Юнги занёс руку, чтобы ударить ещё раз, но дверь отворилась и всего в шаге встал Чимин, потянись — и он твой. Тот нервно перебирал по бокам измятый саварм.
— Я люблю тебя, — прошептал альфа, боясь даже шелохнуться. Ведь не знал, чего ожидать, и пытался прочесть по глазам омеги — о чём тот думал.
Минута, две, Чимин сделал шаг на встречу и обнял, сразу уткнулся лицом в грудь. Юнги нежно прижал его к себе, как самое драгоценное, хрупкое, боясь разбить или разрушить то, что находилось в его руках.
Сколько они так простояли — неизвестно.
Затем Юнги подхватил омегу на руки и ногой закрыл за ними дверь. Пройдя внутрь, он присел на край кровати, продолжая держать на руках омегу, который, обвив его шею, дышал куда-то в плечо:
— Прикажи — пусть приготовят купальню, — прошептал, положив голову на грудь альфы.
— Хорошо! — ответил, не совсем понимая, но будучи готовым выполнить всё, что сказал бы Чимин. — Может, ты хочешь кушать?
— Не сейчас, — шумно выдохнул. — Пообещай мне, что сделаешь то, о чём я тебя попрошу, — еле слышно, бормоча осипшим от слёз голосом.
— Всё, что скажешь. Я сделаю для тебя всё, Птица моя! — ответил, поглаживая по спине и качая на руках.
— Поклянись! — произнёс резко, отстранился и заглянул в глаза, ища подтверждения тому, что должен был пообещать альфа.
— Клянусь! Всё, что ты попросишь! — нежно заглядывая в глаза, одной рукой обхватил за подбородок и поцеловал в губы, ласково, едва касаясь.
— Распорядись насчёт купальни, — прошептал прямо в рот альфе.
— Хорошо, — согласился и нехотя выпустил его из своих объятий. — Я быстро! — и покинул комнату.
Чимин подошёл к окну.
Там далеко, где встречались небо и земля, садилось солнце. Последние лучи ласкали верхушки деревьев, окрашивая их в багровый цвет.
Юнги вернулся поспешно и неслышно подошёл, обнимая сзади. Наклонившись, поцеловал в ушко и сказал:
— Скоро купальню подготовят для тебя.
— Для нас, — так же тихо ответил Чимин. — Для нас… Я хочу, чтобы ты у меня был первым, — он развернулся и, едва касаясь пальцами шрама, провёл по веку, спускаясь к щеке, заглядывая в глаза.
— В смысле? — не веря своим ушам и сомневаясь — правильно ли всё понял.
— Ты только что поклялся, что выполнишь всё, о чём я попрошу… Так вот. Я прошу, — проговорил и замолк, пристально вглядываясь в лицо альфы. — Я хочу быть твоим. Хочу тебя! Ты обещал. Только что!
В повисшей тишине было слышно, как стучали два сердца, сбиваясь с ритма, будто наперебой друг другу.
— Ты понимаешь, о чём ты просишь?! — спрашивал Юнги, прижимая к себе одной рукой и внимательно всматриваясь в заплаканные глаза, как будто мог в них прочесть что-то другое, противоположное тому, что услышал.
— Да. Понимаю, — вкрадчиво, не отводя взгляда.
— Хорошо, я готов ради тебя. Готов сложить голову на плаху, — взгляд альфы потемнел из-за принятого решения.
— Никто не узнает! Раз уж мне идти на торги, то я хочу, чтобы ты был первым!
Юнги прижал его к себе:
— Святые небеса! Как же я люблю тебя! — и принялся хаотично покрывать поцелуями, куда только попадал — в макушку и лоб, в ухо и, наконец, в губы. Жадно. Как в последний раз.
Подхватив на руки и с пинка открыв дверь, он понёс его в купальню. Войдя в неё, поставил омегу на ноги, приподнял голову за подбородок и заглянул в глаза, пытаясь ещё раз убедиться в правильности своего решения и в желании Чимина:
— Птица, ты точно этого хочешь?
— Да! Хочу!
