***
Мужчина, облаченный в идеально выглаженную офицерскую форму, сидел в своем кабинете. На его петлицах изображен дубовый листок, дающий нам понять, что ему соответствует звание штандартенфюрера. Его губы обхватили конец трубки, а взгляд был устремлен вниз. Он задумчиво изучал карту, иногда делая в ней пометки карандашом. Вдруг, глаза танкового аса поднялись выше, на гаупштурмфюрера, что стоял, ожидая указаний. — Тилике? Вас что-то тревожит? — Спросил Клаус, в очередной раз выпустив дымок. Подчинённый слегка заторможенно поднял голову — видимо, вопрос не дошел до него с первого раза. — Вы не выспались, Тилике? — Все хорошо, герр штандартенфюрер, жду ваших указаний. — Он все так же выглядел усталым. — Все как обычно, позаботься о сестре Танкиста... Как её, Ксене. В этот раз не позволяй Гримму поднимать на неё руку. На удивление Ягеру, Тилике оживился, выпрямился, и, кивнув, вышел из кабинета. «Видимо, работа для него — все равно, что отдых», — промелькнуло в мыслях у Клауса. Тилике так торопился, что впопыхах забыл кинуть ответку на честь, проходящему солдату. Больно уж ему сдались эти сцены: какой смысл в том, чтобы при каждой встрече махать рукой? Хоть таковы правила, но, всё же, кажется глупым. Это всё равно, что жить с родителями и при каждой встрече говорить «добрый день», хотя вы видитесь каждые пять минут. Выйдя из здания, он встретил Анну. Увидев офицера, переводчица остановилась и кивнула. Никто, кроме неё, не мог знать, где на данный момент может находиться Ксения. Поэтому он остановился. — Доброе утро, фройляйн, вы не видели Ксену? — Он хотел казаться не столь угрожающе, просил девушку как человека, а не как подчинённую. Ярцева же первые пару секунд промолчала, но, набравшись смелости, ответила. Видимо, она хотела казаться уверенней, но голос всё равно дрожал так, словно она только что находилась в морозилке. — Она на конюшне, герр Гауптштурмфюрер. — Благодарю, Анна, — кивнув, он спокойным шагом направился в сторону конюшни, и, когда переводчица уже не видела его, офицер перешел на бег. Всю дорогу Тилике надеялся, что не встретит Гримма — так же, как и Ягер, он ненавидел его всей душой, особенно после того, как этот выродок посмел ударить фройляйн. Война – не война — девушки же они в конце концов. Слабее и вовсе не виноваты в происходящем. В последнее время сестра Танкиста не выходила у него из головы. Тилике любил свою службу, помогать Ягеру, но в последнее время каждая минутка, которую он проводил с этой военнопленной, казалась ему особенной, дарила какие-то чувства, эмоции, из-за чего хотелось дольше находиться с ней. Очень странно: обычная пленная, а он — сам гауптштурмфюрер, и, по закону, нельзя вот так общаться с «унтерменшами», но, вместо отвращения, она вызывала у него любопытство. Хотелось больше о ней узнать, поговорить, вызнать, что же таится в ее голове? Какие мысли преследуют её, кроме желания сбежать или умереть в сырой камере. На эти вопросы он никогда не сможет найти ответы. Опыта в общении с женским полом у него не было, а тут ещё и военнопленная, которая из-за вежливости старается улыбаться. Выбрал себе цель, ведь прекрасно знал, что после окончания войны ему придется искать себе невесту — чистую арийку, которая тоже его полюбит и захочет строить с ним семью. Шашни строить с этой девушкой он уж точно не собирался: все его подачки по типу кофе или булочек, он списывал на жалость. В конце концов, он тоже был человеком. Даже солдату порой важны эмоции. Разве он не прав? Тилике уже у входа. Стоило