***
Руны на скрижали сияли золотым светом, двигались, пытаясь сложиться в короткие слова. Пророк с закрытыми глазами непроизвольно водила перьевой ручкой по бумаге. Голоса на задворках сознания нашёптывали ей что-то на енохианском языке, что-то, что Эстель на подсознательном уровне потихоньку разбирала. И вот голоса стихли. Девушка широко распахнула глаза и опустила взгляд в тетрадь. И ахнула: к написанному ранее микроскопическому текстику добавилось всего одно новое слово — «камень». Тогда её и постигло самое жесточайшее разочарование: время и силы опять были потрачены впустую. Нет, Эстель и не рассчитывала, что получит объем дипломной работы, но чтобы вообще одно слово… Уставшая пророк потёрла опухшие глаза кулачками, белки которых от перенапряжения покраснели и налились кровью, и пробормотала: — Хватит. Пока больше не могу. Надо проветриться. Она с трудом поднялась на ноги и нетвёрдой походкой направилась к выходу из спальни.***
— Тебе не позволено ходить по Раю самой. А сопровождающих тебе ещё не назначили. Эстель остолбенела на месте, открыв рот. И как ей было реагировать на двух суровых ангелов, перекрывших выход? Прошла она по украшенным искусственными цветами коридорам беспрепятственно. Придворная стража только недовольно, а то и с каким-то отвращением, поглядывала на неё, но не останавливала. Но когда уже добралась до центральных дверей, тут-то сюрприз и получила. — А ты, толстый и полулысый, не охренел?! — выдала первое, что пришло ей в голову, пророк. — Чего раскомандовался как король Людовик? Она играла — рисковала, но чувствовала, что в сложившемся положении лучшая защита для неё — нападение. Хотя разум, беря верх над эмоциями, предупреждал, что ангелы могли её попросту прикончить. Здесь и сейчас. И не дать ей даже помолиться перед смертью. Но если Эстель уже завелась, её сложно было остановить — слишком инфантильная, слишком неуравновешенная, слишком эмоциональная, а порой и откровенно глупая, не умеющая просчитывать последствия. Она была врагом самой себе. — Не забывайся, с кем говоришь, — встрял в диалог второй ангел — чернокожий, и лицо его исказила гримаса брезгливого презрения. — Ты всего лишь жалкий человечишка, — отрезал он и скривился, будто съел килограмм лимонов. — Макакам вообще слово не давали, — парировала Эстель. — Иди лучше чайные листья на плантациях собирай. — Отправляйся к себе, пророк, и не смей выходить без разрешения. Или у тебя девять жизней? — А если не вернусь, что вы сделаете? Михаилу нажалуетесь? Дерзайте. Но что-то мне подсказывает, что в этом неравном бою, между мной — Белоснежкой и вами — гномами-переростками, он выберет меня. У ангелов исчезла последняя капля терпения. И в руках первого появился ангельский клинок. Увидев оружие, Эстель оцепенела от ужаса и вмиг позабыла, как дерзить. И лишь появление Гавриила, который шёл на доклад к архистратигу, спасло её от возможной печальной участи. Стражники, как и Михаил, шуток не понимали. — Что за кипиш, а драки нет? — весело спросил он и поочерёдно обвёл взглядом стражников. — Чего развизжался, Захария, как девственница под генералом? А ты, Уриил? — Д-девчонка… — рассеяно ответил Уриил, судорожно сглотнув ком в горле, — Гавриил считался самым непредсказуемым из трёх архангелов и лично на него наводил страха больше, чем Рафаил. Никто не знал, чего от Гавриила можно было ожидать. Захария же вытянулся по стойке смирно и отдал честь. — Да вот пророк у нас наглая, — отчеканил он. — На прогулку хочет. Но без сопровождения ей гулять запрещено. А вообще я бы вместо прогулки бросил бы её в темницу