Твое счастье

      Чувства облегчения и спокойствия Такемичи начал искать недавно, когда понял, что начинает сдавать позиции. Осознание желаний - это одно дело, а как их реализовать – уже другое. И поэтому, когда ему впервые пришла мысль о воде, регрессор сначала испугался. В глубине души понимал, что такие мысли опасны. Тем более у него были незаконченные дела.       А точно ли были?       Поначалу тяжесть в груди была невыносимо больной, но, когда привыкаешь к ней, спустя какое-то время после падания становится легче. Темнота обволакивает, нет ненужных мыслей, тревожащих сознание.       Пустота.       Поэтому ощущать чьи-то касания – это последнее, что должен чувствовать утопленник. Действительно, кому Такемичи понадобился на дне реки, дайте ему спокойно отдохнуть, он это правда заслужил. Только получил долгожданное умиротворение, так нет, так нужен кому-то.       Открывать глаза парень не хотел, но его кто-то продолжал настырно звать и легко дергать за плечо. Дернув им, ясно давая понять, чтобы его не трогали и оставили в покое, Ханагаки перевернулся в кровати и поглубже зарылся в подушку, продолжая спать.       Стоп, подушка?!       – Ханагаки Такемичи, если ты сейчас же не поднимешь свою задницу и не пойдешь собираться в школу, мне придется пустить в ход тяжелую артиллерию!       Какой знакомый голос, я его знаю…       Глаза никак не хотели разлипаться, солнечный свет бил прямо по ним. Поэтому в голове Ханагаки было единогласно принято лежать дальше с закрытыми глазами.       – Ханагаки. Такемичи. А ну. Вставай. Быстро.       – Да, мам, дай полежать чуток, – ответ вылетел на автомате.       Мама…       Парня как холодной водой окатывает. Глаза мгновенно разлипаются как по команде, и он вскакивает на ноги, чуть ли не падая обратно, но вовремя удержав равновесие.       – Мама?! – восклицает Такемичи и вместо своего привычного голоса слышит голос маленького мальчика.       Перед ним стояла женщина лет тридцати пяти с темным каре в офисной одежде. Ее звали Минами Ханагаки.       – Я в раю? – тихо пробормотал мальчик, откровенно пялясь на мать. Голос еще хрипел после сна.       Он отказывался верить в происходящее, может это игры его разума решили устроить ему «веселую» напоследок смерть. Не сводя с родителя глаз, он с силой ущипнул себя за руку. Стало больно.       – Ты в раю сейчас окажешься, если не встанешь с постели, – его мама никуда не исчезла, все также стояла рядом.       Это не было игрой воображения или иллюзией. Нет, она стояла – живая – в одной руке держа фартук и ожидая, когда сын наконец исполнит ее просьбу. А он все стоял на кровати в своей детской пижаме с динозаврами и не понимал. Ничего не понимал. Его тело должно было сейчас кормить рыб, в худшем случае, должно было всплыть.       Однако чувства радости и эйфории при виде своей матери, которую потерял в автомобильной аварии в первой временной линии будучи маленьким, захватили его с головой, отодвинув все мысли на задний план. В его глазах начали стремительно набираться слезы, и мальчик решил дать им волю.       Минами, не ожидавшей такой прыти от своего ребенка с утра, застали врасплох, и теперь она находилась в крепких объятиях Такемичи. Ребенок прижимался к ней и горько плакал в плечо, тихо приговаривая, как он ее сильно любит. Женщина, находясь в легком волнении, обняла в ответ сына. Она не понимала, что вызвало такую реакцию у ребенка, это заставило ее испытать беспокойство. А ее плечо всё мокло от детских слез.       – Ну все, малыш, все в порядке. Мама тоже тебя любит. У тебя от слез голова может разболеться, успокаивайся.       – Мама… – мальчик, чувствуя нежное поглаживание по голове, сжал ее еще крепче. Успокоится-то он успокоится еще, но отпускать дорогого человека ребенок не собирался. В ближайшие часы уж точно.       Родной запах матери, ее духов, возвращал в те далекие времена, когда он не знал ни ее смерти, ни избиений. Когда он был счастлив, несмотря на то, что видел маму очень редко. Минами занимала солидную должность в фармацевтической компании. Она много работала и часто оставалась до позднего вечера.       Отец же бросил их, когда Ханагаки был маленьким, года четыре, и поэтому женщине пришлось поначалу несладко с ребенком на руках.       В прошлом они виделись в основном по утрам и вечерам. За завтраком их разговор всегда затрагивал только успеваемость в школе. И, если Минами что-то не устраивало, она делала выговор Такемичи либо наказывала.       Ужинал Такемичи один. Женщина, чаще всего уставшая, сразу после прихода шла спать к себе в спальню. В такие моменты мальчик старался ее не трогать. Он понимал, что мама трудится ради них, поэтому старался поддерживать в доме чистоту.       Но каким бы не было его понимание, он был ребенком, которому не доставало родительской ласки. Лет до десяти их отношения были… сухими. Возможно, женщину подкосило предательство любимого мужчины. Такемичи не знал.       Но со временем они начали говорить на отвлеченные темы, иногда даже выбираться на прогулки или в кино. Такемичи был счастлив. А потом случилась авария. Как позже сказал следователь, заклинило тормозную систему, и женщина не справилась с управлением.       Для него это стало ударом. Опеку над ним взяли на себя бабушка по маминой линии, но, так как та жила в другом городе, они виделись только по праздникам.       Держа мать в объятиях, Такемичи точно решил, что не допустит той трагедии.       – Мам?       – М? – женщина промычала ребенку в ответ.       – Мама? – Такемичи проверял, может это всё-таки сон.       – Да, милый?       – Мам, давай сегодня никуда не пойдем? – голос чуть охрип из-за рыданий.       Тело ребенка немного подрагивало, он продолжал жаться к ней, и Минами, ничего не говоря, прижала ребенка к себе и потянула того на кровать. Ее сердце обливалось кровью, она не понимала, что сейчас произошло, но что-то подсказывало, что нужно с ним согласится:       – Хорошо, сегодня мы никуда не поедем, – тихо прошептала она. – А теперь спи.       – Мам. Ты только никуда не уходи.       Уставший и перенервничавший Такемичи позволил себе закрыть глаза. Давно забытый родной запах успокаивал, и он погрузился в сон без сновидений.       Проснувшись ближе к вечеру, Ханагаки обнаружил, что лежит один в своей постели. Испугавшись, он вскочил и побежал на первый этаж дома искать маму. Та оказалась на кухне: в домашних штанах и футболке с утренним фартуком спереди.       – Мама… я испугался, подумал ты ушла, – Такемичи с легким разбегом врезался в Минами, обнимая ее сзади.       – Ох, Мичи, – она промывала овощи. – Нет, я проснулась раньше тебя и решила приготовить ужин, а то все время с тобой на готовой покупной готовой еде сидим.       – Тебе помочь? – он продолжал утыкаться носом ей в спину.       – Нет, милый, иди отдохни, я тебя позову, – она легонько потрепала его по голове.       Решив ее послушать, мальчик отправился обратно к себе в комнату. Оглядев ее, он понял, что мало что изменилось с его подростковой жизни: все те же стол, тумбочка и кровать. Только кое-где еще валяются мягкие игрушки с машинками да книжки с раскрасками.       Позже мама позвала его ужинать. Она приготовила саба-мисо и карри с рисом. После Такемичи напросился ночевать с мамой у нее в спальне. Он, прижимаясь к ней, с легкой душой заснул, пока та смотрела свой какой-то сериал по телевизору.       Если все же это сон, то я не хочу просыпаться…