Юнги, поднимая руки вверх, снял с него рубаху. Оглядел обнажённый торс, ведя и нежно касаясь пальцами, от груди по соску, вызвав стон омеги, мгновенно слетевший с губ, и до косточки бедра, остро выступавшей над краем штанов. Распутал завязки, и те упали на пол, полностью обнажая красивое тело. Наспех скинув всё, что на нём было, Юнги, не прерывая зрительного контакта, обнажился сам. Подхватив Птицу на руки, он медленно спустился по ступеням в тёплую воду, благоухавшую ароматными маслами. Сел на приступок, после сразу устраивая Чимина у себя на коленях, а тот, обхватив его за шею, уткнулся в грудь и почти не дышал. Альфа нежно поглаживал по спине, как будто пересчитывая позвонки, обводя каждый пальцами:
— Я тебя люблю. Ты — мои два крыла. И я тебя никому не отдам! Слышишь?! Ты — мой. Ты только мой, — горячо шептал, целуя в волосы прижимавшегося к нему омегу.
Чимин поднял голову и сам потянулся за поцелуем, заглушая нескончаемый поток слов любви, пересаживаясь, обхватил его ногами с двух сторон, прижался к животу восставшим членом, чувствуя, как упёрлась между ягодиц твёрдая плоть Юнги. Он теперь сидел выше, и альфа, запрокинув голову, передал главенство своему омеге, который упоительно зацеловывал его губы, поймав лицо в две ладошки. Сладко смакуя и слизывая с губ аромат кипариса, проникая, глубоко сплетая в диком танце свой язык с языком альфы.
Юнги наслаждался, дыша насыщенной карамелью. Ему хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. И готов был вечно вот так сидеть, чтобы эти маленькие ручки касались его и губы сводили с ума поцелуями.
Просунув руку между телами, альфа обхватил член Чимина, нежно отодвинул крайнюю плоть, оголяя головку, провёл большим пальцем по краю, отчего тот застонал прямо ему в губы. Приподнявшись и развернувшись, Юнги уложил его на бортик, вытащив из тёплой воды, так что всё естество того оказалось перед лицом.
Чимин тяжело дышал, тело сотрясало мелкая дрожь от возбуждения. Обхватив рукой член и сделав пару поступательных движений вверх вниз, альфа нагнулся, касаясь головки и слизывая выступившую каплю предэякулята. Затем прошёлся языком, скользя, по нежной коже, исследуя вздутые венки, а после, поймав горячими влажными губами, вобрал в себя полностью, до самых яичек.
Омега застонал:
—Ох, Юнги-и-и-а!
Тот продолжал ласкать член, насаживаясь и вбирая в рот ещё и ещё раз, из-за чего Чимин стонал и цеплялся за его волосы, вплетая свои пальчики.
С характерным звуком, причмокивая, Юнги выпустил член изо рта и, поглядывая на омегу снизу вверх, спустился горячим языком к яичкам, поочерёдно вбирая в рот каждое, продолжал рукой ласкать головку. Через пару минут, наконец, спустился ещё ниже и прикоснулся к заветному, влажному от давно начавшей выделяться смазки, месту, отчего омега инстинктивно согнул ноги в коленях и поджал пальцы на ногах, перестав дышать.
— Расслабься, детка. Доверься мне, — попросил и поднялся выше, заглядывая в широко распахнутые глаза. Целуя в губы, шептал, продолжая рукой ласкать член. — Я люблю тебя. Святые небеса, как же я люблю тебя!
Чимин прикрыл глаза, утопая в ласковых словах и руках.
Альфа принялся покрывать россыпью поцелуев всё его тело, от ключиц спускаясь к паху, а после вновь накрыл горячими губами член. Он протянул руку и обильно смочил пальцы в розовом масле, которое стояло в кувшинчике на бортике купальни. Смазывая им вход, нежно проник одним, раздвигая упругие стеночки кончиком. Остановился, давая привыкнуть. Губы и язык альфы, играя с членом, распаляли омегу, потому тот раздвинул ноги, позволяя проникнуть глубже и добраться до заветного бугорочка простаты. Надавливая в поступательных движениях, под неистовые стоны омеги, вошли уже два пальца, растягивая упругие мышцы.
— Аааах! — стонал омега, извиваясь под умелыми ласками альфы. — Остановись, а то я сейчас кончу! — попросил он.
— Давай, детка. Кончай. Ты ещё не готов меня принять, — с этими словами сильнее надавил на простату, втягивая щёки, и насадился глубже на член ртом.
