"Хвост" и "Рыбка"

Утром ни Юнги, ни Чимину так и не удалось дозвониться друзьям. Соулмейты отпускают в их адрес незлобивые шутки, выражая надежду: у сладкой парочки все настолько зефирно, что возвращение в бренный внешний мир пока не представляется возможным. – Надеюсь, они помнят, что вечером мы планировали собраться у меня, – беспокоится младший, уже сидя с Юнги в машине, но хен молчит сейчас, лишь кивает на эту реплику. Альфа сразу после завтрака спокойно, но тоном, не допускающим возражений, говорит о том, что сейчас они ненадолго поедут в офис «Домой», где он заберет необходимые для работы бумаги, а потом отправятся в «ЛепестOk», и там каждый сможет заняться своим делом. Чимин чувствует, что Юнги напряжен, и тоже ограничивается кивком. Да он в любом случае не собирался спорить: омега рад любой возможности быть с альфой. А сейчас, когда течка делает его таким уязвимым перед собой, своими желаниями, особенно. Он вспоминает прошедшую ночь и нежную силу альфийского тела, что вдавливало, вбивало вместе со сладкими, глубокими толчками в простыни. И губы, что смыкались вокруг сосков, посасывая, а язык касался чувствительных вершин то мягко, то настойчиво, нежа так, что ток удовольствия бежал с бешеной скоростью по коже и под ней. И отзывался в паху такими острыми, яркими вспышками удовольствия, что чиминовы бархатные глубокие стоны сорвались в какой-то момент на тонкий, жалобный скулеж: – Еще, еще, еще… И это восхитительное «еще» длилось, казалось, бесконечно, а потом, дойдя до пика, выгнуло изящное тело, на мгновения сделало одним с альфийским и бросило резко на темный, скомканный атлас простыней. Теперь, когда рядом альфа и цитрус смешан с цветком, эти воспоминания не боль, как тогда, на выставке, приносят, но в животе разливают приятную тягучую патоку, запускают искорку неги, что готова запылать пламенем, не вынырни сейчас Чимин из воспоминаний. Омега кладет ладонь на пальцы Юнги, лежащие на рулевом колесе, мягко сжимает, мечтательно улыбается, подняв глаза и пройдясь кончиком языка по губам. И Юнги, глядя на донсэна, ощущая его прикосновение, испытывает, черт возьми, одну лишь дурацкую, ненужную нежность. Какой, оказывается, сильной может быть она! Надолго ли, нет, но это чувство всю тревогу, переживания и обиду гасит сейчас. И Юнги сам уже накрывает маленькие пальцы ладонью, поглаживает, сжимает, улыбкой отвечая на улыбку. И она, и этот жест, и воспоминания о прошедшей ночи, и мечты о предстоящей голосу течного омеги сразу придают радостного возбуждения: – Хен, я так жду вечера. – Соскучился по Хоби, Рыбка? – Юнги прекрасно понимает, что имеет в виду младший, но включает «непонятку». – По тебе соскучился… – кладет руку меж бедер альфы, чуть надавливая, ощущая первые мгновенные искры желания. Закусывает на мгновения губы, лукавым взглядом и очаровательной улыбкой стреляя в Юнги. – Хочу тебя, не знаю, как до вечера дожить. – М-м-м-м, Чимина, не доводи до греха, – Юнги коротко низко выстанывает, закрывая на секунды глаза, отводя руку младшего от наметившегося в паху желания. – Ну, ок, хен. Тогда поговорим о погоде, – сладчайше мурлычет омега. – А ну-ка, молчать! – шутливо-грозно приказывает Юнги. – Знаю я, как ты о погоде умеешь говорить. Мы с тобой после последнего такого разговора сколько из постели не вылазили? Только тогда мы домой ехали, а сейчас на работу. – И, кстати, о ней, – у мелкого соблазнителя варенье из голоса уходить не собирается, хотя тема разговора сейчас тому совсем не способствует. – Пока я в магазине поработаю, ты можешь посидеть в саду, – но тут омега вспоминает о чем-то очень важном, взмахивает руками, эмоционально выдает. – Ой, нет, пока не можешь! – Почему это?! – брови старшего возмущенно взлетают вверх. – Я как раз планировал расположиться в кресле под навесом и поработать на свежем воздухе в доступной близости от твоей цветочной красоты. – Непременно расположишься. И именно в кресле! Но ты ненадолго уйдешь в дом, когда я попрошу, – омега нотки таинственности напускет в голос. – Рыбка, любишь ты, кажется, секреты? – Не люблю. Это не секрет. Это сюрприз. – Ладно… Они подъезжают к офису Юнги. – Хееен! – глаза открываются широко, искреннее восхищение звучит в голосе. – Столько цветов! Хосок говорил мне, что у тебя вдоль офисного здания клумбы с пионами разбиты. Но как же это красиво и необычно в городе, посреди стекла и бетона! Я даже представить не мог! Пока альфа паркуется и по мобильному разговаривает с каким-то деловым партнером, омега прогуливается рядом с цветниками, смотрит внимательно, аккуратно прикасается к стеблям, заглядывает в бутоны, наклоняется, проверяет что-то. Переминает в пальцах землю. Охранник, что стоит в дверях, явно напрягается, окликает, быстрым шагом направляясь к парню: – Молодой человек, в чем дело? Чимин вздрагивает от неожиданности, ищет глазами Юнги, что как раз подходит к нему. – Все в порядке, Джигун. Господин Пак – биолог, ботаник, крупный специалист по цветам вообще и пионам в частности. По моей просьбе приехал проверить состояние наших цветов. У Чимина к окончанию этого короткого монолога щеки алеют, глаза становятся больше, а брови уходят вверх. Секьюрити кивает приветливо. Замечая профессиональным цепким взглядом одинаковые пионы на шее директора и «крупного специалиста», спокойно уходит в холл. «Так вот он, цветочек младшего господина Мин, – улыбается собственным мыслям. – Симпатичный омега и, кажется, не белоручка. Вон как в земле копался, не боялся пальчики испачкать. И рисунки на шее у них одинаковые, а ведь у Юнги еще несколько дней назад никакого арта там не было. Что ж, видимо, и сам молодой директор, и его цветочное наследство теперь в надежных руках». *** – Юнг-и-и-хен, ну зачем ты так!? – возмущенно шипит Чимин, кулачком небольно ударяя соула в плечо. – Чимина, я хоть слово неправды сказал? Забыл вот разве добавить, что ты еще и победитель выставки, – привлекает к себе омегу, обнимает за талию. – Ну, что скажешь? Как мои пионы, есть, к чему придраться? Чимин поначалу лишь молча отрицательно качает головой. – Не знаю, кто ухаживает здесь за цветами, но делает он это профессионально. – К нам садовник приходит несколько раз в неделю. Вообще он в сеульском Ботаническом саду работает, но и на наши пионы время находит. – М-м-м-м, – омега, кажется, размышляет, решаясь, наконец. – Юнги, все отлично. Вот только передай ему, что Генри и Лемон решили, кажется, на пару собрать мозаику. Или, напротив, почти разобрали ее… Тогда все отлично. Встречается взглядом с Юнги. Тот смотрит с нескрываемым удивлением. – Омега, я не сомневался, что ты умница. Но ты у меня просто гений, – подхватывает на руки и кружит. – Хен, отпусти, ну, увидят же, – голос звучит смущенно, но сам Чимин во весь рот улыбается. – Да что такое-то?! – Просто ты прав, Рыбка! Диагноз поставил в мгновение ока. Да, эта парочка подхватила кольцевую мозаику. Мы и за остальные пионы боялись, но господин Со так рьяно взялся за лечение, что заболевшие почти справились, а новых жертв удалось избежать. – Юнги, так ты проверял меня? – Чимин пыхтит обиженно. – Да нет, Рыбка, и в мыслях не было. Я только когда ты сам сказал о мозаике и назвал сорта, вспомнил. Зайдем в офис ненадолго и… Мобильные альфы и омеги срабатывают одновременно. – Намджун! – Хосок! Хен, я подожду тебя в машине, пожалуйста, – Чимин умоляюще смотрит, прижимая ладонь к ладони. Юнги кивает, передавая ему ключи, шепчет: – Рыбка, я скоро. Глядя друг на друга, одновременно отвечают: – Хоби, дружище, привет! Как ты? – Намджун, ну, наконец-то! Как ты? *** – Хоби, все хорошо? У тебя все хорошо? – Чимин спрашивает, все же немного волнуясь, но лучший друг не просто говорит, а довольно пофыркивает в