Обнаженное оружие

Закатное солнце погружает морское побережье в приятный алый полумрак. Его объятия — давно позабытая роскошь, но здесь и сейчас ощущаются такими обыденными, будто не было этих двух лет. Хочется разозлиться на самого себя, но осознания нет, потому он продолжает существовать персонажем собственного сна. Сна о том, как его старший брат после очередной деловой поездки появляется перед ним живой. Эти объятия слишком тёплые, слишком безопасные. Че чувствует слезы облегчения, стекающие по его щекам, чувствует, как напрягается лицо там, за пеленой. Сон не выпускает его, плотно удерживая в этих душащих путах. Вырвавшись, он несколько раз моргает, пытаясь прийти в себя. Рука находит звонящий телефон, избавивший его от мучений. Резко чувствуются сразу все части тела, которым не повезло быть отдавленными Макао, спящим на нем головой. — Ало, — сонным голосом произносит он, подавляя зевок. — Доброе утро, выпускник, — настолько бодро, что Че зависть берет, отвечает на том конце Вик. — Не могу разделить твоего оптимизма в характеристиках, но утро точно, — говорит он, почти не хмуро. Утро точно стало лучше, чем было пару минут назад от звучания любимого голоса, но обычно первые часа полтора после пробуждения Порче отводит на ненависть к миру. Особенно после такого. — Такой злюка, — умиление в голосе Вика звучит как-то неорганично, однако Че проникается, а улыбка трогает губы, прогоняя печальные мысли прочь. Лучшее во снах то, что если не цепляться за них — они растворяются в памяти так, будто их и не было. Хотя с этим правило перестало работать с самого начала. Он частый гость в этих грёзах, появившихся впервые спустя полгода после похорон Пана. Видимо, так его травмированный утратой мозг пытается примирить его с реальностью, внушив, что брат просто надолго уехал. — Звоню сказать, что заеду за тобой через час, успеешь собраться? — Порче делает мысленную заметку проверить, что он вчера отвечал Вику в три часа ночи, когда буквы пытались от него сбежать. — Да, конечно, — с преувеличенной бодростью говорит Че. — Тогда до встречи, — не дожидаясь ответа, Вик вешает трубку. Потянувшись всем телом, Порче тревожит мирно спящего Макао. — Время? — деловито спрашивает тот, усаживаясь и примеряясь, как бы вытащить ноги из-под Танкхуна. Если времени достаточно, пусть поспит ещё. — Десять, — Че слепо листает телефон, находя вчерашнюю переписку, на удивление вполне приличную. Зря боялся, всего три буквы не там, где надо. — Я первый в душ, не против? — уточняет Макао, успешно справившийся с подменой ног подушкой. — Давай, займусь завтраком, — кивает Порче, нашаривая на полу тапки и устремляясь в сторону кухни. Это далеко не первое их утро вместе, и схема почти отточена до идеала. Чтобы не разбудить счастливчика, которому сегодня выпала честь отоспаться и прогнать остатки тоскливых мыслей, Че надевает наушники. Громкость такая, что он иногда переживает, не придётся ли в старости использовать слуховой аппарат, но только максимальная перекрикивает внутренний голос и отвлекает. Наблюдать за спящим — дурной тон. Макао позволяет себе эту маленькую слабость, сидя на диване рядом с Кхуном и вытирая мокрую голову полотенцем. Очарованный, он проводит рукой по лицу парня, убирая с него спутанную прядь. Стоит глазам напротив открыться, он отдёргивает руку, словно ошпаренный, возвращаясь к полотенцу. — Уже пора? — сонно уточняет Танкхун, потягиваясь во все стороны. — Ага, можешь помыться, пока Че готовит. Когда все заканчивают с водными процедурами, Порче уже накрывает на стол, расставляя каждому по тарелке с яичницей и сосисками. Аромат свежесваренного кофе обволакивает каждый уголок просторной кухни, наполняя утро уютом. — Что бы мы делали без нашей хозяюшки, — замечает Макао, стоящий у кофеварки и разливающий напиток по кружкам. Сегодня им нужно нечто покрепче, после четырёх часов сна, но выбирать не приходится. — Тебе обязательно быть противным? — уточняет Че, наблюдая с занятого стула, как Кхун усаживается за стол. — Съедим всё без тебя, — произносит Танкхун, заводя вилку в тарелку Макао. — Только попробуй, — ругается парень в ответ, в несколько шагов преодолевая расстояние до стола и накрывая тарелку руками. По кухне разносится