"Хвост" и "Рыбка"

Чимин устал. Первый рабочий день после выставки – сплошное сумасшествие. Гора документации, звонки от старых и потенциальных деловых партнеров. Коллеги из лаборатории интересуются, когда его ждать с отчетом об опыте использования нового удобрения. Директор пансионата Хон Юнги попросил непременно заехать: старенький садовник Ли приболел, новый появится только через неделю. Свежие цветы привезли в магазин и надо помочь Минхо подготовить их к продаже. Вдобавок в «Лепестке», как всегда накануне выходных, заметно больше покупателей. Юнги сказал, что приедет сегодня попозже: «Домой!» ждет какая-то важная проверка, так что директор, зам и остальное руководство, помимо основной работы, пересматривают в очередной раз всю документацию. Вроде, и волноваться нечего, и далеко не в первый раз специалисты из контрольно-ревизионного управления придут в офис, но Юнги, как и старший Мин, предпочитает все перепроверить десять раз. – Чимин, я выезжаю, через полчаса буду, – хен звонит в начале восьмого вечера, когда омега уже просто с ног валится, но сидит упорно перед ноутом, заканчивает отчет для лаборатории. – Мг, хен, жду. – Ты как сегодня? Очень устал? Может, съездим поужинаем? – Ой, нет, Юнги. Хотя я и не обедал даже – времени не было. Но сил куда-то ехать просто нет. А завтра рано утром вставать: новый поставщик розы привезет очень крутые и такие же капризные. Их еще к продаже надо подготовить. – Чимин, а ты не думаешь пригласить в магазин еще одного продавца или зама для себя? Давай поищем хорошего специалиста, которому ты сможешь целиком доверить уход за цветами хотя бы в «Лепестке». Я могу спросить у господина Со. Того, который за нашими пионами офисными ухаживает. Может, у него есть кто-то на примете. Ведь работа в магазине, и это я о документах молчу, немало времени отнимает. А у тебя еще столько других дел. И учеба. И, – смеется негромко, – личная жизнь. В трубке некоторое время раздается тихое, но, кажется, слегка недовольное сопение. – Юнги, спасибо. Но мы справляемся пока тем составом, что есть. И со всей своей работой я тоже справляюсь сам уже больше двух лет. И мне это очень по душе. И на пределе возможностей время от времени работать тоже, как ни странно. Тогда и результат выше ценишь, и понимаешь, что ты способен на большее. Это греет и подхлестывает! – Чимин, да ты амбициозная маленькая Рыбка у меня, оказывается. Не обижайся. Я всего лишь беспокоюсь о тебе. Да и как иначе? – Спасибо, хен. Просто пойми, пожалуйста: я все решения, в конечном счете, последнее время принимаю сам. Конечно, советуюсь. Конечно, спрашиваю. Но последнее слово за мной. И спрос, если что, с меня. Зато и опыт собственный бесценен. – Чимина, это все здорово, правда, но очень глобально. Я же всего-то предложил продавца пригласить. – Ладно, хен. Если буду видеть, что совсем зашиваюсь, тогда подумаю над твоим предложением. На самом деле, – сердито сопит в трубку, – подумал после первой же ночи с тобой. Но… – Все решения мой деловой самостоятельный омега принимает сам. Тогда, пожалуйста, выдай еще одно, нет, даже два, крайне важных и безотлагательных, – голос Юнги звучит очень строго. Чимин интересуется напряженно: – Какие? – О вечернем допуске хена к телу своего донсэна. Обещаю качественный, глубокий массаж от макушки до пяточек с упором на ягодичную и межъягодичную области. – Х-е-е-е-н! – Чимин фыркает, забавно тянет гласные, а потом смех-колокольчик наполняет душу альфы радостью. – Ну, напугал. Я уж подумал, что ты там таким официальным тоном решил стребовать? Но допуск к телу все равно надо заслужить. – Мелкий шантажист… Каким это образом? – Помоги, пожалуйста, пару клумб вскопать и полить цветы, – омега звучит теперь так устало, что у Юнги сердце щемит. – Я с документами заканчиваю, и сам пойду поработаю в саду, но сейчас от помощи бы не отказался. – Помогу, моя Рыбка, конечно. Разбирайся со своими бумагами и не смей лезть в сад. Если только пионы нюхать. Все остальное я сам сделаю. – Спасибо, мой любимый хен, – мурлычет омега. – Да, ты же говорил, что решений надо принять два. А второе какое? – Пулькоги, омук, курочка в соусе? В общем, что купить на ужин? – Свинину с кимчи и токпокки. – Ладно. А на десерт. Ттоки, моти, может, макаронс? – А на десерт массаж, хен, – хохочет Чимин. – И поверхностный, и глубокий. – Мммм, лучший выбор, омега! – рычит, мгновенно заводясь, альфа. – Что-что, а качественный десерт я тебе гарантирую. Жди. Чимин кладет трубку. Минхо перед уходом заходит в крохотный кабинет при магазине, протягивая омеге металлические наручные часы. – Чимин-щи, вот, нашел под стойкой с маримо. Видимо, посетитель какой-то потерял. Я пошел, до завтра. – Ага. Если кто-то спросит, я их в стол кладу. Спасибо, Минхо, и до завтра. Омега, не глядя на часы, положил их в ящик, проводил до дверей коллегу и закрыл входные двери. *** Теплым ясным вечером в июльских мягких сумерках альфа и омега тихо сидят в саду. Чимин хосоково кресло не трогал, примостился на стуле, но Юнги, удобно устроившийся в своем, мандариновом, немедленно сгреб омегу в охапку, прижал к себе, носом уткнувшись в железу, тихонько пофыркивая. Чимин после тяжелого рабочего дня, расслабленный, довольный, сидит, прижавшись к альфе, обнимает. Юнги нарушает тишину, спрашивает спокойно, ровно, будто бы между прочим: – Как прошла твоя сегодняшняя встреча, Рыбка? Омега сладко зевает, прикрыв рот ладошкой. Отвечает медленно, полусонно: – Отлично, хен. Хван сегодня был сама любезность… Резко замолкает, а Юнги напрягается, мгновенно вспоминая теперь, кому принадлежал знакомый голос. Тяжело выдыхает на автомате, хотя надо было промолчать сейчас: – Им Хван… – Ты знаешь его? Омега отстраняется, спрашивает, но в глаза соулмейту не смотрит. – Знаю, – Юнги хмурится, закусывает губы, тоже опускает глаза. – Однокурсник Намджуна, они вместе на юридическом учились. И мой факультет в том же здании находился, так что встречались постоянно. Ну, и как участники финала Национального конкурса молодых предпринимателей дважды пересекались. ***

Flashback