Омега, сотрясаясь всем телом, выплеснул семя и, тяжело дыша, откинул голову на мраморный пол, отключаясь на мгновение, но умелые руки продолжали ласкать и раздвигали стенки уже тремя пальцами, пока губы осыпали внутреннюю часть бедра поцелуями, скользили по нежной коже, вызывая жемчужную россыпь мурашек. Чимин вновь застонал, поддаваясь нараставшему новому возбуждению, волной прокатывавшемуся по всему телу при каждом касании пальцами простаты.
— Войди в меня. Пожалуйста, Юнги!
Альфа поднял и потянул омегу на себя, подхватив под ягодицы обеими руками, развернулся и опять сел на приступок, погружаясь в воду. Он устроил Чимина у себя на коленях и принялся медленно насаживать, проникая с остановками и заглядывая тому в лицо.
— О! Ах! — стонал омега, весь дрожа и покусывая нижнюю губу, зажмурив глаза. Он пребывал где-то в блаженстве. Тысяча выражений всевозможных ощущений отобразились на лице: от боли до удивления и высшего наслаждения; от радости с улыбкой и до скатившейся слезы. Ресницы дрожали из-за эйфории, а широко распахнутые глаза на мгновения захватила тёмная синева, когда член вошёл полностью:
— О-о-о-о. Ах!
— Расслабься, Птица моя, — целуя, обводя по ореолу языком и цепляя зубами чувствительный сосок, шептал альфа, двигаясь внутри и приподнимая руками под ягодицы запрокинувшего голову омегу.
Вода выплескивалась за бортики, туша свечи, стоявшие вокруг купальни.
Нежные стоны Чимина и хрипловато-неразборчивые слова любви Юнги, смешанные с поцелуями, разносились за пределы купальни.
Когда уже лежали в постели в комнате Чимина, альфа, целуя и обнимая лежавшего у него на груди, разморённого и счастливого, сказал:
— Я тебя никому не отдам. Ты — мой! — заявил и приподнял лицо за подбородок, чтобы увидеть глаза омеги. — Я выкуплю тебя сам. Ты — мой! Понял? Ты веришь мне?
— Да, — тихо ответил, сонно моргая.
— А с женитьбой на принце я что-нибудь придумаю. Придумаю, что мне сделать со всем этим. В конце концов, правитель здесь — Я! — всё это он говорил скорее уже себе, поскольку Чимин сладко посапывал, уткнувшись в его шею.
***
Утром, проснувшись на рассвете, они долго ласкали друг друга, занимаясь любовью.
Альфа брал омегу раз за разом прежде, чем они спустились ко всем к обеду, счастливые, в обеденный зал.
За столом присутствовали все кроме Джина. Он себя в последние недели чувствовал неважно, всё больше времени проводил в постели, со дня на день ожидая появление на свет малыша.
Не было за столом и Феликса.
Они вошли, держась за руки. Чимин весь светился, алея пунцовыми щеками, его улыбка озаряла всё вокруг, пока посматривал влюблёнными глазами на альфу и смущался, пряча взгляд от присутствовавших.
Тэхён хотел было подойти к Чимину, уже поднимался из-за стола, но Чонгук его успел перехватить за руку и шепнуть, наклонившись:
— Не надо, потом успеешь обнять. Не смущай его ещё больше. Потом поговорите наедине, после обеда, — и поцеловал в мочку. Омега дёрнул плечом, уворачиваясь от щекочущего дыхания и улыбаясь.
Чимин очень проголодался. Из-за ароматов, витавших в зале, сводило совершенно пустой желудок.
Юнги, наблюдавший за омегой, быстро сообразил, что надо положить на тарелку любимому.
— Давай. Я за тобой поухаживаю, — предложил, игнорируя присутствие слуг, и взял тарелку, после чего принялся сам накладывать кусочки мяса и рис, куриную ножку, тушёную с беконом в виноградном листе, не забыв добавить немного овощей, приправленных соусом с горчицей. — Когда ты это съешь, я подам тебе арбуз!
Чонгук что-то бесконечно шептал Тэхёну, на что тот мило улыбался, тщательно пережёвывая всё, что клал собственноручно ему в рот альфа.
Хосок, поглядывая за Хёнджином, подмечал, как тот нервничал, находясь рядом: как всё время кусал губы; как тряслись пальцы, когда брал ими виноград; как краснели щёки и садился голос в его присутствии.
После обеда Юнги отвёл Чимина в холл, где поцеловал в висок и сказал:
— Нужно идти по делам, так что займись пока чем-нибудь один, без меня.
Омега на это кивнул, облизав подпухшие губы, которые саднило от поцелуев и горячей острой еды, попавшей в ранки.
