***
Закрытие команды на базе, вероятно, приносит свои плоды, раз в воскресенье они обыгрывают на своём поле «Нижний Новгород», правда, всего лишь со счётом 1:0. Лучше чем ничего, впрочем, как кажется всему тренерскому штабу, вымотанному за эту неделю куда сильнее обычного. К счастью, Кокорин на эту игру решил не приезжать, видимо, занятый более важными делами. Но вряд ли Кокорин вообще способен оценить качество игры. Он не заметил бы проблем в опорной зоне, судорожных перемещений защитников с фланга на фланг по ходу матча, потому что Артём никак не мог определиться, что выглядит лучше. Лёша, например, считает, что практически каждое решение главного тренера было идиотским и только портило ход игры. Их футболисты, так уж вышло, не умеют быстро перестраиваться со схемы на схему, они, вполне возможно, вообще не сильны в умении связывать теорию с практикой, и это, конечно, надо исправлять. Зато хромающую подготовку замечают болельщики. Поскольку фанаты у «Юпитера» идеально описывают характеристику «наглухо отбитые», то по ходу второго тайма клуб рискует получить техническое поражение из-за их поведения. На поле летят посторонние предметы, причём, кидают фанаты не в игроков соперника, а в своих же, чтобы заставить их шевелиться и играть лучше. В полузащитника «Юпитера», Георгия Уварова, прилетает зажигалка. И вот не жаль же было кому-то из фанатов с ней расставаться. Уваров потом в раздевалке всем показывал ушиб, жалуясь на то, что его угораздило попасть в команду именно с такими болельщиками. Около тренерской зоны всё усеяно грязными стаканами. Артём в какой-то момент даже перестаёт выходить из-под навеса, чтобы давать рекомендации игрокам. Он пытается докричаться до них, не вставая со скамейки, потом несколько раз заставляет Лёшу передать его подсказки. Конечно, Лёшу не жаль ни разу. Он ведь помощник, вот и должен выручать в трудную минуту, когда тренер боится, что на его одежде останутся мокрые следы. Пока Лёша объясняет подбежавшему Паше, кому из игроков он должен сказать чуть отодвинуться в сторону обороны, с трибуны метко прилетает стакан недопитого пива. До этого момента Лёша был уверен, что алкоголь запрещён к проносу и продаже на стадионе, но резкий запах и липкая влага, которую он стирает тыльной стороной ладони со своей щеки, говорят об обратном. Впрочем, в их лиге чего только нельзя увидеть. Однако пива, фактически вылитого на голову, Лёша не ждал. После игры Шандыбин на правах капитана идёт к фанатской трибуне, чтобы поговорить о том, как не стоит себя вести. Это неуважительно по отношению к команде, за которую они болеют, это подставляет клуб, это может привести к очередному отстранению фанатов от матчей. — А когда играть нормально будете? — С такой игрой в вышку не выйти! — За что вам платят? — Скажите спасибо, что мы вообще ради вас приходим! Разговор Паши с фанатами затягивается на полчаса, поэтому кому-то из запасных игроков приходится выйти и сказать, что Пашу ждут на разборе в раздевалке, и ему лучше поторопиться, потому что Дзюбе наплевать, чем он занят. Скорее всего, кто-то из фанатов слышит это заявление. Они никогда не любили тренера команды, но теперь будут его ненавидеть. — Ну что, как тебе наши болельщики? Правда, милые люди? — спрашивает Арсен у Димы, находящегося под впечатлением. Он не знает, каким чудом смог нормально отыграть целый тайм, который ему выделили, при том, что именно во втором тайме фанаты решили показать всё своё умение поддерживать команду. — Такие же милые, как наши тренеры, — хмыкает Дима, уже получивший развёрнутое недовольство Дзюбы действиями каждого. Сейчас ещё Лёша явится и что-то скажет, Дима предвкушает очередную порцию