2005-й год
«Ярость моя. Гнев в чистом виде. Если бы жестокость имела человеческое лицо, то точно была бы тобой. Невероятный, ты хоть понимаешь, что мы до сих пор существуем только благодаря тебе?» Холодный ветер конца сентября проникает сквозь распахнутую голубую ветровку, великоватую для Антона, но безмерно дорогую для его сердца. Перед ним раскинулся обыкновенный спальный район окраины Москвы, ничем не примечательный, ничуть не лучше, чем территория детдома, как выяснилось. Свобода за стеной, начинавшаяся от крыши недостроя и продолжающаяся далеко вперёд, не имея конца и края, оказывается, и не свобода вовсе. Могла бы стать свободой, да только от неё сознательно отказался два года назад. Он думает, что нужно было купить сигареты подороже, не драли бы горло, но зато это отвлекает от раздирающих голову мыслей. Антон смотрит на район под своими ногами с высоты обдуваемой ветром крыши и ни о чём, однако, не жалеет. Его свобода закончилась два года назад, с момента присоединения к банде Влада, но именно сейчас он чувствует себя куда более защищённым и... живым. Цепи, которыми он добровольно сковал себя по рукам и ногам, которыми оплёл шею, затянув потуже, почему-то дают ему силы бороться. Антон наслаждается возможностью быть другим. Не таким, как большинство воспитанников детдома. Он не принадлежит этим серым стенам, не врос в эту серую поношенную однообразную одежду, не слился с одинаковыми, ничего не выражающими лицами, посеревшими от тоски и отсутствия надежды на светлое будущее. У Антона, правда, будущее тоже не выглядит радужным. Взрослые прочат ему тюремные будни после какого-нибудь очередного разбоя. Те, кого Антон мог бы назвать приятелями, верят, что он останется с ними в банде даже после выпуска, а чем эта банда будет заниматься, довольно ясно. На плечо опускается ладонь, чуть сжимая сквозь ветровку. Антон даже не поворачивает голову в сторону подошедшего человека, только делает новую затяжку. Более долгую, чем предыдущие, аж хочется закашляться. — Подкинул ты нам проблем, Антоша, — хмыкает Влад, смотря в его профиль. — Но никто бы до такого не додумался. Я хотел бы видеть это снова, знаешь. — Ну, повтори в свободное время, раз понравилось. — Наши считают, что ты сам должен разгребать это. Понятное дело, против моего слова не пойдут, но радости от того, что из-за тебя вписываться придётся, у них явно не было. — И что, я на коленях прощения просить должен у них? — в словах Антона нескрываемое пренебрежение. Вообще-то, он не требовал защиты для себя. В своём поступке не раскаивается, потому что, как и Влад, находит его, по крайней мере, красивым, эффектным, запоминающимся. Именно то, что нужно их банде, чтобы с ними начали считаться в этом дерьмовом районе, полном таких же мелких банд из агрессивных подростков, мнящих себя детьми улиц. Вот только те, кто знают, что такое личная крыша над головой, семья, пусть даже самая плохая на свете, не могут понять тех, кто провёл пятнадцать лет за бетонной стеной с колючей проволокой. Антон не требовал защиты для себя, просто в их банде принято поддерживать друг друга. Единый коллектив, объединённый общими целями и мечтами. Влад построил свою банду именно на этих началах, посчитав их более прочными для долгого сосуществования. Тем не менее, если кто-то совершает серьёзный проступок, то может не просто покинуть банду, а стать настоящим изгоем, новой жертвой травли и издевательств со стороны когда-то товарищей. Проступок Антона серьёзный. Возможно, его последствия тяжелее, чем всё предыдущее, за что получали наказание другие члены банды. Вот только Антон — особенный человек для банды, для Влада. Влад считает, что только благодаря Антону им удалось до сих пор сохранить своё влияние в детдоме и даже за его пределами. Потому что Антон — настоящий дьявол, невероятный и непостижимый. Влад восхищён им, перед ним единственным готов сдаться, прекрасно понимая, что их силы никогда не будут равны. Физически Антон совсем не силён. Сила в его ударах появляется лишь в моменты чистой ярости, застилающей глаза до темноты перед ними. Но в драках Антон не уступает практически никогда. Вёрткий, бегает быстро, знает, как укрыться и запутать следы. А ещё хитрый, изворотливый даже в жизни. Умный. Очень. Влад боится предположить, что там в голове у Антона творится, но то, что он показывает, не поддаётся никаким объяснениям. Что особенно Владу в Антоне нравится, так это его бесстрашие. Смелость на грани безумия. Кажется, будто у него тормоза отсутствуют напрочь. Ни язык за зубами не держит, ни кулаки при себе. Никогда не станет ждать чужого удара, первым шаг сделает. Ещё до того, как Влад сказал своё: «Я хочу тебя себе в банду», — он уже немного знал про Антона. В основном, Мишка трепался, мол, есть один лох у них в детдоме, очкастый, до которого он веселья ради постоянно докапывается. Но у этого очкастого есть так называемая «крыша» в виде двух братьев-близнецов. И если один просто ни рыба, ни мясо, даже рот раскрывает раз в столетие, то вот второй, как минимум, персонаж интересный. Для Мишки интересен тем, что управлять им легко. Только тронь брата или единственного друга, сразу же защищать полезет. И Мишка знает, что спровоцировать его раз плюнуть, видит, что тот еле сдерживает себя от того, чтобы не отомстить обидчикам кровью, но почему-то лишь покорно сжимает зубы и пытается разрешить проблему словами. — А тебе заняться нечем, раз нарываешься? — спросил Влад после очередного забавного рассказа от Мишки. — Просто это смешно. С виду он весь такой из себя, а стоит братику на него посмотреть как-нибудь осуждающе, так сразу тише воды, ниже травы. — И что в этом такого? — Да мне нравится видеть, как он едва ли не на коленях ползает, лишь бы мы друга его не трогали. — Находишь весёлым, когда сильных в грязь втаптывают? — Не сильный он, просто выёбываться любит, — произнёс уже Гена. — Таких на место ставить полезно. После Влад стал свидетелем сцены на этой же самой крыше. Если до того момента он думал, что, вероятно, члены банды могут быть правы насчёт Антона, хотя интересно было бы увидеть его своими глазами, то теперь Влад был уверен, что присутствие Антона в их рядах поможет им сохранить своё влияние внутри детдома. И ставка на него действительно сыграла. Антон не согласился вступить в банду просто так, когда ему протянули раскрытую ладонь. Посмотрел гневно, сплюнул в сторону и встал на ноги самостоятельно. Гордый. Спросил прямо, зачем такими громкими словами разбрасываться, если впервые друг друга увидели. Влад сказал, что его впечатлило, как Антон Мишку отделал. Тот