Люби меня, несмотря ни на что

      За последний год Хлоя пережила много падений.       Сначала с Пирсом. Потребовалась бы не одна неделя на кушетке Линды, чтобы понять, почему она согласилась – на приглашение на концерт, на последующие свидания, на предложение руки и сердца. И, возможно, когда-нибудь она и вправду обратится к ней за помощью. Но ей не нужен психотерапевт, чтобы понять, что согласие на брак с бессмертным королем преступного мира, который к тому же был ее боссом, а затем через некоторое время разрыв отношений с ним вряд ли назовешь крупным достижением.              А потом был побег в Рим. Конечно, не все было так уж плохо. Трикси понравились пицца, катакомбы и фонтан Треви, а Хлое – то, что дочь была счастлива. Но их поездка в Вечный город навсегда будет омрачена сладкоголосым священником, который вбил ей в голову ложь, и Хлоя ненавидела себя за проявленную слабость. Она должна уметь разбираться в людях. Она должна уметь сохранять спокойствие под давлением и проявлять достаточно хладнокровия, чтобы видеть скрытые мотивы людей и докапываться до истины, но ничего подобного и близко не произошло.       А потом случилось... все остальное. Иногда она лежит без сна и пытается вспомнить, о чем думала и что чувствовала, почему не могла просто прийти в себя и увидеть правду, но все как в тумане. Отдельные моменты выделяются, словно вспышка молнии, освещающая удушающую темноту бури: выражение лица Люцифера, когда она сказала «я увидела своего напарника»; запах бутерброда с жареным сыром и то, как дрожали ее руки; нотки обиды и горечи в голосе Люцифера и страх, который пульсировал в ее венах, когда она снова увидела его лицо; как она рыдала потом в машине, свернувшись в клубок в тщетной попытке удержать разбитые осколки своего сердца вместе, прежде чем ей пришлось вытереть слезы, вернуться домой к дочери и притвориться целой.       Но она все еще разбита. Осколки ее сердца – зазубренные осколки – теперь просто покоятся у нее в груди, больно врезаясь в легкие при каждом вдохе. Хлоя не обращает внимания на боль, служащую напоминанием о том, как глупо она поступила и как сильно ранила его, и пусть считать, будто она заслуживает эту боль, ненормально, однако же это правда.       Так что, да. Много падений. Но почему-то именно то, что она делает прямо сейчас – выходит из лифта и ступает в общий офис в участке – кажется самым низким.       И не потому, что в лифте пахнет несвежим кофе и потом, хотя это определенно так. И не потому, что она одета гораздо менее профессионально, чем обычно, хотя это тоже справедливо (на ней джинсы с дыркой на колене, мятая футболка, а на ногах кеды, в которых она обычно ходит на футбольные турниры Трикси). Это не потому, что она держит латте с обычной карамельной глазурью вместо той, что без сахара, или потому, что она показала кому-то средний палец по дороге. Нет, все гораздо хуже.       Сегодня суббота. У нее все выходные свободны. Дэн с Трикси отправились в поход и будут отсутствовать до завтрашнего вечера, и у нее нет никаких неотложных дел. В квартире чисто. Холодильник заполнен. Погода великолепная, она только что получила зарплату, и в ее почтовом ящике имеются приглашения потусоваться от Эллы («Пойдем потанцуем!») и Линды («Не хочешь устроить вечер безалкогольного вина для мам?»), но она здесь.       В участке. Чтобы заняться бумажной работой.       Добровольно.       Какое жалкое зрелище.       – Привет, Деккер, – приветствует Какузза, вырывая Хлою из задумчивости. – Что ты тут делаешь?       «Прячусь от ненависти к себе, зарываясь в работу», – про себя отвечает Хлоя.        – О, просто заканчиваю кое-какую срочную бумажную работу, – говорит она вместо этого.       Какузза сочувственно кивает.       – Лейтенант заставил тебя прийти в субботу? Это отстой.       Хлоя вымученно улыбается, но не может заставить себя вслух подтвердить эту ложь.       – Если закончишь пораньше, мы собираемся позже в «Паддоке», – предлагает Какузза, – и будем рады, если ты к нам присоединишься.       