Ты не знаешь, что это значит для меня

– Скажи, Эд. Если бы вдруг оказалось, что всё это может закончиться в любой момент, что бы ты сделал? – Всё возможное, чтобы это только не кончалось. – А если бы ты не мог такого позволить? – Почему не мог? Я глотаю таблетки под свою личную ответственность. Я врежу только себе. – А если бы это могло навредить мне? – Но ты же мёртв. – А если бы это могло навредить мне? – Если бы это могло навредить тебе, я бы не стал подвергать тебя риску. Я бы мучился в одиночестве. – Потому что любовь подразумевает жертвы. – Да, Освальд. Потому что любовь подразумевает жертвы. Пингвин медленно и тяжело вздохнул, утыкаясь носом в ключицы Эда. "Когда ты выздоровеешь, что всё это будет значить для тебя?" – Я рад, что ты рядом. Без тебя я не чувствую себя собой. Только ты мог понять и принять меня, Освальд. Ты дополнял меня, а я – тебя. Мы как будто были созданы друг для друга. "Как мне после таких слов продолжать делать вид, что мы только друзья?" Гертруда говорила ему в детстве, что любовь – прекрасное чувство, которое возвышает, от которого тебе кажется, будто бабочки порхают в животе. Что любовь делает тебя счастливым. Разве это похоже на счастье? Освальд чувствовал себя подло, пользуясь возможностью обнять сейчас того, кого любит. Да и какие бабочки в животе? Скорее уж змеи, кусающие его сердце по очереди. И он сам такая же змея, не желающая выпускать из объятий добычу. Змея, греющаяся в объятиях больного. – Ты всё ещё любишь меня, Освальд? "Если бы ты только знал, что сейчас происходит со мной…" – Да, Эд. Да. – Пингвин поднял на него взгляд светло-зелëных глаз, наполненных пронзительной тоской. – Я всё ещё люблю тебя. – О чём я только думаю? Спрашивать о таком у собственного воображения… – Эд невесело усмехнулся, отведя взгляд. Наступила тишина, в которой каждый мрачно задумался о своём. – Ты был прав. Я дурак, Освальд. Я всё уничтожил. *** Освальд разглядывал спящего Нигму, сидя в кресле у кровати. Эд спал беспокойно, часто ворочался; пернатый то и дело проверял его лоб, чтобы в случае чего сразу дать таблетки. В его глазах живо стояла картина с зубчатым ножом, упирающимся в шрам. В тот момент он даже не вспомнил о статуэтке на тумбе. Не искал возможности как-то ответить на угрозу угрозой. Эдвард делал его безоружным, хотя будь на его месте кто-либо другой – этот кто-то умер бы, забитый насмерть Пингвином. Зубчатый нож всё блестел и блестел то в руке Нигмы, то у живота Освальда. Скругленный наконечник вдавливался в розоватый гладкий островок шрама посреди бледной аристократической кожи. Это ещё не было больно, но вызывало волны ужаса, догонявшие одна другую и захлёстывавшие Освальда так, что он не мог сделать и глотка воздуха. В этом холодном шторме тело не слушалось его, и он тонул, тонул, тонул. Пока его не схватила горячая рука, вытянувшая его из тисков кошмара. Что происходит с пингвинами? Они погружаются в воду. Но они обязательно выныривают, чтобы вдохнуть полными лëгкими воздух. Освальд снова задышал и распахнул веки. Даже в полутьме было видно, что в его светлых глазах как будто застыла вода с Готэмского причала. Нигма схватил уже обе его холодные руки, чтобы согреть их в своих горячих. Иллюзия выглядела едва живой; казалось, ещё немного, и она вновь покроется тиной и ручейками речной воды. – Не вздумай снова умирать, – отчасти прошептал, отчасти прошипел Нигма, чувствуя, как беспокойство грозится накрыть его с головой подобно лавине. Холодные кисти Пингвина приподнялись, но не смогли ничего сделать, потому что Эдвард вцепился в них мёртвой хваткой. Призрак взволнованно взглянул на него и, помедлив, приподнялся с кресла. Дрожащими руками он опёрся о руки Эда, приблизился к нему и коснулся губами лба. Не этого ожидал Загадочник. Не совсем этого. – Эдди, тебе нужно выпить ещё таблетки, – прорезал тишину негромкий голос галлюцинации. Он был прав. Действие тех таблеток подходило к концу, вот иллюзия и слабела. Поэтому Эдвард решительно взял по одной таблетке из каждой баночки и наскоро запил их водой. Но тревога не могла отпустить его сиюминутно, поэтому он вновь потрогал руку Пингвина. – Ты очень холодный и дрожишь. Меня пугает это. – Всё в порядке, Эдди. Ты же знаешь, у меня что-то с температурой тела. – Плохая терморегуляция. – Да, вроде того. Извини, я в этом не разбираюсь. – Не смей исчезать. – Я не исчезну, обещаю тебе. Да и ты принял новую порцию таблеток. Нужно только дождаться более сильного эффекта. – Я не хочу ждать. Не могу. Я... Я должен что-то сделать, я так чувствую. Я не