явно отходить от побоев будет с месяц, если не больше. — Я за вас драться не собираюсь. — Ну, почему же сразу драться, — хмыкнул Влад, примирительно разводя руки в стороны. — Мы разными вещами занимаемся. — Мне побоку ваши дела. — А зачем крышу тогда защищал? — Потому что мы с Лёшей сюда первыми пришли. Это наше место. — С Лёшей, значит... — протянул Влад, кидая быстрый взгляд в сторону стоящего поодаль близнеца, всё ещё пребывающего в прострации. Вероятно, того сильно впечатлила сцена кровопролития, развернувшаяся на его глазах так неожиданно и стремительно. — Что насчёт переговоров? Думаю, нам с тобой было бы, что обсудить. Банда — выход во имя собственной безопасности. Это Антон понял давно, просто никак не мог воплотить свои мысли, а тут подвернулся удачный шанс. Грех было не набить себе цену, сначала сделав вид, будто совершенно не заинтересован. Потом они с Владом договорились обсудить на днях произошедшее. Через трое суток Влад подошёл к Антону вместе с частью своей свиты, снова предложив присоединиться. — Просто так не пойду, — легко ответил Антон. Колька рядом нервно сглотнул, чувствуя направленные на себя взгляды членов банды, и чуть спрятался за Лёшу. — А чего хочешь? Антон выдвинул свои условия. Он станет частью банды, если никто из них больше не тронет Лёшу и Кольку. Так и быть, крышу он согласен сделать общей, раз уж банда решила там устроить что-то вроде своего штаба на время тёплой погоды. — Зачем ты согласился?! — громко спрашивал Лёша, взмахивая руками. — О вас беспокоюсь! — Мы бы прекрасно справились сами. Столько лет жили более-менее, а тут, оказывается, без твоей помощи, ничего не смогли бы! — Да?! Ну, удачи! Ты что, не видел, как они на вас смотрели? — Потому что никто не просил тебя избивать Мишку до полусмерти! Глаза у Антона тогда вспыхнули такой яростью, что Лёша отшатнулся. Антон ничего ему не ответил, но больше эту тему они не поднимали. Антон стал частью банды, а Лёша и Колька жили в относительной безопасности. Правда, с той оговоркой, что лишь пока Антон хорошо выполняет свою работу. Стоит ему оступиться, уйти из банды, то больше ни о какой спокойной жизни можно было не мечтать. Все втроём прочувствуют, что значит переходить дорогу банде Влада. Конечно, Кольку всё равно так или иначе трогали. То толкнут на лестнице, якобы случайно, то не дадут из комнаты выйти, потому что дверь подопрут, и Колька опоздает на контрольную. Иногда просто шутки ради решали припугнуть. С Лёшей так поступать побаивались, прекрасно понимая, что за брата Антон явно отомстит сильнее, чем за друга. Колька особо не жаловался, хотя иногда случайно проговаривался. Он просто не хотел сидеть на шее у Антона, ведь тот и до вступления в банду постоянно за него вписывался. — Кажется, твои договор нарушают, — говорил Антон Владу. — Ты имей в виду, я это игнорировать не собираюсь. — Побеседую с ними, не беспокойся, Антоша. В банде Антона, скорее всего, ненавидят. Мишка до сих пор не может простить за избиение на крыше, Генка, который рядом с ним постоянно трётся, просто поддерживает друга. Ещё несколько человек тоже на стороне Мишки по той лишь причине, что у Антона слишком много привилегий. Появился в банде по личному приглашению Влада, условия свои поставил, так теперь и слова ему не скажи, Влад сразу среагирует. Антон имеет огромное влияние внутри банды. Словно это уже не банда Влада, а его собственная. И когда Мишка с Генкой пытаются до Влада это донести, тот отмахивается, мол, у него всё под контролем, просто с Антоном нужно иначе. Он не какой-то обычный член банды, который подчиняется приказам главаря. Антон слишком умный для того, чтобы просто подчиняться. На все приказы он реагирует так, словно это его личное желание сделать что-либо, просто Влад его озвучил раньше. Но даже внутри этих приказов Антон всё равно умудряется сделать что-нибудь по-своему. И вот теперь из-за очередной его такой вольной выходки они с Владом стоят на крыше, обсуждая, как быть дальше. Пару дней назад они пришли поговорить с другой бандой в этом районе, слишком агрессивной и не видящей перед собой авторитетов. Тема разговора была о границах. Влад знал, что мирно они по району не разойдутся, постоянно будут претендовать на чужую территорию, а этот долбанный недострой с его крышей был слишком важен для детдомовской банды. Отдать его — всё равно, что попрощаться со свободой и навсегда запереть себя внутри серых стен. Нужно было чётко определить, кому что достанется, и оговорить, что при нахождении на чужой территории нужно всегда быть готовым к внезапному нападению. Влад не против сохранить за собой только недострой и не покушаться ни на какие уголки окраин этого района, бог с ним, всё равно далеко от детдома не уйти. Вот только вторая банда о переговорах ничего слышать не желала. Момент, впрочем, был выбран не самый лучший. У них, кажется, какой-то праздник был, что ли. В общем, они пили в своём старом гараже, когда Влад туда пришёл со своими. Извинившись за спонтанный визит, Влад предложил решить вопрос прямо сейчас. Завтра они могли выйти из-за стены, а на них тут же напали бы, как уже не раз бывало. Владу просто надоело это. Он не претендовал на порчу чужого торжества, не собирался отнимать много времени и вообще постарался быть каплю дипломатичным, но тут кто-то что-то вякнул, а вперёд полетела бутылка с недопитой водкой. Разбившись у самых ног Влада и вызвав оглушительный смех, она стала отправной точкой дальнейшего безумия. Обычно рядом с Владом, по правую руку, стоял Антон, что сразу показывало его место в этой банде. Но в тот раз Антон заявил, что ему вообще наплевать на разрешение этого конфликта, он идёт только потому, что Влад попросил. Да, Антону Влад не приказывал, во всяком случае, по его собственным словам. И пока Влад распинался о своих целях, а Мишка довольствовался местом справа, делая вид, что он такой важный, Антон, прислонившись к стене гаража, молча курил, скучая. До тех пор, пока монолог, не находящий ни у кого отклика, не прервал звук разбившегося стекла и громкий смех после. — Да вы охуели, пидоры ёбаные! — выкрикнул Мишка. — Скажи своей шавке, чтобы рот прикрыла, — обратился чужой главарь к Владу. — А там чё за подстилка стоит? Эй, я к тебе обращаюсь! У Антона много вопросов к логике главаря банды. Ладно, Мишка высказаться решил, поэтому его окрестили шавкой, но почему Антон-то подстилка сразу? Стоял, никого не трогал. Радоваться надо, что ему неинтересно. Но нет, ничему жизнь людей не научила. Он оттолкнулся от стены, откидывая окурок в сторону. Вальяжно вышел вперёд, тесня плечом Мишку