Южные Острова Гайава
Тэхён сидел на широком подоконнике, согнув ноги в коленях и обняв их. Сквозь решётку большая луна заливала своим жёлтым светом всё вокруг, ложась кривыми квадратами в комнате на все предметы. Откинув голову назад и оперевшись на откос, омега следил, как по небу медленно проплывали мелкие рваные облака, создававшие причудливые узоры, и слушал шум моря, бившегося о берег. Временами на фоне луны всплывало лицо Чонгука, то заливисто смеявшегося, то так влюблённо смотревшего прямо в самую душу. Он был таким, каким его запомнил Тэхён. В голове всплывали фрагменты: — Смотри, что я тебе принёс! — Что это? — Зайчик маленький. Такой пушистый! Его мама погибла, и я его забрал… Маленький зверёк вызвал бурю эмоций в сердце. — Чимин, а как мне его назвать? — Назови его Айко, — произнёс находившийся неподалёку, в проёме шатра, Чонгук. — «Айко» значит «счастье»! Ты вон весь светишься от счастья! Альфа, казалось, тоже светился. Стоял такой красивый, в своём кожаном кетоне. Ветер колыхал его кудрявую чёлку, которая почти прикрывала глаза. О, эти глаза, эти «Ночи востока», которые свели Тэхёна с ума… — Ты — мой Айко, — шептал на самое ухо, щекоча своим дыханием, посылая россыпь мурашек по всему телу. Они тогда сидели за обеденным столом во дворце. Чонгук накрывал руку Тэхёна своей и сжимал. А тот чувствовал, как от ладони альфы разливалось тепло по всему телу. Тэхён повернулся и посмотрел на губы Чонгука, который улыбался ему. Эти руки… так и не приласкали его. Эти губы… так и не поцеловали его! И уже никогда!.. Никогда не поцелуют и не приласкают! Тэхён вытер влагу со щёк рукавом и вновь взглянул на луну, которая тонула в слезах.***
Раун открыл дверь, внося поднос с завтраком. — Тэхён, ты почему опять ничего не съел? И не ложился! — возмутился и подошёл к омеге, сидевшему по-прежнему на подоконнике и никак не реагировавшему на его приход. — Ну ты чего так себя изводишь? Надо смириться и жить дальше! Мы, омеги, не можем управлять своей жизнью. Тут как повезёт. Тебе ещё посчастливилось, ведь господин Ким Соджун хорошо обращается со своими наложниками. У него их пять на сегодняшний день, — рассказывая, попытался заглянуть в лицо Тэхёна, но тот отвернулся и уставился куда-то вдаль, сквозь решётку, потухшими глазами. — Я обучу тебя всем тонкостям в сексе, и ты станешь любимчиком господина! Если честно, ты самый красивый из наложников, — произнося это, продолжал разглядывать так и молчавшего. — И не думай о побеге. Мы на островах, за тысячи вёрст от того места, откуда тебя привезли. И спасти тебя никто не сможет, ведь Южные моря принадлежат бамуто. — Чем меня опоили? — вдруг спросил Тэхён, перебивая нескончаемый поток речи Рауна. — Это сок дерева кокотами. Действует как возбудитель и в то же время опьяняет, что позволило тебе безболезненно потерять девственность. Согласись, это лучше, чем если бы тебя жестко насиловали. Поверь мне, я-то знаю не понаслышке, — он вздохнул и подошёл ближе, погладил Тэхёна по волосам. — Пожалуйста, поешь и перестань себя изводить, ты только делаешь себе же хуже. И поспи. Вечером скорее всего поведу тебя к господину. Тэхён молча продолжил смотреть в окно.***
Двумя днями ранее. Императорский дворец Севара