смех, а недовольный Макао шипит: — Придурки. Вот солью в ютуб видео, как вы вчера в стену пялились, будете знать. — Какое ещё видео? — уточняет Че, пытаясь выудить из памяти этот момент. Память остаётся слепа к его воззваниям. — Это, — Макао ставит три кружки на стол и, пока парни разбирают бодрящую гадость, выуживает из джинсов телефон. — Бля, — протяжно выдаёт Порче на видео. Действий минимум, стоят они с Танкхуном в ванной комнате, смотрят в плитку на стене. — Ахуеть, — поддерживает его речь Танкхун. — Просто то, что наш мозг на это вообще способен это очень интересно, — продолжает разглагольствовать Порче. По плитке перебегают рисунки, объединённые сюжетом, кажется, что-то похожее на наскальную живопись с древней охотой. — Я правильно понимаю, что ты притащил нас сюда, чтобы мы смотрели на чёртову плитку? — пять утра, Макао уже час как отпустило, видимо, сказывается разность комплекций или метаболизма, кто его знает. — Ну это же интересно, — уговаривает его Порче, и видео обрывается. — Удали немедленно, — тычет в него вилкой Танкхун. — Ещё чего! Подожду, пока кто-нибудь из вас станет знаменитым, и буду продавать прессе за бешеные деньги, — ухмыляется Макао. — И ты ещё называешь себя нашим другом, — с картинным вздохом произносит Че. Не отвлекаясь больше от поедания пищи, он расправляется с ней первым. — Посуду убрать не забудьте, — бросает он парням, уходя в душ. Сегодня он хочет выглядеть идеально, потому после наскоро совершенных водных процедур, Че достаёт из шкафчика мусс для укладки. Кудрявые волосы — его лично проклятие, жить с которым приходилось учиться достаточно долгое время. Обычно он не заморачивается, просто разделяя руками пряди и оставляя художественный беспорядок, но сейчас он уделяет этому должное внимание, сначала подсушивая влагу полотенцем, а после нанося прямо на влажные волосы мусс, что в дальнейшем помогает кудряшкам лечь не копной, а аккуратными волнами. Стук в дверь ванной отвлекает его от укладки. — Кто? — уточняет он сосредоточенный на отражении. — Открывай, — произносят по ту сторону голосом Вика, и Порче спешит раскрыть дверь, плотнее запахивая халат. — Потрясающе красивый, — в глазах Вика восхищение, предназначенное только ему. Он сгребает его в объятия сам, так аккуратно, словно самую большую драгоценность. Порче в ответ сцепляет руки на спине, рискуя выдавить из его лёгких весь воздух. — Я рано? — спрашивает Вик, немного отстраняясь только для того, чтобы поцеловать парня в нос. — Нет, как раз почти закончили, Пи', — довольно отвечает Че, слегка щурясь. — Хорошо, если ты не против, я бы выпил кофе. — Да, конечно, — Порче получает невесомый поцелуй в улыбающиеся губы и выходит следом за Виком, усаживаясь на диване рядом с Танкхуном. Последний увлечённо наносит на нижнее веко серебристый глиттер и прикрепляет на специальный клей три стразы сверху, снизу и во внешний уголок глаза. На выпускном он намерен блистать в прямом смысле этого слова. Вик приваливается к арке, ведущей в гостиную, наблюдая со стороны за ажиотажем парней с лёгкой улыбкой. Черный кофе в кружке до гадкого горький и горячий, но со временем рецепторы притупляются, позволяя поглощать напиток даже с лёгким намёком на удовольствие от вкуса, а не из необходимости. Все эти моменты, пропитанные теплом и бытом ощущаются так остро, что хочется скатиться в банальную жалость к себе, но эта роскошь всегда была для него недоступна. Главный зал школы сегодня по-праздничному украшен, совсем не вычурно, наоборот, эстетично и приятно глазу. Никаких проблем на входе от присутствия Вика не возникает, и они заходят в помещение, где уже собралась большая часть выпускников. Эта до боли знакомая картина будит в Порче не те воспоминания, возвращая в переживания этого утра. Весь внешний антураж напоминает тот далёкий выпускной в две тысячи семнадцатом. Единственный выпускной, на котором ему довелось побывать в качестве гостя. Гордость за брата, окончившего школу и получившего награду за отличную учёбу, поздравления родителей, счастливый радостный смех, все это кадрами встаёт перед глазами Порче, наполняющимися слезами с невероятной стремительностью при любом воспоминании, связанном с Паном. Вик сжимает его ладонь, поглаживая