***
22 июля 2018-го
После поражения от «Факела» выставлять экспериментальный состав, где основные изменения непосредственно в защите и на воротах, будет только безумец. То есть Лëша, ведь именно он взял на себя всю ответственность за результат, дав тем самым Артëму повод лишний раз самоутвердиться. Всë-таки он колебался, когда подписывал состав, в котором с первых минут Баринов и Матвей, не говоря об ещë одной замене в атаке, куда Лëша вдруг посоветовал поставить Арсена. Молодой парень получает неплохую зарплату в их клубе не для того, чтобы просто сидеть на скамейке запасных и тренироваться рядом с другими. В здравом уме Артëм никогда в жизни не позволил бы такому набору игроков выйти на поле, особенно в домашней игре. А потом подтверждаются слухи о том, что Кокорин собирается присутствовать на трибуне, и Артëм, усмехнувшись, подписывает состав. Что ж, Миранчук заявлял, что лично пойдëт объяснять президенту все решения, так пусть исполняет обещанное. Артëм спокоен. В какой-то степени ему даже хочется, чтобы они сегодня проиграли, ведь тогда он будет прав, а Лëша получит заслуженное наказание. Может быть, его уволят, и этот день станет настоящим праздником. Артëм с радостью выделит число в календаре и станет пить в него каждый год. Когда Лëша объявляет состав в раздевалке, разумеется, команда пребывает в недоумении. Слыша свою фамилию, Дима уставляется, как баран, на тренера, не веря, что Дзюба действительно в последний момент решил выпустить его вместо Гриши. Да, Гриша привëз два гола в тот раз, но Дзюба не похож на человека, умеющего делать работу над ошибками. Он вообще не признаëт ошибок. Матвей принимает случившееся, как должное. Подписывая контракт, он знал, что идëт в «Юпитер-16» в качестве первого номера на воротах, разве что, думал, ему дадут какое-то время привыкнуть к команде и лиге. Что ж, видимо, Кержаков или Дзюба считают, что нет лучшего способа привыкнуть, чем сразу же выйти на поле. В целом, Матвей даже соскучился по этому ощущению настоящих игр, а не товарищеских или тренировочных аналогов, где у тебя никакого давления. Не переживает и Арсен. Во всяком случае, не показывает этого. Он достаточно уверенный в себе парень, даже немного самоуверенный. Неудачные действия спишут на молодость и неопытность. Всë, что сможет сделать хорошего, раздуют и превознесут, как проявление гениальности и больших задатков. Положение достаточно выгодное, с какой стороны ни посмотри, а Арсен в добавок переполнен желанием показать себя одному конкретному человеку, который лично за него когда-то поручился в этом клубе. Главное, чтобы он тоже был на трибуне и смог это увидеть. Стоя на поле, чувствуя рукопожатие игрока из «Химок», Дима неожиданно начинает испытывать нехорошее волнение. Почти мандраж, когда готов застыть на месте и растерянно озираться по сторонам в поисках того, кто поддержит. «Блядь, ты взрослый человек и играл всю жизнь в вышке, чë ты трясëшься, как лох последний?» — спрашивает сам у себя Дима, еле успевая закончить внутренние терзания до звука стартового свистка. Возможно, для обычного зрителя игра не кажется особенно нервной, но на поле и около него градус волнения превышает все допустимые пределы. Миша переживает за Матвея, перестаëт дышать всякий раз, как только около его ворот появляется опасность. А когда Матвей в первый раз прыгает, выбивая мяч из-под штанги, Миша даже вскакивает с места и подбегает к самой кромке поля, чтобы крикнуть ему подбадривающие слова. Миша рад, как за себя, даже больше. Взаимодействие между защитниками явно хромает, и не нужно быть гением, чтобы понимать это. Лëша — далеко не гений, он вообще как тренер практически ничего не стоит, но видит, что крайние защитники не рискуют отдавать передачи Диме, предпочитая сильно бить вперёд, словно они выигрывают 1:0, до конца матча остаëтся минут пятнадцать, и им надо удержать счëт. Конечно, все боятся, что Дима не выдержит ответственности и допустит роковую ошибку. Никто сейчас не думает об его опыте, он такой же новичок, как восемнадцатилетний Арсен. У Лëши останавливается сердце, когда Дима идëт в подкат против нападающего «Химок», но вместо мяча въезжает ему прямо в ноги. На сей раз обходится без карточки, однако опасный штрафной вблизи ворот никто не отменял. Лëша чувствует, как Дзюба сейчас приподнимается с кресла, чтобы получше рассмотреть момент, знает, какое предвкушение сейчас плещется у него во взгляде, наверняка, он даже расплывается в улыбке. Нет, всë может обойтись. Если Матвей правильно выстроит стенку, если другие игроки подскажут ему, если «Химки» не тренировали стандартные положения каждый день до матча, если конкретно вот этот их игрок смажет удар... Должно сложиться слишком много обстоятельств, но это всего лишь штрафной. Не пенальти, чтобы посыпать голову пеплом. И мяч летит намного выше ворот. У Лëши с плеч падает тяжеленный камень, но ненадолго. Он знал, что судьба обязательно захочет сегодня над ним поиздевался вдоволь, и мысль о том, что штрафной — не пенальти, нечего переживать, явно не случайна. Первый тайм они заканчивают со счëтом 0:0, что, кстати, было бы неплохим итогом игры вообще. Лëша бы согласился, не раздумывая. Они не пропустили, они не проиграли, значит, его план более-менее удался. Но не проходит и двадцати минут бесполезного пинания мяча в центре поля, как нападающий «Химок» выбегает в атаку. Один