Хлоя замирает, застигнутая врасплох тем, как много изменилось. За последние несколько лет она превратилась из изгоя отдела в нечто противоположное. Она ненавидит термин «популярный», потому что он вызывает в памяти опыт из старшей школы, которого у нее никогда не было, но в данном случае он подходит как нельзя лучше: теперь она популярна и нравится другим копам. Они здороваются с ней в коридорах, охотно помогают в ее расследованиях и просят помощи в своих. Ее приглашают выпить, а офицеры – особенно те, кто хотят стать детективами, – не скрывают, что пытаются произвести на нее впечатление. На прошлой неделе лейтенант вызвал ее к себе в кабинет, чтобы сказать, что начальство очень довольно ее показателями раскрываемости, и чтобы она продолжала в том же духе.       Дэн и Элла дразнили ее за это. Теперь они называют ее «самородком» при каждом удобном случае, потому что, по слухам, так ее однажды назвал начальник отдела расследований на совещании после того, как одно из ее закрытых дел получило положительное освещение в прессе.       Ее должно это радовать, но вызывает лишь отторжение, ведь восхищение и уважение начальства, хорошие отношения с коллегами, отличный уровень раскрываемости и безупречная репутация – все это благодаря Люциферу. Это он восстановил ее репутацию. Именно благодаря ему все так отчаянно стремятся стать ее друзьями. И хотя Хлоя не настолько погрузилась в самобичевание, чтобы притвориться, будто только из-за него у них такой высокий процент раскрываемости – она специалист своего дела и знает это – он внес огромный вклад в их работу. Он полезен в расследованиях и проницателен, и благодаря ему она стала лучшим детективом.       По крайней мере, до того, как он начал уходить в «самоволку», чтобы устраивать оргии и проводить время со своей новой подружкой. Прошло два месяца с тех пор, как его загрузили в машину скорой помощи возле «Люкса» – два месяца с тех пор, как он сказал ей, что по-прежнему хочет быть ее напарником, но последние несколько недель оказались совсем не такими, как хотелось бы Хлое. Потому что, несмотря на его слова и ее надежды, он больше не ее напарник. Он, как и прежде, не умолкает ни на минуту. Он следует за ней под желтой лентой оцепления, как послушный щенок. Он сидит на переднем сиденье ее машины и перекусывает снеками из автомата. Но он не ее напарник. Между ними стена, или, может быть, скорее, пропасть, и она пыталась взобраться на стену и преодолеть пропасть, но не смогла. Она не может сблизиться с ним, а он не пытается сблизиться с ней, и то, что у них есть – это не партнерство, во всяком случае, не настоящее.       – Деккер? – напоминает о себе Какузза.       Хлоя резко возвращается мыслями в настоящее.       – Извини. – Какузза странно на нее смотрит, так что Хлоя напускает на себя веселость. – Просто пыталась вспомнить, не оставила ли плиту включенной. Думаю, мой мозг пытается всеми силами отсрочить эту бумажную волокиту.       – Я могу помочь, если хочешь, – предлагает Какузза. – Я не против.              Хлоя качает головой.       – Нет, все нормально, я справлюсь. И спасибо за приглашение. Посмотрим.       Какузза ослепительно улыбается, явно взволнованная перспективой провести субботний вечер, общаясь с «самородком» отдела, и уходит.       Хлоя же упирается взглядом в стол, заваленный стопками папок, делает глубокий вдох и выдыхает со вздохом. Она может развернуться и уйти. Она не обязана здесь находиться, но в противном случае сидела бы дома и думала о Люцифере, или танцевала бы с Эллой и думала о Люцифере, или сидела бы на диване Линды и думала о Люцифере. По крайней мере, работа отвлечет ее от мыслей о Люцифере на какое-то время.       Она огибает угол своего стола и, отодвинув кресло, замирает при виде серебристого блеска между двумя стопками папок. Нахмурившись, она отодвигает одну из стопок в сторону и натыкается на прислоненную к другой стопке фляжку. Ей не нужно проверять, кому она принадлежит – это более чем очевидно.       