбивается – сердце бьётся медленнее того, как бежит лошадь. Альтаир возвращает должную веру в неё. Беспородные превосходят чистокровок. Они вырываются и опережают на два корпуса обоих соперников. Звучит судейский удар колокола – первая лошадь пересекла линию финиша, короткий щелчок выключенного секундомера останавливает время, фиксируя резвость лидера этого забега. Альтаир становится официальным фаворитом. Скорость идёт на снижение, участники проходят ещё полкруга, пока трибуны заполняются шумом неверия, заглушаемым комментатором, рассказывающим о фаворите. Тэхён слышит кличку своей лошади, фантомно раздаётся «двенадцатый участник покидает ипподром» прошлого забега, оборачивается и видит за собой всех остальных – они пришли первыми. Внутри всё ещё полыхает адреналин, смесь неверия и ощущения какого-то сна, когда участников провожают на формальное завершение, встречают по ту сторону головокружительной реальности, будто никакого старта вовсе и не было. Ким плохо понимает, что от него хотят, когда Джин-Хо ведёт его за собой вместе с кобылой, его поздравляют, вокруг много незнакомых людей, а ему нужен лишь один. Среди этой суеты появляется Йеджин со слезами на глазах, обнимает его, перепачканного в пыли и грязи, целует во влажный от пота висок и шепчет, что гордится. Тэхён видит, как Такано уводит лошадей, замечает полный ярости взгляд Сугёма, которого перекрывает встающий впереди Хосок, с громким «я не сомневался в тебе, братиш!». Невероятно, он приехал на какой-то час только потому, что не мог позволить себе пропустить дебют яркой звёздочки. Сегодня на небе вспыхивает никому не известная двенадцатая звезда.        В салоне автомобиля сильно шумит кондиционер, ещё сильнее звон в ушах от тишины. Тэхён смотрит на бумажку со ставкой в своей руке, на неё капает влага с невысушенных волос после скорого душа. Как оказалось, выигрыш – полностью принадлежит ему. Это подарок, возможность купить ту квартиру, которая ему нравится, средства на переход в другой клуб или заключение нового контракта. Всё ещё не верится. — А где господин Чон? — интересуется Ким, находя на себе взгляд менеджера в зеркале заднего вида. Сугём рядом заметно усмехается, руки на груди складывает и отворачивается – он пришёл вторым, а это портит ему достигнутые результаты. — Поехал забрать важные документы, — сообщает Джин-Хо, сам пребывая в неверии от победы беспородной кобылы. — Просил не сбегать сразу, а позволить сначала поздравить тебя лично. Тэхён отчего-то проверяет реакцию Сугёма на эти слова и получает слишком очевидную, в виде толчка языком в щёку. Учитывая, что тот о них думает, неудивительно, что в его понимании «поздравить лично» – это вылизать Кима везде, куда только можно достать. Вообще плевать, пусть хоть всем в клубе разболтает, от этого не изменится тот факт, что они сегодня одержали победу честно, без подставной стратегии, своими собственными усилиями. Вернувшись на территорию клуба, Тэхён сразу бросается к Альтаир, сам её выводит из перевозочного фургона, прощая Такано его фырканье и далёкий от восхищения вопрос «у тебя заноза в заднице?», потому что лошадьми сейчас занялся бы персонал, а парень не даёт. Сам кобылу моет, любовно и бережно, хвалит её, осыпает комплиментами, кажется, даже улыбается. Завтра у кобылы будет полноценный день отдыха, у Тэхёна, должно быть, тоже, и он правда не знает, чем займётся. Что будет теперь? Ким спускает закатанные рукава, облокачиваясь на деревянную стену денника, и наблюдает за трапезой Альтаир, не представляя, что им делать дальше. Внутри догорают остатки адреналина, разливаясь жаром по телу, от усталости и напряжения приятно тянет в ногах – забег принёс то, чего они так долго ждали, всё прошло успешно. От утреннего беспокойства не осталось и следа, вчерашняя ссора на время собственной эйфории от победы утихла – господин Чон не оставил его, пришёл перед началом старта, сказал то, что так было необходимо услышать. Есть ли повод тогда менять клуб? У Тэхёна решения и действия принимаются на эмоциях, у Чонгука – на перспективах и результатах. Они похожи в собственном