в два. Он оказывается прямо перед Димой, и тот обязан, как нормальный защитник, идти в подкат, рискуя получить красную. Но Дима не рискует. Дима прячет руки за спину, двигаясь рядом с нападающим, позволяя ему войти в штрафную. Сейчас Матвей должен занять правильную позицию и не выбрасываться на игрока, потому что тот под присмотром Димы. Сейчас Дима должен подставить ногу под удар, попытавшись остановить... Матвей зачем-то летит к нему, раскинув руки. Дима явно считает его в этой ситуации лишним, и он совершенно прав, но суета Матвея заставляет его принять решение быстрее и рискованнее. Дима меняет положение, заходя справа. Соперник, который мог наносить удар, играет более хитро, врезаясь корпусом в Диму и падая. Свисток. Пенальти. Жëлтая карточка Диме. — Сука! — со злостью выкрикивает Лëша, а Миша прячет лицо в ладонях от отчаяния. Они не отрабатывали пенальти с Матвеем. Не успели. Не думали, что ему это настолько быстро пригодится. Они пропускают, и до конца матча нужно хотя бы сравнять. Игра становится вялотекущей. «Химки» в своей излюбленной традиции, которую демонстрировали на протяжении всего прошлого сезона, садятся в глухую оборону. Атаки «Юпитера» выглядят слабо и бесполезно до восемьдесят пятой минуты. А потом им удаётся протиснуться в штрафную соперника, пусть и после очень долгих перекатываний мяча друг другу с риском потерять его вовсе. Шандыбин может легко забить самостоятельно, но его накрывает защитник «Химок», от ноги которого мяч отскакивает ровно Арсену. И тот, оправдывая звание дарования, практически не думая, бьёт по воротам. Его первый гол во взрослом футболе. Команда обнимает Арсена, а он лишь поднимает голову к центральным трибунам на балконе, где должно сидеть руководство клуба. Он ищет взглядом того самого человека, благодаря которому сейчас стоит тут, играет в футбол, а не занимается бог знает чем в каких-нибудь подворотнях. Арсен находит его, разумеется, сидящим рядом с Кокориным, но человек не смотрит в ответ, что немного расстраивает. Впрочем, Кокорин что-то говорит ему на ухо, и нет ничего удивительного, что он не может отвлечься от разговора с ним. Вообще-то, «Юпитер-16» должен был выигрывать этот матч, но забитый на добавленных минутах гол не засчитывают из-за офсайда, поэтому всё заканчивается на ничьей. Они не проиграли, но и не выиграли из-за коллективной ошибки Димы и Матвея, а ведь именно на них делалась большая ставка. По сути, Лёшина вина, и Артём, уходя в подтрибунное помещение, с усмешкой смеряет его взглядом, чувствуя личную победу. Довольно ожидаемо выясняется, что Кокорин в футболе ни хрена не понимает, да и смотрит его явно не глазами. Ему наплевать на то, кто привёз пенальти, кто там где не добежал, не вовремя отдал пас или неправильно занял позицию при приёме мяча. Кокорина волнует только результат, а он привык, что его команда умирает на поле, если он сидит на трибуне. Ради чего он вообще ходит на некоторые их игры? Ради ничьей, которая похожа на поражение? — В кабинет ко мне зайди, — говорит он в раздевалке Дзюбе, выглядя достаточно раздражённым, чтобы не хотелось делать глупых уточнений о том, какой именно кабинет Кокорин считает своим. У него ведь личного действительно нет за ненадобностью, он на территории клуба появляется только во время каких-то грандиозных событий, вроде недавнего подписания Баринова. Скорее всего, имеется в виду кабинет генерального. — Александр Александрович, одну минуту, — пытается интонацией сгладить ситуацию Дзюба. — Тут такое дело, что ответственность за сегодняшний результат лежит на другом человеке. Он сам подписался... — с вымученным выражением лица Лёша отлипает от стены около входа. — Чё ты несёшь? — обрывает Кокорин. — Какой человек? Куда подписался? Главный тренер моей команды, кто, Дзюба? — Я. — Ты. Вот ты ответственность всегда нести и будешь, пока я тебя не уволю и не найду кого получше. Чтобы через пять минут стоял в моём кабинете с внятными объяснениями, какого хера происходит с моей командой, — на попытку Артёма снова открыть рот, Кокорин только сильнее хмурится. — А ты куда попёрся? — обращается он уже в коридоре к Смолову, просидевшему с ним рядом всю игру. — Тебя на разговор не приглашали, можешь домой ехать. И когда большая часть команды почти собрала вещи, но ещё никуда не разошлась, Лёша объявляет об очередном решении тренерского штаба, заключающегося в том, что ближайшую неделю футболисты должны провести на базе, занимаясь исключительно тренировками. «Хочешь, расскажу твоей невесте о том, что в ближайшие несколько дней ей придётся справляться без твоей помощи?» — вспоминает Дима вчерашние Лёшины слова из раздевалки. Вот, значит, о чём он говорил. Дима может только восхищённо хмыкнуть. За десять лет Лёша, определённо, кое-чему научился. Что ж, Дима считал его сукой столько времени, настал момент оправдывать звание в его глазах.***