Корабль по реке Сура и пришвартовался к причалу, что прилегал к дворцовой территории. — Аккуратно выносите! — командовал асигар, показывая, куда нести Чонгука. — Сопроводите шумара в императорские покои, к господину Ким Сокджину, срочно! — приказал он слугам, встречавшим их и с ужасом наблюдавших, как выносили почти бездыханное тело их молодого господина. — Наследника отнести в покои! Хосок, успешно завершивший переговоры, недавно прибыл и не застал Юнги. Чуть позже его шокировали вестью о побеге Чимина. А теперь ещё и брат… Альфа выбежал в холл, спрашивая: — Что, что с Чонгуком? — и кинулся к носилкам, на которых тот, мертвенно-бледный, лежал. — Его укусила змея. Шумар дал противоядие, но он пока в себя не пришёл! — Святые небеса, Чонгук! — с этими словами коснулся лица рукой. Раненого занесли в покои, уложили на кровать, наконец-то переодели и обтёрли тело тканью, смоченной в тёплой воде. Хосок сидел у его постели, взяв за руку, и всё время шептал: — Не вздумай оставлять меня, ты мне нужен. Ты нужен Тэхёну, возвращайся… Тебя ждёт свадьба с твоей любовью, не смей покидать его. Пылкую речь прервал пришедший слуга, доложивший, что приехал Асим, желающий его срочно видеть. Хосок спустился в кабинет отца, где его уже ждал вакато. — Я слушаю. — О, господин Чон! Тэхёна продали! — Асим упал на колени и начал рыдать, ползая в ногах Хосока. — Что значит «продали»? — Даркхамы взяли и продали, а я не доглядел. Отлучился, оставил его одного, а они его продали! — рыдал, сбивчиво докладывая, заикаясь и хлюпая носом, из-за чего Хосок толком не мог ничего понять. Наконец, разобрав всё, что сбивчиво говорил плакавший вакато, он спросил: — Кто посмел?! — и в бешенстве встал, уронив кресло с грохотом. Схватил за предплечья, начал трясти. — Говорят, его купил сам Ким Соджун, гроза Южных морей, — рыдал Асим. — Кто?! Что он делал на наших землях? Как продали? Дьявол, что происходит?! Пора разобраться с этими даркхамами! Под суд их и на казнь, за самовольство! — рвал и метал Хосок. — Они сбежали, мой господин! — причитал вакато, размазывая слёзы по лицу рукавом. Их прервал стук в дверь, после которого вошёл Селим. — Радость-то какая! Ким Сокджин родил здорового, крепкого альфу, наследника престола! — громогласно объявил он. Хосок, стремглав, перелетая через две ступени, побежал в покои императора. — Святые небеса, наконец-то радостные вести! — воскликнул и присел на край кровати, целуя Джина. — Поздравляю! — сказал радостно, рассматривая малыша, лежавшего рядом с папой, который кормил его грудью. — Вылитый отец! — и перевёл глаза на Джина. — Как ты? — Устал очень. И хочу спать, — с улыбкой ответил тот, глядя на своего маленького сына. — Родившему нужен отдых, так что прошу всех оставить покои императора, — скомандовал шумар, выпроваживая всех. — Поспи! Я приду позже, — пообещал альфа и поцеловал Джина в лоб. Сразу после спустился, чтобы поужинать. Тяжёлый день совсем Хосока измотал. В гостиной его уже ожидал Хёнджин, который сидел в кресле у камина. — Ты почему не за столом? — с вопросом подошёл к нему, взял за руку и поцеловал тыльную сторону, едва касаясь губами. — Я жду тебя, одному как-то скучно кушать! Глаза омеги засветились, хотя он тут же их спрятал под пушистыми ресницами, опустив вниз. Смущаться не перестал, каждый раз заливался румянцем и прятал глаза, если Хосок был слишком близко. — Пойдём за стол, я очень проголодался, — произнёс альфа. — И хочу провести вечер с тобой, надеюсь, ты не против. Прогуляемся по саду после ужина? — Хорошо, прогуляемся! — ответил воодушевлённо. На самом деле, Хёнджин очень скучал, пока тот отсутствовал, и с нетерпением ждал возвращения. И поэтому уже больше часа сидел в гостиной, прислушиваясь — не идет ли господин Чон. — Давай выпьем! — Хосок поднял кубок. — За рождение ещё одного наследника престола. За моего сводного брата! — Ура! Поздравляю! — Хёнджин тоже поднял кубок. Они стукнули ими и, выпив вино, приступили к трапезе. Наконец этот выматывающий день принёс радостные вести. И наконец Хосок мог любоваться своим строптивым мальчиком, который вроде даже рад был его видеть. Во всяком случае улыбка у того не сходила с лица, и он весь как-то светился. Словно от счастья. «Или мне это только кажется». Хосок, орудуя ножом и вилкой в тарелке, внимательно наблюдал за омегой, но не всегда взором, чаще на уровне ощущений.***
