1621 год. Императорский дворец Севара
Джин нашёл Феликса в саду. Тот сидел у пруда с золотыми рыбками. — Милый, я тебя совсем обыскался. Что ты тут делаешь? — спросил супруг императора и погладил его по голове. — Скучаю по Юнги очень! — младший омега водил рукой по воде. — Я тоже очень скучаю, но что поделать! Такая наша доля — ждать альф с поля боя, — ответил с тяжёлым вздохом. — Пойдём лучше приготовим тулумбу! — С шафраном и тёмным шоколадом? — Феликс сразу же приободрился. — Пойдём, пойдём, сладкоежка! — Джин взял его за руку, и они направились по тропинке, вдоль которой красиво цвели кусты олеандра, затем миновали яркие клумбы, которые были заполнены ароматными лавандой и медуницей, а также красочными астильбами и фиалками. Омеги замедлились, принявшись разглядывать всевозможные сорта роз, которые тоже находились в самом цвету и наполняли благоуханием всë пространство вокруг. Во дворце их встретил слуга — Селим, — который сказал, что на кухне всё уже готово к приготовлению сладостей. — Вот и хорошо, сейчас тесто замесим с шафраном! Джин надел фартук и принялся подогревать молоко, помешивая медленно ложкой. Вдруг он почувствовал нараставшую тошноту. Бросив столовый прибор на стол и прижав ладонь ко рту, сопротивляясь рвотным позывам, согнулся пополам. Однако, всё содержимое желудка через мгновения оказалось на полу. Голова кружилась, Джин весь покрылся испариной, силы покинули его. Все на кухне переполошились, Феликс и Селим помогли дойти до спальни и уложили в кровать. — Вызовите срочно императорского лекаря, — скомандовал младший омега слуге. Сам он сел рядом на кровати и стал гладить по голове, нашёптывая: — Всё будет хорошо, всё будет хорошо. Лекарь прибыл быстро, поскольку проживал на территории замка, и попросил Феликса выйти, чтобы он мог осмотреть больного. Омега нервно топтался в коридоре возле дверей в покои императора. — Ну что я могу сказать, ваше величество? Вы беременны. Уже как три луны сменились на небе. — Правда? — волны эмоций, перебивая одна другую, захлестнули и кинули в жар. — Можно я побуду один? — Да, ваше величество. Я сейчас приготовлю настой из трав, чтобы уменьшить рвотные позывы. А пока отдыхайте, — произнёс лекарь и вышел из покоев. За дверью его ждал взволнованный Феликс. — Что с ним? — Всё в порядке! Он сам вам потом всё расскажет, сейчас попросил не беспокоить. Когда наконец-то Джину удалось остаться одному, что произошло после того, как лекарь убедился, что настой выпит, и покинул его до следующего дня, появилась возможность дать волю слезам. Чувства радости, тревоги и тоски смешивались, как бурные воды горной реки. Мысли путались и скакали, цепляясь одна за другую, не давая сосредоточиться на главном. А главным был малыш, который жил под сердцем. Малыш его любимого Намджуна. — Где же ты, мой милый? — тоска затопила берега и ещё пуще потекла ручьями по щекам. — Возвращайся поскорей, мы тебя очень ждëм! — поглаживая ещё совсем плоский живот, шептал омега, прикрыв глаза. Так он и уснул с заплаканным лицом, обняв подушку.***