трубку. – Все отлично, моя маленькая Рыбка. – Так что же, два-один? – тихонько смеется Чимин. – Пять-один, Чимина, – с некоторым апломбом выдает старший омега. – Ого! Настолько круто? – На самом деле, просто очень хорошо, Рыбка, – теперь голос Хоби звучит спокойно, кажется, с нотками легкой усталости. – Ведь поначалу было так плохо, как ни разу до этого. Вот, наверное, как тебе на выставке. – Ох, Хоби, я помню эту боль, – Чимин вздрогнул, поежился. – То, как она налетела, кажется, ниоткуда. Вдруг, сразу. И с такой силой… – В животе будто камень раскаленный ворочался, из глубины не смазка текла, лава, которая сжигает все внутри, а, выходя, опаляет еще кожу, на которую попадает. И знаешь, казалось: вся кровь, что есть в тебе, приливает вниз. А болью наполнили огромный шприц и продолжают закачивать в член, который и так уже ею полон. – Хоби, – в голосе Чимина смешались напряжение и удивление, – я бы точнее не мог описать то, что испытал на выставке, чем ты сейчас это сделал. Разве только добавить, что все вокруг время от времени погружается в дымку и голоса словно откуда-то извне звучат. И чужие прикосновения невыносимы… – Прикосновения чужого альфы? – Хоби уточняет, замолкая на секунды. – Чимин, Хван, он касался тебя?! – Я не знаю, Хоби. Правда. Но, кажется, нет. Он просто передо мной сидел. – Тогда почему ты говоришь о чужих прикосновениях? Чимин молчит, ему, кажется, нечего ответить. Или?.. – Я просто очень четко, несмотря на весь туман, понимал в этот момент одно: мое единственное спасение – мой альфа. – Именно. Хотя, кажется, и тебя, и меня спасали те, кто и спровоцировал, невольно, конечно, течку со всеми «радостями». Но в твоей ситуации ее появление стоило того, чтобы перенести любую боль. Это лучшая, самая естественная и правильная из возможных реакция на истинного. Начало нового периода в жизни и, кажется, возможность зачать новую жизнь. И да, Чимин, ты обещал мне после выставки сходить к омегологу. – Непременно, как только течка закончится. А у тебя, я так понимаю, – смеется младший омега, – она началась исключительно благодаря какао-феромонам, которыми Намджун-хен так щедро тебя обстреливал. И его запредельное желание обладать, – а то, что оно было именно таким, только бы слепой не увидел, – и твой организм разбудило раньше времени… – Его желание обладать, – смущается Хоби, – у меня разбудило ответное и очень сильное – отдаваться. Да разве в течку вообще может быть иначе? – Ну, а сама близость?.. – Намджун – очень горячий альфа, но при этом чуткий и нежный, и дает больше, чем берет. Ну, может, он, конечно, хотел произвести особое впечатление на первый раз… А потом уж так, не напрягаясь. Вполсилы. – Хоби, ну, ты просто невыносимая язва, – смеется Чимин. – Да, шучу я. Альфа прекрасен. А до чего приятно ощущать мощь его тела! И, по секрету тебе скажу, как хочется сейчас его силе покоряться. – Почему бы и нет, – мурлычет младший омега. – Особенно если это приводит к т-а-а-аком-у-у-у удовольствию. – О, Чимина, невинная Рыбка. Тебя, кажется, тоже привела. Ты б себя со стороны послушал. Звучишь нереально сладко. – Я и чувствую себя так. И рад, что у тебя с Намджуном тоже все складывается классно. – Ну, с такими ногами, как у нас сейчас, до оргазма все равно путь не самый близкий. Приходится осторожничать. – Но вы ведь все равно его преодолели? – спрашивает омега ангельским голоском. Хосок хмыкает, его забавляет это любопытство лучшего друга, который сам едва только вкусил физической любви, но ему, кажется, уже интересно сравнить. Или опыта поднабраться из довольно скромной хосоковой копилки? – В общем, да. Но, Чимина, мы с Намджуном только немного спустя достигнем той гармонии, что нужна обоим. Просто и мне, и Нами, кажется, нужно погорячее и пожестче. Сейчас это невозможно физически. Но совсем скоро один из нас будет твердо стоять на ногах. А уж когда я со своей тростью расстанусь… Наша гармония, кажется, будет самой пламенной во всем Сеуле. – Ничего себе, Хоби! Вообще не ожидал в тебе такой горячности! Значит, Намджун-хен тебе очень нравится! Это было бы так здорово! Общаться вчетвером, дружить! – Конечно, нравится, Чимина, а после прошедшей ночи я в этом еще раз убедился. Только знать об этом Намджуну пока не обязательно, а то еще загордится сверх меры. – О, это едва ли! Юнги считает, что в вашей паре лидер на данный момент ты. – Но в постели точно – альфа. И мне это по душе, – Хоби заурчал удовлетворенно. А потом спросил очень заинтересованно и без намека на смущение: – Кстати, тебе какая поза из тех, что у вас были, понравилась больше? – Н-у-у-у-у, – Хосок прямо представляет себе, и вполне справедливо, как щеки омеги заливает от этого вопроса румянец, и смеется, – начну с того, что мне минет понравился. Очень. Омега аж причмокивает от удовольствия, забывая о смущении. – Ого, для начала, Чимина? Какая многообещающая ремарочка. А вообще, согла-а-а-сен, – Хосок заявляет авторитетно, кажется, со знанием дела. При этом игриво тянет гласные, и тоже в знак согласия громко причмокивает. – И ведь не каждый, знаешь ли альфа, так порадует омегу. Считается, что это больше наша обязанность. – Ну, мне хен такие обязанности не вменял. – Вмени себе сам, попробуй порадовать альфу. Думаю, что одна твоя инициатива сделает его счастливым. А уж исполнение. С твоими-то губками… Я еще несколько лет назад сказал, что это не губы, а Гимн любви! – Так у меня еще и зубы есть, – смущенно бормочет омега. – Чимина, они у всех есть, а минет при этом повсеместно встречающееся, знаешь ли, явление, и крайне популярное, – ухохатывается Хосок, а потом говорит уже вполне серьезно. – Слушай себя, слушай тело альфы, оно подскажет, да сам Юнги, уверен, поможет тебе. Ну, а что там с позами, делись? – Ведь мы же только начали, – шепчет омега, – ничем таким запредельным я тебя и близко не удивлю. Ну, «собачка» мне очень понравилась… Так приятно чувствовать Юнги настолько глубоко в себе, подчиняться его рукам, телу. И эта золотая точка. Какое обалденное ощущение! Каждый очередной толчок дарит еще большее удовольствие. Кажется, круче уже нельзя, невозможно. Но нет. Летишь все выше, а потом как разряд по телу, на грани запредельного удовольствия и боли. И все: мы просто лежим спокойно вместе, в обнимку, рядом. И эта близость такая же классная и ценная, как и та, что была минутами ранее. Он прижимает, целует легко, шепчет: «Рыбка моя». И это такое счастье! – Ты так сладко рассказываешь, Чимина, что я особенно хочу своего альфу во всех недоступных нам пока позах, – Хосок сквозь зубы втягивает воздух. Замолкает ненадолго, а потом смеется, шепча. – Кстати, знаешь, у него перед оргазмом все кисточки на ушах принимают форму веера и начинают ходить взад-вперед. Так забавно. – Хвост Юнги в этот момент прижат к позвоночнику и абсолютно неподвижен. И я не уверен, что его участие не вызвало бы у меня смех и не испортило саму близость. Тем более, Юнги так строг с хвостом, и огреб бы он, бедолага, даже без вины виноватый. – Хвостику повезло, кажется: у Юнги появился омега, а у хвоста адвокат, – замечает Хосок. – Хен, ты счастлив? – Я очень счастлив, Чимина. Да как иначе, рядом лучший друг и прекрасный альфа. Младший вздыхает глубоко. – А я все думаю, Хоби… Если бы не ты… – голос дрожит. – Мне страшно сейчас представить, что тебе порекомендовали бы обратиться в другую компанию. – Рыбка, это всего лишь совпадение, случай, но очень счастливый. И не только для тебя. Так что не меня благодари, Небо. А ты счастлив, Чимин? – Конечно. Ведь рядом лучший друг и любимый альфа. «Но абсолютно буду счастлив, когда сделаю букет омеге Хвана и навсегда выставлю Им из своей жизни». – Хоби, карамелька моя сладенькая, я тебе кофе заварил, – низкий