***

      Рано утром Ханагаки встал вместе с мамой и пошел собираться в свою комнату.       Минами, наблюдавшая за ним, окликнула:       – Милый, если тебе еще плохо, можешь не идти сегодня в школу.       Такемичи остановился в дверях, задумавшись. С одной стороны, это хорошая возможность в спокойной обстановке поразмыслить о своем возвращении к жизни, реинкарнации или как это еще можно назвать? Один день он дал себе на отдых, но теперь требовалось решать, что делать дальше.       Но Такемичи просто-напросто не хотел волновать маму. Поэтому, покачав головой, взрослый в теле ребенка ответил:       – Нет, мам, я в порядке, – и ушел.       Зайдя в ванную по пути, Такемичи сразу посмотрел в зеркало, чтобы оценить все масштабы вчерашней недоистерики. Растрепанные вьющиеся волосы напоминали воронье гнездо, а опухшие глаза – две большие пельмешки.       Мда, какой красавец… На вид мне лет 7-8. Ладно, отвлекаться будем на уроках, сейчас нужно собираться.       Быстро умывшись холодной водой и одевшись в летнюю белую рубашку и темно-синие брюки, мальчик захватил портфель и пошел спускаться на кухню, где мама заканчивала готовить завтрак.       – Такемичи, ты оставил его в машине, не теряй больше, – вместе с тарелкой женщина кладет на стол какой-то бейдж.       – Что оставил? – запихивая в себя большие горячие панкейки, политые клубничным сиропом, он не сразу обратил внимание на вещь в руке матери. – Ааа, бейдж, точно. Спасибо.       Я и забыл, что такая штука была в начальных классах. О, можно узнать в каком я сейчас классе. Третий класс начальной школы. Так мне сейчас девять лет…       Покрутив в руке бейдж и полюбовавшись своим детским лицом на нем, Ханагаки повесил его на шею, терять такую вещь было нельзя.       – Сегодня я смогу тебя только отвезти в школу, забрать, к сожалению, не получится, у нас завал по работе.       – Не волнуйся, мам, я сегодня хотел сам пойти, поэтому можешь меня не ждать, – Такемичи поставил посуду в раковину, и, подойдя к маме, поцеловал ее в щеку. – Спасибо, было очень вкусно.       Минами смотрела в спину уходящего сына, где-то в глубине понимая, что что-то упустила.       Попрощавшись с матерью, Такемичи вышел из дома и направился к школе. Он понятия не имел какие сегодня уроки, напихал, пока собирался, кучу рандомных тетрадей. Сейчас учеба его несильно волновала, уж что-что, а уровнем начальной школы он владеет. Ему важно подумать, что делать дальше, и, желательно, чтобы его не беспокоили.       До начала уроков еще минут 30, можно идти, не спеша.       Что же спровоцировало возвращение? Триггера не было, я был один. Неужели Боги решили посмеяться надо мной, поэтому отправили меня снова сюда?       Солнце напекало его черную макушку, погода стояла ясная с чистым небом, вокруг шумели ученики, также шедшие на занятия как он, а в это время где-то в глубине Такемичи зарождалось давно утерянное чувство - чувство собственного счастья.       Он понял, что сколько бы не думал, ответа не найдет. Еще он не знал, последняя ли это его жизнь. Рисковать ею не хотелось, особенно, когда он осознал, что у него есть шанс уберечь свою маму от гибели.       Ради нее он готов попытаться.