Твое счастье

      – Не удивил. С тобой все время что-то происходит, – от скуки Майки зевнул, подперев голову рукой.       – Эй! – Баджи пихнул рядом лежащего Манджиро, а в ответ тот навалился, накрывая одеялом, отчего началась потасовка.       Изана на это закатил глаза, и решил подальше от них отодвинуться, чтобы не задели. На шум Хару слабо дернулся, но не проснулся, продолжая прижиматься к боку регрессора. Курокаве в это время надоел шум, устроенный мелкими, ведь по нему заехала чья-то пятка, поэтому парень, вскочил и растащил друг от друга Баджи с Майки:       – Ну все, голубки, успокоились, – аккуратно пнув мальчишек, Изана вернулся на свое место. – Что ты там хотел рассказать? – теперь он уже обращался к Кейске.       У Такемичи будто кровь стынет в жилах. Он в предвкушающем, странном состоянии собирается внимать словам друга. Ханагаки не заметил, как напрягся телом, отчего Харучие, почувствовав странное, открыл глаза и наблюдал за голубоглазым, не выдавая себя, что не спит. Он никогда не забывал про странное поведение Такемичи и его приступы, поэтому очень хотел помочь голубоглазому, но не мог толком, ведь даже не знал причину. В голове крутилось обещание Ханагаки, что когда-нибудь он расскажет ему все. Не то что бы Хару находился все время в ожидании, да, он ждал, но беспокоить вопросами, а тем более давить на друга не хотелось. Санзу переживал в моменты, когда Такемичи было плохо.       – Тут недавно какие-то придурки помешали мне, пока сидел за игровым автоматом, ну я им и нав-… – Кейске не успевает договорить, как его перебивают:       – Навалял им, да-да, мы знаем, – Изана вздыхает, – у тебя всегда истории с предсказуемым концом.       – Да нет же, – Баджи надувает губы, но потом поворачивается к Манджиро, – там был один пацан. Я думаю он тебе понравится, – темноволосый счастливо улыбается.       – И как же… его зовут? – Такемичи лежит на животе напряжённый, но никто этого не замечает.       – А?       Изана смеется:       – Неужели ты забыл имя новоиспеченного друга? Мне уже жаль его, – Курокава вытирает выступившие слезы.       – Нет, как раз-таки запомнил. У него имя запоминающееся, – Баджи смотрит на Ханагаки и спокойно произносит: – Казутора.       У Такемичи будто что-то обрывается в голове. Он смотрит на Кейске и видит перед глазами его взрослую версию, пырнувшую себя. Как он лежит на руках у Чифую. Как говорит, что они его сокровище. Собрав в себе силы, регрессор кивает, что услышал ответ друга, встает и, уходя, тихо говорит, что он в туалет. Время позднее и в коридоре никого из посетителей нет, что на руку брюнету. Поворачивая за угол по направлению к туалетам, он неожиданно встречает Шиничиро. Шиничиро, держащего его пьяную мать, которая еле стоит на ногах. Сано, завидев младшего, неловко улыбается:       – Не переживай, я веду в ее номер, – взрослый аккуратно перехватывает Минами, ведь та шатается из стороны в сторону.       Такемичи кивает, ничего не говоря. С этим он разберется завтра. А сейчас он быстро проходит мимо взрослых и прячется в туалете в одной из кабинок, руками опирается об стульчак, нависая над унитазом. В уголках глаз скапливаются слезы. Голубоглазый старается глубоко дышать, запрокидывая голову назад, но во рту скапливается слюна из-за тошноты, и он ее отхаркивает. Он не выдерживает и начинает горько плакать, тело безвольно оседает у унитаза. Чувства внутри взрослого в теле мальчика перемешались: от счастья и осознания, что у него получается все исправить, до страха совершить ошибку, которая перерастет в трагедию. И снова будут страдать невинные люди. Они будут умирать снова и снова.       Ком подступает к горлу, и Ханагаки сплевывает желчь, закашливаясь. Регрессор вытирает испачканный рот и пытается сфокусироваться. Раньше ему помогал Харучие своим присутствием, ведь приходилось брать себя в руки перед ребенком. Но тот сейчас спал. Сегодня его день рождения – его драгоценный праздник. Нельзя его трогать.       