"Хвост" и "Рыбка"

– Нет... Господин Мун, пожалуйста, вы звоните уже четвертый раз. Хорошо, пятый. Простите, но я-то в чем виноват? Я же вам сразу сказал – нет. Потому что… Нет, мне это не надо совершенно… Нет, вы не первый и не второй, кого я посыл… Кому говорю нет. Небо Омегаверсное! Да при чем тут предвзятость! Я ни с кем не хочу и не буду это обсуждать! Нет, я не появлюсь в «Лепестке» ни сегодня, ни завтра! – Чимин бросает трубку. – Задолбали! Как они меня задолбали, Юнги! Откуда у них мой номер телефона? Откуда они знают про «ЛепестOk»? Откуда они вообще узнали обо всем? Омега раздраженный, рассерженный, плюхается на диван в рабочем кабинете Юнги в офисе «Домой!», где уже несколько дней прячется от журналистов, прознавших, чей он сын, и жаждущих интересных, желательно жареных подробностей на заданную тему от новоиспеченного загадочного наследника династии Пак. – Рыбка, чему ты удивляешься: «Чосон ильбо» – крупнейшая корейская газета. И даже из размещенных в ней крошечных сообщений, оказывается, можно выудить шикарный информационный повод. – Выудить! Хен, как актуально для омеги с прозвищем Рыбка и соответствующим прошлым, – хмыкает младший. – Чимина-а-а-а, не придирайся, – Юнги глубоко вдыхает, улыбается понимающе яркости пиона, приземляется на диван. Рядом с собой усаживает соула, по животу оглаживая мягко-мягко. – А из «Чосон ильбо» тоже журналисты звонили? – Самые первые. В тот день, когда заметка вышла. А после них еще и еще, я уже счет потерял. Вторая неделя пошла – они все не успокаиваются. Мне даже господин Хон набирал, директор пансионата, ему тоже из нескольких СМИ названивали, спрашивали обо мне. А теперь еще и приходят… – омега вздыхает тяжело. – Минхо набрал меня недавно, сказал, только магазин открыл – первым посетителем оказался журналист, спрашивал, когда я появлюсь в «Лепестке». Сколько еще это будет продолжаться? Я не могу нормально прийти на работу, домой попасть. Все с оглядкой. Сижу вот у тебя в офисе. И сам ничего не могу делать, и тебе не даю, отвлекаю. – Чимина, да я рад и счастлив, что ты со мной, хотя повод, конечно, так себе. Но надо просто подождать и продолжать посылать всех с тем же упорством, с которым ты это делаешь сейчас, – смеется Юнги. – Только аккуратно. Рыбка у нас теперь золотая, VIP-персона, и вести себя должна соответственно. – Хен, какая VIP-персона! Мне не сдалось это все ни капли. Я хочу жить, как прежде. Работать, учиться, по улице гулять спокойно, а не отмахиваться от дурацких вопросов и журналистов, которые их задают. Я столько лет жил один. Никому не был нужен. И тот небольшой круг людей, с которыми хочу и счастлив общаться, не включает ни представителей СМИ, ни… «Родителей» едва не срывается с губ, но младший успевает остановиться вовремя. – Никого, кроме тебя, Хоби, Нами. Да, к Минхо с Джигуном я привязался. И все. – Точно все, Чимина? – смотрит проницательно. – Про родителей забыл, – младший нехотя шепчет тихонько. – Вот, омега. Я как раз о том же. Не мог бы ты в свой VIP-список внести хотя бы временно еще одного участника? Очень хороший альфа. Гарантирую, – улыбается Юнги, прижимая к себе младшего. – Хен! Ну, что ты дразнишься? – Чимин смешно супит брови, игриво бьет соула кулачком в грудь. – Нет, мой VIP-список крайне ограничен. – Жаль. Отец приезжает послезавтра на пару дней. Очень хочет познакомиться с моим будущим мужем. – Господин Мин… – омега осекается, смотрит и звучит растерянно, вся горячность сходит на нет. – Я… А вдруг я ему не понравлюсь? – У-у-у-у, и что мы тогда будем делать, Рыбка? Придется свадьбу отменять, – Юнги откровенно утрирует. А Чимин смотрит на него тем самым взглядом маленького испуганного мальчика, которым в «Лепестке» смотрел, когда господа Пак туда явились. Юнги никогда не забудет той тоски и растерянности, что наполнили взгляд его любимого омеги. И вот Чимин начинает хлюпать носом, первые слезы бегут по щекам, а потом раздается плач, такой неожиданный, отчаянный, горький, что у Юнги сердце щемит. – Рыбка, любимый мой, ну, что ты, прости, я и подумать не мог, что ты за чистую монету примешь мои слова, – он обнимает омегу нежно, гладит по волосам, спине, целует мокрые от слез щеки. – Юнги, я не поверил, нет… Я просто представил, что наша свадьба, в самом деле, не состоялась… И мне так страшно стало… Так больно… Знаешь, я вообще в последнее время нервный какой-то стал… И эмоциональный слишком… И слезы эти дурацкие… «Рыбка, маленький ты мой аквариум, – Юнги улыбается собственным мыслям, – скоро пойдем к господину Бан, и тогда, надеюсь, он объяснит, почему твои эмоциональные качели сейчас легче легкого приходят в движение. Да ведь и не в беременности только дело». – Чимина, цветочек, – целует ладони омеги, – это объяснимо все. Твои нашедшиеся родители, и вот этот, который день тебе жизни не дающий, журналистский «хвост»… Нет, не о тебе речь… – хвост, умостивший, по обыкновению, кончик на плече Юнги и расположеный соснуть, встрепенулся, знаком вопроса изогнулся, но, услышав ремарку хозяина, вернулся в полусонное состояние. – Это и выбивает из колеи. Кстати, а что отец и папа говорят по поводу интервью, которое просят у тебя журналисты? – Отец считает, что только я могу решать. Если не хочу, то и не стоит. А папа. Он полагает: сын должен гордиться своей принадлежностью к клану Пак. Что скрывать свою жизнь до и после встречи с родителями и историю нашего знакомства не стоит. Что это немного неблагодарно… с моей стороны. Может, и так, но я не могу. Да и чего ради выпячивать наизнанку свою жизнь? Чтобы кто-то просто перетер, посмаковал ее подробности или меня пожалел? Ни то, ни другое мне не надо. Мало для кого сейчас я готов быть открытой книгой. А когда ребенком хотел этого, меня, как неинтересное, скучное чтиво, захлопывали и отодвигали подальше. А иногда и ногами