"Хвост" и "Рыбка"

Первый день выставки, как и первые сутки с момента встречи Юнги и Чимина, летят незаметно. Эти часы, должно быть, одни из самых чудесных в жизни омеги и альфы, потому что, не считая тех тяжелых слез младшего, они были наполнены радостью, отличными эмоциями и горячими, страстными событиями. Чимин познакомил Юнги со своими коллегами Минхо и Дэхеном, и вчетвером они донесли до павильона все цветы. – Чимин-щи, вы совсем другой сегодня, – парни, что тихо переговаривались минуту назад, смотрят на своего сонбэ удивленно и, кажется, смущенно. А Юнги хохочет про себя, глядя, как синхронно двигаются ноздри юных омег, идущих рядом с Чимином – счастливым, раскованным, довольным, кажется, начинающим жить в полную силу, без оглядки на всех и вся. – Какой другой? – Пак даже останавливается. Ему, в самом деле, очень интересно узнать ответ. Парни переглядываются, а потом Дэхен говорит: – От вас пионом пахнет и немножко мандарином и бергамотом. И еще у вас рисунок на шее. И у господина Мин, – понижает голос до шепота, заливаясь румянцем, – такой же. И тоже на шее. Поэтому мы с Минхо считаем, что вы с Юнги-хеном истинные. Вот! Омеги опускают уже перетертые между собой замечания о том, что шею, плечи и ключицы их молодого директора в зоне видимости, помимо рисунка пиона, украшают еще отметинки от укусов и глубоких поцелуев. И это, определенно, настойчивые знаки внимания симпатичного альфы, неизвестно откуда вдруг взявшегося в одинокой жизни их Рыбки-начальника. Слыша слова омег, Чимин сияет, как сияет-переливается радостью его высокий, чистый голос, в котором не слышны, наконец, нотки неуверенности или сомнения. – Все так, все именно так. – Мы рады за вас, Чимин-щи. Если кто и заслуживает хорошего, так это вы с вашей добротой, терпением и трудолюбием. Пак смущенный, но довольный, бросает взгляд на Юнги, идущего чуть позади. Тот на мгновения распахивает свои небольшие, необычного разреза глаза, поднимает брови вверх, улыбка едва трогает губы. Чимин как будто читает на его лице: «И этим все сказано…» И обнимает альфу так, как только и может сейчас, в присутствии множества людей: усилившимся цветочным запахом. И такие же «объятья» немедленно получает в ответ. *** Чимин, которого, едва он появляется у своего павильона, тут же обступает несколько омег и – Юнги сжимает зубы и кулаки – альф, отвечает на вопросы, показывает что-то в каталогах, задерживается с посетителями возле привезенных только что пионов, которые быстро поместили в вазоны Минхо и Дэхен, уводит небольшую компанию вглубь выставочной точки. Хвост мягко, успокаивающе проводит по шее хозяина, по сжатым в кулаки рукам, с особым нажимом – по наручным часам. Метет кончиком по циферблату, залазит в карман джинсов, извлекая оттуда телефон: Юнги совсем потерял счет времени. Он бросает взгляд на наручные часы. «Половина одиннадцатого! И, кажется, кроме меня кто-то еще со вчерашнего дня потерял и совесть, и страх, и желание работать. Какого хрена Намджун молчит? До сих пор не отзвонился, не поинтересовался, где директора носит? Значит, он не в курсе, что в офисе меня еще не было. А такое возможно только по одной причине: Нами сам там еще не появлялся. Совсем свихнулась двухметровая сова». «Не сова, а филин, и вообще, я тебя умоляю, кто б говорил, – внутренний альфа порыкивает от смеха, – ты, значит, не свихнулся? Готов начистить физиономию альфам, которые к твоему омеге пришли с деловым визитом и приходили, наверняка, не раз, пока ты, Отелло хвостатый, вчера в его жизни не появился». «Вот с хвостом сейчас было некрасиво», – огрызается Юнги, заглядывая в мобильник, который, как оказалось, стоит почему-то в режиме полета, превратившись в бесполезную совершенно вещицу. Альфа переводит телефон в обычный режим, и тот непрерывной чередой коротких попискиваний сообщает о множестве пропущенных звонков, пестрит трехзначными цифрами непрочитанных сообщений в деловом чате «Домой» и двухзначными в личной переписке Юнги и Намджуна. Секретарь в бизнес-чате с полдесятка раз интересуется, все ли в порядке у господина Мин, с десяток раз спрашивает, когда тот появится на работе, напоминает, что целый ряд документов, включая платежные, не может уйти по нужным адресам без подписи руководителя. Потеряв надежду сподвигнуть Юнги на переписку, бедняга секретарь делает бессовестному шефу еще более десяти звонков, столь же «результативных». А в последнем сообщении напоминает о том, что, не появись господин Мин в офисе и не осчастливь своей подписью зарплатную ведомость, сотня сотрудников, оставшихся без аванса, будет глубоко расстроена и не сможет полноценно выполнять свои обязанности. *** Намджун, которого совершенно напрасно упрекал в безответственности Юнги, уже в семь утра в переписке пожелал ему доброго утра и выразил осторожную, но в высшей степени эгоистичную надежду, что ночь его друга прошла так же целомудренно и спокойно, как и собственная кимова. А также напомнил о том, что в два часа дня на выставке они встретятся с Хосоком, чтобы подписать необходимые для сделки с «Надежными проектами» бумаги. Не получив ответа, Ким в следующем сообщении все еще полунамеком спрашивает, сам ли Юнги дошел до своего дома, проводив омегу, или доехал на такси. Отсутствие реакции со стороны лучшего друга напрягает Намджуна необыкновенно и провоцирует на дальнейшие, уже в лоб, вопросы. Ибо вчерашний вечер, начавшийся так многообещающе для Нами, который, справедливости ради, наобещал себе всего сам, и так счастливо, но в постельном плане неперспективно для Юнги, судя по упорному молчанию Мин, вполне мог стать перевертышем для обоих альф. И есть подозрения, что самые вкусные сливки снимал, лакал, пробовал сегодня этот вредный манул-хен, который за двадцать лет сову от филина так и не научился отличать. Впрочем, поцелуи и прогулки под луной, как и встреча рассвета с хрупким омегой-хромоножкой, были не менее прелестны. – Пре-лест-ны, – повторяет, облизываясь, Ким, даже не подозревая, что в его лексиконе до нынешнего момента такое милое слово существовало. Впрочем, самоуверенный Намджун все равно не сомневается нисколько, что и его омежье-дегустационная программа не за горами. Хотя вообще-то очень хочется, чтобы она началась с того, что альфа к тому моменту ногу вылечит и непременно омегу возьмет… На руки перед дверями спальни. Донесет до кровати и аккуратно опустит на постель. Чтобы потом уже не отпускать очень