баритон Намджун-хена звучит так зефирно, что у Чимина во рту делается чересчур сладко, а на душе не просто весело, но ржачно. – Ох, ничего себе, Хоби… Никогда бы не подумал, что твой серьезный двухметровый альфа-здоровяк может звучать так приторно… Ждем вас сегодня у меня. И твое кресло ждет. Надеюсь, оно выдержит двоих одновременно… – Будем, Рыбка. Обнимаю, – смеется Хоуп и отключается. *** – Ну, Нами, тебя, кажется, можно поздравить? Продегустировал-таки ликерную карамель? Зубы не сломал об эту омежью твердыню? – улыбается Юнги. – Не сломал, хен. Обсосал нежно, а там уже и до самой сладкой начинки легко добрался, – Ким звучит расслабленно-довольно. – Как же Хосок так быстро сдался? Мне казалось, Намхансансон было бы взять легче, чем этого омегу-язву. Неужели же твои какао-обстрелы оказались столь эффективны? – Разумеется, в первую очередь. Но вообще-то ты со своим омегой мне тоже здорово помог. Точнее, ваш вчерашний, такой продолжительный поцелуй под луной. – Ого, как ты узнал? – Ой, секрет на миллион. Вы б еще на оживленной магистрали свои любовные игрища затеяли. Мы до «Лепестка» сотню метров не дошли. Увидели вас целующимися и понеслось. Вначале полюбовались, а потом присоединились. У Хосока течка началась прямо около магазина. И он сразу так полыхнул, такой был горячий, такой восхитительно-мо-о-о-окрый, – Намджун аж подвывает в трубку, заводясь. – Я думал, до дома не доеду. Возьму его прямо в машине. Да какое там, до машины чуть дошли. – Все, я понял, успокойся, – делает паузу и говорит, подвывая, в точности копируя исполненный несдержанного желания голос друга, – мой сла-а-а-дкий мальчик. И, кстати, мне больше повезло: мы с Чимином как раз до дома не доехали, в машине… – Хен, повыпендривайся – и документы для налоговиков будешь делать в гордом одиночестве. Как раз сегодня приступишь и оставшиеся дни и ночи первой течки своего истинного проведешь не в постели, а за столом, с ноутом в обнимку. – Ладно, Нами, не сердись. Нагоните и перегоните. Ногу только лечи. На самом деле я рад за тебя. И надеюсь, что у вас все серьезно. – Даже не надейся, Юнги, – старший альфа удивленно замолкает. – Безо всяких надежд – у нас просто все будет очень круто. А вы как? – Я вчера кольцо Чимину подарил, а накануне на выставке сделал предложение, так что он теперь официально мой будущий муж. – Что ж, Юнги, поздравляю. Не сомневался, почему-то, что теперь ты не станешь медлить. – Хватит. Помедлили однажды. Все, Нами. Вечером ждем вас дома у Чимина. Он сейчас, наверное, с Хоби разговаривает? Вы позвонили одновременно. Юнги слышит осторожные шаги лучшего друга и очень приглушенный голос Хосока. – Ага, что-то там с Чимином перетирает, кажется, про минет. – Да ну?! И что, интересно? – ржет Юнги. – Пойти послушать? – ерничает Нами. – Ой, нет. Мало ли, костерят последними словами. – Хен, ты омегу своего так ублажал? – А ты что-то имеешь против? – Юнги заводится. – Он так стонал, что я только от его голоса кончил раньше, чем Чимина довел до предела. – Вообще ничего не имею, – спокойно отвечает Намджун. – Я любовью занимаюсь со своим омегой. И, любя, не вижу ничего для себя зазорного или унизительного в том, чтобы и ртом ласкать его член. Для меня один аргумент во главе: Хоби нравится то, что я делаю. Если чье-то тупое альфийское эго говорит хозяину, что это ниже его достоинства, так в жопу такое эго и на хрен омеге такой повернутый альфа, – злобно шипит Намджун на последних словах. – Блестяще, Нами! Поддерживаю. Профессор Санхен не зря рекомендовал тебе продолжать обучение в адвокатуре. Ни один альфа-абьюзер от тебя бы не ушел. Кстати, раз уж мы к работе вернулись. Я в офисе. Часть документов для налоговой проверки сейчас скину на флешку, и в течение дня сам все перепроверю. Хотя, что там проверять, все идеально. Но на всякий случай. Так что релаксируй, сова. До встречи, Хоби привет. – Пока, драный кот-склерозник. Чимин-щи тоже. *** К двенадцати часам дня альфа и омега приезжают в «ЛепестOk». Здесь сегодня тихо и пусто: после выставки у всех сотрудников выходной. Альфа заходит в небольшой магазин, полутемный из-за сдвинутых сейчас на окнах жалюзи, и омега закрывает дверь на замок. Холодильники стоят пустые – свежие цветы приедут в магазин завтра рано утром. Но часть пространства заполняют различные декоративные растения и разнообразные товары для ухода за ними. Чимин проходит мимо стойки с маримо, скорым шагом направляясь в подсобку, скидывая на ходу ветровку. – Юнги, Хосок, как вы тут, мои хорошие? – в нежном, спокойном голосе омеги искренняя забота, тепло. Альфа же, услышав свое имя и толком еще не разобравшись, в чем дело, сразу тихо произносит: «Да». А потом, когда прозвучал уже весь вопрос, спрашивает очень удивленный и не без нотки ревности: – Чимин-щи, это что вообще такое? К какому это еще Юнги ты обращаешься таким нежным голосом? Чимин возвращается из подсобки в рабочем, цвета темного кофе фартуке. С большим ситечком и маленьким аквариумом в руках. Смотрит на альфу. Широкая улыбка превращает любимые глаза в две радуги. Юнги вздыхает резко, глубоко. Он сам не может объяснить, но до чего же притягательно выглядит сейчас младший! Фартук подчеркивает стройную фигуру, тонкую талию, не слишком широкие плечи и чуть подкачанные руки: тренажерным залом для омеги много лет была земля, на которой он разбивал клумбы, создавал цветники, высаживал растения и деревья. А вместо «железа» тренажерки – лопата и прочие «помощники» для работы на земле. В глазах старшего омега выглядит сейчас парадоксально: с одной стороны, это мальчик – беззащитный, хрупкий, нежный, такой забавный с этим большим ситечком в маленьких пухлых пальчиках. Хочется прижать его к себе, на колени посадить, обнять, от любых проблем уберечь, от всех бед защитить. С другой, эта же хрупкость, что подчеркнута фартуком, делает омегу в глазах Юнги невероятно, чертовски сексуальным, привлекательным, желанным. Тонкая полоска ткани, что обхватывает шею сзади, подчеркивает ее высоту и прячет часть восхитительно-плавного изгиба, где шея переходит в плечо. Фартук идеально лежит на бедрах, очерчивая их притягательные округлые линии, и скрывает ягодицы, и абсолютную сладость меж них, что, наполняясь цветочной вязкой влагой и источая аромат пиона, каждую клетку тела альфы заводит желанием. Поначалу, и совсем недолго, оно легко, едва ощутимо проникает в кожу, рассыпая по ней крохотный жемчуг возбуждения. А потом в животе и паху оседает уже знакомой приятной желанной тяжестью, которая давит все сильнее, будоражит кровь, толкает ее резко вниз, пробуждая и возбуждая член. Юнги смотрит на омегу. Фартук – как тонкая кольчуга, что закрывает доступ к желанному телу, делая его потому стократ привлекательнее. Альфа представляет, как коснется плотных завязок на талии сзади, и они разойдутся под его пальцами, как подцепит полоску ткани, что обхватывает шею, и нежная кожа манящего изгиба предстанет перед глазами, а плотная, сияющая ткань с восхитительным шуршанием упадет к ногам Чимина. Юнги так отчетливо слышит этот шелест, так ясно видит, как фартук скользит вдоль тела, падает, делая омегу более доступным! Фантомное желание превращается в реальное, точно извилистый быстрый ручеек течет вниз, задевая нежно шею, соски, подмышки, возбуждая пах. Он подходит к Чимину, как грациозный хищник – неслышно, мягко, очень медленно, чуть прищурившись, глаз не сводя. Взглядом ласкает нежно, будто спрашивает разрешения, но ответа не ждет. Он хочет мальчишку и возьмет его, чувствуя, что и омега в эти дни особенно бессилен перед голосом собственной плоти, которой немного надо, чтобы возобладать над разумом, взять его под полный контроль. И каждый шаг к жертве лишь с