Южные острова Гайава
Джангар прибыл после длительного отсутствия. Он спешно сбежал по трапу корабля, путаясь в полах кетона. Сильный ветер развевал его длинные волосы, собранные в хвост канзаси. Он скучал. Очень скучал. Он хотел хотя бы видеть его. Просто наблюдать за ним: как ест и как пьёт; как носит на руках Итая; как стоит иногда, застыв у окна, думая о чём-то своём. Такой красивый, такой родной и такой недосягаемый. Такой свободный и ничей, такой, который никогда никому больше не будет принадлежать. Особенный. Один на всём белом свете. Ступень. Две. Три. «Вот он». Джангар застал его в библиотеке. Омега стоял спиной. Выглядел так, будто мир опустился на его плечи, а он, как всегда, продолжал высоко держать голову. «О чём он думает каждый раз, когда вот так стоит у окна, вглядываясь в даль?» Альфа притих в проёме, опёршись о дверной косяк, опустив руки и положив голову на плечо, любуясь им. «Просто дышать с ним одним воздухом — это уже счастье». Услышал, что не один, обернулся. Улыбнулся. «Как он улыбается. Его особенная улыбка, принадлежащая только ему одному». — Ты давно тут стоишь? Я не слышал, как ты вошёл! — и пошёл навстречу, раскинув руки. Обнял. Запах. «О боги, как он пахнет! Мелисса». «Я готов дышать им целую вечность». — Привет! Тебя так долго не было… Как у нас обстоят дела? — произнёс всё почти на одном дыхании Тэхён. «Улыбается». «Смотрю и слов не нахожу, в горле пересохло. И ведь чувствую себя так каждый раз, когда я рядом с ним». — Привет… Всё хорошо, — наконец совладав с собой, выдавливаю. «С того дня, как увидел его впервые, моё сердце принадлежит ему». «И только ему». Ким Тэхён оставлял росчерк пера, нацарапав своё имя на сердце каждого, с кем когда-либо его сводила жизнь. — Я соскучился! Почему ты так долго отсутствовал?! Омега действительно истосковался по беседам с сынхо. Он повернулся и, взяв колокольчик тонкими пальцами, вызвал слугу: — Раун, вели подавать обед. — Как Итай, мой любимчик? — не ответив на вопросы, спросил сам Джангар. — Я хочу его увидеть! «Не завидую я тем, кто влюбится в это неземное создание. Он ведь просто копия папы». — Только уснул… Зайдёшь к нему вечером поиграть? Возле него кормилица. Пойдём-ка, ты мне всё расскажешь про наши дела! — после этих слов Тэхён первым покинул библиотеку. «Я следую за ним. Как случилось, что теперь всем заправляет он, а я беспрекословно подчиняюсь ему?» В столовой подали одно за одним блюда, заставив большой стол: мясо ягнёнка, обжаренное с молодым луком и стеблем сельдерея; молодой отварной картофель, приправленный шафраном; курицу, запечённую с финиками и овощами; фаршированный говядиной острый зелёный перец, тушёный в соусе из белого вина, арахисового масла, имбиря и чеснока. Тэхён ждал сынхо и подготовился. Он соскучился по альфе, который был его единственным близким человеком. Так что, сам лично составил меню, выбрав то, что любил Джангар. — Ну, расскажи мне: как сейчас в южных морях? Что происходит? — задав вопросы, он стал ловко орудовать вилкой, временами отрывая глаза от тарелки и одаряя своим бирюзовым взглядом сынхо. — Всё хорошо. Мы захватили корабли Месадонии, по каким-то неизвестным причинам бороздившие нашу территорию. — Сколько? — Три. — Хорошо! Сколько кораблей уже у нас на службе? — Двадцать восемь. — Мало. А что с кораблями Империи? Тэхён посмотрел на Джангара и перестал жевать, внимательно того разглядывая. — За это время в наши воды заплывало два. Я пропустил, — ответил, не поднимая глаз и всем телом чувствуя нарастающее негодование омеги. — Дьявол! Я же приказал, чтобы ни один их корабль больше не ходил через мои воды! Омега резко встал, отодвигая кресло и бросая вилку, которая со звоном полетела по каменному полу. — Джангар, я тебя просил?! — расхаживал он по столовой из стороны в сторону. — Я не думаю, что нам следует ссориться с Империей! — альфа попытался вразумить, пусть и понимал, как это было опасно. — Мы уже в ссоре! Мы не один раз уже это обсуждали! — рычал Тэхён. Затем он остановился и спокойно сказал: — Я отплываю с тобой и буду лично присутствовать на захватах. — Как же Итай? Он же очень мал ещё, и ему нужен папа! — это была последнее, чем мог надавить на благоразумие сынхо. — Итай подрос и привык к кормилице! Я отплываю с тобой, и это не обсуждается! — после этих слов сел за стол и, опустив взгляд в тарелку, продолжил трапезу. Джангар понял — спорить бесполезно. Теперь у него осталась одна задача — сохранить правителю жизнь. Находиться всегда на расстоянии вытянутой руки, на полшага впереди, и всегда быть готовым прикрыть спину.***
