Юпитер-16

      Как-то так исторически сложилось, что с коллективом у Лёши всегда были проблемы. Наверное, дело исключительно в нём самом и умении себя преподнести, и Лёша действительно думает об этом всякий раз, сталкиваясь с очередным недопониманием между собой и коллегами. Вот Антон умеет войти в любое общество, начиная с низов, заканчивая сборищем каких-нибудь важных бизнесменов. Лёша никогда так не умел и просто смирился с этим.       Зато он верен себе и своим принципам. Как и Антон, впрочем, хотя принципы у них диаметрально противоположные. Лёша из тех, кто всегда сдержан и терпелив, кто может дать второй шанс, зная, что людям свойственно ошибаться. Лёша прощает, Лёша не требует извинений и унижений ради продолжения общения, Лёша даже своих ненавистников принимает с христианским милосердием. Пусть говорят про него что угодно, это останется на их совести, и однажды они, наверняка, будут вынуждены раскаяться. Даже если не перед Лёшей.       Из-за этого они с братом нередко ссорятся, потому что Антон достаточно жесток к тем, кто переходит ему дорогу. Ради собственных целей Антон готов на всё: с кем-то переспать, что-то украсть, кого-то убить. Ему плевать, если это касается личных интересов. А если это касается того, что ему дорого, то Антон кому угодно перегрызёт глотку, и Лёша это не поддерживает. Он знает, что станет первым, ради кого брат это сделает, но никогда не согласится с таким решением. Лёша любит брата, за многое ему благодарен, но хочет со своей стороны уберечь и защитить, однако Антон продолжает брать всё на себя, не давая никому шанса убедить, что есть и другие способы решения проблем. Не всегда стоит прибегать к крайним мерам. Полный бред, что люди понимают только язык насилия.       Однако иногда Лёша думает, что Антон куда умнее, чем кажется на первый взгляд. Например, когда Лёша смотрит на своё начальство в лице главного тренера «Юпитера», Артёма Дзюбы, он сдерживается лишь на силе воли, чтобы не придушить его. Дзюба — совершенно бездарный тренер, которому плевать на команду и её будущее. Он не держится за своё место, его взяли лишь из-за громкого имени во время игровой карьеры, потому что Кокорин создавал коллектив «Юпитера», основываясь исключительно на принципе «Чем известнее, тем лучше».       Дзюба считает себя властью. Он и есть власть, правда, исключительно в рамках футбольного поля. Все должны его слушаться, даже если имеют собственное мнение, даже если знают способ решения задачи получше. И самое ужасное в этом то, что у Дзюбы в подчинении только один человек, не считая команды, — Лёша. Кержаков занимается вратарями и не имеет никакого отношения ко всему остальному тренировочному и игровому процессу. А ещё он друг Дзюбы, у них прекрасные отношения, они пьют каждые выходные, ездят к кому-то на дачу и рыбалку, знают друг друга со времён игры в одном клубе... И они не Лёша. Этого уже вполне достаточно.       За своё опоздание на тренировку в пятницу Лёша, естественно, был вынужден слушать перед всей командой возмущения в собственный адрес. Он появился прямо перед Черышевым и будущим футболистом команды, не сообщил о том, что приедет чуть позже, поэтому Дзюба в глазах начальства выглядел полным идиотом, ведь не смог даже ответить на вопрос, где Лёшу носит. Не то чтобы Дзюбу это действительно напрягало, ему совершенно всё равно, как и Черышеву, в целом, но Дзюба не собирается упускать возможность с утра пораньше сорваться на Лёше, который будет только стоять и слушать оскорбления. Лёша терпелив и понимает, где его место. Чудо, что его вообще взяли на эту работу без какого-либо опыта, кроме нескольких лет игры в высшей лиге.       Он молча ждёт окончания истерики Артёма, к которому имеет право обращаться только по имени-отчеству. Команда смотрит на это, кто-то улыбается, кто-то тяжело вздыхает, ибо наблюдает подобные сцены не первый год, кому-то вообще безразлично.       — Всё, Артём, хорош, — обрывает в какой-то момент Миша. — Время зря тратим. Не дай бог, Кокорин соизволит явиться посмотреть, а мы тут хернёй занимаемся.       В отличие от Дзюбы, Миша не испытывает к Лёше даже неприязни. Он не поддерживает мнение друга на его счёт и вообще считает, что Артёму стоит относиться к Лёше дружелюбнее. Ну, если тот его раздражает на каком-то ментальном уровне, можно ведь просто ограничиваться элементарной вежливостью. Никто не заставляет целоваться в засос, в конце концов. Однако Мишины мысли до Артёма пока не доходят совершенно.       — Начинай тренировку, — дёргает плечом Артём, отходя в сторону трибуны из двух рядов.       