***
На небе сменилась вновь луна, повиснув ярким серпом высоко в звёздном небе, а они всё были в пути. Юнги уже держался в седле. Хоть швы тянули и спина всё ещё болела, но на коне он чувствовал себя лучше, чем в телеге. Особенно на ухабах и выбоинах. Нескончаемое количество дней войско двигалось без горячей еды по направлению к дому, прилагая все усилия: шатров на ночь не ставили, до самой темноты были в движении и с рассветом опять отправлялись в путь. Останавливались только, чтобы поспать. Омеги все вместе ночевали в своей телеге. Часто их сопровождал Чонгук, приезжавший проведать Тэхёна и привозивший тому что-то вкусное. Иногда он появлялся, просто чтобы проверить своего котёнка. Чимин Юнги видел всего несколько раз. И то — издали. Бесконечно много думал о нём. Мысли кружили — «как он?», «где он?» — всё время вокруг сурового альфы. Омега особенно скучал по Юнги, когда видел, как ласково и заботливо относился Чонгук к его брату. А ещё Чимин не мог понять — почему этот несносный альфа игнорировал его. Он себя тысячу раз уже отругал за то, что доверился тому, поверил ласкам. Запрещал себе думать о нём, но всё равно возвращало к Юнги, все мысли крутились только вокруг этого мужчины. У него пропал аппетит, он впал в уныние, даже плакал несколько раз. Пару раз приезжал Хосок, привозил вяленое мясо и хлеб. Хёнджин надувал губы и демонстративно отворачивался, делал вид, что его не замечал, а сам боролся с внутренним смятением, причину которого не понимал. Чимин видел Юнги только скакавшим во весь опор, галопом, мимо. «Так тебе и надо! Будешь знать, как доверять всяким альфам!» — бубнил Чимин себе под нос, ворочаясь в телеге в попытках заснуть. Юнги же сам весь измучился, ведь ни на минуту не переставал думать о Птице. Однако… принял решение отучить себя от него. Они возвращались домой, а там ждал Феликс — его будущий супруг. Только ничего не выходило, он просто сходил с ума по Чимину. Пытался загрузить себя делами, изматывал организм ездой в седле, чтобы ночью хоть немного спать и чтобы мысли об омеге покинули его. Он специально пускал коня в галоп, когда проезжал мимо повозки с Чимином. Чонгук рассказал, что тот плакал, когда он приезжал проведать Тэхёна. И сердце Юнги было готово разорваться от жалости к омеге и ненависти к себе. К тому, что не мог позволить себе действовать так, как подсказывали ему чувства, а должен был поступить, как велел долг. Как так получилось, что Птица поселился в его сердце, прокрался куда-то под рёбра и больно сжимал всё внутри? Не позволял пить, есть, спать, дышать… Юнги жёстко нуждался в запахе карамели, ему не хватало воздуха без этой сладости, ему не хватало синего неба — глаз омеги, не хватало света солнца — улыбки. Он скучал. Дико скучал! По своему омеге, по своей Птице…***
Они ещё издали увидели величественную Стену Слёз. Чимину стало очень страшно, его накрыло непонятное беспокойство. Ему внезапно захотелось бежать. Бежать, пока не закрыли за этой Стеной. Бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой Стены, подальше от этого альфы, подальше от этой любви. В Стене была проложена дорога, вымощенная булыжниками, по всей длине которой, по обеим сторонам, находились факелы, освещавшие путь. Ровные стены из камня производили впечатление бесконечно длинного подземелья, веющего смертельным, загробным холодом. Когда неожиданно телега вынырнула на яркий солнечный свет, ослепило до слёз, невозможно было открыть глаза. Кони, люди — всё смешалось. Столпотворение. Повозка налетела на что-то и с треском накренилась, из-за чего Чимин полетел головой вниз, кубарем, куда-то в кусты. Больно ударившись головой и плечом, он сидел, щурясь от яркого