критики в свою сторону. Уж Лёша-то точно сделает акцент именно на его игре. Однако Лëша, вернувшись после короткого разговора с Кержаковым где-то в коридоре, обращает внимание лишь на очередь в душевую. Не то чтобы там не хватило места всем, но Лëша прикидывает, сколько человек сейчас соберëтся помыться после игры. Придëтся ждать. С другой стороны, может, поехать домой и помыться там? Лëша проводит ладонью по голове, оценивая масштаб трагедии от вылитого пива. Ощущения отвратительные, что аж скривиться хочется. Пока у Лëши есть время до освобождения душевой и раздевалки от футболистов, он решает сходить к Черышеву. Месяц, в который тот обещал разобраться с починкой душа в тренерской, конечно, ещё не прошëл, но близится к завершению. Стоит узнать, как продвигается дело, и почему сорванный смеситель так долго нужно приводить в порядок. Черышев должен быть в районе парковки. Иногда он тоже появляется на матчах «Юпитера», занимая место позади Смолова и Кокорина, и сегодня как раз один из тех случаев, за исключением того, что Черышев был один. Впрочем, для Лëши это лучше. Он действительно находит Дениса на парковке, активно обсуждающим что-то с кем-то из руководства «Нижнего». Лëша вспоминает, что перед матчем слышал, что, вроде бы, должен приехать их главный по селекции. Зачем, правда, вряд ли они хотят купить кого-то из «Юпитера» или им же продать. Дождавшись конца разговора, Лëша направляется в сторону Черышева, который собирается пешком идти к ближайшей станции метро, как делает всегда, не изменяя своим привычкам. Вернее, странностям, из которых состоит. — Денис Дмитриевич, можно минуту? Я давно спросить у вас хотел, времени не было. — Спросить, есть ли у меня минута? — Лëша не понимает вопрос, но догадывается по лëгкой улыбке Черышева, что это была шутка, привязанная к словам. — Почти месяц назад в тренерской душ сломался, к вам Артëм Сергеевич подходил с этим. Мне интересно, починили его или нет? И как долго ещë ждать? Черышев странно смотрит на Лëшу, потом задумывается, словно тот спросил его о чëм-то гораздо более серьёзном, чем о рядовой поломке душа. Неужели там что-то действительно ужасное случилось? Или клуб решил, что душ — это лишние расходы, и вообще его убрал? — Знаете, Алексей, впервые об этом слышу. Артëм ко мне ни с чем не подходил. — В смысле? — По рабочим вопросам Артëм ко мне не обращался. Я и не знал, что у нас сломан душ в тренерской. А он что, единственный там? — Да... единственный, — осознание понемногу накрывает Лëшу. — И Артëм Сергеевич сказал, что подошëл к вам, вы ещë были очень заняты. По его словам, вы сказали, что на починку уйдëт месяц, так как есть вещи поважнее. — Месяц на душ? Звучит, как полная чушь, Алексей, при всëм уважении. Полной чушью были слова Дзюбы. Он и не думал обращаться к Черышеву, он только рад был тому, что Лëшу можно, наконец, выгнать из тренерской. Пусть и случайно, но из этого получился отличный план, которым Дзюба не преминул воспользоваться. Лëша — тупоголовый идиот, поверивший в откровенный бред. — Но спасибо, что хоть вы сообщили про душ, — говорит Черышев. — Раз это действительно волнующая проблема, в понедельник я займусь ей. Не сломанный душ является проблемой, а отношения между членами одной команды, которые должны действовать в интересах друг друга. Поэтому они не могут показать хороший результат даже при наличии не самых слабых игроков в составе. Поэтому их приходится закрывать на базе, чтобы донести хоть каплю идей. Но даже сейчас, пока Лëша осознаëт весь ужас случившегося, он остаëтся один. Черышев, возможно, не попрощавшись, просто уходит по своим делам. Его не слишком-то удивило понимание, что Дзюба