долго, пока сил останется только на то, чтобы прижать это худое обнаженное тело к своему, и чтобы затылок прижимался к мощной альфийской груди. И, едва-едва к смуглой коже омеги прикасаясь частыми поцелуями, уснуть, но лишь после того, как уснет и тихо засопит лежащий с ним рядом и под его защитой Хоби. *** Юнги глаз отвести не может от Чимина, и, задумавшись, сам не замечает, что превратил пространство вокруг себя в невидимую мандариново-бергамотовую плантацию, где полностью созрели плоды этих деревьев. А поняв, наконец, смеется тихонько, себе говоря, что в смешении двух цитрусовых ароматов летает еще множество крохотных зернышек-сердечек, что он с каждым ударом своего сердца отправляет Чимину. Младший как раз сейчас смотрит на альфу, улыбается, прикасаясь пальцами к арту, и ими сразу посылает хену особый, цветочный, воздушный поцелуй, такой же получая в ответ от старшего, и снова погружается в работу. А Юнги, наконец, почти заканчивает просматривать послания от Намджуна, намереваясь позвонить ему. «Мин, кот ты бессовестный, сколько можно молчать и игнорить! Двенадцатое сообщение за полдня. Или ты там режим полета включил и унесся со своим омегой на облака?! Какой ты вообще друг после этого? Колись, давай, было что?» «Молчишь? Хрен с тобой. Раз не даешь порадоваться за себя, радуйся за друга». На экране селфи Намджуна и Хосока. Альфа и омега, улыбаясь, смотрят в камеру, повернутую так, что основным фоном становится огромный лунный диск и маленький кусочек ночного неба. Юнги вновь улыбается. Он никогда еще не видел лучшего друга таким довольным и счастливым. И его собственная радость увеличивается от этого многократно. Альфа вспоминает тотчас, как, проснувшись и не увидев на диване Чимина, обнаружив открытую дверь, в свете этой же луны вышел тихонько в сад. И увидел тонкую фигуру омеги, стоящего с тесно сведенными ногами, и особое движение бедер, и кисть, что сдавливала возбужденный пах. И почувствовал восхитительный аромат своей пары. Тот, что невозможно перепутать ни с каким другим, что не смогла скрыть, растворить или хотя бы немного разбавить даже предутренняя свежесть. Этот аромат, как особый невидимый компас-магнит, что позволяет найти друг друга, а потом притянуть одного к другому накрепко. И когда один отдает, любя, а другой, любя, принимает, истинность не только символом остается, но в материю облекается, превращая два дыхания, два сердцебиения, два тела в одно и высший предел удовольствия тоже даря двоим одновременно. Под огромной луной, что стала фоном для невинных объятий Хосока и Намджуна, Юнги, сам сгорая от возбуждения, ласкал желанного омегу. И тот, расслабившись, отдавал и брал пока немного, и стонал сладко, забывая обо всем. А потом, на стыке ночи и утра, все тот же бледный свет уходящей луны и первые проблески солнечных лучей освещали спальню в момент, когда Юнги взял Чимина, сделал его своим. И стал его альфой. До самой последней клетки. Его маленькая Рыбка, которую немедленно, прямо сейчас, он увез бы с этой чертовой выставки обратно в свой дом. Просто прижал бы крепко и не отпускал до тех пор, пока не насытится тем только, что вот он, Чимин, в его объятьях, с ним рядом. И все время будет рядом. Засыпать и просыпаться. И день начинать с их особого поцелуя, губами касаясь пиона истинности и только потом разума лишающих розовых мягких бутонов-губ. И завтракать, и ужинать. И в парке гулять, и в отпуск ездить. И за цветниками они будут ухаживать вместе, и, может, какой-нибудь новый сорт пиона выведут. И назовут его… Как бы его назвать? Да вот ЮнМин, например. Юнги набирает номер Намджуна, бросая при этом взгляд на павильон, где Чимин, сейчас серьезный, собранный, глядя в каталог, что-то обсуждает с очередным посетителем. Но, почувствовав взгляд альфы, поднимает голову, едва кивает, улыбка трогает лицо, и омега вновь сосредотачивается, продолжает разговор. Альфа, который с двенадцати лет работает много и усердно, разделяет и уважает инициативу младшего – завести собственное дело, и теперь, кажется, довольно успешно, развивать его, присоединяя вдобавок идущие бок о бок с основным дополнительные бизнесы вроде свадебной флористики. При этом Юнги вновь ловит себя на мысли, что не менее приятно было бы взять все заботы о Чимине на себя. Пусть бы омега пожил в свое удовольствие. Нанять бы ему помощников по хозяйству и в «Лепесток» толкового директора, а Чимина отправить на массажи да в бассейн, в театр или за приятными покупками по магазинам и в салон какой-нибудь, где за его натруженными пальчиками поухаживают всячески. Да просто в кино, в кафе со своим лучшим другом пусть завалится и сидит, болтает. Или где там вообще проводит время золотая омежья молодежь Сеула? Впрочем, Чимин едва ли на это согласится, как и Хосок, который, даже несмотря на то, что тоже омега и проблемы со здоровьем у него неслабые, не сидит на шее у родителей, работает в семейном бизнесе. Юнги к тому же приходят в голову слова младшего, сказанные после того, как Мин вознамерился нанять ему в магазин охранников. Чимин заявил тогда, что он самостоятельный омега, который привык полагаться на себя. Его небольшой бизнес, сколько может судить Юнги, приносит доход, но и времени, понятно, требует немало. Альфе ли этого не знать и не понимать, ведь его семейное дело несравнимо крупнее. К тому же омега, очевидно, очень любит свою работу и едва ли откажется от нее. И Юнги понимает, что примет любое решение Чимина. Любое разумное решение. Иначе не может и быть. Вот разве когда у них малыш появится… Кажется, мобильник особым, угрожающим звуком, сообщает об очередном послании от Ким. «Еще пять минут твоего гребаного молчания – и я звоню в полицию». Мин немедленно набирает знакомый номер. Альфа снимает трубку в первую же секунду. – Привет, в полицию позвонил уже? – шелковым тоном интересуется Юнги. – Знаешь, хен, нельзя так… – Ким отвечает холодно и безэмоционально, будто и не было никаких гневных сообщений на мобильник. – Намджун, ну, прости, пожалуйста. Я только пять минут назад вообще вспомнил о мобиле. Не знаю, как, но включился режим полета… – в голосе Юнги искреннее раскаяние. – А ты, судя по всему, улетел из реальности еще раньше, – Намджун смягчается. – Как дела? – Я как раз по делу. Что вы там, как дети?! У тебя же есть генеральная доверенность, подпиши зарплатную ведомость. Феликс и писал, и звонил уже, но я… – Да понял я, что ты ослеп и