Крепопьеры

Звёзды населяли каенрию с начала времен. Ее чёрное, прожженное негодованием небо, ломились от количества белых лучистых бриллиантов. Раскачиваясь на волнах небесной тверди, стоя на золотой пушпаке, Пьеро погружался в тьму. Стены штаба фатуи увешаны разными драгоценными камнями и минералами. Витиеватые узоры, ветвистые вензеля на тимпане, изображающие созвездия предвестников. Ведьмы, солдаты, убийцы, шуты. Среди них однажды была одна яркая-яркая...алая звезда. Его винные кудри струились по полу даже будучи собранные в тугую косу. Пьеро часто давал себе волю, разрешал поддаться соблазну и окунуть пальцы в эту шёлковую пучину, закрывая от нетерпения глаза. Заплетать его по утрам, или, ночью, перед сном, было особым, их личным ритуалом единения. В эту минуту происходило чудо. – Осторожней, ради Барбатоса, у меня они не бесконечные! – ещё юное лицо, молодые воздушные глаза, светящиеся при луне, в темном будуаре Педролино. Аристократы, аристократы..Пьеро слышал тысячи воспевание их красот. Не веря слухам, он набрёл на мальчишку, юношу, наделенного ангельским, лучезарным лицом, рядом с которым подгибались несгибаемые колени и воля. Какая воля перед губами, цвета спелых закатников? Какой контроль перед запахом карамельного винограда и срезанной свежей лозы, бьющего в нос. Как после этого делать новые вдохи, обычным воздухом...не его воздухом. Его алая звезда лежит беззащитным комочком на шелковых простынях, заманчивая снежно-белый участок груди, переливающийся мириадами созвездий. Вокруг него волшебные осколки света, собранные специально для этого Мондштадтца. Пьеро не спит, не ест, лишь сторожит свой последний отголосок дома. И все льется голубой радугой, стены, все укутало гостя в облако топазов. Звёзды летают вокруг своего хозяина, золотые крупицы роскошных колец Селестии. Хрупкий покой. Зажженное сердце бьётся в медленном темпе. Оно остывает, снова обращаясь в грубый камень. Его страна пала. Его дом – не крепость. Его семья – пустошь, ведь его алая звезда тоже погасла, оставив Принца совсем одного.