наврал кому-то из своих помощников, выставив того дураком не только в собственных глазах, но и в глазах руководства. Черышев не удивился, потому что ему тоже всë равно по большей части. Когда Лëша возвращается в раздевалку, судя по всему, в ней остаëтся только Баринов, который что-то листает в телефоне, сидя в полотенце, не переодевшись. Лëша оглядывается по сторонам, убеждаясь, что другие игроки ушли. — О, я как раз тебя ждал, — говорит Дима, блокируя телефон. — А я совершенно не настроен с тобой общаться. Если не хочешь ещë неделю провести на базе, просто езжай домой и не трогай меня. По интонации Лëши должно быть предельно понятно, насколько он злится. Меньше, чем обычно, когда Дима его выводит из себя, но тут и злость другая. Поэтому, наверное, Дима не чувствует никакой опасности, кроме обычного Лëшиного мрачного настроения, которое не приводило ни к каким последствиям. — Во-первых, я хотел спросить, оправдал ли я твои ожидания. После перерыва, когда Дима понял, что выйдет на второй тайм, шутки ради он подошëл к Лëше, чтобы со свойственной язвительностью поинтересоваться, неужто ему дан второй шанс. Лëша дëрнул бровью и напомнил, что замену ещë можно переиграть, поэтому кое-кому лучше прикусить язык и поторопиться на выход. Хмыканье Димы, означающее, что вызов принят, было слышно даже на скамейке. — Нет, — говорит Лëша, ничего больше не поясняя. Ему сейчас совершенно не хочется подходить к вопросу здраво и анализировать Димины действия на поле. Даже если он играл лучше многих, если превзошëл сам себя, Лëша не скажет об этом. Он вообще не хочет ничего обсуждать и кого-то хвалить. Хочется со всей дури пнуть скамейку, на которой сидит Дима, чтобы тот свалился с неë и получил пару синяков. — А ещë я видел, как в тебя прилетел стакан... — Очень понравилось? — сквозь зубы спрашивает Лëша. — Ты же всю неделю ждал, чтобы со мной случилось что-то подобное! — Вообще-то, я хотел спросить, не больно ли было, — Дима удивляется Лëшиной реакции, будто не понимая, почему она именно такая. — Просто у меня бывали случаи, когда прилетало с трибуны. Обычно это до пизды больно. Ну, тебя, видимо, не слабо ударило... — Я, кажется, попросил тебя заткнуть рот и не трогать меня! — выкрикивает Лëша, хватая какую-то пустую бутылку с пола и кидая ею в Диму со всей силы. — Ты настолько тупой, раз не понимаешь?! Почти всегда Лëша недовольный или злой. Он во всëм находит повод к расстройству и критике. Дима настолько привык к его настроению, что не видит смысла принимать что-либо на свой счëт. Так поступают и другие игроки, проведшие с Лëшей ещë больше времени рядом. Вот только обычно Лëша, получая какой-то отклик на своë недовольство, точно так же игнорирует, делает вид, что всë понял и принял, стараясь пропускать мимо ушей. Дима не помнит, чтобы Лëша хоть раз проявлял агрессию открыто. Правильно говорят, чем тише человек в жизни, тем страшнее он в гневе. Можно долго пытаться вывести его из себя, но если выведешь, то лучше убраться подальше. Дима впервые видит, что Лëша действительно злится. Видит по его взгляду, по сжатым в кулак ладоням, по ауре, которая от Лëши исходит. Ну, и по силе удара бутылкой тоже. Дима здраво решает, что лучше промолчать, иначе следующее его слово может стать последним. Ему не то чтобы очень страшно, ему интересно, как себя Лëша поведëт дальше. И Дима продолжает сидеть на скамейке, наблюдая. — Надо уволиться, — спустя пару мгновений Лëша садится на ту же скамейку, только выбрав противоположный край. Его и раньше посещали подобные мысли. Два года терпеть издевательства от Дзюбы и неприязнь со стороны игроков команды — тут кто угодно задумается о том, чтобы всë бросить