оглох. И в офисе сегодня, кажется, быть не планируешь. – Не-а, не планирую. Или вечером заскочу на пару минут. Если во мне есть острая необходимость. – Господин директор, это вы говорите? Необходимость есть всегда, прямо сейчас на вашем рабочем столе пять документов, также требующих немедленной подписи – я не могу оставлять автографы и за директора, и за зама. Что у вас за обстоятельства такие?! Где вас вообще носит? О чем вы только думаете?! – Думаю о том, как дожить до вечера. – А что у нас вечером? Сегодня среда. Тренажерка в восемь. Пойдешь, конечно? – ехидно интересуется Намджун. – Конечно, нет. Но знаю точно, что проведу этот вечер с Чимином. – Как и прошедший? – Намджун полдня уже умирает от любопытства, помноженного на собственные приятные любовные мечты, не может нормально работать с документами и, если не услышит, наконец, как прошел вчерашний вечер Юнги, просто лопнет. – Ты же сам все прекрасно знаешь о прошедшем вечере, – невозмутимо выдает лучший друг. – Да откуда бы? – повышает голос Намджун. – Мы же уехали, и ты соизволил набрать меня лишь сейчас. – Расстались мы с тобой и Хоби только ночью, а вечер, соответственно, провели вчетвером, ты, я и омеги, – все тем же ровным тоном говорит Юнги, представляя, как, наверняка, перекосило сейчас Намджуна. В подтверждение его мыслей из трубки доносится полузадушенный хрип. – Юнги, манул ты драный… – тон Намджуна не поддается никакому внятному описанию, но, кажется, согласно теории «незнание убивает», Ким в шаге от того, чтобы загнуться, – что ж ты тянешь кота за хвост? Можешь просто ответить… – Просто отвечаю, Намджун: эту ночь я провел с Чимином. Ким молчит какое-то время и разражается, наконец, растерянно-гениальным: – Э-э-э-э, и что вы делали? Юнги прикрывает лицо ладонью, тихонько качая головой, и тоном, каким с неразумным ребенком разговаривают, интересуется: – Намджун, малыш, а у тебя много версий? Может, поделишься? Ким вздыхает глубоко, говорит теперь искренне, тепло, радостно, но с легчайшей грустинкой. – Юнги, дружище, прости, это так неожиданно. Вчера, кажется, не было похоже, что все прям сразу так у вас сложится. Но как же я рад за тебя! За обоих рад. – А грусть в голосе откуда? Твоя ночь, кажется, тоже обещала быть вполне фееричной. И такие красивые романтичные фото под луной ты мне прислал. – Ну, знаешь, не всем, тем не менее, обломилось, – чуть ворчливо говорит Ким и с досадой вырывает из уха перо, самое большое и красивое, которое вчера сумел от уничтожения уберечь Хосок. – Мы-то под луной в отличие от вас только фотосъемкой и ограничились. – Вообще-то, я ждал своего омегу четыре года… – И ждал бы еще неизвестно сколько, если бы не его друг… – И если бы не мой друг тоже, – мягко говорит Юнги. – Спасибо Хосоку, спасибо тебе, Нами. – Ты с Чимином сейчас? – Да, мы на выставке, но омега занят, так что общаться совсем не получается. – Так чего ты там торчишь? На работу приезжай. Тебе из пусанского филиала «Домой» звонили, там какая-то важная шишка срочно просила офис в Сеуле подобрать, да прямо рядом с правительственными зданиями, так что без тебя никак. А Мин-старшего решили не напрягать пока: всем офисом ждали, когда их величество Мин-младший даст о себе знать. Так что давай, приезжай. А к двум часам вернемся вместе. Ты в своем любовном угаре не забыл, что вам с Хосоком договор подписывать? – Помню, а ты общался с ним сегодня? – Да, он с утра в реабилитационном центре, потом приедет на выставку. А вечером мы планировали по Намсану погулять немного и поужинать где-нибудь в центре. Вы с нами? – Если Чимин не будет слишком вымотанным. В крайнем случае, можно просто посидеть у меня. А шишке пусанской пускай Хоши-хен офис выбирает, передай ему мое поручение. Тем более, он уже несколько непростых запросов выполнил. Справится – получит должность руководителя отдела и внеочередную премию. Все, Нами, омега идет. Я позже перезвоню. *** – Юнги, – Чимин находит, наконец, пару минут. Подходит к альфе, который, помимо разговора с Намджуном, уже прошелся по другим павильонам. Полюбовался десятками небольших полян, каждая из которых засажена одинакового сорта и расцветки цветами, оценил множество инсталляций из живых растений, что украшают выставку. Встретил селекционера, у которого покупал «Черные жемчужины», рассказал о «Пастель Элеганс» от господина Сейдла, что привез на выставку его «знакомый» юный омега, чем вызвал неподдельный интерес. И вот сейчас стоит рядом с Чимином, опустив руки, но сжимая крепко ладонью пальцы истинного. – Как дела, Чимина? У младшего дела идут отлично. Около небольшого павильона омеги многолюдно. По обе стороны фасада стоят в больших светлых вазонах роскошные, играющие в лучах солнца оттенкам от нежно-сливочного до жемчужно-белого «Пастель Элеганс», вызывая заинтересованные взоры и восхищенные реплики обычных посетителей и профессионалов. Простой букет с самыми крупными пионами украшает небольшую стойку. Внутри – яркие, привлекательные цветы и редкие растения, что «живут» в «Лепестке», а еще несколько свадебных букетов, которые Чимин составил накануне. – Представляешь, Юнги, у нас просто нет отбоя от желающих купить Пастель, и все черенки и корни уже проданы, включая те, что я сюда не брал, и эти два куста у входа, и даже букет на стойке, – Чимин улыбается довольно, но звучит и выглядит таким уставшим. – А еще мы с господином Лим договорились в его питомнике Пастель разводить и выращивать. Он такие условия предложил выгодные! И посадку, и разведение Ozon увеличим вдвое, на них тоже спрос неожиданно большой. И другие цветы и растения отлично расходятся. Все-таки хорошо, что мы так тщательно каталоги готовили. А цветы для выставки! Я эти две недели только что не молился на них. Подкармливал, ухаживал, удобрение в своей университетской лаборатории взял особое. Мы не так давно его разработали и пока на своих растениях испытываем, дома и на опытных участках. А еще меня заказами на свадебные букеты завалили на пару месяцев вперед. И это сюрприз от Минхо и Дэхена. Они целый год тихонько, не говоря ни слова, фотографировали все композиции, что я составлял на бракосочетания, а потом в фотоцентре оформили такой классный каталог! И вот за полдня заказов набралось полсотни. Зато, если все пойдет… Юнги не знает, что находит на него, но понимает теперь, как это, когда слова помимо воли, вдруг, нежданно-негаданно срываются, слетают с губ. Но он нисколько