света, потирая ушиб и пытаясь восстановить зрение. Он видел, как Тэхёна тут же подхватил Чонгук, невесть откуда взявшийся, и усадил к себе на коня. Хёнджина череда воинов, направлявших колону, загнала в строй плетьми. Чимин просто сидел, пытаясь прийти в себя. В кустах его совсем не было видно. Завершавшие колонну воины выехали, и какой-то альфа подошёл к Стене, запустил руку тотемному льву, охранявшему вход, в пасть, что-то повернул, и каменная дверь со скрипом закрылась. — Птица, что ты тут делаешь? Вздрогнув от неожиданности, омега потерял дар речи. Юнги сидел на коне недалеко от него. Как и всегда — строгий и чертовски красивый. — Ничего! — резко ответив, Чимин быстро поднялся и пустился вслед за уходившей колонной, лишь бы подальше от этого альфы. — Стоять! — из-за этого выкрика Чимин притормозил на мгновение. Юнги подъехал ближе. — Иди сюда, дальше отправишься со мной! — Вот ещё! — и пошёл быстрым шагом, не оборачиваясь. Юнги догнал его, нагнулся и перехватил через талию, после чего усадил брыкавшегося омегу перед собой на коня. Тот надул губы, отодвинулся настолько, насколько это было возможно, чтобы как можно меньше соприкасаться с альфой. — Прекрати артачиться, Птица! Сиди спокойно! — Юнги вдохнул наконец-то любимый аромат, разглядывая белую макушку и эти напряжённые плечи. Ему так хотелось прижать омегу к себе и дышать, дышать, дышать им. Так и въехали в замок Цукаса, где их встречали Джин и Феликс.***
Джин с Феликсом приехали в Замок неделей ранее. Тот располагался у западного побережья Антонории и был удобен для встречи воинов. Джин, будучи на последнем месяце беременности, тяжело дышал, еле передвигался, ноги его отекали, лицо расплылось. Он ощущал себя жирной лягушкой и очень переживал — как же воспримет его Намджун в подобном положении, такого растолстевшего и некрасивого. Феликс всё утро сильно мельтешил, бесконечно что-то тараторил, сто пятьдесят раз сменил наряд и переживал, что недостаточно хорошо выглядел. Они вышли на крыльцо, перед которым находилась предзамковая площадь, когда колонна стала приближаться. Во главе ехал Хосок с приспущенным штандартом. Сердце бешено заколотилось. «Что это? Почему штандарт приспущен? И почему Хосок один впереди? Где все?» — череда вопросов пронеслась в голове Джина. Пасынок подъехал и спешился с коня, преклонив колени перед мужем погибшего императора, положил штандарт к его ногам, склоняя голову. — Нееееееет!!! — оглушительный крик перекрыл весь гвалт, издаваемый колонной. — Нет! Нееееет!!! — стенал Джин, упав на колени и приложив к лицу штандарт, качаясь из стороны в сторону. Кричал не своим голосом, рыдая навзрыд. Наступила общая тишина, даже лошади перестали ржать. Было слышно лишь дикий плачь молодого беременного омеги, стоявшего на коленях на крыльце замка. — Нет! Нет! Ты обещал! Ты обещал мне! Вернуться обещал! Ты обещал!.. Хосок принялся поднимать омегу. Феликс внезапно перепугался, что только один Хосок из всей императорской семьи остался в живых. «Почему нигде не видно Юнги?!» — А где Юнги? — подступился он к альфе. — Он позади! И Феликс ринулся в толпу — через всех пленных и воинов, виляя между ними и продвигаясь вперёд. Его кто-то толкнул, и он, в своём розовом саварме, расшитом жемчугом, упал в пыль, больно ударившись. Однако, ещё кто-то быстро подхватил, стал помогать подняться, и от этого обдало запахом кедра, голова закружилась. Красивый широкоплечий альфа прижимал крепко к себе, пытаясь поставить на ноги, которые почему-то не слушались. Среди этой толпы, шума, гвалта, чужие руки прожигали кожу, пока их обладатель что-то говорил. Но Феликс не слышал. Только чувствовал то, чего и сам не понимал. И вдруг — через