***
Чимин проснулся от того, что захотел кушать. У него сосало где-то под ложечкой, течка прекратилась. Юнги с ним в кровати не было. Все подробности последних суток пронеслись в голове чередой эмоций: то возносящих до эйфории, отчего омега расплывался в счастливой улыбке, то заставлявших съёживаться всем телом — от неприятных мыслей о Феликсе. И он совсем не понимал, как ему относиться к тому, что выпросил узел у Юнги. Ведь скорее всего забеременел. От этой мысли инстинктивно положил руку на живот и погладил. За этими рассуждениями его и застал Юнги, тихо вошедший в спальню: — Не спишь уже? — чисто выбритый и вкусно пахнувший, такой счастливый, взобрался на кровать и сгрёб омегу, со спины прижимал к себе и поцеловал в затылок, зарываясь в копну белых волос, втягивая носом запах любимой карамели. Чимин ёжился от горячего дыхания альфы, покрывался мурашками и улыбался, зажмурившись. — Я распорядился принести нам завтрак, но скорее по составу это будет обед, ты ведь голоден? — уточнил, заглядывая через плечо омеги тому в лицо. — Да, ужасно голоден! Рядом с этим мужчиной Чимин забывался. Сердце трепетало от любви, он таял в крепких руках, его дурманил запах кипариса и хотелось танцевать. «Танцевать». Как же он давно не танцевал! Чимин развернулся к альфе, заглядывая в глаза, приблизился губами к шраму и, едва касаясь, поцеловал, после чего сказал: — Я люблю тебя! — и продолжил оставлять россыпь нежных касаний губ по всей длине шрама. — Птица моя. Ты — мои два крыла! Ты научил меня летать. Ты позволил мне познать любовь, ты показал, что такое парить в небе от счастья. Я так тебя люблю, — шептал, плавясь под нежными касаниями и горячим дыханием омеги. — Ты — мой. Я тебя никому не отдам. — А я — тебя, — так же тихо проговорил Чимин в ответ.***
Портной уходил. Побоявшись громко хлопнуть дверью, тихонечко её прикрыл за собой, не издав ни звука. — Ну вот. Мерки сняты, а значит наряды будут готовы вовремя! — альфа поцеловал Чимина в висок. Они сидели на диванчике в кабинете императора. Феликс хотел поговорить с Юнги и поэтому поспешил, как только слуги доложили ему, что он в кабинете, но тот оказался не один. Через приоткрытую дверь омега видел, как северянин жался к его жениху, который целовал и нежно обнимал чужеземца. При этом ещё и весь светился от счастья. Феликс не знал, что ему делать — стоило ли постучать и войти или просто нужно было уйти, но вдруг за спиной, обдав горячим дыханием затылок, раздалось: — Кхм! Омега резко развернулся и упёрся взглядом прямо в губы того самого альфы с площади замка Цукаса. Он был совсем рядом и заглядывал через его голову в проём двери. — Что там? Что-то интересное? — продолжал пытаться высмотреть, вытягивая шею, изображая интерес. Сердце Феликса учащённо забилось, в нос ударил запах кедра, дурманя разум. — Для тебя — ничего интересного! — сказал он и надул губы. — И что ты тут делаешь? — Я-то? Приглашён на аудиенцию. Меня ждут. А вот тебя, по-моему, нет. Феликс ещё больше поджал губы, ведь его задели слова альфы, который, как бы ни было горько это осознавать, сделал правильные выводы из всего увиденного. Не желая признавать чужую правоту, омега фыркнул, развернулся на цыпочках и, взмахнув своим воздушным савармом, упорхнул прочь по коридору. Кристофер, проводив Феликса взглядом, улыбнулся. Его забавлял этот мальчишка. Каждый раз при их встрече от кого-то прятался. А ещё он очень волновал. Тело альфы чувствовало его, отзывалось на присутствие, вводя в смятение. Он потоптался немного у двери, приводя свои мысли и чувства в порядок, а затем постучал, на что ему ответили: — Войдите! — и Кристофер открыл дверь. — А, это ты! — Юнги улыбнулся и протянул руку, указав, куда присесть. — Проходи, присаживайся, — после этих слов обратился уже к