Девятый час вечера. Двадцать минут назад закончилась последняя лекция, в здании университетского корпуса тихо и пустынно, коридоры освещены слабо. Юнги заходит в туалет мелкими шажками и с совершенно мученическим выражением лица. Кажется, еще мгновения – и до места назначения он не добрался бы. Очень молодой и очень разговорчивый профессор До, руководитель курсового проекта Юнги, пятнадцать минут уделил самой работе, отметив легкость изложения, отличную теоретическую часть и несомненную практическую ценность. Предложил продолжить учебу в аспирантуре, не преминул при этом посетовать на прогулы, что за Юнги, как за любым активно работающим студентом, водились в неприличных количествах. А потом полтора часа предавался воспоминаниям о своей студенческой жизни, не замечая, как собеседник с каждым мгновением все больше ерзал на стуле, пытаясь найти сколько-нибудь подходящую позу, в которой излишнее жидкое содержимое организма хоть немного времени могло еще в нем удержаться. Хвост при этом успокаивающе оглаживал хозяина по запястью, что облегчения не приносило, но посылало возбуждающих мурах на кожу и под неё, напрягая и без того изнывающий от переизбытка ненужной влаги альфийский организм. Наконец, профессор милостиво отпустил студента, у которого теперь не кровь, кажется, текла по жилам, а иная, желтого цвета, субстанция. Юнги мельчайшими шажками досеменил до туалета, не расплескав ни одной капли. И, отдавая ненужную теперь жидкость фарфоровой «вазе», испытывал удовольствие, с которым ни один оргазм не сравнился бы. Он уже направлялся к выходу, когда в дальней кабинке услышал очень короткий сдавленный стон-всхлип. Замер, прислушиваясь. Но в туалете теперь стояла полная тишина. «Наверное, показалось». Подошел к двери, собираясь выйти. Но хвост, настороженно стоявший топорчком с момента, как альфа услышал звук, заходил яростно вправо-влево. Юнги вернулся к кабинке, откуда ему послышался всхлип. – Здесь есть кто-то? – спросил негромко. Слабая возня и еще один едва слышный, полузадушенный стон были ему ответом. – Ответьте или откройте. Иначе прямо сейчас позову охрану, – Юнги говорил ледяным спокойным тоном. – Слышь, Мин, свали отсюда, разберусь без тебя. Или любезно хочешь мне подрочить? – раздался раздраженный голос. – Хочу, Хван, открывай, – Юнги легко узнал голос говорящего, однокурсника и одногруппника своего лучшего друга. – Сегодня есть, с кем развлекаться, завтра приходи. Так и быть, отсосешь, уж удостою тебя такой чести. – Хван, пусть твой парень скажет, что все у вас отлично, и я свалю сразу. Но еще пару секунд молчания – и вызываю охрану. – Солнышко, скажи дебилу, чтобы не мешал нам, – Им нежно обратился к тому, кто был в кабинке вместе с ним. Тихого всхлипа хватило, чтобы Юнги резко, сильно дернул дверь. Замок вылетел сразу. Юнги увидел полуобнаженного, очень худого, донельзя испуганного омегу второкурсника, заплаканного, с синяками на тончайших предплечьях, засосами на шее и плечах. Юнги знал парнишку. Тот был круглым сиротой, тоже учился на юрфаке, и Намджун со товарищи не раз выручали его деньгами, подкармливали и всячески опекали. Тем более, что парень был трудяга, учился на отлично и подрабатывал в библиотеке юрфака. – Да у вас гармония, как я погляжу, слезы радости на глазах, – Юнги заколотило от злости. Он мягко вытащил омегу из кабинки, накинул ему на плечи свой бомбер. Подобрал футболку, валявшуюся на полу. Взял телефон в руки. – Куда звонить собрался? – спокойно поинтересовался стоявший со спущенными до пола джинсами Хван. – В службу защиты альф, пострадавших от омежьего насилия, сука. – Мин, не советую, проблемы будут у тебя и у мальчишки. – На хуй пошел, штаны надень, говнюк. – Мин, ты слышал, что я сказал. Не создавай проблем хотя бы омеге. – Не надо, Юнги, – паренек в этот момент всхлипнул. – Я сам… Сам хотел. Хван ухмыльнулся, покачал головой, чуть пожал плечами, словно давая понять, что никакой проблемы здесь и близко нет. – Ёнкей? Тебя ведь Ёнкей, кажется, зовут? – омега кивнул. – Ну, и кого ты хочешь обмануть? Слезы, синяки, кабинка туалета – это все о том, что ты добровольно здесь? Парнишку колотило от ужаса, но, сквозь льющиеся градом слезы, он продолжал повторять с упрямым отчаянием: – Я сам, сам … – Ладно, тогда оставляю вас двоих, наслаждайтесь, – Юнги повернул к выходу. Но в этот момент одновременно паренек отчаянно схватил за руку Мин, а хвост, видимо, возмущенный до каждой шерстинки произошедшим, обвился вокруг запястья Ёнкея, не давая хозяину и шага сделать. – Нет, я с тобой пойду, Юнги. – Со мной ты пойдешь только в полицию, – парировал альфа. Парнишка опустил голову, кивнул. Остаток вечера альфа и омега провели в полицейском участке и больнице. Парень рассказал альфе, что Им уже не первый месяц к нему подкатывал, но у Ёнкея в Инчоне остался любимый альфа, такой же сирота, как он сам, только старше на пару лет, уже закончивший педагогический университет и оставшийся работать в одной из городских гимназий. – Я после семинара задержался, с преподавателем надо было кое-что обсудить, зашел в туалет, ну, и он следом. Сказал, что если буду трепаться, проблемы появятся не только у меня, но и у Феликса. Заступиться за нас некому, а у Им родители в правительстве. – Слушай, Ёнкей, ты же будущий юрист. Зачем поступал на юрфак, если не веришь в силу закона? – Я тоже пытался говорить о законе, а Им сказал, что живет по своим и может легко себе это позволить. – Тем более, надо поставить суку на место! Поздно вечером Мин отвез Ёнкея в общежитие, отдал под опеку старшекурсников. За неделю до суда омега забрал свое заявление из полиции, в университете он тоже больше не появлялся, как не появлялся Им, который окончил юрфак заочно. Один из немногих близких друзей омеги сказал как-то вскользь, что Ёнкей, вернувшийся в родной город, теперь не просто не бедный, а очень и очень состоятельный человек. *** – Чимин, ты, как я понимаю, тоже знаешь Хвана? Откуда? – Юнги спрашивает очень мягко, хотя внутри он напряжен до крайности. Расстроен. Зол. Обеспокоен. Вот с кем его омега встречался сегодня! Пусть в магазине, пусть не