Твое счастье

      Такемичи смотрит на мать, и ему хочется смеяться. Он решил, что, когда встретится с Хару, будет долго перед ним извиняться за свою тупость. Ведь даже мать заметила чувства Санзу.       — Не надо на меня так смотреть, ты был действительно слеп, — в подтверждении мыслей Ханагаки ответила Минами. — Но поначалу я списывала поведение Харучие на сильную привязанность, поэтому никак не акцентировала на нем внимание, но проглядела момент, когда он все-таки стал серьезнее.       Регрессор опустил голову, он чувствовал себя неловко перед матерью, только ее реакция была не до конца понятна: вроде бы и не злилась, но и никак пока не комментировала.       — И что ты думаешь насчет этого? — увидеть отвращение на лице мамы было страшно, не хотелось с ней портить отношения из-за своих чувств, но и отступить Такемичи также не мог.       Рука Минами, ранее монотонно поглаживающая макушку, остановилась, как и дыхание Ханагаки. Женщина обхватывает лицо сына руками, призывая взглянуть на нее.       — Милый. Самое важное для меня — твое счастье. Любой твой выбор я приму и буду уважать, поэтому, пожалуйста, — она оставляет легкий поцелуй на щеке, — не переживай, я тебя во всем поддержу.       Такемичи чувствует, как его глаза начинают намокать, и слабо всхлипывает. Его мама поддерживает его, она не отказывается от своего сына из-за его чувств, и парень от этого счастлив, что не может сдержать слез. Ханагаки утыкается в живот женщине, обнимая, и шепчет слова благодарности. С добрым смешком Минами в ответ сжимает своего ребенка в крепких объятиях:       — Только предохраняйтесь, ладно?       — Ну мам! — Такемичи, чуть покрасневший, с возмущением вскинул голову и посмотрел на мать, отчего женщина не удержалась и засмеялась:       — Шучу, — она целует Ханагаки в лоб, будто извиняясь, и отходит, — Так все-таки, где Харучие?       Улыбка, ранее тронувшая губы регрессора, мигом слетела, а настроение испортилось. Такемичи надеялся застать Чие дома, чтобы поговорить с ним, но не ожидал, что с самого утра его уже не будет дома. Куда он мог уйти? Ведь перед уходом Ханагаки сам на всякий случай оставил записку, что он у Чифую.       — Я не знаю…       Нахмурившись, Минами села обратно за стол, сложив перед собой руки в замок.       — Рассказывай. Что произошло?       Регрессор тяжело выдохнул и, поборов неловкость всей ситуации, поведал женщине, начиная от боев с Киемасой и заканчивая пьяным признанием Хару. Конечно же, Такемичи старался рассказать без деталей и не краснеть, но последнее у него получалось плохо. На удивление Минами сидела тихо, спокойно слушая сына, но под конец задала вопрос:       — Ты созванивался с ним?       Ханагаки мотнул головой — он не успел, ведь встретил мать. Единственное, ему пришла мысль: вдруг Санзу оставил что-то в их комнате, поэтому поделился этим с мамой и сразу побежал проверять. Только вот, к большому сожалению, он ничего там не обнаружил, комната была чистая. Даже кровать была заправлена.       Неужели он из тех людей, которые быстро отходят от похмелья либо его совсем не имеют? Я бы даже встать не смог, что уж говорить о том, чтобы заправить постель.       Хихикнув, Такемичи сел на кровать и завалился назад, раскинув руки. Он не позволял волнению захватить себя, поэтому набрал номер Хару. Гудки долго идут, как он слышит звук снятия трубки и на радостях восклицает:       — Хару!       Какое же разочарование, когда ему отвечает женский голос автоответчика. Он снова попался в эту ловушку. Сбросив, Ханагаки решил пока не бить тревогу и написал Харучие смс с просьбой отписаться. Отложив телефон в сторону, Такемичи полежал пару минут, не двигаясь, а потом встал, направляясь к маме. Харучие может вернуться к вечеру, поэтому сидеть и проверять телефон каждые пять минут нет смысла. Нужно остудить голову, немного отвлечься, и Ханагаки собирался сделать это, проведя время с матерью. Только вот за все время так и не поступили ни звонок, ни смс, хотя уже вечерело. Минами ушла с подругами в бар, поэтому Такемичи остался один. Он лег на кровать, снова проверив телефон. Ничего. Регрессор закрыл глаза — все начинало жутко бесить, и волнение его усиливалось. От резкого звука Ханагаки вздрагивает и открывает глаза, ему пришло сообщение. Писал Харучие: тот был у Кейске, просил не терять. Регрессор, выдохнув, решил дать парню время и пока не трогать его. Для Ханагаки было главное, что с Хару все хорошо, а остальное — решаемо.       На следующее утро все было непривычно без Харучие. Забывшись, он даже позвал Санзу завтракать, но в ответ ему послужила только тишина. В первую ночь без него Ханагаки заснул лишь под утро, когда через час уже надо было вставать в школу. Конечно, же он не пошел, предупредив Кисаки об этом. Хорошо, что с учёбой проблем у регрессора почти не было, а если они и возникали, то он занимался с Хиной и Теттой.       На четвертый день без Хару Такемичи начинает потихоньку тревожиться.       Хару избегает меня. Может… он сожалеет о своем признании?       За эти четыре дня Ханагаки кое-как привык засыпать один, кладя себе сзади подушку, тем самым создавая эффект близости человека. Все-таки ему необходимо как-то высыпаться для учебы, а не пугать одноклассников синяками под глазами и бледной кожей. Когда мама возвращалась ночью, он перебирался в спальню к ней, ее присутствие помогало, но та ведь скоро снова уедет.       На шестой день Такемичи уже начал злиться. Все слишком затянулось. Регрессор вообще был удивлен такой стороной Санзу, ведь за столько лет проживания вместе, парень ведет себя совершенно по-новому для Ханагаки. И Такемичи собирался в этом разобраться. Если Харучие все-таки поменял свое мнение насчет Ханагаки, то регрессор это переживет. Да, будет больно, но переживет. Будет также продолжать заботиться обо всех, лишь бы все были счастливы. И тогда он сам будет тоже счастлив.       Поэтому Такемичи набрал номер Манджиро.       — Алло, привет. Мне нужна твоя помощь.