омеге. — Погуляешь пока? Или иди к себе. Я займусь делами. Чимин поднялся, поклонился обоим поочерёдно и вышел. Он аккуратно прикрыл дверь и направился к себе в комнату, ведь хотелось полежать, чувствовал себя уставшим. Когда поднимался по лестнице, ему преградил дорогу омега в розовом. — С тобой хотят поговорить, иди за мной! — сказав, сразу развернулся и пошёл, не дав Чимину опомниться, как будто у него не было выбора, только как повиноваться. Феликс провёл его в противоположное крыло замка. — Подожди тут! — и оставил в очень дорого убранных покоях. Чимин разглядывал стены, оббитые белым шёлком, как и диваны, у которых ещё и инкрустированные золотом ножки и спинки были. Подушки на них лежали расшитые золотыми узорами, отчего сверкали на солнце, которое заливало всё пространство через окна под сводными арками. Мраморный пол с мелкими серыми прожилками двумя ступенями вверх уводил на следующий уровень, где стоял большой белый рояль. Омега сидел на краешке дивана, и его накрывало жуткое чувство страха, поскольку догадывался куда его привели. Но… Зачем? Чего ему ожидать? Мысли прервал вакато, пригласив войти. — Прошу, вас ожидают! — поклонился и указал рукой, куда проходить. Чимин вошёл в открытую дверь, помещение за которой являлось спальней. Там в кровати полулежал красивый беременный омега. Лицо его было бледным, он тяжело дышал. Феликс сидел сбоку, в кресле, разложив по полу свой роскошный саварм. — Здравствуйте! — поздоровался и склонился. — Здравствуй. Проходи. Как тебя зовут? — Чимин. — Не буду медлить. Скажи, Чимин, какие у тебя отношения с молодым императором Мин Юнги? — Мы любим друг друга, — еле слышно пролепетал, а во рту всё пересохло, язык прилип к небу. — У вас с ним что-то было? — уточнил незнакомец. — Ты же понимаешь, о чём я говорю? — пусть и обращался к Чимину, смотрел поверх его головы, отчего тот чувствовал себя букашкой, никчёмным недочеловеком. — Нет… — и опустил голову, уводя взгляд на свои руки, которые заламывал, выкручивая пальцы. — Ты же понимаешь, деточка, что он на тебе не женится? Ты, наверное, не в курсе, что он обязан жениться на принце Эффера? — спросил и посмотрел на Феликса. — Я тебе советую — не строй иллюзий на его счёт! На торгах, через пару дней, тебя купит какой-нибудь достойный альфа. У тебя смазливое личико, так что точно выкупят. И ты проживёшь счастливую семейную жизнь в достатке. Чимин стоял, задыхаясь от подступавших к глазам слёз и комка к горлу, кровоточившее сердце в груди кричало от боли громче любых доводов. — Ступай. Я думаю, что ты всё понял, — сказал незнакомец и застонал, поворачиваясь. — Ступай! — для усиления сказанного ещё и махнул рукой. Чимин выскочил из покоев и побежал, рыдая, по длинному коридору, вниз по лестнице, через главный холл, мимо кабинета Юнги, вверх по лестнице и опять по длинным коридорам. Вбежав в свою комнату и захлопнув дверь, сполз по ней на пол, рыдая в голос. Джину хотелось поскорее отправить этого мальчишку, что он и сделал. Ему было не до него, ведь дико болела поясница и тянуло низ живота. Боли усиливались с каждым днём и терпеть становилось всё сложнее. Настойки, принесённые лекарем, уже не помогали. Если бы не нытьё Феликса, вообще не стал бы разбираться с этим бедным ребёнком с севера. Он подумал, что пасынок просто заморочил тому голову, из-за чего его было просто жаль. У Юнги существовал долг перед Империей. Его с детства готовили к этому, и он обязан жениться на Феликсе. По-другому быть не может. Пока Джин разговаривал с Чимином, Феликс ёрзал в кресле, покусывая ногти. Его изрядно взбесил несносный альфа с севера, взбудораживший в нём всё естество, отчего закипала кровь в венах. Откровенно говоря, у омеги даже встал на него, а ведь он такого никогда не испытывал. Даже с Юнги. Мысли скакали от любовника жениха к альфе с севера. Ненависть путалась с ревностью, цеплялась за сильнейшее возбуждение и рассыпалась осколками брызг, ударяясь о скалистые берега непонимания самого себя. Как только Чимин покинул покои мужа императора, Феликс поспешил к себе в комнату, поскольку требовалось побыть одному и собраться с мыслями — как избавиться от омеги… Но альфа с севера наводил смуту в его голове. И не только. А он даже не знал его имени и что тот делал во дворце.***