и уйти. Раньше на Лëшу давило понимание, что вряд ли его возьмут куда-то ещë. У него практически нет тренерского опыта, чтобы им заинтересовался другой клуб, не находящийся на самом дне футбольного мира. К тому же, Лëша не хочет уезжать из Москвы, чтобы попытать счастья в какой-нибудь глубинке. Однако сейчас Лëша понимает, что на дне уже давно он сам, а если продолжать цепляться за личный комфорт, то можно навсегда остаться ни с чем. Правда, есть ещë одна проблема. Антон. Он же тогда тоже уволится и поедет с Лëшей хоть на край света, но лишь бы вместе, потому что переживает за него и поклялся больше никогда не бросать. При его образе жизни эта клятва звучит бессмысленно, но всë-таки они живут в одной квартире и расстаются максимум на несколько дней. — Шутишь, надеюсь? — обращается Дима. — Нет. С меня действительно хватит этого. Я ничего не смог сделать, значит, нужно уйти. — Успокойся и подумай об этом ещë раз. — Я давно хочу уйти. Просто сегодня была последняя капля. — Последняя капля чего? — Последняя капля моих попыток обмануть себя и поверить, что у этого долбанного клуба есть какие-то шансы. Всë. Хватит. От моего ухода всë равно ничего не изменится, как и от моих усилий. Это самое бесполезное, чем я занимался в своей жизни. Он не шутит. Дима надеется, что это и правда всего лишь эмоции говорят за Лëшу. Ну, что такого ужасного могло случиться за последний час, что он вдруг захотел уволиться? Куда он вообще уходил? — Где ты был, пока мы тут собирались? — спрашивает Дима прямо, потому что он не умеет делать что-либо не в лоб. — Что успело с тобой произойти за это время? — Какая разница? — Ну, уж нет. Начал орать, что всë плохо, изволь объясниться. Между прочим, это мне завтра придëтся встать перед всеми и объявить, что ты уволился, потому что никто больше не в курсе. Я должен знать причины. Если завтра Лëша положит заявление на стол Черышева, то не имеет значения, кто и когда узнает, почему он это сделал. Возможно, команда заслуживает правды, которую им сможет передать только Дима. Во всяком случае, пара человек из этой команды точно будет нуждаться в развёрнутом ответе. — Я пошëл поговорить с Черышевым насчëт сломанного душа. То, что я почти месяц торчу с вами в раздевалке, это ненормально, — произносит Лëша. — Когда душ сломался, Дзюба сказал мне, что ходил к Черышеву, и тот пообещал разобраться с проблемой за месяц. А сегодня я выяснил, что Черышев понятия не имел ни о каком душе. Дзюба к нему не подходил. Он просто нашëл повод вышвырнуть меня из тренерской, надеясь доставить мне как можно больше неудобства, чтобы я ушëл из клуба. Потому что он меня ненавидит. Я не знаю, почему, но он постоянно делает что-то мне во вред. Он сваливает на меня свои обязанности, он выставляет меня виновным в наших поражениях, он... Блядь, он сломал мой шкафчик в тренерской и разбросал мои вещи! Просто потому что я ему что-то сделал, о чëм сам не в курсе. Не говоря о том, что он начал настраивать команду против меня, всеми силами показывая, что я тут никто и со мной можно обращаться, как угодно. И поэтому такие, как Исаков, не стесняются говорить мне в лицо всë, что думают. Не только Исаков, но и сам Дима своими шутками и несерьёзностью, которые, возможно, лишь в его глазах казались безобидными, поддерживал это отношение к Лëше. Фактически травлю, причин которой тот не знал. Как и Дима не знал ничего о Лëше. Всë это время он думал, что это просто человек с отвратительным характером. Но попробуй тут быть дружелюбным и открытым к людям, если все вокруг постоянно втаптывают тебя в грязь. Да, ты и сам в какой-то степени позволяешь им это делать, отвечая на всë молчанием, а не борьбой, но