***

      Санзу стоял привычно в черной маске среди людей своего отряда, откровенно скучая и не желая долго находиться здесь. Сегодня состоялось привычное для всех собрание банды, поэтому вокруг было очень шумно. Парню хотелось домой, и нет, не к Кейске, у которого он временно нашел пристанище. Хотелось домой. К Такемичи. Харучие скучал по нему, но чувствовал стыд. Казалось, он своим признанием разрушил их дружеские отношения. Мысль о встрече с регрессором была... невыносимой. Страшно было узнать его реакцию. Страх быть отвергнутым — вот о чем подумал Хару, проснувшись на следующее утро один после признания. Санзу тогда ходил по дому и искал Ханагаки, не сразу заметив записку на столе от того. В ней говорилось, что парень у Чифую. Горько усмехнувшись, Харучие позвонил Баджи с просьбой встретиться. Тот наорал на парня, выясняя «какого хуя в такую рань звонишь», но согласился. Тяжелые мысли одолевали светловолосого, и ему нужна была помощь, было достаточно даже простого присутствия друга. Санзу нужно было просто пережить те негативные эмоции, одолевающие его, так как одна его часть кричала, что Такемичи не обязан отвечать взаимностью, другой же — было попросту больно. Он боялся, что встреть сейчас Мичи, он все сделает хуже.       И вот спустя почти неделю он испытывал стыд за свой поступок — поступил как трус, сбежав, хотя Такемичи писал ему. Он действительно задержался намного дольше у Кейске, чем планировал, тем самым выкопав себе яму глубже, чем было бы. Поэтому сегодня он вернётся и поговорит с Такемичи, надеясь, что его не прогонят в следующую секунду. Еще и Майки зачем-то сказал остаться на время после собрания. Именно тогда, когда он наконец собрался с силами и своими чувствами и хотел бежать домой.       — Майки, что-то случилось? — пока свастоновцы расходились по домам, Санзу подошел к главе.       — Да, случилось.       Харучие замер. Ответ прозвучал совсем не от Сано. Манджиро продолжал молча стоять и улыбаться, смотря куда-то за спину своего командира. Светловолосый понимал, кто стоит сзади него. Он этот голос узнает из тысячи. Родной, который так часто приходит к нему по ночам во снах. Вот только поворачиваться оказалось страшно. Весь настрой Харучие мигом пропал, будто его и не было. Снова в его голове возникла мысль, что увидеть в любимых глазах разочарование будет намного больнее, чем получить отказ на свои чувства. Но парень понимал, что бегать вечно не получится, он итак корил себя за свое бегство к Кейске, дальше так продолжаться не могло.       Медленно повернувшись, он увидел Такемичи, который стоял в трех шагах от него. За неделю, что они не виделись, парень заметно осунулся, а под глазами залегли синяки.       Он не спал.       Харучие поджал губы. Такое состояние регрессора — его вина. Взгляд падает полностью на лицо Ханагаки — тот ему улыбался. Без какого-либо намека на злость или обиду. Лишь слабая улыбка с надеждой в глазах. Вот, что сейчас видел Санзу. И помимо этого была еле различимая боль. Харучие захотелось харкнуть кровью.       — Привет, — Такемичи решает начать первым, разрушая тишину вокруг них.       Майки ушел сразу, не смея мешать разговору двоих. Он вкратце знал, что случилось со слов Кейске, а после, когда ему позвонил Такемучи, у него окончательно сложилась картина произошедшего в голове. Поэтому беспрепятственно согласился помочь Ханагаки.       — Привет... — Санзу нервно сжимает кулаки.       — Думаю нам нужно поговорить, да? — Ханагаки подходит ближе к Санзу и протягивает ему руку.       Харучие внимательно следил за Мичи, не смея дышать, а протянутая рука как удар под дых. Он медлит, и, когда Такемичи, возможно посчитав, что парень не собирается ее брать, хочет отвести, Харучие резко хватается за ладонь, словно от этого зависит его жизнь. Они оба, замерев, молча смотрят друг на друга. Харучие краснеет, но взгляд не отводит. Благо маска закрывает часть лица. Ханагаки же стоял сначала ошеломленный, ведь Хару немного испугал его своей резкостью, но его губы трогает слабая улыбка. Завороженный Санзу послушно идет за Такемичи, ведущим его ближе к храму Мусаши. Он готов держать регрессора за руку вечность, даже если его отвергнут, он будет рядом.       