Careful what you wish for

Однажды вечером уже после отбоя Кифар зашел к ним в спальню и велел одеваться. Всем. — И побыстрее, — взвизгнул он перекрывая взволнованный девичий гул. Рейнира почувствовала на плече холодные пальцы Коры. — Думаешь нас отправляют…работать? — Откуда мне знать, — Рейнира смахнула ее руку, ища глазами пояс из бронзовых дисков. Одно из немногих украшений, что у нее были. Вчера он был тут, лежал поверх ее узла и сегодня перед завтраком она его видела. Ее рыщущий взгляд уперся в спину Ритты. Та расслаблено мурлыкала себе под нос песенку да еще и пританцовывала, нахалка! — Эта тварь украла мой пояс, — процедила Рейнира на ухо Коре, не отрывая прищуренных глаз от рыжей взлохмаченной шевелюры. Мысленно она хватала девицу за волосы и трясла, трясла что есть мочи. Откуда в ней это вульгарное желание? Она лишь однажды видела женскую драку: на кухне Красного Замка. Тех женщин высекли и прогнали. Рейнира и помыслить не могла, что ее благородная матушка хотела когда-нибудь вцепиться кому-то в волосы. Из глубин памяти королева Эймма печально смотрела на свою дочь, остервенело сжавшую кулаки. — Возьми мой пояс-монисто, если хочешь. Вот же Кора, бескорыстная душа! Готова отдать последнее. Но Рейниру злила не потеря дешёвой безделушки, а бесстыжий поступок Ритты. Ей то этот пояс тоже не нужен, у нее весь матрас забит побрякушками: теми, что дарили ей клиенты, и теми, что она украла у покойной Силлы. Гнев воспламенил ее душу. Огонь поглотил даже страх перед неизвестностью, ждавшей их за дверями общежития. Ее трясло. Непослушные пальцы кое-как застегнули поданное Корой монисто. Она несколько раз провела по волосам непонятно откуда взявшийся в руке щеткой, вспоминая про ножик для резки фруктов, который удалось стянуть с кухни. Он здесь, под рукой, спрятан в тюфяке — ее единственное сокровище. В голове уже звучали истошные крики рыжей дряни, а перед мысленным взором плясали жестокие сцены расправы. И кровь, кровь толчками вырывалась из рваных ран, пока дыхание с хрипом покидало горло. Образы были настолько яркие что Рейнира не сразу поняла отчего голова трясется из стороны в сторону. — Эй Нира, ты чего застыла? — Кора и еще одна девушка, Меган кажется, по-очереди встряхивали ее за плечи, — очнись! — Дайте я, — щеку обожгло, а голова сильно дернулась назад. Рейнира вскрикнула от неожиданности и заморгала, уставившись на перекошенное лицо Кафира. — Ну что за идиотка… ну почему Боги вечно посылают мне скорбных разумом? Он пощелкал пальцами у нее перед глазами. — У тебя что, видения, девочка? — Нет, — процедила Рейнира сквозь зубы. Щека горела, как бы на утро синяка не было. — просто задумалась. Куда мы идем? За вопросы можно было схлопотать еще одну пощечину или поток брани, но как видно Кафир был сегодня в отличном расположении духа. — С этого дня у вас прибавится еще один урок, слышите? В конце концов вы здесь не для того чтобы петь и танцевать. Ваша основная задача — ублажать мужчин. Пора бы поучится искусству шестнадцати поз. Эта новость застряла комом в горле. Принцесса-шлюха Рейнира Таргариен, Вторая своего имени. Интересно, — думала она спускаясь по лестнице вместе с остальными девушками, — когда ее личность раскроется, будет ли она принимать клиентов там же где это делала Сейра? Или «Волшебница Ночи» добавит себе звезду, втаптывая в небытие заведение где некогда трудилась дочка Джейхериса Умиротворителя? Ее разобрал нервный смех от мысли об этом нелепом соперничестве. Сможет ли она обойти двоюродную бабку на этом поприще? Деймон видно считал, что у нее есть потенциал. Но Деймон в итоге так ничего и не узнал. «Бедный дядя, ты мог быть первым. Это мой урок тебе: иногда лучше сделать и сожалеть, чем сожалеть о том что не сделал.» Ночь стояла ясная и звездная, но не только звезды освещали сад. Вдоль дорожек, посыпанных песком, горели факелы. А на деревьях сверкали разноцветные фонарики. Из зеленых лабиринтов доносился смех, обрывки разговоров, напоминающие томное воркование голубей. В тени мелькали силуэты, иногда темноту вспарывали яркие вспышки драгоценностей, случайно поймавших отсвет от факела. По воздуху плыл армат благовоний. Женщины и мужчины порой выпархивали из на дорожку как мотыльки. С легким смехом они взметали подолами воздушных одежд золотистый песок и растворялись в ночи. Иногда попадались не столь невинные зрелища. Беспечная