большим пальцем, и Че хочется верить, что тот каким-то немыслимым образом чувствует трещину, проходящую ровно поперёк его души. Всё мероприятие, растянувшееся часа на полтора, учитывая количество выпускников, промелькивает мимо него, будто происходит с кем-то иным. Только когда Вик мягко касается его плеча, оповещая о подошедшей очереди идти на награждение он отмирает ненадолго, пытаясь уловить хоть какую-то радость от сертификата об окончании и наград за активизм, отличную учёбу и чем там ещё он занимался. Радости нет, только ощущение удовлетворения от того, что все это наконец-то закончилось, экзамены сданы и остаются только вступительные перед поступлением в Чулу. Фикция чистой воды, его в любом случае туда возьмут. Выбор не его, естественно, в очередной раз так решили за него родители, забирая даже подобие контроля над собственной жизнью. У Порче вообще удивительно мало этого своего накопилось к восемнадцати годам: друзья, парень да наркозависимость. Толпа бывших школьников дружно вываливается на улицу, тут же создавая бесконечный хаотичный шум. Все одеты в парадные мантии, пошитые на заказ к этому дню. Одежду под мантиями никто не регламентировал, так что Танкхун, например, надел серебристый топ крупной вязи с белым пиджаком поверх, а Макао с Порче наоборот предпочли более стандартные варианты, выбрав черную и бежевую классику. Вик, по обыкновению ходящий в пиджаках и джинсах, почти что сливается с общей массой школьников, выглядящий в свои двадцать шесть моложе, чем некоторые из особенно неопрятных одноклассников Че. Финал официальной части, всех выпускников выстраивают для общей фотографии. Кажется, только к этому моменту в Че просыпаются отголоски светлой сентиментальности от прощания с местом, которое он посещал почти ежедневно на протяжении двенадцати лет. Ему есть за что быть благодарным этому заведению, как минимум за двух оболтусов, плотно вошедших в его жизнь. С ними он перестал ощущать себя одиноким, это дорогого стоит. Автомобиль заезжает в кованую ограду, притормаживая и дожидаясь, пока закончит работу подъёмный механизм ворот гаража, стоящего отдельным помещением от основного дома. В машине на всю играет музыка, предвещая грядущую вечеринку, и Порче даже немного расстраивается, что поднявшееся от быстрой езды под оглушительный Bite Me настроение на веселье снова падает. С его эмоциями весь день происходит какая-то хрень, вероятнее всего, от недосыпа. Припарковавшись, Вик заглушает двигатель, вылезая первым, и Порче привычно ждёт, пока его парень откроет дверь машины, заботливо подставляя ладонь, чтобы Че не ударился головой. Эти мелочи, с которыми он сталкивается каждый день их отношений, так сильно греют его изнутри, потому что для него это и есть пресловутый язык любви. Не вожделение, не эмоции, а микро-забота в каждом действии. — Наконец-то снова улыбаешься, — сияет в ответ Вик, когда Порче, выбравшись из машины останавливается, смотря ему в глаза. Наличие двух свидетелей не смущает, и он кладёт руки на плечи мужчины, соприкасаясь с ним носами. Вик сам тянется с поцелуем, но Че слегка отворачивает голову за секунду до того, как их губы соприкоснутся. Вик на это улыбается ещё шире, принимая правила игры. Не шевелится, позволяя Порче решить самому, хочет ли он сейчас целоваться, а тот, дразнясь, приближается почти вплотную, ловит сбитое дыхание своего парня. Че довольно щурится и проводит языком по верхней губе Вика, заставляя того приоткрыть губы, после чего целует их с непередаваемым упоением. От этого действия коленки подгибаются, и Порче радуется, что Вик крепко обнимает его за талию, не давая упасть. Наслаждение зашкаливает, когда руки Вика нетерпеливо проникают под выпущенную рубашку, проходясь по пояснице. Мурашки бегут по коже от соприкосновения контрастно холодных рук и горячего тела. Неохотно разрывая поцелуй, Вик прижимает юношу к себе, пряча в объятиях, но прятать уже не от кого, потому что Танкхун с Макао и охраной, кажется, ушли в дом. Им повезло убедить одного из телохранителей, не влезающего в пятиместную машину, что за десять минут с одним охранником вместо двух, никто никого не убьёт, поэтому тот ездил за ними следом на отдельном такси. Вик отстраняется от Че, поймав его