Комнаты поделили так, что все живут по двое, иногда даже по трое, за исключением двух случаев. Первым был Матвей, который уже занимал номер на одного на третьем этаже. Вторым, кто бы сомневался, стал Лёша. Жить втроём с Дзюбой и Кержаковым он не стал бы никогда в жизни, да и никто из них не согласился бы терпеть его рядом целую неделю. Лёше досталась личная комната, прямо как десять лет назад в общежитии, и Дима долго смеялся бы, если бы они снова жили по соседству. Но нет, теперь между ними целый этаж. Диму же селят вместе с Пашей Шандыбиным и Арсеном. Как самый младший, Арсен тут же несётся занимать верхнюю койку на двухъярусной кровати, на которую, в целом, и так никто не претендовал. Паша предвкушает особенно тяжёлые тренировки на этой неделе, после которых вряд ли у кого-то останутся силы забираться наверх, чтобы поспать. — У меня в академии примерно такие же апартаменты были, — не без доли брезгливости говорит Дима, внося вглубь комнаты свою сумку с вещами. — Правда, ванная была общая на этаж. — А что ты хотел? — спрашивает Шандыбин. — Мы не «Зенит» какой-нибудь, чтобы тут пятизвёздочный отель отстраивать. Скажи спасибо, что на базе вообще можно жить при необходимости. — Я думал, Кокорин достаточно богатый. — Кокорин достаточно жадный во всём, что не касается его самого. Так как на базе он жить явно не намерен, то ему дела нет до условий. Более-менее прилично выглядит и хватит. Зато, говорят, в кабинете у него кресло за сто тысяч. Ну, правда, как у него? Кабинет-то Смолова, по сути. Но они именно в тех отношениях, когда Кокорин готов потратить сто с лишним тысяч, чтобы зад его парня находился в максимальном комфорте. Даже не произнося это вслух, ни у кого не остаётся недосказанности, ведь слишком очевидно. Правда, Арсен, додумав мысль Паши до конца, как-то сникает на своём втором этаже и решает тут же заняться разбором вещей. — Кстати говоря, ты не хочешь типа извиниться? — вдруг произносит Шандыбин, обращаясь к Диме, рассматривающему вид из окна. Да уж, смотреть ежедневно целую неделю на тренировочное поле, конечно, то ещё удовольствие. Нет бы хоть кусты какие посадили, клумбы развели. — А за что я должен извиняться? — За то, что из-за тебя мы теперь здесь, — говорит Арсен, однако без чёткого упрёка в голосе. Ему как будто единственному было совершенно всё равно, где проводить эту неделю. В общем-то, так и есть. Арсен не любит находиться в одиночестве в силу возраста, у него сейчас как раз тот период, когда хочется наполнить жизнь как можно большим количеством людей и событий. Жить вместе с кем-то на базе куда прикольнее, чем возвращаться после тренировок в свою квартиру, где он совсем один. Иногда Арсен даже думает, что лучше бы продолжал жить на базе, как в свой первый месяц в команде, а не купил эту дурацкую двушку в Раменках. Но он же профессиональный футболист, получающий приличную зарплату, значит, должен как-то соответствовать своему статусу. — Из-за меня? — не понимает Дима. — Мы тут исключительно из-за садистских наклонностей нашего блаженного, я в этом уверен. — А кто постоянно провоцирует у него эти наклонности? — спрашивает Шандыбин. — Ты на последней тренировке назвал его сукой, с которой никто не хочет ебаться, напомню. И я уверен, что он всё слышал. — Ну, значит, я был прав, раз он вместо того, чтобы доказать обратное, принял такое решение. — Каким это образом он должен был тебе доказать обратное? — интересуется Арсен, не сдерживая улыбки. Дима только цокает языком, мол, не имеет значения, все поняли, что он хотел сказать. — Окей, Дим, я понимаю, что у тебя с Лёхой, возможно, какие-то старые счёты, — не углубляясь в слова, продолжает Шандыбин, у которого цель донести до Димы суть проблемы и вообще открыть на неё глаза. — Меня, как капитана команды, это мало волнует, если честно. Но из-за твоих действий страдают все. Вот скажи, в чём виноват Олег, которого тут тоже оставили на неделю, хотя у него семья и недавно родился ещё один ребёнок? — Так пусть скажет мне спасибо, что я на целую неделю избавил его от криков и пелёнок. — Ты совсем не понимаешь, что я имею в виду? Дим, правда, ты кажешься хорошим человеком и отличным игроком, но твой конфликт с Лёхой просто где-то за гранью. Мне Исакова с его незакрывающимся ртом хватает вот так, — Шандыбин прочерчивает в воздухе линию на уровне чуть выше своей головы. — Зачем ты ему уподобляешься? Неужели так сложно просто делать то, что тебе говорит тренер? — Да я бы с радостью, Паш, — для убедительности Дима даже прикладывает ладонь к груди. — Я ведь делал это целую неделю, пока не понял, что меня тут в составе даже видеть не собираются. Так какой смысл мне напрягаться, если всё зря? Я и стал относиться ко всему проще. Но вашему блаженному это не понравилось, он начал меня конкретно заёбывать, и я чувствую, что это из-за нашего общего в каком-то смысле прошлого. Лёха же злопамятный до пизды, я уверен. — А вдруг ты ему просто нравишься? — выдаёт Арсен, раскладывая на полках шкафа свои вещи. Понабрал, как будто каждый день собирается менять по три комплекта. В комнате повисает секундное молчание, заканчивающееся тем, что Шандыбин решает просто пропустить мимо ушей. — Вот, вроде, ты такой тихий парень, Арсен, — говорит Дима. — Но иногда настолько стрёмные вещи вбрасываешь, что мне прям неловко теперь спать с тобой в одном помещении. — Я пошутил, — усмехается Арсен. — Вряд ли Алексею Андреевичу могут нравиться такие, как ты. В этот момент им приходит сообщение в общекомандном чате. Расписание на неделю. Поскольку команда в одном месте, достаточно легко проводить с ними не только тренировки, но и всякие мероприятия для клубных соцсетей. У них по плану фотосессия в новом комплекте формы, ещё какая-то тематическая съёмка непонятно зачем, большие интервью новичков, в числе которых Дима и Матвей, открытая тренировка в четверг, поход в музей