парочка занималась любовью, постелив на траву расписное покрывало. На женщине кроме драгоценностей и маски ничего не было. Она оседлала мужчину и скакала на нем, как на жеребце. Ее полные груди подпрыгивали, издавая сочные шлепки. Мужчина тянул к ним руки и что-то бессвязно бормотал, прихватывая ее соски, отчего женщина издавала долгий стон. Другая пара совокуплялась стоя, опершись о дерево. Девушки поневоле замедлили шаги и завороженно крутили головами. Рейнира к своему стыду обнаружила, что глазеет на целующихся и совокупляющихся людей не меньше других. Их привели во дворец, возвышающийся над садом. Это было трехэтажное квадратное здание с огромным внутреннем двором, разделенным живой изгородью на небольшие уединенные садики с беседками и фонтанами. Знаменитые сады наслаждения. К каждому примыкали роскошные покои с террасой и балконом на втором этаже. Здесь высокопоставленные гости отдыхали с лучшими девушками заведения. — Когда-нибудь и вы будете гостьями в этих садах, — говорил им Кафир, рукой обводя роскошь убранства. Здесь были кованные бронзовые светильники, зеркала из амальгамы и серебра, а на террасу вели стеклянные створчатые двери. Огромная кровать из красного дерева, под бархатным балдахином достойно смотрелась бы в королевской опочивальне. — Но пока вам здесь не место. Дав вволю насладится увиденным, Кафир захлопнул дверь у них перед носом. Они пошли по галерее, затем свернули на лестницу и поднялись на второй этаж. Рейнира оглядывала стены и потолок разрисованные картинами эротического содержания. Звуки доносившиеся со второго этажа все четче с каждым шагом оживляли их, и вот перед глазами мужчины влажно двигались внутри своих партнерш. Девушки остановились, прильнув к деревянной решетке и стали смотреть как внизу люди совокупляются друг с другом во всех мыслимых и немыслимых позах, иногда по трое и по четверо. Женщиной перед ними обладали сразу двое мужчин. На одном она сидела верхом, другой пристроился сзади. Она громко вскрикивала, ее груди качались над лицом лежащего под ней партнера. Он захватывал ладонями полные полушария и, издавая хриплые стоны, зарывался в них лицом. Второй сосредоточенно сопел позади, то сминая, то приподнимая и разводя ягодицы девушки. Рейнира жадно ловила каждое движение, вцепившись пальцами в решетку до побелевших костяшек. Неужели ей правда нравится? Это так унизительно… и больно должно быть. Они же разорвут ее изнутри! Но как объяснить тяжесть внизу живота, пульсирующую истому между ног? Боги, неужели ей это нравится? Влаги там стало так много, что она потекла по ногам. Откуда это ощущение пустоты внутри которою нужно немедленно заполнить. Она хотела, нет, не оказаться на месте той девушки, но почувствовать каково ей сейчас. На мгновение поменяться с ней телами. Были здесь и другие: женщина поверх мужчины прижалась промежностью к его лицу, а сама в это время ласкает ртом его вздыбленный член. Он огромный. А она захватывает его почти целиком, водя губами верх вниз. Иногда она дает себе передышку, не прекращая постанывать от действий любовника у себя между ног. В свете масляных ламп член блестит от ее слюны, красная набухшая головка переливается, сочась влагой. Рейнира ловит себя на том, что просовывает кончик языка между решеткой, желая попробовать на вкус. Она уже не стыдится своего желания. Это похоже на то что она видела в борделе с Деймоном, но теперь все по-другому. Теперь она по-настоящему видит этих людей. Она сама другая. Уже не наивная, невинная девочка. Девушкам рядом тоже передалось желание, жар, почти болезненное напряжение, созвучное ее собственному. Чья-то рука коснулась ее бедра: Коры, Заиры или еще кого-то их них. Она отозвалась на прикосновение, безотчетно ластясь к чужой ладони. Одной рукой она продолжала хвататься за решетку, другую сжала между внутренними бедрами. Лоно ныло, пульсировало, желая принять в себя твердую мужскую плоть. Рейнира терла себя рукой через платье, пока узел между ног не сжался тугим жгутом и не развязался, хлестнув по бедрам истомной волной. С губ сорвалось тихое «ахх» и она стала медленно оседать, цепляясь за решетку негнущимися пальцами. Это стало ежедневным ритуалом. День начинался с уборки, а заканчивался в борделе. Стоны и крики совокупляющихся людей еще звучали в ушах, когда они возвращались в свои комнаты, а сцены секса, безумные, но такие манящие стояли перед