лицо в ладони, и смотрит в глаза, слегка подув на пылающие смущением щеки. — Хочу выжечь этот момент в памяти, — вырывается у него, но он одёргивает себя, скрывая переживание за невесомым поцелуем в губы Порче, после чего спешно уходит в сторону дома. Сердце Че грозит вырваться из груди, поэтому он стоит ещё с минуту, тупо смотря вслед уходящему. Приходится сделать несколько дыхательных упражнений, чтобы вернуть душевное равновесие, ему ведь не показалось, что это было нечто сродни признанию в любви. Может, ему просто хочется так думать. Захлопнув дверцу машины, он отходит к щитку, чтобы закрыть ворота гаража и выходит через дверь, закрывая её на ключ. Лучше перестраховаться, сегодня тут будет такая толпа, что если какой-нибудь пьяный дебил додумается украсть машину, он даже не удивится. В двухэтажном доме царит раздрай и хаос, поэтому Че тяжело выдыхает, прикидывая масштаб подготовки. Гости начнут собираться примерно через час, за который нужно успеть распаковать закуски и напитки, доставленные заранее. Плюс немного украсить помещение, вероятнее всего, эта часть останется на Танкхуне, который является хозяином дома. Формально, конечно, это дом его родителей, но учитывая, что большую часть года они вынуждены как послы жить в Японии, все вечеринки с участием людей, кроме них троих, проводятся тут. Порче всегда жалел несчастных соседей, натерпевшихся за эти годы, но что поделать, такова жизнь. Когда первые одноклассники звонят в ворота, шустрые парни, наученные годами опыта, как раз заканчивают приготовления. За полчаса в дом стягивается основная масса, и Кхун как хозяин начинает свою речь, стоя на лестнице и возвышаясь над всеми: — Рад видеть здесь каждого из вас! Для начала хочу поздравить всех нас с выпуском, мы долго и упорно трудились ради этого дня! Я надеюсь, что жизнь не раскидает нас настолько далеко, чтобы мы забыли друг друга, все же за эти годы многие из вас стали мне если не друзьями, то точно хорошими знакомыми! Наш чат, созданный для объявлений о вечеринках, продолжит существовать, и в случае новых сборов мы оповестим вас в нем. Пара обязательных нудных правил, куда же без них: вы обязаны веселиться, здесь запрещена грусть, курить только на улице, пить много и где угодно! С выпускным нас! — Кхун поднимает бокал, подражая Великому Гэтсби, и выпивает до дна. Когда последняя капля шампанского исчезает во рту, свет гаснет, включается музыка, сходу оглушая, а со специальных закреплённых устройств на потолке сыпется серебряные конфетти. Танкхун обожает спецэффекты. Толпа одобрительно кричит, салютуя следом и выпивая содержимое стаканчиков единым порывом. На улице ещё достаточно светло, поэтому шторы по всему дому задёрнуты, а освещение оставлено лишь в кухонной зоне над столиком с напитками. В самой же гостиной светомузыка, бросающая на лица людей причудливые пятна. Танкхун спускается с лестницы, повисая на спине Макао, на что тот радостно улыбается, пытаясь перекричать музыку словом: — Поздравляю! — пытается тщетно, стереосистема настолько мощная, что не даёт никому возможности болтать. Порче присоединяется к ним, превращая объятия в кучу-малу из трех тел, на которую с лёгкой полуулыбкой смотрит Вик, стоящий чуть в стороне. Они ледоколом прорубают себе путь до кухни, наливая ещё выпить и чокаются, разбрызгивая налитое что бы то ни было в стаканчиках. Многозначительно дотронувшись до кармана, Танкхун взглядом указывает им на туалет, на что Порче отрицательно мотает головой. Сегодня здесь Вик, и ему не хочется делать этого перед ним. Кхун пожимает плечами, мол, как знаешь, и, уцепившись за руку Макао, уводит его в ванную комнату. Стоит парням уйти, как к Порче подлетает несколько одноклассниц, поздравляя с окончанием, и пока он вежливо с ними выпивает и раскланивается, проходит не меньше минут десяти, в которые Вик так же терпеливо ожидает рядом, но под конец не выдерживает, произнося: — Извините, дамы, я ненадолго украду его у вас, — облегчение Порче настолько ясно читается на лице, что Вик смеётся, уводя его за собой на улицу, туда, где хоть немного потише. Часть народа из гостиной тоже предпочла более спокойный антураж, поэтому весь внутренний двор заполнен, болтающими то там, то тут кучками