заглянуть, как перед немцем нарисовалась страшная картина: Ксена пытается удержать коня Вальтера за повод, и, в надежде успокоить животное, тянет к нему руку, но то встаёт на дыбы, и девушка падает под копыта разъярённого жеребца. Сердце мужчины сжалось. Что-то в его груди сдавило горькой болью, а в голове пронёсся ураган чувств: от надежды до отчаяния. Офицер дернулся с места, в надежде успеть схватить и оттащить разъярённое животное от девчушки, но копыто успело сделать первый удар в спину, из-за чего Тилике словно бешеный во все горло заорал: — НЕТ! На ржание жеребца сбежались другие солдаты. К счастью, они быстро среагировали и бросились на помощь. Пытаясь не спугнуть, медленно приближались к вышедшему из-под контроля животному. Один из молодых курсантов Ягера взял толстую веревку, и, быстро связав ее, накинул на шею парнокопытному, потянув на себя. Тилике уже заметил, что она лежала без сознания. Подбежав, и, опустившись на колени, он поднял ее голову и сделал несколько легких ударов по щеке. Никакой реакции не последовало — значит, точно вырубилась. Оглядевшись по сторонам, он подложил руки ей под спину и ноги, взяв, плотно прижал спящую к себе, и, встав с колен, направился к выходу. — Поймайте животное! — Попутно приказал он. — Герр Гауптштурмфюрер!.. — Подбежал молодой солдат, — могу ли я вам помочь? — Помоги товарищам, с этим я сам справлюсь. — Отрезал Тилике и поспешил в госпиталь. Все еще прижимая её к себе, он прислушивался к дыханию. Оно было тихим и тяжелым, даже чуть хрипловатым, это заставило его не на шутку взволноваться и ускорить шаг. — Все будет хорошо, фройляйн, я обещаю… — Срочно освободите палату! — Тилике беспардонно ворвался в госпиталь, открыв дверь пинком. Врачи, сидевшие за столом и что-то внимательно расписывавшие, дернулись от неожиданности. Увидев военнопленную на руках у гауптштурмфюрера, они, раскинув руки, потянулись, чтобы подобрать бедняжку, но Тилике отвернулся. — Сам донесу, только скажите куда.***
Не знаю, сколько я пролежала в отключке, но как только начала потихоньку просыпаться, первым делом, на автомате, хотела потянуться за водой, но тело словно парализовало, а в спине была неописуемая боль. От этого перед глазами заплясали мушки, а уши наполнились шумом. Зрение потихоньку восстанавливалось, но четкости не было. Проморгавшись, я закрыла глаза. Так хотелось кричать, но не было сил. Сознанием я понимала, что нахожусь не в каморке с Анькой — там не так светло и совсем не пахнет какими-то препаратами... похоже, это спирт? Я в медпункте? Кто меня принёс? Последнее, что я помню — бешеную лошадь... Господи, я хочу в барак.. Собрав все силы, я, в надежде на то, что рядом врач, начала подавать какие-либо признаки жизни: сначала попыталась дернуть рукой, но она не слушалась. Всё, что я смогла сделать — это прошипеть. Шикарно, ну и кто это услышит? — Фройляйн, — послышался мне до жути знакомый голос. — вы очнулись? — Головой я вертеть не могла. Так же,как и видеть, для того, чтобы окончательно убедиться в существовании своего «собеседника». Дайте револьвер, я застрелюсь нахрен! И тут кто-то вошел в палату, послышались тяжелые шаги, звук был конкретно от солдатских сапог, кто же это? — Как она? — И тут до меня доперло, это ЯГЕР, СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ! Говорить конечно же мне было не дано, но подслушать их… — Уже часа так два лежит… Простите герр... — Сложив руки в замок, Тилике, сгорбившись, наклонился. Желание взвыть было нереально сильным, но тот факт, что