один на один. Но тот случай с Ёнкеем, что навсегда впечатался в память Юнги, заставляет альфу желать одного: чтобы Хван вообще не ступал по той земле, по которой ходит Чимин. – Я знаю его много лет. Ну, как знаю, – омега не просто отстраняется от Юнги. Встает, садится на стул, стоящий недалеко от альфийского кресла. Говорит неохотно, хмурится, заламывает костяшки пальцев. – В пансионате Хосок и Хван были первыми воспитанниками, с которыми я сблизился. Но они дружили еще до того, как я попал туда. Потом Хоби стал тесно общаться и со мной. В какой-то момент Хвану это перестало нравиться. Альфа поставил Хоби перед выбором: он или я. Хоуп предпочел дружбу со мной. – А зачем нужен был такой выбор? Почему вы не могли продолжать общаться втроем? – Я не знаю, Юнги. Возможно, потому, что Хоби изначально легче было смириться с моим ароматом, чем Хвану. На момент нашего знакомства мне еще не разработали индивидуальный подавитель, а тот, что капали, был не таким эффективным. Возможно, Хоупу в какой-то момент стало комфортнее со мной общаться, во всяком случае, когда Хван предложили Хосоку выбирать, мы с Хоби уже очень сблизились, а Им ревновал. – Понятно, Рыбка. Это все? – Да, – омега опускает глаза и замолкает. Он не собирается рассказывать альфе ни про клумбу, в которую ударом трости отправил его Хван, ни про пошлые грубости и угрозы, что тогда же отпускал в адрес восемнадцатилетнего Чимина. И про то, что в магазине случилось несколькими днями раньше. Зачем беспокоить Юнги информацией о том, что было много лет назад, зачем ему знать о том, что уставший после рабочего дня альфа Им проявил несдержанность, за которую тут же извинился? У Хвана и Мингю свадьба, сегодня в «Лепестке» альфа вел себя просто безукоризненно, да и ушел почти сразу. – Рыбка, у тебя ведь встреча с Им была запланирована заранее, ещё несколько дней назад? Но ты не сказал... Чимин поднимает глаза. Юнги видит, как меняется взгляд донсэна. Удивление. Испуг. Раздражение. – Откуда ты знаешь, хен? – голос, не в пример взгляду, звучит отстраненно и холодно. Юнги впервые слышит омегу таким, и этот тембр запускает сейчас по его коже неприятные ледяные волны. – Чимин, я… Я слышал твой разговор с Хваном два дня назад утром. Омега напрягается на секунды, вспоминая что-то. – Я ушел тогда с кухни, ты не мог слышать. Но мог… Хен, ты подслушивал!? – омега смотрит на Юнги с изумлением. Тот опускает голову: – Чимин, я не стал бы этого делать ни за что, но когда ты начал разговор, мы стояли в обнимку. Твое тело напряглось в момент. А голос! В нем страх был, волнение. Если я подслу… повел себя некорректно, то только потому, что очень волнуюсь за тебя. Прости, пожалуйста. – Мне очень неприятно, хен. Ты, который говорил о доверии, подслушивал, – нотки раздражения звучат в голосе, но Чимин сдерживается. Альфа вздрагивает, произносит, широко открывая глаза, словно вспоминая что-то: – Рыбка, но ты ведь и сейчас по-прежнему, кажется, не говоришь мне всего. Чимин бросает на него взгляд испуганный и растерянный одновременно. – Когда я услышал ваш разговор с Хваном, то понял, что не просто знаю голос твоего собеседника, но слышал его, вдобавок, совсем недавно! Только я ошибался, это не голос был! Я аромат почувствовал! Слабый запах любистока на твоем запястье в наш первый вечер. Те пять синяков. Ты рассказал про посетителя, что грубо стиснул руку. Это ведь Им был. Любисток – его природный запах. Омега стоит, молча глядя на Юнги, потом отводит взгляд. Хен подходит, лицо обхватывает ладонями, говорит мягко, спокойно: – Чимина, почему ты не сказал мне? Пусть не пару дней назад, когда мы только встретились, но сейчас? – А я должен? – сердито фыркает Чимин. – Ты дал слово, что о любых проблемах будешь рассказывать. Что я сделал или делаю не так, если мой омега сомневается во мне? – Твое настойчивое желание нанять охрану в магазин остановило меня. Мне не нужен был и сейчас не требуется охранник, – Чимин продолжает говорить чуть раздраженно. – К тому же, я не считаю, что нарушил слово. Хван пришел до того, как мы с тобой встретились. И все, что ему надо было, – свадебный букет для омеги. А ты раздул из мухи слона! – Чимин, наверное, ты не знаешь, что такое Хван на самом деле. Это не самый простой и приятный альфа. Ты можешь просто поверить мне на слово? Возможно, в пансионате он был другим… «Юнги прав хотя бы отчасти, – воспоминания об ударе тростью, об угрозах вновь проносятся в голове. – Рассказать? Но это уж точно так давно было. И к настоящему не имеет никакого отношения. Да и к будущему тоже. Едва ли мы увидимся с Хваном вообще. Если возникнут какие-то вопросы с букетом, решать их будем с Мингю». – Помнишь, сегодня утром я спросил тебя, будешь ли ты в магазине весь день? Я ни словом не упомянул при этом твой разговор с Хваном. Но я тогда и не понял, не вспомнил еще, кем был твой собеседник, с которым ты встречался сегодня. Мне просто хотелось убедиться, что мой омега будет в безопасности. Хотя, знай я, кто заказчик букета – сидел бы где-то поблизости. – Юнги, хватит, пожалуйста! – Чимин говорит сейчас, не скрывая раздражения в голосе. – Закончим уже с Хваном! Маловероятно, что мы когда-то еще пересечемся с ним. Со мной ничего абсолютно не случилось и случиться не могло, а ты продолжаешь накручивать! Я устал от этих разговоров об альфе! Я просто устал сегодня! Юнги не хочет и не будет спорить. Чимин, в самом деле, выглядит утомленным и чересчур взбудораженным одновременно. Закончить разговор можно в другой день. Тогда Юнги расскажет соулу о том неприятном моменте из прошлого, прижав к себе крепко, извинится и снова попросит верить ему. И доверять свои тайны. Ведь на любви и доверии можно, кажется, построить счастливые, крепкие отношения? И альфа, что так долго ждал своего омегу, только таких и хочет. А пока он подходит молча к сидящему на стуле истинному, становится позади. Мягко, успокаивающе массирует плечи, нежно пальцами проводит по шее, а потом губами ее касается, ласкает легкими поцелуями теплых, чуть влажных губ. Чимин делает глубокий вдох, голову назад откидывая, пытаясь