топтали… – Ох, Рыбка, твои детские воспоминания… Это очень тяжело. Когда слышу их, мне хочется на руки тебя взять, к себе прижать и не отпускать, сколько сил хватит, и баюкать, и говорить без конца, как ты нужен мне, какой ты теплый, искренний, волшебный, чтобы хоть немного затянулась та черная дыра, проделанная людским безразличием и холодом, что так и осталась в душе моей Рыбки. Юнги слова подкрепил действиями, и Чимин, свернувшись уютным клубком, некоторое время сидел на руках старшего, а тот тихонько укачивал его. – Господин Вун, в самом деле, был несколько категоричен, – прервал, наконец, молчание альфа. – Но отец, кажется, на твоей стороне. – Знаешь, Юнги, на самом деле, мне важно, чтобы на моей стороне был только один человек. Которого я люблю, которому доверяю, самый важный в жизни. Иногда я думаю, что не хотел бы зависеть от него так сильно. Но как есть: ничего для меня нет важнее, чем быть рядом, слышать его голос, смотреть в глаза, прикасаться, отдавать себя. Нет ничего важнее, чем знать, что он любит меня. Иначе все теряет смысл… – Люблю тебя, омега Пак Чимин. Иначе никак. Иначе все теряет смысл. *** – Чимин, ну, наконец-то! Я рад несказанно вновь познакомиться с драгоценной Рыбкой моего несносного мальчишки, – высокий темноволосый и длинноволосый альфа, очень крепкий, со взглядом веселым и доброжелательным сжимает в объятьях смущенно улыбающегося Чимина. – Ох, маленький омега, ваш природный аромат столь же прекрасен, как и вы сами. Это же чудо какое-то: чтобы парень сына благоухал, как любимые цветы всех альф Мин! – Отец, – «несносный мальчишка» Юнги обнимает крепко, улыбается. – Ты мне совсем будущего мужа засмущаешь. Младший альфа смотрит на отца тепло, с любовью, да и тот из объятий его выпускать не торопится, прижимает к себе, задерживает, по плечам похлопывает, проводит быстро по волосам. – Будущего, сынок. Спасибо, все-таки до свадьбы успел увидеть Чимина. С этой работой, бесконечными командировками, я бы не удивился, когда б добрался до Сеула, чтобы не только с Чимин-щи познакомиться, но и внука уж заодно забрать из роддома, – легкая грустинка слышна в низком, с хрипотцой голосе. Омега смотрит на отца и сына – мягкая, задумчивая улыбка освещает лицо. Юнги очень похож на Дина внешне, и даже голос его необычайно схож с отцовским. Только ростом Мин-старший на голову выше сына, да и крепче. И глаза у Дина большие, удивительного янтарно-зеленого цвета. Радужка словно переливается медово-золотистым, при этом окружена нежно-изумрудным кольцом. Чимин негромко произносит вслух то, о чем, ему казалось, думает про себя: – Какие красивые глаза… Альфы тихонько смеются. – Чимина, – Юнги подходит, обнимает, – судя по тому, что комплименты своим глазам я уже слышал от тебя не раз, этот адресован отцу. – И отец взят в плен, – альфа шутливо поднимает вверх руки. – А я… Я вслух сказал? – омега окончательно смущается, румянец заливает щеки. – Точно, Чимин-щи, и мне так приятно это было услышать. Спасибо нашим предкам манулам – цвет моих глаз исключительно их заслуга. – Хотел бы и я их поблагодарить, за глаза, а вместо этого…. – младший альфа ворчит шепотом, а хвост кончиком перед его лицом помахивает секунды и тут же не просто прячется за спину, но опускается безвольно до самого пола и замирает. – Юнги, – отец и омега не просто в унисон произносят, но и с одинаковой, укоряюще-расстроенной интонацией. – Хвостик,– Чимин зовет мягко, но тот по-прежнему безвольно висит, упираясь кончиком в пол. – Ладно, не прав. Ну, прости, мой хороший, пожалуйста, ты у меня тоже красавец. И умница, и помощник. Честно. Юнги мягко прикасается к основанию хвоста, гладит и тот реагирует мгновенно: горделиво тянется вверх, расправляет каждую пушинку, запускает, по обыкновению, переливчатую медово-золотистую волну, добавляет искорок, лезет к омеге и Дину с благодарностью – гладит по запястьям и шее. Юнги же получает очередной мягкий подзатыльник, несколько аллергических чихательных пушинок в нос и, напоследок, ласковое поглаживание по контуру лица. Наконец, хвост ложится, по обыкновению, на плечо альфы и засыпает. – Сынок, сколько ты будешь терроризировать хвост? Уж если на то пошло, то своему знакомству с Чимином ты именно ему обязан. Пошли бы мы к господину Бан, когда б это пушистое чудо у тебя не появилось? Юнги задумывается на мгновение, вздыхает: – Отец, а ведь ты тысячу раз прав. Почему, в самом деле, я никогда не думал об этом. Рыбка моя любимая, – он прижимает к себе Чимина крепко, целует нежно, – я представить сейчас не могу, как жил без тебя. Если бы для нашей встречи обязательным условием были рога на моей голове, сейчас я, кажется, и на такое согласился бы. – Ой, сынок, ну, ты загнул: вот это, в самом деле, была бы жертва, тут тебе не хвост-красавец, тут всякая ерунда в голову лезет невольно, – улыбается Дин. А омега прижимается крепко, обнимает, шепчет в ушко: – Хен, я очень тебя люблю, до самого кончика твоего многострадального хвоста. И с рогами бы любил тоже. Но все же, господин Мин прав: хвостик не выглядит так провокационно. И не обижай его, пожалуйста, даже если меня не будет рядом… Холодок бежит по коже обоих. Альфа только собирается спросить что-то, как Чимин отстраняется: – Господин Дин… – Чимин, а давай-ка, мой мальчик, просто Дин? Справишься? Мне было бы очень приятно, – Мин-старший говорит это без тени улыбки, но так искренне, мягко, тепло. А Чимин вспоминает такую же в точности просьбу, что несколько недель назад услышал от своих кровных родителей. Они виделись после той, первой встречи, где и прозвучала эта просьба, уже не единожды – в особняке Пак и на выставке, патроном которой был Вун. И в ресторане, и за обедом в доме Чимина, и в питомнике господина Чанбина: папа собирался на день рождения к близкому другу и попросил младшего сына составить букет из лучших