упрямстве, но различны в подходах и взглядах, и с этим можно дальше работать. Им неплохо удаётся ладить, а ссоры и проблемы являются просто составляющим взаимоотношений, без них никуда. То, что так необходимо Тэхёну – это поддержка, и её ему дают. Так есть ли ещё какой-то смысл уходить? — Наслаждаешься? — размеренно спрашивает Сугём, останавливаясь напротив, и подозрительно спокойно для глотнувшего пыль за беспородной заводит разговор. — Как ощущения? Трудно словами передать, понимаю, это безумно охрененное чувство. Просто запомни его как следует. Здесь явно должно быть продолжение, не может быть всё настолько прозрачно, чтобы Сугём, намеревавшийся сломать ему ногу, ради пропуска скачек с ним, сейчас проявлял что-то слабо похожее на похвалу. — Я бы ещё дал поздравить тебя господину Чону, наверное, это должен был быть не менее охрененный секс, но мне тошно видеть тебя таким окрылённым, — признаётся Сугём, являя всю ту же неизменную ядовитую натуру, — хочется вернуть тебя с небес на землю. — Ускорься, арабская, — заскучав просит Тэхён, намеренно выбрав «ускорься», ведь это то, что не хватило ему, чтобы занять первое место. — С чего начать: с настоящей причины, как ты вообще сюда попал, или с того, что эти скачки – твой потолок? Парень отталкивается и делает шаг ближе к сироте, предвкушая, какие последствия вызовут его слова. Точно невероятные, потому что господин Чон уже приехал, ждать представления с грандиозным финалом не придётся. — Как думаешь, неужели грязные стратегии заканчиваются на простой договорённости между жокеями? — Сугём останавливается в шаге от него и убирает руки за спину. — По правилам скачек участники не имеют права зажимать друг друга или умышленно применять замедление лошади. Это может быть заметно. Тогда как господину Чону всё это время удаётся проворачивать свой бизнес? — Откуда мне… — Твоя кобыла, сиротыш, попала в механическую подножку, едва заметную ямку, — пожимает плечами Сугём, будто это было настолько очевидно, — вас просто вывели из игры, на которую были сделаны высокие ставки, и которые ты так эгоистично решил испортить. «Ублюдок малолетний… чуть не запорол все ставки». Тэхён не понимал, причём тут его участие и ставки. Лошадь на трассе пострадала на их забеге, под их руководством, а они переживали о ставках. Спорт всегда грязный, настолько, что Ким даже не смог предположить. Он как-то сказал, что подстраивать несчастные случаи слишком низко даже для него, и тогда господин Чон внезапно остановился и посмотрел с какой-то неуверенностью, ошеломлённо. Неужели тогда мужчина подумал, что сироте стало известно о способах ведения его отвратительно грязного спорта? «Лечение лошади полностью на моём покрытии, в случае других травм, включая твои – тоже остаётся за мной. Это не благотворительность, а…» чувство вины. Если оно, конечно, существует, потому что там замешана собственная психологическая травма, желание забрать резвую лошадь себе и остальная лапша, падающая сейчас с ушей под ноги. — Ты не знал? — наигранно удивляется Сугём, чуть наклоняясь, чтобы подхватить взгляд сироты. — Вы так далеко зашли, я думал, с любовниками бывают чуть откровеннее. А то, что эти скачки – твой потолок, тебе тоже не сказали? Беспородные лошади просто не могут участвовать в международных соревнованиях. Это первое правило престижных скачек. Я подниму тебя к небесам. Кажется, всё это время небеса Тэхёна были всего лишь потолком этого клуба. «Что будешь делать, если не попадёшь в международные?», потому что не попадёт с беспородной кобылой, всё просто, путь им туда вдвоём закрыт. «Если придётся, пересядешь на другую лошадь?». Взгляд парня перемещается на кобылу, ту, что по скорости превзошла сегодня чистокровных, но заявку на участие которой не будут рассматривать точно так же, как господин Чон не имел желания даже встретиться один раз с сиротой, когда тот уговаривал через менеджера дать им шанс. Тэхён же в первую встречу сказал, что хочет выйти в международные, в серьёзный конный спорт, предлагал себя в качестве любовника ради этого. Всё, что имел, готов был отдать за возможность