перед ним пострадавшая, не давал ему этого сделать. — Здесь твоей вины нет, Тилике. Давно надо было пустить на мясо это животное. Экипаж Николая, как и сам он, узнали об этом. Кто-то донес информацию. Анна перевела мне их речи. Никто не выйдет на полигон, пока сестра танкиста не поправится. Я бы мог насильно, но, — зашипел, видимо, губу прикусил. — я отменил тренировку на живой мишени. Так же и встречу. Пусть поправляется, не торопится, — Нихера ты добрый. Я ведь так могу и до конца войны проваляться, вообще шикарно будет, — Что сказал врач? — Слаба еще слишком. Удар не повредил жизненно важные органы, но правая лопатка пострадала... Удар копытом снес несколько слоев кожи, что очень пагубно. В левой ноге у пленной был гвоздь, к счастью, он не ржавый. Рана глубокая, есть шанс того, что туда может попасть инфекция... — Писец, писееееец, чё делать. А чё в реальности произошло? Упала, что аж лопатку сломала и в придачу наступила на зубочистку, умница! — Я все ещё наблюдаю за ней, герр… — Да. Наблюдай. Я бы остался, но мне пора. — Послышался стук сапог, дверь захлопнулась — свалил. Блиаат... Как же хочется подняться. Я открыла глаза и заметила, как Тилике дернулся. — П-пить хочешь? — он потянулся за кружкой. — Мхм… — Я хотела подняться, но меня подхватили, придерживали одной рукой голову, другой поправляли подушку. Теперь я могла сидеть. Когда мне дали кружку или подобие ее, я стала пить, а Тилике продолжал меня аккуратно придерживать, видать, ссыкует, что я пролью на себя? Тс-с, больно… Вот, шикарно, сейчас еще могу проваляться дохрена времени. Сюжет поменялся, канона нет, супер! Засрут меня теперь фанатки тэшки. К нам зашел врач. — Кхм, вам лучше? Он ожидает от меня полноценного ответа? Горло режет то ли от жажды, то ли внутри нож, чье лезвие не дает мне даже нормально глотать. Врач подошел ко мне. В руках было нечто, похожее на молоточек, которым пользовались неврологи. Стянув с ноги одеяло, он постучал по моим бедным косточкам. Никаких ощущений я не получила, что довольно странно. — Болевой шок все же присутствует, — в смысле? Ты о чем вообще, — у вас повреждена стопа левой ноги и лопатка, из-за чего ваша нога… Из-за шока, — уточнил дядька, — временно перестала функционировать... Насколько это серьезно, мы не знаем: у нас нет специальных приборов. И… Герр… — Тут он уже обратился к Тилике, — Мы не сможем держать ее здесь, а уж тем более проводить лечение это не больница, придется… — Неужели вы не можете позаботиться о ней? Она же не с простудой валяется, тут серьезная травма! — Рявкнул Тилике. Тут даже я охренела, ведь привыкла видеть его спокойным. — У нас и концлагерь на соплях держится! Поймите… здесь ей просто не место. Вы же знаете, что мы делаем с больными, верно? — Опыты нахуй? Я права? — Тогда я заберу больную, и она будет продолжать лечение у меня в кабинете! — Ни..,—..хуя бы я добавила. — Может проще её...? — Сестра танкиста..! — о Господи, не ори, башка раскалывается, — подготовьте мне все необходимое: бинты, мази… — У нас нет СПЕЦИАЛЬНЫХ мазей, имеются обычные. А, значит, придется купить. Повторюсь, наш госпиталь не обустроен так, чтобы держать в нём ТАКИХ пациентов. — А Ивушкина вы где держали, дебики? — Не проблема, дайте всё, что нужно. — Тилике поднялся на ноги, и, скрестив руки на груди, вздохнул.***