людей. Че знает эту территорию как свои пять пальцев и пользуется преимуществом, уводя Вика в место наименьшего скопления — беседку, скрытую за поворотом неподалёку от бассейна. — То, что нужно, — выдыхает Вик, потирая переносицу. Кажется, его порядком утомило происходящее в доме, не успев толком начаться. — Спасибо, что терпишь дискомфорт ради меня, если захочешь уехать пораньше, я пойму, — произносит Порче, присаживаясь на деревянную скамью. — Ради тебя — что угодно, — отвечает ему Вик, усаживаясь рядом и извлекая из кармана красиво упакованную маленькую подарочную коробочку. — Просто очень сильно хотел отдать тебе это. Поздравляю с окончанием школы. — Пи'! Не нужно было! — восклицает Порче, радостный настолько, что, взяв подарок, не удерживается от немедленной распаковки. В глазах рябит, кажется, от подступающих счастливых слез. Восхищённый Че смотрит на подвеску из белого золота в виде узорчатого полумесяца с солнцем внутри, украшенным большим камнем розоватого оттенка. — Могу я? — уточняет Вик, протягивая пальцы к украшению и, получив утвердительный кивок, берет его в руки, обходя Порче со спины и застёгивая драгоценность. — Спасибо, Пи', — сдерживая изо всех сил желание разревётся, произносит Че. — Хочу, чтобы она напоминала обо мне, — произносит Вик. Этот знак внимания не воспринимался бы Че так остро, если бы не отсутствие даже звонка от родителей, видимо, вообще забывших, что их сын сегодня окончил школу. Одинокая слезинка все-таки бежит по его щеке, быстро стирает, не позволяя Вику увидеть эту минутную слабость. Закончив возиться с застёжкой, тот обнимает со спины, кладя подбородок на макушку. Че берет его ладонь в свою, прижимаясь щекой к тыльной стороне. Теплота момента обезоруживает, оставляя его полностью обнажившим душу. Исчезнувшая с головы тяжесть подбородка, вынуждает обернуться, ловя так вовремя подставленными губами поцелуй. Трепетный и невесомый, так хорошо подходящий этому мгновению чистейшей нежности. — Я ещё никогда не был так счастлив, — шепчет Порче ему в губы, отстраняясь всего на миллиметр. Вик сияет, снова целуя его, очень осторожно, будто впервые это делает. Оставляет поцелуй в уголке губ, на щеке, на носу, на веке, целует все его лицо, утопая в бесконечной нежности. — Думаю, я тоже, — тихим шёпотом произносит он ему на ухо, тут же целуя его и дразняще прикусывая мочку. От этого действия Порче судорожно выдыхает, чувствуя, как мурашки бегут по всему телу. Че немного отворачивает голову, подставляя шею, и Вик тут же спешит воспользоваться этим, проводя по ней языком. Запечатлев ещё несколько поцелуев, он отстраняется. — Нам следует прекратить, тут слишком людно, — имея в виду не их уединённый уголок, а дом в целом, произносит он. — Угу, — тупо мычит Че, чей мозг отказывается улавливать информацию. — Иди сюда, — Вик размыкает объятия, давая Порче повернуться к нему лицом, и замыкает снова, пряча чужое смущение в своей груди. — Дай мне ещё минутку, — сдавленно произносит Че, обнимая руками талию мужчины и пытаясь справиться с собственными эмоциями. — Сколько угодно, солнце. Спустя часов шесть большая часть людей на этой вечеринке стремительно теряет человеческий облик, превращая происходящее в подобие хаоса. Шум стоит и внутри, и на улице, а толпа делится на часть водоплавающую, часть танцующую, часть, бухающую на кухне, и часть, ведущую задушевные разговоры в стихийно возникшей зоне для курения. Макао за этот вечер успевает побывать во всех, чередуя в зависимости от душевных порывов и загоняя бесящую охрану. Ничего, пусть побегают, злорадно думает он, снова уходя к бассейну. Там обнаруживаются Танкхун, уклоняющийся, и Порче, заливающий его водой. — Ты что, пятилетка? — фырчит на него Кхун. — Посторонись! — восклицает Макао, бомбочкой прыгая в бассейн и обрызгивая сразу всех, кто в нем находится. Народ пялится недовольно, но он плевать на них хотел. Подплыв к друзьям, Макао повисает на спине у Кхуна, обнимая того ногами. Эмоции, выкрученные на максимум эйфоретиками, заставляют его совершать не самые обдуманные действия, но сейчас ему до лампочки. Он чувствует сразу всё каждой частичкой тела. Особенно остро ощущаются соприкосновения с кожей Кхуна, пусть и охлаждённой водой, но все