краем глаза

Жизнь Чон Чонгука была среднестатистическим идеалом. Не какая-то грандиозная мечта, а вполне обычная, умеренных размеров — такая, в которой представляют себя студенты колледжа, которым не хватает воображения и смелости мечтать о чем-то большем. Вполне себе успешный питчер, которому направо и налево прочили яркое спортивное будущее. Неплохой студент — звезд с неба не хватал, но получал приличную прибавку к спортивной стипендии. Популярен у девушек и не только (сам он подозревал, что дело скорее в харизме и в эффекте спортивной формы, чем во внешности). Обаятелен, любим, желанен, и всякая подобная фигня, которую вы можете ожидать от клишированного образа популярного мальчика-спортсмена, который успел крепко обосноваться в подростковых фильмах. Чонгука его жизнь вполне устраивала, и ничего в ней менять он не собирался. А она возьми и поменяйся сама. — Все в порядке? Выглядишь неважно. Ким Тэхён, капитан, похлопывает его по плечу. Вид у него встревоженный: Тэхён, как и полагается хорошему капитану, всегда ставил самочувствие своих игроков превыше всего. — Я и чувствую себя неважно, — выдыхает Чонгук, упираясь руками в колени. — Не спал всю ночь, а теперь почему-то подташнивает… Извини. Это все история — препод сказал, что завалит меня, если я не сдам доклад в срок. — У тебя профессор Пак ведет? Хочешь, я с ним поговорю? У нас тут игра на носу, а питчер ночами доклады готовит… — Да не, — отмахивается Чонгук. — Все нормально. Тэхён качает головой. — Нет, не нормально. Знаешь, лучше иди и выспись. Больно смотреть на то, как ты лажаешь. А вот это Чонгуку уже нравится: еще со вчерашнего вечера страстнее всего ему хотелось лечь спать и проспать, по возможности, до конца этого семестра. — Договорились. Завтра на тренировке выложусь по полной. — Ты уж постарайся. Чонгук, повеселев, уже предвкушает прекрасный тринадцатичасовой сон, как вдруг на все поле разносится оглушительный крик: — Осторожно! Знаете, есть у человеческого организма такая противная штука под названием «ориентировочный рефлекс» — это когда человек, даже не успев обдумать действие, поворачивает голову на громкий звук. Именно из-за этого рефлекса Чонгук не внял совету быть осторожнее, а мигом повернулся к источнику звука. А потом — бах! — и темнота. И с этого самого момента жизнь его идет кувырком.

***

Сначала Чонгук понимает, что у него дико болит голова. Потом понимает, что в горле пересохло так, словно изнутри его обили наждачной бумагой. Потом понимает, что он, вообще-то, ничего не видит. Не самые приятные выводы, когда твое последнее воспоминание о том, что что-то прилетело тебе в голову. Чонгук, испугавшись, тянется к глазам, но чьи-то крепкие руки успевают перехватить его за запястья. — Подождите! — Я ничего не вижу, — шепчет Чонгук в ужасе, потому что в полный голос говорить не получается. — Ничего! — У вас на глазах повязка. Пожалуйста, опустите руки. Я сейчас ее сниму. Чонгук послушно роняет руки, пока внутри него все сжимается от ужаса. Почему у него на глазах повязка? Что прилетело ему в голову — неудачно отбитый мяч или выскользнувшая из руки бита? Господи, какой сегодня день недели, у них же матч в эту субботу! Он доклад по истории не сдал! Чьи-то холодные руки осторожно касаются его лица, снимая повязку с одного глаза. Чонгук подслеповато щурится от яркого света, но постепенно чистая белизна начинает оформляться в лицо доктора и склонившихся над ним родителей. — Сейчас я сниму вторую, — говорит доктор. — Но предупреждаю, что этим глазом вы скорее всего увидите только мутный свет и ничего четкого. После операции это нормально, зрение постепенно восстановится. Мама, маячившая где-то со стороны прикрытого глаза, крепко сжимает его руку и шепчет: — Все хорошо, Чонгук-и. Все прошло успешно, ты восстановишься. Вторую повязку снимают так медленно, как будто стараются оттянуть момент. Чонгук смотрит в потолок, а в палате становится так тихо, что слышно, как за стеной разговаривают медсестры. Странное чувство. Как будто одну треть его поля зрения отрезало. Он прикрывает правый, здоровый глаз на пробу, и… — Ну как? — спрашивает доктор осторожно. — Что вы видите? — Ничего. Так началась история о том, как Чонгук лишился глаза. Ну, не в прямом смысле — глаз-то у него еще был, его не вышибло из глазницы или что-то такое. Как объяснил ему доктор, удар мячом (ага, это все-таки был мяч) был настолько мощным, что сетчатка в левом глазу полностью отслоилась. Обычно такое состояние не приговор, существуют операции, когда сетчатку возвращают на законное место и приращивают обратно, и именно такую операцию провели и Чонгуку, пока он был в отрубе. Вот что ему сказали: операция переносится хорошо, эффективность — 96,6%, тем более, вы молодой и здоровый, какая жалость! Ничего удивительного — Чонгук всю свою жизнь был исключительным. Так вот и получилось: Чонгук, двадцать один год, слеп на один глаз. Грустно, правда? Конечно, приживаться к своему новому амплуа слепого на пятьдесят процентов было сложно. Сначала он восстанавливался после пластики глазницы, которую ударом переломало в трех местах, потом — учился ходить так, чтобы не спотыкаться о каждую кочку и порожек на своем пути. В принципе, его зрение пострадало не так сильно, как можно было бы ожидать — да, проблемы с осознанием глубины и определением расстояния, поле зрения значительно сократилось, приходилось постоянно мотать головой влево, чтобы удержать все в фокусе… Однако гораздо сложнее было в ментальном плане, не физическом. Пока он восстанавливался после операции, к нему вереницей ходили сокурсники, одногруппники и друзья. Сначала Чонгук был признателен: ему самому было себя ужасно жалко, поэтому получать такое внимание со всех сторон было приятно. А потом… Потом кто-то сказал то, что подкосило его сильнее всего: «Какая жалость. У тебя ведь были такие перспективы в спорте…» Конечно. С одним рабочим глазом и травмой головы единственный спорт, которым он теперь может заниматься — это шахматы. Но и то не факт. Чонгук ведь и правда надеялся на свои перспективы. Он обожал бейсбол с самого детства: его подарком на восемь лет была бейсбольная бита. После школы, в которой он был капитаном бейсбольной команды, он немедленно подал заявку в университетскую команду, а потом, после выпуска, рассчитывал попасть в команду профессиональной лиги… А теперь — все. Его обозримое будущее, которое он так хорошо себе представил и распланировал, улетело в трубу. Теперь он не Чон Чонгук, питчер, а «ну тот парень, которому глаз мячом выбило». Объект для жалости. Повод ужесточить контроль над техникой безопасности на поле. Хуже уже быть не может, правда? Может.