в пятницу. И каждый день тренировка либо с утра, либо вечером, либо дважды. Всё это заканчивается домашней игрой в воскресенье с «Нижним Новгородом». — Фанаты же будут, да? — уточняет Арсен у Паши, и тот кивает. Их активных болельщиков дисквалифицировали в конце прошлого сезона на три матча за кидание файеров на поле, оскорбления команды-соперника, а также за драку за пределами стадиона после игры. В какой-то степени фанаты были под стать некоторым игрокам «Юпитера», такие же безбашенные, агрессивные и упрямые. Далеко не все их любили, но лучше уж пусть хоть кто-то интересуется их командой, чем совсем при пустых трибунах мяч пинать. — Так вот, Дима, я не прошу публичных извинений перед нами, — закрывая расписание, произносит Шандыбин, не намеренный просто так оставлять разговор. — Но сходи к Лёхе хотя бы. Скажи, что всё понял, ну и прочее. Это вряд ли, конечно, что-то изменит, но, может, он будет не таким злым всю неделю. — Ага, разбежался, — фыркает Дима. — Много чести ещё перед ним извиняться. — Блядь, хоть поблагодари тогда за прошлый матч, — не выдерживает даже Арсен. — Между прочим, ты только из-за него в состав попал. — И провёл матч не лучшим образом, кстати, — добавляет Паша. — В смысле «только из-за него»? — не понимает Дима. — Когда Кокорин вчера зашёл в раздевалку и сказал Дзюбе, что хочет с ним поговорить, тот начал сваливать ответственность на якобы какого-то человека. Все видели, с каким лицом Лёха стоял. Дзюба говорил явно про него, потому что только Лёха мог настоять на том, чтобы тебя в старт поставили. Видимо, у них были какие-то условия, мол, если мы проиграем, то Лёха возьмёт вину на себя и пойдёт объясняться с Кокориным. Он был готов на это. Даже после твоих слов накануне, Дима. Тот думает, что это какая-то чушь. Не может быть такого, чтобы Лёша, который якобы всё слышал в раздевалке, потом пришёл к Дзюбе и чуть ли не на коленях умолял его выпустить с первых минут Диму. Для чего ему это делать? Он ненавидит Диму, он должен наоборот всеми силами губить его карьеру, чтобы тот никогда не вернулся в вышку, зачах в ФНЛ и в этом клубе. Лёша не дурачок какой-то же. Не так давно Лёша, правда, говорил ему, что лучший защитник выпуска не имеет права закончить с футболом вот так. И звучало это как лично Лёшина установка, что он умрёт, но не допустит для Димы такой судьбы. Странно. Что-то не сходится во всём, что Лёша делает и говорит, да и в том, что Дима видит и думает об этом. Кто-то из них точно ошибается. Что бы там ни было, извиняться ни перед кем Дима не будет.***
После утренней тренировки в зале им дают время отдохнуть и пообедать, потому что вечером намечена фотосессия в новой форме, которую ещё никто не видел. Олег вспоминает, что, когда он пришёл в «Юпитер» в год его основания, у них была самая обычная белая форма. Простые футболки, на которые криво-косо непонятно кто пришил эмблемы клуба. У Олега однажды эмблема отвалилась во время матча. На матч пришёл Кокорин, увидел это, разорался, почему его футболисты ходят в дерьме, потребовал сшить им нормальную форму, как в нормальных клубах. Почему-то повесил эту обязанность на попавшегося под руку Черышева, который вообще ничего не понимал ни в форме, ни в том, где её шьют. Теперь же у них два комплекта, домашний и выездной. Чтобы отдать дань традициям, выездной комплект чисто белый с эмблемой, выглядящей так, словно её действительно просто пришили поверх. Домашний — тёмно-оранжевый, с какими-то распылёнными точками. Арсен утверждает, что это отсылка на космос и Юпитер-планету. — По-моему, я похож на сбежавшего из дурки, — скептически произносит Стас. — Может, оранжевый — любимый цвет Кокорина? — предполагает Гриша. — У нас же главное, чтобы ему всё нравилось. Сначала их фотографируют по очереди, потом некоторых ставят парами или небольшими группами. Затем выводят на поле, чтобы сделать общекомандную фотографию вместе со всем тренерским штабом и прочими специалистами клуба. Выясняется, что общая фотография требует наибольших усилий, потому что половина игроков выглядит, словно идёт на расстрел, кто-то не вовремя моргает, Матвей умудряется чихнуть прямо на моменте нажатия кнопки, а у Дзюбы слишком суровое лицо, создающее впечатление, что у них в коллективе напряжённая атмосфера. — Ну, мы ж не модели, — фыркает Олег, которому уже надоело стоять на табуретке в заднем ряду. В последний раз его так фотографировали ещё в школе. Правда, тогда он стоял на парте вполоборота, чтобы весь класс влез на снимок. — А можете вот вы, — фотограф указывает на Диму, — поменяться местами с вами? Просто иначе вы слишком сильно выделяетесь и перекрываете заднего человека. Таким образом, Диму попросили занять место Максима, потому что тот ниже ростом. Казалось бы, довольно очевидная просьба, вполне логичная, но Максим сидел рядом с Лёшей, и когда тот слышит, что теперь его соседом будет Баринов, то не может не цокнуть языком. А Диме будто только это и нужно, с таким довольным лицом он усаживается рядом и даже успевает придумать какую-то шутку про то, что они с Лёшей по жизни соседи. А потом начинается ещё большее издевательство, как думает некоторая часть команды. Им нужно сделать несколько снимков, которые потом используют при публикации разных интервью и прочих объявлений. — Бля, Арсен, чё ты, как баба, там крутишься? — говорит Исаков, которого, несмотря на отстранение от