Императорский дворец Севара
Хосок стоял у алтаря и порядком нервничал. Неужели наступил этот день? Неужели этот строптивый северянин наконец-то станет его законным супругом? «И почему его так долго нет?» Альфа беспокойно заламывал пальцы сложенных за спиной рук и беспрестанно приподнимался на носочки, через мгновение вновь опускаясь на пятки. Гости шумно переговаривались между собой, приветствуя друг друга и делясь восторженными впечатлениями по поводу убранства и пышности свадьбы. Наконец, на другой стороне дорожки, что тянулась от дворца к алтарю, появился Юнги, который вёл под руку Хёнджина. Жених был одет в белый тончайший саварм, расшитый розовым жемчугом, и с короной, усыпанной бриллиантами, сверкавшей на солнце. Этот смущённый взгляд… Когда Юнги передал руку омеги брату, у того дрожали пальцы. Наклонившись, Хосок поднёс их к губам и коснулся тыльной стороны, после чего заглянул в глаза, который тут же были опущены в пол. — Милый, всё хорошо? — шепнул ему. — Да… — так же тихо отозвался Хёнджин. — Просто… Волнительно очень… — пояснил, мило улыбаясь и по-прежнему пряча глаза. Омегу, на самом деле, больше всего волновала предстоявшая брачная ночь. От одних мыслей всё тело начинала пробивать дрожь. Все эти полгода подготовки к свадьбе дальше поцелуев у них не заходило, ведь он боялся, а Хосок, чувствуя его страх, никогда не позволял себе большего. Весь обряд бракосочетания для Хёнджина прошёл как в тумане. В таком клубнично-розовом, как сакура, что цвела вокруг, облаке. Далее были гости, танцы и поздравления, такая весёлая круговерть, в которой он и не помнил ничего кроме мужа рядом, крепко обнимавшего за талию и целовавшего в губы с периодичностью поздравлений. Омега не помнил даже, что ел или пил. С приближением ночи волнение только нарастало. Когда гости стали понемногу разъезжаться, молодые наконец-то покинули обеденный зал и направились в покои Хосока, которые теперь становились их общими. И по лестнице, и по длинному коридору шли молча. Альфа, трепетно обнимавший Хёнджина за талию, распахнул дверь перед любимым и пропустил вперёд. Тот вошёл и встал посреди комнаты, как будто находился там впервые. Волнение захлестнуло, потому совсем растерялся, не зная — как себя вести. Хосок, медленно подойдя сзади, обнял и сомкнул руки на животе. — Ты боишься? — шепнул на ухо. — Да… очень… — Не бойся, я буду нежен. И не причиню тебе боли. Я приказал приготовить купальню, чтобы ты смог отдохнуть после напряжённого дня и расслабиться… Доверься мне, ничего не бойся. И коснулся мягко губами шеи, вдыхая аромат нарцисса и чувствуя всем телом волнение и страх омеги. — Давай снимем корону… — протянул руки и помог с украшением. — И все эти бусы и ожерелья… — справляясь с мелкими застёжками и целуя попутно пальцы Хёнджина, который тоже пытался снять драгоценности. Когда остался только красивый саварм: — Ну что, пойдём? — а после вопроса взял за руку и повёл за собой. В купальне воздух был пропитан аромамаслами, что смешивались с запахом кожи омеги. Свечи отбрасывали свои блики на воду, от которой исходил пар. Хосок, нежно касаясь и ведя тонкими пальцами по плечу, вслед за тканью падавшего на пол саварма, поцеловал выступавшие ключицы. Затем, любуясь красивым лицом Хёнджина, который прикрыл глаза в ожидании наслаждения, прикоснулся дрожавшими пальцами к щеке, поглаживая. Ресницы омеги трепетали, язык, выныривая, проходился по губам и слизывал с них вкус рук альфы. Пальцы скользили по телу вниз — по груди… по животу… оставляя за собой жемчужную россыпь мурашек. Так сладко… …смакуя предвкушение долгожданного момента. «Как же я долго ждал». — Теперь ты мой… — прошептал на ухо, обдавая горячим дыханием, дрожа всем телом от сильнейшего желания. Хёнджин шумно выдохнул и сглотнул собравшуюся от волнения слюну. Горячий язык проложил дорожку от уха по шее, спускался всё ниже и ниже, закручивая витиеватый узор вокруг соска и ниже, к паху. Хосок опустился на колени перед омегой. Пауза. Окинув взглядом снизу вверх, он проследил за реакцией, а затем пальцами оголил головку, отодвинув крайнюю плоть. Провёл языком, слизал выступившую прозрачную жидкость… Хёнджин же забыл, как дышать, наблюдая сверху за действиями своего любимого, которые сводили с ума. Кровь