не жалеет, он ни за какие деньги не вернул бы ни одно из них обратно: – Чимина, я тоже хочу свадебный букет заказать… Омега замирает, и взгляд его замирает тоже, и ни одна мышца на лице не дрогнет. И на смену легкому румянцу и теплому песочному загару на лицо ложится «снег». А мозг, память, подсознание играют дурную шутку. Чимин не Юнги видит сейчас перед собой и не цитрусовую свежесть ощущает, но удушливый любисток и тяжелый взгляд его обладателя. Обрывки не связанных между собой, в разное время прозвучавших фраз всплывают в памяти, дурным предчувствием берут в кольцо: – И отсосешь, как следует, не раз, и задницу твою отымею по полной… Запомни хорошенько… Я подожду столько, сколько надо… Никто другой мне не нужен… И сразу слова мандаринового альфы звучат откуда-то издалека, из густого плотного молочного тумана доносятся. – …для тебя. Выйдешь за меня, Рыбка-Чимин? Запредельная белизна кожи Чимина режет глаза Юнги и становится еще невыносимее на фоне потемневших радужек омеги. Младший успевает услышать испуг в коротком обращении и краешком сознания, прежде чем оно выключится полностью, все же уловить смысл сказанного. После чего медленно оседает на землю. *** – Чимина, – голос альфы звучит так испуганно, что омега, услышав, приходит в себя мгновенно, точно и не было минуту длившегося беспамятства. Он глотает воду из бутылки, что держит, прижимая к его губам Минхо, чувствует, как дрожат руки альфы под его плечами, а хвост, подобно вееру и легко справляясь с функциями оного, ходуном ходит над лицом, разгоняя и охлаждая теплый воздух. – Все нормально, – голос звучит обычно, только виноватые нотки в нем слышны отчетливо, градус белизны уходит, – просто устал, волновался перед выставкой, плохо спал ночью. Минхо, спасибо, все нормально, возвращайся, пожалуйста, скорее в павильон. Омега приподнимается, поддерживаемый альфой. И несколько зевак, что стоят вокруг, расходятся. – Чимин,– Юнги берет его на руки, прижимая к себе бережно, нежно, – мой маленький хрупкий цветок, что это было? – Это было счастье с переизбытком, – смущенно улыбается. – Хен, отпусти меня, пожалуйста. Я могу идти сам. Все абсолютно нормально. Ну, неудобно. На нас же все смотрят. – Мне вообще фиолетово, пусть смотрят, – Юнги, сердито рыкнув, несмотря на протесты, доносит омегу до скамьи под развесистым каштаном и присаживается на нее, не отпуская притихшего сейчас младшего. Альфа и сам замолкает. Он ждет ответа, не уверенный, что Чимин услышал его, и думает о том, что сразу после выставки отправится с омегой в медцентр «Асан», один из лучших в Сеуле. Юнги отлично знаком с заместителем главврача, старинным приятелем отца, и попросит его позаботиться о своем будущем… Но омега по-прежнему молча сидит на коленях у старшего. – Чимина, Рыбка, – он проводит по бледной щеке истинного, – ты слышал, о чем я спросил тебя? Омега сильнее прижимается к Юнги, опуская голову, берет его пальцы в свои, сжимает крепко и молча кивает. – Ну, так что же? – альфа наклоняется низко-низко, виском прижимается к коленям младшего и в такой, очень неудобной позе, снизу вверх, смотрит в лицо Чимину. Тот гладит нежно по лицу и опять вспоминает недавний разговор с Хваном, его вчерашний визит в «Лепесток», и тревога мерзким холодом забирается под кожу… Но прогнать ее так легко. – Я согласен, конечно, согласен, – поднимает голову, чувствуя, какими, еще более крепкими, становятся объятья его соулмейта. И Юнги понимает, что в унисон со своим внутренним альфой готов орать от радости на всю выставку, весь Сеул и всю Корею. Он прижимает к себе омегу и кружит, что есть сил, а хвост, который радость хозяина каждой пушинкой чувствует и разделяет, сотнями крохотных искр наполняет пространство вокруг истинных. Солнечные лучи, что пересекаются с блестящими искорками, наполняют их еще более ярким, сияющим светом. И двое – ослепительное зрелище – окружены теперь столпом мерцающего жидкого золота. А третий, облаченный в светлые легкие шорты и футболку, стоит в десятке метров от них, черной зависти исполненный. Он отходит подальше, за раскидистый куст гибискуса, набирает номер. – Если ты занят вечерами, отложи все дела. Я оплачу и компенсирую. Мне нужно, чтобы ты как можно быстрее начал следить за одним парнем. Я и сам собираюсь по возможности заняться этим, но сейчас это твоя задача номер один. И от тебя единственное требуется: дать мне знать, когда мальчишка останется один вечером. И быть неподалеку от его магазина до тех пор, пока я с ним не поговорю. А если кто-то решит эту беседу прервать, ты немедленно дашь мне знать. У омеги… – собеседник Хвана, видимо, что-то переспросил. – Да, это омега… небольшой цветочный магазин и дом примыкает прямо к нему. Приступай быстрее, время не терпит. Тем более, что застать мальчишку одного будет теперь, кажется, очень непросто… Фотографии?.. Черт возьми, нет ни одной! Тогда ты прямо сейчас подъедешь на выставку цветов, найдешь павильон под номером пятьсот пятьдесят пять. Я буду неподалеку ждать тебя. Поторопись. Им закончил разговор, глядя вслед альфе и омеге, что теперь шли рука об руку по направлению к выставочной точке «Лепестка». Хван проводил их взглядом, увидел, как оба задержались там ненадолго. Чимин что-то сказал невысокому темноволосому юноше и вместе с Юнги направился к выходу с выставки. – Ну, как некстати, – альфа нахмурился. – Неужели же в день открытия да при таком стечении посетителей омега уйдет так рано?! Им медленно двинул к павильону. Взглядом задержался на «Пастель», восхищенно причмокнул – цветы, в самом деле, сказочно красивы, – заглянул внутрь. Задержался взглядом на свадебных букетах, что стояли на отдельном небольшом столике, подошел ближе, внимательно разглядывая, удовлетворенно качая головой. Тот самый омега, что недавно разговаривал с Чимином, приветливо обратился к Им. – Вас свадебные букеты интересуют? Здесь только малая часть того, что наш флорист может предложить, хотя и эти очень хороши. Если есть желание, полистайте каталог, там намного больше вариантов. Представительный альфа широко улыбнулся, кивнул. – А ваш флорист? Он тоже на выставке? С большой долей вероятности, в ближайшее время я воспользуюсь его услугами. – Он… – омега чуть смутился. – Он скоро подойдет. Это наш директор. – О! У вас руководитель сам занимается составлением букетов. Я всегда считал, что у директора сил и времени только на административную работу