Северные земли Ясури
Он замёрз, а ещё больше, чем согреться, ему хотелось покушать. Плошка молока в день и рыба — только этим он и питался последний месяц. Всё молоко от козы доставалось малышу. Выходить на охоту не получалось из-за него же, поскольку нельзя было ни оставлять одного, ни брать с собой на охоту. Вот поэтому альфа опять сидел на озере и пытался поймать рыбу. Он разжёг костёр, чтобы растаял лёд, и приманивал добычу на кусочек замороженного мяса зайца, которого посчастливилось поймать в новой пещере, в которую перебрался после смерти Усона. Она располагалась ближе к озеру. Омегу Намджун похоронил прямо там, прикрыв сверху камнями. Долго сидел как в тумане возле покойного, не в силах даже пошевелиться. Ему казалось, что скоро он так сойдёт с ума… …но ребёнок требовал внимания. Тот хотел жить и просил еды, потому без передыху плакал, да так громко, что заставил отца прийти в себя. Намджуну пришлось приложить малыша ртом к соску козы, которая сама измучилась от избытка прибывшего молока и блеяла на всю пещеру, наперебой с ребёнком. Козлята отстали и потерялись в лесу. Сминая вымя, он помогал молоку течь. Малыш оказался тихим. Когда он насыщался молоком, сразу засыпал. Альфа привязывал его к своей груди, застёгивал саварм и поверх накрывал медвежьей жилеткой. Ему там было тепло, а отцу становилось спокойно. Малыш сопел, прижавшись к его сердцу. Жалел Намджун только о том, что возможность охотиться отсутствовала, пусть и спасало то, что приспособился ловить рыбу. И вот опять был клёв. Немного потеплело, ведь уже наступил март. В тот день Намджуну повезло, он словил три рыбины. — Ну всё, пойдём домой. На сегодня хватит, и так хороший улов, — теперь он всё время разговаривал с малышом. Тот стал кряхтеть, видимо пришло время и он тоже проголодался. По дороге ещё предстояло нарвать ветки деревьев и хвою для козы. Дрова для костра заготовил с утра, поэтому, как только его разожжёт, пещера наполнится теплом. Она меньше размером, чем та, где был похоронен Усон. Уходя утром, альфа завесил проём шкурой и потому в ней сохранилось тепло. Пока грелась вода на костре, он подоил козу и напоил сына молоком. Когда вода была готова, он отлил немного для того, чтобы обтереть ребёнка, а в оставшуюся, когда закипела, положил рыбу. Намджун развернул малыша, который тут же начал потягиваться, кряхтя. — Ну что, сынок, как же мы тебя назовём? Альфа, смочив кусок материи в тёплой воде, аккуратно вытирал младенцу подмышки, шейку, а тот жмурился, уворачивался, хватал своей крохотной ручкой за палец, да так цепко. — Пожалуй, я назову тебя Джоан. Ким Джоан — неплохо звучит! Правда же? — и поцеловал его ладошку. В ответ тот запустил пальчики отцу в рот. Намджун уже больше не строил иллюзий насчёт возвращения домой. Всё это стало казаться чем-то несбыточным. Вся прошлая жизнь канула куда-то в небытие. Он вспоминал о ней как о чём-то таком, что было не с ним, а с кем-то другим, с тем другим Намджуном — императором, воином, повелителем. Он теперь просто пытался выжить, изо дня в день, как загнанный зверь, борясь за пропитание в диком, жестоком мире, ежедневно сталкиваясь со всемогущей природой, спасаясь от жуткого холода. И иногда он готов был сдаться, но каждый раз его заставлял дышать малыш, который пришёл на этот свет, чтобы жить и познать все прелести жизни.***
Императорский дворец Севара