Тренировки ведёт Лёша. Артём всегда наблюдает, сидя на одной из скамеек под навесом, чтобы солнце не пекло голову, периодически вмешиваясь с какими-то своими замечаниями. Он называет это европейской тренерской школой, когда главный тренер только выбирает состав на матч и руководит командой по ходу игры, а всем остальным занимаются его многочисленные помощники. Проблема в том, что у Артёма один помощник, поэтому именно Лёша должен самостоятельно составлять план тренировок, следить за их ходом, разбирать соперников и составлять тактические схемы, исходя из увиденного. Артём либо утверждает это, либо нет, и тогда Лёша идёт всё переделывать. Иногда Артём специально заставляет его вносить изменения за несколько часов перед игрой, потом говорит, что прошлый вариант был лучше, ведь тот изначально выглядел наиболее оптимальным.       Команде Лёша тоже не особенно нравится. Мнение Артёма слишком хорошо транслируется между игроками, к тому же, Лёша, в отличие от него, действительно заставляет что-то делать. Лёша кажется слабым и совершенно не пытается себя защищать, а никто не любит слабых. В лучшем случае, к ним испытывают жалость, а в худшем — начинают издеваться. Издеваться над Лёшей никто не хочет, ибо для этого есть Дзюба. Пусть тешит своё эго, мстя Лёше непонятно за что.       А ещё Лёшу в раздевалке называют блаженным, потому что любой на его месте уже давно уволился бы, а не сидел бы в средней команде, где тебя никто не уважает. Впрочем, капля понимания между командой и Лёшей всё-таки есть, ведь во многом благодаря ему они выигрывают свои матчи. Капитан команды, Павел Шандыбин, зачастую даже становится перед коллективом игроков на сторону Лёши, считая, что сокомандники перегибают палку, высказываясь о нём.       — Если бы не Лёха, мы бы что делали вообще? — спрашивает у команды Шандыбин.       — Не любовались бы на разносы Дзюбы каждое утро? Не ползли бы домой после тренировок? Этот придурок же просто отыгрывается на нас за то, что Дзюба его ненавидит!       — Лёха хоть что-то пытается делать. Дзюба даже не стал бы жопу поднимать, сказал бы, мол, сами решайте, как вам тренироваться. Из него же, будем честны, тренер вообще никакой, — говорит рассудительно ветеран команды, Олег Ларин, пришедший в «Юпитер» завершать карьеру. Он многое видел, хотя и играл исключительно в командах ФНЛ.       — Да можно подумать, будто без Миранчука мы бы на поле не разобрались, куда мяч пинать! — всплёскивает руками нападающий Лёня Исаков. — Хули его тогда до сих пор главным не сделали?       — Спроси у Кокорина, — хмыкает с улыбкой Шандыбин.       Все знают, что любые решения в их команде принимаются исключительно из-за очередного бредового желания президента. Пока ему не захочется найти замену Дзюбе, тот будет изображать видимость работы, ведь результат всё-таки есть, пусть и не за счёт его личных усилий, по факту. Как только где-то освободится какой-нибудь более известный и яркий тренер, доступный влиянию Кокорина, он сразу же притащит его в «Юпитер», пнув Дзюбу под зад ногой. Про Лёшу, скорее всего, Кокорину даже неизвестно, ведь того на работу принимал Черышев, так как стояла задача найти хоть кого, лишь бы смог вытерпеть характер Дзюбы.       — Ну и жарища. Не больно потренируешься, — хмыкает Дзюба, заходя в раздевалку и сразу же направляясь к своему шкафу с личными вещами. Там лежит его фляжка с каким-то мерзким пойлом, с которым он не собирается расставаться ни на минуту.       Не раз у Лëши возникала мысль вышвырнуть эту фляжку из окна или сделать с ней что-нибудь, например, бросить под проходящий товарный поезд, чтобы еë разорвало под его колëсами, смяв в бесполезный кусок металла. Дзюба так дорожит своей фляжкой, что держит еë взаперти в личном шкафу и следит, чтобы никто не прикасался к ней. Наверное, ему будет очень больно, если однажды с ней что-то случится. А если он узнает, что перед жестоким уничтожением из неë кто-то выпил всё содержимое, специально касаясь губами тонкого края, облизывая языком скатывающуюся по металлу каплю...       — Чë вылупился, Миранчук? — спрашивает Дзюба, хмурясь и делая еë один глоток.       — Думаю над тактикой к первому матчу, Артëм Сергеевич, — совершенно спокойно отвечает Лëша, будто не пытался только что в мыслях расчленить грëбаную фляжку. — Сегодня утром Денис Дмитриевич приводил игрока. Вы не знаете, его подписали?       — Без понятия, — пожимает плечами Дзюба. Оно и не удивительно, можно подумать, ему когда-то было интересно, кто пришёл, а кто ушëл. Лëша готов поспорить, что Артëм не знает даже имён нынешнего состава команды. Максимум может вспомнить их номера на футболках, ведь обращает внимание лишь в матчах.       Лëша собирается принять душ, потому что жара на улице действительно такая, что можно расплавиться, не делая никаких упражнений. А Лëша тренируется бок о бок с командой, буквально на личном примере показывая, что им тоже под силу столько пробежать в качестве разминки и после этого сделать ещё кучу всего, не вздохнув. Команда не понимает, зачем Лëша напрягается вместе с ними и даже куда больше, если закончил карьеру и не планирует еë возобновлять. Они не знают Лëшиных заскоков на тему тренировок и бесконечного поддержания себя в состоянии готовности хоть завтра выйти на поле, не взирая ни на какие старые травмы. Проблема в том, что Лëша всë равно понимает, что надолго его не хватит.       — У нас сломался душ, — сообщает Миша, смотря на оставленную на двери душевой записку от Антона, хотя и не может опознать именно его почерк.       — Серьëзно? Когда? — удивляется Лëша.       — Откуда нам знать? Только ты здесь моешься, — фыркает Дзюба, бесцельно листая Лëшин блокнот на столе. — Ой, нашëл проблему, Миранчук! Помойся дома или, вон, в общей. Да, знаешь, иди в общую, ты же вечно говоришь, что у нас контакт с командой отсутствует. А в душевых, знаешь, какие контакты всегда устанавливаются?       И если Дзюбе смешно, то для Лëши отсутствие возможности принять душ действительно одна из самых серьëзных проблем. Перспектива оказаться в общей душевой, находящейся в раздевалке команды, звучит, как полный бред, но Лëша задумывается над этим, чувствуя подкрадывающийся страх.       — Нужно разобраться с этим, — говорит Лëша. — Нельзя, чтобы в таком клубе, как у нас, не работал душ для тренеров.       — Ладно, завтра спрошу у Черышева, может, он чë-то знает, — отмахивается Дзюба, хотя его о помощи никто не просил. — Сегодня-то им явно не до этого всем, если подписание будет.       — Спасибо, — произносит Лëша, медленно выдыхая. Этот день не мог быть ещë хуже, чем с самого утра.       Он немного улучшается, когда после работы Антон звонит сообщить, что на выходные останется у Саши. Лëша действительно не хочет видеть брата ни сегодня, ни, возможно, завтра, потому что из-за него опоздал на работу. И ещë Лëша ждëт нормальных извинений, но куда там.       В понедельник душ остаëтся в нерабочем состоянии, только теперь на двери душевой приклеен распечатанный листок с предупреждением о поломке. Более того, Лëша замечает, что его личные вещи из шкафчика валяются по всей тренерской в полнейшем беспорядке, так как самого шкафчика в принципе нет.       — Что это за херня? — обращается Лëша к Дзюбе, безмятежно сидящему в кресле, потряхивая свою фляжку.       — Видишь ли, я, как и обещал, сходил к Черышеву. Объяснил всë про душ. Он сказал, что не раньше, чем через месяц с этим разберутся. Ну, потому что им пользуешься только ты, следовательно, не самая важная проблема, а проблем у них сейчас реально дохуя, — Артëм делает задумчивое выражение лица, пытаясь добавить ситуации большего драматизма. — А по поводу шкафчика, то у него замок слетел. Черышев сказал вынести. Когда вернут — не сказал. Ну, а как его унесëшь с твоим барахлом? Естественно, мы его выложили.       Лëшина сменная форма небрежно кинута на стул, полотенце распластано по полу, и, судя по всему, по нему уже кто-то прошëлся несколько раз. Бутылка воды валяется около стола на боку.       — Нельзя было подождать меня? — спрашивает Лëша.       — Черышев очень торопился. Ему твой шкафчик сейчас нахер никуда не упëрся, поэтому не хотел тратить на него кучу времени.       — Значит, у меня теперь ни шкафчика, ни душа, — медленно проговаривает Лëша, подбирая свои вещи и перекладывая их на стол. — Денис Дмитриевич, случайно, не дал никаких рекомендаций, что мне теперь делать?       — Не дал. Но я советую всë-таки временно переместиться в общую раздевалку. Там тебе и шкаф, и душ, и коллектив не такой скучный, как у нас. Да, Мишань? — Кержаков ничего не отвечает, только качает головой. — Всего лишь месяц, считай, почти ничего.       Лëша собирается принять решение после тренировки, определившись, к кому со своими проблемами идти. А пока он планирует успокоить клокочущую внутри ненависть несколькими кругами по стадиону.       — Артëм, на кой хер ты это сделал? — с осуждением в голосе спрашивает Миша. — Ты же не пятнадцатилетка в летнем лагере, в конце концов. Зачем ты замок сломал и вещи его вытряхнул? Что он вообще тебе такого сделал, что ты над ним издеваешься?       — Пусть в следующий раз думает о том, что за любой поступок рано или поздно приходится платить, — невозмутимо отвечает Дзюба, вставая с кресла.       — Да той ситуации уже сто лет! Он, может, еë и не помнит даже.       — А надо помнить, — спокойно говорит Дзюба, лëгким движением смахивая со стола Лëшину кружку. Она падает на пол, раскалываясь пополам. — А ещë я ненавижу его брата. Мирансуки меня бесят, так что, не успокоюсь, пока не выживу обоих.       Кержаков в очередной раз осуждающе смотрит на своего друга и выходит из тренерской, не говоря больше ни слова. С одной стороны, не его это дело, почему Артём так взъелся на двух братьев, работающих в «Юпитере». С другой, это всё влияет на команду, которая не видит перед собой никаких авторитетов. Они должны действовать в общих интересах, но каждый думает лишь о себе самом. И это касается далеко не только Артёма и игроков команды.