глазами не давая уснуть. Ночи стали неспокойными. Темнота наполнилась возней, влажными звуками поцелуев или менее невинных ласк. Две тени сливались в одно целое, куда не посмотри. Рейнира часами вертелась не находя покоя. Уже привычная холстина тюфяка колола и терла кожу, ставшую невероятно чувствительной. Груди наливались и побаливали, хотя до лунной крови было еще далеко. Однажды и к ней скользнула тень. Кора потерлась носом о ее плечо, положила руку на грудь и сжала сосок, исторгнув у Рейниры короткий всхлип. — Ты такая горячая..... у тебя жар, да? — ладонь Коры прошлась по животу и скользнула между ног, — ты как огонь, — прерывистое дыхание щекотало кожу на шее. Рейнира замотала головой, желая стряхнуть это дыхание, эти неправильные губы у себя на шее, на груди. Ей нужны другие руки. Большие, надежные, умелые, другие губы, жадные, горячие, проникающий в ее рот острый требовательный язык. Ей нужен запах дракона, вязь шрамов под пальцами… Пекло! Ей нужен тот, кто где-то за тысячу лиг отсюда ласкает влажные щелки продажных женщин в других садах наслаждения. — Еще! — грудь вздымалась под хлопковой простыней, а бедра разошлись в сторону, давая свободу губам и языку Коры. Рейнира зажмурилась, представляя как дядя целует ее, как его плоть распирает ее изнутри, как его семя изливается ей на лицо, на грудь, как вязкие белесые капли стекают по подбородку… Последняя стыдливость ушла и она больше не сдерживала стоны. Ей вторили другие. Ночь расцвела красками удовольствия. Стоит ли говорить, что по утрам они ходили вялые как сомнамбулы. У Кафира происходящее вызывало непонятную радость. Он даже стал если не добрее, то снисходительнее. Себя он называл подручным лиссийской богини любви. У нее было множество имен и ни одно нельзя было произносить в слух иначе богиня рассердится и лишит своего покровительства. Этого лиссинийцы боялись больше всего. У нее был свой культ, но в чем он состоит знали лишь посвященные. — И вы узнаете, когда пройдете Путь Семи Вздохов, — говорил Кафир, делая таинственный вид. Рейнира не знала, благоволит ли к ней многоликая богиня или наоборот наказывает. Уж очень отзывчивым было ее тело. Из всех испытаний выпавших на ее долю, включая побои и плаванье на пиратском корабле, это было самое тяжелое. Они ломали ее, играя на слабостях плоти, превращая в животное. Она все время думала о Сейре. Может и с ней произошло то же самое, пока ее отец и мать были слепы. Надо признаться раньше она думала об опальной принцессе с презрением. Но теперь она представлялась ей трагической фигурой. Недостойная дочь, отчаянно жаждущая внимания матери и отцовской любви. Рейнира, точно тонкое деревце в бурю, сгибалась под порывами штормового ветра. Боги не дайте мне упасть! Хафиз-бато явилась к ним между уроками танцев и музицированием. Следом вошел высокий смуглокожий мужчина одетый в песочные шелковые шаровары и красную безрукавку нараспашку, демонстрирующую мускулистый поджарый торс. «Похоже дорниец» — глаза мужчины, черные как и блестящие до плеч волосы, останавливались поочередно на каждой из девушек. Некоторых он оглядывал мельком, других изучал подольше. Когда его цепкий взгляд добрался до Рейниры, она не опустила глаз. Эта дуэль продолжалась всего пару мгновений. Уголок его губ дернулся вверх и он отвернулся. А Рейнира все еще ощущала напряжение, натянутость в каждой мышце и легкое покалывание в пальцах. Она оглянулась на других девушек, все смотрели с любопытством, кое-кто с вожделением. А Хафиз–бато молчала. Уж как-то чересчур торжественно, видимо смакуя эффект. Наконец, когда молчаливое представление закончилось, она перешла к словам. — Это Илларио Фаис, он будет учить вас искусству шестнадцати поз удовольствия. Илларио будет забирать по одной каждый день на несколько часов. Будьте послушны и открыты новым знанием и эти уроки доставят вам незабываемое блаженство. Хафиз томно хихикнула, ее обвисшие тяжелые груди в низком вырезе покачнулись. «Похоже сама на досуге берет у него уроки, а может наоборот — дает, судя по тому, сколько зим она видела.» Илларио погладил гладковыбритый подбородок. Кольца на его длинных пальцах заиграли солнце. У него было лицо человека выбирающего какое бы блюдо первым попробовать. Наконец он решительно вздохнул и вытянул вперед палец. — Сегодня твоя очередь, Нира. — отчеканила Хафиз, сопровождая слова щелчком неизменного веера.