Совсем скоро, на новолуние, они должны были отправиться в поисковый поход в Северные земли Ясури. Но в тот день у них состоялся званый ужин. Чимин весь извёлся, крутясь у зеркала, ведь в этот вечер предстояло танцевать перед гостями, а главное — перед Юнги. Он не танцевал перед ним с тех самых пор, как там, будучи пленным, кружил вокруг костра, дурманя голову альфе. Он репетировал уже месяц. Для него отвели специальную комнату, установили зеркала во всю стену, и та стала танцевальным залом. Тело быстро пришло в форму, оно помнило всё. Как оказалось, Джин был обучен игре на рояле и часто музицировал на том, что стоял в императорских покоях. Но это случалось тогда, когда Намджун находился дома. Так что в последнее время он ни разу не садился за него. Но с радостью взялся аккомпанировать Чимину. Для танцев во дворец доставили ещё два инструмента: один установили в танцевальном зале, а другой в холле, где сегодня Чимин будет танцевать под аккомпанемент Джина. Однако, больше переживаний, чем насчёт танцев, у Чимина было от того, что Юнги должен отправиться в ближайшее время в поход. Расставаться, даже на время, он не был готов. Как только узнал, несколько дней назад, его стала терзать сама эта мысль об этом. — Птица, ты долго ещё будешь собираться с духом? Все ждут тебя одного. Юнги подошёл сзади и обнял со спины, заглядывая через плечо и осматривая отражение омеги в зеркале. — Ты у меня самый красивый! — он убрал рукой кудрявые пряди с шеи и коснулся губами. Чимин дёрнул плечом, сжимаясь и смеясь. — Ах, щекотно! — звонкий смех заполнил покои. — Иди уже, я скоро буду! Скажи Джину, что через пять минут. Пусть готовится, — и вытолкал альфу за дверь. А сам ещё раз осмотрел себя в зеркале, набрал в лёгкие побольше воздуха и выдохнул: — Ну всё. Пора! — и стремглав спустился по ступеням вниз, как порхающая бабочка. Джин, заметив его на лестнице, тут же заиграл вступление, а зал притих в ожидании. Юнги стоял у рояля, полностью потеряв связь с реальностью. Мысленно он порхал вместе со своей Птицей там, в танце, посреди зала. Это было ни на что не похоже. Пальчики на руках плели в такт музыке дивные узоры, сам Чимин кружил по всему помещению, унося с собой. Дивные изгибы тела соблазняли и манили, а взгляды, что он кидал на Юнги, сводили обоих с ума. Все в зале понимали, что происходившее предназначалось для одного человека — для Мин Юнги. И это было очень красиво и страстно. Чимин танцевал в тот день для него. Как только было исполнено последнее па, омега остановился в двух шагах от альфы. Тяжело дыша, он смотрел прямо в глаза молодому императору искрящимся взглядом и со вздёрнутым подбородком. Зал взорвался аплодисментами и криками «браво». Чимин согнулся в поклоне. Юнги вытащил откуда-то охапку роз и, в два шага преодолев расстояние, поцеловал протянутую Чимином руку, бросая к его ногам букет.***
Вечером, лёжа в постели, Юнги страстно целовал омегу, сминая пухлые губы, подминая всего под себя. Тот ему отвечал тем же, а после, переняв инициативу, перекатился с альфой, уложив того на спину. Чимин взобрался на него, усевшись верхом на бёдра, и принялся медленно потираться упругими ягодицами о член. Он стянул через голову ночную рубаху и скинул её на пол. Юнги провёл пальцами по плоскому животу снизу вверх, всё выше поднимаясь, к груди, а Чимин, не сдержавшись, поймал его руку, поднёс ко рту и облизал ладонь, после чего погрузил в рот на всю длину два пальца, посасывая, и прикрыл глаза от удовольствия. Альфа же свободной рукой обхватил член омеги и поступательными движениями на нём сорвал с губ любимого стоны. Юнги не выдержал — рывком притянул к себе, положив на грудь, и впивался опять в губы омеги, через мгновения нагло скользя меж них языком внутрь. «Неимоверная сладость карамельных губ твоих». — Люблю, люблю… — рычал альфа, руками приподнимая за ягодицы и приставляя свой член ко входу. Чимин же на выдохе со стоном насадился с силой до основания и застонал прямо в рот альфы, доводя того до безумия. Страсть накрывала обоих с головой. Было жарко, мокро от пота и смазки. У омеги всё чаще вырывались стоны, а рычание альфы заполняло комнату. Простыни смяли. Свечи в канделябрах откидывали блики на все стены. Через несчитанное никем количество