в сторону, потому что обходить его банально негде. Гараж крошечный, удивительно, что его кто-то додумался превратить в базу для сборищ. — Смотри-ка, покорный какой, сразу пришёл, только позвали, — хмыкнул главарь. — Я-то, может, покорный, а вот тебе поучиться бы внимательно слушать. С тобой вежливо говорили, хотели быстро вопрос закрыть, чтобы ты со своими уродцами дальше пил в своё удовольствие, — Антон увидел, что кто-то из банды собирается его перебить, и показал жест, означающий просьбу заткнуться. — Я не договорил. Хотя бесполезно. Вы же только язык насилия понимаете. Всё это время Антон крутил между пальцев зажигалку. На последних словах щёлкнул ею, словно просто так, желая посмотреть на пламя, чтобы в очередной раз показать, как его обременяет происходящее. Однако вместо ожидаемого просто выкинул зажигалку вперёд. Пламя моментально охватило маленький столик напротив дивана, на котором расположилась часть банды. Бежали они тогда быстро, хотя своими действиями Антон создал неплохую фору, поскольку банда отвлеклась на пожар. С зажигалкой пришлось попрощаться, поэтому теперь Антон уже несколько дней использовал спички. — Завтра договорились, — произносит Влад. — Чем быстрее разберёмся, тем лучше. — Во сколько? — После шести. — У Лёши игра завтра. Опять не приду. И это единственное, что Антона беспокоит, ведь ни одной игры брата он ещё не видел. То на время уроков в школе попадали, а его ведь никто не отпустит, то на дела банды. Завтра «стрела», от которой ничего хорошего ждать не приходится, но, разрываясь между братом и Владом, Антон почему-то выбирает второго.***
Никто ему не поможет. Его все ненавидят, поэтому кричи или нет, но никто не придёт на помощь. Удивительно, почему не сбежали сразу, как только началась драка, оставив его одного разбираться с целой бандой поехавших придурков, думающих, что насилие — это весело. Наверное, остальным тоже было бы весело смотреть, особенно Мишке, как Антона медленно убивают. Они бы точно убили, потому что его всё равно никто не искал бы. Подумаешь, какой-то детдомовский подросток погиб на улице в драке, кому есть до него дело. Мелкие осколки больно впиваются в спину сквозь ветровку. Может, совсем не мелкие даже, но Антона это мало беспокоит, потому что больно до жути. Шевелиться вообще больно, а надо бы встать и пойти к стене. Как-то зайти в общежитие и не напугать Лёшу. Боже, Антон представляет, как может сейчас выглядеть... Почему так тихо? Он переворачивается на живот, медленно поднимается на колени и хочет оглядеться. Кровь из разбитой брови сочится к глазу, нужно постоянно её вытирать, пачкая рукав, а ещё лишний раз чувствуя осколки в спине. С другой стороны, не разбей тот идиот бутылку, Антон не смог бы ею потом его же и огреть снова. Правда, с более тяжёлыми последствиями явно. Вот он, кстати, лежит неподалёку. Честно говоря, наплевать двести раз, дышит ли, жив ли. Они сами вряд ли бы беспокоились. Тишина, разрезаемая только приглушёнными звуками проезжающих по улице машин, пугает. Пугает отсутствие людей, когда ещё несколько минут назад здесь была настоящая вакханалия, в которой попробуй разберись, где свой, а где чужой. Все смешались в одну тёмную кучу, издающую звуки ярости, ударов и бесконечного бега из стороны в сторону. Сейчас никто не бегает, все, кто мог, уже давно убежали. Конечно, еле волоча ноги по асфальту, слушая неприятное шарканье от подошв запачканных в земле и пыли кед, Антон осматривается и видит не только силуэт лежащего парня, бросившегося на него с куском разбитой бутылки. Вот и чья-то порванная куртка, палка какая-то, странный тёмный след и ряд маленьких капель, тянущихся от него в сторону гаражей. Значит, убегали не только свои, но и люди из чужой банды. Это радует, наверное. Возможно, они не проиграли, но об этом точно можно будет узнать гораздо позже. Под ногу Антону попадает что-то мелкое, и он думает, что это опять осколок бутылки или что-то подобное, однако... Антон останавливается и медленно наклоняется, протягивая руку, чтобы поднять невзрачный на первый взгляд предмет. Зелёное пластиковое кольцо. Сердце Антона пропускает лишний удар, потому что он знает, что это кольцо принадлежит Владу. Он носит его на правой руке, и Антон часто цеплялся взглядом за это кольцо, думая, где Влад мог его достать, а главное, зачем он его носит. Вроде бы у парней не принято увешиваться хоть какими-то украшениями, хотя Антон находит такие вещи красивыми, и, если бы у него что-то было, он бы тоже носил. Так вот, кольцо лежит у Антона на ладони, но как оно могло слететь с пальца Влада? Значит ли это, что с Владом случилось что-то серьёзное? Антон прислушивается к каждому звуку, чувствуя, что в голове немного шумит от последнего падения на землю, где помимо того, что собрал спиной осколки, ещё и ударился затылком, возможно, хотя почти не ощутил. До ушей доносится слабый хрип, Антон мгновенно поворачивается сначала в одну, потом в другую сторону, приглядываясь. Он замечает чьё-то тело, переброшенное через низкий железный заборчик, каким обычно огораживают небольшие, засаженные травой островки, нужные для увеличения озеленения района. Не понимая, кто этот человек, пытающийся подняться или хотя бы сползти на асфальт окончательно, Антон, тем не менее, осторожно подходит ближе. Если не узнает своего, то немедленно убежит. Но Антон узнаёт Влада. — А где остальные? — тихо и с трудом спрашивает Влад, когда Антон помогает ему подняться на ноги и чуть придерживает за плечи. — Походу, сбежали, — хмыкает Антон, смотря в сторону недостроя, за которым чернеет детдомовская стена. Путь близкий, но очевидно, что они будут добираться очень долго. Главное, сделать так, чтобы не попасться на глаза кому не следует. — Может, почувствовали вкус победы и гордо ушли, подняв голову, конечно, но что-то я сомневаюсь. — Почему ты здесь? — А где мне быть? Влад, признаться честно, не до конца может поверить, что из всей банды только Антон стал тем человеком, который нашёл его полуживого и помог подняться, а теперь намеревается довести до общежития. Просто Антон никогда не показывал особой привязанности к банде и их коллективу, всегда ставя себя отдельно. Он знал, что важен для их влияния, и пользовался этим, позволяя возвысить себя над ними. И Влад всегда считал, что в подобной ситуации, какая происходит прямо сейчас, Антон будет первым, кто никогда не придёт на помощь, позаботившись только о себе. — Я думал, ты умный, — произносит Влад. — Сбежишь, как только появится возможность. — Сбежать, оставив друга помирать, — это умный поступок? — А ты считаешь меня