фиолетовых тюльпанов Ozon и белых махровых Cambridge, попросив при этом дать ему возможность выбрать цветы самостоятельно. И всякий раз Чимин путался, запинался и норовил к имени добавить злосчастное «господин». Отец реагировал более спокойно, а вот папа, Чимин интуитивно чувствовал, сильно раздражался, даже если не подавал виду. И омеге от этого становилось еще более неуютно. Особенно в ту поездку в питомник. Юнги не было рядом, и младший ощущал себя уж как-то очень уязвимо, терялся и под оценивающим взглядом, и при звуке голоса, в котором всегда, кажется, слышалось легкое недовольство и откровенное превосходство. Что до господина Дин, омега понял сразу, что просьбу альфы он выполнит легко, безо всяких треволнений и внутреннего сопротивления. В поведении отца Юнги не было ни капли снобизма, в голосе – надменно-покровительственных ноток, которые Чимин улавливал в интонациях Вуна. Мин Дин не давил авторитетом и возрастом, был прост и ровен в обращении, при этом себе, как и в свой адрес, не позволял никакой фамильярности. Но главное – омега чувствовал искреннее расположение, симпатию, доброту, что шли от отца Юнги. И ценил его замечательный юмор, умение посмеяться над собой и беззлобно пошутить над кем-то, кто становился предметом их разговора, если ситуация это допускала. И любовь, и уважение, что были между старшим и младшим Мин, тоже радовали омегу необычайно. Ибо альфы, даже на повышенных тонах обсуждая спорные вопросы, как правило, касающиеся семейного бизнеса, всегда могли остановиться в тот момент, когда Чимину казалось, что ссоры этим двоим не миновать. Пак, сидящий за своим ноутом в домашнем кабинете Юнги, где все подобные разговоры и велись, всегда страшно тушевался и искал предлог улизнуть если не из дома, то хотя бы из кабинета. И предложил как-то Юнги провести с отцом хотя бы один вечер наедине, ибо Чимин и все предыдущие оставался в компании альф. Но оба посмотрели на него недоуменно, а потом Мин-старший торжественным и совершенно при этом уморительным тоном поклялся вести себя исключительно примерно, чтобы не пугать малыша-омегу, не лишать себя возможности видеть рядом такую красоту и наслаждаться ее двойным ароматом. При этом взглянул на Чимина как-то уж очень проницательно, впрочем, тут же взгляд смягчив улыбкой. Чимин смутился еще больше, забормотал себе что-то под нос, а потом сказал, что очень хочет фруктового чаю и удалился на кухню, закрыв плотно двери. Дин глянул на сына так же проницательно, как перед этим на его пару, улыбнулся загадочно: – Чимин очень располагает к себе. Я немного знаком с его отцом. Омега от Донсу унаследовал, видимо, отличные деловые качества и трудолюбие, но вот эта чудесная мягкость, искренность, доброжелательность… Наверное, от папы? – Не знаю, что и сказать. Как ни парадоксально, Донсу, мне кажется, более открыт и прямодушен, и располагает к себе все же чуть больше, чем супруг. Тот… Это все голословно, но искренность уж точно не главное качество Вуна. – Тебе не нравятся его родители, сынок, я правильно понимаю? Юнги молча кивнул головой. – А что же Чимин? – Отец. Я… Знаешь, мне кажется, что и Чимину общение с ними доставляет не много радости, но говорить об этом он не хочет. Да и я не могу обсуждать с ним отца и папу, не могу сказать то, что чувствую в самом деле. Это его родители, и разве не должен я уже поэтому только относиться к ним с уважением. И потом, у меня никаких оснований нет для этого «не нравится». Нами говорит, что я просто ревную Чимина. Возможно, и так. Но с чего бы? Я вижу и чувствую каждый день столько любви, мы вместе каждую свободную минуту. И, знаешь… даже в самые сокровенные моменты омега, кажется, хочет и готов давать больше, чем брать, – Юнги грустно улыбнулся, тут же напрягся. – Когда он подписывал этот документ о взаимном признании, я просто с ума сходил. Мне казалось, он точно кандалы себе надевает сам. Но вот прошло уже несколько недель и ничего плохого не происходит. Господа Пак ведут себя по-прежнему довольно корректно, общество свое активно не навязывают. Чимин общается с ними время от времени, да и я в компании с омегой пару раз проводил вечера вместе с Донсу и Вуном. И все равно, мне неспокойно. – Сынок, признаюсь, мне тоже сложно понять причину твоего волнения. Давай посмотрим, что и как будет дальше. В любом случае, ваша свадьба совсем скоро. Чимин станет твоим мужем и, кажется… – Дин замялся, вновь взглянул на сына внимательно. – Юнги, только потому, что мы с тобой очень близки, всегда доверяли друг другу, и я знаю обо всем, что у вас с омегой происходит, позволю себе высказать предположение: ваш с Чимином малыш появится на свет не через девять месяцев после свадьбы, а раньше. Юнги посмотрел на отца, улыбнулся, покачал головой. – Как ты догадался? Аромат? – Прежде всего, да. Давон ведь тоже так ярко источал вишню в первый триместр… – А течка, отец? У Чимина могла быть течка. Почему ты решил, что это беременность. – Сынок, радость моя, а ты мне что рассказывал, что у омеги она началась, когда вы только встретились. Рановато еще для повторной. К тому же ваша единственная ссора была из-за сцепки. Кстати, как там Им Хван? Об этом «чудесном» альфе слышно что-нибудь. Он, ты говорил, жениться собирался, кажется. – Не слышно ничего. Хотя я рад бы прочитать в «Чосон ильбо» заметочку о его бракосочетании. Искренне желаю ему, – Юнги сжал кулаки изо всех сил, – в мужья альфу-доминанта с BDSM-наклонностями, чтоб тот его имел по самые гланды за все, сука, сексуальные «подвиги» этого гребаного мудака. – Я и не подозревал, что ты у меня такой кровожадный, сынок. Ащ, но почему мне совсем не стыдно от этого, – Мин-старший мурлычет голосом, полным удовольствия, а потом отец и сын хохочут, пока Дин не прерывает смех вопросом: – А ты сам догадался о беременности или омега сказал? – Отец, Чимин не