Если бы он не знал об этом, было бы легче. Где-то в глубине души я надеюсь…        Такемичи трясет головой, пытаясь отогнать навязчивые мысли.       Я привык к нему. Настолько… привязался. Сколько раз он видел меня таким? Помогал? Я - такое посмешище. Ищу утешение в ребенке.       Темноволосого мелко трясет. Он упирается головой о стену и закрывает глаза. Слезы перестали скатываться по щекам, голова раскалывалась от боли. Холодный кафель хоть как-то успокаивал его разгоряченную кожу.       Вот бы заснуть. Стало бы легче.       Ханагаки слышит, как открывается дверь, но в данный момент ему все равно. Открывать глаза не хочется. В голове рой тысячи мыслей о том, как решать будущие проблемы, он даже их не отлавливает. Такемичи чувствует чье-то присутствие, как кто-то склонился над ним. Чужое дыхание щекочет. Незнакомая рука трогает его лоб.       Прохладно.       Такемичи льнет к ней. Та опускается на его щеку, ласково оглаживая, и пропадает.       – Стой!.. – он приоткрывает глаза, но, привыкший к темноте, резко закрывает их обратно из-за яркого света.       – Тише, тише.       Такемичи жмурится, его куда-то тянут:       – Хару… – он оказывается в объятиях светловолосого.       Ханагаки чувствует, как ему по лицу проводят чем-то влажным. Он думает о том, что, возможно, Чие вытирает его мокрым полотенцем. И снова мысли Ханагаки возвращаются к плохому.       – Прости… – и снова он чувствует, как текут слезы, – я снова… такой. В твой день рождения. – Его голос надрывается.       Такемичи решает уйти из рук зеленоглазого, но Санзу ему не позволяет и подхватывает на руки. Тот от неожиданности охает:       – Что ты делаешь? Отпусти! Пожалуйста… мне надо побыть одному.       Но светловолосый игнорирует его слова и несет в неизвестном для Ханагаки направлении. Регрессор затихает, только иногда хлюпает носом. Он знает, каким упрямым может быть Харучие, поэтому ничего пока не говорит.       Они выходят на террасу заднего двора. Такемичи видит два одеяла, расстеленных на полу. На улице тихо и спокойно, ночной ветер прохладный, но комфортный, чтобы находиться на улице. Санзу аккуратно опускает Такемичи на одеяла и сам садится рядом. Регрессор за это время успел более менее прийти в себя, но чувствовал он себя хуже некуда. Ему было стыдно, что снова дал слабину. Ханагаки видит, как на него смотрит Хару, отчего отводит взгляд в сторону. Светловолосого это не устраивает, и он подсаживается ближе, берет сначала одну руку голубоглазого в свою, потом другую. Такемичи закрывает глаза на секунду, потом снова открывает, и, смотря на зеленоглазого, концентрируется на своих ощущениях, но ничего не говорит. Харучие же смотрит уверенно, все также держа за руки мальчика, он, медленно поднеся лицо к Такемичи, уткнулся кончиком носа в его и спокойно закрыл глаза. Чуть помедлив, он нежно потерся.       Регрессор понимал, чего пытается добиться Хару – он всего-навсего пытался его подбодрить. От этой мысли у него щемит в груди. Он также закрывает глаза, упирается лбом в лоб светловолосого, замирая. Чувство умиротворения растекается сладкой негой по его телу.       – Спасибо… – звучит его тихий шепот, и Такемичи отстраняется, слабо улыбаясь. Санзу только хмыкает на его слова.       Они усаживаются на одеяла поудобнее. Ханагаки часть набрасывает на их плечи, ведь они еще были разморенные от горячей воды источников.       – Что это за место?       Пока они удобно усаживались, Хару нагло устроился головой на ногах голубоглазого.       – Я хотел тебя сюда привести после пляжа, но нас повели сразу в источники, а потом ты сам знаешь. – Он подавляет зевок.       – Но зачем? – Такемичи упирается руками назад, чуть отклоняясь, и смотрит вдаль.       