успокоить нахлынувшее раздражение. «Как ни крути, то, что сделал Юнги, было продиктовано беспокойством, заботой, любовью. Много в твоей жизни было тех, кто дарил тебе все это? Успокойся и принимай с благодарностью. Да, в конце-концов, это твой альфа. А ты его омега. И будущий муж. Он и так, безо всяких условий, имеет право знать все, что происходит в твоей жизни. А ты, оказывается, ждал его столько лет, чтобы злиться из-за того, что ему не наплевать на твои проблемы. Поздравляю, Пак Чимин, ты идиот, оказывается!» – внутренний омега холодно-ехидно монологизирует и немедленно замолкает. Чимин, осознавая, что со сказанным поспорить трудно, тем не менее, сильнее вспыхивает обидой и раздражением: течка ли, эмоциональное и физическое напряжение последних дней или еще что-то, ставшее полной неожиданностью, а какой, приятной или нет, омега и спустя несколько дней так и не может понять… – Чимина, ты, в самом деле, устал, – руки Юнги по-прежнему, но настойчивее, сильнее ласкают, поглаживают шею, плечи, проходят по спине, – пойдем в дом, я же своей маленькой Рыбке массаж обещал. А перед этим душ примем, я тебя сам вымою, о-о-о-чень нежно, – мурлычет с мягкой, совершенно обворожительной улыбкой. В другой ситуации Чимин урчал бы от удовольствия и висел на хене, ногами обхватив талию, руками шею обвивая. Но сейчас губы омеги кривятся в короткой ухмылке, в голосе сквозит ирония. Момент самый подходящий, чтобы выплеснуть то, о чем парень старается не думать, но к чему возвращается в мыслях снова и снова: – Конечно, хен. А после душа ты, не спрашивая, хочу ли я, «осчастливишь» меня сцепкой еще раз, чтоб уж наверняка... В самом деле, мелочь какая: если альфа решил, что так будет лучше, омега просто молчит и подставляет зад. – Чимин, – Юнги отстраняется, но говорит по-прежнему спокойно, – это было немного... резко сейчас. И я не совсем понял… – Не понял? Хотя чему удивляться?! Не очень правильно, хен, было попытаться заделать мне ребенка, не спросив, хочу ли я. Ангел Терпения Целого Мира сегодня вечером, видимо, не отходит от альфы. Юнги смотрит на Чимина грустным, полным раскаяния взглядом, вздыхает тоскливо: – Я кругом виноват сегодня, Чимина. Даже подумать не мог, – берет шершавую ладошку с помолвочным кольцом, нежно проводя по украшению, – что это может стать проблемой. Особенно для тех, кто собирается быть вместе всю жизнь. Но ты сейчас, в течку, такой восхитительный, такой сладкий. Твои стоны, твой аромат… Это что-то невероятное… Я не смог сдержаться тогда. И мне казалось, что сцепка в такие моменты для омеги не менее важна и необходима, чем просто близость. – Только ты забыл, наверное, что у меня первая течка, Юнги! Что мне всего двадцать с небольшим, что у меня учеба, работа, множество важных, интересных дел и планов, в которые беременность никак, совсем, нисколько не входила! И раз уж тебе правда так важна, вот, пожалуйста. Я не хочу ребенка сейчас и в ближайшие годы не захочу! И если бы знал, что ты собираешься меня повязать, не допустил бы этого! – Чимин, я подумать не мог… Но мы же вместе. Если даже ты забеременеешь и родишь, твои планы лишь немного сдвинутся во времени, как и мои. Пока малыш будет крошечным, ему, конечно, нужен будет папа, – чудесная необычная улыбка альфы придает его лицу мягкости, теплоты, нежности. – Посмотрим еще: ты, родив, возможно, поменяешь свои планы, захочешь посидеть дома. Я помогу, буду рядом. Но если решишь вернуться к прежней жизни, сделаю все, чтобы так и было как можно скорее. Юнги подходит к Чимину, осторожно, несмотря на сопротивление, ставит на ноги, обнимает, в лицо заглядывая: – Я только сейчас подумал: как мне хочется, чтобы нашим первенцем был малыш-омега, такой же умный, трудолюбивый, как его папа. И, конечно, такой же красивый, с чудесными пухлыми губками… – Ты подумал. Ты хочешь. Ты опять строишь планы за нас обоих. Юнги! Ты вообще слышал меня?! Чего я хочу и не хочу? Ты понимаешь вообще, как страшно мне забеременеть? Что, если с беременностью вернется мой отвратительный рыбный аромат?! Ты об этом подумал, когда узлу своему давал волю! Я даже к врачу не успел сходить. Я вообще не знаю, что произошло с моим организмом в эти дни, – омега отстраняется, чувствуя легкое головокружение и туман перед глазами. Но все и проходит довольно быстро. – Я… Я не подумал, в самом деле… Но, Чимин, я же люблю тебя любого. С любым ароматом! – Ты, Юнги! А остальные?! И в том-то и дело: опять ты, а не я, не мы! Все, хватит! Пожалуйста, я один хочу побыть! Уходи! – И не подумаю даже, – Юнги говорит по-прежнему спокойно, но на смену мягкости в тон приходит твердость стали. – Я не оставлю своего течного омегу, у которого вдобавок исте… настроение не очень. Хочешь побыть один – пожалуйста. Ты в спальне, я в гостиной посплю. – В своей гостиной поспишь, Мин Юнги! Я двадцать лет жил без тебя. И… – Чимин вопреки себе, собственным мыслям, в порыве раздражения выстреливает. – И дальше прожил бы… Проживу. И замолкает, тяжело дыша, смотрит на альфу. Хвост робко тянется к омеге, аккуратно проводит кончиком по его запястью с парным браслетом, обхватывает, окольцовывает, тянет к руке хозяина с таким же украшением. Чимин замирает, смотрит в глаза Юнги, головой качает отрицательно, дергает рукой резко, сбрасывая пушистый «браслет», ощущая вновь накатившее несильное головокружение и дымку, что опускается на глаза, чуть расфокусировав зрение. Альфа осторожно принюхивается. Аромат, который источает сейчас тело Чимина, тяжело-сладок и парадоксально горек одновременно. Юнги смотрит на омегу, на пион истинности, покрытый прозрачными каплями, ноздрями чуть подергивает. Тянется пальцами к арту, снимая капли, поднося к губам. Привычный сладковатый вкус, а Юнги казалось, это будет привкус не горечи даже, желчи… Альфа не дает воли обжигающей сейчас обиде, говорит по-прежнему спокойно, но грусть отчетливо слышна в голосе: – Я уйду, Чимин. Надеюсь, тебя не затруднит просто закрыть дверь за мной. На ключ закрыть. Пожалуйста. Юнги направляется в дом, а затем к двери, что ведет в подсобное помещение, проходит через