Западные ворота Стены Слёз
Прошло уже двое суток, как они блуждали в лабиринтах. Измотанный без сна и еды Юнги понимал, что с каждым часом надежда на то, что Чимин жив, утекала как песок сквозь пальцы. Наконец, облокотившись в одном из очередных прочёсываемых проходов на сырую стену, он почуял. Совсем слабый, каким-то дуновением потянуло, но нос ухватил знакомый запах. Карамель. — Чи-мин! — как можно громче крикнул Юнги, отчего звук покатился по лабиринту, ударяясь о стены, и потонул в тёмной бездне. Альфа притих, пытаясь понять — откуда шёл запах. И вдруг услышал едва различимый шёпот. Завернул за угол, направо, а затем налево. — Чимин! Милый мой! Омега лежал, свернувшись, и шептал, повторяя одно и тоже. «Всё бу-дет хо-ро-шо». «Всё бу-дет хо-ро-шо». Еле-еле выговаривая слова, потрескавшимися пересохшими губами, в полуобморочном состоянии, не понимая — где он и что с ним. — Птица моя! — Юнги кинулся к нему, сел на пол, укладывая к себе на колени, прижимая и покачивая. — Я нашёл тебя. Нашёл, мой любимый! Омегу вынесли из лабиринтов Стены, дали попить немного воды. Он ослаб от голода, был обезвожен. Сил не осталось даже, чтобы просто сидеть. Юнги устроил его перед собой на коне и привязал широким шарфом к груди, хоть так помогая держаться в седле. Голову омеги устроил у себя на плече. Чимин почти лежал, прикрыв глаза, пребывая где-то между жизнью и смертью. Юнги вёз самое дорогое, что было в его жизни. Он спешил во дворец, ему срочно нужен был лекарь, его Птице нужен… — Я не отдам тебя никому! Ты — мой. Птица, ты — мой! И не смей больше от меня сбегать! Я тебя никогда не отпущу! И никому не отдам. Даже смерти! — шептал альфа.***
Южные острова Гайава
— Ты так ничего и не съел! Милый мой, я же тебя просил и говорил, что вечером поведу тебя к его светлости! — Раун вошёл, неся перекинутый через руку белый саварм и свежее полотенце. Тэхён просидел целый день на подоконнике. Тело занемело, но он этого не почувствовал. Предзакатное солнце красным полукругом выглядывало из-за пальм и розовых кустов олеандра, что были в самом цвету. — Я принёс тебе сок кокотами, выпей! — сказал омега и налил из кувшина в кубок прозрачную жидкость. — Я не буду ничего пить! — ответил, не поворачиваясь, обнял свои колени и положил голову на них. — Ну и зря, себе же хуже сделаешь! Идти-то всё равно придётся. Давай-ка. Я тебя подготовлю. Слуга подошёл ближе, беря Тэхёна за локоть, пытаясь повести за собой. — И не надо меня готовить, — заявив, вырвал свою руку и отстранился. — Тебе же будет больно, ты это понимаешь? — возмущаясь из-за упорства юноши. — Пойдём, я тебя помою! — Я сам, — тихо произнёс и устало поднялся, а после, выхватив из рук Рауна полотенце, вышел во двор и направился к водопаду. Сняв с себя одежду, встал под струи прохладной воды. Как же было приятно ощущать живительную влагу после измотавшего жарой дня. Хотелось смыть с себя всю стокилограммовую грязь, прилипшую к телу, с чужой похотью липких рук и с мерзостью поцелуев. Он стоял, уперевшись лбом в стену, подставив спину под струи водопада, а в голове царила звеневшая пустота. Хотелось одного — умереть. Не чувствовать, не жить. Мысли его прервал Раун: — Ну? Ты тут долго ещё будешь? Пошли, а то его светлость гневаться начнёт! Тэхён шагнул из-под струй, и слуга сразу