— Герр Штандартенфюрер, врач сказал, что не может держать больную у себя. Причиной является не только сильная травма, — отрапортовал Тилике, находясь в кабинете у Ягера. Его карие глаза излучали какое-то сомнение. Ягер ходил кругами, сведя руки за спину. Видимо, тоже задумался об этом. — Нет у нас возможности везти ее в больницу. Оставлять так тоже не вариант: нужно, чтобы кость, лопатка как ты говоришь, срослась правильно. Русские тогда устроят забастовку, и придётся силой. Тилике кивнул. — И восстановление функционирования ноги. Я перенесу ее к себе в кабинет и обеспечу нормальным лечением. Голос парня дрогнул. А Ягер остановился, и, посмотрев на него, с неким любопытством спросил: — А она не помешает, своим присутствием? В конце концов — это не зверушка, а больной человек. Что по перевязке и лечению? — Анна поможет мне. — Ответ прозвучал сразу, видимо, готовился. Клаус, удовлетворённый ответом, кивнул: — Хорошо, Ярцева не понадобится мне ближайшую неделю, — вздохнул, — меня вызывают в Берлин, нет смысла толкать речи с русскими — они не будут ничего делать, пока не вылечится Ивушкина. Когда перенесёшь её? — Готов приступить прямо сейчас. — Хорошо. Можешь устроить её у меня, тебе же тоже, в конце концов, надо где-то спать. — Ягер знал, что в любом случае, к его приезду, она должна хоть немного поправиться, и, тем более, та ничего не украдет. — Ничего Герр штандартенфюрер. Я найду себе угол. Я по-прежнему сидела на своей койке. На тумбе рядом находились нужные препараты. Анька стояла рядом и молчала. Не особо догадываюсь почему, но выглядела она грустной. — Ань… Прости меня… Скоро срок подойдет к концу, и я… — Клаус сделал ей предложение, скоро конец, из-за меня она не сможет сбежать. — Что? Нет-нет! — Вздрогнула переводчица. — Ему сейчас явно не до меня, слушок от солдатов пошел, что его вызывают в Берлин, какая-то аудиенция с начальством... Но это не точно… — Но ты же можешь сбежать с Ивой! — Но не без тебя же! — Не унималась Анна. — Я же не сестра его. Он сто процентов тебе об этом рассказал. Какая разница, что со мной будет… — Замолчи, слышишь!? Мы без тебя никуда! Дверь открылась, и вошел Тилике. Посмотрев на Анну, он кивнул. Подойдя ко мне, встал на колени возле койки. Разведя руки в стороны, мило улыбнулся. И че ему надо? — Ходить ты не можешь. — Ну и? Доползу как нибудь. Я жалобно посмотрела на Аньку. — Скажи ему что я не инвалид чтоб… — Знатное прихеревание от того, как тебя поднимают на руки. Чувствую себя котёнком, которого всем потаскать хочется. Ярцева же еле заметно улыбнулась. Смешно, не то, чтобы мне не нравился Тилике. Скорее неловко перед ним. Но ему, видать, было похрен. Анька взяла всё то, что находилось на тумбе и пошла за нами. Идя по коридору, нам встретились парочка санитаров. Они, к счастью для меня, не обратили внимание на нас. А вот по пути в штаб я словила много косых взглядов от курсантов и заключенных. Шмот на мне был полосатый, от «Гуччи». И это выдавало мою «личность». Прикольно, да? Ты жила в своем мире, резко попала в концлагерь, назвалась сестрой главного героя фильма, сломала лопатку, и, возможно, влюбила в себя немца, которому я в душе не чаю сколько лет. Как только я вернусь в свой мир, не буду больше говорить о том, что мне скучно живется! Мой носитель такой довольный. Не думала, что, вообще, по-сравнению с ним буду такой мелкой. В штабе все только и успевали отдавать чести, и, конечно же, пялить на меня. Наконец, он притащился, и, усадив к себе на кровать, начал опустошать тумбу, чтобы положить туда лекарства. Анне устроил небольшой график. Теперь, когда его нет, она может приходить и бинтовать меня. По большей части если хочет — пусть сидит со мной. Но, вот вопрос, Тилике, а где же ляжешь ты?..