Чимин, наплакавшись сидя у двери, перебрался на кровать и лёг поверх покрывала, вскоре уснув. Ему снился малыш. Маленький омега, которого он кормил грудью и который сладко причмокивал своими пухлыми губками, обхватив сосок, внимательно разглядывая папу. Тянул ручку к лицу Чимина, проталкивая ему пальчик в рот. Такое счастье накрывало Чимина при виде его крохи… …только вот кто-то, весь в чёрном, вырвал из рук Чимина малыша и исчез, растаяв перед глазами, бесследно. Холодная пустота схватила за горло, перекрыв доступ воздуха, он пытался кричать, но… —Ноа! Ноа! — метался по кровати и звал. — Ноа! — Чимин, мальчик мой, проснись! — просил Юнги, целуя и пытаясь разбудить. Он вошёл в спальню как раз, когда Чимин начал кричать, плача, и звать кого-то. Чимин открыл глаза и сказал: — Он забрал его! — цепляясь пальцами за плечи альфы. — Кого? — Ноа! Нашего малыша, нашего омежку! — Тебе просто приснился сон, Чимин… — Нет! Это наш сын! И его зовут Ноа! — Тебе просто приснился плохой сон, — ласково уговаривал альфа и гладил по спине, укладывая на себя. Чимин устроил голову у него на груди и заплакал, пытаясь вернуться в реальность, но сон был слишком похожим на явь. Он чувствовал губы малыша на своём соске. Чувствовал, как прибывало молоко в груди, чувствовал это счастье. Почувствовал и это горе от потери малыша. Слёзы текли по щекам, обильно смачивая грудь альфы. А Юнги гладил и шептал: — Это просто сон, всё хорошо, — целуя в макушку свою Птицу.***
К ужину почти никто не спустился, поэтому Хосок и Хёнджин вновь ели вдвоём. Омега уже почти не нервничал, по-доброму смотрел на альфу, а Хосок внутренне ликовал. Одна маленькая победа. Пусть и понимал, что это только начало по завоеванию гордого омеги. Тот позволил поцеловать себя всего один раз, а после держал на расстоянии. Поэтому Хосок решил предпринять следующий шаг. — Ты прогуляешься со мной по саду? Я приглашаю тебя, — сказал, не поднимая глаз от тарелки, пока разделял кусочек мяса ножом и накалывал на вилку. Ему не надо было смотреть, он чувствовал омегу. Тот даже не напрягся. — Да, конечно, — ответил Хёнджин и продолжал жевать. Когда закончили с трапезовй, Хосок поднялся первым, помог омеге встать, предложив свою руку, а второй отодвинул стул. Ладонь Хосока была горячей. От соприкосновения с ней кровь сразу же потекла по венам быстрее, сердце учащённо забилось и щёки порозовели, а губы стали пунцовыми. Но омега не убрал руку, а только крепче сомкнул пальцы, пытаясь унять нахлынувший жар. Вечер был тёплый. После жаркого дня хорошо дышалось свежестью от воды фонтанов. Везде стрекотали сверчки, запах роз усиливался, перемешиваясь с ароматами пряных трав, что тоже росли в саду. Они шли молча, вслушиваясь в звуки природы. Где-то уже пел соловей, хотя солнце только садилось, окрашивая белокаменные стены дворца предзакатными лучами в розовый цвет. Они дошли до большого центрального фонтана и присели на одну из скамеек, которые стояли по кругу. Хосок что-то достал из кармана и протянул Хёнджину. — Что это? — спросил, принимая коробочку из красного бархата. — Это тебе подарок от меня. Открой, — пояснил и посмотрел в лицо омеги. На то, как он опустил глаза на подарок. Пальцы заскользили по бархату, открывая её. — Ах, какая красота! Это мне? — уточнил, не веря своим