***

      Первый день в новом коллективе — это всегда большая ответственность, поэтому Дима собирается сразу произвести впечатление на своих одноклубников, показав, кто тут игрок из высшей лиги и будущий капитан. Ему всё равно, у кого сейчас повязка, если по итогу она точно достанется ему. Это, как минимум, традиция. Чаще всего капитанами становятся вратари и защитники, потому что им удобнее руководить действиями команды на поле. А у Димы, помимо подходящей позиции, есть ещё харизма, талант, характер и опыт в качестве капитана. Все пункты для того, чтобы стать лидером.       На тренировку он приезжает далеко не первым, потому что есть люди, живущие дальше центра Москвы, и им приходится появляться на базе значительно раньше, чтобы не застрять в утренних пробках. Их тренер не любит опоздания и всякий раз убивает взглядом, если хоть один человек появится на разминке чуть позже, чем должен. И речь сейчас совсем не о Дзюбе.       — Здарова, парни! — весело и с усмешкой, как ему кажется, располагающей к общению, произносит Дима, заходя в раздевалку. — Куда тут можно присесть?       — Присесть можно по статье, — без особого энтузиазма говорит худощавый парень, широко расставивший ноги в незашнурованных бутсах.       — Да я тут не один с юмором, — отмечает Дима и протягивает руку для знакомства, не надеясь, что кто-то вчера его запомнил после максимально краткого и сухого представления от Черышева. — Дима Баринов. Можно просто Бара, меня так ещё с академии зовут.       — Лёня Исаков, — пожимает руку парень. — Вон там два шкафчика свободны.       В дальнем углу раздевалки действительно два приоткрытых пустых шкафа для личных вещей, и Дима немного хмурится. Обычно в командах лучшие места всегда закреплены за старожилами и наиболее авторитетными игроками. У входа обычно сидят самые молодые. А в таких дальних углах, который предлагают Диме, как раз оставляют несколько мест для новичков, которые пока не имеют права на удобное расположение. Диму радует лишь то, что рядом с ним никого не будет, следовательно, никакой тесноты, да и в перспективе есть вероятность занять оба шкафчика сразу. Не то чтобы у Димы было много барахла, но ему нравится комфорт.       — Я в «Локо» играл раньше, так там даже в академии раздевалки побольше будут, — решает сообщить Дима, чтобы поддержать начавшийся диалог.       — Ну, так и мы не вышка, — хмыкает ещё один игрок. Высокий парень, примерно Диминого возраста, зачёсывающий тёмные волосы назад пальцами. У него твёрдый голос, уверенность в каждом движении, даже в том, как скрещивает руки на груди, рассматривая Диму слишком внимательно, что становится чуть-чуть неловко. — Павел Шандыбин.       — А, капитан, — вспоминает Дима вчерашний диалог в кабинете генерального. Впрочем, он не удивлён. Шандыбин действительно выглядит, как капитан. Будет сложно сместить его с должности. Разве что, если сам уйдёт в другой клуб. Трансферное окно ведь только-только открылось. — Чё, Паш, может, расскажешь, как у вас тут всё устроено? Ну, про тренеров там. Просто ваш этот исполнительный, который меня вчера по всей базе таскал, слишком уж немногословный.       — Денис? Ну да, — кивает Шандыбин. — Про тренеров рассказать... А что про них рассказывать? Главный — Дзюба, про него только глухой не слышал. По вратарям — Кержаков. Да, брат того самого Кержакова. А, кроме Дзюбы, есть Лёха.       — Алексей Андреевич, вообще-то, — со смешком уточняет Исаков. — Блаженный наш.       — Блаженный? — не понимает Дима. Он вспоминает, что вчера действительно успел на несколько минут увидеть одного из своих бывших одноклубников. Ещё хотел поздороваться, но не смог. Сделает это сегодня, заодно попытается сразу дать понять, что они когда-то были знакомы. Дима считает, что это довольно полезная связь для того, чтобы завоевать уважение в коллективе и некоторый авторитет. Если ты знаком с одним из тренеров, значит, свой человек. И плевать, что о Лёше Дима практически ничего не знает.       — Блаженный, — утверждает Исаков. — Ничего, сам потом поймёшь. Лёшка обычно не даёт повода в себе усомниться.       — Лёнь, заткнись, а? Ты о тренере говоришь, на минутку, — вмешивается Шандыбин.       Пока Дима раскладывает принесённые с собой вещи в шкафчике без особого порядка, поэтому они занимают чуть больше места, чем могли бы, постепенно собирается вся остальная команда. Они пожимают Диме руку, но все, как один, за исключением, ещё, пожалуй, Олега Ларина, со смешками и дурацкими шутками подогревают Димино предвкушение первой тренировки, ссылаясь на их тренера в лице Лёши. Дима даже не знает, чего ожидать.       К десяти утра солнце неплохо пригревает, поэтому Дима удивляется, когда видит Лёшу в длинных спортивных штанах и ветровке, пусть и расстёгнутой. Команда выстроена, как и вчера, в линию. Кто-то зевает, кто-то щурит глаза от солнца, кто-то рассматривает носки бутс. И всё это в то время, пока Лёша озвучивает им ближайшие перспективы.       — Во вторник начинается сезон, — произносит Лёша. — Едем в Воронеж играть с местным «Факелом». Надеюсь, все помнят, что было в прошлом году?       Со стороны Исакова раздаётся саркастичный комментарий о том, что такое не забыть. Дима без понятия, о чём речь, но Лёша решает уточнить, возможно, специально для него.       — Поражение со счётом 4:0. Совершенно безвольная и бездарная игра в защите. Отсутствие стремления победить в нападении. Как итог, бессмысленная потеря очков, которой можно было избежать. Думаю, все осознали, что именно эти очки могли поднять нас на четвёртое место, которое даёт право выступать в стыковых матчах. В этом году права на ошибку у нас нет. Практически со всеми командами можно играть и выигрывать у них.       — А с какими нельзя? — интересуется Гриша Петров.       Лёша никак не реагирует на его вопрос, явно заданный с целью поддеть, и лишь отдаёт указание пробежать три разминочных круга вокруг поля. Команда закатывает глаза, кто-то пытается жаловаться на погоду, из-за которой любое количество пробежек превращается в настоящую пытку. Лёша непреклонно подносит к губам свисток. Дима немного удивлён той ауре жёсткости, которая исходит от тренера. Он не помнит, чтобы Лёша отличался строгостью во время своего обучения в академии, да и не выглядит он, как все эти тренеры-тираны, упивающиеся своим контролем над командой.       Ещё большее удивление Дима ловит в момент, когда Лёша проводит всю тренировку с командой бок о бок. Он бежит впереди них, не взирая на то, что после трёх кругов начинает ходить, немного прихрамывая на левую ногу. Он делает все подходы в упражнениях для разогрева, хотя мог бы просто контролировать количество и качество выполненного, как это делает сидящий в относительной тени Дзюба. Только когда дело доходит до работы с мячом, Лёша останавливается и предоставляет команде самостоятельно исполнять указания.       — Он что, играющий тренер? — не понимает Дима, обращаясь к Олегу. — Не слышал, чтобы он возобновлял карьеру.       — Потому что он ничего не возобновлял. Лёха всегда тренируется с нами. И без нас. Ему просто нравится, думаю. У каждого свои странности, в конце концов.       — Блаженный, — нараспев произносит Лёня, проходя мимо Димы и Олега.       С тренировки Дима выходит под впечатлением, которым делится с командой в раздевалке, скидывая с ног бутсы. Лёша действительно странный, и Дима не может сопоставить его с образом того Лёши из академии. Возможно, они просто не общались настолько близко и часто, чтобы у Димы отложилось это в памяти.       — У него брат тут работает ещё, кстати, — говорит Лёня. — Они близнецы, так что, будь осторожней, если что. Хотя Тоху тяжело перепутать. Он прикольный и вообще с ним лучше не ссориться, знаешь.       — Почему?       — Он главный бухгалтер и выписывает нам премии, — усмехается Лёня. — Вот в том сезоне играл у нас один китаец...       — Блядь, Хынмин был корейцем, — цокает языком Паша.       — Да поди разбери этих узкоглазых, — Лёня закатывает глаза и еле уворачивается от карающего удара летящего полотенца со стороны капитана. — Не обращай внимания, Дим, просто Пашка у нас по корейцу тоскует.       — Он был игроком, куда выше всех нас по уровню. Как капитан, я сожалею, что он ушёл из-за какой-то херни.       — Ой, брось. Мы его куда продали? В Германию! Вон, он на этом чемпионате как зажёг, — Лёня вспоминает, к чему изначально вёл разговор и возвращается к теме. — Ну так вот, Дим. Хынмин этот из клуба ушёл в том году из-за Тохи как раз. Посрались они конкретно, и Тоха сделал всё, чтобы его в команде больше не было. Вроде бухгалтер и бухгалтер, а, видишь, лучше дорогу не переходить.       — А ещё лучше не трахаться с кем попало, — фыркает Олег. — Все знают, что Тоха — та ещё блядь с характером суки. И никто не заставлял корейца с ним в дёсна долбиться после победы над ЦСКА в Кубке.       — Короче, что-то у них там закрутилось, — продолжает объяснять Лёня. — Хынмину премию побольше всех выписали, сам понимаешь. Он решил, что это что-то значит, ну, кореец же, ни хера не понимает, как дела делаются. И тут началось! Тоха его послал подальше без всяких объяснений, кореец расстроился, играть хуже стал, а зимой пошёл к Денису и попросил, чтобы его продали хоть куда.       — Но не факт, что это всё правда, — неожиданно произносит Гриша Петров. — Никто не знает, что там у Хынмина с Тохой было или не было. Один по-русски ни черта сказать не смог бы, а второй только ходит улыбается. И вообще, всё это нам Денис и рассказал месяц назад, когда мы сезон закрывали. А Денису часто скучно, вот он и начинает сплетнями баловаться.       Дима хлопает глазами, не в силах уложить в голове столько информации, которая касается каких-то бывших игроков, исполнительного, да ещё и брата Лёши. Диме вполне хватило бы для начала знания, что у Лёши вообще есть брат.       — В общем, с Тохой лучше дружить и не трахаться, — подытоживает Лёня. — Хотя я бы рискнул.       — Завали, а? — морщится Олег. — Про свои пидорские наклонности лучше молчать, знаешь.       — Кстати, Дим, ты как? У нас-то команда довольно толерантная, за исключением некоторых старпёров, можно особо не скрываться. Всё-таки генеральный с президентом ебутся уже лет тринадцать.       — Лёнь, тебе обязательно ко всем в постель лезть? — обрывает Паша.       Дима, в целом, никогда не стыдился своих предпочтений и открыто высказывался о них даже без просьб. Его не волновало мнение коллектива, будь там все хоть трижды гомофобы, как это часто бывает в футбольных командах. Дима внешне всегда напоминал типичного хулигана с района, вроде Бутово или Химок, поэтому подозрений со стороны особенно непримиримых не вызывал. К тому же, у него часто были девушки, но Дима никогда не отрицал, что парни ему тоже нравятся, и он действительно с ними встречался, спал, но в долгих отношениях не был. Не получалось как-то.       Сейчас у Димы есть невеста Ира. Свадьбу на зимний перерыв оставили, потому что Ире нравится зима, а с Диминым графиком поиска нового клуба времени на свадьбу пораньше не было совершенно.       На этой ноте дверь раздевалки открывается, и на пороге возникает Лёша, несущий какие-то свои вещи частично в сумке, частично подмышкой. Команда вмиг замолкает, даже Лёня перестаёт шутить, и все взгляды устремляются на тренера.       — В связи с некоторыми непредвиденными обстоятельствами, — говорит Лёша спокойным тоном, — на ближайший месяц я буду занимать шкаф в вашей раздевалке. Артём Сергеевич считает, что это, ко всему прочему, поможет убрать барьер между тренерским штабом и вашим коллективом.       — Очередная европейская методика, что ли? — хмыкает кто-то из игроков.       — Надеюсь, я не прервал никаких важных обсуждений. Можете продолжать.       Единственное свободное место в раздевалке рядом с Димой, куда Лёша невозмутимо и отправляется, не обращая внимания, что разговоры так и не возобновляются. Всем неловко от присутствия человека, которого за глаза тут зовут блаженным. Игроки пристально следят за каждым Лёшиным движением, пока он раскладывает вещи в шкафчике, и он не может не чувствовать этого, пусть внешне кажется, что ему совсем плевать.       У Лёши же внутри всё скручивается от смеси волнения и необъяснимого чувства стыда. С тех пор, как он завершил карьеру, ему никогда не приходилось бывать в общекомандных раздевалках, но даже время не смогло избавить его от неприятных воспоминаний из времён своей футбольной жизни. Лёша думает, что, кроме пространства раздевалки, тут ещё и общий душ. На всю команду. И теперь на него тоже.       Возможность принять душ для Лёши — это действительно особенная часть повседневности, незаменимый ритуал, без которого Лёшин день не может быть полноценным. Ему практически жизненно необходимо быть под струями прохладной воды после тренировок и перед сном. Это помогает успокоиться лучше медитаций, это помогает собраться с мыслями лучше утренней пробежки и чашки кофе, это, в конце концов, позволяет Лёше смыть с себя всё пережитое за день. Дзюбу, настроение команды, взгляды в свою сторону, услышанные краем уха комментарии про себя, собственные тяжёлые мысли и волнения.       — Лёх, слушай, я ещё вчера сказать хотел, — вдруг решает озвучить Дима, потому что не нашёл момента удачнее, да и в раздевалке сейчас максимально тихо, чтобы услышали все. — Помнишь, мы с тобой в академии одной были?       Лёша переводит на него непонимающий взгляд, смотрит сверху вниз с какой-то странной эмоцией, словно видит Диму впервые в жизни.       — Что? — переспрашивает Лёша, сжимая в пальцах махровое полотенце бледно-зелёного оттенка.       — Мы с тобой из академии выпускались в один год.       — Сомневаюсь, — слишком холодно произносит Лёша, и у Димы будто враз выбивает землю из-под ног. — И я для вас, Дмитрий, не Лёха, а Алексей Андреевич. Советую запомнить, если не хотите, чтобы я запомнил вас, как худшего игрока команды.       Дима чувствует себя униженным, хотя ничего страшного не произошло. Они с Лёшей действительно тысячу лет не разговаривали и не пересекались практически, за исключением игр, где особенно и не запомнишь, кого на какой минуте выпустили. Но чувство унижения вмиг разрастается в груди до едкой злости, распускающей свои иглы. Дима фыркает, отворачиваясь. Он ненавидит якобы правильных людей. А Лёша именно такой. И теперь Дима вспоминает Лёшу из академии, который тоже смотрел на их компанию свысока и с презрением, понятным без слов.       Лёня собирает вещи и быстро устремляется в душевую, куда следом отправляется ещё добрая часть команды, чтобы не сидеть в присутствии тренера. Олег застёгивает сумку с вещами и прощается до завтра, потому что никогда не моется со всеми, так как на ожидание уходит слишком много времени. Лёша еле заметно вздрагивает от звука хлопнувшей двери соседнего шкафчика.