пульсировала в ушах, накрывая диким возбуждением. Стон наслаждения сорвался с губ. Не было сил стоять, колени затряслись от напряжения, и он запустил пальцы в волосы мужа, придвигая того ближе, теряясь в собственных ощущениях. Чувствуя, что всё-таки не удержится на ногах, отодвинул альфу и лёг на пол, прямо посреди купальни, предоставляя всего себя любимому мужчине. Хосок продолжал ласкать член, нависая над распластанным омегой, прерываясь только для того, чтобы придвинуть поближе масло и смочить в нём пальцы. Между ягодиц было мокро и горячо и без смазки. Стоило коснуться колечка мышц, как Хёнджин зажмурился и, казалось, сжался всем телом. — Не бойся… Расслабься, милый… Доверься мне… — шептал разгорячённый альфа, то проникая внутрь тонкими пальцами и продолжая ласкать член, то насаживаясь до самого основания ртом. Когда Хёнджин излился с громкими стонами себе на живот, Хосок устроился между разведённых ног и медленно ввёл член. Склонился над омегой, стоя на руках над ним и заглядывая в синие широко распахнувшиеся глаза, на дне которых плескался страх, смешанный с экстазом… Ночь любви длилась бесконечно долго. Альфа брал своего любимого, теперь уже — законного мужа, раз за разом, пока оба не обессилели и Хёнджин не уснул прямо на лежаке, положив голову на его грудь и закинув ногу на бедро. Хосок лежал, вслушивался в мерное дыхание и осознавал, что до сих пор не верил в своё счастье — обладать истинным.***
Острова Вуайо
Ночь выдалась лунная. Чонгук лежал на топчане под навесом. Он попросил, чтобы его оставили ночевать на улице, ведь в доме было слишком душно. Омега нехотя оставил подопечного одного, направившись в дом, поскольку топчан имелся всего один. В доме Чонин спал в одной комнате с ним, на разных кроватях, чтобы была возможность в любой момент помочь подняться или сходить по нужде. В последние дни Чонгук заметил, что пальцы на ногах стали немного шевелиться, из-за чего омега ликовал, танцуя вокруг коляски, где сидел альфа. А тот не верил глазам. Ощущения были совсем слабыми, и он не хотел радоваться раньше времени. Ему хотелось бы ходить, а не просто шевелить пальцами, но сердце почти выпрыгивало даже от этой маленькой победы. Поэтому теперь надо требовалось остаться одному. Чонгук наблюдал за жёлтым диском, который то и дело заволакивало нежной дымкой облаков. В какой-то момент он вспомнил, как с Тэхёном сидел возле реки, у костра, в такую же лунную ночь. Там, на севере, когда ещё только познакомились. В голове проносилось, как допытывался у омеги, кто тот и откуда, кто его родные. А в ответ получал улыбку. Ту самую, совершенно очаровательную улыбку, хотя рассказ шёл о сиротской судьбе. Белые локоны ласкал ветер, а бирюзовый взгляд светился счастьем. «Как я был счастлив тогда…» Чонгук тяжело вздохнул, закинув руки под голову, разглядывая звёздное небо. «Просто смотреть на тебя… было счастьем…» «Помнишь ли ты ещё обо мне?!» «Я бы за твою любовь отдал всё на свете! Милый мой…» «Я всё ещё дышу только ради тебя…» «Святые небеса… Как же я тебя люблю…» Он ещё долго вздыхал и ворочался, а каждый раз прикрывая глаза, видел лицо Тэхёна перед собой. «Я приду к тебе! Обязательно…» «Я приду… на своих ногах…» Альфа повернулся на бок, старательно перекладывая ноги руками, затем, подоткнув подушку, улёгся и прикрыл глаза, прошептав вслух: — Примешь ли ты меня, мой Айко?***
На утро следующего дня, ещё ни свет ни заря, альфу пришёл будить Чонин, который держал в руках кувшин с водой для умывания, стоя возле топчана с перекинутым через плечо полотенцем. — Гуки, пора вставать! На обращение альфа только отвернул голову, что-то бубня. — Эй, соня, пора вставать! — воскликнул возмущённо и, поставив кувшин на землю, потянул за одеяло. — Если ты сейчас не встанешь, я полью тебя водой! Я не шучу! Омега подождал ещё немного, глядя на то, как Чонгук и ухом не ведёт на его слова, а через пару минут зачерпнул в ладоши воды из кувшина и плеснул на лицо, отчего тот подорвался, что аж сел, да так резко, что поджал под себя ноги… …из-за этого оба опешили. «Дьявол!» Чонгук с удивлением смотрел на свои ноги, ведь не понял, как это сделал. Он по-прежнему их не чувствовал. Вроде бы не чувствовал… Но как же их тогда удалось поджать?! Омега тоже смотрел