другом? — Влад удивлён и почти готов решить, что этого разговора не существует. Он всё ещё в полубессознательном состоянии лежит, перекинутый через заборчик. Антон, которого он знает, никогда не сказал бы таких вещей. — Нет, — быстро и решительно, чтобы Влад не сомневался ещё больше. — Но, как часть банды, разве я не должен спасать тебя? — Похоже, только ты так думаешь. — Ты из-за меня оказался тут и теперь еле идёшь. — Мы бы всё равно с ними однажды так столкнулись. С тобой или без тебя. Просто... — Слушай, заткнись, идти тяжелее, когда болтаешь. У Антона голова начинает болеть от того, что нужно думать над своими и чужими словами. Влад лишь усмехается. Им приходится ненадолго задержаться у самого разлома в стене, потому что слышатся голоса кого-то из взрослых неподалёку. Антон не оставляет Влада на этаже в общежитии, предоставляя дальше идти до комнаты самому, а спрашивает её номер и помогает подняться по лестнице, доводя до самой двери. Выглядят они оба так, что лучше бы никому постороннему не показываться. На удивление, по пути не попался ни один член банды. Видимо, не просто сбежали, а ещё и позапирались в своих комнатах, чтобы не трогали. Впрочем, кто в таком состоянии, как Влад, вообще захочет куда-то идти дальше своей кровати? — Ты один живёшь? — спрашивает Антон, замечая, что в комнате у Влада две кровати, но соседа нет. Даже по виду как будто никто комнату больше не занимает. — Уже полгода, но об этом никто не знает. — И почему? — Ну, не каждый будет рад жить вместе с главарём банды. Значит, сосед Влада, скорее всего, покинул комнату без ведома коменданта общежития и кого-либо ещё. Переехал, наверное, к своим каким-нибудь приятелям, спит там на полу на матрасе или выживает другим образом. В целом, Антона это мало беспокоит. В таком месте, где понятие личного пространства отрицается с самого начала, когда вы двенадцать лет живёте по двадцать и больше человек в одной комнате, ходите в общий душ на этаже с другими такими же многочисленными группами по очереди, стараясь управиться минут за семь максимум, собственный комфорт является высшей ценностью. Любая крупица свободы, пусть даже в таких мелких вещах, как возможность хотя бы пару часов в день находиться в одиночестве, будет выгрызаться зубами. Никто не пожалеет средств для этой цели. Поэтому даже если Влад выгнал своего соседа и угрозами или насилием запретил пересекать порог комнаты, Антон уж точно винить его не станет. — Пошли, — говорит Влад, кивая на дверь в ванную. — У тебя кровь на лице, бровь и губа разбиты, надо пластырем заклеить хотя бы. Ещё что-то повредил? — Осколки бутылки над лопатками где-то. Ветровку жалко, блядь. Голубая ветровка — единственная не серая вещь в гардеробе Антона и ещё нескольких воспитанников детдома. В рамках приезда какого-то богатого мужика, которому очень нужно было перед выборами в качестве главы района поднять свой рейтинг, его помощники доставили в детдом несколько пакетов с вещами. В основном, шмотки, похожие на те, что продавались на рынке в двух кварталах от детдома. Антон как-то вместе с бандой был там интереса ради и эти голубые ветровки ещё тогда заметил. Кое-какие деньги Антон вместе с Лёшей успел накопить, но они откладывали на будущую жизнь после детдома, поэтому тратить на ежеминутную прихоть в виде цветной одежды было бы слишком глупо. А тут такие же ветровки, штук двадцать, не больше, в пакетах принесли и начали раздавать всем желающим. Увидев мелькнувшую голубую ткань, Антон растолкал всех, лишь бы ему досталась одна ветровка. Да, на пару размеров больше, да, как выяснилось, не очень хорошего качества, раз разорвалась после одного серьёзного падения на асфальт, но это не отменяло её ценности в глазах Антона. Теперь же ходить в ней не представлялось возможным. В крови, порванная, вытертая о землю. Даже если попытаться отстирать и зашить, что Антон, например, умеет довольно-таки плохо, всё равно она уже не будет выглядеть презентабельно. Любой ткнёт пальцем и посмеётся, что Антон, как нищий, в обносках каких-то убогих ходит. Как бы ни была дорога ветровка, чужих постоянных насмешек она не стоит. — Я тебе новую куплю, — вдруг говорит Влад. — С чего это? — За то, что меня спас, ещё и кольцо нашёл, — Антон смотрит на палец Влада, куда вернулось зелёное пластиковое кольцо, и думает, что, возможно, это действительно равноценный обмен. Услуга за услугу, так сказать. Впрочем, Антон довёл Влада до комнаты далеко не в надежде получить какую-то благодарность. — Раздевайся давай, осколки вытащить надо. — Да я сам справлюсь. В крайнем случае, Лёшу попрошу. — Лёша твой в обморок грохнется, увидев такое. Оно тебе надо? Брата лишний раз волновать действительно не стоит. Лёша довольно впечатлительный человек, всё что угодно с ним может случиться, если увидит, как из спины Антона торчат куски бутылки. К тому же, даже сам Антон не знает, насколько там всё плохо, может, он сейчас сам в обморок упадёт. Антон зажмуривает глаза и стискивает зубы от боли, чувствуя, как третий мелкий осколок вытаскивается из его кожи. Пальцы сильно сжимают край раковины, кричать хочется, но явно не то место и не та компания рядом, чтобы показывать свою слабость. С другой стороны, наверное, могло быть и хуже, если бы Антон себе что-то сломал. Тут Влад ничем не помог бы, пришлось бы идти до медпункта, а оттуда проситься в больницу, что через пару улиц. — Ты невероятный, — говорит Влад. — Из тебя стекло вытаскивают, даже глаза не на мокром месте. Тебе хоть больно? — А ты стараешься, чтоб было? — Я наоборот аккуратно пытаюсь. Просто... не знаю. Вроде два года с тобой в одной банде, а мне кажется, что я и лет через десять не пойму, какой ты. — Уверен, что через десять лет мы всё ещё будем рядом? Однажды Влад, вроде как, по секрету сказал только Антону, что планирует делать после выпуска из детдома. Он подумал, что идея банды вполне себе неплоха и за стенами, можно легко заработать деньги и другие блага. Конечно, не самыми законными способами, но с другой стороны, никто не говорит, что их банда обязательно останется бандой именно в том виде, в котором существует сейчас. Они вполне могут превратиться в группу единомышленников, которые продолжат помогать друг другу и будут объединены каким-нибудь общим делом. Влад где-то вычитал, что так в девяностые образовалось очень много успешных теперь компаний. Да, на криминале и бандитизме, зато есть реальные примеры оправданности такого пути. В идеале Влад хочет, чтобы они остались в том же составе, что и теперь. Кроме него, другие члены банды примерно одного возраста, максимум с