могу это объяснить, и меня это очень раздражает. Я всегда знаю, почему и что я собираюсь делать, но сейчас я беспричинно испытываю потребность сделать хоть что-то от меня зависящее. Немедленно. Я хочу контролировать ситуацию. В этом мало логики, но сейчас я просто не могу иначе. – Тебе правда не о чем волноваться, мне стало теплее, пока ты грел мои руки, Эдвард. Точно, как он раньше не догадался? Он потянул руку Освальда на себя. Воображаемый Пингвин почти не колеблясь последовал за ним и, наконец прочитав его мысли, лёг рядом. Утопленник крепко обнял Эдварда и прильнул щекой к его груди. От него даже исходил лёгкий запах духов, которыми он пользовался до того как умереть. Нигма обнял его в ответ и для пущей уверенности провёл ладонями по всей спине иллюзии: Освальд, пусть и дрожит, сейчас здесь. Всё в порядке. Он расслабленно выдохнул, чувствуя, как вместе с воздухом его лёгкие покидает тревога. – Так теплее? – Да… Он сделал это только для того, чтобы его личная галлюцинация не стала слабее и не исчезла. Ни для чего больше. Потому что если есть что-то большее, то появятся загадки, на которые не хочется знать ответ. *** Освальд проснулся оттого, что лучи солнца били ему прямо в закрытые веки. Он был бы рад поспать ещё – настолько тепло и комфортно ему сейчас было. Но нужно проверить, как там Нигма. Раз солнце уже высоко, то прошло достаточно времени, и у него должен был снова случиться жар. Он потянулся, почувствовал на своём боку необычную тяжесть и замер. Теперь он стал припоминать, что ночью лёг с Эдом, чтобы унять его тревогу до того, как тот предпримет что-то опасное. Только для этого? Скажи он так, это было бы лукавством. Освальд не смог удержать себя от этого поступка. Как и от тонкого намёка на способ отогреться. Он получил ровно то, чего хотел. Грязно? Пожалуй. Может, у мамы в животе порхали бабочки, но у Освальда копошатся змеи. И им сейчас тепло. Пингвин повернулся к спящему Эдварду и притронулся к его лбу. Температура… Обычная. Он знал, что это в любом случае произошло бы, рано или поздно, но в этот момент всё равно почувствовал, что внутри что-то рухнуло. Наверное, это разбилась слабая надежда на что-то с Эдди. Он крепко прижался к руке друга, чтобы напоследок хоть немного продлить эту рушащуюся иллюзию, и осторожно вылез из объятий. Нужно подготовиться во всех смыслах. *** Впервые за последние несколько дней он проснулся с лëгкой головой. Нет, его когнитивные способности всё это время работали хорошо, и потому бояться повторного периода отупления не было нужды. Но все эти несколько дней Загадочник чувствовал, будто его мозг в невидимых тисках, сдавливавших его голову и мучивших его кошмарами. Хотя, такие ли уж страшные они были? Нигма оглядел комнату. Пингвина здесь не было. Таблеток тоже. Очевидно, он провалялся в бреду несколько суток. Но лоб сейчас был нормальной температуры, а телу постепенно возвращались сила и энергия. В дверь постучались; зашёл Освальд. Он выглядел совершенно живым и здоровым, не имеющим ничего общего с галлюцинациями Эда. – Здравствуй, мой друг, – со свойственной ему торжественностью произнёс Освальд, садясь в кресло у кровати. – Как твоë самочувствие? – Значительно лучше, чем за последние несколько дней, – отозвался Эдвард и задумался. Он помнит эти дни сквозь призму своего бреда, но как это было на самом деле? – Я очень рад это слышать, – улыбнулся пернатый. – Каким я был в это время? – Ну… Ты был обычным больным, которому нужен был уход. Мы с Ольгой заботились о тебе, и вот, ты снова с нами. – Не было ли в моём поведении чего-то странного? Пингвин замотал головой. – Нет, что ты. Ты просто лежал в бреду. С кем не бывает? Уверен, ты делал всё то же самое, когда болел я. – Да. Да, верно. – Ведь для этого и нужны друзья, не так ли? – Всë так, – задумчиво ответил Эдвард. "Он совершенно не такой как в моëм бреду. И не выглядит так, будто участвовал во всём, что со мной было. Стало быть, всё происходило только у меня в голове, а внешне я казался обычным больным". Загадочник поднялся с постели; следом за ним встал и Пингвин. – С выздоровлением, дружище, – сказал пернатый, раскрывая руки для объятий. Эдвард обнял его и уловил знакомый запах парфюма с нотками сандала, цитрусов и чего-то цветочно-сладкого. Освальд привычно задержался у его плеча, отчего Нигме вспомнилось кое-что похожее. Верно: ночью галлюцинация поцеловала его надплечье. "То была игра моего воображения или..?" – Я скажу Ольге накрыть на стол, – блеснул светлыми глазами Пингвин. – Конечно. Я приведу себя в порядок и спущусь.