ещё достаточно тёплой. Макао выводит какие-то незатейливые узоры руками на его груди, когда даже сквозь гомон и шум слышит тихий полустон. Порче к этому моменту успевает смыться в поисках своего парня, поэтому Макао, не стесняясь, наклоняет голову, губами проходясь по шее Кхуна и лишь надеясь, что на них никто не смотрит. Они уже не первый раз дают выход возбуждению друг в друге. Сложно назвать это даже подобием отношений, на трезвую голову они старательно обходят эту тему, не сговариваясь игнорируя её, чтобы не портить дружбу. — Пойдём отсюда? — шепчет Макао на ухо Кхуну. — Давай, — коротко отвечает Танкхун, выходя к лестнице, ведущей из бассейна, и, дождавшись пока Макао расцепит объятия, вылезает сам, находя заранее подготовленные полотенца и беря сразу два. Одно себе, второе передаёт Макао, который сразу спешит вытереться. Двери спальни Танкхуна появляются перед глазами минутой позже. Обычно спальни обитателей дома предусмотрительно заперты, в том числе номинально принадлежащие Порче и Макао. Зато открыты гостевые, так сказать, для страждущих. Найдя ключ в кармане облепивших тело шорт, Кхун открывает свою комнату, пропуская Макао вперёд и закрывая за ним дверь на замок. Шум снизу заставляет комнату дребезжать от басов, эхом проходящих сквозь их тела. Не понимает, дрожит от них или от предвкушения того, что сейчас начнётся. Не теряя ни секунды, Макао прижимает его собой к двери, целуя резко и агрессивно, словно дорвавшись до давно желанного. От темпа, с которым его губы сминают, Кхун высовывает язык, просто оставив свисать снаружи. Макао с нажимом его лижет сумасшедше пошлым движением, но в конце разочарованно стонет от боли. Скулы сводит из-за переизбытка веществ в организме, делая поцелуи рваными, скомканными, эта грёбанная побочка больше всего бесит именно в такие моменты. Сделав несколько движений челюстью, чтоб снять напряжение, Макао возвращается к притягательным губам, спускается влажным поцелуем по подбородку, прикусывая ебейше вкусную кожу. Следом скользит кончиком языка по щеке вверх, находя мочку уха, тут же посасывает её. Телом уже давно не владеет, вжимаясь пахом в Кхуна с какой-то невероятной силой, руками же невинно водит по плечам и ключицам, проникаясь ощущением чужого тепла на своей коже. Оно греет безжалостным полуденным солнцем. Сжигает. Немного отстраняясь, Макао даёт себе пространство для манёвра и находит выпуклый сосок, перекатывая его пальцами. Срывает с губ Кхуна уже совсем откровенные стоны наслаждения, что неожиданно оглушительно звучат, вынуждая сосредоточиться только на них. Стараться сделать как можно приятнее, чтобы слышать их снова и снова. Руки Танкхуна вцепляются ему в спину острыми коготками. Макао целует его, наслаждаясь пока может этой близостью. отдаётся животному внутри, позволяя себе кусать подставленную Кхуном шею, судорожно пытаясь справиться с застёжкой джинсовых шорт парня. А после наклоняется к груди Кхуна, широким мазком лижет поалевший от трения сосок, нагло запуская руку под резинку боксеров, и… — Блять, — шипит Кхун, втягивая воздух через сжатые зубы, когда Макао пальцами подцепляет твёрдый член, заключая его в кольцо. Они ещё никогда не заходили дальше, чем сейчас, но Кхун так истосковался по сексу, что пошло подаётся пахом в ладонь, обхватившую член, и сам скользит руками вниз по спине, находя завязки на шортах Макао и распуская их. Под тяжестью воды шорты, до этого державшиеся на шнурках, падают, цепляясь за кожу, и Макао переступает, отпинывая их ногами. В дверь долбятся, видимо, спохватившаяся охрана, на что парень кричит: — Идите нахер отсюда. Стук стихает, а Кхун смеётся, тут же жалея об этом, потому что ладонь на его члене сжимается чуть плотнее и скользит вверх-вниз. — Не смей отвлекаться, — рычит Макао, вызывая в Танкхуне внутреннюю дрожь. Их губы снова сталкиваются в сносящем напрочь голову поцелуе. Кхун стонет прямо в него, не сдерживаясь ни секунды. Убрав руку с его члена, Макао получает недовольный укус в губу. Подцепляя бедра Кхуна руками с двух сторон, он легко поднимает его, заставляя обнять свою талию ногами. Целоваться в таком положении не очень удобно, но у них получается, а когда становится слишком тяжело, тянуться к губам, Макао