разницей в год. Основной костяк в виде того же Антона, Мишки, Генки, Ярика и ещё тройки человек — погодки, значит, выпустятся одновременно. Потом придут ещё четверо, которые чуть младше. За год, предоставленный Владу без них рядом, он сможет придумать, что делать с бандой дальше. Вот только есть две проблемы. Во-первых, нужно назначить кого-то главным вместо себя. Выбирать надо среди тех, кто на год младше, потому что если брать тех, что на два, то кто их станет слушать. Возраст в такие периоды жизни играет ещё слишком значительную роль. Во-вторых, Влад так и не услышал одобрения своей задумки от Антона. Причина в том, что сам Антон понятия не имеет, хочет ли связываться с бандой после выпуска. Нужно оно ему? Принесёт ли пользу, или он просто угробит свою жизнь, подтвердив все предсказания воспитателей и даже Лёши? Честно признаться, с членами банды Антон бы хотел распрощаться раз и навсегда после выпуска. Они ему неприятны, он знать их не хочет, тем более, вместе работать ещё сколько-то лет. Они относятся к нему с теми же чувствами. Единственный человек, с кем Антон хотел бы остаться, — сам Влад, но тут дело вообще не в банде и гениальных идеях её существования. — Шрамы могут остаться, — говорит Влад, проводя пальцем по следам от вонзившихся в спину осколков и видя, как Антон неприязненно морщится. — Ну, они украшают. Правда, не думаю, что тебя. — Ты, кажется, неплохо так приложился. Уже больше часа какой-то бред несёшь. Пальцы Влада перемещаются под подбородок, чуть приподнимая голову вверх. Антон смотрит на себя в зеркало, скашивая взгляд на стоящего рядом Влада. — Как же мне с тобой повезло. Всем нам.***
Нет ничего удивительного в том, что Лёша не хочет разговаривать со своим братом, который был непонятно где почти весь день и мог умереть на долбанной улице от рук каких-то придурков. Конечно, сначала Лёша испугался. До самой ночи он не выключал свет в комнате и не ложился спать, ожидая брата, а когда тот вернулся, надеясь, что Лёша не увидит его побитого лица, то ничего не придумал, что сказать. Всё понятно, Лёша волновался и места себе не находил, а Антон ни слова не произнёс, просто молча смотря на него снизу вверх, сидя на кровати. Утром Лёша делает вид, что существование брата его совершенно не интересует. Раз тот догадался вписаться в очередную «стрелу» своей банды, то догадается и дальше по жизни без Лёшиных беспокойств. Колька, сидящий вместе с ними за столом на завтраке, думает, как разрядить атмосферу, но та разряжается сама, когда рядом с Антоном на длинную лавку садится девушка. — Это же ты вчера спас Влада? — спрашивает она. Оксана. Девушка Влада и самая желанная девушка детдома. Каждый парень находит её безумно красивой, все шеи сворачивают, когда она проходит мимо, но не смеют даже голос подать в её сторону, потому что уже занята. И не кем-то, а самим Владом Смирновым, который может щёлкнуть пальцами, придут его друзья из банды, и от смельчака ничего не останется. Вероятно, во всём взрослом населении детдома есть только два человека, не заинтересованных в Оксане. Колька, потому что сохнет по тихой и скромной Таньке, вечно одиноко гуляющей по территории до самого вечера, поющей в школьном хоре и обожающей собирать опавшие листья в гербарий. Всё это Колька выясняет про неё постепенно, наблюдая издалека и пока не решаясь подойти и хотя бы немного поговорить ни о чём. Кроме Кольки, Оксана так же совершенно не интересует Лёшу. Что совсем неудивительно, ведь Лёша вообще как будто никем не интересуется. Сколько бы Антон ни пытался с ним заговорить об этом, Лёша либо быстро сводил разговор на нет, либо просто принципиально отказывался отвечать на дурацкие вопросы. Про себя Антон мог сказать только, что Оксана ему нравилась, потому что она нравится всем. Она — некий идеал девушки, и все критерии, какие только могут быть при выборе, выстраиваются от Оксаны. От внешности до манер, от жестов до увлечений. И вот, Оксана, всегда находящаяся где-то около своего влиятельного парня, вдруг на глазах у всей столовой садится рядом с Антоном и даже начинает с ним разговор. — Ну, допустим, — отвечает Антон, бросая взгляд на то, как Оксана перекидывает ногу на ногу и чуть задевает юбку рукой, оголяя колени. — Спасибо тебе, — она улыбается накрашенными в бордовый губами. Удивительно, только утро, а она уже выглядит так, словно сошла с обложки какого-нибудь журнала. Хотел бы Антон так же хорошо выглядеть, спустя десять минут от пробуждения. Впрочем, после вчерашней драки едва ли можно мечтать о красоте. — Я не знаю, что делала бы, если бы с Владом что-то случилось. Колька удивлённо распахивает глаза и нервно поправляет очки несколько раз. Присутствие Оксаны за их столом чуть-чуть смущает и даже есть как-то не хочется, потому что вдруг случайно подавишься или уронишь кашу с ложки на стол или на себя. Особенно неловко от того, что Оксана смотрит прямо на Антона, не обращая внимание ни на что вокруг. Изучает его профиль, дожидаясь, пока установит зрительный контакт в ответ. — Получается, я тебе чем-то должна, — произносит Оксана. — Ты мне точно не должна. Вот Влад вполне, но мы с ним уже договорились. — Это понятно, — пару раз Оксана барабанит пальцами по поверхности стола в задумчивости. — Но я всё равно хотела бы как-то отблагодарить тебя. Поверить не могу, все эти уроды просто бросили Влада там умирать! Как можно доверять после этого таким людям? — Не будет же Влад разгонять всю банду теперь. Просто он чуть лучше узнал тех, кем командует. Трусливые предатели, думающие только о своей жопе. — Ты так точно выразил мои мысли! — кивает Оксана. — Ну, ладно, ещё увидимся. Антон, верно? Антон кивает, а Оксана, вставая из-за стола, обводит взглядом столовую, в которой резко снизился уровень шума. Уходя по своим делам, она напоследок проводит ладонью по плечу Антона. — Что это было? — удивлённо спрашивает Колька. — Она знает твоё имя? — Мы с её парнем в одной банде два года, и я там следующий после него, — хмыкает Антон. — По крайней мере, по его словам. Наверное, он часто что-то говорит про меня. Во всяком случае, Антон надеется, что Влад не только ему вешает на уши, какой тот замечательный и необходимый для банды. Иначе это просто бесполезная лесть, никак не влияющая на положение в банде. Через месяц, семнадцатого октября, снова устанавливается вполне приемлемая погода, чтобы собраться на территории недостроя. Его удалось отстоять, и всё благодаря Антону, как громко заявляет Влад перед всеми. От Антона не ускользает злой взгляд Мишки, готового буквально прямо сейчас вцепиться ему в горло. Антон лишь