большей силой пробуждает желание, замедляет и углубляет дыхание. И цитрусы, как и охватившая альфу страсть, выстреливают запредельно остро, резко, пронзительно-свежо. И кажется: воздух наполнен крохотными, неподвижно застывшими в воздухе каплями сока кисло-сладких плодов. Жертва чувствует будоражащий, привлекательный аромат хищника. Но не он, а она, пусть совсем немного, хотела бы поиграть сейчас с тем, кому все равно будет принадлежать так скоро. Кому, глядя на эту грациозную, чуть пружинящую походку, на этот взгляд, в котором вспыхивает, сверкает, и ее сразу до предела заводя, огонек желания, уже страстно хочется принадлежать. Но сейчас жертва стоит неподвижно, будто загипнотизированная, глаз не сводя с хищника. А тот ждет желанных цветочных феромонов как знака готовности тела принимать и отдаваться. Омега же намеренно, хоть и с огромным трудом, на минуты подавляет феромоны. Замирает. Застывает. Зажимается. Тело молчит. Тело молчит? «Игра? Ты хочешь поиграть, мой маленький омега? В холод? В лед? В нежелание? Надолго ли тебя хватит?» Расстояние – минимально. Охотник чуть заметно, едва-едва отводит голову в сторону, губы чуть приоткрывая, нижнюю едва прикусывая. Сбоку, из-под полуопущенных век в глаза жертвы посылая взгляд, в котором не огонек, но пламя уже полыхает. И теперь очень медленно поводит головой вправо-влево. «Не спрячешься от желания, цветочек, не закроешься подобно бутону». Взгляд не отводя, подушечки пальцев медленно к виску и вниз, по контуру лица, по подбородку, шее, по арту между ключиц и к железе, проводя невесомо-нежно. И дыхание вместе с громким глубоким запредельно-возбужденным стоном вырывается из легких младшего. И цветок смешивается с цитрусом, подавляя его. И тело подается к альфийскому изо всех сил. Бедра прижимаются к бедрам, возбужденным членом омега скользит с нажимом по желанию альфы, его руки заводя за спину, кладет себе на ягодицы, по-прежнему тесно вжимаясь, потираясь, ища узость, что так нужна сейчас. «Жертва, которая хотела казаться льдом, но почти мгновенно полыхнула пламенем. Что же..» Юнги спиной к себе медленно поворачивает омегу, что дрожит всем телом, дышит возбужденно, рукой сжимая и стимулируя пах, откидывая голову назад. – Не смей касаться себя! – произносит хрипло, хищно, жестко, отводя руку несопротивляющегося, скулящего от желания омеги. – Ты поиграть хотел? И я не против. Опаляя жарким дыханием маленькое ухо, губами проходит по шее, едва-едва касаясь кожи. Так же легко скользит по спине пальцами, чувствуя, как напряжено тело. Доходит до завязок фартука, поддевая слабый узел. Две тонкие полоски скользят вниз, и края расходятся, влажная на ягодицах ткань кофейных джинсов, что видит альфа, говорит о том, какой кусок «льда» он возьмет совсем скоро. Обходит. В лицо младшего – взгляд. Глаза омеги – огромные, черные, блестящие, в них одно короткое, пронзительно-молящее «хочу». Пухлые губы приоткрыты. Ноздри чуть подергиваются. Дыхание сбивается. Рот наполняется вязкой слюной. Маленький кадык судорожно ходит вверх-вниз под кожей. Альфа руки кладет на шею Чимина сзади, захватывая тонкую полоску ткани фартука, освобождая от нее омегу. И вот плотный сияющий материал, скользя вдоль тела, с восхитительным возбуждающим шуршанием падает к ногам Чимина. Альфа предплечья омеги обхватывает. Несколько шагов назад делает, не отпуская, и спиной упирается в стену в дальнем темном углу магазина. Резкий поворот. И тело младшего вдавливает в бетон. Омежьи зрачки, кажется, замерли, блестят влажно, но влага не гасит пламя, которое горит в них бешенно. Или это отражение огня, что в глазах альфы пылает? – Возьми меня, Юнги… Возьми же… Все, короткая игра закончена. Проиграли оба. Желанию. Страсти. Победили оба. Вместе. Рядом. Растворятся друг в друге. Арты залиты каплями, что манят обманчивой свежестью огнем горящие тела. И оба знают, что влага только усугубит и без того палящее желание. Но… Пухлые «лепестки» омеги снимают капли с арта. Настойчивые губы альфы впиваются в рисунок, язык жадно слизывает. И ведет дальше по шее влажную дорожку возбуждения, пока горловина футболки не становится совсем непреодолимым препятствием. Отстраниться от омеги на секунды, чтобы потом прижать к себе еще сильнее. Минуты – и двое, обнаженные, стоят друг против друга. Заведенный омега с глухим протяжным стоном подается к альфе, изящным, влажным от обилия естественной смазки членом истово потираясь об альфийский пах, задевая почти полностью эрегированный крупный ствол с внушительного размера розовой головкой. А потом замирает, глядя в глаза альфы. Рука уходит вниз, омега пальцами размазывает предсемя по своему члену, снимает с него избыток влаги, нанося на пенис соула, обильно распределяя. Ладонь и пухлые пальчики захватывают оба возбуждения одновременно. Чимин чувствует двойную легкую пульсацию в ладони, смотрит на альфу. Голова чуть откинута назад, глаза закрыты, на бледном всегда лице проступил легчайший румянец. Влажные губы полуоткрыты, что для Чимина делает лицо альфы еще более притягательным и сексуальным. Омега закрывает глаза, тянется к любимому. Своими устами захватывает и с мягким нажимом посасывает, покусывает то пухлую нижнюю губу альфы, то вздернутую, как лук изогнутую, верхнюю, одновременно двигая рукой, лаская себя и Юнги. Открывает глаза, отстраняется от влажных, искусанных губ, взгляда не отводя от лица старшего. Юнги голову отвел назад так сильно, что видна пульсирующая под кожей артерия. Омега накрывает ее губами, целует с нажимом, всасывая кусочек кожи в рот, оставляя на ней глубокий темно-розовый след. Чимин закрывает глаза, слушает собственное тело и пальцы Юнги, что лежат на его бедрах, слегка подрагивая, то сжимая их сильнее, то едва касаясь, отвечая так на ласки омеги, который меняет и темп, и силу нажима, пока, наконец, не находит те, что дают удовольствие обоим, приближая их к пику. Омега совсем близко. Он сильнее вжимается в стену, стонет, срываясь на жалобный тонкий крик, чувствует, как тело выгибается, сотрясаемое дрожью, и по нему проходят особые волны – последние, самые мощные, несущие физическое удовольствие такой силы, выше которого нет и не может быть, слаще которого не способно выдержать тело. Сперма толчками выходит из возбужденного члена, руки безвольно падают вдоль туловища, ноги подкашиваются, и он готов по стене сползти на пол. Но в этот момент альфа, который совсем недалеко от пика, резко переворачивает младшего спиной к себе, вдавливая плечи в стену, перехватывая под живот, заставляя выпятить и раздвинуть ягодицы. Он налитой плотью неоднократно проводит меж упругих полукружий, лаская омежий вход, сочащийся ароматной вязкой влагой, и так податливый, растянутый течкой, желанием, недавним оргазмом. Пальцами снимая цветочную смазку, нанося обильно на член, покрасневшая головка которого уже обильно увлажнена каплями предэякулята. Юнги приставляет ее к пульсирующему входу, замирает на мгновения и плавно вводит вершину во влажное нутро. Чимин чуть подается вперед, но руки альфы, лежащие на омежьих бедрах, мягко привлекают младшего к себе. Член входит глубже, и Юнги вновь замирает, но Чимин виляет бедрами, оборачивается, ничего не говоря, лишь головой коротко кивая, и альфа в обожаемую сжимающуюся глубину под глухой короткий стон входит полностью. Плавные, небыстрые движения, необходимые, чтобы соул привык, ослабляют почти максимальное напряжение, которого достиг Юнги, когда омега ласкал одновременно их обоих. И теперь старший догоняет ускользающее наслаждение, двигаясь быстро, резко, меняя положение тела, стараясь при этом найти самую сладкую в этой узости точку, чтобы не только ему, но любимой маленькой Рыбке вновь было запредельно