плечо альфы он увидел ехавшего на коне Юнги. «И кто это с ним?» Красивый омега восседал, гордо подняв голову, обхваченный двумя руками альфы, которые удерживали поводья. Феликс всё понял сразу же, кровь ударила в голову. Стыд! Какой стыд! Он прибежал встречать его! А тут… Скрыться, срочно! И он, прижимаясь, спрятал лицо на груди у альфы, который до сих пор держал его в своих объятьях и не понимал, что происходит. Не понимал, почему этот красивый омега положил голову ему на грудь и так жался к нему. — С вами всё в порядке? — наконец-то дошло до Феликса то, что говорил альфа. — Нет, не всё и не в порядке! — бубнил куда-то в грудь. — Спрячьте меня! — Хорошо! Но от кого? — спросил растерянно. Он видел, что омега не из простых смертных, весь его наряд говорил об этом, как и золотые сувиры в волосах, подвески из сапфиров и бриллиантов. Помимо этого юноша был ещё и до одури красивый. Такой красивый… И этот запах фиалки такой, что у альфы дух перехватило, когда тот упал к его ногам, весь как розовое облако. Юнги на коне проследовал мимо них, а Феликс, выпутавшись из рук альфы, кинул напоследок: — Извините! — чувствуя то, чего не мог понять. Его смятение смешалось с ревностью к Юнги и омеге, которого тот вёз. И будто мало того, что испытывал к жениху, Феликс ещё и почувствовал к этому красивому альфе, что укрыл его, такое, что стало стыдно за самого себя. Он поспешно вернулся в замок и закрылся в спальне, чтобы хоть как-то успокоиться, разобраться в себе и в том, что произошло.***
Джина завели в покои и уложили, а тот потребовал оставить его одного. Хоть Хосок и пытался утешать, но омега выставил за дверь и его. — Убирайтесь все! Я не могу никого видеть! Прикрыв лицо ладонями, он рыдал, лёжа на кровати, на боку, подтянув колени к животу. — Ты не мог! Ты мне обещал! У нас ребёнок, и мы с ним ждём тебя! Я и малыш! Мы ждём! Ты обещал! — бесконечно повторял он, рыдая. — Я и малыш, мы ждём! — из-за тревоги папы малыш в животе стал беспокоиться и пинаться где-то под рёбрами, всё сильнее и сильнее. — Малыш, что такое? — спросил и погладил живот, вытирая слёзы рукавом. — Мы ждём твоего отца! — всхлипывая, продолжал с ним разговаривать. — Мы ждём! — почти шёпотом. — Мы ждём! Джин вытер слёзы и сел на кровати, гладя живот. — Намджун, мы тебя ждём! Ты обещал! Любовь моя, я тебя жду! — повторял, теперь уставившись в одну точку. — Мы тебя ждём!***
Чимин крутил головой в разные стороны на протяжении всего пути, любуясь открывавшимися ему невиданной красоты видами. Вдаль тянулись бесконечные чайные плантации, вдоль дороги росли деревья с огромными листьями и большие кусты цветущих роз. Его сразила эта страна. И замок, куда они прибыли, заворожил своей красотой ещё издали: весь из белого камня, увитый розами и диковинными цветами, эти белоснежные арки и своды… совершенно его очаровали. Когда Юнги спешился и подхватил под мышки, чтобы поставить на землю, омега истерично замахал руками, требуя отпустить: — Убери от меня свои лапы! — на что Юнги молча поставил его на землю и, вздохнув, отпустил к Тэхёну, который ждал у входа в замок вместе с Асимом. — Мальчики, пойдёмте, я покажу, где вы сегодня будете ночевать. А завтра отправимся в замок Севара! — указывая на дверь, вакато поклонился. Чимина обуревали эмоции. Как самые неспокойные воды они бушевали в нём. Злость на Юнги, на себя. За то, что всю дорогу только и делал, что мечтал расслабить спину и откинуться на альфу. Мечтал, чтобы тот целовал его и дышал в затылок. Асим сопроводил их в покои. Там находилась большая кровать под балдахином, где могли бы поместиться четверо человек. На ней были голубое атласное покрывало и белые подушки, расшитые