хмыкает, чуть запрокидывая голову, смотря свысока. Приятно быть признанным и лучшим по сравнению со всеми. Да, высокомерно, но Антону нравится. Семнадцатого числа Лёше и Антону исполняется пятнадцать. Влад в качестве подарка и благодарности за спасение дарит Антону ту самую голубую ветровку, хотя та и оказывается снова не совсем по размеру, но Антон думает, что так даже удобнее. На праздник в честь возвращения недостроя и пятнадцатилетия банда зовёт Лёшу, вернее, Антон просто ставит их перед фактом, что отмечать будет исключительно вместе с братом. Конечно, Влад пытается сделать вид, словно Лёша для него такой же дорогой человек, как Антон, но получается довольно натянуто. Другие члены банды и не пытаются скрыть, как относятся к обоим близнецам. У Лёши на лице написано, как ему некомфортно и не хочется находиться на одном из этажей недостроя, обустроенного под место для сборищ. Компания совсем не для него, слишком шумно, много каких-то необоснованных криков по типу: «Да иди на хуй, чё встал? Пройти дай, олень!» Как будто сложно нормально разговаривать с теми, с кем, вроде как, занимаешься одним делом и считаешься приятелем. Странные у них отношения в банде, Лёша такого не понимает. Он старается держаться рядом с Антоном, потому что так чувствует себя в безопасности. Останься в одиночестве, и сразу кто-то докопается, скорее всего. Антон впихивает в руку Лёше стакан с пивом, говоря, что тот точно должен попробовать. Невкусно. Лёша кривится, закашливаясь и опуская стакан прямо на пол. — Ничего ты не понимаешь, — со смехом произносит Антон, закидывая Лёше руку на плечо. — Когда мы уже домой пойдём? Мне тут не нравится. — Тебе не нравятся мои друзья? Лёша отмалчивается. Брат сам в праве решать, с кем общаться, особенно, если, по его мнению, это обоснованно какими-то благими целями. Наверное, надо просто довериться ему. Антон же не дурак совсем, чтобы делать что-то, что ему совсем неприятно. — Я вернусь, — говорит Антон бодро, отходя куда-то в сторону, потому что его позвал к себе Влад. Когда он теперь вернётся, можно только гадать. Сколько бы времени Влад не потребовал, Антон всегда ему его даст. Лёша думает, что это связано с иерархией в банде. Нельзя отказывать главарю, верно? Но с другой стороны, несколько минут назад Влад крикнул Генке, чтобы забрал очередной стакан с пивом у Мишки, потому что тот начинает вести себя неадекватно, а никто не хочет испорченного праздника. Генка изобразил бурные попытки исполнить приказ, чуть позже налив Мишке ещё и что-то сказав ему на ухо, периодически кивая головой на стоящего одиноко Лёшу. Значит, не все тут слушают Влада лишь по той причине, что он главный. — Слышь, одинаковый, а чё ты не пьёшь и не жрёшь? — слышится рядом, и Лёша резко дёргается вбок, спасаясь от хватки Мишки за плечо. Лёша, может быть, поел и выпил бы, но пиво ему не нравится, а к этой еде он не притронется по одной простой причине — она ворованная. Это уже не в первый раз, когда Лёша становится свидетелем кражи. Антон почему-то это одобряет, даже сам однажды украл с подноса какой-то отошедшей за частью заказа женщины картошку фри. Лёша тогда с ним не разговаривал около недели, добившись того, чтобы Антон пообещал больше никогда не красть. Антон и правда больше не крал, но на его приятелей это не распространялось. Нынешнее торжество полностью организовывал Влад, и Лёша сильно сомневается, что он действительно потратил свои деньги на них с Антоном. Впрочем, даже если потратил, деньги всё равно отобраны у других воспитанников. — Я краденое не ем, — отвечает Лёша как можно увереннее. Агрессивные пьяные люди довольно пугающие, особенно если у них и без алкоголя в крови есть к тебе некоторые претензии на ровном месте. — Гордый, значит? Живёшь хорошо, что брезгуешь? — А о чём разговариваем? — весело спрашивает Антон, неожиданно появляясь за спиной Мишки и сгибая руку вокруг его шеи будто бы в дружеском жесте. Но судя по выражению лица Мишки, силы в этом объятии достаточно. — Я тоже хочу с вами поболтать. Мишка сплёвывает Лёше под ноги, бурча что-то о том, что терпеть не может тех, кто вечно прячется за чужими спинами. Мол, Лёша такой слабый, что за него постоянно вписывается брат, и это не то что смешно, это просто унизительно для парня. Короче, Мишка приходит к выводу, что Лёша не парень, о чём прямо и заявляет, тут же получая ощутимый удар в низ живота. — Следи за языком, а то сам парнем быть перестанешь, — на ухо ему вкрадчиво произносит Антон, отпихивая Мишку в сторону, где его уже подхватывает Генка, делано сокрушаясь, что просил же закончить пить. — Вот суки ебаные, весь праздник испортят вечно. Влад, какого хера я должен это терпеть? — Да ладно, слушай, — Влад миролюбиво разводит руками. — Мишка всё равно неадекватный, сейчас с ним бесполезно говорить. Ты даже если его побьёшь, он всё равно не осознает. Давай выпьем, а? — Ты учти, если ещё хоть одна тварь что-нибудь моему Лёше скажет, — Антон сбрасывает руку брата со своего запястья, игнорируя эту просьбу прекратить защищать его. Лёша и сам бы справился, если бы Мишка продолжал разбрасываться оскорблениями. Конечно, если бы в ход пошли кулаки, то у Лёши вряд ли получилось бы выйти из драки победителем. Лёша вообще не любит драться и не понимает смысла этого. — Антош, всё в порядке. Вот скажи, тебя задело? — обращается к Лёше Влад, и тот отрицательно мотает головой. — Ну, вот видишь? Они сами спокойно разобрались. Антон ничего не может с собой сделать. Как только он видит, что к Лёше подходит кто-то посторонний с явно недружелюбными намерениями, внутри просыпается агрессия по отношению к этому человеку, хочется немедленно приложить его лицом обо что-нибудь твёрдое, доходчиво объяснив, что лучше не соваться. Может быть, поэтому у них с Лёшей и нет друзей, кроме Кольки? Хотя вряд ли это можно назвать минусом. Среди детдомовских очень мало людей, с кем Антон хотел бы общаться. Когда от громких звуков музыки и нескончаемых разговоров начинает болеть голова, Антон выходит на крышу. Однако долго побыть в тишине не удаётся, потому что следом за ним на крышу выходит и Оксана, которая весь день провела рядом с Владом, что неудивительно, учитывая характер их отношений. Удивительно, почему вдруг она решила оставить его и прийти сюда. Вообще-то, по детдому ходит много слухов насчёт Оксаны. Конечно, почти все девушки завидуют ей, и для них нет ничего лучше, чем постараться испортить её репутацию до той степени, чтобы перестала быть центром внимания любого парня. Отсюда бесконечно возникающие сплетни про то, что с Владом Оксана только из-за его