хватает. – Нет, что вы. У нас в магазине каждое растение, каждый цветок через его руки проходит. Он сам выращивает многие цветы, и заботится о самых капризных растениях, и в питомнике цветочном работает, университет заканчивает, и даже удобрение крутое они вместе с коллегами недавно разработали. – Впечатляет! Что ж, давайте пока каталог. А господина Пак, – омега бросил на него удивленный взгляд, – я подожду, пожалуй. – Вы знаете нашего директора? Хван мило улыбнулся, кивнул. – Да, довольно давно. Просто мы долго не общались с ним, случайно встретились. И очень удачно, надо сказать. – О, если речь о букете, то лучшего флориста вам придется еще поискать. Впрочем, каталог расскажет о талантах нашего Чимин-щи не хуже меня. – Вы так тепло отзываетесь о начальстве, это очень похвально, – альфа говорил спокойно и доброжелательно, впечатление производил отменное. «Ну, Чимин-щи! Столько времени был один, а тут за пару часов двое таких замечательных альф в его окружении образовалось. Мандариновый господин Юнги очень к себе располагает, да и этот тоже, кажется, неплох. Вежливый, спокойный. Только очень уж я любистоковый аромат не люблю», – замечает про себя Минхо, выходя из павильона навстречу очередному посетителю, пересекаясь с вопросительным взглядом Дэхена и его легким кивком в сторону альфы. – Потом расскажу, – шепчет Минхо, и коллега машет головой в ответ. *** – Рыбка, – альфа уже сидит в машине, но руки Чимина из своих так и не выпускает, – через два часа мы с Намджуном вернемся. Я бы и сейчас не уезжал, но есть несколько неотложных дел. Да и тебя не хочу отвлекать от работы. – Хен, мне просто неудобно от того, что ты тратишь свое время впустую: я ведь внимание тебе уделить почти не могу. Юнги выходит из машины – этот омега, определенно, сводит его с ума. Хрупкий магнит невероятной силы, от которого оторваться просто невозможно. Альфа вновь его привлекает к себе, вдыхает аромат железы и тут же запрокидывает голову с выражением такого неприкрытого удовольствия на лице, что Чимин улыбается во весь рот и его глаза немедленно превращаются в две радуги. – Поезжай, работай спокойно, – носом в грудь утыкается. Альфа смотрит в лицо омеги, переводит взгляд на арт, на котором, – кажется, пора к этому привыкнуть – выступили очередные капли. Оглядывается, не замечая никого вокруг, и кончиком языка очень медленно проходит по пиону, замечая, как кожа омеги немедленно покрывается множеством крохотных жемчужинок. Поднимает на Чимина глаза, в которых лукавые искорки пляшут. Растягивая гласные, хрипотцы добавляя в голос, страсти во взгляд: – Сла-а-а-аденький цветочек, – и сразу нахмурившись, резко, ревниво, зло. – Мой! – Юнги, – Чимин морщит нос, смотрит с притворной досадой, – пожалуйста, мне надо возвращаться. В самом деле, надо. Мой бизнес, хоть и не такой, конечно, крутой и крупный, как твой, все равно требует внимания. – Все, уехал, – альфа целует омежьи пухлые «лепестки» коротко, поднимает руки вверх, запрыгивает в машину. – Но скоро вернусь. Не скучай. – Буду, – еле-еле слышный шепот Чимина, явно, не предназначен для альфийских ушей. Но Юнги, когда ему очень надо, и в дыхании собеседника выщемит необходимую для себя информацию. Поэтому в очередной раз за день омега ловит на себе взгляд голодного кота, смотрящего на вожделенное лакомство. – Будущий мууууууж… – несется громким довольным мурлыканьем из отъезжающей машины. Чимин оборачивается, едва улыбаясь. Он выглядит сейчас почему-то особенно хрупким. И беззащитным. Юнги вспоминает слезы омеги и короткую потерю сознания, у него сердце на секунды сжимается от дурного предчувствия. Но альфа тут же гонит от себя всякую эмоциональную муть. Поводов нет никаких, нечего и думать о плохом. А вот о хорошем очень даже. Сегодня он сделал Чимину предложение, но в помолвку ведь принято дарить жениху подарок. Альфе задумывается ненадолго, чуть пощипывая хвост, который как раз лениво ерзает у него по бедрам. Потом руку кладет на золотой пион омеги. – Нет, не так, не совсем так, чего-то не хватает, – шепчет задумчиво, размышляя, и тут же улыбается широко, когда кажущееся отличным решение приходит в голову. – Супер! Не в силах доехать до офиса, паркуется вдоль дороги, достает телефон. Чтобы подписать бумаги много времени не потребуется. Значит, до работы он непременно должен заехать еще в одно место. Трубку берут практически мгновенно. – Юнги, мальчик мой, приветствую. – Господин Кенг, доброго дня. Найдется у вас для меня пару минут, но прямо сейчас? – Заезжайте. Для вас всегда найдется. – Я совсем рядом, скоро буду. Юнги, довольный, несется по Сеулу. Адрес ему хорошо известен: когда-то он сам подобрал для старого умельца новое, очень удобное помещение под мастерскую… *** Чимину бы прибавить шаг, но он идет медленно, чувствует себя совершенно уставшим. И, да, очень счастливым. Те несколько часов, что длится выставка, умотали его изрядно. Те невероятные, что начались вчера вечером и полчаса назад закончились неожиданным предложением альфы, если и не перевернули жизнь омеги, то новый ее этап запустили точно. Чимин никак не мог подумать, что к его небольшому павильону будет приковано так много внимания. Да, он заранее оговаривал несколько встреч с партнерами и поставщиками, с которыми сотрудничает не так тесно, как с господином Лим. И коллеги из лаборатории университета собирались заглянуть. И несколько селекционеров, с которыми омега раньше встречался по работе, а теперь планировал уточнить интересовавшие его профессиональные моменты, тоже обещались быть. Но то, что треть ожидавшихся визитеров придет на выставку к самому открытию и будет терпеливо ждать запоздавшего господина Пак, который никогда до этого ни на минуту не позволял себе прийти позже оговоренного времени, Чимин никак не ожидал. Как не ожидал впечатляющего количества отличных деловых предложений и... заказов на свадебные букеты… И самый главный, неожиданный, удивительный сделал альфа, что сердце омеги давно забрал себе. А сегодня на рассвете и тело взял в плен – желанный, сладкий, горячий и нежный одновременно. Омега в сотне метров от своего павильона. Ему бы о делах подумать. Но, Небо Омегаверсное! Опять! Он только на мгновения памяти дал волю. А она четко, ярко, в деталях и восхитительных подробностях рисует перед Чимином моменты близости с Юнги. И остановить эти воспоминания, яркие, только что пережитые, так тяжело. Нереально тяжело. И