хорошо. И вот омега вздрагивает, смыкая накрест запястья, упирается в стену, роняет на них голову и стонет протяжно, а потом с каждым толчком подаваясь чуть вперед и с ума сводя альфу непрерывным бархатом в голосе и сбитым, рваным дыханием. Изящный член вновь наливается желанием, и Чимин кладет на него маленькую ладонь. Юнги, чувствуя, что оргазм скоро накроет, резко отстраняется от младшего, поворачивая к себе, подхватывая под ягодицы. Несколько шагов – и альфа откидывается на спинку небольшого удобного диванчика, что стоит за стойкой. И теперь уже Чимин насаживается на крупный член Юнги, который бедрами лишь немного подается навстречу омеге, всю инициативу последних мгновений передавая младшему. Тот движется по стволу, прижимаясь к торсу альфы своим, ощущая вдобавок трение, так необходимое его небольшому, зажатому меж двух тел, члену. Выгибаясь, откидывая назад голову, не отпуская омегу, подрагивая бедрами в предоргазменной неге, альфа стонет хрипло. Чимин от этих низких звуков, от последних глубоких резких толчков крепкого тела, от вибрации подрагивающих бедер, что и его телу передается, вновь, секундами раньше Юнги, ловит оргазм. Концентрируясь на собственных приятных ощущениях, он, спустя время, не сразу чувствует, что альфа по-прежнему держит его мертвой хваткой, не отпуская от себя. Но теперь Чимин испытывает непривычное неприятно-сильное напряжение в глубине, которую по-прежнему заполняет Юнги, понимая спустя мгновения, что это – чрезмерная наполненность от члена с разбухшим узлом, которым запечатал намертво нутро младшего, перед тем как излиться в него, альфа. И по-прежнему Юнги лишает его любой возможности отстраниться. – Ложись, – говорит требовательно, хрипло, увлекая за собой аккуратно на диван, выцеловывая шею, поглаживая все еще напряженные жемчужинки-соски и впалый животик. – Юнги, как же так?.. – омега звучит растерянно. – Чимин, хороший мой, – рука с кольцом накрывает руку с кольцом, сжимает, – а почему нет? Мы поженимся… – Нет, не может быть. Из этого не выйдет ничего… – бормочет невпопад омега. – Чимин, несколько дней назад на пристани ты сказал мне, что у тебя нет и никогда не будет течки. А спустя несколько часов я взял тебя уже течного, – улыбаясь, нежно поглаживая младшего, мягко говорит Юнги. – Поэтому не стоит быть таким категоричным сейчас. Юнги чувствует, как напрягается тело младшего. Он, кажется, хочет что-то возразить, но сдерживается, так и не начав говорить. Только кивает. – Чимин, Рыбка. Мне было так хорошо с тобой сейчас. Твое тело прекрасно снаружи и восхитительно внутри. И твой голос вдобавок… Как объяснить? Я не просто его слышу, но чувствую, как самые нежные, ласковые касания. А твои стоны – это особый вид музыки. Мне кажется, я могу кончить, только слушая тебя возбужденного. И, конечно, твой аромат сейчас. Он такой необыкновенный, такой притягательный. Я каждый сантиметр тела моего омеги внутри и снаружи ласкал бы языком, оглаживал, чтобы в себя впитать запах, насытиться им, со своим смешать поровну. Оторваться от тебя, особенно в эти дни, невероятно сложно. Вот и я не смог. Но что же плохого в этом? Если Небу будет угодно, у нас появится ребенок. Юнги по-прежнему прижимает к себе омегу, что тихонько лежит у него под боком. Перегибается, заглядывая в лицо. Чимин спит, едва посапывая, так и не отпустив альфийские пальцы. Юнги улыбается, касаясь густых темных волос на макушке младшего, и тоже, по-прежнему не выходя из него, засыпает неглубоко и ненадолго. *** Резкий звонок мобильника Чимина разрывает тишину полутемного магазинчика. Младший по-прежнему лежит на боку, прижатый к телу альфы, рука Юнги вдобавок крепко обнимает его в районе груди. Омега прислушивается несколько мгновений, понимая, что в глубине теперь снова пусто: узел спал, освобождая нутро, и альфийский член не внутри больше. Вскакивает. – Да, я слушаю. Через пять минут? Отлично. – Чимина, что случилось? – полусонный альфа приподнимается на локте. – Юнги, подремли еще немного, пожалуйста. Или в дом сходи. Одна просьба только: в саду не появляйся, пока я не позову, – младший резво одевается, подходит к лежащему с довольной улыбкой альфе. – Ох, уж эти твои тайны, омега, – надувает картинно губы, но видя, как нетерпеливо морщит нос младший, как смотрит сердито, тут же соглашается. – Я в магазине посижу, поработаю. Чимин одевается резво, пока Юнги, глядя на него, мурлычет громко и картинно облизывается, сощурив глаза. В этот момент оба слышат, как к воротам дома подъехал автомобиль. – Не подглядывай! – омега выбегает из «Лепестка». *** Спустя полчаса Чимин заглядывает в магазин. Альфа стоит за стойкой перед открытым ноутом, читает внимательно, изредка нажимая на клавиши, корректируя, видимо, какой-то документ. – Юнги, – Чимин окликает его тихонько, и старший мгновенно отрывается, подходит, обнимая. – Пойдем в сад, я заварил тебе кофе. Теперь ты можешь посидеть и поработать там. – Хорошо. Только один вопрос. Хотел задать тебе его, когда мы зашли в «Лепесток». Но, черт, твой фартук заставил меня вообще обо всем позабыть. – Фартук? – Чимин глаза раскрывает широко, удивленно интересуясь. – А что в нем такого? – В нем ты такой… – альфа два последних слова произносит с особым нажимом, но, кажется, немного смущается. Притягивает к себе омегу резко, обнимает крепко, прижимается к шее, шепчет громко. – Такой сексуальный, такой желанный, при этом такой закрытый и доступный одновременно. Сам не понимаю, почему так среагировал, но когда ты вышел в этой кофейной красоте, что так все твои изгибы подчеркивала, все прелести прятала, я ни о чем другом, кроме как снять с тебя и этот фартук, и все, что под ним, думать не мог. Давай закажем тебе еще один такой, – мурлычет в ухо. – Будешь в спальне надевать. Чимин смеется, и альфа умирает от удовольствия, наслаждается легким, звенящим смехом, высоким мелодичным голосом, кожей его чувствуя. – Юнги, мне очень приятно, что даже в рабочей одежде я вызываю у тебя такие эмоции, но дома предпочту все же что-то иное. Хотя, – подходит, шепчет, глядя лукаво, – если ты будешь так же восхитительно горяч и глубоко-проникновенно прекрасен, как час назад, приглашаю тебя прямо в «ЛепестOk» и обещаю потуже затянуть завязки фартука. Ты очень уж легко с ними справился в этот раз. Представляю, каким еще более распаленным и горячим будешь, когда придется повозиться. – Маленький соблазнитель, – рычит альфа. – Не хочешь прямо сейчас проверить? – Нет, Юнги. Прямо сейчас хочу исполнить свою мечту, которая еще пару дней назад казалась мне совершенно несбыточной. Пойдем. – Хорошо, только еще один вопрос: кто такой Юнги, которого ты приветствовал таким нежным голосом? Да еще и имя Хоби я, кажется, услышал. Чимин вновь улыбнулся, но теперь грустно, задумчиво. Показал на аквариум с маримо. – Знакомься, Юнги. Вот этот кругленький пухлый шарик – твой тезка. А второй – Хоби. Альфа с недоумением посмотрел на омегу, перевел взгляд на зеленые кругляши. – А почему я круглый и толстый, – спросил даже с некоторой обидой, – а Хосок… Ну, в общем, Хоби, в самом деле, больше похож на второго маримо… Чимину бы засмеяться, но он закусил губы, слезы набежали на глаза. – Не я назвал этот кругляшик твоим именем. Хон Юнги – директор пансионата, в котором я жил восемь лет. Много лет назад двух крохотных маримо ему на день рождения подарили японские коллеги, предупредив, что одного зовут Юнги, а второй безымянный. Я тогда уже работал в саду пансионата, цветами и растениями увлекался. Господин Хон попросил меня позаботиться о маримо. Второго я назвал Хосок, иначе и быть не могло: скучал тогда без него очень. Хоби ведь, знаешь ли ты об этом, вернулся в Корею за день до того, как пришел к тебе в офис. До