утыкается в шею, бездумно оставляя совсем лёгкую отметину на золотистой искусанной коже. Кровати достигают почти внезапно, он не видит её, пока не врезается коленом, неловко пошатываясь и опрокидывая Кхуна. Хорошо хоть успевает подставить руки чтобы не упасть всем весом на смеющегося распластанного парня. Проходясь языком по губам, размыкая их, он быстро всасывает язык Кхуна, а после отстраняется в попытке принять более удобное положение. Шорты, оставшиеся на Кхуне, бесят и мешают жадно разглядывать, он стаскивает их вместе с бельём, откидывая куда-то за спину. Взгляд возвращается, фокусируясь в полумраке на очертаниях великолепной фигуры, в данный момент принадлежащей только ему. Макао всё отдал бы, чтобы никогда и ни с кем не делить и крупицы его драгоценного внимания. Опираясь на руки по обе стороны от головы Кхуна, Макао толкается бёдрами, ощущая потрясающее трение друг о друга и смотря ему в глаза. Теперь очередь Макао загнанно стонать от удовольствия. — Смазка в тумбочке, — бросает Кхун, давая понять, насколько далеко готов зайти сегодня. Внутренний трепет, кажется, сейчас разорвёт его тело, потому что Макао и мечтать об этом не мог, каждый раз ограничивая себя поцелуями и в редких случаях взаимной дрочкой. Этот день точно сведёт его с ума. — Уверен? — на всякий случай уточняет, пока всё тело подрагивает от предвкушения. — Завали, пока не передумал, — грубо обрывает его Танкхун. — Как скажешь, господин, — притворно подняв руки, Макао спешно сползает вниз, открывая прикроватную тумбочку и пытаясь в темноте нащупать искомое. — Бля, да где? — психует он, на что Кхун грациозно спускается с кровати, присаживается и меньше чем за пару секунд находит смазку и презервативы. Макао остаётся на полу, облокачиваясь спиной на кровать и наблюдая в полумраке, как Кхун стоя на коленях поворачивается к нему спиной и поводит бёдрами в разные стороны прямо перед носом. С рваным тяжёлым выдохом прикусив губу, он тянется, оглаживая круглые ягодицы. — Ближе, пожалуйста, подойди ближе, — отрывисто просит Макао, дожидаясь, пока Кхун приблизится почти вплотную. Обводя руками бедра, он перемещает их на член парня, поглаживая его, а языком скользит по половинке ягодицы, чуть прикусывая нежную кожу, покрывающуюся мелкими точками мурашек. Кхун сам раскрывает флакон, выливая прохладную смазку на руки Макао. Прикосновения становятся такими скользкими и влажными, что с губ Кхуна срывается прелестное всхлипывание. Оставив одну руку на члене, вторую Макао переводит на ягодицы, сжимая их и скользя одним пальцем внутрь. Кхуна выгибает от ощущений, никакого дискомфорта и боли — наркота лучший анестетик, потому он сам подаётся, пошло насаживаясь пока что всего на один палец. — Сука, в жизни не видел ничего красивее, — сквозь плотно сжатые зубы шипит Макао, толком даже не осознавая сказанное. Голова плывёт от переизбытка гормонов, он добавляет ещё палец, желая ускорить мучительно долгий процесс. Устав стоять на коленях, Кхун присаживается на ноги Макао и теперь вместе с движениями пальцев внутри ощущает, как стоящий член парня трётся об его ягодицы. Третий палец Макао добавляет даже не удостоверившись толком, готов ли к этому Кхун, изнывая от нетерпения и кусая стонущего на нем парня за спину. — Вставляй уже, — хнычет Танкхун, передавая ему бутылёк и презерватив. Макао, кажется, в секунду раскрывает упаковку зубами и раскатывает резинку по члену, поливая сверху смазки и растирая её рукой. Кхун привстаёт, позволяя Макао направить член ко входу, и сам же опускается на него с рваным всхлипом, полным одновременно боли и наслаждения. Как он любит, на самой грани, когда кожу жжёт от растяжения. Даёт себе несколько секунд, чтобы привыкнуть и наклоняется вперёд, опираясь на руки. Макао пытается податься бёдрами вперёд, но поза неудобная, и остаётся только ждать, когда Кхун продолжит движение. — Ну же, пожалуйста, — в полубреду просит Макао, ахуевая от глубины ощущений. Подчиняясь мольбе Кхун начинает двигаться, сначала аккуратно и осторожно, привыкая, но уже через минуту набирает темп, с пошлыми влажными звуками насаживаясь на всю длину. Вскрикивая на каждое движение, давясь собственным наслаждением. Обтерев руку о простыню сбоку, Макао кладёт её на