минут Чимин излился себе и Юнги на живот, а по его ягодицам потекла сперма альфы. Вспышки перед глазами и даже на мгновение потеря сознания. «Какое же это счастье — обладать тобой!» Оба лежали и тяжело дышали. Юнги откинулся на подушки, а омега устроился у него на груди, положив голову, и ловил воздух, пытаясь прийти в себя. Наконец, усмирив дыхание, Чимин поднял голову и заглянул в глаза. Помолчал какое-то время, а после выдал: — Я поеду с тобой! Альфа сразу и не понял — о чём речь, но как только до него дошло, он перестал дышать и чуть не задохнулся от осознания затеи Птицы. — Ты спятил?! — воскликнул он и сдвинул его с себя, после чего резко встал с постели, сразу хватая и надевая саварм, затем принявшись нервно расхаживать, меряя шагами комнату. — Нет, нет, и ещё раз нет! — Я хочу увидеть отца, — парировал Чимин и сел на кровати, надувая губы. У него начала подступать истерика. — И я поеду! Ты не смеешь мне отказать в этом! — А Ноа? Ты оставишь такого маленького ребенка? — Мы возьмём его с собой, я хочу показать его отцу! — Нет. Это опасно, даже не думай! Я никогда не пойду на это! — Юнги подвязал саварм и, хлопнув дверью, покинул спальню. — Куда ты денешься? — бубнил омега, укладываясь на кровати поудобнее. — Иди проветрись. Остынь! Всё равно всё будет по-моему!***
Хёнджин лежал на груди у Хосока и рисовал на ней тонкими пальцами незамысловатые узоры. За окном только забрезжил рассвет, свечи почти догорели. Треща, одна за одной гасли, утопая в лужицах воска, капая на пол и застывая белыми пятнами. Они не спали всю ночь, а утром альфе предстояло уйти с остальными в Северные земли Ясури. Хосок гладил омегу по голове, вплетая пальцы в пышные локоны, перебирая пряди. — Я уже скучаю… — сказал Хёнджин и сложил кисти на груди альфы, опустив сверху подбородок и разглядывая лицо любимого. Тот большим пальцем касался его губ, водил им по мягкой коже. «Такие чувственные». Хёнджин прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновением, разомкнул губы и горячий язык скользнул по верхней фаланге. Хосок не выдержал того, что он увидел. Это было выше его сил. Он хотел. Он опять хотел его. Альфа подтянул омегу выше, держа ладонью за затылок, впился в эту чувственность, нежно смакуя сладость уст. Он желал запомнить эти вкус и мягкость. Запомнить эти стоны и дрожащие руки на своих плечах. И тихое «хочу». Хосок перекатился, укладывая Хёнджина на спину, и сел между его ног, в который уже раз за эту ночь, а после мягко ввёл член и стал медленно двигаться. Он отслеживал всё, что чувствовал омега. Видел, как дрогнули ресницы и синева глаз потемнела от удовольствия. Заметил прикушенную губу. Насладился стоном, который издал омега, запрокинув голову и смяв простыни в руках. Альфа кончил, содрогаясь всем телом, не сводя глаз с омеги ни на минуту. Ему мало было ощущать его. Он хотел видеть, не желая пропустить ни мгновения чувственной сладости своего любимого. Своего истинного. Рассвет был беспощаден. Вот уже лучи солнца поползли по стенам, окрашивая золотом расшитое изголовье кровати. — Пора вставать… Пора идти, — после эти слов поцеловал в плечо и поднялся. Надел хакама, сидя на краю кровати, пока Хёнджин наблюдал за ним, положив голову на вытянутую руку. — Ты лежи. Всё равно тебе нельзя выходить провожать. И не смей смотреть в окно, плохая примета. Альфа быстро надел саварм, поверх кетон, застегнул на поясе ремень с дайто и сёто. И уже на выходе, не оборачиваясь: — Я люблю тебя. Ты — часть меня, помни об этом! И закрыл за собой дверь. Хёнджин свернулся калачиком, поджимая и обхватывая руками ноги.***
В холле Хосока ожидали Юнги и Чимин, который на руках держал Ноа. Они вместе вышли из дворца. Селим помог омеге с ребёнком подняться по ступеням в рыдван и сам сел рядом. Юнги взобрался на коня. Вдруг распахнулись двери и на крыльце показался Феликс. Быстро оглядев всех в поисках знакомого силуэта, он вмиг сбежал по ступеням к всаднику, зацепился за стремя. — Я тебя буду ждать! Слышишь? Кристофер нагнулся и подхватил омегу, усадил того перед собой на коня, боком, крепко обхватил за талию, чтобы придерживать, и, принявшись целовать, шептал тому в губы: — Дождись меня, несносное создание… Я люблю тебя. Слышишь? люблю! Затем он нехотя опустил Феликса на землю. Основная колонна двинулась от дворца, присоединяясь к войскам, которые ожидали за дворцовой территорией. Феликс остался стоять на крыльце, обнимая себя за плечи. Утренний ветер раздувал розовый саварм и холодил не только тело, но и душу.***