знает, что ждет ребенка. Дин смотрит недоверчиво-изумленно. – Как так? Как это возможно? – Доктор Бан не сказал нам ничего. Чимин сдал все анализы, и через неделю после свадьбы мы идем на очередной прием. Тогда, наверное, и сообщит. Хотя, знаешь, я вот только сейчас подумал: омега, быть может, тоже догадался уже. И молчит, как и я. Небо Омегаверсное, сколько еще мы будем молчать? – Юнги, – Мин-старший бросает на него взгляд, полный любви, гордости, особой отцовской нежности. – Вы говорите о главном. О том, что любите. Обо всем остальном вам еще предстоит научиться не молчать. Но истинная любовь невозможна без доверия. Я уверен, что вы справитесь. Дверь мягко открылась, ужасающий запах помойки с огромного рыбного рынка проник в кабинет. Ноздри обоих альф непроизвольно, кажется, задвигались, глаза сузились, выражение непередаваемого удовольствия отразилось на лицах, сменившись спустя мгновения острым удивлением. – Чимин, это что такое? – промурчал Юнги, глядя на младшего, что с подносом в руках и очень сосредоточенным выражением на чересчур побледневшем лице зашел в кабинет. – Это сюрприз для вас обоих. Заказал, как только узнал, что господин Дин приезжает, – ответил слабым голосом Чимин, ставя на стол поднос с блюдом, где на тарелке, на свежих салатных листьях были красиво уложены, присыпаны тонко нарубленным укропом и кунжутом тончайшие, чуть обжаренные лепешки, свернутые в трубочки и заполненные сюрстремминговой селедкой. – О, Небо Омегаверсное! Чимин-щи, спасибо, мой мальчик, огромное. Но чего тебе стоило приготовить это блюдо? – Полчаса удовольствия… Дин. Хотелось порадовать… двух… прекрасных альф, – омега перешел почему-то на прерывистый шепот. – Порадовал, несомненно, мой мальчик. Но запах сюрстремминга... Сейчас, когда твой аромат изменился, как ты, кстати, воспринимаешь этот? Чимин через силу улыбнулся, но тут же закашлялся, приложил руку ко рту и, сдерживая рвотные позывы, вылетел из кабинета. Юнги рванул за ним. – Да, любовь – это еще и умение жертвовать собой, – улыбнулся Мин-старший, набрал номер, сделал заказ и пошел следом за сыном и его женихом. *** – Пуноппаны, моти и макаронс, – курьер протянул Дину увесистый пакетик. Альфа отправился в гостиную. Чимин лежал на диване, доказывая Юнги, что чувствует себя прекрасно и никакой необходимости находиться в горизонтальном положении не испытывает. У Юнги точка зрения была иная, и он жесточайше ее отстаивал. – Роллы хоть вкусные были? – жалобно поинтересовался Чимин. – Или все мои труды оказались напрасны. – Рыбка, – Юнги зафурчал, заурчал и засиял глазами одновременно. – Потрясающие! Никак не думал, что кунжут и легкая обжарка лепешки сделают сам сюрстрёмминг еще вкуснее. Но как подумаю, чего тебе это стоило… – Ничего и не стоило, – Чимин занервничал, надул губы, наморщил лоб. – Ну, подумаешь, унитаз пару раз обнял. Я просто никак не мог подумать, что мой организм взбунтуется против запаха, который столько лет сам же и источал. И ведь все нормально было поначалу, дышал себе спокойно. Но когда нес поднос с роллами в кабинет, почувствовал вдруг, насколько непросто мне вдыхать сейчас этот аромат. Как же так? – Чимин, мальчик мой, к хорошему быстро привыкаешь, а твой пион, в который раз замечу, просто восхитителен. Но и роллы были, в самом деле, вкусны, – улыбнулся Дин, который зашел тихонько и выслушал диалог истинных. – Поэтому небольшая ответочка. Протянул пакет. – Вот, макаронс, пуноппаны и моти. – Спасибо, – Чимин-сластена засиял, поднялся, подошел к альфе, посмотрел на него тепло, доверчиво, благодарно. Дин обнял крепко, ткнулся губами в темную макушку. – Тебе спасибо, маленькая Рыбка. Ты делаешь моего сына очень счастливым, а он ведь и есть вся моя семья. Но в эту альфийскую компанию скоро придет еще и омега… «И, кажется, не один», – уточнил безмолвно. – Я очень рад, что стану частью вашей семьи, – Чимин засиял. Мин-старший не ответил ничего, лишь на секунды еще раз крепко обнял. *** – Господин Син, доброго дня. – Доброго, господин Пак, чем могу помочь? – Я бы хотел как можно быстрее оформить дарственную. – Вы можете подъехать сегодня, во второй половине дня. – Буду непременно. Спасибо. *** – Чимин, не устану повторять, до чего у тебя красиво, – Дин уже с полчаса осматривает садик омеги, задерживаясь около каждого цветка и кустика. – Когда ты только успеваешь еще и за всем этим разнообразием ухаживать? – На то, что приносит удовольствие и радость, всегда находится время, Дин. А как вам Пастель Элеганс? – омега и альфа подошли к одному из кустов. На нем теперь осталось лишь несколько цветов, три из которых уже немного увяли, но один все еще был в полной красоте и силе. – Мальчик мой, я не встречал пока людей, которые не были бы в восторге от Элеганс. И дело не в том, что это самый дорогой сорт пионов в мире. Он просто создавался господином Сейдлом с любовью и, прежде всего, чтобы порадовать семью. А когда мы что-то делаем для того, кого любим, результат часто превосходит ожидания. – Пионы для нас с Юнги много значат. Это ваш фамильный цветок и мое семейное, – Чимин тихонько вздохнул, – украшение. И мой аромат. И даже знак нашей с вашим сыном истинности. И именно Пастель стали причиной, благодаря которой мы с Юнги вновь встретились, – омега улыбнулся. – Он приехал на пристань за этим, обещанным ему пионом, но Хоби и Намджун заменили его другим. – Ну, мой сын, по его словам, в тот вечер нашел свой лучший цветок, и, кажется, не преувеличил, – Дин мягко положил руку на омежье плечо, чуть сжал, похлопал ободряюще. – Вот этот куст, – омега указал на тот, рядом с которым оба стояли сейчас, – предназначен для вашего сада. Я давно сказал Юнги, что хочу подарить Пастель его отцу. Но тогда не знал вас, а теперь мне особенно приятно будет, если подарок придется вам по душе. – Чимин, очень приятно, я с радостью