этого долго жил в Штатах. И улетел туда в инвалидном кресле. После аварии, в которую Хоуп попал с родителями, ноги его были почти обездвижены, потому он и в пансионате жил, мы там познакомились, – слезы бежали из глаз омеги, альфийский хвост аккуратно, мягко снимал их с бледных сейчас щек, но ни Чимин, ни сам Юнги, кажется, не замечали этого. Один говорил, второй, не отрываясь, слушал. – Хосок был и остается моим единственным другом. Когда-то из-за меня он прекратил общаться с Хван… – Чимин вздрогнул, резко осекся. – Со своим лучшим другом, потому что тот резко высказался о моей проблеме. Хоби меня, от которого гнилой рыбой воняло, выбрал. Поддержал. И потом мы были неразлучны. Даже время и расстояние в тысячи километров не прервало этой дружбы. Все годы, что он в Штатах жил, мы общались почти каждый день. О нашей с тобой встрече он знал, конечно, во всех подробностях. И когда мне было очень тяжело и тоскливо, только Хоби поддерживал и утешал… – Моя Рыбка… – Юнги прижал крепко, целуя. Хвост, зажатый меж двух тел, затрепетал, немного разрядив тяжелую атмосферу, что повисла сейчас в воздухе. Омега отстранился, и хвост немедленно двинул с утешениями, на которые был способен. Утер очередные набежавшие слезинки, мягко прошелся по контуру лица омеги, не оставив на нем ни одной пушинки. Чимин улыбнулся, погладил. – После встречи с тобой у профессора Бан маримо Юнги вызывал у меня вполне конкретные ассоциации. Лучший друг за тысячи километров и альфа, которого я считал навсегда потерянным. Маримо напоминали мне о вас, помогали улыбаться и все-таки иногда надеяться, даже когда было совсем плохо. С тех пор, как я работаю в «Лепестке», они со мной. – Хоби – твой персональный ангел-хранитель и красная ниточка, что привела нас друг к другу. А маримо, Чимина, мне больно это слушать. Как же больно было тебе жить? Омега кивнул молча. – Но теперь вы рядом. И мы все вместе. И если у Хоби все сложится с Нами… – Намджун сказал мне пару часов назад, что не отпустит Хосока из своей жизни. – Насколько я понимаю, Хоби это вполне устраивает. Чимин взял за руку альфу, провел в подсобное помещение, дверь из которого вела в дом. А потом они вышли в сад. Около небольшого круглого столика мятного цвета стояло два кресла. Одно альфа уже видел и знал от омеги, что тот заказал его специально к приезду лучшего друга. Второе находилось чуть поодаль. Очень светлое дерево и обивка цвета мандарина, насыщенная, ярко-оранжевая, радовала глаз. Альфа замер, широко улыбнулся. – Я мечтал, чтобы когда-нибудь рядом с креслом лучшего друга стояло еще одно, моего любимого потерянного и найденного мандаринового альфы. Два дня назад заказал его для тебя, моя мечта осуществилась. Кресло сделано из древесины апельсина, мандариновые деревья для этого не подходят, ну, а цвет обивки… Здесь, кажется, ничего объяснять не надо, – тихонько вздохнул Чимин. Юнги подхватил омегу на руки, уселся в кресло вместе ним. Вздохнул. Прижал к себе. – Выдержит? Уверен, что выдержит! Рыбка, спасибо! Ты представить не можешь, как много твой подарок значит для меня! Ты пускаешь меня в свою жизнь, делаешь ее частью. Кресло просто замечательное, уютное. И цвет чудесный. И цитрусовая древесина. Ты даже об этом позаботился. В твоем доме у меня уже есть своя персональная мебель. Это чертовски приятно! – поцеловал. – Ты помнишь, и я обещал тебе десерт. Пришло время. – Достал из кармана маленький футляр. Открыл сам. Без предисловий. – Давай лапку. На тонком золотом браслете, что альфа закрепил на запястье омеги, висело две небольших подвески – хвост и рыбка. Такой же браслет Чимин застегнул на руке альфы. – Посмотри, в футляре есть еще что-то. Две маленькие золотые подвески, в точности такие, что украшали шеи альфы и омеги, лежали в нем. – А почему они не на браслетах, хен? – Чимина, первые из них появятся на цепочках, когда у нас родится малыш. Я уверен, что детишек у нас будет минимум двое, но мы всегда сможем дозаказать пионы. Тебе нравится? Омега кивнул, прижался к Юнги крепко, замер. – Очень нравится. Хвост и Рыбка, наконец, вместе, кажется? – Вместе, Чимина, и навсегда, – заглянул в сияющие теперь глаза младшего. – Кстати, а Хоби и Намджуну я тоже заказал парные браслеты, только на них подвески… трости. У Нами еще перо филина, а у Хосока – карамелька и, – Юнги прыснул, – купидон. – Хен, какой чудесный подарок! Я уверен, что им будет очень приятно! Трости – это так символично для обоих. А купидон! Что ж, мой лучший друг по совместительству и купидоном стал для нас в каком-то смысле. – Я никогда не устану благодарить его за это, – тихонько произнес Юнги, мягко прижимаясь к губам омеги. *** – Хен, – омега легко целует в арт спящего Юнги. – Я убегаю. Завтрак на кухне. Альфа одним глазом смотрит на часы – начало седьмого. Вчерашний вечер прошел уютно и спокойно. Друзья быстро расправились с легким ужином, что приготовил Чимин, и сидели теперь в саду за десертом. Намджун выглядел абсолютно счастливым, а Хоби был умиротворенным и кротким, без обычной своей язвительности. Альфа примостился на маленькой скамеечке у ног омеги, что сидел в персональном кресле, и так провел большую часть времени, закатывая глаза и урча от удовольствия, когда Хоби периодически поглаживал его волосы и легко массировал плечи. – Юнги, я смотрю, что наш маленький омега и тебя не оставил своим «мебельным» вниманием: кресло просто шикарное, а какая говорящая обивка, – мягко улыбнулся Хосок, глядя на Юнги, что сидел с Чимином на руках. Альфа мурлыкнул довольно и над креслом с мандаринового цвета обивкой на мгновения повис в воздухе легкий цитрусовый аромат. – Хен и меня без подарка не оставил, – омега взял за запястье Юнги, его и свою руку с парными браслетами протянул ближе к Хосоку. – Хвост и Рыбка нашли, наконец, другу друга! Чудесно! – Хоби, а это вам, – Юнги достал из кармана и протянул золотистый маленький футляр старшему омеге. Намджун бросил на друга недоуменно-ревнивый взгляд, насупил брови. – Нами, вам. Хоби и тебе. В знак благодарности, дружище. Думаю, сам разберешься, где твой подарок, а где тот, что предназначен твоему омеге. – Трости, Юнги! Так, и перо филина здесь, – засмеялся Хоуп. – Это явно браслет Нами. Хосок закрепил золотую цепочку на широком запястье своего улыбающегося альфы. – А тут? Тоже трость. И купидон! И карамелька… Моя Карамелечка, – Намджун заурчал сладчайше, бросил теплый, благодарный взгляд на лучшего друга. Прихрамывая, без трости, сделал несколько шагов, стал позади кресла Хоби. Ничуть не смущаясь, губами прошелся по шее своего омеги. – Сл-а-а-а-адкий мой… Надел браслет на узкое худое запястье. Подошел к сидящим в кресле Юнги с Чимином, загреб обоих в охапку. – Спасибо! Вообще-то, это я должен был догадаться и порадовать своего омегу. – Нами, судя по тому, что ты говорил мне вчера, у вас вся жизнь впереди, успеешь еще. А сейчас была моя очередь. Купидоны-хромоножки, спасибо вам, – Юнги прижал к себе крепко Чимина. – Вот за этот вечер и за тот, что был на пристани четыре дня назад. За возможность сидеть так, в обнимку, с моим обретенным. Спасибо… Луна висит на небе. И если есть на Земле абсолютное счастье, то в эти краткие мгновенья оно царит в небольшом саду омеги Пак Чимина. Но счастье любит тишину. И четверо сейчас, замерев, в полном молчании сидят в лунном свете. *** – Рыбка, куда это ты собрался! Я отвезу тебя в «ЛепестOk». – Хен, пока ты соберешься, я уже буду там. Такси внизу. Через двадцать минут господин Лим привезет цветы в магазин, а потом я еще нескольких поставщиков жду в течение часа. И тебе пора в офис, наверное. Так что увидимся вечером. – Как это вечером? А как дожить до вечера, не видя тебя? – Юнги выскакивает из кровати, обнимает