подтолкнуть их, беспородных, выше. Что он сделал не так? Господин Чон всегда ведёт себя нечестно, пора бы уже было привыкнуть. У Сугёма нет причин лгать, странно только, что говорит ему эту правду именно он. Так же странно, как подозрительно спокойствие Тэхёна, не разносящего в пух и прах всё на своём пути, без истерики и срыва от низкой подлости так лгать ему. Он просто ждёт, когда кобыла всё доест. Себя настраивает на разговор, наверное, или ищет, где облажался, спускаясь по стене и обхватывая себя за колени. Никогда не предаст? Тогда что это, если не паршивое предательство? Всё это время его кормили обещаниями, мнимой верой в их силы, чтобы в конечном итоге выяснилось, что дальше подставного ипподрома им не подняться. Конец в начале пути. Ноги забиваются какой-то ватой страха, Ким сам себе усмехается – ему-то чего бояться? Почему облажался владелец, а виноватым себя чувствует Тэхён?! Перед Альтаир. Это он дал слово, что они смогут покорить мир. Как можно было упустить первое правило? Почему сам не проверил? Был слишком сосредоточен на старте, этом клубе, его правилах. Его так загоняли и заставили довериться, что не было даже мысли поставить под сомнение чужие слова. По пути в ненавистный кабинет Тэхён встречает менеджера, просит его перенести какой-то разговор на потом, сейчас у него одно важное дело. Он идёт туда, где всё началось, чтобы это закончить. Дверь кабинета открыта, его приход ожидают, поэтому совсем неудивительно, когда взгляд цепляется за красную ленту белого конверта на столе – личное поздравление от владельца, который по одному только взгляду улавливает состояние парня. Тэхён не спокоен. Он опустошён. — Ради чего было так поступать со мной? Единственный вопрос, на который сейчас хватает Кима, звучит с отчаянной ломкой, тихо, но достаточно, чтобы выразить, как много души из него за это время вынули. Сожгли то живое, за что он так сильно цеплялся. Тэхён на пределе – одно неверное слово, похожее на очередную ложь, и он сорвётся в обрыв. Тот самый, который Чонгук от него скрывал, расставлял руки и закрывал собственной эйфорией. — Уконкретишь? — мягко подступается мужчина, пытаясь выяснить, что смогло ударить его настолько сильно и стереть на корню собственную победу дебюта. — Даже не знаю, с чего начать. Тэхён промаргивается, чтобы на глазах влага сожаления собственной наивности не собиралась, и дотягивается до двери, не рассчитывая силы и захлопывая её почти до дребезжания стен. — Так вы будете со мной более откровенным? — парень поднимает взгляд, теряя мнимое спокойствие. — Просто любопытно, если вас настолько триггерят падения, почему вы сами же их подстраиваете? Ким остаётся там, ближе не подходит, не сейчас. Он не собирается идти на примирение, такого варианта больше нет, не простит ни первое, ни последнее предательство, хватит. Пожалуйста, хватит с ним играться. Парень пришёл поговорить вовсе не для совместной проработки их отношений, не для того, чтобы его успокаивали, он не хочет слышать оправданий. Хочет правды. Голой, как его опустошённая душа, правды. — Ты не должен был упасть, — коротко заверяет Чон, делая на пробу шаг, на что сразу же получает предупредительный назад – сбежит. — Тэхён, — пытается заставить себя услышать, — это была ошибка… — Принять меня в клуб после того, как выяснилось, что я хочу в международные – тоже ошибка? Ему всё известно. Даже неважно, кто мог рассказать об этом Тэхёну в такой день после всего, через что он прошёл. Сейчас Чонгук должен запустить ладонь в его волосы, нежно погладить, похвалить, потому что мальчишка превзошёл собственный рекорд и все ожидания. Он сделал что-то невероятное, перевернул весь ипподром – владельцы других клубов подвержены полному потрясению от результатов времени прихода кобылы. Рисковал только, как всегда, но даже это не заставило бы мужчину перестать гордиться им сегодня. Тэхёна должны сейчас целовать, а не добивать той правдой, которой не следовало быть озвученной. — Я не планировал серьёзно заниматься тобой, мне нужна была только лошадь, — откровенность вовсе не успокаивает, и Ким не понимает, что