его принимаю и надеюсь, что после свадьбы у вас найдется немного времени для того, чтобы приехать в Тэгу и самим посмотреть, как живется вашему питомцу у меня. – Господин Мин, это не все еще. У нас мало времени, скоро Юнги вернется. Этот разговор, пожалуйста, должен остаться между нами, – Чимин протянул альфе прозрачный файл с каким-то документом. – Что это? – Мин пробежал глазами по бумаге, бросил крайне удивленный взгляд на омегу. – Дарственная на «ЛепестOk» и твой дом! На мое имя! Зачем, Чимин? – Дин, я не знаю, как ответить на ваш вопрос. Не знаю, чем вообще руководствовался, принимая это решение. Но в одном уверен: оно верное. Пока со мной все в порядке, магазин и так будет моим. Но если что-то случится, не хочу, чтобы кто-то, кроме семьи Мин, моей семьи, мог претендовать на «ЛепестOk». – Чимин, хороший мой, ты… Мне невероятно приятны слова про семью, но ты ведь недавно обрел свою… И что это вообще за упадническое настроение? Омега тяжело вздохнул: – Я не готов об этом говорить. А дарственная, пожалуйста, пусть хранится у вас. И еще раз прошу: не говорите Юнги. Он будет переживать, хотя на самом деле нет никаких поводов для беспокойства. Просто омежий бзик. – Хорошо, Чимина. Будем считать, я принял этот документ на ответственное хранение. И только. – Рыбка, отец, – Юнги выходит из дома, направляясь к обоим, и Чимин тут же торопится навстречу, а Дин отворачивается, незаметно кладет тонкий лист под скатерть на столе. – Идите-ка, детишки, в дом, прохладно, я сейчас звонок один важный сделаю и к вам присоединюсь, – альфа и омега уходят, Дин несколько обеспокоенно смотрит им вслед. – Надеюсь, Чимин-щи, твоя просьба и решение, которому ты сам не находишь объяснения, в самом деле, бзик. Беременного омеги. И только. Все-таки омега в положении – это в некотором смысле загадка, разгадать которую порой можно только после родов, и то не факт. Тем себя и успокоим. Альфа улыбается, прячет на груди под футболкой и зип-худи дарственную и направляется в дом. *** – Доброго дня, господин Кан, мне нужна помощь. – Юридическая, мой мальчик, что-то не так на заводе? – голос звучит заинтересованно, участливо, заботливо. «Папа Римский, – едко хмыкает про себя Хван. – Кто не знает, что за фрукт, так и подумает, услышав эти отеческие интонации». – На заводе все отлично, мне другого рода помощь необходима. – Мальчик мой, а вы не преувеличиваете степень проблемы? – нежнейше мурлычет собеседник. – Выслушайте и решайте сами. Если сочтете, что она не для вас, просто забудем об этом разговоре. – Ладно, скажите только, сколько претендентов на мое внимание? – Вообще-то трое, господин Кан. Впрочем, признаюсь честно, с двумя я справился бы своими силами, а вот третий… – Ладно, из уважения к вашему отцу, – собеседник смеется в трубку. – Фотографии интересующих нас персон, я полагаю, есть. Пришлите мне прямо сейчас, с именами-фамилиями, разумеется. Чтобы, пока доберетесь до меня, я смог изучить вопрос и поразмышлять. Жду вас. – Когда? – Через два часа. Точно в указанное время Им въезжает в элитный коттеджный поселок в дальнем сеульском пригороде, а потом и на отдельно охраняемую территорию перед двухэтажным, коричневого кирпича под коричневой же черепичной крышей особняка. Охранник, крепкий, высокий молчаливый альфа сопровождает Им от машины до кабинета. Хозяин, в отличие от секьюрити, маленький, толстенький омега на очень коротеньких ножках, с выражением лица тошнотворно-сладким, жестом приглашает сесть в кресло. Глядя на собеседника, Им в который раз думает о том, что господин Кан Ынхо ошибочно совершенно попал в омежье тело, ибо он холоден, расчетлив, хитер и жесток. И только единицы знают и молчат – умирать-то никто не торопится – о том, что один из крутейших частных юристов страны, аналитик и блестящий эксперт-универсал в области криминального, хозяйственного и финансового права, внештатный консультант руководителей нескольких ведущих промышленных предприятий Сеула, в том числе и самого Хвана, свободное от работы время при искомых запросах уделяет необычному хобби. Решает, как изящно выражается, проблемы с ненужным его клиентам человеческим ресурсом. Не на тот свет отправляет – упаси, Небо Омегаверсное! Просто чужими руками различными болезненными способами выводит из игры ненужных людей, давая при этом понять, что возвращаться в нее не стоит ни в коем случае. Да так ловко все обставляет, что не подкопаешься. И сам себе радуется, удовольствием лучится, позитивом переполняется. Да и благодарность клиентов всегда приятна, причем не только финансовая. Господин Кан ушами любит, и его работодатели эти уши языками, образно говоря, ласкают, не скупятся на похвалы. И Кан цветет и пахнет, как лиана ванильная, у которой он и позаимствовал свой сладкий запах. Вот и сейчас по всему кабинету растекается, делаясь все более насыщенным, сладкий аромат. У собеседника Хвана такая особенность: когда намечающееся дело легальное или хобби криминальное вызывают его острый интерес, природный запах Кан усиливается десятикратно. «О, возбудился, сволочь. Значит, заинтересовался. И если он меня этим вонюче-сладким амбре не удушит, есть большая вероятность, что поможет. Но какая насмешка: ему б запах крови больше подошел, а тут ваниль». – Итак, мальчик мой, пока вы добирались, я тут по своим каналам познакомился с претендентами и… их семьями. Господин Чон Хосок, омега, единственный наследник владельца крупнейшей строительной компании Кореи Чон Йона. С ним вы вместе в пансионате не один год прожили. И диагнозы имели схожие, оба много лет после ДТП учились ходить заново, бедняжки. Зато теперь уверенно стоите на ногах. Как трогательно, как прекрасно! – Ынхо лучится такой искренней радостью, что не знай его Им, подумал бы: омеге Чон бояться внимания Кан не стоит. Но Им прекрасно известно, что это не радость, а