тело, подхлестываемое эмоциями и течкой, играет против разума, который требует немедленно в реальность вернуться, вспомнить, где и для чего омега сейчас находится. Он чувствует, как кровь приливает к члену, а влага, такая сейчас ненужная, выделяется из глубины. И аромат пиона становится не просто насыщенным, но удушливым, кричащим. И омега, кажется, задохнется сейчас от желания. Сгорит в собственной, невесть откуда накатившей, страсти. Жгучей, злой, яростной. Прозрачные капли заливают затылок, шею, на лбу оставляют дорожки, зависают на кончике носа. Пот? Он капли, что попали на губы, слизывает. Они сладкие, но нисколько не липкие, и на вкус точно как те, что выступили на пионе-арте Юнги сегодня ночью. Обманчиво-прохладные, но лишь еще больше распаляющие желание. И омегу трясет, колотит от страсти. Ему нужен альфа… Или нужно быть там, где никто не увидит его сейчас, такого беспомощного перед собственным телом, что долго равнодушно молчало, ждало, а теперь требует своего, плотского. Настойчиво, жадно, голодно. Он в полутумане набирает номер Юнги, слышит частые короткие гудки. Занято. И возвращаться в павильон сейчас нельзя. Чимин падает на ту самую скамью, где недавно сидел с альфой. Еще один звонок непослушными пальцами. – Чимина, – голос Хосока звучит в трубке, – я буду совсем скоро, как ты? – Хоби, – скулит тонко, дышит часто, – плохо… Мне так плохо… Хосок в одно мгновение собирается, мягко спрашивает: – У тебя все-таки течка? Где альфа? Прерывисто выдыхает каждое слово: – Да… Течка... Юнги... Уехал… – Чимин, пару минут. Я подъезжаю. Последние фразы Чон говорит не омеге, а коротким гудкам, что слышны сейчас в трубке. Он сам набирает альфу, и тот снимает сразу. Хосок говорит спокойно, только поздороваться забывает. – Юнги, вы далеко отъехали от выставки? – Привет, Хосок, довольно далеко. И, кажется, мы на ты. – Ах, да. Возвращайся, пожалуйста, если есть возможность. – Чимин? Что с ним? – Хосок готов поклясться, что в голосе альфы даже не паника слышна, а ужас. А еще омега слышит, как с бешеным скрипом трутся об асфальт шины. – Юнги, расслабься, пожалуйста. И не надо было так бить по тормозам. У него течка. Не думаю, что для тебя это стало сейчас откровением. Тем более, что за ее наступление, насколько я понимаю, Чимину стоит благодарить именно тебя. Вот только омеге нездоровится очень. Не стоило вообще оставлять его одного. Я рядом с выставкой, до твоего приезда побуду с ним и присмотрю. Но помочь ему так, как надо, способен только альфа, да вдобавок его истинный. – Мы расстались совсем недавно. Все было абсолютно нормально. Как же я не подумал! Но я еду, еду. И теперь уж не оставлю его ни на минуту. Набери меня, когда будешь с ним. – Наберу, а ты, если в машине случайно есть куртка или худи, захвати их с собой непременно. Юнги отвечает коротким удивленным «да», и Хосок отрубается. – Енджун, мы можем поторопиться, пожалуйста, – обращается к водителю, набирая безрезультатно Чимина. – Попробуем. Нам еще минут пять ехать. – А потом мне еще минут десять идти, хотя после сегодняшних процедур, возможно, уложусь в восемь. Телефон младшего омеги работает в обычном режиме, но Чимин по-прежнему не отвечает на звонки. *** Им просматривает каталог, отмечая мастерство и хороший вкус омеги. Моно ли это букет или цветов и растений в нем больше, но каждая композиция, задорная она или нежная, озорная или утонченная, говорит о мастерстве флориста, о его отличной фантазии – ни один из букетов не похож на остальные. И в каждом, кажется, черта характера омеги, которому он предназначен. Мягкость, озорство, утонченность, шаловливость. «Какой букет, Чимин, ты сделаешь на свою, на нашу свадьбу?» – ухмыляется стоящий у входа в павильон Хван. Задумывается и не сразу понимает, что вдыхает сейчас слишком насыщенный цветочный аромат. Он сам себе говорит, что в этом нет ничего удивительного. Может ли быть иначе на выставке цветов. Но тело спорит с ним. Оторвавшись от размышлений, сделав несколько глубоких вдохов, Хван чувствует то самое, ни на что не похожее возбуждение, которое любой альфа ощутит, когда где-то совсем рядом находится течный омега. Вдобавок тот, что совсем не принимал никаких блокаторов. Его запах абсолютно неприглушенный – натуральный, чистый, естественный, многократно усиленный течкой. И он громче и четче любых слов говорит о том, как нуждается сейчас в альфе источающий такой аромат омега. Восхитительный запах отчаянного желания обволакивает тело Им, под кожу пробирается, ускоряет сердцебиение. И Хван, кажется, слышит, как кровь быстрее течет по артериям и венам, особый зуд распространяя по телу, концентрируясь в паху, член альфийский заводя ответным нестерпимым желанием. Хван оглядывается и видит, как в сотне метров от павильона Чимин едва ли не падает на скамью и туловище к ногам прижимает. Альфа хотел бы в павильоне дождаться омегу. Как ни странно, ему так комфортнее сейчас. Пусть все, включая самого Чимина, видят, что Хван не ищет с ним встречи один на один и ничего, кроме свадебного букета, его не интересует. А то, что договорились с Чимином встретиться после окончания выставки? Ну, мало ли? Не получается, работа, командировка. Да, в конце концов, почему он, как другие посетители, не может обсудить какие-то нюансы здесь и сейчас, а потом еще раз увидеться с омегой через пару дней, чтобы все обговорить окончательно? Но не зов, а вопль плоти тянет подойти немедленно. Посмотреть в глаза, в которых, наверняка, зрачок от возбуждения едва ли не с потемневшей радужкой слился, к руке, к плечу, к шее прикоснуться, ощутить жар и жемчуг желания на коже, вдохнуть удушливый, резкий, но не сравнимый ни с какими ароматами, течный пион, когда омега совсем рядом будет. Чимин сидит полусогнувшись. Его колотит, и легкая цветочная влага покрывает теперь все тело. Пион истинности роняет крупные тягучие капли на грудь. Член напряжен так, будто к нему прилила кровь со всего организма, и это доставляет огромный дискомфорт, а смазка, что давно просочилась сквозь тонкие брюки, нестерпимым огнем жжет нежную кожу вокруг кольца. Омежий вход пульсирует, и сокровенная глубина не пуста сейчас, но такой болью и невыносимым желанием наполнена, что у Чимина хватает только сил звать беззвучно и безнадежно: «Юнги, Юнги, Юнги». Пожилая супружеская пара, что проходит мимо скамьи, задерживается на секунду. – Молодой человек, вам плохо, – спрашивает участливо омега, – я могу