для него действительно лучше – это или ложь. — Мне не было дела до того, о чём ты там мечтаешь, а потом мы зашли слишком далеко. Как я мог на половине пути сказать, что твоя цель – вероятный мыльный пузырь наивности? Что бы ты тогда сделал? Бросил всё? Чувствовал бы себя так же отвратительно жалко, как сейчас, однозначно, закатил бы истерику, собрал вещи и ушёл, потому что Пак Дживон сказал, что может найти путь для них, беспородных, дальше этого ипподрома. Как так получается, что того же не в силах сделать господин Чон? — Я не верю. Тэхён поднимает глаза, потухшие, разбитые, кричащие, чтобы ему признались, что всё это – неудачная и очень жестокая шутка, намерение спустить его с небес своей победы на землю, чтоб раньше времени не зазнавался. — Не верю, что вы, при всём своём самодовольном влиянии и обширных грязных связях, не можете выдвинуть меня на международные, — а в голосе дрожь, потому что Ким начинает лгать сам себе. — Я несколько часов назад соревновался с чистокровками – вы выбили мне допуск. — Здесь другие обстоятельства… — Я делаю недостаточно для участия в международных? Тэхён переступает ту грань, которая помогала ему держаться, прерывает чужие слова, ничего не хочет слышать. Он достиг того отчаяния, когда ничего не слушает, ему что ни скажи – он не услышит. — Что мне ещё нужно сделать? — с фальшивой попыткой казаться сильным Ким делает шаг ближе. — Быть вашим любовником? Я смогу, меня не придётся учить, просто дайте мне шанс! — Остановись… — Тогда мне просто надо полюбить вас? — громкие слова с пустым значением от незнания. Тэхён не боится их озвучить, останавливается в полушаге, загнанно дышит. — Я должен полюбить вас? — того, кого сейчас неистово ненавидит всем, что от него осталось. — Этого хватит? Это не выводит из себя, не оскорбляет, не расстраивает. Вызывает какую-то ненужную им обоим жалость, Чонгук себе жалеть не позволяет – мальчишка просто не понимает, что сейчас говорит. Он пытается уцепиться хотя бы за что-то, за слабую нить надежды, ради неё готов пойти на всё. Даже полюбить. Тэхён никогда не считал, что создан для любви и его не за что любить, он не различает позицию партнёра от любовника, для него весь смысл отношений сводится к сексу, удовлетворению чужого самолюбия. Если это и правда поможет, Тэхён просто даст, у него нет моральных принципов, ему не будет противно от себя, он уверен, что сможет. А не сможет – заставит. И ошибочно считает, что какие-то привилегии дадут ему больше, чем уже имеющийся статус фаворита. Чонгук пробует прикоснуться, неспешно поднимает руки, заводя их к шее парня, боится тронуть и разбить то, что осталось. В глазах мужчины растерянность, неподдельный страх, Тэхён этого не видит, не смотрит, больше не может. Не может жить в таком мире, ему здесь не место, эти правила слишком жестокие, они лишают воздуха. Они пытались, оба делали шаги друг к другу, подстраивались под характеры и привычки, шли на уступки. Где это всё? Почему в конце концов заканчивается всё очередным падением? Собирать себя заново и подниматься требует много сил, у Кима их просто не осталось. — Я так больше не могу, — признаётся Тэхён, делает шаг назад, коснуться себя не позволяет. — Правда, я устал. Умоляет оставить его хотя бы сейчас. Просто дать ему уже, наконец, уйти. Слишком глубоко в этот раз задели то живое, что было в мальчишке. Его, возможно, единственную цель в жизни, вбитую кем-то в голову, потому как тяга к конному спорту появилась спонтанно и не так давно. Чон не много знает о том, что было до их встречи на ипподроме: самую малость травмы, привычки сироты, что-то о подработке. Но ничего о чувствах Тэхёна. Как он переживал возвращение в приют, где был и что делал. Был ли он на грани, когда его вытащили в конный клуб и подарили кобылу, чтобы хоть чем-то зацепить мальчишку. Был ли он в тот момент одержим победой и нашёл ли её именно в спорте. Кто его вообще направил на этот путь? — Пожалуйста, выслушай в последний раз, — Чонгук пытается приблизиться, видит за спиной Тэхёна обрыв, понимает, что сам его туда загнал. Возможно, Ким и дал бы себя