серебром. Имелся и выход на веранду, где стоял стол с мягкими креслами, большие вазы на полу, с огромными букетами цветов. Чимин прошёл вдоль кровати, проведя кончиками пальцев по атласному покрывалу, оно было прохладным на ощупь. Асим ушёл, но через некоторое время вернулся с Хёнджином. Тот пришёл уже без цепей. Хёнджин шёл со всеми пленными пешком, после того как в их повозке отлетело колесо. Цепи стёрли его ноги в кровь. Хосок велел вакато отправиться на поиски, когда стало понятно, что тот не с Чимином и Тэхёном. В нескольких верстах от замка располагались здания, в которых содержались пленные до торгов. Именно там и нашёлся испуганный Хёнджин с окровавленными ногами. В отличие от всех пленных, трое омег, приглянувшиеся сыновьям императора, находились на особом положении и должны были заночевать в замке, а после отправиться во дворец Севара. Дверь отворилась, и в покои вошли слуги с полными подносами. Асим принялся расставлять всё на столе на веранде: запечённую баранью ногу; отварной картофель, заправленный маслом и розмарином; белые булочки с курагой; вяленый инжир. И конечно же — персики с орехами в меду и ароматный чай. — Помните, я вам рассказывал о персиках и орехах в меду? Вот теперь попробуете! А после мы отправимся в купальни. С дороги надо помыться, — продолжал рассказывать вакато. Купальни — блаженство для омег. Чимин лежал, облокотившись на бортик, откинув голову и прикрыв глаза, утопая по плечи в тёплой воде, в которую было добавлено розовое масло и в которой плавали лепестки роз. Никогда ещё омега не чувствовал таких наслаждения и расслабления. Ни о чём не хотелось думать. Рядом плескались Хёнджин с Тэхёном, играя в салочки. У Хёнджина были изранены ноги, но в тёплой воде боль поутихла и он повеселел. А ночью все трое, впервые за долгое время, спали крепким сном в мягкой чистой постели.***
С утра вновь двинулись в путь. В одном из рыдванов ехали омеги, а в другом — беременный муж погибшего императора и его родственник, так Чонгук пояснил Тэхёну. Юнги, Чонгук и Хосок с сотней воинов сопровождали их верхом на конях. Омегам было всё интересно, они постоянно высовывали из окна свои белые головы, размахивали руками, показывая друг другу на бесконечно меняющиеся пейзажи. Во втором рыдване ехали в молчании заплаканный Джин и Феликс, странно притихший, хотя это на него было не похоже. Он проскочил в рыдван так, чтобы не встретиться с Юнги, и всю дорогу ехал молча, поглядывая на грустного Джина. Джина который, пусть и прорыдал до утра, вышел из своих покоев на удивление собранный и спокойный. Никто не стал его ни о чём спрашивать и лезть в душу. Теперь, откинувшись на спинку сиденья, он сидел с прикрытыми глаза и молчал. В этом рыдване каждый думал о своём.***
1621 год. Императорский дворец Севара
Прибыли поздно ночью. Омег разместили в крыле замка, противоположном от покоев императора. Каждого в отдельной комнате. Чимин сразу упал на кровать, такую же большую, как та, на которой спал он прошлой ночью. Изголовье было обтянуто мягким розовым бархатом, а по верхнему краю плелись золотые витиеватые узоры, у подножия стояла оттоманка белого бархата. Омега разглядывал всё великолепие роскошной спальни, нежнейший тюль колыхал ветер, врывающийся через открытое окно. По краям, с двух сторон от кровати, стояли тумбочки на изогнутых золотых ножках, а большие напольные канделябры располагались в каждом углу. Свечи на них Асим сразу же, как только они вошли, зажёг. На полу лежал пушистый ковёр, в котором утопали ноги. Чимин долго крутился и не мог заснуть. Спать одному на такой большой кровати было некомфортно, ведь за столько месяцев он привык, что к нему всегда жался Тэхён, а