команды, всё равно заставляют участвовать в общих мероприятиях. — Десять минут уже на тебя потратили! — Тебя волнует? — фыркает Арсен. — Я просто хочу, чтобы у меня были нормальные фотки, а не какое-нибудь перекошенное лицо или тупая улыбка. После Арсена дело идёт значительно быстрее. Никто больше не переживает насчёт удачности кадров, так как они всё ещё лишь футболисты, которых должна волновать только игра и результат на поле. К тому же, после долгого дня и тренировки никто не хочет тратить целый вечер на фотографирование. Все мечтают об ужине и кровати в номере. Но тут очередь доходит до Лёши. Он не понимает, зачем ему фотографироваться, если он не игрок и не главный тренер. Обычно штаб появляется только на общих фотографиях, а не отдельно. — Это обязательно? — спрашивает Лёша и получает утвердительный ответ. Он не любит фотографироваться, ему не нравится улыбаться на камеру и делать вид, что чувствует себя комфортно. Это у Антона какой-то сдвиг по поводу того, чтобы снимать едва ли не каждый свой шаг и делиться им в соцсетях. Лёша вообще не такой и никогда таким не будет. Для него любое подобное мероприятие превращается в настоящую пытку. Сначала он стоит прямо, чуть натянуто улыбаясь. Потом его просят развернуться, как-то отклонить голову, выглядеть более расслабленным. «А сядьте на стул. А можете расстегнуть олимпийку? Посмотрите в сторону. Поставьте вот так руку». Лёша знает, что может отказаться, встать и уйти. Наверное, может. Он хотел бы надеяться, что имеет на это право. Однако он продолжает следовать указаниям, потому что это глупо перед всей командой устраивать непонятные истерики и всё бросать. У Лёши и так нет особого авторитета в их глазах. Он не намерен терять последние крупицы. — Смотри, Арсен, тебя переплюнули, — усмехается Исаков. — Блаженный-то у нас модель, оказывается. — А кто у вас Дмитрий Баринов? — спрашивает фотограф. — Подойдите, пожалуйста, сюда. Нам сказали, что нужно фото для интервью, а вы знакомы, — Лёша закатывает глаза, уже зная, к чему всё идёт. Будь проклят тот день, когда Лёшу зачислили в академию «Локомотива». Если бы не он, сейчас не нужно было бы фотографироваться вместе с Димой. Им говорят как-то обняться или просто встать так, чтобы было понятно, что между ними есть тёплые воспоминания и хорошие отношения. — Не смей меня трогать, — сквозь зубы произносит Лёша, чувствуя ладонь Димы на своей спине. — У тебя проблемы какие-то? — не понимает Баринов. — Я ж не в засос тебя целую. — Мне неприятно, когда меня трогают такие, как ты. — Такие, как я, это кто? Возможно, у Димы получилось бы узнать ответ, если бы фотограф не попросил их собраться побыстрее. И так уже достаточно времени на всё потратили.***
Вообще-то, Лёша не курит. Вернее, он делает это настолько редко, чтобы не считать зависимостью и не ругать себя за слабоволие. Но последние несколько дней буквально сводят его с ума. Когда Лёша только увидел их расписание, наполненное не исключительно тренировками, а всякими мероприятиями, то сразу понял, что ничего хорошего не выйдет. Он даже немного жалел о своём решении закрыть команду на базе. Если бы не его идея, то всех этих фотосессий и интервью можно было бы избежать на определённый срок. Во всяком случае, лично ему точно не пришлось бы участвовать в этом настолько сильно. Вчера некоторых игроков забирали до и после тренировки на интервью и, когда очередь дошла до Баринова, обратились к Лёше. Попросили сказать о нём несколько слов, потому что они знают друг друга ещё со времён академии. У Лёши сложилось впечатление, что он единственный, кто в упор не помнил об этом, забыв сразу после выпуска. К счастью, сам Дима рядом не сидел, слова Лёши не слушал, да и вообще вряд ли знал, что того тоже вызывали. Поэтому Лёша мог спокойно собраться с мыслями и сказать, что думает. Упомянул про непростой характер и опасную манеру игры Димы, из-за которых тот страдает всю свою жизнь. Пообещал, что тренерский штаб будет бороться с этими качествами, ведь они тут каждый день только и занимаются тем, что помогают своим игрокам стать лучше. А в конце Лёша зачем-то решил Диму спонтанно похвалить, назвав лучшим защитником чемпионата из всех, кого он только видел. — Но ведь в матче с «Химками» Дмитрий совершил несколько ошибок, одна из которых привела к пенальти. — Да. Но я сказал, что он лучший, а не идеальный. Теперь Лёша сидит на подоконнике своей комнаты перед открытым окном, чтобы запах сигарет не оседал в помещении, а выходил на улицу, и думает, зачем надо было это всё говорить. Дима ведь прочтёт потом, или ему покажут. Баринов не сможет промолчать, начнёт опять подкалывать, спрашивать, лезть. Плохо, что интервью, скорее всего, выйдет сегодня, если уже не вышло. От стука в дверь Лёша по привычке дёргается, чуть не роняя пепельницу в окно. Наверное, стоит сделать вид, что в комнате никого нет, или никто не слышит, что постучали. Лёша не любит открывать двери, боится тех, кто может стоять за ними. Не то чтобы в его жизни были какие-то ситуации, когда за дверью мог стоять кто-то плохой, хотя ни Мамаев, ни кто-либо другой, оказывающийся по ту сторону, Лёше ещё радости не доставляли. Если так подумать, никогда он не открывал дверь кому-то, приходящему с добрыми намерениями. Но сейчас Лёша на базе, где есть только команда. Раз он понадобился кому-то, то это что-то важное, нельзя просто