поймать, чуть позже, когда перестанет задыхаться от собственной жалости за выбор прийти сюда, от ничтожного вида сейчас, разбитого, полного эмоций сомнения и потерянности. Послушал бы даже, какую в этот раз ему навешают лапшу, но не сейчас. — Я жалею, что пришёл сюда, — осевшим голосом признаётся Тэхён, выпуская из своей ладони прямоугольный лист с выигрышем от ставки. — Я не буду… — Подожди. — … ничего рассказывать о вас. Давайте просто больше не встречаться. Чонгук чувствует, как не успевает поймать, проводит рукой по воздуху, когда Тэхён открывает дверь и убегает, не даёт и шанса признаться, что в конверте на столе его возможный допуск к международным. Возможный. Мужчина сам результаты не видел, хотел открыть их вместе с мальчишкой, который покидает территорию клуба, будучи освобождённым от контракта. Слабая надежда застать Кима в его комнате растворяется в потёмках деревянных стен, кажется, он сюда даже не заходил – документы лежат на столе, вещи на своих местах, но чего-то не хватает. В выдвижном ящике нет чужой визитки. Монотонные гудки звучат продолжительное время, пока автоответчик не оповещает о недоступности абонента, никто из персонала Тэхёна не видел выходящим из ворот. В деннике с кобылой пусто – за ней парень вернётся позже, возможно, даже не сам. Сейчас он просто сбежит, ему ничего не стоит перелезть забор на любом его периметре, по трассе в город точно не пойдёт – слишком очевидно, что его могут там поймать. Упустил. Кажется, Чонгук учил Тэхёна бегать, чтобы однажды он смог от него убежать.        Бессонная ночь отражается пустотой экрана блокировки без автоматического сообщения о включении другого телефона, поэтому всё, что остаётся – это ждать и дать время на ненависть к себе. Что-то подобное уже происходило, Тэхёну одиночество нужно, он в нём прячется, ждёт, когда боль от ран немного утихнет, потом показывается на глаза. Разница только в том, что в этот раз всё значительно хуже. Джин-Хо говорит, что попробует уговорить мальчишку, если тот с ним свяжется, заверяет, что Тэхён глупостей не наделает и, скорее всего, ушёл в свою квартиру. А Чонгук как раз боится, что сейчас самое благополучное время сделать глупость – уйти к Дживону. У Кима пока нет других вариантов, ему нужно как можно быстрее забрать лошадь, а из знакомых у него только один владелец клуба, который, как выяснилось, уже обсуждал с ним переход. Неудачно Хосока в городе нет, он мог бы забрать мальчишку, который ему доверяет, так было бы проще. Чон хотя бы элементарно знал, что сейчас с Тэхёном всё в порядке. Это чувство потери, полного отсутствия хоть какого-то контроля над ситуацией выбивает из колеи, мужчина сам на себя не похож – муки совести они такие, пусть знакомится, ему полезно будет, а то слишком много самоуверенности в собственной беспорочности. Оправдываться бесполезно, это просто упущенное время. Рассказать о недопуске раньше не мог, в ночь перед дебютом не имел права, слишком жестоко, а после опоздал на какие-то минуты. Чонгук ведь полтора месяца угробил, чтобы подтвердить родословную кобылы, ездил в тот самый клуб, выяснял, откуда был завоз, мотался, посылал запросы. Сам этим вопросом занимался, даже не через менеджера, чтоб никакой случайной ошибки. И кому теперь сдался этот конверт с официальным подтверждением – Альтаир оказалась полукровкой. У Тэхёна есть шанс выйти в международные. Только он об этом слышать не хочет. На вторые сутки начинает ныть старая травма колена, Чонгук уже успел забыть, как это противно мешает жить. Днём приходит Джин-Хо и говорит, что звонил Тэхён, извинялся за причинённые проблемы, заверил, что скоро заберёт лошадь. Говорить, конечно, с собой не позволил, сбросил звонок. Эта новость нисколько не облегчает пожирающее изнутри чувство – если у него есть возможность забрать кобылу совсем скоро, значит, он в шаге от заключения контракта с другим клубом. И, как выяснилось из разговора с Йеджин, это не клуб, находящийся на спонсорстве её любовника, туда Тэхён не приходил. Ничего, господин Чон не позволит никому прийти на свою территорию и увезти лошадь – пусть