укутал его в полотенце, после чего повёл в дом. — Саварм надо надеть на голое тело. Советую всё-таки выпить сок. И давай-ка. Я тебя всё-таки подготовлю, — приговаривал, вытирая белую пушистую голову. Тэхён безвольно стоял, опустив руки. — Причешу тебя и подведу глаза сурьмой! — Не надо, — сказал бесцветно и убрал его руки от своего лица. — Ну всё. Пора идти, так что надевай саварм, — произнёс и помог ему. — И пояс давай завяжу… Святые небеса, до чего хорош! — восхитился и отошёл в сторону, любуясь, после, взяв его за руку, повёл в здание с большими колоннами, увитыми кампсисом. Войдя в покои, Раун выставил Тэхёна перед собой и согнулся в поклоне. — Ваша светлость, он отказался от подготовки. Я ничего не смог сделать. Его светлость лежал поперёк кровати, оперевшись на один локоть, отчего его рисунок на втором плече принял странную форму — казалось, что дракон проглотил тигра наполовину. Альфа вновь заранее обнажился — лишь бёдра были обёрнуты полотенцем. Он внимательно разглядывал свою покупку, острым тяжёлым взглядом скользя из-под ниспадавшей чёлки. Жестом — слегка мотнув головой — приказал, чтобы Раун ушёл прочь. Тэхён стоял посреди комнаты, опустив руки вдоль тела, просто смотря перед собой, в никуда. — Сними саварм! — приказал его светлость. Тэхён, так же смотря перед собой, дёрнул за пояс, и саварм упал на пол, соскользнув с плеч. Альфа встал с кровати и подошёл ближе, внимательно разглядывая каждый сантиметр плеч, острую линию подбородка, ведя подушечками пальцев, пробуя на ощупь бархатную кожу. Обошёл и, остановившись сзади, провёл по позвоночнику снизу вверх, после запуская пятерню в волосы, приподнимая их, коснулся губами впадины на затылке и втянул освежающий запах мелисы. Прижался всем телом, обхватив второй рукой омегу за живот, притянул к себе, уперевшись восставшей плотью между ног. Тэхён продолжал стоять молчаливой статуей, лишь веко дрогнуло, когда чужие губы коснулись его. — Как ты пахнешь! — восхищённо сказал альфа и отстранился, после чего, взяв за руку, повёл к кровати. — Зря ты не согласился, чтобы тебя подготовили… Ложись. Тэхён лёг на спину, покорно раздвинул ноги, согнув в коленях. Его светлость, откинув полотенце, обильно покрыл восставший член маслом, встал на колени между ног, приставил плоть и рывком вошёл, проникая сразу наполовину. Омегу пронзила резкая боль, но он, прикусив губу, смолчал. Одинокая слеза скатилась по виску, исчезнув после в волосах. Соджун остановился, давая привыкнуть скорее себе, затем продолжил, погружая член глубже. Нестерпимая боль только нарастала, каждый толчок, казалось, разрывал всё внутри. Тэхён закусил тыльную сторону кисти руки, чтобы не кричать. Не закрывая глаз, смотрел перед собой, а слёзы непроизвольно стекали мокрыми дорожками, утопая в волосах. — Закрой глаза! — приказал запыхавшийся альфа, нависая над ним. — Не смотри так. Закрой глаза, я тебе сказал! — уже кричал, вбиваясь с остервенением. — Дьявол! Не смотри так! Вдруг он, прервав всё, резко встал, подошёл к столу и вылил себе на голову целый кувшин воды, которая предназначалась для умывания. — Раун! — громко позвал он. Омега тут же вбежал, как будто стоял за дверью. — Забери его, это невыносимо! — приказал и швырнул в стену кувшин, который с металлическим звоном, ударившись, отлетел, отстукивая чечётку по каменному полу. Раун, поспешно накинув саварм на Тэхёна, вытолкал его вперёд себя, а затем закрыл за ними дверь. «Эти глаза! Это невыносимо! Смотрит в самую душу!» Вне себя от злости, запустил пятерню в мокрые волосы, больно дёрнув. Соджун тяжело дышал, пытаясь хоть как-то унять этот пылавший внутри пожар.