извращенный азарт входящего в раж охотника на людей. И Хвану это на руку! – Под цифрой номер два у нас господин Ким Намджун, альфа. Он из семьи ученых, папа и отец – профессора в Гуманитарном университете Тэгу. А сам Ким – зам гендиректора сеульского представительства компании «Домой!» господина Мин Юнги, третьего из нашего списка. И да, господа Чон и Ким – пара. Что ж так жестоко? – с легкой укоризной обращается к Хвану. – Прям сразу пара вам не угодила. Ладно. Господин Юнги у нас наследник вдовца Мин Давона и его единственный близкий родственник. Со списком счастливчиков познакомились – теперь к делу. Словно по щелчку из тона и с ароматической железы Ынху испаряется вся сладость, с лица уходит тошнотворно-сахарное выражение. Голос звучит жестко, твердо, сухо. – Подробности, пожалуйста. В какой последовательности, как быстро, на какое время надо вывести эту троицу из строя. – Успеете ли вы организовать все за несколько дней? Чон, Ким, Мин. Плюс трое суток, чтобы один за другим эти трое перестали на некоторое время мешаться у меня под ногами. В идеале мне хватило бы нескольких дней их отсутствия в жизни Чимина. – Чимина? Пак Чимина, я полагаю. Новообретенного сына и наследника Пак Донсу и жениха господина Мин Юнги, свадьба с которым запланирована на 13 октября. – Откуда… Да как? – Им, кажется, не привыкать к феноменальным возможностям собеседника добыть в короткие сроки не просто максимальный, но запредельный объем информации о нужном «человеческом ресурсе», и, тем не менее, он вновь не может сдержать удивление и восхищение. – Оставьте, – едко усмехается Ынху. – Вас должен интересовать результат, а не процесс. Вы же, кажется, должны были жениться на омеге Пак? – Согласно договору между нашими семьями – на младшем. Таковым долго считался Мингю, но теперь Чимин занял место брата. – И место в вашем сердце тоже, мой мальчик, – Ынхо не спрашивает, констатирует, проницательно глядя на собеседника. – Да. Но условия договора Чимин едва ли согласится выполнить добровольно. Так что придется мальчику немного помочь. Очень на вас рассчитываю. – И не зря, помогу. Вот только цена вопроса. Впрочем, и вы человек небедный, и Чимин-щи получит в приданое огромную сумму, а уж после смерти отца… Аванс переведете мне в течение часа. Остальное по исполнении. Взгляните на сумму. Что вы так глаза пучите? Чон и Мин – два наследника крупнейших корейских бизнесменов. И их изоляция стоит того, чтобы вы успели стать мужем третьего. Это вам нужно, не мне. – Я согласен, простите. Сумма, в самом деле, серьезная, но и объекты весомые, не спорю. – Вы знаете, Хван, что в «Домой!» сейчас работают специалисты контрольно-ревизионного управления. Впрочем, откуда же вам знать?! Ну, а мне добавить к сказанному нечего. Вот разве готов все же выслушать какие-то ваши пожелания, но не факт, что выполню их. – Господин Кан, просьба единственная: мне нужна видеозапись того, как будет испытывать некоторые физические... м-м-м... неприятности господин Юнги. – Фу, как все примитивно, мой мальчик: шантажировать одного проблемами другого. Но, стоит признать, это и один из самых эффективных способов. Особенно если к картинке от себя добавить нужные слова. Хорошо, это я смогу обеспечить. Через три дня мы начнем нашу маленькую операцию. – Благодарю за помощь, господин Ынху. Не сомневаюсь, вы, как всегда, будете великолепны. – Ну, рановато еще комплименты отвешивать. Впрочем, принимаю. Уверен, все получится. Или не получится. Но это будет впервые за много лет… *** – Господин Донсу, доброго вечера. Через шесть дней я наберу вас, скорее всего, в первой половине дня. После моего звонка вы должны будете немедленно связаться с младшим сыном и заставить его быть у вас дома как можно скорее. Так что заранее позаботьтесь о достойном предлоге. Омега не должен иметь времени думать и анализировать, он должен лететь в родительский дом на всех парах. Я тоже подъеду. И, при необходимости, рассчитываю на ваше гостеприимство: возможно, поживу у вас некоторое время. – Все понятно, Хван. Только один маленький нюанс: а если вместе с Чимином к нам заявится и Юнги. Вероятность почти стопроцентная. Хван помолчал, выдал короткий угрюмый смешок, а потом произнес уверенно: – Вероятности никакой. Господин Мин едва ли вообще когда-нибудь переступит порог вашего дома. Пак-старший вздрогнул, собрался, надменные нотки прозвучали в холодном голосе: – Предлог будет безотказный. Я жду звонка… мой мальчик. *** Теплым сентябрьским воскресным днем четверо гуляют по Намсану. В парк альфы и омеги добрались по канатной дороге, но обратно Хоби, несмотря на вопли и протесты Намджуна, собирается спускаться самостоятельно. Омега отлично держится на ногах, ежедневно проходит без отдыха пару километров и носить с собой трость последние несколько дней категорически отказывается. Ему чуть меньше месяца осталось до завершения последнего курса реабилитации. Но Хоби уже сейчас прекратил бы визиты в центр, чтобы больше помогать отцу в офисе. Впрочем, эта его инициатива встречает теперь не только протестное соло Нами, но целый хор возмущенных голосов, включающий родителей и лучших друзей. И Хоуп сдается, торжественно обещая доходить положенный ему срок на все процедуры. А Намджуна, видимо, совесть заела окончательно. Вообще, он отличный переговорщик, на встречи с самыми сложными, несговорчивыми клиентами гендиректор непременно приходит с замом. Двухметрового роста обаяние-очарование и самогО лукавого, милейше улыбаясь, убедит, кажется, что для ада настало время подыскать иное, более привлекательное и горячее местечко. И с десяток таких, подходящих, тут же и предложит, и настоит аргументировано на острой необходимости срочно переехать. Но вот договариваться с собственной совестью Намджун так и не научился. Она его, чуть что не так, поедом ест и все слабые попытки