полутемный магазин, выходя на улицу. Все это время он ждет шагов младшего за своей спиной, ждет слов… Каких-нибудь слов, чтобы вернуться обратно… Альфа выходит за порог магазина. Прикрывая двери, замирает, слышит, наконец, долгожданные быстрые легкие шаги… Он готов уже обернуться. Готов выслушать… Готов тотчас прижать, обнять, забыть всю резкость… В вечерней тишине ключ, что поворачивается в замке двери за его спиной, звучит очень громко. И по сердцу этот звук режет очень больно. Нет, омега, похоже, не готов мириться, и разговаривать сейчас не станет. Альфа подошел к машине. Хвост ходуном ходил за спиной, метался, изгибался, бил хозяина в шею, тянул назад изо всех сил. Юнги открыл дверь авто – и хвост тут же мертвой хваткой вцепился в металлическую ручку, обвился вокруг, замер. – Ну! – сердито, раздраженно альфа Мин Юнги дернул распушившийся кончик, крепко сжимая. Хвост ослабил хватку, повис безвольно сзади. – Ты сам слышал. Не я, Чимин был резок и не слишком, наверное, справедлив сейчас. Хвост взмыл в воздух, покачался вправо-влево в знак согласия, и тут же мягко провел по шее, кончиком ткнулся в лоб аккуратно. – Ты же старше, мудрее, – казалось, хотел сказать. – Да я вернусь через какой-нибудь час, а то и быстрее. В кондитерскую только съезжу. Куплю этой вредине омежьей пуноппанов и моти. Может, станет добрее. Да и время подумать и успокоиться у Чимина будет. Альфа еще раз оглянулся. Сел в машину, отъезжая в тот момент, когда омега все-таки выбежал из дверей «Лепестка». – Юнги, прости, вернись. Я был неправ. Совсем неправ. Но Land Cruiser уже скрылся из виду. Чимин, поникший, подрагивающий плечами от накативших слез, пошатываясь от вновь накатившего головокружения, скрылся в магазине. *** Хван набрал знакомый номер. – Ты недалеко отъехал? Отлично. Возвращайся и наблюдай. Любой неожиданный визит – дашь мне знать, как договорились. Ты видел Land Cruiser, что стоял напротив магазина. Едва ли водитель вернется, но если да, то мне надо знать об этом как можно раньше. Подъедешь – активируешь передатчик, чтобы я понимал: ты рядом. Им открыл дверь машины, покопался в бардачке, нашел пузырек с лекарством. Заглотил полдесятка таблеток сразу, запил водой из бутылки, чувствуя, как его природный любистоковый аромат почти мгновенно растворился под действием мощной дозы подавителя. Сделал еще один звонок. Мингю ответил мгновенно. – Набери меня через пару минут и подыграй. – Ты где? – Около магазинчика Чимина. – Хорошо, – омега отрубился. Хван вновь заглянул в салон. На пассажирском сиденье лежала купленная днем альфийская туалетная вода Christian Dior Fahrenheit. Им чересчур обильно распылил парфюм на ароматическую железу и запястья. Легкий мандариновый аромат лег на свободную от любистоковых феромонов кожу. Хван вышел из машины и направился к полутемному «Лепестку». Осторожно нажал на ручку – выдохнул с улыбкой облегчения: дверь была незаперта. Он тихонько зашел внутрь. *** Полумрак обостряет все звуки. Глухой, сдавленный плач из глубины магазина тотчас доносится до слуха альфы. Он осторожно проходит мимо стойки, замечая тонкую неяркую полоску света, что льется из двери какого-то помещения. Хван замирает, стоит, почти не дыша. Проходит немного времени – плач прекращается. – Юнги, ты вернулся, прости меня, – заплаканный омега вылетает из двери, бросается к Им, обдавая его облачком сладкого до горечи аромата, замирает с выражением страха на лице. Тяжело, хрипло выдыхая, делает несколько шагов назад. – Хван, что ты здесь… Звонок мобильного альфы прерывает вопрос. – Чимин, извини, пожалуйста, – Им говорит очень спокойно, извиняюще, сам отступает за стойку, прилично увеличивая расстояние между собой и омегой, руки с обращенными к омеге ладонями прижимает к груди. – Я отвечу. Да, Мингю, любимый. Я скоро буду, заехал к Чимину в магазин узнать насчет часов… Смотрит исподтишка, видит, как омега успокаивается, страх, но не слезы, уходит из глаз. – Да, передам привет непременно. Чимин, – улыбается, – тебе от Мингю привет. Омега кивает, выдавливая из себя улыбку, глаза вытирает, но слезы бегут и бегут, оставляя мокрые дорожки на щеках. – Все, моя радость, собирайся, скоро поедем в ресторан… Целую, – Хван кладет трубку, смотрит на заплаканного омегу мягко, сочувственно. – Чимин, извини, я понимаю, что не вовремя. Честно, и не собирался сегодня заезжать, но у меня тут поблизости была деловая встреча. И я так, безо всякой надежды решил заглянуть. Может, вы случайно часы находили? Такие большие, в металлическом корпусе? – Да, Хван, минутку, – омега возвращается очень быстро, протягивая «потерю» владельцу. Альфа берет их подчеркнуто-осторожно: так, чтобы не коснуться ладони Чимина. Снова отступает, застегивая браслет на руке. Чувствует, как вибрирует в кармане джинсов датчик: значит, протеже Им уже на месте. А Чимин вновь принюхивается, удивленный. Несколько минут назад он уловил очень яркий аромат мандарина. Немного отличный от того, который привык ощущать в эти дни, но, определенно, похожий на аромат его альфы. Бросился, обрадованный, как ожидал, навстречу Юнги. Но вместо этого чуть не влетел в торс любистокового Хвана, от которого почему-то и близко терпкой травой теперь не пахнет. Такая жестокая разница между ожидаемым и имеющимся вновь заставляет Чимина тихонько всхлипывать, проклинать собственную несдержанность или течку, или усталость, или хрен знает, что еще, что вызвало у него эмоции с такими неприятными последствиями. Все, что он сказал своему соулу, можно и нужно было сказать. Вот только слова… Слова и тон должны были быть другими. У него голова в который раз за вечер чуть-чуть кружится, и омега облокачивается на стойку, пальцы прижимая к вискам. – Чимин, все нормально? – Хван уже стоит в дверях магазина, держится за ручку. – Хотя я вижу, что нет. Могу чем-то помочь? – Нет, Хван, не можешь. Да, все нормально. Тяжелые дни у всех бывают. Но у вас с Мингю вечер, кажется, будет неплохой. – Да, с моей огненной занозой точно не соскучишься, – альфа звучит нежно, и на лице у него такое мечтательно-романтическое выражение, что Чимин