райскую. Пусть бы Тадеус подпортил это смазливое личико. — Пытками, — кое-как справившись с дрожью, поддакнул Уриил. — Верно, брат, пытками. — Закрой рот, Захария. Бесишь! И вообще знай своё место, — фыркнул Гавриил, на что серафим в притворном изумлении округлил глаза — с ним так никто ещё не говорил. — Но если Михаил ввёл такое правило… Хорошо. Считайте, что у дамочки есть сопровождающий. И это — я, — архангел переключил своё внимание на молчавшую всё это время Эстель и молвил: — Мадемуазель, разрешите представиться — Гавриил. С этими словами он проворно поцеловал руку девушки. Она ответила на этот жест лёгким наклонением головы и выдала: — Ещё один архангел. — Виноват. — Эстель. — Я знаю. Ну что, а теперь прогуляемся?***
— Знаешь, почему я ненавижу цирк? — поинтересовалась Эстель, когда они с Гавриилом дошли до берега Эдемского моря. Небо было серым и унылым, однако дождь всё не начинался. — Раз уж мы, сами того не поняв, затронули тему клоунов-шарлатанов и обманывающих людей Трикстеров, то вот тебе мои объяснения. Архангел забрался на валун, о который бились большие волны, разбрасывая клочья белой пены, и с нескрываемым любопытством спросил: — Почему же? Эстель, не снимая платья, которое было у неё единственным, села на мокрую и холодную гальку рядом с Гавриилом и стала наблюдать, как ветер гнал волны, и как они набегали одна на другую. — По двум причинам, — объяснила она, — там медведицы бегают в платьях, а медведи, в полосатых штанах и косоворотках. Это больше похоже на насмешку над сильным зверем. А как дрессировщики над львами издеваются? А львы, между прочим, цари зверей! — Принимается. А какая же вторая причина? — Мне жалко зверей: от могучих тигров, бессильно бьющих хвостами, до последнего попугая. Потому что все они — пленники, хоть и называются артистами, — девушка задумчиво бросила морской камешек в воду и добавила: — Ну и само собой фокусники. Этим полудуркам обвести вокруг пальца наивных зрителей как конфету сожрать — нехер делать. Гавриил неожиданно захохотал. — О, да, фокусники ещё те придурки. Сеют хаос и раздоры так же легко, как дышат. Уж я-то их отлично знаю, — его янтарного цвета глаза таинственно блеснули, и он создал прямо из воздуха синюю розу на длинной ножке. — Любительский фокус-покус. В честь нашего знакомства. Он вручил розу Эстель и только хотел продолжить увлекательно рассказывать о повадках Трикстеров и их поведении, как услышал шелест крыльев за спиной. — Гавриил, там Мишаня тебя зовёт. И у Самандриила проблемы. Сказал тебе сообщить. Такой знакомый французский акцент. Едва не подпрыгнув от неожиданности, Эстель резко повернулась на голос и устремила ошарашенный взгляд на Бальтазара. Цветок выпал из её рук в воду, а шок сковал все её конечности, не давая шанса даже похлопать ресницами. Бальтазар же, скрестив руки у груди, насмешливо ухмылялся. Архангел соскочил с валуна и по-джентльменски подал девушке руку, помогая подняться со скользкой гальки. На несколько мгновений в воздухе воцарилось тягостное молчание, — слишком уж этих троих изумила встреча. Только крики чаек и шум прибоя нарушали тишину. А потом Гавриил, посмотрев поочерёдно сначала на Эстель, затем на Бальтазара, вдруг сказал: — Ладно, ребятки, вы тут поболтайте, а я слетаю к братцу. Только это, мой верный друг и товарищ, не забудь про построение. Чтобы без опозданий. И как закончите — проводи Эстель до резиденции. Ей нельзя одной гулять по Раю. Архангел многозначительно поиграл бровями и, щёлкнув пальцами, перенёсся во дворец. Пришла пора Бальтазару и Эстель, наконец-то, объясниться.