кобылу забирает исключительно её владелец. Тэхён, конечно, не приходит. Чонгук так и видит этот взгляд из-под полуопущенных век, с долей раздражения от очередной прихоти владельца, с упрямством и пониманием, что его снова пытаются загнать в ловушку. Он, наверное, проводит языком по верхнему ряду зубов, отворачивается, чтобы найти из сложившейся ситуации выход, не хочет поддаваться на чужую уловку. Только у него нет времени на раздумья – в сентябре состоятся необходимые ему скачки, и его соперники уже готовятся ко встрече с ним. Нельзя назвать победу Тэхёна случайностью, но это правда удача, обойти противников перед самым финишем. Альтаир только на самом разгоне, её врождённую резвость надо раскрывать и тренировать, и личные отношения жокея не должны стоять на этом пути – Ким это прекрасно понимает. Прийти не может, потому что однажды его уже поймали, силой затащили в кабинет и заперли дверь. Он не глупый, чтобы повторять свои ошибки. Но очень глупый, чтобы делать новые. К вечеру конца недели, когда встретиться с парнем не удаётся даже Хосоку, Чонгук, кажется, его решение принимает. Смирение жгучей виной оседает где-то внутри, под кожей растекается, дальше – в душу, глубже – в сердце. Туда никому нельзя было попадать, а господин Чон допустил ошибку, спрятал ласковое «оленёнок», жаль, самого оленёнка туда спрятать не удалось. Мужчина готов отдать своё произведение искусства на чужую выставку, незаконченное, но уже набирающее внимание. Он признаётся, что отпустит мальчишку, если тот придёт сам забрать лошадь, не подойдёт и не тронет, не имеет права. Сдаётся? Страшное слово, которого боятся оба – и Чонгук, и Тэхён. Им непозволительно сдаваться, это их погубит. Но всё же кто-то из них должен сделать шаг назад, чтобы второй смог идти дальше, и его почти делает господин Чон в тот момент, когда раздаётся входящий вызов. За окном первой недели сентября горят лишь столбы территории конного клуба. В кабинете темно, так мысли не разлетаются в пространстве. Мужчина открывает глаза, скидывает ноги с подоконника и разворачивается на кресле, забирая телефон со стола, на экране которого имя, заставляющее сердце от нехватки воздуха пропустить удар. Становится так страшно, что приходится подняться, с силой провести по экрану, с настороженностью прислушаться к шорохам в динамике – Тэхён сам никогда бы не позвонил. — Что случилось? — Чонгук не тратит время на ненужные слова, ждёт от Кима того же, а вызов окутан тишиной пустого кабинета. — Тэхён, — голос смягчается, призывает ответить, — не молчи, что происходит? Время одиннадцать, пугает полное незнание местонахождения, даже малейшего предположения, где сейчас может быть Тэхён. Цифры продолжительности вызова идут, а ответа нет. На него хочется накричать, но схватить за руку и прижать к себе – сильнее, прошептать, что по нему скучали. Просто вернуть его туда, где его место. И в динамике незнакомым голосом раздаётся: — Заберите меня. Хриплый, сил с трудом хватает на пару слов. — Ты пьян? — Чон забирает ключи автомобиля, оставляет трость и покидает кабинет, понимая, что сейчас ему необходим лишь один ответ. — Скажи мне, где ты. Снова тишина, при алкогольном опьянении вовсе не такой замедленный мыслительный процесс, отчего лёгкая дрожь от догадки пробирается вместе со встречным ветром улицы за ворот рубашки. — Я не понимаю. Мысли сносит выстрелом, когда врывается единственное предположение, которое никогда не должно было становится реальностью. — Ты у Дживона? — Чонгук проходит к воротам, снимая сигнализацию с автомобиля, слышит тяжёлое дыхание, ждёт, не торопит. Господин Чон ненавидит ошибаться, но сейчас молится, чтобы его предположение оказалось ошибкой. Потому что «Триумф» – это клуб, в который всегда легко попасть, заплатив нужную цену. И если Чонгук берёт завышенной суммой и условиями своего контракта, то Дживон предлагает простую взаимовыгодную договорённость с единственной подписью собственного согласия. И это не тот путь, который должен проходить Тэхён. Но вместе с заведённым мотором на громкой связи раздаётся потопляющее в собственной вине: — Да.