Если мне позволят...       Они усаживаются на каменный выступ, расцепив руки, но пока никто не спешит начать разговор. Такемичи смотрит вдаль, задумавшись, слабый ветер колыхает его волосы, а Харучие откровенно пялиться на брюнета, ему хочется снова ощутить тепло ладони регрессора в своей руке, но вынужден просто сидеть рядом. Сердце больно щемит, и Харучие не выдерживает:       — Такемичи, я...       — Прости меня, я был таким дураком, — Такемичи бесстыдно перебивает парня. Он поворачивается лицом к Санзу, смотря тому в глаза. — Я очень сожалею, что был слеп к тебе. Человеку, который всегда был со мной и поддерживал меня в любой ситуации, защищал меня, — регрессор горько улыбается, снова отводя взгляд.       Харучие хочет ответить, но Ханагаки его останавливает, показывает, что не закончил:       — Если честно, в тот вечер ты меня обескуражил. Вообще, мне всё рассказали Шин с Вакой, открыли, так скажем, глаза, — парень усмехается, — но я сначала не поверил. Мне было удобно не верить. Боялся осуждения, боялся показать свои чувства, создал свою реальность, в которой за всех все решил, нашел отговорки. Я так много говорил о том, что бы все были счастливы, в то время как ранил тебя.       Харучие хочется закричать. Он тоже виноват. Если уж и извиняться, то и ему тоже. Кичился, что будет защищать, а от самого себя не защитил. От своего страха.       — Как ранее я говорил, ты мне дорог, — Такемичи невесомо, будто боясь, касается пальцами руки Хару, — Только я хочу забрать свои слова обратно…       Да, Санзу был готов к этому, через свою боль, он готов был принять отказ.       — Я не люблю тебя как брата, — Такемичи сглатывает, а щеки слабо краснеют. Он уверенно смотрит на Харучие и говорит: — Я люблю тебя. Просто люблю. Как любимого человека, возлюбленного. Я прошу прощения, что мне понадобилось столько времени, чтобы понять это. И я пойму, если... — он осекается, напряженно улыбаясь, — Если ты разочаровался во мне и жалеешь о своем признании. Просто позволь тогда быть рядом.       Регрессор закончил говорить и ждал ответа от Санзу. Тот же сидел и понимал — у них обоих оказывается были одинаковые страхи. Теперь же он чувствовал себя полным дебилом.       Чем я заслужил его?       Харучие снимает с себя маску, молча встает и садится на колени перед Такемичи, укладывая свою голову тому на бедра. Ханагаки в изумлении поднял руки, он все ожидал, но не этого.       — И ты меня прости. Мне не следовало сбегать, — теперь была очередь Хару извиняться. Он чувствует, как пальцы регрессора неуверенно прикасаются к его голове, слабо зарываясь в волосы и поглаживая, и закрывает глаза, — Я боялся, что могу навредить тебе. Мне нужно было осознать и принять любой твой выбор, но повел себя как эгоист.       Санзу замолкает, и какое-то время они сидят в тишине. Только вот до светловолосого сейчас доходит, что его чувства оказались взаимны. Он настолько сосредоточился на мысли, что Мичи не ответит ему, а лишь позволит быть рядом, что пропустил самые важные для него слова. Он чуть заторможенно приподнимается, пока Такемичи удивленно убирает свою руку с его макушки.       — Ты ответил мне?       Ханагаки слабо хмурится, сначала не понимая о чем речь, а потом его лицо становится серьезнее. Он поддается чуть вперед, оставляет быстрый поцелуй на губах Санзу и снова повторяет:       — Да. Я люблю тебя, Харучие.       Парень чувствует, какими ватными становятся его ноги. В голове взрываются тысячи фейерверков, а во рту все пересыхает. Хару касается своим лбом о лоб Такемичи и шепотом произносит:       — Скажи еще раз.       — Я люблю тебя, — такой же ответный шепот, обжигающий его губы.       Харучие рвано втягивает воздух и выдыхает. Его губы покалывают, словно Такемичи до сих пор касается их. Ему хочется еще.       — Могу я поцеловать тебя?       Регрессор кладет свою руку на щеку парня:       — Тебе не нужно спрашивать.       Это служит спусковым крючком для Санзу, и его губы снова приятно обжигаются. Оба парня тонут в долгом поцелуе. Да, неумело, но у них есть много времени, чтобы наверстать опыт.