реакция зависит от характера. Насколько Дима может припомнить, Лëша никогда не боролся. Если только совсем уж не доводили. Однако он был замкнутым где-то глубоко в себе ещë во времена академии. Сейчас только сильнее стал ненавидеть всех вокруг, потому что вынудили так поступать. Что, если изначально Лëша тоже был таким вынужденно? Дима ничего не знает о его жизни до академии, да и после лишь то, что касается футбола: где играл, сколько забил, когда получил травму и закончил карьеру. Эти данные совсем ничего не говорят, а Дима хотел бы понять. Никого он не хотел понять так сильно, как Лëшу. — Не знаю, что ты решишь, — говорит Дима, вставая. — Я бы на твоëм месте просто изначально не терпел, думая, что рано или поздно всë кончится. — Я разве спрашивал твоего совета? — Ты, блин, дослушай, — Дима цокает языком. — Короче, если решишь увольняться, то просто знай, что я был против. Ты, конечно, редкостная сука по характеру, но всë-таки не Дзюба. А тусоваться с ним одним в качестве тренера — слишком бесполезное мероприятие. Так что, если ты уйдëшь, то я разорву контракт. Как и Шандыбин, Арсен, возможно, Олег и Матвей. Да и вряд ли остальные надолго останутся. Зато будешь потом вспоминать, как развалил целый клуб. Лëша не думает, что его уход сможет развалить «Юпитер». Кокорин найдëт новых игроков или выставит этим такие условия, что они будут вынуждены хотя бы доиграть сезон. А ещë он может вдруг понять, в чëм была проблема, и уволит, наконец, Дзюбу, взяв вместо него нормального тренера. Всë что угодно может произойти, но уже без Лëши. Но подождите. Секунду! Что это Дима только что сказал? Он разорвёт контракт, как только Лёша уйдёт? И так, по его мнению, поступит ещё кто-то из команды. Не факт, что Дима настолько хорошо их знает, утверждая именно такое развитие событий. У Олега постоянно растущая семья, а Матвей только получил шанс быть первым номером на воротах взрослого профессионального клуба, Арсен в том же положении. Да, нечего терять Шандыбину, которому давно пора идти на повышение и играть за более сильную команду, где он вполне способен закрепиться. Стоп. Дима сказал, что? — Это... — он возвращает внимание к Лёше, выглядящему недоверчиво. — Это ты меня типа поддержать пытаешься? — Нет, это я тебе прямо в лицо говорю, что хочу видеть тебя своим тренером, а не Дзюбу. Поэтому я хочу, чтобы ты успокоился, вернулся в своё стандартное состояние заносчивой непробиваемости и пришёл завтра на тренировку. — Завтра нет тренировки. Выходной. — Ну, вот и отдохни. Тебе полезно. У Лёши тяжело с пониманием чужого отношения к себе. Он привык не доверять словам всех подряд, быть всегда в состоянии готовности к разочарованию, чтобы потом было не очень больно, а просто чуть-чуть неприятно от осознания, что в очередной раз напридумывал себе лишнего. Диме Лёша тоже не доверяет, но если он правильно понимает сказанное, то... это забота была, что ли? Кривая, грубая, но вполне в характере Димы.***
На то, чтобы хорошенько подумать над предложением Феди съездить в Питер, у Антона уходит минут пятнадцать. Он просто мысленно соглашается, решая, что это один из тех шансов, которые даны судьбой, чтобы ты точно не смел отказываться. Потому что если откажешься, то сильно пожалеешь. Ну и потому, что Антон старается относиться к будущей поездке, как к возможности увидеть что-то, кроме Москвы. В конце концов, нужно узнавать мир, страну, наполнять жизнь впечатлениями и всё такое. Антон довольно скучно живёт, на самом деле. Однако сразу написать Феде с ответом Антон не спешит. Пусть у себя в голове он уже всё решил и обдумал, перед ним, тем не менее, встаёт сразу несколько проблем. Во-первых, какие бы