***
Торичелли дремал в кресле своего бизнес джета, пересекая Атлантику. О ранении Доменико он узнал сразу же, и уже через четыре часа борт был готов к вылету, но Массимо все еще ждал ее в своей квартире, но она не пришла. После того, как Андреа позвонил и сказал, что с Евой все в порядке, но ей нужно время чтобы прийти в себя, Торичелли сразу же вылетел в Италию. Он не нужен был ей, но был необходим своему брату, который находился в реанимации между жизнью и смертью. Трое суток Массимо провел у постели Доменико, однако уже нужно было безотлагательно возвращаться к делам. Мрачнее тучи, он вышел из отделения реанимации. — Как он? Торичелли повернул голову и окунулся в синие омуты, излучающие мягкое свечение в свете больничных ламп. — Жив, но врачи не дают прогнозов. Почему ты здесь? Андреа сказал, что тебе нужно время… — Андреа слишком заботится обо мне, но я сама принимаю решения. И я же обещала, что не оставлю тебя. Она шагнула к нему и обняла за талию, прижавшись к груди. Массимо закрыл глаза и глубоко вдохнул аромат ее волос, пьянящий до дрожи. Ева горела в его руках, буквально. Он сквозь тонкий шелк ее платья ощущал, как пылает ее кожа. Торичелли даже не догадывался о том, что прежняя Ева сгорела до тла на скамейке под вишнями в Центральном парке Нью-Йорка, а сейчас перед ним стоял, воскресший из пепла, феникс — дитя насилия, жестокости и боли. Он взял в ладони ее пылающее лицо. — Ты вся горишь. — Это всего лишь простуда. Я в порядке. — Люблю тебя, — прошептал он ей прямо в ухо, а затем громко добавил, — поехали домой, я напою тебя чаем с медом и сицилийскими лимонами. Эти лимоны творят чудеса, — он нежно провел пальцем по губам, обнял и повел ее к выходу. Ева едва не зашипела, когда большая ладонь коснулась сломанных ребер, ведь жар у нее был совсем не из-за простуды.***Двумя сутками ранее***
Ева вышла из международного аэропорта Флоренции и села в машину, которую прислал за ней Джулиано. Она решила, что больше не будет бежать и должна поставить точку в отношениях с Медичи. Джулиано был достаточно мягок с ней, чтобы девушка могла рассчитывать на то, что может с ним договориться. А потом, они с Массимо просто будут наслаждаться друг другом. Кабинет Медичи привычно пах сандалом, а небрежно раскинувшийся в кресле Джулиано был обманчиво приветлив. — Ну здравствуй, дорогая. Перелет не сильно тебя утомил? — Спасибо, я в порядке, — девушка тут же напряглась от приторно сладкой, как для Джулиано, интонации. — Я рад, что ты вернулась в семью, — делая ударение на последнем слове, промурлыкал Джулиано, — возможно, я даже готов простить тебе твою шалость, не смотря на то, что мой бизнес понес ощутимый ущерб. — О чем речь? — девушка нарочито удивленно приподняла брови. — Не нужно делать из меня дурака, девочка. Ты все еще жива после своей выходки лишь потому, что я позволяю тебе это, — его ледяной тон опустил температуру в комнате на несколько десятков градусов. — Былые развлечения Алессандро покажутся тебе раем на земле по сравнению с тем, что я могу приказать сделать с тобой, душенька, — Витторио улыбнулся лишь глазами, но той улыбкой от которой кровь застыла в жилах. После этих слов Ева поняла, что не просто просчиталась, а крупно облажалась, решив так опрометчиво сыграть против такого человека как ее дед, а ведь Массимо же предупреждал, но ослепленная местью, она не прочитала своего настоящего оппонента, ошибочно полагая, что наибольшее зло это Алекс. Сейчас же перед ней находился самый опасный человек, которого она когда-либо встречала, и она поняла, что сама загнала себя в угол. Ева тут же пожалела, что отказалась от помощи Дженовезе и окончательно разорвала связь с семьей после слов Витторио. — Ты знал и позволил ему издеваться надо мной, о какой же теперь семье может идти речь — она не спрашивала нет, она просто констатировала факт, пытаясь держаться достойно, хотя коленки предательски дрожали. — Мне нужны сильные наследники, а ничего не закаляет сильнее, чем боль. Если бы ты сломалась в руках Алессандро, я сделал бы ставку на своего внука, воспитал бы из него настоящего Медичи, но, признаюсь, ты удивила меня. Я вижу в тебе потенциал, Ева. — Ты не оставишь меня в покое, да? — девушка сощурилась, склонив на бок голову. — Нет. — Ты не можешь меня запереть тут. — А я и не собираюсь. Ты вернешься к Торичелли. — Что? — она не поверила своим ушам. — Да. Мальчишка определенно талантлив, он уже давно копает под мой бизнес и порой даже успешно. После того как ты ушла, он вообще как с цепи сорвался. Торичелли начал доставлять мне гораздо больше проблем, чем я предполагал. Если бы он не был тем кем является, то был бы отличной партией для тебя. Признаюсь, я хотел бы такого сына. Ты вернешься к нему, вникнешь в дела и наденешь на мальчишку поводок. — Который отдам в твои руки. — Именно. Будешь ты для него шлюхой или Беатриче, мне плевать. Но ты приложишь максимум усилий, ты поняла меня? Если Торичелли умело управлять, то он может стать нам очень полезен, — мужчина встал с кресла и подошел к двери. — И еще одно, — он обернулся и сурово посмотрел на нее, — никакой свадьбы и, тем более, не вздумай от него забеременеть. Если ослушаешься, я сделаю так, что ваш ребенок умрет еще не родившись. Медичи больше не смешают свою кровь с мафиози, но ты поможешь мне исправить то, что испортила. Ты больше не предашь меня, Ева, если хочешь жить. Он открыл дверь, пропуская девушку перед собой, — а теперь иди. И она почувствовала, что еще никогда не хотела жить сильнее, чем сейчас. Она не имела права жить изначально, но ее мать подарила ей жизнь. И в память о ней, из благодарности к женщине, которая отчаянно любила свое дитя, зачатое в насилии и боли, она должна выжить. Вопреки всему. — Позаботьтесь, чтобы синьорина не заблудилась по пути, — он слегка кивнул головой, обращаясь к охране. И они позаботились. Играючи, не оставив ни единого синяка, они сломали ей ребра с обеих сторон, а потом оплатили такси до отеля, где Ева, под горстью обезболивающих провалялась почти сутки без движения. Это было слишком откровенное предупреждение, чтобы она знала, что с ней случится, если она собьется с пути. И теперь, она горела. Горела из-за сломанных ребер, из-за очередной боли, страха, ненависти, отчаяния. Но больше всего она сгорала от любви к нему, которую должна была предать. И не смотря на то, что сейчас ей хотелось забиться в самый темный угол, выть в голос и зализывать раны, ей нужно было возвращаться к Массимо. Ведь она нужна ему, а он нужен ей.