омегу, губами прижимаясь к его арту на шее. – Давай пообедаем вместе. Я заеду к тебе часика в три. – Хен, у меня встреча в три в «Лепестке». Альфа придет заказывать свадебный букет своему омеге, – Чимин чуть напрягается, – давай завтра. После выставки в магазине очень много дел и времени не будет совсем. Юнги мгновенно вспоминает услышанный два дня назад разговор. Он и не забывал его, просто усилием воли засунул содержание куда-то в дальний угол сознания. «Не услышанный, а подслушанный, – уточняет внутренний альфа. – Но, кажется, у тебя нет никаких оснований не доверять своему омеге. Так что же не так? Может, дело в его собеседнике? Но свадебный букет... Какой тут повод для волнения?» – Чимин, ответь мне, пожалуйста, только на один вопрос: ты сегодня с утра до вечера точно будешь в магазине, не пойдешь никуда? Я могу не волноваться? –Хен, честное слово. С утра до вечера. И Минхо со мной. Я все понимаю, не волнуйся. Пока у меня течка, обещаю в одиночестве никуда не ходить. И в магазин сейчас даже не иду, а еду. И водителя попросил прислать омегу, все побежал, – Чимин целует мягко, вылетая из спальни, и альфа, что на секунды погрузился в размышления, не успевает перехватить его. – Чимина, телефон держи рядом. Хоть раз не ответишь – приеду сразу. И накажу при всех прямо в магазине. – Ага, хен, – Чимин замирает на секунду на лестнице, бросает на Юнги озорной взгляд. – Спасибо, что предупредил. Я завязки на фартуке сегодня тугим узлом завяжу. – Вредина моя омежья. Я, кажется, люблю тебя, – кричит в спину. – Я, кажется, тоже, мой грозный хен, – не оборачиваясь, смеясь, отвечает омега. *** Хван третий уже раз, теперь очень громко, стучит в закрытую на замок дверь, едва сдерживаясь, чтобы не заорать и кулаком не заехать по прекрасному мореному дубу. Но сегодня режим его поведения «золотой альфа», так что никаких негативных эмоций он себе позволить не может. – Мингю, радость моя. Открой. Ты готов? Замок щелкает. Симпатичный темноволосый омега в голубой мятой пижаме, с мятым же, заспанным лицом, всклокоченным безумием на голове, покачиваясь, одним глазом смотрит на альфу. Зевает широко и Им удовлетворенно хмыкает. «Надо же, даже зуб передний чуть вывернут, в точности, как у Чимина. Почему я раньше этого не замечал?» – Ты себе не изменяешь, засранец. Два часа дня. Можно было выспаться! Хоть раз в жизни ты соберешься куда-нибудь вовремя? Сколько тебя ждать? Хван готовится выслушать очередную злобную тираду, но Мингю как никогда быстро приходит в себя и говорит без тени раздражения: – Проспал просто. Через пятнадцать минут буду готов. Внизу подожди. – Господин Пак дома? Я не спрашивал у прислуги, к тебе поднялся сразу. – Нет. Ни отца, ни папы. Отпуск заканчивается, укатили на день за город, в гольф-клуб. – Тогда в машине подожду. К невероятному удивлению Им, ровно через четверть часа омега Пак Мингю садится в машину, без предисловий и экивоков интересуясь. – Ты говорил, что есть какая-то возможность не допустить наш брак. Подробности, пожалуйста? – Ха, первый раз слышу от тебя пожалуйста. – И последний. Ответить можешь или ломаться будешь, как омега? – Я ничего не скажу сейчас, но внимательно выслушаю тебя после того, как закажешь себе букет. А ты его закажешь, Мингю. И будешь мил и любезен со мной и с флористом. Ему совсем не обязательно знать, как «нежно» мы с тобой «любим» друг друга, – рявкает с такой злостью в голосе, что омеге впервые в жизни становится страшно находиться с этим альфой. Мингю лишь молча кивает, не спрашивая больше ни о чем. – Так ты понял: поговоришь с составителем букетов и присмотришься к нему внимательно. А потом расскажешь о своих впечатлениях мне. Все, больше от тебя ничего не требуется. *** – Минхо, – Чимин заметно волнуется, – через несколько минут у меня встреча, альфа приедет заказывать свадебный букет для своего омеги. Бросает взгляд в окно, вздыхает облегченно. Из подъехавшего автомобиля выходит Хван, открывает дверь пассажирского сиденья, подавая руку невысокому стройному омеге. Взявшись за руки, улыбаясь друг другу, они идут к магазину. – О, я знаю этого господина, – с улыбкой констатирует Минхо. – Очень приятный альфа, вежливый, доброжелательный. Он же был на выставке, каталог свадебных букетов просматривал. Говорил, что непременно воспользуется услугами нашего флориста. Просто вы Юнги-хена тогда провожали. Вот и не встретились с этим клиентом. Чимин лишь молча кивает. Он очень рад тому, что альфа пришел со своим женихом и они идут рука об руку. Он рад услышать слова Минхо и поверить им. Тревога отпускает Чимина. Звякает колокольчик, Пак успокоенный, довольный, источая легкий аромат пиона и с золотым, усыпанным бриллиантовой пылью пионом на груди, идет, улыбаясь, навстречу клиентам. – Здравствуйте, господин Им. Здравствуйте…– переводит взгляд на омегу, замирает на мгновения, как, бросив на Чимина взгляд и не в силах отвести его сразу, замирает, подаваясь чуть вперед, широко открыв глаза, спутник Хвана. А Им, наблюдая за реакцией обоих омег, родных – теперь он в этом почти не сомневается – братьев, лишь усмехается, довольный. Впрочем, он понимает: если Чимин лишь на уровне подсознания, голоса крови, который не только услышать, но понять еще надо, может почувствовать, что Мингю не простой посетитель, то его старший брат как минимум заметил на шее флориста и династическое украшение омег семейства Пак, и ощутил особый цветочный аромат, что течкой усилен. – Чимин, привет. Это Мингю, мой жених. Мингю, Чимин-щи – свадебный флорист, владелец этого цветочного магазина и мой давний знакомый. И снова с удовольствием замечает, как напрягается всем телом Мингю. – Очень приятно, – Чимин улыбается, под пристальным взглядом молодого омеги невольно кладет пальцы на золотой пион, словно тот может защитить его от этого изучающего, пронзительного взора. – О, доброго дня, – Хван замечает Минхо, машет ему рукой, улыбаясь, получает в ответ приветственный кивок. – Этот молодой человек был на выставке, показывал мне твой каталог, Чимин. Что ж, господа прекрасные омеги, мешать я вам не собираюсь. Вот только огляжу твои цветочные владения, Чимин. Мингю, радость моя, буду ждать тебя на улице, – целует, к губам едва прикасаясь. Обходит магазин, зависает около стойки с маримо, наклоняется, к вазам, где стоят желтые, белые и розовые тюльпаны, за которыми скоро подъедут заказчики, задерживаясь, вдыхая аромат цветов. Кивает, выходя. «И все? А я переживал и волновался столько дней!» – Чимина переполняет радость. – Мингю, – улыбается приветливо, – расскажите, пожалуйста, какой букет вы хотели бы на свадьбу? Жених альфы, опустив голову, беспокойно втягивает воздух, считывая запах стоящего рядом флориста… «Что же это?! Как такое возможно?! Вывернутый передний зуб, как у меня, родинка над ключицей, как у отца, и такие маленькие-маленькие мизинчики, как у папы и Дэгона. Золотой пион на шее. И главное запах пиона. Аромат всех омег династии Пак. Я с ума схожу?! Хрена с два! Хван не зря меня сюда привел. Только добраться до него, понять, чего ради на самом деле был этот визит?» – Чимин, у меня нет никаких желаний и предпочтений. Все на ваш вкус. Абсолютно. – Странно, Мингю: у меня такое ощущение, что я знаю вас много лет. При этом вкусы ваши мне, понятно, неизвестны. Давайте все-таки попробуем разобраться, чего бы вы хотели. – Знаете, Чимин, мне кажется почему-то, что мои предпочтения совпадают с вашими. «О, уж это точно нет! Такого жениха я не выбрал бы никогда в жизни, так что, Мингю, наши вкусы совершенно точно разнятся», – мысленно произносит Чимин. Откуда же знать омеге, что и средний его брат, не будь для того веских причин, никогда не пошел бы под венец с Хваном? «Но, кажется, если