Зеленоглазый смотрит на него снизу вверх, а потом отворачивается:       – Я хотел побыть с тобой в свой день.       Они оба замолкают. Ханагаки на автомате начинает перебирать светлые волосы. Через какое-то время в небе выплывает из облаков луна и он смотрит на нее. Смотрит долго в тишине, отчего думает, что Харучие заснул.       – Знаешь… – Такемичи выдыхает, а потом горько усмехается, – мне почти тридцатник, а я даже не знаю, что делать. – Он бросает взгляд на закрывшего глаза Хару, который неподвижно лежал, и продолжает: – Когда я узнал про смерть Хинаты из новостей… я просто влачил жалкое существование, подрабатывая в заурядном магазине. Потом меня толкают под поезд. Я даже не помню удара, – Ханагаки смеется, – в моменте открыл глаза и мне – снова четырнадцать. Четырнадцатилетний, косящий под местную гопоту. Я был жалок, ты бы знал. А потом я познакомился с Майки, – регрессор улыбается и смотрит в небо, предаваясь воспоминаниям, – тогда я не знал, что эта судьбоносная встреча, как и мое желание спасти Хинату, повлекут за собой страдания и смерть…       Такемичи замолчал. Взгляд его потух.       – Сначала умер Баджи.       Регрессор продолжил говорить. Он говорил про свою жизнь и жизнь других. Местами его голос обрывался, где-то он усмехался, а где-то радостно восклицал. Но чаще всего в нем проскальзывала грусть. Такемичи сидел и делился своими эмоциями: первые чувства от прыжка в прошлое, как он думал, что это все сон; как он спас Дракена; его знакомство с Чифую; отчаяние от смерти Кейске. Страх за Манджиро. Первое знакомство с Черными Драконами. Поднебесье.       Его попытки все исправить каждый раз создавали такое будущее, в которое он все больше и больше боялся возвращаться.       – Я искренне верил, что главная причина всех бед – это Кисаки. Но оказалось это не так. В одном из будущем я был на свадьбе Па-чина, Хината тогда стояла рядом со мной, – голубоглазый чувствует шевеление на своих ногах и смотрит в яркие зеленые глаза, пристально наблюдавшие за ним. Он знал, что Харучие слушал всю его недоисповедь: – Она крепко сжимала мою руку и также мечтала сыграть пышную свадьбу. Я тоже. Мечтал. На празднике были все. Почти все. Угадай, кого не было? – Такемичи грустно усмехается, – В какой-то момент операция «спасение Хинаты» превратилась в «спасение Манджиро».       Ханагаки ведает про Бонтен. Самая опасная на тот момент преступная организация, возглавляемая Сано. Голубоглазый замолкает, будто его терзают сомнения. И решает все-таки рассказать про верхушку организации:       – Ты был вторым. Преданный Майки следовал за ним тенью. Я плохо тебя знал, поэтому не могу многое рассказать.       Ханагаки не выдерживает и ложится на спину, смотря на мелкие звезды. Харучие поднимается с ног голубоглазого и садится ближе к лицу Такемичи, опираясь рядом рукой. Лицо его ничего не выражало.       – Почему ты помог мне? – тихий шепот.       Такемичи смеется:       – Это единственное, что тебя интересует? – и получает утвердительный кивок, – Потому что… мы все заслуживаем счастье. – он улыбается Санзу, а потом тупит взгляд: – Я не знаю, о чем ты сейчас думаешь. В мои слова, наверное, трудно повер-…       – Я верю тебе.       Санзу, не разрывая контакта глаз, аккуратно берет ладонь Ханагаки в свою, нежно касаясь, а после переплетает их пальцы.       – И всегда буду верить, – тихо шепчет. Для закрепления своих слов он подносит к губам их сцепленные руки и и целует тыльную сторону ладони Такемичи.       Регрессор ничего не отвечает. Только счастливо улыбается, прикрываясь глаза. Губы Санзу трогает легкая улыбка, и он ложится рядом, не отпуская руку.       – Почему ты ни разу не упомянул про Шиничиро?       – Потому что его убил Казутора.       – …Что?       Такемичи и Харучие поднимают головы по направлению к звуку – сверху, из открытого окна, стоял курящий сигарету Шиничиро.