в последнее время ещё и Хёнджин. Омега проснулся утром от пения птиц и яркого солнца. А подойдя к открытому окну, ахнул. Вид, который ему открылся, завораживал своей красотой. Прямо под его окном, там, внизу, находился бассейн из белого мрамора с прозрачной голубой водой, который утопал в пышном цветении сада, а вдали виднелись фонтаны. Чимин быстро оделся и спустился вниз по широкой витиеватой лестнице с золотыми перилами, пройдя через холл с белыми колоннами, вышел в сад. Там он, миновав бассейн и завернув за угол, под сводную арку, присел у фонтана, разглядывая золотых рыбок, которые плескались в воде. Множество огромных бабочек летало вокруг, а воздух был наполнен ароматами цветов. Юнги видел через открытую дверь, как омега прошёл мимо. Он в это время работал с бумагами в кабинете. Альфа проследовал за Чимином, а когда нашёл того, оказался очарован и залюбовался. Опёрся плечом на колонну и наблюдал, как Чимин разглядывал бабочку, которая села ему на руку. Такое милое удивление появилось на лице омеги, когда та упорхнула, а он смотрел ей вслед. Затем провёл рукой по воде и все рыбы ринулись к нему, отчего громко рассмеялся. Как он был красив, даже в своём стареньком саварме. Юнги подошёл совсем неслышно и обнял его сзади, припал губами к пульсирующей венке на шее. Чимин же замер, вдыхая полюбившийся аромат кипариса и прикрыл глаза, поддавшись мимолётному соблазну растаять в любимых руках. Но силой воли, прикусив себе больно губу, дёрнулся, отстраняясь. Однако альфа держал очень крепко. «Бежать, надо бежать!» Дёрнулся ещё раз, но сильные руки прижимали. Альфа дышал, наклонившись, в плечо. Чимин заистерил, вырываясь: — Отпусти меня! — кричал, пытаясь расцепить его руки. Юнги всё-таки послушался и отпустил его, а омега, не удержавшись на ногах, упал в фонтан, прямо к рыбам. Обида захлестнула, и слёзы градом хлынули по щекам. Всё, что накопилось за эти дни, вдруг, прорвав все плотины, вылилось бурной рекой слёз. Альфа пытался помочь выбраться из воды, но от этого Чимин только ещё больше падал и горько плакал, отбиваясь от него. Наконец, выбравшись: — Никогда, слышишь? Никогда больше не притрагивайся ко мне! — и убежал в спальню, оставляя за собой мокрый след. Юнги стоял, совершенно опустошённый. Вот он — его Птица. И не его. Что ему делать? Как совладать с сердцем, которое любит? Любит вот этого омегу. И чем дальше — тем сильнее. Он смотрел вслед убегавшему Чимину. Как ему быть? Что делать? Он так его любит!***
Джин созвал всех сыновей правителя, военачальников и главного ханвина в тронном зале. Когда все были в сборе, Джин тяжёлой походкой прошёл через весь зал, занял место рядом с пустующим креслом императора. — Я собрал вас, чтобы объявить: приказываю поднять штандарты! Похорон не будет! Траура тоже не будет! — Как?! — прервал его Хосок. — Но мы обязаны похоронить отца! — Кого ты будешь хоронить? Где тело? — Джин посмотрел на него в упор. — Ты видел его мёртвым? Альфа на это лишь покачал головой. — Кто видел его мёртвым? — спрашивая, обвёл взглядом всех присутствовавших. — Кто-то видел его мёртвым? Тишина была ему ответом. — Так кого вы будете хоронить? Все продолжали молчать. — Юнги, ты вступишь во временное правление Империей. До возвращения Намджуна! — после этих слов Джин встал и оглядел всех ещё раз, ожидая возражений. Но все по-прежнему молчали, для них было очень неожиданным такое заявление, однако и перечить не могли, не смели. В том числе и потому, что Джин являлся вторым лицом в государстве после императора. — Траура не будет. Я его носить не буду. И вы — тоже. Правитель жив! И мы его будем ждать! Он осмотрел всех ещё раз и отправился к выходу из тронного зала.