три дня Федя ни выбрал, один из них точно окажется рабочим. Не то чтобы для Антона было сложным просто не выйти на работу, но ведь придётся иметь дело с Черышевым, который не примет никаких отговорок. Риск получить какой-нибудь выговор или штраф слишком велик, особенно при отношениях Антона с начальником. Значит, либо Федя настолько сильно не представляет, как живут его подчинённые ниже статусом, либо у него есть какой-то план. Вряд ли второе, Антон знает, что Федя бывает легкомысленным. Далее возникает вопрос, когда именно они собираются ехать. Вроде бы Федя что-то говорил, и Антон листает их переписку, где впервые упоминалась поездка. Там Федя рассказывает, что ему нужно съездить по делам, что Кокорина с ним не будет, если только он не согласится в последний момент... Ни слова о датах или каких-то намёках на них. Антон цокает языком, поражаясь умению Смолова выдавать кучу совершенно бесполезной и не имеющей отношения к сути информации. Неудивительно, почему у них получается очень много разговаривать. — Когда ты собираешься в Питер? — спрашивает Антон, стараясь никак не обозначать своей заинтересованности в этом мероприятии. — Когда будет матч с двойкой «Зенита», — отвечает Федя, снова не сообщая ни одного числа. Прекрасно, теперь Антону нужно выяснять, когда там будет этот долбанный матч. — Лёш, вы с «Зенитом» когда играете? — Антон пихает брата ногой, отвлекая от книги. — В эту субботу. Тебе зачем? — Просто интересно, когда ты уедешь. — Либо в пятницу ночью, либо в субботу утром. Антон кивает, даже не заостряя на этом внимание. И тут до него доходит, что если Федя собирается уже в пятницу быть в Питере, а Лёша всё ещё будет здесь, то нужно как-то объясняться. С Лёшей, разумеется. А это рассказывать про Федю в принципе. Нет-нет-нет, никаких разговоров о Феде! Между ними ничего нет, чтобы Лёше требовалось это знать. К тому же, накануне игры не стоит Лёшу вообще волновать и вываливать на него столько новостей. — Саш, если что, я сказал Лёше, что мы с тобой встречаемся в четверг и до конца недели, — сообщает Антон Головину прямо с утра на работе. — Ну, и мы реально с тобой встречаемся в четверг. У тебя, кстати, есть чемодан? Просто я подумал, что будет странно, если я к тебе поеду с кучей вещей, ведь раньше так никогда не делал. Не хочу, чтобы у Лёши были хоть какие-то вопросы, понимаешь? — Подожди, а куда ты уже собрался? — Я не знаю, собрался я или нет, но продумываю план на тот случай, если соберусь. Так у тебя есть чемодан? — Ну, есть. Я в Калтан, думаешь, с пакетом езжу? — Дашь мне? — Чемодан? — Нет, блядь, пакет! Головин, соображай быстрее. — Извини, просто Черышев опять какую-то херь пронёс, я задумался. Антон вопросительно выгибает бровь. Его не удивляет, что Денис снова поразил Сашу своими умозаключениями, возможно, опять рассказывал что-то про сектантов у метро. Удивляет, что Саша решил об этом подумать и подумать всерьёз, раз даже не реагирует на суету Антона. Обычно Саша предпочитает побыстрее с Денисом распрощаться или сделать вид, что очень занят и не может отвлекаться на его странные попытки завести разговор. В этот раз, впрочем, они оба превосходят сами себя. Один в поводе начать диалог, другой в неожиданной попытке его поддержать. Саша курит, стоя на крыльце перед парковкой в ожидании Антона, когда Денис, как обычно, тихо и незаметно появляется рядом. Почему-то Сашу не удивляет, что в такую рань он уже на работе. Денис кажется именно тем человеком, который просто должен приезжать ни свет, ни заря, когда большая часть сотрудников, дай бог, если вышла из дома. — Какой одинокий пакет, — с некоторой грустью произносит Денис, смотря вдаль. На парковке