позвать кого-то из ваших близких? Чимин отрицательно качает головой. – Все нормально, сейчас пройдет, – шепчет, поднимая на подошедшего затуманенный болью и горячкой взгляд. – Гёнхи, альфа идет сюда, – супруг омеги кивком головы показывает на высокого очень полного мужчину, что скорым шагом направляется в сторону скамейки. – Вашему супругу нездоровится, как вы могли оставить его даже на минуту в таком состоянии, – с укоризной выговаривает Им омега. – Благодарю за помощь, – сухо кивает альфа. – Мы сейчас же отправимся домой. Пожилые супруги уходят, бормоча вполголоса что-то о безалаберности и несерьезности нынешнего поколения молодежи. Но омега не слышит и не видит ничего вокруг. Он на себе, на своей боли замкнулся. – Чимин, – тяжелый аромат пиона разбавляют знакомые тревожные горьковато-терпкие ноты. Омега поднимает голову. – Хван, что ты здесь делаешь? – едва шепчет, закрывая глаза. Альфа кисть Чимина нежно сжимает в своей, чувствуя, как от одного прикосновения к этой пылающей коже, к прохладным каплям, что нисколько не охлаждают ее, заводится еще больше. Чимин пытается вырвать руку из альфийской ладони, но Им лишь крепче сжимает ее. Глаза омеги по-прежнему плотно сомкнуты, но парень распрямляется, и альфа с удивлением и досадой замечает на шее необычный арт. Что обозначает его появление, Хван почти наверняка догадывается, как догадывается, чью еще ямку между ключиц украшает такой цветок. – Чимин, я могу проводить тебя в павильон. Или ты, быть может, захочешь домой поехать? Это лучшее решение. Давай, я отвезу тебя. Он садится рядом, уверенно обнимая парня за плечи. А потом прижимает к себе так крепко, что у измученного болью омеги не хватает сил выбраться из стальных, отвратительных ему объятий. Но ненавидимый запах любистока придает сил и злости, Чимин дергается, делая слабые попытки освободиться. А Хван от соприкосновения с телом омеги, одуряющего запаха, что исходит от этих бедер, из желанного нутра, которое альфа трахал бы сейчас жестко, со злым бесконечным наслаждением, почти теряет всякий контроль над собой. «Поимел ли Юнги омегу, можно только догадываться, но метки на шее нет. Так что мне мешает сделать Чимина своим прямо сейчас? И все остальное потом уже будет неважно». Горечь любистока запредельна. Омеге кажется: секунды – его вывернет наизнанку. И все, чего хочет Пак в это мгновенье – вернуть свой отвратительный рыбный запах. Который, чудовищный парадокс, оказывается, не только проклятьем его был. Спасением. Но нет: отныне пион – аромат омеги? Зато на помощь приходит… запах альфы. Он горчит и перебивает сладость цветка. Отрезвляет. Гасит боль и желание. Придает сил. Чимин чувствует, что руки Им больше не удерживают его. Да и было ли что-то вообще? Не почудилось ли в этой горячке тела и разума то, чего он просто боится? Омега с трудом открывает глаза. Вот он Хван, сидит перед ним на корточках, и не рядом даже, а в полуметре. Чего альфе стоило оторваться от мальчишки! Но боковым зрением он разглядел прихрамывающего, на трость опирающегося худощавого молодого мужчину, шедшего максимально быстро, в сопровождении высокого крепкого альфы. Ставить метку в такой ситуации просто небезопасно и будет расценено как насилие над омегой, особенно если тот станет сопротивляться. А Чимин и в течной горячке, в полубреду сопротивляется. Минуты назад, едва только альфа прижал его к себе, вырывался, как мог. И пусть никто не поверит словам омеги, но против двух свидетелей у Им нет никаких шансов. «Ты все равно, Рыбка, останешься со мной. Даже если знак истинности и чужая метка украсят твою кожу. Я не брезглив, да и пара верных способов сделать тебя своим у меня найдется наверняка». Хван садится перед омегой на корточки, повторяет вопрос-предложение: – Чимин, давай я отвезу тебя домой. – Меня отвезет мой альфа, Хван. Спасибо, – произнеся это, Чимин закусывает губы, но не может сдержать глухой болезненный стон. – Сколько его ждать? – Привет, Хван. Да недолго совсем. Он в нескольких минутах езды, – подошедший Хоби с тревогой смотрит на Чимина, садится рядом, обнимает. Кажется, ничего страшного не случилось. – Хосок, рад тебя видеть, – альфа говорит и улыбается так искренне, что Хоуп, не знай он об инциденте в магазине накануне вечером, безоговорочно поверил бы и словам, и тону, которым они были произнесены. Впрочем, почему нет? По словам Чимина, Им извинился за свое поведение да и жениться собирается, за букетом пришел. – Чимина, хороший мой, ты как? – Хосок бумажной салфеткой промокает влажные лоб и щеки младшего омеги, обнимает аккуратно. – Держись. Юнги будет через пару минут. – Что ж, а я пойду. Омега ведь теперь под надежным присмотром, – Хван поднимается. – Чимин сказал вчера, что ты хочешь заказать у него свадебный букет своему жениху, и вы договорились встретиться после ярмарки у него в магазине. А здесь ты что делаешь? – Мой жених скоро приедет сюда, он захотел прогуляться по выставке, посмотреть работы других флористов. Я наткнулся на павильон «Лепестка» совершенно случайно. Да и Чимина там не было. Я уже собирался уходить, когда заметил омегу сидящим на скамейке. Просто поздороваться подошел, увидел, что он не очень хорошо себя чувствует, предложил отвезти домой. Но тут и вы подошли. – Чимина, все так и было? – Кажется, да, – тихо говорит младший. – Что ж, я пошел, Мингю, мой жених, не любит ждать. Чимин поправляйся, после выставки мы заглянем к тебе непременно с моим омегой. Хоби, ты отлично выглядишь. Кажется, трость не понадобится тебе совсем скоро. Я будто на себя смотрю со стороны. Еще месяц-другой и будешь передвигаться самостоятельно. Вот попомнишь мое слово. Хосоку приятны эти, кажущиеся такими искренними, слова. Он протягивает Им руку. – Увидимся еще, Хван. Спасибо за поддержку. – Непременно увидимся. – Хенджин, благодарю за помощь, вы свободны, я попрошу водителя господина Ким отвезти меня домой, – Чон отпускает сопровождавшего его альфу, и тот уходит, оставляя омег вдвоем. – Чимин, как ты? – спрашивает в который раз, глядя на бледного, осунувшегося младшего, прижимая к себе. – Уже лучше, правда, – омега говорит тихо, но уверенно. – Просто на ровном месте стало плохо. Казалось, что все тело горит адским пламенем. И больно, так больно было там внизу. И знаешь, мне казалось, нет, я знал, я чувствовал, что спасение от этой боли одно… – Чимин запнулся. – Точно. Одно, – Хосок тихонько засмеялся. – Чтобы альфа в этот