проигнорировать. Потом будут говорить, что Лёша безответственный и плевать хотел на коллектив. Ему приходится слезть с подоконника, подобрать олимпийку с кровати, чтобы надеть, не застёгивая. На всё это уходит достаточное количество времени, чтобы человек мог уйти. — Ты всегда открываешь через сто лет? — интересуется Дима. — Не задумывался, что я просто не хочу открывать? Что тебе нужно? — Зайти можно? — Нет. Ещё бы! Дима и не надеялся, просто рассчитывал на Лёшины понятия о гостеприимности, но у того они, кажется, всегда отсутствовали. Что ж, ладно, пусть слышит весь этаж, вся база, раз Лёша не хочет оставить этот разговор между ними. Сразу начать объяснения не получается, потому что Дима не знает, с чего начать. Он просто смотрит на недовольного Лёшу, в ожидании скрестившего руки на груди, и отмечает, что тот даже в своей комнате ходит максимально одетым. Это так странно, на самом деле. Кажется, за исключением фотосессии в понедельник Дима ни разу не видел Лёшу хотя бы в футболке, а ведь они почти каждый день проводят в одной раздевалке. — Ты помолчать припёрся? — спрашивает Лёша. — У меня нет столько времени. — Да, бля, мне Шандыбин и Арсен весь мозг сожрали, чтобы я пришёл извиниться. Ну, я пришёл извиняться. — За что? — Я тоже не понял, за что. Они говорят, что типа я веду себя с тобой как-то не очень, а страдает вся команда. Ну и ещё ты, вроде как, настоял на том, чтобы я в матче с «Химками» вышел. Звучит, как хуйня какая-то. — Они правы, — просто отвечает Лёша, чем вызывает недоумение на лице Димы. — Я попросил, чтобы Артём Сергеевич тебя в состав включил. — Зачем? — За тем, что клуб собирается платить тебе миллион евро в год, а ты ничего не делаешь. Так нельзя. — Врёшь, да? Тебе-то какая разница, сколько мне платят. — Думай, как хочешь, — Лёша собирается закончить нелепый разговор, просто закрыв дверь, но Дима вдруг произносит: — Если бы тебя волновало только это, ты бы не говорил, что считаешь меня лучшим защитником чемпионата. Я интервью видел. Да про меня ни один тренер так не говорил, блин, ни один одноклубник. — А что ещё я должен был сказать? Что ты меня раздражаешь? Что мы с тобой никогда не были друзьями, и вообще я тебя ненавижу ещё с тех пор, как ты докапывался до меня в академии? — Ты, правда, меня ненавидишь? Лёша закатывает глаза, громко вздыхая. Он хочет, чтобы Дима оставил его в покое хотя бы теперь, и не собирается ни о чём с ним разговаривать. Насколько тупым надо быть, чтобы не понимать, что ты не нравишься кому-то, что твои действия неправильные? — Ладно, прости. За то, что с «Химками» хуёво сыграл и тебя подвёл, получается. Ну, и за то, что в раздевалке тогда назвал тебя... Дверь резко захлопывается прямо перед Диминым лицом, и он едва успевает отойти немного подальше, чтобы его не задело. Хлопок настолько оглушительный, что из номера неподалёку высовывается удивлённый Матвей, подумавший, что кого-то, по меньшей мере, убили. — Да что с тобой, блядь, не так?! — зло произносит Дима в закрытую дверь. Он, чёрт возьми, знал, что не нужно ни перед кем извиняться, всё равно не оценят. Только зря унижался тут несколько минут. Лёша и не отрицает, что с ним что-то не так.***
Всю неделю Антон живёт у Саши, потому что Лёша с командой на базе, а находиться так долго в пустой квартире и особенно засыпать в ней Антону слишком тяжело. Саша, разумеется, ни разу не был против. Несколько лет назад Антон жил у него больше полугода, Саша даже думал, что они так вместе и останутся. Однако некоторым мечтам вряд ли суждено сбыться. Но сейчас они лежат вместе на кровати. Одной рукой Саша обнимает прижавшегося к нему Антона, другой листает ленту в телефоне. — Давай поговорим кое о чём, — произносит Антон немного неуверенно. Он думал об этом слишком долго, почти каждый день, и кто, как не Саша, поможет ему разобраться. После тех выходных в обществе Феди проходит две недели. Они больше не пересекаются, не видятся, но... Антон так глупо надеется, что на той встрече всё и закончится, вернётся обратно, как если бы они друг друга не знали. Это действительно ужасно глупо, ведь Антон должен был предполагать, что желание Феди провести с ним два дня вряд ли поставит точку в его интересе. Учитывая, как Федя докапывался до него, желая что-нибудь узнать о жизни Антона, следовало догадаться, что он продолжит свои попытки. Сначала он находит инстаграм Антона. Окей, это было несложно, ещё бы он не нашёл. У Антона открытый аккаунт, потому что ему хочется, чтобы на его прекрасную жизнь смотрело как можно больше людей. Миллион фотографий, разной степени приличности, периодически проскальзывают какие-то попытки в длинный текст. Так, например, Федя узнаёт, что у Антона день рождения 17 октября, потому что именно в этот день он выложил пост с поздравлением своего единственного и самого любимого брата. Вообще, судя по тому, что Антон предпочитает показывать людям, в его жизни действительно существуют только два человека — Лёша и Саша. Оба ему безмерно дороги, им посвящаются самые тёплые слова, а конкретно с Сашей Антон ещё постоянно фотографируется или подписывает, что кадр был сделан Сашей. Ничего особенно интересного Федя рассмотреть в профиле Антона не может. Разве что любовь Антона к самому себе. Да, это настоящий культ своей личности и собственного тела. Антон себя обожает. Антон хочет, чтобы его обожали все вокруг. Посмотрите, какой я