с удивлением, затем, взглянув в испуганные глаза Чонгука, сразу спохватился: — Так, сейчас сделаем тебе массаж. Давай, ложись! — и подошёл ближе. Надавил альфе на плечо и помог выпрямить ноги, чтобы тот лёг. Шокированный Чонгук повиновался безропотно. — Пойду… Схожу за мазью. А ты пока лежи. Я быстро! — сказал Чонин и засеменил в дом. Чонгук лежал, разглядывал предрассветное светлевшее небо, вслушиваясь в свои ощущения. Но ничего не изменилось, ведь по-прежнему не мог двинуть ни одной из ног. Вокруг пели птицы, проснувшиеся с первыми лучами солнца. Издали доносился гул водопада Хакато. Всё вроде было как обычно. Всё так, как уже привык за долгих четыре месяца, проведённых на острове. Но что-то незримое изменилось. Что-то изменилось…***
Северные земли Ясури
В то утро, как и всегда, Намджун отправился на охоту. Голодная и холодная зима закончилась, наконец-то наступила весна. В лесу стояли тишина и спокойствие, а он плавно продвигался, бесшумно ступая по лесным звериным тропам. Завидев оленя в паре метров, притаился за деревом, стараясь не дышать. Это была бы знатная добыча, которой им могло хватить надолго. «Только бы не промахнуться!» Намджун поправил тетиву на самодельном луке, который изготовил из подручных средств. Ведь из оружия у него остался только сёто. Рукоять меча была украшена драгоценными камнями, а достался тот ему на восемнадцатилетие от отца, как символ власти, который передают наследнику престола. И сам он собирался отдать этот сёто своему сыну. Тому, кто сел бы на трон после его смерти. А ведь их трое. Намджун, кому тот отдать, так и не решил, и неизвестно было теперь — придётся ли когда-нибудь это решать. Увидит ли он их вновь? Своих взрослых сыновей и своего любимого Джина. Альфа прислонился к дереву и поднял голову вверх, разглядывая пронзительно-голубое далёкое небо через небольшой просвет среди макушек могучих деревьев. Жгучая тоска затопила сердце, захотелось завыть на весь лес как затравленный зверь. От безысходности. Вернётся ли он когда-нибудь домой? Обнимет ли когда-нибудь свою бесконечную любовь? Своего Джина… Он сглотнул подступивший к горлу ком. «Я вернусь… Я вернусь!..» Уговаривая себя и вытирая рукавом навернувшиеся слёзы, он натянул тетиву и, с разворота прицелившись, выпустил стрелу в оленя. Тот поднял голову, перестав жевать траву, немного пошатнулся и рухнул. Стрела вошла аккурат в правый глаз. Намджун провозился с освежеванием до самого полудня. Солнце было прямо над головой, когда услышал за спиной хруст сломанной ветки, и, повернувшись, увидел всего в полутора шагах две пары глаз, уставившихся на него. Двое с ножами в руках. Один в мгновение ока бросился к нему, но поскользнулся на растёкшейся крови оленя и распластался прямо у ног. Намджун, не думая ни о чём, замахнулся. Кинжал мягко вошёл в затылок, точно между позвонков. Второй противник опешил от такого поворота, но сообразив, что надо бежать, развернулся. Только не успел сделать и двух шагов, как Намджун его настиг, запрыгнув на спину и перерезав одним взмахом глотку. «Дьявол, откуда тут люди?!» «Надо как можно скорее убираться отсюда, но сперва убрать трупы!» Намджун стоял над обезглавленным трупом, тяжело дышал и внимательным взглядом исследовал окрестности сквозь зелёную стену деревьев, вслушиваясь в каждый шорох. Через несколько минут он взвалил одного поверженного на плечо и понёс на шум бурлившей реки. Оторвав от своего саварма широкий кусок ткани, привязал к трупу увесистый камень и бросил мёртвое тело с обрыва в воду. Тоже самое проделал и со вторым. Изрядно запыхавшись, перевязал освежёванное мясо, которое, перекинув за спину, понёс домой. Усон радостно выбежал к нему навстречу и, подхватывая мясо, принялся помогать заносить добычу в дом. — О, как много мяса! Ты убил оленя! Этого нам надолго хватит, — довольно потирал руки омега. — Я сейчас пожарю, — и добавил, взглянув на альфу. — Ой, да ты весь в крови! — Олень строптивый попался, — ответил и оглядел своё одеяние. — Давай снимай. Тебе надо помыться. Принесу для тебя чистую одежду, — после этих слов Усон бросил нож, которым собирался резать мясо, и побежал в дальний угол — снимать с верёвки нательную рубаху. — Успокойся и иди жарь мясо, я сам, — сказал Намджун и забрал у омеги из рук одежду и полотенце, а затем отправился на озеро, чтобы искупаться. Когда он вернулся, на столе уже находилась большая сковорода с жаренным мясом, от которой исходил умопомрачительный запах, а Усон метался по хижине, накрывая на стол.***
