Колдовской мор

      Волны бились о борт, светлое южное море несло с собой запахи соли и свежести. Корво стоял рядом с Меган на мостике. Та уверенно вела корабль, следила за приборами, поворачивала штурвал. Конечно, давалось ей это нелегко, всё-таки отсутствие глаза и руки сказывалось. Женщине приходилось наклоняться к рычагам, культей опускать-поднимать их, стравливая или поднимая давление в стареньком двигателе, управлять килем или понижать-повышать мощность. Голову приходилось поворачивать полностью, если надо было что-то рассмотреть справа, хотя раньше для этого требовалось всего лишь немного перевести взгляд.       – Завтра днём будем в Карнаке, – нарушила тишину она, держа рулевое колесо прямо. – Можно уже разглядеть скалы.       Впереди, действительно, светил маяк, обозначающий вход во внутреннюю бухту города. Черный силуэт горы всё больше пожирал звёзды, кривой волной закрывая небеса. Эмили находилась на палубе, отрабатывала удары на кукле. Меган улыбалась, глядя на неё, поскольку в иных обстоятельствах чувствовала себя крайне неловко.       Капитан стеснялась просить девушку о помощи, где бы то ни было, всё-таки она – императрица. Но на удивление та сама вызвалась помогать в делах, даже понемногу училась управлять кораблём, ненадолго подменяла Меган в спокойных водах, чутко следя за компасом, чтобы не отклониться от проложенного курса. Ей хотелось делить все тяготы пути наравне с отцом. Сложно сказать, чего она этим желала добиться – лучше его понять или то было обычным упрямством, но Корво не препятствовал.       – Вы ведь оттуда родом? – поинтересовалась Меган со странной интонацией в голосе.       – Да, – выдохнул он.       Женщина видела, что разговоры о родине делали Корво молчаливым, он иногда запирался в себе, видимо, не зная, что должен чувствовать или как относиться к столь неожиданному путешествию.       – Спасибо тебе, – неожиданно произнёс тот. – Не знаю, как мы с Эмили сможем тебе отплатить.       – Спасёте Соколова и расплатитесь сполна. Этот несносный старик изрядно помотал мне нервы, но он мне очень дорог.       – А как вы познакомились? Антон, конечно, эксцентричный человек и его знакомства иногда даже меня поражали.       – Из-за этого, – Меган кивнула на перевязанный рукав, где в кожаной обмотке находилась культя. – Я тогда попала в переделку. Конечно, тем, кто решился напасть, я показала всё, на что способна, но лишилась руки и глаза. Добравшись до ближайшей подворотни, кое-как перетянула, что осталось, да поспешила на корабль. Силы заканчивались, один глаз болел, а перед вторым всё расплывалось. И тут из прибрежного бара вывалился бранившийся на весь свет Соколов, в темноте я его не узнала, потеряла сознание практически у него на руках. Очнулась уже в квартире, перевязанная, слабая… живая.       – Да, в этом весь Соколов, – улыбнулся Корво, вспоминая надменного учёного, не чуждого странным и порой благородным порывам. Однако вместе с этим шла холодная жестокость натурфилософа, не чурающегося грязных игр и безразличия. Хотя, может, за прошедшие годы старик многое переосмыслил, кто знает?       – Сколько я тогда наслушалась его брюзжаний, а потом мы как-то незаметно подружились, он переехал жить на «Падший Дом». Говорил, что так ему удобнее – его не беспокоят выходцы из местной академии в попытках записаться в ученики, а мне скрашивал одиночество.       Корво кивнул, вздохнул, глядя на постепенно приближающийся маяк, где звездой сверкала поворотная линза, всё увеличиваясь в размерах, скользя овалом света по мелким волнам. Спрашивать, почему их спасительница предпочитает не набирать команду, отец и дочь считали невежливым. Захочет – сама расскажет, нет – её право.       Эмили в этот момент так сильно пнула куклу, что та повалилась на палубу, зазвенев металлический стойкой.       – Она мне так всё переломает, – притворно заворчала Меган.       Лорд-защитник покинул мостик и вскоре появился на палубе, где Эмили теперь разминала руки, потягивалась и глубоко вдыхала теплый ночной воздух. Дорогую одежду она сменила на простую, какую только смогла предоставить капитан из своих запасов: кремового цвета рубашка, да выцветшие от частых стирок штаны довольно странно сочетались с высокими сапогами из дорогой кожи.       – Не боишься заболеть? – Корво оценил старания дочери, разглядывая порезы на ткани фактически выпотрошенной мишени.       – Нет, тут тепло, – она пожала плечами и подкинула в руке меч, тот сложился в компактный кусок металла, а потом исчез в кармане брюк.       Эмили увидела, как он посмотрел на маяк, заметила тень на лице, как тот опустил плечи. Все их разговоры в эти две недели были осторожными, сдержанными. Корво занимался мелким ремонтом, девушка стала помогать на камбузе, привыкая к вкусу непривычной еды и испытывая стыд, что капитан, имея увечье, вынуждена вести себя на своём корабле, как служанка.       Раздел обязанностей прошёл мирно, но Эмили всё чаще чувствовала, какая на самом деле пропасть между ней и отцом. Все эти пятнадцать лет он исправно учил её, всегда стоял за спиной и никогда не осуждал, поддерживал в сомнительных проектах. Даже на её роман с Виманом и нежелание вступить в официальный брак отреагировал с улыбкой и пониманием.       Да, отец дал столько самостоятельности, сколько возможно, и никогда не лез в её дела. Исправно выполнял свою часть обязанностей, не учил жизни, не оспаривал решений. Сдержанный стражник спокойствия, молчаливая тень за плечом, готовая в любой момент заслонить спиной, как и произошло пару недель назад в тронном зале Дануолла.       Но только здесь, вдали от обязанностей, гнусного парламента, государственных дел, бесконечных указов и маневрирования между аристократами и простыми людьми, поняла, насколько она далеки друг от друга именно как отец и дочь. У неё давно своя жизнь, свои дела, тот, кому она могла доверить сокровенные тайны, перед кем могла скинуть маски и просто стать самой собой.       – Папа, – аккуратно позвала она, на что Корво тут же повернулся к ней. – Прости меня.       – За что на этот раз? – искренне удивился он.       – За то, что в последние годы так отдалилась от тебя, перестала делиться тем, что на душе.       – Эмили, это – нормально. У тебя есть тот, на кого ты можешь положиться, а я, как отец, всё-таки не должен быть посвящен в некоторые твои тайны, особенно личные. Ты достаточно взрослая и умная, чтобы принимать свои решения.       – Да, и вот к чему мои решения привели, – она взмахнула руками, показывая на стонущий в объятиях волн корабль.       – Перестань, – Корво взял её за плечи, но обнять не решился, не зная, нужно ли это ей или нет. В конце концов, перед ним не десятилетняя девочка, когда-то нуждавшаяся в подобном, а взрослая женщина с характером. – Джес тоже хотела как лучше, а в итоге…       Воспоминания о Джессамине тяжким грузом легли на него, заставляя опереться о борт, встряхнуть седеющими волосами и виновато опустить взгляд. Эмили знала, что он всё ещё любил мать, несмотря на прошедшие годы, отец не мог её забыть и заменить кем-то.       – Слушай, раз у нас есть время… Ты никогда не рассказывал, как оказался при дворе.       – Так всё есть в документах.       – Там только сухие строчки и приказы, а я хочу услышать это от тебя, – тон Эмили не терпел возражений, к тому же ей, действительно, хотелось услышать его версию.       Раньше спрашивать его было бессмысленно, слишком хорошо зная отца, понимала, что он закроется щитом обязанностей или вообще сделает вид, что не слышал. С «Падшего Дома» ему некуда сбежать, и отмахнуться от подобной просьбы просто так не сможет.       Корво не хотел отвечать, хотя на лице у него появилась легкая улыбка. Взгляд устремился к маяку и темной косе гор.       – Я тогда только поступил в Парадную Гвардию Серконоса и должен был думать о матери. Хотел стать лучше отца, которого ненавидел.       – За что? – Эмили очень боялась спугнуть момент, он никогда не говорил ничего о своей семье, о дедушке с бабушкой. Потому сейчас его рассказ отдавал серьёзностью, прорванной откровенностью, которую он почти никогда себе не позволял.       – Он работал на лесопилке и произошёл несчастный случай, подробностей не знаю, но больше я его не видел. Это сейчас понимаю, что никто не виноват и от этого нельзя застраховаться, но тогда мне это казалось предательством.       – Сколько тебе тогда было? – девушка облокотилась о борт рядом, положила свою руку на шершавую кисть отца, улыбка на его лица стала шире.       – Пять лет, – усмехнулся он. – Я тренировался на улице, дрался с соседскими мальчишками, и однажды меня заприметил один из офицеров Гвардии, пригласил на обучение. Упускать подобный шанс было непростительно, и я схватился за него всеми силами. Когда поступил в Гвардию и надел мундир, то сказал себе, что моя жизнь отныне круто изменится. И оказался прав.       Эти воспоминания далёкой юности были приятны ему, черты сурового лица постепенно разглаживались, Эмили даже показалось, что он немного помолодел.       – И тут герцог Теоданис Абеле объявил о состязании фехтовальщиков.       – Кубок Вербены, кажется?       – Да, его сейчас нечасто проводят, а тогда это было ежегодным мероприятием. Объявление всегда заставало врасплох, чтобы никому не дать шанса договориться с кем-то, подкупить судий или ещё что. Не мог же я, восемнадцатилетний парнишка, упустить возможность покрасоваться перед самим герцогом Серконоса?       – Думаю, никто бы не упустил, – Эмили помнила отца всегда статным широкоплечим мужчиной с уверенным взглядом, сдержанным, часто молчаливым. И так странно сейчас представлять его совсем молодым и амбициозным парнем, вынужденным быстро взрослеть и хвататься за любую возможность, подброшенной ему судьбой, чтобы занять лучшее положение, чем его отец.       – И сделал это – получил Кубок Вербены, стал лучшим фехтовальщиком Серконоса. Его вручил сам герцог, пожал мне руку, поздравил, – он посмотрел на правую ладонь. – Даже не представляешь, как я тогда гордился собой. А через пару недель меня вызвали в ставку Гвардии и предоставили назначение. Личным указом Теоданиса Абеле я направлялся в императорский двор. В письме он указывал, что лучший фехтовальщик должен быть рядом с его величеством Эйнхорном. Эта новость просто ошеломила. Я не был готов к подобному, ведь знал, что в лейб-гвардии служат сплошь отпрыски богатых и знатных людей, а кто я такой? Обычный парень, чей потолок – офицер гвардии. Да и не только это.       – Бабушка? – Эмили произнесла это слово легко, непринуждённо, сейчас ей даже жаль, что она никогда о ней не слышала и не видела.       – Да, матери тогда начало нездоровиться, и знал, что если уплыву в Дануолл, то вряд ли смогу вернуться, помочь, если станет хуже. Когда я выложил, что готов отказаться от этой возможности из-за неё, она встала из-за стола, посмотрела на меня, как на шкодливого котёнка, и сказала, что если посмею упустить этот шанс, то я ей больше не сын.       – Ого, а у неё был крутой нрав, – с каждым словом Эмили всё больше жалела, что никогда не знала эту женщину.       – Да, и спорить не стал. Помню последнюю ночь перед отплытием, я пил и танцевал.       Девушка улыбнулась, когда заметила блеск в его глазах, так мало видя отца восторженным. На балах его приглашали танцевать, и он всегда безупречно это делал, на него приятно смотреть, даже сейчас, несмотря на возраст, он был красив.       – А… как у вас всё началось? С мамой? – этот вопрос заставил его резко погрустнеть, но потом снова улыбнуться. Видно, что ему эти моменты безумно дороги. Эмили часто была свидетелем их разговоров, сейчас понимая, что порой за резкими формулировками, двусмысленными фразами и едва заметными касаниями скрывалось столько невысказанных слов, нежности, страсти, какую они не могли себе позволить.       – Ей едва четырнадцать исполнилось, когда я прибыл во дворец: нескладная, худая, крепко себе на уме девчонка. Каллиста с тобой не сильно мучилась, кстати.       – Думаешь?       – Ты не представляешь, как трепала нервы своим гувернанткам Джес.       Эмили даже нетерпеливо заёрзала, вся превращаясь в слух, ожидая невиданных доселе подробностей о жизни матери.       – Она была невыносимой девчонкой, мало кто мог с ней справиться. А я… не знаю, видимо, во мне взыграло воспитание на улице, и я видел в ней не изнеженную принцессу, а девчонку, бросающей вызов всему и вся. Она росла без матери, отец вечно в государственных делах, ей было… одиноко. И я как-то смог найти с ней общий язык, хотя не обучался придворным манерам, да и не сильно старше-то её был.       – И тебя это не беспокоило?       – Ну, другие служившие в лейб-гвардии, конечно, шептались за спиной и отвешивали обидные шутки, называли всякими словами. Но я быстро понял, что они хотели избавиться от меня, скомпрометировать, на прямое столкновение никто бы не решился, всё-таки твой дед ценил рекомендации старого герцога. И как-то незаметно мы с Джес начали общаться, я видел в ней капризную младшую сестрёнку, а она почему-то никогда не жаловалась на мою грубость, иногда обидные и резкие слова.       – Может, именно это ей в тебе и понравилось? Ты ведь просто был собой, говорил, что думал, не прятал чувства за фальшивой приклеенной с детства улыбкой, – предположила Эмили, которой именно это всегда нравилось в отце, стоило им начать что-то обсуждать, оставаясь наедине.       Она с улыбкой вспоминала, как Виману приходилось тяжело в начале их отношений быть по-настоящему искренним и говорить, что думает. Долго же Эмили его приучала к этому.       – Это ведь мама настояла на твоей кандидатуре лорда-защитника, – вот эту часть истории она знала хорошо, её не забывали по сей день. Ещё бы! Обычный парнишка, сын простых рабочих получил титул благодаря капризу девочки-подростка.       – Да, во время празднования шестнадцатилетия, Эйнхорн Колдуин созвал лучших фехтовальщиков дворца и предложил Джес выбрать того, кто теперь будет её телохранителем и носить столь почётное звание. И эта девочка, надув губки, оглядела нас всех и указала тоненьким пальчиком на меня, – он вытянул руку и указал куда-то в пустоту, попытавшись состроить надменное лицо. Эмили засмеялась, живо воображая, как это выглядело со стороны, и как в тот момент выглядела её мама – шестнадцатилетняя девочка-подросток. – Самое удивительное, что из всей той ситуации помню только её изящную кисть в лёгкой кружевной перчатке. Как считаешь, что я тогда испытал?       – Я думаю, тебя там хотели сожрать на месте, – давясь от смеха, она представила застывшую во времени картину: охи чопорных аристократок, открытые рты их мужей и спутников, полные ненависти взгляды соперников. И в довершение картины – перепуганное лицо Корво, которого готовы были растерзать на клочки отпрыски знатнейших родов Империи.       – Эйнхор, конечно, перевёл всё в шутку, мол, это специально дочь всех разыграла, но я в тот момент уже слишком хорошо знал принцессу и понял, что она не отступит. В общем, через несколько дней, его величество вызвал меня к себе в кабинет. Я подумал, что вот и конец моим амбициям и карьере, а особенно выходкам Джес. Ведь своим решением на официальном празднике она оскорбила отца и фактически всю тогдашнюю аристократию Дануолла.       – Но ты ведь остался, значит, император оценивал тебя не только как сына простых людей.       – Спасибо Теоданису Абеле и служанкам, втихую шпионившим за нами, они ему поведали, что, оказывается, я – единственный нашёл к ней подход, и благодаря общению со мной она стала более ответственной.       – Ого, ты мог собой гордиться.       – Конечно, скандал был неимоверный, но император пользовался большим уважением среди набирающих влияние промышленников, учёных и простых людей. А моим назначением на столь ответственную должность, поднялся в глазах народа и стражи. Мол, я доверил безопасность единственной дочери бывшему солдату Парадной Гвардии, даже пожаловал титул.       – Я всё больше горжусь мамой, она не боялась, – заметила Эмили.       – Она, как и ты, нагло пользовалась тем, что папа её бесконечно любил, – подмигнул Корво, совсем не осуждая за подобное свою дочь.       – Так, а как у вас всё началось?       – Эмили…       – Ну, пожалуйста, – девушка прильнула к его плечу и состроила самую страдальческую мину, какую только могла, заглянула в глаза.       – Вся в мать, – без осуждения буркнул он.       – Рассказывай-рассказывай! – она сама не заметила, как стала ерзать на месте, будто маленькая девочка, которой хотелось, чтобы почитали сказку.       – В общем, через пару лет, Эйнхорн начал сдавать, здоровье всё чаще его подводило. И он заговорил о коронации Джессамины, как законной правительницы, что естественно не понравилось аристократии. Женщина на троне – немыслимо! Надо отдать ему должное, Джес училась политике и дипломатии. Она поняла, что не желает выходить замуж ради соблюдения традиций и отдавать дело всей жизни отца непонятно кому. Ей попытались кинуть кость в виде указа о королеве-консорте, но её это категорически не устраивало.       – Представляю, как она злилась, мама всегда была независима.       – Да, а поскольку я теперь везде следовал за ней, то всё скопившееся недовольство она высказывала мне. Ей было восемнадцать, и из нескладной девчонки она выросла в красивую девушку, которой я всё чаще украдкой любовался. Но вот эти вспышки недовольства просто выводили из себя. Это потом я понял, что она кричала и ворчала не на меня, ей некому было высказаться, сбросить накопившееся напряжение. Ей просто был нужен тот, кто молча выслушает, не осудит и, пусть дежурно, по поддержит.       – Так и что произошло? – ей всё не терпелось услышать главное.       – Вот как-то вечером, я снова стоял перед ней, выслушивал жалобы на идиотов из правительства, недовольства претендентами на её руку и прочее, и прочее. Она ходила по комнате, будто туча, вот-вот затрещала бы молниями. В конце концов, этот поток жалоб настолько надоел, что, когда она в очередной раз проходила мимо, я просто схватил её за лицо и поцеловал.       Эмили от неожиданности даже прикрыла рот ладонями, не зная, то ли восхититься его жестом, то ли засмеяться, то ли осудить. Немного справившись с эмоциями, тихо спросила:       – И что она?       – Вырвалась, отвесила мне пощёчину, крикнула: «Да как ты смеешь!?» А потом сама бросилась мне в объятия. Ну… так всё и случилось, с того вечера у нас и закрутился роман.       – И… И дедушка ничего не подозревал?       – Думаю, подозревал и даже знал, хотя на этот вопрос я могу только строить предположения. Ну, а дальше ты всё знаешь, он короновал Джессамину, а через несколько лет родилась ты. Наверное, все отцы так говорят, но я тогда чувствовал себя самым счастливым на свете. И мне горько было от того, что мы не могли узаконить отношения. Ей стоило огромных трудов сделать тебя законной наследницей, несмотря на рождение вне брака и «непонятно» от кого. Обнародование этой тайны тогда сделало бы тебя бастардом, и ни о каком престоле не могло быть и речи.       – Вам столько всего пришлось пережить, – история напоминала бульварные романы, пока не поймёшь, что она случилась в реальности. Сколько пришлось вытерпеть матери, сколько усилий она приложила ради себя, неё, ради, пусть и тайного, но счастья.       Многие бы назвали эту историю пошлой – любовь принцессы и её телохранителя, это же так банально. И, увы, романтично только в книгах, коими зачитывается женская половина высшего света. На деле – это вечная борьба традиций с чувствами, жизнь украдкой, счастье за запертыми дверями и вечная холодность на людях. У неё с Виманом всё по-другому, ведь он высокородный господин и их роман пусть и вызовает осуждения, но не скандал вплоть до лишения короны. А ведь раскройся эта тайна после рождения Эмили, и мать могла лишиться Империи, подвести отца, которого очень любила.       Она теперь на Корво смотрела по-иному. Столько лет он носил в себе эту любовь и ни разу не поставил мать перед серьёзным выбором, он понимал всё, принял эти правила, лишь бы быть с дочерью и любимой женщиной.       И после всего этого увидеть, как рухнула его жизнь, как сердце матери пронзил клинок, а Эмили похитили убийцы в масках, чтобы передать под присмотр Пендлтонам. Теперь пережив падение и осознание того, что за своё придётся бороться, удивлялась, как он не сломался, как не превратился в мясника. С учётом проведенных шести месяцев в тюрьме под прессингом, пытками и страхом за её судьбу.       А ещё Чужой с его дразнящим подарком, обещающим решение проблем быстро и не прикладывая больших усилий. Магия иного мира, страшный сон смотрителей теперь была в его руке, но вместо палача он стал тенью, призраком, сеющим страх и чувство возмездия тем, кто посмел отобрать жизнь их странной, тайной, но семьи.       – Она была такой сильной, – спустя пару мгновений произнесла Эмили. – А я и мизинца её не стою.       – Ты себя недооцениваешь, – Корво обнял её, перехватил за плечи, прижал к боку, чувствуя, как в ночной прохладе она дрожит. – Именно это и нужно нашим врагам, чтобы ты перестала верить в себя. Она гордилась бы тобой, я уже пережил падение на дно, выкарабкался и, Бездна свидетель, я сделаю всё, чтобы вернуть тебе трон и наказать Далилу.       – Спасибо, что ты у меня есть.       Эмили прижалась к нему, закрыла глаза, ежась от порывов ветра, не замечая, как усилились крики прибрежных птиц. До Карнаки оставалось совсем немного.