действительно валяется небольшой прозрачный пакет, вероятно, его случайно принесло ветром откуда-то. — Вы когда-нибудь задумывались, Саша, о том, сколько таких одиноких пакетов лежит на улицах нашего города? — Если улицы хорошо убирают, то, наверное, не так много, — неуверенно отвечает Саша. Молчать и игнорировать кажется невежливым, как и просто уйти, сославшись на какие-то дела, которых в такой час явно быть не может. Приходится что-то говорить, стараясь не сильно вдумываться в странность вопроса. — А сколько одиноких людей ходят по этим улицам? Даже те, кто убирают эти бесхозные пакеты, могут быть очень одинокими и не иметь больше ничего, кроме возможности убирать улицы. — Да... Одиноких людей больше, чем пакетов, наверное. Людей вообще больше, чем пакетов. — Спорное утверждение. Миллионы пакетов производятся каждый день, а сколько в этот момент производится людей... — Вы имели в виду, сколько рождается? — Что? Да. Так вот, я читал, что ежедневно рождается только несколько сотен тысяч людей. Пакетов явно больше. — Денис Дмитриевич, почему вы решили поговорить со мной о пакетах и людях? — Потому что я не очень-то знаю, о чём с вами можно разговаривать, Саша. Думаю, у нас не так много общих тем. А вот пакет лежит перед нами обоими. Саша склонен согласиться, что между ним с Черышевым слишком мало общего, чтобы вообще так часто совершать попытки поговорить. Странно, что Денис упорно продолжает это делать, заходя с всё более странных сторон. Неужели ему настолько нечего делать, что он готов докапываться до первых встречных? Или... — Денис Дмитриевич, а вы, случайно, не пакет? — вдруг спрашивает Саша, своей формулировкой удивляя даже его. — Что вы имеете в виду? — Ну, то, что вы одинокий. Просто очень странно, что вы постоянно пытаетесь со мной о чём-то поговорить. Да и выглядит это так, как будто вам просто не хватает общения. Саша уверен, что попал в точку. Реакция Дениса на его предположение слишком красноречива, чтобы не быть правдой. Он тут же заявляет, что с общением у него всё в порядке, есть достаточно людей, с которыми он может поделиться своими рассуждениями. Даже если речь об одиночестве пакетов. Однако Саша делает вывод, что, вероятно, нет кого-то, кто действительно готов слушать Дениса и вдумываться в его слова, не считая просто странным. — Подожди, ты что, реально спросил, не пакет ли он? — сквозь смех уточняет Антон. — О ужас, похоже, шиза Черышева заразна! Неужели я тоже скоро начну так разговаривать? — Да какая разница, — вздыхает Саша. — Я тебе говорю, что он очень одинокий человек, понимаешь? Вот мы думаем, что он просто ненормальный и сектант, а у него ведь тоже есть проблемы. И, возможно, даже не с психикой. — Тем лучше, если ему всего лишь скучно, — отмахивается Антон. — Иметь начальника, по которому плачет психушка, такое себе дело. Саш, ты мне чемодан, в итоге, разрешаешь взять или нет? Плевать Антону на Черышева и его теоретические страдания. Этого следовало ожидать, но Саше почему-то казалось, что друг должен быть чуть более сочувствующим. Хотя когда в последний раз Антона интересовало что-то, не касающееся его самого? У него в голове сейчас только будущая поездка в конце недели, где он практически всё продумал, осталось только сделать самое главное, а именно уведомить Федю. Ради такого можно ему даже позвонить, даже посреди рабочего дня, чего уж мелочиться. Пусть поймёт, что для Антона это было важно. — Короче, я подумал. Давай съездим вместе в Питер, — говорит Антон. — Надеюсь, никакой Кокорин вдруг не захочет присоединиться. — Даже если, я постараюсь сделать всё, чтобы он передумал. Сомневаться, что Федя действительно сделает всё, не приходится.