влияния. Удобно быть девушкой главаря банды, ведь это значит всегда получать всё самое лучшее и жить без особых проблем в условиях детдома. Вот только мало кто может осудить за такое. Любой человек здесь на месте Оксаны поступил бы точно так же, потому что все хотят счастья, причём, далеко не какого-нибудь возвышенного и всеобщего. Чуть позже начинают рождаться слухи о том, что Оксана совсем не верная девушка, у которой, кроме Влада, никого нет. Все знают, что количество её поклонников неисчислимо, а это повод подозревать, что Оксана вполне может проводить время в обществе других парней, общаясь с ними не только по-приятельски ради расширения круга знакомств. Кому-то кажется, будто у неё есть что-то с «вон тем высоким парнем из двадцать седьмой комнаты». Кто-то якобы видел своими глазами, как Оксана целуется с другим. А кто-то подслушал разговор двух парней о том, что один из них вчера вечером с Оксаной занимался некими непристойными вещами, которые даже вслух лучше не озвучивать. Собственно, репутация у Оксаны действительно спорная, но её это не беспокоит. Влада, видимо, тоже, потому что он явно лучше знает свою девушку. А вот Антон её не знает совершенно, на слухи тоже не ориентируется и только вопросительно смотрит, когда Оксана становится совсем близко к нему, опираясь спиной на парапет. — Есть ещё? — спрашивает она, указывая на сигарету между губ Антона. Он достаёт из кармана ветровки пачку, но Оксана быстро вынимает у него изо рта скуренную наполовину сигарету, долго затягиваясь. — Просто хотела быть уверена, что не заберу последнюю. — Странный выбор. Могла взять целую и без моих слюней. — Ты что, никогда не слышал о непрямых поцелуях? — Антон изумлённо выгибает бровь, заставляя Оксану коротко рассмеяться. — Я хотела тебе кое-что передать, кстати. Ты же знаешь, что в следующем году Влад будет решать, кто станет главарём вместо него? Всего лишь полтора года осталось до его выпуска, даже чуть меньше. Я думаю, он выберет тебя. — С чего бы вдруг? Кажется, по его мнению, я не очень-то сильно дорожу бандой. Зачем мне доверять её? — Просто потому, что это ты. Влад постоянно говорит о тебе, стоит упомянуть вашу банду. Ты для него незаменимый, он считает тебя умным и преданным. Честно говоря, я столько комплиментов не слышу от него. Впору начать ревновать. На этих словах Антон разворачивается к Оксане прямо, показывая, что заинтересован в продолжении разговора. — Мне стало любопытно, что за Антоша такой, раз мой тщеславный парень чуть ли не ставит его в один ряд с собой. Я наблюдала за тобой довольно долго и поняла, что ты действительно стоишь этого. Ты сильный, упрямый, гордый. Тебе плевать на других, потому что ты идёшь к своей цели любыми способами. Ты и правда в чём-то лучше Влада, — Оксана касается груди Антона пальцами, ведёт ниже до живота. — Я бы хотела, чтобы ты возглавил банду после него. — Думаешь, мои шансы увеличатся, если ты продолжишь делать это? — хмыкает Антон, перехватывая запястье Оксаны и отстраняя от своего тела. — Я думаю, что могу помочь тебе занять место Влада. — Всё зависит только от его мыслей. Если он решит, что я достоин, то так и будет. — А ты сам хотел бы стать главным? — Кто не хочет? — Вот именно. Неужели ты думаешь, что другие просто так смирятся с тем, что ты будешь ими командовать целый год? Тем более, Влад не хочет, чтобы его место досталось кому-то настолько легко. Есть ещё один кандидат, кроме тебя. Знаешь, кто? Мишка. И, поверь, у Мишки гораздо больше шансов, потому что за ним пойдут люди. Я же могу стать твоим союзником. Твоими глазами, ушами, руками. Оксана шепчет ему на ухо, словно боится, что кто-то может подслушивать разговор. Предложение заманчивое, но слишком неожиданное. Антон не знает, в чём смысл Оксане продвигать его, как кандидата на замену Владу. Если она в курсе, что за Мишкой пойдут люди, то не проще ли поддерживать его, убеждая Влада, что именно он станет достойным преемником? — Какая тебе выгода от этого? — спрашивает Антон, стараясь сохранять спокойствие, несмотря на ужасно близкий контакт с Оксаной. — Ты просто мне нравишься. Никто ещё не говорил Антону таких слов, за исключением, пожалуй, Влада. Вот только он всегда имел в виду нечто другое. Ему нравился Антон как исполнитель, как человек, который способен на нечто не поддающееся логике. Антон прекрасно знает, что в нём заставляет Влада восхищённо качать головой, и постоянно делает это, потому что приятно быть объектом восхищения. Однако Антон хотел бы большего, прекрасно понимая, что это попросту невозможно. Говоря о банде, то Антон уверен, что именно он должен возглавить её. Особенно в том случае, если Влад действительно рассматривает его как один из вариантов. Потому что, если Антон не станет бороться за место главаря, решив пустить всё на самотёк, тогда последний год в детдоме станет для него настоящим адом. И не только для него, но и для Лёши с Колькой, чего Антон допустить никак не может, ведь изначально связался с бандой лишь ради их благополучия и спокойствия. Опять же, если Антон возглавит банду, то за год сможет изменить в ней многое. Сможет даже уничтожить её, тем самым лишив весь детдом на какое-то время страха и угнетения. Это то, чего Антон желает в идеале. — А что Влад думает о том, что я тебе нравлюсь? — интересуется Антон, всё ещё не будучи уверенным, что Оксане можно доверять. Кажется, слухи о ней не врут, и поскольку Влад скоро уходит, она хочет успеть подготовить себе место под солнцем. — Ты и правда умный, — с улыбкой произносит Оксана. — Насквозь меня видишь, да? Но разве ты не делаешь то же самое? Всегда рядом с Владом, его верная правая рука, на которую можно положиться в любой драке. Ты стараешься, чтобы услышать, как он превозносит тебя перед всей бандой. Сидишь около него, смотришь внимательно, ловя каждое слово. Я не шутила, когда сказала, что наблюдала за тобой. Я всё знаю. — И что же ты знаешь? — не то чтобы Антону в самом деле хотелось играть в эти манипуляции. Сегодня у него день рождения, он уже достаточно выпил и устал, он бы с удовольствием ушёл домой вместе с Лёшей, но раз Оксана начала, то придётся ещё немного потратить время. Она думает, что умнее него, коварнее, что её шантаж более продуман, но проблема как раз именно в том, что они с ней хотят одного и того же — лучшей жизни. Только Оксана добивается этого путём отношений с Владом, а у Антона... — Могу и ошибаться, хотя почти уверена, что в этой жизни тебя волнует только два человека. Твой брат и мой Влад. — Так и есть. Видишь ли, пока Влад мне доверяет, я могу хорошо жить. И то, что ты это увидела, говорит только о том, что у тебя есть глаза. Как и у всех людей вокруг, представляешь? Америку ты мне не открыла своими наблюдениями. Есть что-то поинтереснее? — С каждой секундой ты начинаешь нравиться мне всё больше. Надо было обратить на тебя внимание раньше, чем на Влада. Мы бы с тобой горы свернули. Её поцелуй Антон принимает без лишних эмоций, про себя отмечая, что Оксана странная. Интересно, он так же выглядит со стороны, когда вдруг кидает горящую зажигалку в сидящих внутри гаража людей? Целуется Оксана требовательно, порывисто, и Антону приходится ей ответить по одной простой причине: его действительно волнуют только два человека — Лёша и Влад, но Оксане не нужно знать об этом. Пусть подумает над своими предположениями, посомневается. Пока она готова целоваться со всеми подряд ради хорошей жизни, Антон стремится к вершине из-за чувств к её парню.***
