Сдвиг по фазе

– Ясно. В «ясно» четко слышалось далеко не ясное небо, покрытое грозовыми тучами. Ещё не гремел гром, еще мелькало солнце, бросая последние спасательные лучи немцу, что стоял как вкопанный и старался предугадать, что последует дальше. Не последовало ничего: Брагинский поспешно отвернулся и резким шагом прошел к окну, вперив взгляд в запотевшее стекло. Не нужно показывать то, что может отобразиться на лице. Ни к чему. Незачем. – Уходи, – взмах руки, неровный, словно взмах сломанного крыла, награждающий болью своего владельца за такую смелость. – Иди, скорее. Уйди. – Уйду. И ушел, подтвердив последнее слово. Что заставило его так послушаться? Ответ на это Людвиг не искал, не рылся в памяти, будучи уже дома, не задумался, не захотел вернуться. Со словами любви спал главный камень с души – а о том, как Иван это сопоставит с его более ранними поступками, немец думать не хотел. Не мог. Не чувствовал нужды в этих мыслях. Ему помогали забыться – вечер обещал не оставить его в одиночестве. Руки, губы, их нежные касания. Снимали усталость, отнимали возникающие было мысли о прошедшем и предстоящем. Золотые пряди щекотно скользили по животу, щетина приятно покалывала кожу, губы оставляли горячие и мокрые следы. – Ладно, полежи бревном, тебе и так идёт, – язъвительное замечание Франциск отпустил после того, как потерял надежду на хоть какой-то отклик кроме вздохов – даже не стонов. – Если не устраивает – я не принуждаю. – Я просто пополняю свою копилку опыта. С бревнами я дело имел, с красивыми пнями же пока не доводилось… «Красивый пень» хотел предложить присесть на него в таком случае, но вместо слов изо рта вырвался очередной выдох: плоть его оказалась в горячем рту, так скоро, так поспешно и без затяжных ласк. То, чего как раз так хотелось – Франциск смог это понять или то было лишь совпадением? Вероятно, он мог видеть немца насквозь. Их недолгое время вместе заставило Людвига, к счастью или к горю, открыться и позволить французу научить читать себя как книгу. Это было ошибкой, полагал Германия. А может, и нет. Может, именно понимание чувств сейчас заставило обычно сперва вытрахивающего мозг, а лишь затем - некоторые отверстия — Францию оставить свои привычки в стороне и позволить партнеру насладиться их отдыхом. Горячий язык знал своё дело — и тело немца отзывалось на полизывания, давление, на плотно сомкнутые губы вокруг члена, на руки, что не оставляли его бёдра ни на секунду. — И все-таки я и от бревна ожидал эмоций. — Не отвлекайся, соси. По правде говоря, Людвиг ожидал прекращения их близости и крепкую затрещину, но отчего-то француз проглотил грубость, причём сопроводив это глотком, сжимая плоть во рту. Все верно - он хочет закончить это скорее, потому и движения старательнее, и в глотку даёт толкаться; труды даром не проходят: чуть более громкий стон — вздрагивание — затишье, и только хлюпающий звук всасывания мешает тишине. — Совсем есть нечего? — Иди в жопу, Людвиг, — со всей любовью мурлыкнул Бонфуа, по-тюленьи скользнув по самому немцу выше, налегая на его грудь и потягиваясь вперёд за поцелуем. Ещё влажные губы легли на подбородок, скользнули ко рту, и поцелую Людвиг не препятствовал — уж целоваться Франциск умел хорошо вне зависимости от обстоятельств. Иногда казалось, что не тренировка тому причиной, а врожденное умение, которое самому французу даром не нужно. Приятное соприкосновение губ и языков прервалось коротким плевком, от которого во рту стало противно и солоно. Понадобилось время на осмысление произошедшего, наступила тишина, которую француз использовал, чтобы легко оторваться от чужих губ и слезть с уже кажущегося ему и впрям одеревеневшего тела. — Франциск, мать твою! — плевок теперь последовал от самого Германии, и к черту, что постель была свежая. Концом простыни было сейчас удобнее всего протереть язык и отплеваться в него снова. — Что за хрень?! — Можешь считать, кэшбэк, — рука француза потянулась к стулу, взгляд пробежался по полу — одежды нигде не было. Точно, они успели раскидать ее в гостиной, когда ещё оба были подвижны и француз предвкушал хоть какое-то удовольствие от вечера. — И всем ты так возвращаешь? Резко повернув голову, Франция уставился на него, сдувая с лица светлые пряди. Хотел сказать гадость? Думал, как ответить пообиднее? — Только избранным. Избранным идиотам. Резкий выброс руки — и француз схвачен за запястье. Грубее, чем Людвиг рассчитывал, но уж как вышло. Взгляд синих глаз так и спрашивал недовольно: "Ну что ещё? Или думаешь, на второй раз тебя хватит?" Дёрнув рукой, которая тут же выскользнула из ослабшей хватки, Бонфуа поднялся и стянул с немца простынь, поясняя в ответ на его недоуменный взгляд таким тоном, каким говорят с умственно отсталыми: — Мне идти туда нагишом? Достанусь твоему брату — будешь мне мозг ебать. — Ну не преувеличивай. Начнём с того, что Гилберт по бабам. — Все вы так говорите, — сахар голоса был довольно противен, и француз избавил от него своего партнера, удалившись из комнаты. Несколько раз тишь прервал смех, доносящийся из-за закрытой двери, которая вскоре распахнулась, впуская уже одетого и более бодрого Франциска. — Знаешь, в чем дело? — он опустился на постель рядом с по-прежнему неподвижным немцем, коснулся его щеки, обвёл пальцами ухо. — Ты другого расклада ждал, не так ли? — Так. — Какого же? — Не знаю. — А я знаю. Ты полюбил другое положение. Ты пассив, Людвиг. Взгляд немца оживился, но по причине нарастающего удивления и возмущения, в то время как Франция не прекращал вещать: — Ждал что приду, завалю тебя и оттрахаю, как уже это произошло? Провоцировал меня, думал, я не вижу? Слабо, кстати. Мог бы поогрызаться побольше, — ладонь шлепнула щеку и контакт прервался. — Уйди прочь. — Не вижу причин задерживаться. Сообщи, когда в следующий раз решишь все же нормально переспать. Закрывшаяся дверь. Тишина. Душно. "Бред. Бред, я не того хотел, — на щеке все ещё ощущается след от шлепка, на удивление, приятный. — Я не его хотел." Рука хватает мобильный, палец выстукивает сообщение. "Надо поговорить. Встретимся" — текст отправлен, и немец уже собирается вдогонку отослать недопечатанный вопросительный знак, но палец зависает над экраном, а затем телефон отлетает в подушку рядом. Все верно.