Не дождавшись Джина к ужину, Феликс сам направился к нему в покои. Обеспокоенный Селим встретил его у входа. — В покоях тишина, это странно! Феликс тихонько прошёл, сразу минуя гостевую. Отворив дверь в спальню, он обнаружил Джина лежавшим в постели, в полной темноте. — Можно? — Да, входи. — Ты почему в темноте лежишь? Я тебя ждал к ужину, но так и не дождался, — с этими словами младший присел на край кровати. — Мне не хочется есть. Феликс взял его за руку и предложил: — Давай зажжём свечи! — Селим, зажги свечи! — тут же крикнул Джин. Когда слуга сделал, что было велено, комната наполнилась светом. — Что сказал лекарь? — Феликс гладил его по волосам, заглядывая в глаза. — У нас с Намджуном будет малыш, — опустив взгляд, произнёс старший. — Да ты что?! — воскликнул Феликс и вскочил, размахивая руками и пребывая в полном восторге. Вплетённые в волосы бриллиантовые сувиры поблëскивали, отражая пламя свечей. Голубой саварм, расшитый золотом и жемчугом, переливался от его движений. Браслеты на руках сверкали сапфирами и бриллиантами при каждом взмахе и звенели, ударяясь друг о друга. — Как же это здорово… У нас будет малыш, — бубнил себе под нос, меряя комнату шагами от одной стены до другой. — Ты себя хорошо чувствуешь? — как будто опомнившись, что не один в помещении и что это не у него будет малыш. — Да, меня уже не тошнит. Только грустно очень, что не могу поделиться этой радостной вестью с Намджуном. — У меня в голове не укладывается! Святые небеса! У нас будет малыш! Какое счастье! — продолжал восторженно младший омега. — У меня! Не у вас, — посмотрел на него Джин, поражëнный тем, что Феликс, который и сам ещё ребёнок, так радуется зарождению новой жизни. — Я надеюсь, ты позволишь мне его нянчить! Глаза юноши горели, и эта его восторженность всё-таки передалась и Джину. Тот вдруг осознал, какое это счастье и что не один теперь будет ждать своего любимого из похода. И окончательно накрыло осознанием гордости, ведь он носил под сердцем продолжение Намджуна, продолжение их бесконечной любви. Феликс позвал Селима, велев принести вино и ужин в покои. — Тебе же можно вино? — повернулся он к Джину, который уже сидел в постели, совершенно опешивший от такого Феликса. Феликса, который чётко раздавал приказы, в том числе и самому Джину. — Давай, вставай, тебе надо поесть! Выпьем по бокалу вина, отметим такое замечательное событие! Хвала небесам, у нас будет малыш! Я до сих пор не могу поверить! — не переставая тараторил омега. — Или не вставай, сиди, я подам тебе всё в постель! — настоял он. — И вытри слëзы, ты должен теперь быть в хорошем расположении духа. Малышу нужен радостный папа… И ты должен хорошо кушать! — сразу после этих слов помог Джину устроиться поудобнее, обложив его разноцветными бархатными подушками, чтобы удобнее было сидеть, а затем принёс и поставил тому на колени поднос, на котором находилось блюдо с горячим мясом, приправленным специями, и кусочками теста. Аромат, исходивший от еды, сводил с ума, и у Джина разыгрался аппетит. Оказалось, он был голоден, поэтому с удовольствием принялся уминать за обе щеки кусочки сочной говядины, запивая жирным бульоном с зеленью. Феликс уселся рядом на кровать, забравшись с ногами, в позу лотоса, и поставил второй поднос себе на колени, всё это время не переставая восторженно бубнить и жевать, запивая вином. — Интересно, кто же родится — альфа или омега? А как мы его назовём?..***
Северные земли Ясури
Как только стемнело, Чимин пихнул в бок задремавшего Тэхёна. — Пора, просыпайся. Пойдём на восток. Это значит, что вот эта — самая яркая — звезда должна быть всё время сзади, — омега ткнул пальцем в ночное небо. — Пошли, через три, или даже два, дня мы будем дома. Они выбрались из повозки, Чимин завязал на Тэхëне одеяло, засунул сыр в мешочек с сухофруктами, и после они ползком стали пробираться к лесу. Плащ им пришлось оставить, чтобы исчезновение прошло ещё более незаметно.***