шею парня, потягивая на себя и заставляя Танкхуна выгнуться дугой в пояснице и повернуть голову. Находит его губы, целуя их рвано и бесконтрольно. Хватка на шее становится только крепче, отчего Кхун немного отлетает, не славливаясь с реальностью. Давно уже кричит, а не стонет, обхватывая свой член рукой и в несколько быстрых движений получая разрядку. — Повернись, — произносит Макао, разочарованно выдыхая, когда Кхун вяло привстаёт, чтобы это сделать. По всё ещё возбуждённому телу разливается приятная усталость. Макао утягивает их в новый поцелуй, стоит только Кхуну повернуться и, подбирается, тоже становясь на колени. Придержав его за спину, Макао наваливается, укладывая и теперь нависая сверху. С блаженным стоном он снова проникает в податливое тело, сразу задавая быстры темп. Сил Кхуна хватает только держать ноги раздвинутыми. Совершенно удовлетворённый и измотанный. Так сильно хочет, чтобы Макао скорее почувствовал себя так же. А Макао как на зло ощущает подступающие волны оргазма, но никак не может достигнуть его, и это превращается в чёртову пытку. Он закидывает ноги Кхуна себе на плечи, меняя угол и стремительно вбиваясь в тело стонущего под ним парня. Кхун тянет его руками на себя, целуя в губы, что не очень удобно, но как раз в этом положении наслаждение становится максимальным, и спустя несколько резких глубоких толчков Макао наконец-то кончает, содрогаясь всем телом. Обессиленный он скатывается в сторону, тут же сгребая Кхуна в охапку и прижимая к себе. Тот довольно мычит, устраиваясь головой на груди лучшего друга. Слов не находится, да и что они могут сказать друг другу после такого. Макао приподнимается, целуя Кхуна в макушку, и откидывается назад. От счастья хочется смеяться, но он удерживается, довольно улыбаясь. — Обсудим? — уточняет на всякий случай Кхун, заранее напрягаясь. — А надо? — Макао вот точно ещё не готов к этому разговору. — Да, наверное, нет, — после небольшой паузы, взятой на обдумывание, отвечает. — Вот и ладненько. Пошли мыться, — Макао радуется его ответу как мане небесной, позволяющей избежать острые углы признания, и, поднимаясь вместе с Кхуном, тянет его в душ. Покончив с водными процедурами и бесчисленными поцелуями, Макао надевает выпускной костюм и оставляет уставшего Кхуна в комнате, спускаясь вниз. Музыка уже играет не так громко, а вечеринка явно близится к логическому завершению. Выскользнув на улицу со стороны бассейна, Макао присаживается на шезлонг и прикуривает, ловя укоризненные взгляды охраны, стоящей в нескольких метрах от него. — Что? Расстраиваетесь, что вам не дали свечку подержать? — смеётся он, делая затяжку и получая в ответ молчание. Отсутствие разговорчивости — лучший признак хорошего телохранителя. Вокруг никого, поэтому, когда Макао видит выходящего из-за угла дома Вика, он приветливо машет ему рукой. — А где Че? — спрашивает, делая ещё несколько затяжек и выпуская дым вверх. — В уборной, — отвечает ему непривычно серьёзный Вик. Происходящее дальше смазывается для Макао в сплошное хаотичное пятно, потому что мужчина, разделённый с ним бассейном, отточенным движением достаёт из-под пиджака пистолет, как раз когда из-за угла выступает Порче. Че не успевает толком понять, что происходит. Это не его Вик. Или, может, он всё ещё не отошёл от вчерашнего трипа. Этот страшный человек с пистолетом просто не может быть им. Выстрел разносится эхом, преодолевая в несколько мгновений то расстояние, что разделяет его с Макао. Счёт идёт на секунды, и Че толкает мужчину изо всех сил, молясь успеть. Пуля пробивает стекло сантиметрах в десяти от головы лучшего друга, а самый любимый человек, кажется, теперь имеет намерение его прикончить. Охрана Макао реагирует первой, сказывается опыт и задний двор оглашают сразу два выстрела, от которых Че жмурится, прикрывая уши и выдавая бессвязное: — Нет! — глаза открыть боится, потому делает это только спустя секунд сорок ступора. С опаской он переводит взгляд с места, где только что был Макао, спешно скрывающийся внутри дома, на Вика, ожидая обнаружить кровь, но не видит её. Слабость прошибает тело и Порче оседает на землю. Смотря в наполняющиеся злыми слезами глаза Порче, Ким находит в них собственную неминуемую погибель.