***
Дадзай Осаму смотрел в лицо господина Огая и не мог понять , что такого угрожающего в его выражении. Его интуиция подсказывала,что философски настроенный начальник ни к чему хорошему не приведёт. Особенно, если господин Огай опять заведён разговор о том, почему Дадзай в мафии и в чём смысл его жизни. Кажется, он откровенно не рад его присутствию в исполнительном комитете. Сейчас ему снова не хотелось жить. Впервые за два года, прошедшие с момента сражения с Гивром. Тогда он не хотел жить, чтобы не видеть свою собственную неудачу, чтоб не видеть, как рушатся его планы под ногами этого инфернального существа. Но не жить и умереть с Чуей вместе — отстойнейшая идея. А потом Дадзаю стало как-то не до попыток умереть. И вот сейчас опять. Он чувствовал, что его напарник уже и не очень-то в нём нуждается. Он добился всего сам и даже больше : помог выбить повышение "горячо любимому" партнёру. И от осознания ненужности желание не жить только усугублялось. —Хозяин , у вас есть в меню моющее средство? Вспомнился очаровательный Липпманн, друг Чуи, готовивший превосходно убийственные коктейли с настолько же превосходным вкусом из буквально всего, что было под рукой. Не умрёшь, так хоть прополощет всего так, что мозги на место встанут. А ведь их нет из-за его "хочу увидеть, как горит Портовая Мафия". —Раз ты размышляешь, выходит, задание кончилось провалом,—спросил с интонацией утверждения Ода Сакуноске, сидящий на высоком барном стуле. Не ясно, почему взрослый мужчина который год возится с психически нестабильнвм подростком, но он возится. —Полнейшим!—и Дадзай принялся с деталях и красочных ругательствах описывать скучнейшее задание. Настолько простое, что из их дуэта отправили только его. Ну что за несправедливость! Всё интересное — Чуе. Ода смотрел на прибавившиеся шрамы, выглядывавшие из-под бинтов, один из которых на щеке. Где-то он уже видел похожую полосу. Верить, что Дадзай подставился под пулю не только из нежелания жить, но и из желания походить на напарника, не хотелось. Хотя что только не приходит в эту жуткую голову человека, рождённого, чтобы сгнить заживо в мафии. Хотя, раз ему не чужды тёплые чувства, выходит — можно его спасти. Переубедить. Что-то сделать, чтобы отвратить от сырой и топкой трясины темноты. И почему-то Оде подумалось, что именно из-за этой трясины, хорошо маскировавшейся под уютную полянку под солнцем, Дадзай уже одной ногой в могиле. И тащит туда же своего ненаглядного, которого Ода вживую видел всего один раз. Уж сильно разные они были по рангу. Но фото Дадзай ему показывал ежедневно и рассказывал абсолютно всё, связанное со своим напарником, до мелких деталей. Даже паттерн дыхания и его связь с эмоциями и последующими ударами. Эта одержимость пугала.***
Дадзай думал об официальном разрешении на деятельность, полученном Портовой Мафией в итоге этого конфликта. Он вообще думал обо всём ,кроме увиденного. Ни одна смерть не пугала его так,как это сделало тело друга, последний раз содрогнувшееся и обмякшее без сил. "Люди всю жизнь ищут спасения". Ода говорил что-то такое и перед смертью. И сейчас очень умный маленький мальчик просто плакал в абсолютной темноте. В настолько тёмной, что даже вестибулярный аппарат не сказал бы, где находится низ, а где — верх. Маленького мальчика разочаровали поиски причин жить. Поиски , с самого начала обречённые на провал. Кап. Почему-то сейчас он понял странную тоску во взгляде курящего на балконе напарника. И откровенно перестал его понимать. Потеря, отнимающая всё и переворачивающая внешний и внутренний мир — как вообще её можно пережить с честью и достоинством. Кап. Кап. В горле было очень сухо, а руки мелпо-мелко трясло до неприятных колик. В голове было пусто и поэтому очень долго формировалось зародившееся там понимание, что делать и как понять точку зрения Одасаку. Дадзай смотрел на горящий на паркете костёр и кривился от нахлынувшей тоски. Ткань горела с очень удушливым тёмно-серым дымком, сильно резавшим глаза. Получается, это конец. Конец чего — он пока не совсем понимал. Да и не должен был. Ведь он просто маленький ребёнок, плачущий в темноте. И почему-то опять вспомнивший Поля Верлена, знающего цену одиночества, непонятного людям. И маленькому мальчику показалось, что он мог бы спасти вместе с собой ещё кого-то...***
—Троекратное ура в честь тебя,—мрачно улыбнулся "кто-то", салютуя бокалом дорогого вина и глядя вниз с балкона,—А теперь уходи. И маленький мальчик в темноте опять потерялся в своих мыслях. Ладонь в перчатке вытерла его щёки, а ему в лицо уставились карие глаза с желтоватым ободком вокруг радужки. Почему ему помнилось, что глаза напарника были голубыми? —Уходи. И не думай, что я такой же предатель, как вы все. Я прикрою. Накахара Чуя допил абсолютно безвкусное, на его взгляд, вино и швырнул бокал вниз на асфальт. Он не понимал, на что именно злится, а потом вспомнил. Но голоса на то,чтобы окликнуть уходящего экс-партнёра не было. В замке зазвенел ключ, а в воздухе натянулась тонкая ,невидимая глазу, нить. Дадзай верил в судьбу и чувствовал, как эта судьбоносная нить сейчас оборвётся, как только он закроет за собой дверь. Чуя ничего не чувствовал. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое. И почему сегодня — в день, когда два года назад он потерял их: друзей и самосознание? О, Боги, надеюсь, вам нравится эта по-злому ироническая сцена? Надеюсь, вы помните, что у любых поступков есть последствия. И рано или поздно они его настигнут. (045) 1212-1212 06:37 Спасибо, Накахара Чуя.***
Накахара Чуя сидел в окружении семи могил и смотрел в пустоту с обрыва. Артюр Рембо, пятеро Флагов и одна особая . Какая ирония, все три события произошли в один день ,хоть и в разный год. Накахара Чуя называл про себя этот камень "Могилой иллюзий ". Он сделал всё, чтобы вспоминать об этих ситуациях раз в год. Он продал ту квартиру, он не притрагивался к красному вину уже шесть лет, он не смотрит на себя в зеркале, когда носит ту шляпу. Он...не может не думать обо всех них. В глубине кладбища он слышит торопливые шаги и крики какого-то парня. Кажется, там кто-то сидит у могилы под деревом. Накахара Чуя хорошо знал,чья она. В этот день тот человек всегда к ней приходил. Накахара Чуя оставлял на денб раньше на ней букет, полный презрения. Он оставлял его не мёртвому, а тому, кто придёт. Почему он , так невыносимо влюблённый, сейчас может жить дальше? Тогда, при их двух встречах он не казался обеспокоенным хоть чем-то. Вон, людей спасает. А сам-то спасся? Нет ведь... Накахара Чуя прислонился щекой к могиле Липпманна и посмотрел на камень напротив в чёрно-белой гамме. —Скажи мне, как старший, Пианист,—он рассмеялся,—Почему я это я, и всё в жизни так, а не иначе? Он сложил тот листочек в самолётик и запустил его в голубое, давящее на плечи своей беззаботностью, небо. Ветер подхватил бумажку и понёс её куда-то. Интересно, найдёт ли она когда-нибудь адресата? Хотя, пожалуй, ответ ему уже не нужен.