красивый! Мне идёт эта одежда, правда? Но без неё я тоже ничего, да? Смотрите, пока я разрешаю. Вот мои руки, вот мои ноги, вот моя шея, нравится? Мне тоже! Феде нравится. Нет, правда, Антон очень красивый, пусть он не разглядел это при первой встрече, но сейчас совершенно точно понимает. Антон смотрит на него своими тёмными глазами, искушая, подталкивая к чему-то нехорошему. Федя прикусывает губу, листая дальше. Пусть всё практически однообразно, возможно, именно из этого и состоит жизнь Антона. В конце концов, Феде нравится, поэтому он не будет осуждать. Проблема в том, что нравится далеко не только Феде, который чуть не вслух удивляется, видя, что одна из фотографий понравилась Черышеву. Серьёзно? Святоше Денису понравилась фотография своего подчинённого, где тот в тёмно-синем фильтре сидит на стуле без рубашки? Федя был бы плохим другом, если бы не решился спросить у Дениса, почему это произошло. — Во-первых, это было случайно, — говорит Денис. — Возможно, я там ещё куда-то ткнул. Во-вторых, даже если я был в здравом уме, то... фотография красивая. Фотография, не Миранчук, нет! Я просто оценил искусство фотосъёмки. И, кстати, Смолов, какого чёрта ты вообще смотришь на его фотки? — Мне просто стало интересно, чем он живёт. Узнаю своих сотрудников, как ты и хотел, Денис, — Федя разводит руками, снимая с себя всякую ответственность. — Так вышло, что начать я решил именно с Антона. Вряд ли Денис отмазку принял. Слава богу, хоть не начал свои причитания по поводу того, что Федя не имеет права так себя вести при живом-то Кокорине, который, к тому же, ещё и в городе. Между прочим, благодаря существованию Антона, Федя преисполнился во вранье, что в их отношениях с Сашей обоим только на пользу. Федя, между прочим, всеми силами пытается укрепить их связь. И, возможно, связь с Антоном. Не просто же так Федя решает сообщить ему свои мысли по поводу фотографий. Федя долго думает, как лучше написать, какие слова подобрать, чтобы Антон точно ответил и ответил не посылом куда-нибудь. В итоге, Федя решает не ограничиваться одним сообщением. Способ проверенный, Антон не сможет игнорировать, хоть раз, но напишет в ответ. Правда, Федя не учитывает, что время около часа ночи. — Тебе по ночам заняться нечем больше? — пишет утром Антон. — Мне было скучно. — С Кокориным бы потрахался. Меня зачем трогать? Прекрасно, диалог пошёл. Осталось только не упустить нить и продержать общение как можно дольше. Плевать, что им обоим нужно на работу. В итоге, диалог затягивается на несколько дней. Разумеется, с перерывами на важные дела, но теперь в любой момент кто-то из них может что-то спросить или просто чем-то поделиться. Федя знает, что Антона беспокоит поведение брата, но он не знает, как у него узнать, что случилось. Антон в курсе, что Феде вообще нечем заняться, он смотрит фильмы и иногда отвлекается на предъявы Кокорина из-за какой-нибудь чуши. Кокорин, собственно, грозится начать спать отдельно, потому что Федя его раздражает своим существованием в одной квартире. А потом Федя говорит о том, что в августе ему нужно будет съездить на три дня в Питер. Кое-что сделать по просьбе Саши, разобраться с какими-то личными делами, ну и посетить гостевую игру против «Зенита-2». Кокорин, похоже, с ним ехать не намерен. Наверное, у него уже запланировано что-то другое, или он просто не хочет проводить с Федей время в данный момент. — Я, кстати, в Питере не был, — Антон пишет это, чтобы как-то отреагировать. Сказать банальное «понятно» слишком невежливо, будто ему всё равно. — Серьёзно? — удивляется Федя, уверенный в том, что почти кто угодно, живущий в Москве, хотя бы раз бывал в Питере. Это же недалеко по сравнению с каким-нибудь южным городом или условной Казанью. — Да я вообще, кроме Москвы, нигде не был, — нехотя признаётся Антон. Не говоря уже о том, что он и в Москве был очень мало где, а ведь живёт тут все свои двадцать семь лет. Больше они к этому разговору не возвращаются. Обсуждать особо нечего, и целую неделю, которую Антон проводит у Саши, их переписка не возобновляется. Впрочем, до пятницы. Возможно, это была самая нелепая ситуация из всех, в которые Антон попадал, но он постарался быть невозмутимым даже в таких обстоятельствах. Пятница — это святое, особенно для Антона. Несмотря на то, что он живёт у Саши, это никак не влияет на его принцип о праздновании пятницы. Антон списывается с каким-то мужчиной, собирает вещи и направляется в «Tesoro». Они отлично проводят время с... Виктором? Кажется, его зовут Виктор, но ему нравится обращение «милый». Антон кривится, не сразу соглашаясь. В конце концов, у всех свои предпочтения. В предпочтениях Антона сегодня, например, как-то побыстрее со всем закончить и лечь спать. Не стоило пить коньяк вместе с Виктором, нужно было выбрать что-то полегче, после чего ещё есть желание проявлять инициативу, а не только лежать бревном. Ну, или пить меньше, тоже вариант, никто ведь не заставлял Антона оставлять половину бутылки в своём бокале. Виктор медлит, долго трогает сквозь одежду, но даже не думает еë снимать с Антона. Водит ладонями по бëдрам, шею, кажется, уже целиком облизал, однако продолжает оставлять на ней влажные дорожки от касаний. Антон в шаге от того, чтобы уснуть, но старается развлекать себя собственными мыслями. «Надо подумать о чëм-то приятном, — говорит он себе. — Интересно, Саша уже лëг