Южные острова Гайава
Тэхён стоял на палубе. Вот уже двенадцать раз Луна показалась на небе и исчезла, а они всё дрейфовали в открытом Южном море. Тринадцатая ночь выдалась звёздной. По вечерам опускалась прохлада, хоть уже и был апрель месяц. Омега соскучился по Итаю и очень хотел домой, но долг обязывал и потому он гнал от себя тоску и гнетущие мысли. Джангар подошёл сзади, тихо ступая, и накинул на плечи свой кетон. — Шёл бы уже отдыхать, сегодня никого не будет. Горизонт, как видишь, чист. После этих слов они стояли ещё какое-то время — разглядывали звёзды и молча слушали плеск волн, бившихся о борт корабля. — Да, пожалуй, пойду… — Тэхён снял кетон и отдал сынхо. Он устало спустился по ступеням в каюту и лёг, не снимая даже сапог. Повернулся на бок и мгновенно заснул. Проснулся омега на рассвете от того, что с палубы доносился шум: топот многочисленных ног; гомон готовящихся к бою моряков; команды Джангара и капитана корабля, которые громкими приказами перебивали друг друга. Впрочем, все знали, что кому делать, и дружно выполняли приказы. Тэхён прошёл, держась за леер, на нос корабля и стал вглядываться в линию горизонта, на которой показалось два судна. — Тэхён, иди в каюту! — крикнул ему Джангар, на что омега только выше вздёрнул подбородок и направил лицо встречному ветру. — Дьявол! — с восклицанием подошёл ближе. — Я прошу тебя! Сейчас начнётся бой. Сюда идут два судна империи. Одно — торговое. Второе, сопровождающее его, — военное. Я тебя прошу! Иди в каюту. Сейчас тут начнётся месиво. Тэхён демонстративно отвернулся от него, бросив: — Дай мне лучше ещё один меч! Джангар понял, что спорить бесполезно, да и времени на это не было. — На, держи! — он протянул омеге интрепель. Судна быстро сближались. Преимущество было за южанами — эффект неожиданности и большая численность кораблей. Корабли Империи не подготавливали к возможной атаке, так как они всегда проходили эти воды беспрепятственно. Однако, скорость приближавшихся судов могла их насторожить, что и произошло. Стало слышно, что началась стремительная подготовка к бою, выкрики команд доносило встречным ветром. Триремы Южного флота были оснащены тремя рядами вёсел, которые располагались одни над другим в шахматном порядке. Каждым веслом управлял один человек, в каждом ряду по двадцать пять. Такие корабли развивали скорость до восьми узлов и выглядели очень внушительно. Южане могли бы взять корабли тараном, но тогда захватить их целыми, не повредить становилось почти невозможно. Потому оставался только один способ — брать на абордаж. А это значило вступить в рукопашный бой. Стоило противникам поравняться, как с кораблей захватчиков тут же были перекинуты абордажные крючья и «корабельные руки» — крепящиеся по обе сторон от форштевня. Зажав с двух сторон оба корабля почти одновременно, люди Джангара вступили в бой, перебравшись по тросам на вражеские судна. Шансов отбить атаку у моряков Империи не было. Джангар, чётко отдавая команды натренированной и хорошо подготовленной армии, ни на шаг не отходил от Тэхёна, который всё время стоял у руля, за спиной капитана. Два корабля Империи захватили целыми и невредимыми. Они пополнили собой флот бамуто.***
Императорский дворец Севара
Джин сидел в кабинете императора с самого утра, перебирая предоставленные счета. Днём прибыл его помощник и доложил: — Ваше величество! Два наших корабля, следовавших в Тарию, были захвачены в Южных морях Ким Тэхёном — новым предводителем бамуто, мужем погибшего Ким Соджуна. Джин вслушивался в каждое слово. Он буквально застыл, пытаясь разложить по полочкам в голове шокирующие новости…