оправдаться там, где двойными стандартами попахивает, пресекает напрочь. Юнги в курсе этих бескомпромиссных отношений и очень их ценит. Вот и симулировать хромоту, когда она уже несколько дней не имеет места быть, Намджун больше не может, как не может пока осуществить свою мечту: от входной двери квартиры до кровати в спальне на руках донести любимого омегу. Врач-реабилитолог в ответ на вопрос, когда это можно будет сделать, улыбнулся игриво. Сказал, что как влюбленного альфу он Намджуна отлично понимает и желание у того совершенно прекрасное, но раньше, чем через месяц, подобные романтические подвиги категорически не советовал. Да и по прошествии этого срока порекомендовал для начала гири с недельку потаскать, а уж потом переходить к Хосоку-щи. – А про него вы откуда знаете? – Ким вытаращил глаза. – О! Значит, в точку попал, – засмеялся врач. – Просто я не только ваш реабилитолог, но и господина Чон тоже. И не раз видел вас в центре рядом с омегой. Вы так очаровательно-синхронно хромаете! Хромали, то есть… Мы с коллегой пару раз залюбовались даже. Но сейчас не торопитесь. Набирайтесь сил. Наносите еще. И наноситесь. И вот теперь Хоби вновь ездит в центр с водителем, параллельно осваивая с персональным инструктором навыки вождения. И Намджун уже поставил перед Чимином задачу выяснить аккуратно, какие машины по вкусу Хоби. Вначале он думал подарить любимому омеге авто на день рождения, но до февраля еще так далеко. Зато Новый год значительно ближе, и к этому времени Хоби как раз получит водительское удостоверение. Йон и Лиен Чон, родители Хоупа, уже не раз говорили Намджуну, что тоже хотели бы поучаствовать в покупке машины для любимого мальчика, но Ким категоричен: ему такая идея пришла в голову первому, так что и реализовать он ее собирался безо всякой помощи. По словам Чимина, Хоуп очень нежно посматривал в сторону современных моделей Lexus RX, так что Нами уже не раз наведался в соответствующий фирменный салон, владелец которого был, по счастливому стечению обстоятельств, персональным клиентом Юнги. И прекрасный изумрудно-зеленый Lexus RX 450h, что вот-вот должен был появиться в автосалоне, заранее предназначил господину Ким. – Нами, а почему именно зеленый? – поинтересовался Мин, который, как, кстати, и лучший друг, предпочитал авто всех оттенков серого. – А какой же еще лучше подойдет моему восхитительному Хоупочке, как не цвет надежды? – Намджун заурчал-заголосил сладким голосом, облизнулся, глаза поднял к небу. – Не поспоришь, – Мин согласно кивнул. – Ну, а жениться на своем вос-хи-ти-тель-ном ты вообще планируешь? Спросил, заурчав еще активнее и тоже возведя очи горе. – Планирую, – Намджун улыбнулся, вернул голосу нормальное звучание. Достал из кармана белый кожаный футляр. – Посмотри. На черном бархате лежали два платиновых кольца, каждое из которых украшало по три маленьких зеленых изумруда. Юнги не сказал ничего, лишь покачал головой в знак одобрения, глянул с улыбкой на лучшего друга, такого серьезного и сосредоточенного сейчас, обнял крепко. – Красивые? – Очень, Намджун. И спасибо за доверие. Насколько я понимаю, кроме меня никто пока не знает? – Никто. Я сделаю Хоби предложение вечером, после твоей свадьбы. – А почему не на самой свадьбе, – спросил удивленно Юнги. – Мы бы и порадовались за вас все вместе. – Да потому! Эх, Юнги, мартовский ты кот, на вашей свадьбе, пусть она и скромная совсем, героями должны быть вы, и только вы с Чимином. – В самом деле, не подумал как-то, – смутился Мин. – Кстати, а Хоби тебе не говорил, что там у моего будущего мужа со свадебным костюмом? – Говорил, хен, и даже показывал фото твоего омеги в образе. Мальчишка оч-ч-ч-чень хорош! – глаза Намджуна лукаво заблестели, Юнги впился в него вопросительным взглядом. – Господин Мин, вот нечего поедать меня глазами: мне такими карами грозили за разглашение подробностей, что я и под страхом смертной казни тебе бы ничего не рассказал. Так что наберись терпения. Юнги фыркнул недовольно, но расспросы прекратил. «Месяц, всего лишь месяц остался. Я не столько ждал…» *** Чимин нашел местечко, где между обилием деревьев солнечные лучи свободно проникали до самой земли, и замер в золотистом столпе, лицо подставляя мягкому, нежному свету сентябрьского солнца. Стоит, тихонько урча от удовольствия, рука сама почему-то к животу тянется, и Чимин кладет на него ладонь, поглаживает аккуратно. А лучики небесного светила ласково целуют омегу. – Чимина, Рыбка моя, в этом сиянии самая что ни на есть золотая, ты не устал, все нормально? – Юнги возвращается, обнимает отставшего от небольшой компании истинного, нежно в глаза смотрит. – Нет, хен, просто захотелось замереть на мгновения, не торопиться вообще никуда. Сегодня так красиво, солнечно, тепло. Хочется раствориться в этом деньке, забыть обо всех проблемах, работе, учебе… – Об истинном… – шутливо тянет Юнги. – Об истинном… – повторяет Чимин на автомате, улыбаясь, запрокинув голову, пока старший нежно касается его шеи, гладит подбородок. – Хен! Ну, что ты такое говоришь?! Любимые губы сжимаются возмущенно на мгновения, становятся похожи на нераспустившийся бутон пиона, лоб грозно хмурится, а взгляд делается невыносимо обиженным. Юнги захлестывает нежность. Он хватает омегу на руки и кружит, останавливаясь спустя короткое время. «С ума сошел, можно ли так сейчас с Чимином?» – Рыбка, ты как? Живот не болит? – С чего ты взял? – Просто видел, как ты его гладишь. Мало ли, что-то не так. – Все хорошо, хен, – успокаивает Чимин. – Сам не знаю, что на меня нашло. – Ну, да, обычно поглаживания у нас происходят в более низких областях, вот как раз вечером я совсем даже не против тебя там гладить долго и оч-ч-ч-чень нежно, да и не только там, – с особым, хрипловатым смешком урчит в маленькое ухо старший, тут же смыкая губы на мочке, посасывая