***

      В воскресенье Федя потратил на Антона примерно столько, сколько собирался ему отдать за четверг, и поэтому долг на нём продолжает висеть, напоминая о звании «ебучего мудилы». Возможно, Федя действительно далеко не самый хороший человек даже в здании футбольного клуба «Юпитер-16», хотя, объективно, тут работают люди и похуже него.       — Денис, мы же с тобой друзья, правда? — задумчиво уточняет Федя у развалившегося на диване в углу кабинета Черышева.       У того есть привычка делить свой рабочий день на две части, одну из которых он проводит в обществе своего друга, а другую оставляет на внезапные посещения кабинета Антона. Где-то в процессе обоих променадов Денис успевает выполнять свои рабочие задачи, заключающиеся в подготовке разного рода документов и совершении всяких важных телефонных переговоров.       — Исповедоваться хочешь? — с заметным интересом спрашивает Денис, садясь ровнее.       — Что-то вроде.       — Ну давай, сын мой, — усмехается Денис и устремляет испытующий взгляд на друга. Тот думает, что нет ничего удивительного в изгнании Дениса из числа священников, если он на всех прихожан так смотрел. Пусть и выгнали Дениса совсем за другое.       — Ты же знаешь мои принципы, верно? Но тут на днях случилась одна вещь, и я теперь сомневаюсь, можно ли считать мои принципы действительными. В общем, я дважды переспал с одним и тем же человеком. Причём, исключительно из собственного желания, — Денис кивает, внимательно слушая. — Но проблема в том, что, если мы с ним встретимся снова, мне кажется, я опять захочу с ним переспать.       — Религия обычно советует в таком случае не прелюбодействовать. Ну, или жениться. А я в таком случае хочу узнать, кто этот человек, если он заставил тебя поступиться настолько серьёзными принципами.       — Это ещё одна проблема, — вздыхает Федя. — Не то чтобы я ему поверил на слово, но он утверждает, что работает здесь. Ты же знаешь всех наших сотрудников, Денис. Скажи, у нас есть какой-нибудь бухгалтер Антон?       Глаза Дениса расширяются в безмолвном ужасе, и он вскакивает с дивана, в два шага преодолевая расстояние до Фединого стола, чтобы упереться в него ладонями и увериться в том, что слова друга не являются каким-то набором бредовых фактов.       — Ты хочешь сказать, что дважды переспал с нашим главным бухгалтером? — переспрашивает Денис, еле шевеля губами. Федя только пожимает плечами, поскольку всё ещё не в курсе, кто работает в его клубе. — Господи, — Денис поднимает руки к потолку. — Почему, ты просто объясни мне, Федя, почему из всех людей в Москве ты умудрился найти ебучего Миранчука?       — А что с ним не так?       — Да он же чёртов дьявол! — твёрдо произносит Денис на надрыве. — Нет, Федя, я серьёзно. Спать с Миранчуком — это всё равно, что спать с самим дьяволом!       — Знаешь, иногда я действительно думаю, что ты был не священником, а сектантом, — фыркает Федя. — Ну, какой ещё дьявол, Денис?       — Ты взгляд его видел?! Я клянусь, он порождение Ада. Вот тебе крест! — Денис и вправду перекрещивается. — Бог покарает тебя, Федя. Ты даже не представляешь, что сделал, какой грех совершил. То, что ты просто изменяешь Кокорину, — это вообще ничто по сравнению с... с этим.       — Ещё немного, и я начну верить, что ты почему-то боишься собственного подчинённого. Хорошо, Денис, Бог меня покарает, это я понял. Есть ещё одна проблема, — Денис резко поворачивает голову, снова впиваясь в Федю взглядом. — Я должен Антону деньги. Поскольку я не могу просто ему их перевести из-за Саши, я собираюсь перевести их тебе, а раз мы выяснили, что Антон действительно работает здесь, то ты сможешь дальше передать деньги ему.       — Нет-нет-нет, не надо меня впутывать в ваши сделки!       — Господи, блядь, Денис, твоя христианская паранойя меня убивает. Прекрати и считай, что это мой приказ, как начальства. Я не хочу оставаться перед Антоном в долгу, ещё раз встречаться с ним, наверное, будет ошибкой, а ты никогда не вызывал подозрений у Саши, чтобы он спросил, зачем тебе вдруг пятнадцать тысяч.       — У меня нет его телефона, — предпринимает последнюю попытку отказаться Денис.       — Пойдёшь и спросишь.       Ещё никогда прежде Денис не стоял в такой нерешительности перед дверью в кабинет главного бухгалтера. До сегодняшнего дня для Дениса не было проблемой вломиться без стука, но теперь он долго гипнотизирует взглядом табличку с подписью. Ужасное чувство надвигающейся беды не перестаёт волновать Дениса с тех пор, как он услышал слова Феди. Такое было с Денисом лишь один раз, и тогда его лишили статуса священника.       Прочитав какую-то молитву во спасение души, Денис набирается смелости и проходит в кабинет.       — Денис Дмитриевич, а мы как раз вас вспоминали, — усмехается Антон, спрыгивая со стола Саши. — Что-то случилось?       — Дай мне свой номер телефона.       — Что, хотите желать мне доброго утра каждый день не только лично?       — Это для дела, не выёживайся.       — Всего лишь шутка, а то вы больно мрачный какой-то.       Получив номер Антона, Денис не спешит выполнять Федин приказ, он только задерживается взглядом на шее своего подчинённого, покрытой отпечатками чьих-то губ. Денис не хочет думать, чьих. Он стремительно разворачивается и у самой двери вдруг говорит:       — Вам очень идёт эта рубашка, Саша. Хотя вы и ходите в ней почти каждый день.       Головин за своим столом удивлённо поднимает брови, чуть вздрагивая.