Все ее попытки не думать о Люцифере мгновенно идут прахом.       Она вздыхает и опускается в кресло. В участке вокруг нее тихо, нет привычной будничной суеты. Хлоя подносит к губам свой латте с сахаром, делает глоток и изучает фляжку. Ей интересно, обнаружил ли Люцифер пропажу. Может, новая подружка занимает все его время, так что он даже не заметил. Может, он предпочитает пить алкоголь прямо с ее великолепного тела, а не из надежной и знакомой фляжки. А может, он действительно заметил ее отсутствие, но ему просто все равно. Может, в понедельник или вторник, или в любой другой день, когда ему наконец удастся оторваться от затянувшейся вечеринки и беспечно заявиться на работу и уделить работе с ней, Хлоей, пару часов, она попытается вернуть ему фляжку, а он пожмет плечами и скажет, что она ему больше не нужна.       У нее начинает болеть голова.       Хлоя не может заставить себя дотронуться до фляжки, поэтому отодвигает стопку папок в сторону, чтобы скрыть ее из виду, и подтягивает к себе другую стопку. Она собирает волосы в хвост и открывает верхнюю папку, решив сосредоточиться на работе и забыть о Люцифере. У нее получится.       – Детектив?       Хлоя замирает от удивления и поднимает взгляд на высокую фигуру напарника, стоящего перед ее столом.       – Люцифер, – удивленно произносит она.       – Что ты здесь делаешь? – уточняет он, нахмурившись.       В его голосе не слышно осуждения, но Хлоя все еще расстраивается от осознания того, что добровольно пришла на работу в субботу, потому что не может перестать думать о мужчине, который определенно не думает о ней, поэтому инстинктивно переходит к обороне.       – Я здесь работаю, – отвечает она.       Он склоняет голову в явном замешательстве.       – Да, но в субботу?       Хлоя показывает на разложенные по столу папки.       – Ну, бумажная работа сама себя не сделает.       По внезапному блеску его глаз она понимает, что он собирается пошутить о том, что что-то или кто-то делает сам, и спешит оборвать его, потому что не может сейчас выносить его намеки.       – А что ты здесь делаешь?              Люцифер колеблется, словно и сам толком не знает; он опускает глаза, избегая ее взгляда, но затем тянется к столу и подбирает свою фляжку.       – Просто понял, что забыл ее тут, – говорит он.       – Странно, что ты вообще заметил, – бормочет Хлоя, не дав себе времени передумать. Он вновь недоумевающе хмурит брови.       – Ты мог бы просто купить новую, – говорит она, откинувшись в кресле и нарочито небрежно пожав плечами. – Тебе не нужно было приезжать за ней.       – Я к ней довольно сильно привязан, – отвечает он, убирая фляжку в карман пиджака. – Не все можно заменить.       Хлоя недоверчиво фыркает, и Люцифер снова хмурится. Чувствуя, как пылает лицо, она прочищает горло.       – Что ж, рада, что ты ее нашел, – говорит она. – Не буду тебя задерживать.       Она склоняется над столом, упираясь локтями в столешницу, и снова переключает внимание на папку. Хлоя полагает, что сейчас он скажет, что ему и вправду нельзя задерживаться, потому что его ждет девичник, или оргия, или все вышеперечисленное плюс подружка, но он не двигается. Она продолжает смотреть на папку и ждать, когда он уйдет, а он все не уходит. Ощущая, как его взгляд прожигает ей макушку, Хлоя в конце концов поднимает на него глаза.       Он смотрит на нее со странным выражением – смесью замешательства и беспокойства – и Хлоя снова ощетинивается.              – Что? – спрашивает она куда более резким тоном, чем намеревалась.       Он вновь хмурится.       – Ничего. Просто ты выглядишь несколько... раздраженной.       – Раздраженной? – повторяет она.              – Язвительной, – уточняет он. – Нетерпеливой. Обидчивой. Угрюмой.              Она прищуривается.       – Я не угрюмая, Люцифер.       – Ну, ты определенно не в себе. Что случилось?       Хлоя выходит из себя.       – С каких пор тебя это волнует?       