нежнейше. – Хен, у тебя одно на уме, – незлобное ворчание переходит в довольное короткое мычание. – Я тут последними теплыми деньками наслаждаюсь, м-м-м-м… – А я наслаждаюсь своим капризным мальчишкой. Когда только устану? – закрыл глаза, накрывая губы губами. – Нет, вы посмотрите на них. Хен у тебя вообще есть совесть? – горестно рокотал подходивший к ним Намджун, обнимающий крепко Хоби. – Нами, а ты-то чем недоволен? Что я Чимина поцеловал, а не тебя? – смеется, оторвавшись от омеги, Юнги. – Что ты его на руки взял и кружил, – ворчит, хмурясь, Намджун. – Ну, прости, друг, я б с радостью и тебя покружил, только боюсь, что тебе потом не только ногу придется лечить, но и синяки на попе. – Юнги, бессовестный ты кот, знаешь ведь, что я хочу и не могу… – Нами, все, не продолжай. Иначе я умру от переживаний за друга, – трое смеются, пока Ким наливается алым и обиженно морщится. Хосок подошел, по лицу провел невесомо, сказал очень серьезно, с едва заметной грустинкой. – Нами, ты и так на руках меня носишь, и это намного важнее и драгоценнее, чем в буквальном смысле. Ты самый нежный, желанный альфа. Мне с тобой спокойно, тепло. Когда думаю о тебе, часто ловлю себя на том, что улыбаюсь. Когда вижу тебя, становлюсь омегой втройне – слабым, мягким, романтичным, нуждающимся в любви, защите, в альфе, что поможет решить проблемы, с которыми я любой ценой привык справляться сам. До того, как встретил тебя, мне всегда и прежде всего хотелось профессиональной самореализации. И, конечно, необходимо было доказать родителям, близким, что физические проблемы не помешают мне стать отличным спецом в семейном бизнесе, надежной опорой отцу. Сейчас же я просто понимаю, что так правильно. Понимаю на уровне одного только разума и от осознания того, что я единственный наследник семьи Чон. А чего хочу? Ну, уж точно не в офисе убиваться с утра до ночи, не акулой бизнеса стать, как мечтал когда-то. А в парке вот так спокойно гулять, не думая о работе, забраться вместе с тобой под плед дождливым вечером и дораму смотреть, с друзьями чаще встречаться. Я бы прямо сейчас львиную долю работы переложил на своего альфу, а себе позволил дома сидеть. Но, – улыбнулся, – не позволю, конечно. А говорю, чтобы понятно было, насколько уютный и надежный парень рядом со мной, раз я разрешаю себе сейчас так думать. И я не представляю себя ни с кем, кроме тебя. И чувствую себя счастливым прежде всего потому, что у меня есть ты. Хосок замолчал, и Намджун не произносил ни звука. Он каждое слово впитывал, пробовал, смаковал, как вкуснейшее, изысканнейшее блюдо, о котором мечтал много лет. А попробовав, убедился, что оно еще невероятнее, нежнее, желаннее. И эти слова, подлинные, настоящие, из души его любимого и лишь кажущегося язвительным, слабого-сильного омеги идущие, надо было непременно сохранить в своей. И читать, и перечитывать, и радоваться, и делать все, чтобы не поблекли, не ушли, не выветрились из душ и сердец обоих. Намджун обнял Хосока. Они молча пошли по дорожке. – Я бы все то же повторил следом за Хоби, – Чимин обвил руками шею Юнги. – Люблю тебя хен. Любой другой альфа стал бы для меня сейчас смертным приговором. – Чимин, ну что ты такое говоришь? – Юнги взглянул нежно, взял за руку. – Ровно то, что чувствую, хен… Оба замолчали, тихонько пошли следом за друзьями. *** Понедельник – день тяжелый. Но только не нынешний. Погода по-прежнему радует голубым небом, нежным, теплым солнечным светом, и уже от одного этого у Хоби настроение прекрасное. Омега выходит скорым, легким, уверенным шагом за ворота реабилитационного центра, довольно улыбаясь, все еще не вполне веря, что это он, а не кто-то другой, так твердо держится теперь на ногах. Еще одна причина улыбнуться должна вот-вот подъехать к центру: любимый альфа пожертвовал часом обеденного времени, чтобы встретить и отвезти свою Карамелечку в офис «Надежных проектов». Элитная реабилитационная клиника расположена далеко от центра Сеула, зато в этой части города воздух чистый и свежий, людей и машин совсем немного. Хоби смотрит на малооживленную проезжую часть, выискивая и замечая, наконец, вдалеке графитовую Infiniti Намджуна. А еще он видит, как электросамокат, управляемый высоким крепким парнем в похожем на мотоциклетный шлеме, полностью скрывающем лицо, несется на приличной скорости по тротуару. Кроме Хоупа и самокатчика на пешеходной зоне сейчас никого, так что столкнуться у двоих шансы отсутствуют полностью. Впрочем, Хоби хмыкает, замечая, что парню точно не помешало бы сбросить скорость собственной безопасности ради. Омега легко, быстро – «какое же это несказанное счастье, передвигаться на собственных ногах, без боли, без слез, без усилий!» – движется к проезжей части, чтобы не заставлять Намджуна ждать. Останавливается в нескольких метрах от нее. Поднимает на секунду голову, улыбаясь, подставляя солнышку лицо. Шум колес, свист рассекаемого воздуха заставляют его вздрогнуть. Он оборачивается, успевая на короткие мгновения вновь почувствовать себя маленьким мальчиком, вспомнить тот момент из прошлого, когда в их машину влетел на скорости пьяный альфа. Только теперь это не автомобиль, а самокат, несущийся прямо на омегу. Хоби слышит сейчас свой голос как будто сверху. С легкой насмешливой ноткой, с оттенком самоиронии, с абсолютным принятием, спокойно, коротко и кротко: «Без шансов…» Резкая острая боль взрывает, кажется, все тело, отдаваясь невыносимо в ногах и груди. И голубое небо, и солнце тоже взрываются на миллионы крошечных осколков. И до того, как непроглядная, темная ночь среди ясного солнечного дня опускается вдруг на Землю, омега успевает еще услышать где-то вдалеке и очень-очень смутно полный невыносимого, чудовищного отчаяния крик Намджуна, что зовет, и зовет, и зовет Хосока. И, кажется, кричит, что любит… Вот только ответить… Нет… Сил…