невольно улыбается сквозь слезы. «Все же не так Им плох, как может показаться», – думает омега, втягивая носом аромат мандарина, но теперь ощущая разницу. Запах, что идет от Хван, не живой, природный, а, понятно, искусственный, хоть и приятный, и почти не отличим от настоящего. И все же это не те, точно, феромоны, что излучает тело его альфы. Как он мог ошибиться: не отличить аромат туалетной воды от запаха истинного! Чимин вновь поводит ноздрями. – Аромат не нравится? – кажется, слегка виновато интересуется Хван. – Это Мингю сегодня днем подарил мне туалетную воду. Не мог же я, отправляясь на встречу с ним, не воспользоваться подарком. Но я уже ухожу и аромат с собой забираю. Так что закрывай двери, Чимин-щи. – Напротив, мне нравится этот запах. Он, – Чимин делает несколько шагов к двери, оказывается совсем рядом с Им, смолкает, вдыхает очень глубоко, – на аромат моего альфы похож. Синтетический мандариновый запах, между тем, теперь играет с омегой дурную шутку, что очень на руку Хвану, который уже едва ли не рот открыл, чтобы попросить у омеги воды и иметь хоть какую-то правдоподобную причину задержаться в «Лепестке». Он заранее сказал себе, что будет действовать по обстановке, и вот обстоятельства, кажется, будут сейчас на его стороне. В который раз за вечер Чимин испытывает головокружение, но на этот раз ощутимо сильнее и, делая резкое движение в сторону стены, чтобы опереться на нее, только усугубляет свое состояние. Он прижимается всем телом к бетону и сползает вниз. Хван и близко к нему не походит. Зачем? Все и так складывается отлично! – Чимин, где вода? И давай я парамедиков вызову. Омега отрицательно качает головой. – Нет, не надо, это пройдет сейчас. Бутыль там, – кивает в сторону подсобки. В небольшой стакан с холодной водой Хван добавляет содержимое двойного дна часов: сейчас это белый порошок, что, зашипев, растворяется в воде мгновенно. Удобная маленькая камера, в которой можно спокойно хранить любые, в зависимости от необходимости, порошочки, без риска, что их обнаружит кто-то. «Не переборщить бы», – досадливо морщится альфа, потряхивает стакан и скорым шагом возвращается в магазин. Чимин по-прежнему сидит, прижимаясь к стене, откинув голову и закрыв глаза. Головокружение почти отпустило, но сил подняться пока нет. Альфа опускается на корточки перед омегой, сокращая расстояние до минимума, ощущает цветочный течный аромат, от которого крышу сносит и пах поначалу медленно, подобно движению ленивой морской волны, окатывает знакомая желанная тяжесть. Она неповоротливо ворочается внизу живота, только кровь от этого теперь приливает к члену необыкновенно скоро и, кажется, альфа слышит ее бешеное, сумасшедшее движение. «Еще немного игры в заботу». – Чимин, давай я позвоню Хосоку или твоему альфе. Его ведь, кажется, Юнги зовут? – протягивает стакан, теперь как бы невзначай касаясь пухлых пальчиков, что тянутся к стеклу, ощущая ток желания от секундного прикосновения и тут же одергивая свои. Омега делает жадный глоток, а потом еще и еще один. – Не надо, Хван, я сам. Ты только телефон принеси, пожалуйста. Он на столе в кабинете, дверь напротив подсобки. Альфа немедленно встает. Уходя, оглядывается: Чимин почти опустошил стакан. Когда Им возвращается спустя полминуты, стеклянный бокал уже валяется на полу. Омега без движения у стены: одна нога так и осталась согнута в колене, вторая выпрямлена. Голова безвольно склонилась на бок, глаза плотно сомкнуты, темные пряди почти скрыли очень бледное сейчас лицо. – Я принес мобильник, Чимина, – издевательски шепчет Хван. – Только он тебе пока не понадобится. Протягивает руку к регулятору на окне, полностью смыкая жалюзи. Подхватывает парня на руки и несет на диванчик за стойкой, аккуратно укладывая. Несколько шагов с желанным омегой на руках заводят еще больше. Хвану кажется, что не только сердце колотится теперь дергано-возбужденно. У него все тело от животного вожделения потряхивает. И когда он маленькими ножничками аккуратно срезает небольшую прядку темных волос Чимина, дрожат и пальцы, и металл, что они сжимают. Но дело сделано. И можно уходить. Можно уходить? Это безумие какое-то! Желанный, абсолютно доступный омега перед ним. И будет таким еще не меньше часа: примерно на столько времени рассчитано действие снотворного. Хван прислушивается – на улице царит гробовая тишина. Взять. Легко. Безопасно для себя. И Чимин не узнает ничего, не вспомнит. И можно придумать, что угодно, представить ситуацию так, как выгодно сейчас альфе. Что бы ни сказал потом омега, доказательств у него не будет. А течка только на руку Им. Омеги в таком состоянии на всякие безумства способны. Тем не менее, едва ли не впервые в жизни альфа колеблется. Мальчишка все равно будет принадлежать ему рано или поздно. Так, может, стоит все-таки дождаться момента, когда омегу отдадут ему на законных основаниях? Тем более, Хван однажды наступил уже, и пребольно, на похожие грабли. И все же... Альфа взглядом съедает спящего парня. Нет, это выше его силу: уйти вот так. Он убирает с лица Чимина волосы, проводит пальцами по лбу, аккуратно очерчивает линию подбородка, касается маленьких родинок на шее и под ключицей. Взгляд задерживается на чуть приоткрытых губах, еще влажных от коварного напитка. Невероятных, невозможных, могущих лишать рассудка и способных, наверное, даже камень не оставить равнодушным. Помнит ли Чимин, что сказал ему Хван четыре года назад? Им, во всяком случае, не забыл ни одного произнесенного тогда слова. Стоит признать: альфа хотел, чтобы все вышло именно так, как он с апломбом заявил омеге, снимая с его губ фиолетовые лепестки анютиных глазок. Хотел, но рассчитывал ли в самом деле? Несколько дней назад он вновь увидел Чимина в «Лепестке – расцветшего, еще более привлекательного. И крышу снесло повторно. Только теперь, кажется, без возможности вернуть ее обратно до тех пор, пока он не получит этого мальчишку со всеми его прелестями – очаровательным лицом, стройным телом, чуть мускулистыми руками с милыми детскими пальчиками и дурацким помолвочным кольцом на одном из них – Хван скоро заменит его другим. Ногами с тонкими длинными икрами и аппетитной попой, в глубине которой он представил свой член так ясно и отчетливо, что любистоковый аромат взорвал тогда все пространство магазина. И никакие цветочные запахи не могли заглушить альфийских феромонов, что горели, взрывались не просто страстью, но одуряющей похотью. И рванули еще раз, когда альфа, увидев династический пион омег семейства Пак на груди Чимина-Рыбки, сопоставив мгновенно некоторые факты и набросав за доли секунды план, представил, что не Мингю, а его брат пойдет с ним под венец. А потом уж альфа в самом деле заставит мужа отсосать ему этими восхитительными пухлыми губками. И не раз. И член свой будет регулярно выгуливать в аппетитной омежьей заднице. Тело удовольствием взрывается при одной только мысли об этом. Хван поднимается, делает несколько шагов, заглядывает в маленький кабинет, где, кроме письменного стола и небольшого застекленного шкафа, находится еще один диван, на который он и переносит теперь спящего омегу. Включает неяркую настольную лампу, прикрывает неплотно дверь. И сразу к лицу Чимина аккуратно, губами едва касаясь губ – этой розовой чумы, с ума сводящей нежностью, мягкостью, красотой. Такой безответной, застывшей, но от этого не менее притягательной. Он хочет быть грубым, сминать, сдавливать, обхватить каждый «лепесток», в рот втянуть, искусать жестко. Но пока лишь пробует. Мягкость отзывается огнем в теле. Нежность требует быть жестким. Красота приказывает не ждать… Омега в его власти, а он – во власти собственных желаний. Хван отстраняется, чтобы сразу же лицом, носом уткнуться в омежий пах, вдыхая глубоко, голодно, жадно сладко-горький аромат, что пах альфы взрывает такой болезненно-острой страстью, таким пожаром, утолить который можно, лишь войдя в нежную влажную глубину тела лежащего перед ним парня. Альфа резко привлекает к себе спящего омегу, стягивая с него футболку. Взгляд замирает на шее – высокой, по-прежнему чистой от метки, но в маленьких отметинах, засосах и укусах – Хван кулаки сжимает – альфы Мин Юнги, с источающей сладкую горечь ароматической железой, с артом-пионом, что залит каплями. Им проводит по ним пальцами, снимая, принюхивается. Крохотные прозрачные горошинки лишены всякого запаха. Он аккуратно подносит их к губам, ощущая резкую, невыносимую горечь. Ладонью по устам проводит, пытается стереть неприятнейший привкус, но ничего не получается: горькота впилась в кожу, печет огнем, жалит. Вода наверняка поможет смыть горечь. И все, что остается сейчас, терпеть. «Арт с пионом – задача, которая не казалась сложной. Но он, оказывается, источает влагу, и это нездорово… Нет, не время думать об этом. Го справится с любой проблемой». А сейчас – носом в омежью шею. Вдыхать, не насытиться, аромат. Такой же, что там внизу, в паху, в ямке меж ягодиц. Внутренний альфа взрывается яростным, безумным желанием: пометить, укусить, сделать своим. Никто не увидит, не узнает, как! А там, будь что будет! Кончики обнаженных клыков едва касаются шеи, замирая у изгиба между нею и плечом, чуть выше ключицы. Прикасаясь теперь сильнее, пробуя-продавливая кожу. Место выбрано, альфа начинает смыкать клыки в тот самый момент, когда… – Юнги... – Чимин шепчет едва слышно, шеей, склоненной в сторону, и следом всем телом ведет резко. И альфа, вздрогнув, быстро, с испугом отстраняется, успевая одним клыком повредить кожу, оставить лишь тонкую глубокую царапину у края ключицы да от резкого движения прикусить им же собственную губу. Он языком слизывает часть крохотных капелек омежьей крови, оставшейся на кончике клыка, часть размазывает по поврежденной губе. А Чимин не издает больше ни звука, его сон вновь беспробуден и крепок. – Юнги – ошибка, которую мы скоро исправим, – чуть раздраженно произносит альфа. Он оглаживает теперь светло-кофейные ареолы омежьих сосков, припадая к ним губами, языком проходясь нежно, порыкивая, отмечая недовольно, удивленно, что маленькие кусочки плоти никак не реагируют на эти ласки. Альфа захватывает вершины сосков подушечками пальцев, сдавливая то мягко, то сильно. Напрасно! «Настолько нетактилен?! В этой части тела?! Да при том, что в снотворное добавлен мощный возбудитель. Все омеги, что делили с Хваном постель, обожали стимуляцию сосков, возбуждались, закипали быстро и без всяких препаратов, просили еще. Что не так с Чимином? Как странно? Что ж, посмотрим, везде ли ты такой нетактильный?» Хван расстегивает ремень и пуговицу на свободных летних брюках омеги, пока не снимая их, проводя по паху с легким нажимом, пытаясь для начала сквозь неплотную ткань возбудить немного член омеги. Но ни мягкие, ни настойчивые ласки не приводят к ожидаемому результату. Сон, в который Чимин погрузился благодаря Хвану, кажется, и все его тело усыпил глубоко. И обещанное сильное возбуждение, что должен испытывать даже спящий омега, кажется, тоже. «Бред, этого не может быть!» – альфа раздражается, стягивает со стройных ног и джинсы, и брифы. На обнаженном теле омеги сейчас одни лишь украшения. Золотой пион на шее, помолвочное кольцо и на запястье незамеченный альфой раньше тонкий золотой браслет с подвесками. Хван присматривается внимательно: что ж, Юнги не оригинальничал с подарком, но вышло довольно забавно – хвост и рыбка. Впрочем, также ненадолго. Хотя хвост – хмыкает альфа – можно заменить листочками любистока. Тоже без претензии на что-то разэтакое, зато подходящее к новой ситуации. Хван замирает на мгновенья, ощущая вновь усилившийся горько-сладкий запах с железы омеги. Он попробует Чимина вместе с его ароматом намного быстрее, чем ожидал. Разделит, нисколько не брезгуя, это лакомое блюдо с альфой-гибридом, чтобы потом все равно забрать себе. А Юнги расскажет, как поразвлекся с тогда еще его течным омегой. Тем стократ больше отомстив, наконец, принципиальному Мин, создавшему Хвану большую проблему в то время, когда оба еще были студентами. Юнги-придурок умудрился услышать однажды, как в кабинке туалета Хван решил стравить пары желания с помощью омеги Ёнкея. И маленький, незначительный, как и