Остальные, тихо переговариваясь, догнали их. Проводив взглядами радостно галдевших омег, удалявшихся в свои покои, альфы направились в кабинет отца, у двери которого их ожидал, склонившись в поклоне, пленный альфа, спасший жизнь старшему сыну императора.
Все проследовали в кабинет, Юнги пригласил войти и Кристофера, к которому сразу обратился:
— По моему приказу тебя выкупили и привезли во дворец. Хочу предложить тебе быть моим личным асигаром. Если ты сам не против, — пока говорил, рассматривал альфу, стоявшего у двери, босого и в рваной одежде.
Тот молчал, разглядывая в ответ своего возможного господина, явно раздумывая о чём-то.
— Ну или…
Кристофер его прервал:
— Я согласен!
Юнги улыбнулся краешком губ.
— Вот и хорошо! Ты же понимаешь степень моего доверия, если я предложил тебе это?
— Я ценю ваше доверие! — вздёрнул подбородок.
«
Ну что ж. Раз мне уготовано судьбой быть воином и приближённым лицом молодого правителя Империи, я приму свою участь с достоинством».
— Я буду служить вам верой и правдой, мой господин! — пообещал и склонил голову.
— Сейчас портной снимет мерки для пошива военной амуниции. Также специально для тебя изготовят мечи. Поселишься во дворце, так как нужен будешь мне каждый день. Здесь же станешь тренироваться. Когда амуницию изготовят, будешь приведён к присяге. А сейчас вакато проводит тебя в покои, можешь отдыхать, — и добавил, чуть понизив голос:
— Я надеюсь, что ты не заставишь меня разочароваться в принятом мной решении.
— Вы не пожалеете, мой господин! — ответил и тут же согнулся в поклоне.
— Отдыхай!
Кристофер покинул кабинет вслед за вакато.
***
Омеги собрались в спальне Чимина, где, забравшись с ногами на кровать, шумно смеялись и донимали вопросами о его примирении с Юнги.
— Он что, признался тебе в любви? — Тэхёну было очень интересно, что же такое произошло, что у Чимина не сходила с лица улыбка и светились глаза от счастья.
— Да, он меня любит. И я его тоже люблю! Только не сказал ему ещё об этом.
— А почему ты не сказал? — уточнил Хёнджин.
— Я как-то не успел.
— А чем вы занимались в купальне? — поинтересовался Тэхён, заглядывая в глаза брату, который их прятал, уводя в сторону и рисуя узоры пальчиком на покрывале.
— Вот когда тебя Чонгук позовёт в купальню, тогда и узнаешь, чем там занимаются!
— Чонгук мне сказал, что меня уже совсем скоро выставят на торги. Он меня выкупит, и мы поженимся! — у Чимина от этих слов засосало где-то под ложечкой, стёрлась с лица счастливая улыбка. Ведь ему про женитьбу, в отличие от Тэхёна, никто не говорил.
— Так, я немного устал, вам пора по своим комнатам! — с этими словами поднялся с кровати и направился к двери, открывая её и выпроваживая своих друзей. Закрыв за ними дверь, вдруг ощутил нехватку воздуха и решил пройтись по саду. Спустившись по лестнице и пройдя мимо бассейна, направился к фонтану. Присев на край, опустил руку в воду и стал играть с рыбками.
Через несколько минут кто-то устроился рядом с ним.
Повернув голову, Чимин увидел красивого омегу, в волосах которого солнце играло с золотыми сувирами.
— Здравствуй! — сказал тот, гордо вздёрнув подбородок и накрутив на палец локон своих волос.
— Здр-равствуй-те! — заикаясь, ответил Чимин, разглядывавший дорогой наряд незнакомца и чувствовавший себя неловко в своём стареньком саварме. Голубой ему пришлось снять из-за пролитого вина.
— Даже не думай, что Юнги достанется тебе! Думаешь, если уложил его к себе в постель, он твой?! — омега смотрел надменно, морща носик, покрытый веснушками, скользя взглядом по убогому одеянию омеги с севера. — Если ты сам не откажешься от него, я расскажу всем, что он обесчестил тебя. И его казнят! — после этого заявления незнакомец поднялся и направился к арке.
На выходе, впрочем, обернулся, чтобы добавить:
— И не смей ему говорить про наш разговор. Помни — проболтаешься… И его казнят. Убирайся в свои Ясури, там тебе самое место!