глазам. — Давай помогу надеть, — предложил и взял из коробочки колье, усыпанное бриллиантами с жемчужными подвесками-каплями. — Повернись и подними волосы. Омега сразу выполнил сказанное. Холодный метал, приятно оплетая шею, свежестью заскользил по коже. Хосок застегнул сзади и, не удержавшись, поцеловал чуть ниже золотой цепочки. Хёнджина обдало жаром так, что вздрогнул от череды мурашек по всему телу, но подался навстречу, зажмурив глаза. Альфа оставил нежную россыпь поцелуев, спускаясь к плечу, чуть отодвинув саварм. Хёнджин издал стон, полностью отдавшись охватившему его блаженству, и прислонился спиной к Хосоку, положил голову тому на грудь, растворяясь в запахе белого ириса. А его обладатель сложил руки на животе омеги, притягивая как можно ближе к себе, уткнулся носом в шею и вдохнул сводивший с ума любимый аромат. Аромат своего истинного.***
Чимин лежал на груди Юнги. Слёзы уже высохли, но он ещё продолжал всхлипывать, думая о разговоре с беременным омегой. И о том, что Юнги не женится на нём, ведь у него есть долг перед Империей. О том, что его продадут и придётся всю жизнь провести с нелюбимым человеком. И ещё, что этот, почти реальный, сон дал ему осознание того, что у него будет ребёнок. Возможно он уже жил внутри него, и это чувство накладывало ответственность за пока неродившегося малыша. Он перестал всхлипывать, поднял голову. Вот он — его любимый! Только… Когда он успел в него влюбиться?! Разглядывая лицо альфы, внимательно изучал и запоминал все детали: волевой подбородок; эти губы, которые его так сладко целовали; эти глаза — умные и добрые; и этот шрам, что был получен из-за него. — Я хочу, чтобы ты знал. Я тебя очень сильно люблю, — прошептал, положив подбородок на грудь Юнги. Тот смотрел на него сверху вниз с замиранием сердца. Будучи такими грустными, глаза Птицы терзали его сердце. Альфа притянул Чимина повыше и накрыл солоноватые от слёз губы поцелуем. Такая сладкая и чуть солёная. Его карамель! Сердце готово было выпрыгнуть от осознания сказанных слов. Его любил его Птица. Такой нежный, такой ранимый и такой сильный одновременно. Чимин оторвался от губ, сел, не прерывая зрительного контакта, дрожавшими руками развязал саварм на Юнги, потянул за тесёмку на хакама и выпустил на волю пульсировавшую плоть альфы. Дёрнув за пояс свой саварм, перекинул ногу через бедро альфы и, приставив головку ко входу, осторожно и вместе с тем с необузданной страстью насадился с протяжным стоном. — А-а-а! — замычал от удовольствия, наполовину погружая член альфы в себя. Замер, привыкая и тяжело дыша. Юнги, обхватив его плоть, оголил ту от крайней плоти, размазал большим пальцем выступившую смазку по головке и сделал пару поступательных движений, отчего омега застонал, содрогаясь всем телом, а после запрокинул голову и потихоньку продолжил насаживаться до основания. — Аа-ах! — выстанывая, принялся медленно двигаться, сводя с ума альфу своими действиями. Звуки шлепков и стоны заполнили комнату. Юнги лежал, сжимая упругие ягодицы, любуясь красивым гибким телом омеги, разгорячённо скакавшего на нём. Саварм сполз, свисая на спине, держался только на руках, оголив красивые плечи. Запрокинув голову, омега пребывал в блаженстве. Иногда он приоткрывал глаза и смотрел на альфу поплывшим взглядом. Юнги ловил и этот взгляд, и его тяжёлое дыхание, сводившее с ума. Омега, содрогаясь всем телом, излился на живот альфы, а тот догнал его с громким рыком, заполняя изнутри, после чего притянул к себе, обнимая обеими руками и вжимая в себя, что есть силы. Уснули они, обнявшись. Переплетя руки и ноги.***
На утро следующего дня, перед завтраком, Чимин нашёл Феликса у бассейна. — Мне нужна твоя помощь, если ты хочешь избавиться от меня. — Всё, что угодно! Я сделаю всё! — ответил взволнованно тот.