спать, или у него очередной просмотр какого-нибудь старого концерта? Кстати, музыка сейчас не помешала бы. Желательно громкая и чуть более живая, чем...» — Тебе всё нравится? — вдруг спрашивает Виктор. — А? О, всë отлично, продолжай... милый. Наконец-то, Виктор снимает с Антона футболку, правда, сам раздеваться не планирует в ближайшее время и на попытку Антона хотя бы задрать и его футболку тоже, только убирает руки. Окей, допустим. Антон подождëт ещë немного. Поизучает потолок, вон, там, кажется, трещина, какой кошмар. — Боже, блядь, — шепчет Антон, когда Виктор в сотый раз проводит губами по животу. — М? — Это я в восторге, не волнуйся. Тут у Антона звонит телефон. Недолго думая, он отвечает на звонок, сообщая Виктору, что это очень важно, но тот может не отвлекаться от своего занятия, всë в порядке. — Вот сейчас вообще не вовремя, Федь, — не даëт ему даже поздороваться Антон. — Ты занят? — Очень сильно, — Виктор расстëгивает на Антоне ремень. — Что-то срочное? — Да я просто подумал... Ты же говорил, что никогда... В этот момент Антон решает, что с него хватит, нужно как-то быстрее двигать Виктора, а то он действительно уснëт через несколько минут, и даже Федя со своими рассказами не спасёт. Зажав телефон между ухом и плечом, Антон приподнимается, запуская руки под футболку мужчины, гладит, отвлекая внимание, и толкает на спину, чтобы забраться сверху. О чëм параллельно вещает Федя, Антон не вслушивается, но вроде бы ничего важного. — Слушай, давай завтра? — говорит Антон, проводя ладонью по члену Виктора под трусами. — В смысле, завтра? — не понимает Федя. — Завтра обсудим всë, что угодно, — Виктор запрокидывает голову с глухим стоном, когда рука Антона начинает двигаться чуть быстрее. — Я сейчас реально занят. Кажется, стон Федя слышит. Своë «А, я понял. Извини, что отвлëк» он произносит без какой-либо радости, хотя до этого был полон какого-то непонятного энтузиазма. У Антона нет ни времени, ни желания предполагать, какого чëрта Федя даже не попрощался. Ему, в целом, вообще без разницы. Завтра напишет, спросит, что там ему понадобилось от него ночью, что нужно было аж звонить. Хотя Антон благодарен, что Федя именно позвонил, ведь тем самым немного скрасил обстановку. Утром Антон ему не пишет и не перезванивает, потому что злой и недовольный. Долбаный Виктор кончил после дрочки, как какой-то восьмиклассник, после чего решил быстро уснуть, даже не поинтересовавшись, нормально ли Антону такое отношение. Вообще-то, ненормально. Антон давно с подобным свинством не сталкивался. Он что, шлюха какая-то, чтобы всем вокруг удовольствие доставлять? Он, между прочим, исключительно ради себя любимого согласился встретиться с Виктором. Выпив кофе за счëт мужчины, Антон чуть успокаивается, но дальше его ожидает утренняя поездка в метро к Саше. Это сводит все усилия на нет, поэтому в квартиру Антон возвращается в ещë более отвратительном настроении. Саша, как лучший человек на свете, явно посланный сюда небесами, встречает его завтраком и, что важно, отсутствием дебильных вопросов из серии: «Чë такой недовольный». Время медленно движется к полудню, Антон успевает немного поспать и проснуться от Сашиного настойчивого голоса, ведь он собирается стирать. — Шмотки свои мне дай и спи дальше, — требовательно произносит Головин. — Ну или скажи, где бросил. Кстати, пора бы запомнить, что для этого существует корзина в ванной. Не надо швырять на пол в кучу, вешать на стул в спальне или засовывать обратно в шкаф, потому что якобы ещë чистые. — Саш, не еби мозг, прошу. Если так хочется, можешь выебать меня. — Нет, спасибо, — фыркает Саша. — У меня по плану только стирка, помыть полы и сделать обед. Свои планы, однако, Саше приходится немного скорректировать. За время, пока он сортирует бельë для стирки и загружает в машинку первую партию, Антон понимает, что уснуть обратно не сможет. Он вспоминает, что обещал Феде обсудить непонятно что, а сейчас лучший момент, чтобы перезвонить. — Да? — спрашивает Федя. Слышно, что на заднем фоне у него звуки улицы. — Освободился? — Что ты вчера хотел? — Знаешь, уже ничего. — Правда? Отлично, я как раз не собирался с тобой разговаривать, — Антон закатывает глаза. — Имей совесть, я вообще-то тебе перезвонил. — Великий поступок. Впрочем, не настолько гениальный, как отвечать на звонок, пока с кем-то трахаешься. — А тебя это вообще волновать не должно. Я же не предъявляю тебе за то, что ты живёшь с Кокориным. Даже если ты живëшь ещë с кем-то, кроме него. — Ладно, ты прав, — Антон поражëнно выдыхает. Он был морально готов к тому, что Федя своей вины не признает. — В общем, я вчера хотел предложить тебе съездить в августе вместе в Питер. Ты же там не был. — В смысле вместе? Вдвоëм? — Ну, хочешь, уговорю своего Сашу? Шутка остаëтся без внимания. Предложение Феди заставляет Антона немного пожалеть о том, что перезвонил. Теперь надо как-то отвечать на это предложение. Перед Антоном снова моральная дилемма, которую он решает в пользу: — Я подумаю. Трубку вешает так же, как вчера Федя, не прощаясь. Быстро и сразу. Чëрт возьми, Смолов предлагает ему поехать на три дня в Питер, потому что Антон там никогда не был. Но ведь сам Федя едет туда решать какие-то дела, значит, на Антона у него не должно быть лишнего времени. Зачем он вообще ему предложил? Именно об этом, да и не только, Антон хочет поговорить с Сашей.