все прочие подобные в жизни Им эпизоды, в этот раз чуть не вылился в огромный репутационный скандал да с нехорошим криминальным душком. Скандал, который не только для Хвана грозил огромными неприятностями, но, прежде всего, для его родителей – высокопоставленных правительственных чиновников. В какую изначально сумму обошлось подкупить полицию и прокуратуру того только ради, чтобы не предавать ситуацию огласке, не обсуждать ее в СМИ! Чтобы ни одна душа живая болтливая об этом не узнала, а, узнав, не растрепала. А сумма, которую семейство Им заплатило омеге Ёнкею! Малыш, чей девственный зад сберег для его провинциального жениха Мин, еще и миллионером в Инчхон вернулся. На фоне этих очень внушительных финансовых потерь последовавшее за ними спустя время профессиональное поражение ощущалось еще более болезненно. Ибо два года подряд альфы Мин и Им становились финалистами и главными претендентами на победу в конкурсе «Лучший молодой предприниматель Кореи». И дважды абсолютным победителем признавали Юнги. – А ведь как забавно получилось, – Им, что безрезультатно ласкал спящее чиминово изящество, не совсем, кажется, в тему, все же подумал. – Его семья из-за действий Мин потеряла тогда огромную сумму денег. И женитьба на Мингю, наследнике богатейшего корейского бизнесмена, стала абсолютной необходимостью. Хотя до этого момента отец Хвана говорил, что если сын уж категорически не захочет жениться на младшем Пак, он попробует найти способ договориться с главой семьи, Донсу, своим очень хорошим приятелем, и избегнуть этой свадьбы даже несмотря на заключенный много лет назад договор. Ситуация с омегой Ёнкеем обнулила эту возможность. Но Небо Омегаверсное оказалось благосклонно к Им. Кто же знал, что его обидчик Мин своего истинного на золотом блюде несколько лет спустя преподнесет, а так и будет, Хвану. И альфа женится теперь с превеликим удовольствием на том, кого находит привлекательным и желанным. – Воистину, инициатива наказуема, – хмыкает Им, вновь отмечая, что член омеги остается таким же небольшим, мягким и возбуждаться, кажется, не собирается. – Неужели же только соул способен завести мальчишку?! Этого просто не может быть и создает некоторое количество проблем! Для Чимина создает. В перспективе. Альфа-то удовольствие получит в любом случае. И все-таки, конечно, хорошо бы сейчас все списать на сильное снотворное, которое и мозг усыпило до такой степени, что он не дает возбуждающим ласкам достучаться ни до себя, ни уж, тем более, до тела. При этом Хван вспоминает, что не раз пробуждался благодаря одному из его партнеров-омег, который посреди ночи любил делать спящему Им минет, провоцируя у альфы к моменту пробуждения железный стояк и гарантируя обоим отличный предутренний секс. Но одно дело – естественный сон, другое – искусственный, вдобавок очень глубокий, такой, чтобы Им не рисковал ничем и знал точно: Чимин крепко проспит как минимум час. Он оглядывает вновь неподвижно лежащего омегу. Хрупкого, симпатичного, невероятно желанного и абсолютно беззащитного. «Беззащитного? Звучит, как если бы совесть, которой Хван уже столько лет не пользуется и она, очевидно, подобно Чимину, крепко спит, вдруг пробудилась и стала мешать альфе жить в свое удовольствие. Поэтому не беззащитного, а доступного: звучит совсем иначе, нисколько не обличающе. Альфа скидывает футболку и джинсы, из кармана которых достает маленький, всегда с ним пребывающий, флакон смазки, забывая при этом о передатчике, что через какое-то время сработает в кармане, предупреждая о возможных неприятностях. Но у Им надо всем довлеет теперь одно только желание – взять омегу с его сладкой горечью. Да и должен же хотя бы кто-то из двоих сейчас получить максимальное удовольствие. Напряженный болезненно-возбужденный стояк в боксерах альфы Им Хвана говорит о том, что именно ему, несомненно, и повезет в этот вечер. Он аккуратно переворачивает ягодицами вверх лежавшего до того на спине Чимина, кладет ему под живот небольшую диванную подушку, разводит ноги омеги, пристраиваясь между них. Восхитительный вид на плотно сомкнутое кольцо запускает по всему абсолютно телу еще один виток возбуждения, приятная острота которого чуть слабеет, когда альфа видит: попка течного омеги абсолютно сухая, и даже намека на естественную смазку, которой после стольких хвановых действий, после снотворного с возбуждающим эффектом, положено сейчас проступать меж ягодиц, нет. Тело омеги по-прежнему молчит, не откликаясь на альфийские ласки. Что же, если и дальше так пойдет, придется просто обратиться к врачу. И уж точно не истинность – Им упорно гонит эту мысль – причина такому поведению тела омеги. Ей и так придают чрезмерно много внимания, и особенности взаимоотношения соулмейтов часто преувеличивают, а иногда откровенно врут о них. Хвану по-прежнему удобнее думать, что тело Чимина, как и его возбуждение, спит под действием сильного снотворного. – Ничего страшного, Рыбка. Из нас двоих я, как и полагается альфе, попробую тебя первым. А дальше посмотрим. Он пальцами ведет по худенькой спине, признавая, что течка этого омеги только сильным ароматом с железы дает знать о себе. Да и тот каков! Откуда у цветка пиона вдруг взялось столько горечи? Альфа щелкает крышкой колпачка, рукой отодвигая одно из упругих полушарий, выливая обильно смазку на омежий вход – Чимина надо хоть немного растянуть, увлажнить кольцо и сколько-нибудь гелеобразной прозрачной субстанции отправить в глубину. Он выцеловывает сзади шею, решая через несколько минут еще раз попробовать поставить омеге метку, чуть покусывает, мажет языком, отстраняется. Громко урча, сминает, сжимает, сдавливает бедра и ягодицы. Пальцы густо пачкает смазкой, подносит, наконец, к кольцу, дрожа от нетерпения. С глухим рычанием проводя впервые по самой сокровенной и желанной части тела омеги, по нежным бархатистым складочкам чувствительной кожи, источнику самого запредельного из всех плотских удовольствий, что Вселенная Омегаверса могла подарить и подарила живущим в ней альфам. И Им Хвану подарила. И он испытает это удовольствие мгновения спустя…