Это заявление выбивает из колеи их обоих: Люцифер выглядит уязвленным, а Хлоя чувствует себя виноватой за резкие слова. Они оба отводят глаза, и в воздухе повисает неловкое молчание. Хлоя жует нижнюю губу и пытается притвориться, что ей не хочется разрыдаться, но, сделав над собой усилие, ей удается взять себя в руки.       – Я просто устала, – говорит она, и это действительно так. – Но я в порядке, – добавляет она. А вот это уже откровенная ложь. Поерзав в кресле, она снова склоняется над папкой. – А теперь, если ты меня извинишь, мне нужно заняться бумажной работой, а у тебя наверняка есть...              «Вечеринка. Оргия. Подружка».       – ... чем заняться.       Она склоняется над папкой второй раз за несколько минут, но Люцифер снова не уходит. Он задерживается, замерев рядом со столом, словно шестифутовая статуя в костюме от «Тома Форда», а затем делает шаг вперед, упирается ладонями в столешницу и наклоняется к ней.       – Детектив, – зовет он.       Хлоя закрывает глаза. Она давно не слышала подобного тона его голоса и так соскучилась по нему, что теперь ощущает болезненное стеснение в груди. Она хотела бы вернуться в прошлое, до того, как ее жизнь наполнилась падениями, но не может. Теперь это ее жизнь, и ей нужно смириться с этим.       Она открывает глаза и поднимает на него взгляд.       – Что?       Люцифер всматривается в ее лицо, и его выражение смягчается.              – Мы напарники, не так ли?       «Нет, – порывается сказать она. – Не напарники».       Но она не хочет открывать этот ящик Пандоры, потому что ничем хорошим это не закончится. Это она стала причиной разрыва. Это ее вина. Ева получила его, потому что готова была принять целиком, а Хлоя – нет. И хотя Линда повторяла, что вполне понятно, что ей трудно смириться с тем, что Люцифер – настоящий Дьявол, это не кажется понятным. Потому что в таком случае прямо сейчас он был бы с ней безраздельно, и ей не пришлось бы довольствоваться теми частями его личности, которые он бросает ей, словно отчаянно ищущей объедки бродяжке.       Вот один из таких «объедков» – он наклоняется к ней через стол и говорит, что они напарники, тем мягким голосом, который, как ей раньше казалось, предназначен только для нее, и Хлоя ненавидит себя за то, что согласна и на эти крохи.       Она поджимает губы и кивает.       Он улыбается.       – Что ж, ты не раз говорила, что напарники должны уметь разговаривать друг с другом. Так что давай, выкладывай. Тебя донимает сорванец? Может быть, Дэниел и его вечный кретинизм наконец-то начали досаждать тебе? Или это что-то связанное с работой?       «Дело в тебе, – хочется закричать ей. – В тебе».       Вместо этого она заставляет себя улыбнуться.       – Я в порядке, Люцифер. – Она показывает жестом на папки. – Это просто вчерашнее расследование.       Он хмурится, смотря на папки, а потом снова на нее.       – Какое вчерашнее расследование? Вчера не было никакого расследования.       – Было.       Он хмурится еще сильнее.       – Почему ты мне не позвонила?       – Я написала тебе сообщение, – отвечает она, пытаясь подавить вспышку раздражения. – Ты ответил, что у тебя есть дело и ты не сможешь прийти.       Его губы растягиваются в ухмылке.       – Ах да, дело. Несколько дел, на самом деле.       Хлоя чувствует тошноту.       – Точно, – говорит она, отодвигаясь. – В любом случае, ничего страшного. Уверена, тебе есть, чем... – она делает неопределенный жест в его сторону, – … заняться. Увидимся в понедельник.       Она ожидает, что он согласится на ее предложение, потому что именно так и поступал последние два месяца – заявлял, что хочет остаться и помочь и что предан работе, но никогда не остается и не помогает, и он точно не предан – ни ей, во всяком случае.       – Развлекайся, – добавляет она в вялой попытке сохранить мир и снова склоняется над папкой.       На этот раз он поворачивается и уходит. Это больно, но она стискивает зубы и говорит себе, что оно и к лучшему. Она должна забыть об этом. О нем.       