Утром Чонгук подъехал на коне к повозке и спешился, чтобы отдать ещё мешочек с фруктами омегам. Он потянул плащ и обомлел, когда осознал — повозка была пуста. Сбежал. Его омежка сбежал! Куда? Кругом ведь дикое зверьё и бандиты, только и искавшие всегда, чем поживиться. А это невинное дитя небесной красоты… Вскочив на коня, альфа стремглав помчался к главному шатру. — Юнги, они сбежали! — Кто? — Омеги! Мой омега сбежал! Юнги обдало жаром, когда он понял, про кого брат говорил. — Ну, Птица! Придушу собственными руками! — кричал, не понимая, почему его это так взбесило, однако… — Возьми с десяток человек, и выдвинемся за ними! Не могли эти бестолковые уйти далеко! Через час пошёл проливной дождь, и поиски усложнились, поскольку смыло почти все следы. Отряд выслеживал омег весь день и всю ночь, не останавливались даже для принятия пищи. Под утро случилось неожиданное — они услышали душераздирающие крики, которые разнеслись, словно бы по всему лесу. Когда оказались на месте, откуда шёл звук, ужасающая картина предстала перед ними. Банда из племени Такуру — человек двадцать, здоровенные альфы, решили поразвлечься с красивыми омегами. Тэхён вжимался в скалу, бледный от испуга, а Чимин истошно орал, отбиваясь от здоровенного альфы, совершенно голый, одежда его, разорванная, валялась рядом. Завязался бой, Юнги мечом с размаху снёс голову альфе, что нависал над Чимином. Однако силы были неравны. Кто-то смог стянуть Юнги с коня и повалил на землю, Чонгук сразу же помог старшему брату встать. Лязг металла, кровь, вопли, истошно верещавший Чимин — всё смешалось. Один из бандитов попытался заткнуть Чимина, приставив к его груди меч, но Юнги отрубил тому руку. Враг же успел воспользоваться оставшейся конечностью и полоснуть его по лицу кинжалом, чуть не задев глаз. Юнги, вывернув руку, этим же кинжалом и зарезал его. Когда всё закончилось, в живых остались лишь Юнги, Чонгук, всё ещё вопивший Чимин и его трясшийся от страха брат. Чонгук быстро устроил Тэхёна на своём коне и сам запрыгнул сзади. — Надо убираться отсюда! Юнги, вскочив на скакуна, нагнулся, схватил Чимина за руку и одним рывком усадил к себе лицом, после чего прижал и укрыл своим плащом. Галопом альфы рванули по направлению к лагерю. Только преодолев приличное расстояние, смогли они перейти на шаг. Чимин прижался к Юнги и горько плакал, уткнувшись лицом в грудь, весь грязный, продрогший и совершенно голый. Слушая его неутихавший плач, альфа чувствовал, что злость куда-то улетучивалась. И почему-то становилось жалко этого несмышлëныша. — Ну, ну, всё. Всё хорошо уже, — Юнги гладил Чимина по спине, прижимая ближе к груди и чувствуя через кожаный кетон, как бедолага дрожал. Альфа поправил плащ, укутав получше, чтобы тот мог согреться. Чимин всё-таки притих, окутанный запахом кипариса. Его согревало горячее тело альфы, и стало так спокойно, что сам и не заметил, как заснул. Юнги, вдыхая запах омеги, неожиданно для себя вспомнил дом, как они с братьями крали карамель на кухне. Карамель! «Моя Птица пахнет карамелью! Так сладко, так уютно... Прямо как в детстве». «Моя Птица»?! Почему он подумал «моя»?! Тэхён в это время сидел в одном седле с Чонгуком. Так близко, что его кожа на спине горела от соприкосновения с грудью альфы. А от дыхания того в затылок нескончаемой чередой по телу разбегались мурашки. Омега всё время ёрзал, пытаясь усесться поудобнее, чем вызывал дикое возбуждение у Чонгука, который всячески старался себя сдерживать, чтобы не прикоснуться губами к открытому участку кожи на шее, не зарыться в эти пушистые белые волосы и не дышать бесконечно мелиссой. По прибытии в лагерь омег высадили около шатра, который альфы делили на двоих, и отправили их внутрь него. — Тут тепло. Сейчас прикажу, чтобы