Южные острова Гайава
Тэхён и Соджун спустились по трапу. Омега демонстративно проигнорировал предлагаемую мужем помощь. Подняв голову, величественно прошествовал мимо. — Святые небеса, он ещё на меня дуется! — возмущался, догоняя его, альфа. — Я тебя просил сидеть молча, но тебе надо высказать своё мнение! И я же ещё и виноват! Ты что, не понимаешь? Ты же омега! Кто тебя будет слушать?! — продолжал Соджун, который шёл чуть позади и яростно размахивал руками. — Но послушали же! — невозмутимо парировал Тэхён. — Да я готовился придушить всех! Если бы кто-то сказал единое слово, из-за тебя разразилась бы резня. Ты хоть понимаешь это?! — негодованию его светлости не было предела. Омега же молча зашёл в спальню и закрыл дверь перед самым носом мужа. — Дьявол! Дьявол! Дьявол! — Соджун хотел рвать и метать от злости. Он развернулся от двери, вознося руки к небу, прося помощи, чтобы успокоиться. — Господи, дай мне сил! — воскликнул он. После постоял ещё немного и отправился в кабинет, где его ожидал Джангар Ли. — Ты видел это?! — всё ещё возмущаясь, ворвался в комнату. Сынхо улыбался, наблюдая, как его друг негодующе размахивал руками уже полдня. — Ничего же не случилось. Всё обошлось, — ответил сынхо, сидевший в кресле, уперевшись в подлокотник и поддерживая подбородок пальцами. — А могло! Господи, я сойду с ума с этим омегой! Он неуправляемый! Почему я позволяю ему проделывать это со мной?! — и вопрошающе уставился на Джангара. — Просто ты его любишь. — Вот именно! Поэтому не должен таскать за собой на все переговоры и совещания коалиции бамуто, чёрт возьми! Ему там не место. Я только переживаю из-за этого. А он упёртый как!.. — Соджун замолчал, выпуская воздух через ноздри. — Господи, пошли мне разума не допускать его до дел. И дай мне сил, чтобы отказывать ему в этом! Джангар уже не первый раз слышал всё это от своего соратника, и теперь подобное только вызывало у него улыбку. Когда же предводитель бамуто наконец успокоился, они обсудили итоги совещания коалиции.***
К ужину Тэхён спустился такой же спокойный и с непроницаемым лицом. Его светлость пытался словить хоть один его мимолётный взгляд на себе, но омега смотрел куда угодно, но только не на мужа. Отужинав в полном молчании, они отправились в спальню. Альфа надеялся, что перед его носом не закроют опять дверь. Открыв ту сам, пропустил любимого вперёд и сразу же проскользнул вслед за ним. — Я устал и хочу прилечь. — Давай я помогу тебе переодеться, — подойдя ближе, Соджун развязал пояс на саварме. Замер было на секунду, а затем, в порыве нежности, прижал омегу к себе. — Господи, я так боюсь за тебя! Пойми меня! Я люблю тебя. И не прощу себя, если с тобой что-то случится! Там ведь почти все головорезы! А ты — нежное дитя! Тэхён молчал, положив голову ему на плечо. — Ты устал, а я тебя тут разговорами напрягаю… Пойдём в кровать, — после этих слов альфа помог мужу надеть нательную рубаху и взбил подушку. Когда тот оказался на постели, Соджун скинул свой саварм и устроился рядом, притягивая и перекладывая своего мальчика себе на грудь. Лежал, поглаживая по спине. Тэхён, удобно устроившийся, разглядывал татуировку на плече альфы, водя кончиками пальцев по контуру той части рисунка, что изображала дракона. — А что означает это тату? Такое у тебя и, чуть поменьше, у Джангара, верно? — спрашивая, поднял глаза на альфу. — Это означает принадлежность к коалиции бамуто. — А почему у тебя — на полторса, а у Джангара — только на плече? — Потому что я являюсь предводителем. Такое тату есть абсолютно у всех членов бамуто. Они разные по размеру, поскольку зависят от занимаемого в коалиции места. — А если я вступлю, мне тоже сделают такую? — Нет. Ты не вступишь. В коалиции нет омег. Милый мой мальчик, поверь, тебе это не нужно, — альфа прижал Тэхёна плотнее к себе, чувствуя округлившийся животик. — Постарайся заснуть, день был тяжёлый, — сказал и поцеловал в белые локоны на макушке. «Святые небеса, что только не взбредёт в эту чудесную голову».