Ужасный скрежет заставляет Хлою вздрогнуть и поднять глаза.       Люцифер тащит кресло от другого стола; очевидно, его не беспокоит богопротивный звук, потому что он не поднимает его и не останавливается, пока не достигает ее стола. Он плюхается в добытое кресло, как только настраивает его под нужным углом, и снова поворачивается к ней.       – Так-то лучше, – говорит он. – Не знаю, почему уборщики постоянно отодвигают мое кресло.       Дело не в уборщиках. Хлоя делает это сама каждый вечер перед уходом, потому что смотреть на его пустое кресло и гадать, где он, что и с кем делает, чертовски больно. Но она скорее отрежет себе язык, чем признается в этом, поэтому лишь неопределенно хмыкает.       Он опирается локтем на стол, сдвигая в сторону стопку папок, и наклоняется к ней.       – Итак, кого же убили?       Хлоя окидывает его удивленным взглядом и прищуривается.       – Что ты делаешь?       – Выполняю нашу работу.       – Сегодня суббота.       Он поднимает брови.       – И все же ты здесь.       – Да, потому что мне больше нечем заняться, – огрызается она. – Но ты же ясно дал понять, что у тебя полно других дел, так почему бы тебе не заняться ими? Мне не нужна твоя жалость.       Настает его очередь растерянно моргать.       – Ты думаешь, я тебя жалею?       Она фыркает.       – Я знаю, что жалеешь. И всегда жалел.       – Нет.       – Значит, заставить Мэйз притвориться моим другом и пригласить меня выпить – это не жалость?       Он нахмуривается.       – Нет, вообще-то.       – А как насчет всех тех ехидных замечаний, которые ты делал на протяжении многих лет о том, что я не умею веселиться? Или как ты жалеешь, что не знал меня во времена «Джакузи в школе», или как скучно, что мне нравится совсем не то, что тебе? Разве это не жалость?       Люцифер пялится на нее, явно ошеломленный ее вспышкой. Хлоя тоже немного ошеломлена, потому что не понимает, почему ее вдруг так волнует, что он считает ее скучной. Ей не все равно, и это выводит ее из себя.       – Детектив, – начинает он.       Она поднимает руку, прерывая его.       – Нет, не надо. Прости. Забудь, что я сказала. Я просто... – Она на миг закрывает глаза и тяжело выдыхает, а затем снова открывает их и продолжает: – Я устала и хочу сосредоточиться на том, что мне действительно удается. Мы оба знаем, что ты на самом деле не хочешь здесь быть, так что просто уходи. Уверена, у Евы найдется множество способов развлечь тебя до понедельника.       Она ожидает, что Люцифер ухмыльнется и начнет рассказывать очередную историю об изобретательности Евы в спальне, но этого не происходит. Вместо этого он напрягается с нечитаемым выражением на лице, если не считать на миг отразившейся на нем муки, а затем качает головой.       – Я не считаю тебя скучной.       Хлоя хмурится.       – Что?       – Скука подразумевает что-то неинтересное, – поясняет он. – А ты не неинтересная, детектив.       – Ты много раз называл меня скучной, Люцифер, – фыркает Хлоя.       – Что ж, значит, я был глупцом, – твердо заявляет он. – Потому что хотя к тебе можно применить много эпитетов, детектив, но неинтересная – не один из них. Напротив, сейчас я нахожу тебя столь же занимательной, как и во время нашего первого дела.       Это заявление потрясает ее до глубины души. Они встречаются взглядом, и атмосфера между ними резко меняется. Внезапно в ней возникает напряжение, которого не было уже несколько месяцев, и Хлоя чувствует головокружение.       – И для ясности, – тихо добавляет он, – я действительно хочу быть здесь. Поэтому я и пришел.       – Ты пришел за своей фляжкой.       – Нет.              Не стоит ей спрашивать. Ей стоит кивнуть и сказать «ладно», а затем вновь перевести разговор на более нейтральную тему, обратно к убийствам, папкам с делами и зацепкам.       – Тогда почему? – спрашивает она чуть слышно.       Он открывает рот, но не успевает озвучить свой ответ.       – Деккер! – окликает ее знакомый голос. – О, какая удача. А я-то думал, что придется тебе звонить.       