я правильно понимаю эту скотину Им, не мне придется отдуваться за тупые семейные договоренности», – внутренний монолог Мингю сопровождает довольной улыбкой. – Мне понравился букет, что вы делали на свадьбу наших друзей. Лилии и ландыши. Если вы в точности такой же составите, меня это вполне устроит. – Неужели вам не хочется чего-то индивидуального? Скажите, самая яркая черта вашего характера, она какая? – Самая яркая? Да я взрывной, как черт знает что. Отец меня огненной занозой называет, считает, что я вообще ошибочно родился омегой! – Ага, понял. Тогда монобукет из одинакового размера белых кал с одной контрастной, ярко-алой в центре. А стебли обвяжем простой лентой, тоже алой. Недалеко от Сеула есть небольшой питомник, где выращивают только эти цветы. Там можно найти идеально-белые, жемчужные даже, и бомбически-алые. – Идет, Чимин. – А свадьба у вас когда? – Через два месяца. «Но, если правильно понимаю, я в ней не участвую». Мингю широко улыбается Чимину, и тот вздрагивает. «Бывают же совпадения! Зуб вывернут, ну, точно у меня». – Отлично, Мингю, времени достаточно! Оставите мне свой телефон, связь буду держать непосредственно с вами. – Да, без проблем. Молодой омега резко поднимается, мобильник, что лежит в неглубоком кармане джинсов, падает на пол. Он наклоняется низко к полу, цепочка с кулоном выскальзывает из-под горловины футболки. Чимин успевает заметить золотой пион до того, как Мингю прикрывает его ладонью и прячет под одеждой. «Пион, как у меня, и зуб, как у меня, и запах… Почему я совсем не услышал его запах? Небо Омегаверсное! Не в течке дело! А в том, что у Мингю такой же в точности, как у меня. Да ведь и Хван говорил о том же несколько дней назад». Чимин сглатывает молча, смотрит на омегу с недоумением, хочет сдержать вопрос, но он с губ срывается невольным хрипом: – Откуда у вас такой пион?.. – Хван подарил, вот вчера буквально, – ляпает первое, что пришло в голову. И попадет в цель. Чимин вспоминает тут же, как Им в их первую встречу рассказывал, что хотел бы заказать своему пионному омеге такой же кулон, что заметил на шее Чимина, и даже сфотографировал украшение. «По крайней мере, понятно, откуда кулон», – Чимин вновь ошибается. На прощание протягивает руку омеге. Мингю уходит, но волнение и вопросы остаются. Впрочем, Чимин предпочитает не думать сейчас об этом. «Главное, что Хван не имеет на меня абсолютно никаких видов. С омегой своим за ручку и с поцелуями, вел себя корректно, в магазине задержался только, чтобы познакомить меня с женихом. А все остальное. Зуб, запах – совпадения чистой воды». – Чимин-щи, ваш мобильник в подсобке разрывается… – Да, Минхо, бегу… Юнги… – Хен, я ужасно, ужасно соскучился… – И я, моя любимая Рыбка. У тебя все хорошо? Я жду не дождусь вечера… Сегодня у Чимина еще так много дел! Но вечер уже скоро. И он будет классным, потому что омега проведет его рядом с Юнги. И впереди у них еще так много вечеров. И все остальное не имеет значения. *** Мингю садится в машину молча. Хван, тоже не произнося ни слова, трогается, проезжая несколько сотен метров, подальше от магазина. Паркуется вдоль дороги. В гробовом молчании альфа и омега сидят еще не одну минуту. Им первым не выдерживает. – Ничего не хочешь сказать? – Спросить хочу. Как такое возможно? – Ты ведь знаешь, что у тебя был младший брат? – Который умер сразу после родов. – Мысли на этот счет есть? – Есть почти абсолютная уверенность в том, что не умер. Что именно с ним я разговаривал несколько минут назад. – Династический пион на груди? – Хрен с ним, с пионом, хотя и это нереально: кулон у Чимина в точности такой же, как у меня, у папы и у дедушки. Но если эксклюзивный, на заказ выполненный кулон еще может быть совпадением из разряда одно на миллион, то аромат?! Как такое возможно?! Родители не знают, что младший сын жив. Но кто, как и для чего убедил их, что Чимин умер, едва появившись на свет?! – Ты уверен? – Уверен в чем? – В том, что они не знают: младший жив. – Ты идиот, Хван? С какого перепугу такие тупые вопросы?! – Я познакомился с Чимином больше десяти лет назад. В пансионате для детей с особенностями в развитии. – Он тоже на коляске передвигался? – Да если бы, дружочек! Думаю, твои родители могли бы принять инвалида, у которого ноги не двигаются. А как насчет омеги, от которого гнилой рыбой воняло так, что к нему на десять метров подойти было невозможно. Чимин с рождения имел такой запах, в пансионате об этом знали все. Круглый сирота, при этом достаточно состоятельный, чтобы жить в крутом реабилитационном заведении. А потом для него персональный блокатор разработали, и запах почти сошел на нет. Несколько дней назад, когда я встретил его в «Лепестке», едва слышный аромат все еще был. Я, правда, омегу… Впрочем, это неважно. Но ты вообще представляешь, сколько денег стоило разработать индивидуальный подавитель? У Чимина был очень богатый покровитель, о котором не знал никто. – Отец?! Ты считаешь, это был отец?! Он не мог так поступить! Объявить своего ребенка умершим... Помогать ему тайно... – Не мог? Правда? Мингю задумался, резко откинулся на спинку сиденья. Пробормотал: – Чистота крови… Он сдвинут на этом. Ты говоришь, от Чимина рыбой воняло. И еще пару дней назад запах был… Но сейчас! Только аромат пиона! Чистый, яркий. Стоп! И еще один пион – арт между ключиц. Он чей-то истинный. – Это неважно. – Неважно для чего, Хван? – Неважно для меня. А для тебя важно то, что ты не хочешь брака со мной. – Как и ты со мной! – Вне всякого. И сейчас у тебя, у нас есть шанс стать свободными друг от друга. – Каким же образом? Долбанный договор двадцатипятилетней давности! Младший сын семейства Пак, при условии, что это омега, женится на младшем альфе семейства Им. Младший сын… Младший… Подожди-ка... Если Чимин… Хван, а ты не такой уж идиот. – Да и ты, как я погляжу. Поможешь? Ничего такого. Проще простого. – Как? – Мне всего-то нужны волосы твоего отца и папы. – К генетикам пойдешь? Ладно. А у омеги как возьмешь биоматериал? – Не твое дело… – Черт, Хван, я тебе не нужен, как и ты мне. Но Чимин… Ты, сука, влюбился, что ли? Как такое возможно?! Хотя понять тебя можно… Омега хорош собой. А губы… Я б сам от таких не отказался. У нас в роду, кстати, никого с такими пухляшами и близко не было… Откуда они такие у него? – А запах рыбы откуда? – Блядь. В отличие от отца я на чистоту крови плевать хотел, главное – финансовая свобода. И мне глубоко фиолетово, кто, с кем и когда согрешил в нашем благородном семействе. Но вывод один: такие невероятные пухлые губы и запах рыбы Чимину только один ген мог дать – русалий. И да, тебя рисунок на шее точно не смущает? У омеги есть соул. И у них, кажется, все отлично: на пальце Чимина помолвочное кольцо. – А у твоих родителей есть обязательства перед моими и наоборот. И если господин Пак признает Чимина своим младшим сыном, арт не будет иметь уже никакого значения. Только договор. И твой отец выполнит его: истинность против денег и власти – ничто. – А мнение самого омеги? – Чимин ничего не будет знать о договоре между нашими семействами. А твои отец и папа сделают все, чтобы омега захотел войти в семью. – А когда войдет, ты легко сломаешь мальчишке жизнь? – С каких пор ты стал моралистом? И вот ведь, репутация отца тебя, кажется, не очень волнует. Если он откажется помочь мне, я изрядно ее подпорчу. – Меня волнует свобода от тебя, Им. Собственно, обоим понятно, что наш брак был бы фикцией чистой воды. Но если можно обойтись без него вообще, то почему нет? За свою свободу я заплатил бы и большую цену. А несвобода другого – его проблемы. И не проблемы моей морали. В том, что зависит от меня, я помогу тебе, Хван. Можешь на меня рассчитывать...