момент был с тобой… – В тебе был, – слабо улыбнулся младший. Хосок посмотрел на омегу внимательно, тот отвел глаза. – Чимина, Рыбка моя. Это вот уже из собственного опыта или так, на уровне теории? – Один-один, Хоби. Или уже два-один? Но я, в любом случае, размочил счет. – Ничего себе! – Хоуп выглядит растерянно-удивленно перед тем, как широко улыбнуться, обнять. – Пока ничья, Рыбка. Но я так рад за тебя! Все хорошо? С тобой, надеюсь, альфа-джентльмен был, а не грубиян и эгоист? – Джентельмен, конечно, – голос Чимина в этот момент звучит мягко-романтично. – Такой нежный, ласковый, внимательный. И, кажется, волновался он не меньше меня. А все, что произошло сейчас… Я просто вспомнил прошедшую ночь и сразу таким желанием накрыло. До жуткой боли, до жара. Казалось, я умру прямо на этой скамейке. И смазка, она просто лилась из меня. Не знаю, как встать. Я мокрый весь и переодеться не во что. И негде. А сумка с вещами в машине Юнги. – Я подумал, что так и будет. Поэтому попросил его захватить из машины куртку. Обвяжешь вокруг талии и попу свою прекрасную спрячешь. А вообще, как только закончится выставка, пойдешь к омегологу, обещаешь? Провериться надо в любом случае. Хотя, признаться, мне кажется, ничего страшного в том, что сейчас случилось, нет. Просто надо было не на выставку идти, а с альфой запереться в доме, в спальне и делать то, что в течку омегам делать положено. Отдаваться, брать и получать удовольствие. Тем более, это твоя первая течка. Так что прямо сейчас вы отправитесь к тебе или к Юнги. Кстати вон оно, твое лекарство, летит сюда с глазами-блюдцами. – Я не могу уйти, – слабо запротестовал омега. – Можешь, Рыбка. Выставка еще два дня продлится. Скажи честно: есть что-то такое, с чем твои помощники не справятся без тебя хотя бы сегодня. – Сегодня точно справятся, – Пак прикинул. – Все запланированные встречи уже были. – Чимина, – Юнги, запыхавшись, подлетел к омегам, – ты как? Ты что бледный такой? Чем я могу помочь? – Юнги-хен, чем альфа может помочь своей течной паре? – томно вздохнул, закатив глаза, Хосок. – Забирайте немедленно и как минимум до завтра лечите. А в идеале пару дней. – Намджун уже едет, – Мин подошел к Хоби, протянул ему свою легкую летнюю ветровку. – Нам же бумаги надо подписать. – Ох, уж эти альфы-бизнесмены! Какие тут подписи, какие бумаги! Все до завтра подождет. У вас сейчас физически очень уязвимый омега на попечении. Домой его. И куртка нужна Чимину, а не мне. И продавцов я предупрежу. – А Намджун? – Нормально все будет с Намджуном. Сейчас пойдем с ним по выставке гулять. Цветочки нюхать. – Да, он к цветам, признаться, равнодушен, – улыбнулся Юнги, бросая совершенно озорной взгляд на омегу. – Больше любит прогулки под луной. – И, по всей вероятности, фото под луной. Делать. И с друзьями делиться, – Хоби парировал, улыбаясь, но с легкой ехидцей. – Только лучшему другу. Но и ты, наверное, не исключение. Думаю, делишься всем с Чимином, как и он с тобой, – глянул нежно на омегу, который как раз завязал рукава ветровки Юнги спереди на талии и теперь, слушая диалог лучшего друга и истинного, с выражением острого смущения на лице поерзывал на скамейке. – Есть такое. И знаю точно, что лунный свет не всех к прогулкам располагает, у кого-то более интересные вещи происходят. – Ох, Хосок, Намджун с тобой точно не соскучится, – Юнги засмеялся, протянул Чимину руку. – Сам пойдешь, Рыбка? Или я лучше на руках тебя понесу? Чимину одно только присутствие истинного придало сил и бодрости. Но желание не ушло никуда. Только из болезненно-горячечного стало приятным, нежным. Не жаром невыносимым, а теплом наполнило тело. – Сам, конечно сам, – подошел к Хоби, обнял. – Спасибо за все. А про луну, это вот к чему было? – Даже и не спрашивай Чимин-щи. Во-первых, могут у нас с твоим хеном быть свои тайны, во-вторых, это не для детских ушей, – произнес тоном заботливого родителя Хоуп. – Ах, не для детских, так вот... – Чимин фыркнул очень возмущенно, что-то прошептал на ушко другу, отчего глаза и рот Хоупа на мгновение превратились в идеальной формы круги. – Чимина, осталось только услышать от тебя, что ты в положении. Хотя и этому не удивлюсь после всего, что было. Завтра расскажешь. Альфа и омега направились к выходу. Чимин сделал лишь несколько шагов, и Юнги подхватил его на руки. – Скорострельная маленькая Рыбка: то ничего, то все сразу, – засмеялся Хоуп, глянул вслед соулмейтам, направляясь в сторону павильона. Задумался, что-то неприятно кольнуло в груди. – Опять Хван. Снова с Чимином рядом. И, вроде, ничего такого, но, черт, неспокойно как-то. Надо все же убедить Рыбку, чтобы он рассказал обо всем Юнги... *** – Чиминаааа... Опять... Мокрый... – только три слова. Но каждое произносится с разной интонацией. Восхищение. Желание. Страсть. Такой же внезапной, сильной полыхнул недавно Чимин. И вот теперь его соулмейт горит. Только боли нет. Есть сладкое, остро-щемящее предвкушение очередной близости: сердце разгоняется и разгоняет кровь по телу. Дыхание становится сейчас глубже, легкие насыщает аромат истинного, но совсем скоро альфа сорвется на рваные, неглубокие вдохи-выдохи. – Пусти, хен, я потому и не хотел, чтобы ты на руки меня брал, – Чимин говорил, кажется, смущаясь. – Второй раз за полдня. Я нашу ночь вспомнил, когда ты уехал... И так тебя хотел... Но не знал, не думал, что желание может вызывать такую сильную боль тоже. И все, как в тумане, было. Хорошо, что рядом... – Чимин запнулся, опустил голову. – Что Хоби как раз приехал. Пусти, хен, пусти... Юнги не отвечает ничего, лишь ускоряет шаг, и дыхание ускоряется, и зрачок почти сливается с радужкой. Низким, полным желания хрипом вырывается, и в голосе нет намека на шутку: – Сегодня многое впервые, Чимин. Ты уже в машине будешь моим... «Восхищение альфы – мое желание, моя страсть» . – Буду... – эхом вырывается у омеги. *** – Видел парня? – И видел, и запомнил, и сфотографировал. – Отлично. Мы немного поменяем план. В ближайшие четыре вечера ты свободен. Мальчишка сейчас точно не будет в одиночестве. Начиная с пятого, приступай. Хван глянул вслед альфе и омеге. – Что ж, Юнги, признаю: пока омега твой. А вот дальше посмотрим. Но тот чудо-пластырь в любом случае надо уже сейчас заказать у господина Го. Чувствую, он точно пригодится. Поначалу и универсальный подойдет, а потом Го подберет персональный... Большое спасибо за фидбэк и активацию кнопки прода🔲💜.