Хлоя отрывает взгляд от Люцифера и видит, как к ней направляется детектив Нейт Гарсия из отдела нравов. Она не видела его несколько лет, но он выглядит так же, как и в последний раз, когда они пересекались. Его темные волосы подстрижены «ежиком», в обоих ушах красуются серьги. Татуировки покрывают обе его руки, и Хлоя вспоминает вечер, наполненный бесконечной выпивкой, который, кажется, имел место в другой жизни, когда он объяснял ей и еще нескольким копам значение каждой татуировки.       Он широко улыбается, и она не может сдержать ответную улыбку. Он один из немногих копов, кто не стал относиться к ней по-другому после Пальметто, и она всегда ценила его за это.       – Нейт, – радостно приветствует Хлоя, поднимаясь из-за стола.       Он тут же заключает ее в медвежьи объятия. Она смеется, а когда он сжимает ее еще крепче, вновь не может сдержать смех.       Когда он наконец опускает ее на пол, она отстраняется от него с ухмылкой.       – Посмотри на себя, – говорит он, демонстративно оглядывая ее с ног до головы. – Выглядишь великолепно.       – Ты тоже, – говорит она и ничуть не лукавит. Он всегда излучал непринужденную крутизну, и хотя его темные волосы начали немного седеть, это ему идет. – Как дела?       Он усмехается, засовывая руки в карманы выцветших джинсов.       – Не жалуюсь. А что насчет тебя? Как твой ребенок?       – Отлично.       – Разумеется, ведь у нее отличная мама.       Хлоя улыбается, польщенная искренностью его слов, но тут рядом с ней материализуется Люцифер и многозначительно прочищает горло.       Она переводит на него взгляд и пристально всматривается, когда замечает, что выражение его лица несколько напряжено. Она растерянно моргает, потому что, не знай она лучше, то решила бы, что он немного ревнует.       – Привет, бро, – дружелюбно здоровается Нейт.       Люцифер вздергивает подбородок, явно не в восторге от фамильярного обращения.       – Люцифер, это детектив Нейт Гарсия, – представляет Хлоя, прежде чем он успевает сказать какую-нибудь грубость или оскорбление, или и то, и другое. – Нейт, это Люцифер Морнингстар.       Гарсия протягивает руку.       – О, вы консультант, верно?       – Да, – подтверждает Люцифер, пожимая руку Нейта, и бросает быстрый взгляд на Хлою. – Я напарник детектива Деккер.       Хлоя не обращает внимания на то, как трепещет ее сердце.       Гарсия бросает на нее веселый взгляд.       – Ах да, неразлучная парочка. Слышал, начальство вас любит. Позволяет вам делать все, что захотите. Знаешь, в последнее время тебя называют «самородком», Деккер. Ты забыла обо всех нас, жалких людишках, на пути к вершине?       – Заткнись, Гарсия, – говорит она, игриво толкая его.       Он смеется, и Хлоя замечает, как выражение лица Люцифера снова напрягается, но старается не смотреть на него. Может быть, он и вправду ревнует.       – Так чем ты сейчас занимаешься? – интересуется Нейт, прерывая ее размышления.       Хлоя пожимает плечами и смотрит на свой стол.       – Просто бумажной работой.       – Так ты без дела?       Услышав нотки надежды в его голосе, Хлоя скрещивает руки на груди и поднимает бровь.       – Нет, у меня есть дело. Несколько, вообще-то. Но полагаю, это тебя не остановит.       Нейт усмехается и переводит взгляд на Люцифера.       – От нее ничего не укроется, да? – Люцифер хмыкает в неопределенном согласии, не отрывая глаз от татуировок на правой руке Нейта.       – Выкладывай, Нейт, – говорит Хлоя. – Зачем ты здесь?       Он ухмыляется.       – Хочу попросить об одолжении.       Этого оказывается достаточно, чтобы вернуть внимание Люцифера к разговору.       – В самом деле? – низким мурлыкающим голосом уточняет он.       Гарсия игнорирует его. Хлоя решает, что ей, вероятно, стоит последовать его примеру.       – Я слушаю, – говорит она Гарсии. – Но уверена, что мой лейтенант...       – Сайлас Ромеро вернулся в город, – прерывает ее Гарсия со знающей ухмылкой.       У Хлои замирает сердце.