***

      В единственной комнате с разложенным диваном включается свет, потому что света от заходящего в окне солнца никогда не бывает достаточно, но если Лёша чем-то занят, он легко может не заметить наступление нового дня. Антон не позволит брату портить зрение, в полумраке упираясь взглядом в горящий экран планшета, в котором Лёша что-то изучает с таким серьёзным видом, словно там написано, как кардинально поменять свою жизнь к лучшему.       — Что делаешь? — Антон двигается ближе, укладывая голову на Лёшино плечо. Проматывает пальцем статью из Википедии наверх, чтобы узнать, чья личность так интересует брата.       — Ты не мог бы вернуть всё обратно? — хмурится Лёша, нервно возвращаясь на тот абзац, где остановился. — Я должен знать, кого мы купили.       — Ах, наш благословенный миллион евро, — понимает Антон. Дмитрий Баринов как заголовок не говорит ему ничего, потому что Антон даже не пытался запоминать его имя. Суммы всегда важнее того, кто за ними скрывается, если ты бухгалтер. — Ну и как? Стоит того?       — У него раздел «Скандалы» длиннее раза в два, чем общая биография. Это проблема. Судя по всему, Баринов может разрушить наш и без того не самый сплочённый коллектив, если захочет. Дзюба помладше, — вздыхает Лёша. — А ещё мы действительно выпускались с ним в одном году из академии. Я, правда, в упор его не помню там, но он прав. Надо бы извиниться.       — За что?       Лёша пересказывает ситуацию в раздевалке, свидетелями которой стала вся команда. Когда Антон спрашивает, что Лёша забыл в общей раздевалке, тому приходится вернуться на несколько часов назад, в момент, где его выселяют из тренерской. Для Лёши вполне очевидно, что сломанный душ стал лишь предлогом, чтобы Дзюба наконец-то нашёл повод от него избавиться. Это мерзко и мелочно, но что поделать, если твой начальник — узколобый кретин, чьё эго требует целого помещения для жизни.       — Это я душ сломал, — признаётся Антон. — Случайно. Прости, я даже не мог подумать, что у тебя из-за этого будут такие проблемы.       — Неважно. Не на тебе, так на мне он бы всё равно сломался.       — Но Дзюба мудак, — Лёша согласно кивает на это заявление. — Хочешь, я с ним что-нибудь сделаю, чтобы он тебе мозг не ебал?       — Не надо, — с улыбкой произносит Лёша, накрывая ладонью запястье брата. — Каждый мудак делает нашу жизнь чуть ярче.       Лёша блокирует экран планшета и устремляет взгляд в окно. Длинный золотой луч солнца прорезает комнату насквозь, отскакивая от противоположной стены и отражая кусок стены соседнего дома тёмно-серой тенью. И это несмотря на включённую потолочную плоскую лампу.       — Паша звонил, кстати, — голос у Лёши тяжелеет, как и взгляд Антона при упоминании этого имени.       — Надеюсь, ты не поднял трубку.       — Он интересовался, как мы, всё ли хорошо. В общем, стандартные вопросы, лишь бы спросить.       — Ты сказал ему, чтобы шёл на хуй и никогда больше не вспоминал про твой номер?       — Он думает приехать сюда. Говорит, хочет встретиться и поговорить лично.       — Нам с ним не о чем разговаривать. Пусть засунет свою вшивую заботу в задницу и поглубже.       — Я обещал ему обсудить с тобой, но сказал, что вряд ли ты будешь в восторге. Паша посмеялся, — у Лёши появляется самое ненавидимое Антоном выражение лица. После него обычно следует какое-нибудь очередное идиотское всепрощение. — Тош, наверное, нам всё-таки нужно встретиться с ним. Не обязательно здесь, можно в другом месте. Просто это, думаю, правильно. Паша всё-таки...       — Никто. Он просто никто, — резко отвечает Антон, садясь на постели. — И я не хочу больше слышать это имя в нашем доме.