разогрели воды, вам двоим надо помыться. Особенно тебе! — Юнги строго глянул на Чимина, который стоял, завернувшись в отданный ему плащ, потупив голову. Он боялся смотреть в лицо своему пленителю и спасителю, боялся увидеть рану, которую тот получил из-за него. Как только они въехали в лагерь, Намджуну донесли, что беглецов вернули, потому тот ожидал сыновей с докладом. Юнги через некоторое время оказался в проёме императорского шатра. — Что это? — обеспокоенно поинтересовался, разглядывая лицо сына. — Всё в порядке, отец. С глазом никаких проблем. Порез шёл от середины лба, по брови и по веку, спускался ниже по щеке. Кровь запеклась, рана саднила. — Позовите лекаря! — приказал император асигару. Лекарь обработал рану, пока Юнги рассказывал, что произошло. — И ещё осмотрите в шатре моих сыновей этих двух омег! — обратился Намджун к лекарю. — Да, господин, — ответил тот с поклоном и вышел. Когда Юнги вернулся в шатёр, омеги уже были в чистой одежде и закованы в цепи. Там пахло мелиссой, смешанной с карамелью. Юнги взглянул на Чимина — тот сидел, скрестив ноги в позе лотоса и склонив голову, нервно перебирал своими маленькими пальчиками край белого саварма. — Вас покормили? — спросил альфа. Тэхён помотал головой из стороны в сторону. — Принеси им вяленого мяса и сыра, — обратился Юнги к своему асигару. — После того как поедят, отведëшь их в повозку. — Простите нас! — спохватился Чимин, побоявшись, что спаситель уйдёт и не получится поблагодарить его. — Простить?! — у альфы закипела кровь, когда он представил, что могло произойти, если бы отряд не подоспел вовремя. — Простить?! Ты вообще понимаешь, что могли сделать с вами эти варвары? А волки?! Да они бы рвали вашу плоть живьём! Ты знаешь, что это такое? О чëм вы думали вообще?! — задавая вопросы, подошёл к Чимину и одним рывком поставил того на ноги. — Знаешь, что такое стая голодных волков? — Юнги пытался посмотреть омеге в глаза, тряся за локоть. Чимин же боялся поднять взгляд и, поджав губы, терпел боль в руке от хватки на ней. Когда он поднял всё-таки глаза, сердце альфы дрогнуло. На него смотрело бездонное небо, наполненное слёзами боли, страха и сожаления. Юнги отпустил пленного, резко развернулся, вышел и направился к реке. Какого дьявола, его так это взбесило?! И чего он вообще беспокоился об этом Птице?! Почему каждый раз этот омега заставлял испытывать так много эмоций?! Уже совсем стемнело, и Юнги прислонился к дереву, наблюдая, как яркий диск луны, медленно выплывая из-за облаков, распространил свою серебряную россыпь по воде. Перед взором до сих пор стоял этот омега, с полными слëз глазами. Сердце щемило так, что злость разбирала на самого себя. Какого чёрта, он всё это чувствует?! На другом конце лагеря Намджун сидел у костра, держа в руках кружку с давно остывшим чаем. Костёр почти погас, лишь угли красным жаром тлели. Лунный свет серебрил рябь реки. Этот свет, казалось, стекал с высокой скалы прямо в воду, за вершину которой зацепилось небесное тело. Ему почему-то вспомнился вечер, когда они с Джином гуляли под такой же луной в их саду, среди розовых пионов и цветущей сакуры. В тусклом свете виднелись розовые лепестки, падавшие в пруд. И он там был с Джином, пытавшимся словить эти самые падавшие лепестки на мостике. Его Джин! Его бесконечная любовь! Как он был красив в лунном свете! Его бирюзовый саварм развевало лёгкими дуновениями ветра. Цветы сакуры запутались в волосах, а омега смеялся и кружил, вытанцовывая, в стремлении ухватить побольше лепестков. Как же он соскучился по нему! «Милый мой, как же я люблю тебя!»