В ноябре Антон впервые идёт посмотреть на игру Лёши. Последний матч детдомовской сборной в этом году против команды какой-то близлежащей школы за выход в более крупное соревнование районного масштаба. Лёша очень волнуется, практически не спит ночь, и даже поддержка брата с Колькой его не успокаивает. Сильнее всего нервирует его первый выход в стартовом составе. Спустя долгое время, Лёше удалось доказать на тренировках и других играх, что он достоин быть в команде. Возможно, доказал он всё гораздо раньше, если не сразу, но тренеры не выпускали его больше, чем на десять-пятнадцать минут в конце. Дело снова было в Антоне. В том, как руководство детдома видело их с братом. — Понимаешь, в спорте немаловажную роль играет репутация, — объяснял Лёше после тренировки тренер. — Иногда даже если ты ничего плохого не делаешь, но твои близкие поступают неправильно, это может бросить тень на тебя. — Это же несправедливо, — удивлялся Лёша. — Жизнь вообще несправедлива. Что ему было делать? Просить Антона ради него уйти из банды? Требовать от тренера равного отношения ко всем игрокам? Идти к руководству детдома и бесполезно пытаться доказать, что они нарушают какие-то права, которые у Лёши, наверняка, есть, но он даже не может их сформулировать? Нет, Лёша выбрал другой путь и просто старался доказать, что никакого отношения к поступкам Антона не имеет. У того своя жизнь, а Лёша просто хочет играть в футбол, потому что это его мечта и цель. На улице довольно холодно, уже выпал первый снег, но практически тут же растаял. Периодически падающие с неба мелкие снежинки ложатся на жухлую листву вокруг поля, покрывая её тонким слоем инея. Колька дует в собранные лодочкой ладони, чуть подпрыгивая на месте, потому что Антон сумел найти им лучшие места, буквально в метре от поля и игры, но сидеть, правда, негде. А ещё Колька почти ничего не видит из-за запотевших стёкол очков и постоянно спрашивает у Антона, как там Лёша. Впрочем, даже если бы Колька мог неотрывно смотреть на игру, это не остановило бы поток вопросов с его стороны. Он совершенно не разбирается в футболе, да и в любом виде спорта, а Антон одно время даже тренировался вместе с Лёшей, помогая ему готовиться к отбору в команду, поэтому явно понимает больше. Незадолго до конца игры все вдруг останавливаются, судья поднимает руку, указывая на скамейки запасных. Незапланированный тайм-аут, потому что у кого-то из игроков испортилась экипировка. — Чё случилось? — Антон бросает их с Колькой места, которые едва не кулаками отбивал у каких-то пацанов, утверждавших, что они, в отличие от Антона, постоянные зрители, и им положено быть именно тут. Антон подбегает к скамейке запасных, оттолкнув в сторону одного парня из команды, потому что увидел растерянного Лёшу, которому что-то очень громко и требовательно высказывал тренер. — Ты ещё кто? Эй, почему у нас посторонние здесь? — выкрикивает парень, хватаясь за плечо Антона, но тот раздражённо скидывает его руку, посылая подальше. — Секунду, пожалуйста, я сейчас всё решу, — быстро произносит Лёша и вместе с братом отходит в сторону. — У меня кроссовки треснули, — объясняет он, показывая разорванную пополам подошву, заметно отходящую от ноги. — Судья заметил, сказал, что в таком играть нельзя. Тренер говорит, что если я не найду новые, то меня заменят, и я оставлю команду в меньшинстве. Если мы проиграем, то из-за меня, потому что больше замен нет. Антон вспоминает, как они с Лёшей откладывали деньги на эти кроссовки, как их заверял мужик на рынке, что они очень хорошие и чуть ли не вечные. И вот, пара игр, а кроссовки уже никуда не годятся. Но не это сейчас главное. Антон понимает, что Лёшу обвинят во всём, если он покинет поле. Кроме того, может быть, он потом никогда больше на поле не появится. — Снимай давай, — говорит Антон, а сам развязывает свои кеды. — В этом у вас играть можно? — В любом спортивном можно... Тош, ты больной, холодно же, — но Антон впихивает ему в руки кеды, стоя на земле в одних носках. — Блядь, Лёша, заткнись уже. Тебя никто ждать не будет, — чтобы брат пошевеливался, Антон пинает его порванные кроссовки куда-то далеко в сторону, завязывает ему второй шнурок и разворачивает, подталкивая к полю. — И только попробуйте проиграть после этого, — говорит себе под нос, возвращаясь босиком обратно к Кольке. До конца игры всего-ничего, потом в столовой чай горячий выпьет, и всё будет нормально. Это стоит того, чтобы увидеть, как Лёша забивает единственный и победный гол, выводящий команду в районное соревнование на будущий год. Антон бежит к брату через всё поле, запрыгивая на него, обвивая ногами и крича что-то бессвязно-радостное. Он так гордится Лёшей, так счастлив, словно сам играл и забил. Лëша чувствует эту гордость и радость за себя, крепко держа Антона навесу, а у самого сердце колотится так, что сейчас пробьëт грудную клетку. То ли из-за напряжëнной игры, то ли из-за сбитого дыхания от резкого прыжка Антона, то ли из-за Антона в целом. У него нос холодом обжигает щëку, и Лëша несколько раз шепчет, что люди же смотрят. Плевать Антону на людей, как и всегда, ведь для него не существует ничего, кроме Лëши сейчас. Пусть он, ни о чëм не думая, готов прямо босиком идти до общежития, Лëша заставляет сесть на скамейку, пока сам поблизости ищет свои порванные кроссовки, чтобы отдать брату обувь. Сколько бы раз Лëша за это время ни назвал Антона ненормальным, придурочным, совсем не думающим о последствиях своей заботы, тот только широко улыбается, продолжая восхищëнно смотреть на брата. — Ты понимаешь, у тебя получилось! Теперь никто больше не посадит тебя в запас. — Одна игра ничего не значит, — объясняет Лëша. — Просто случайно забил гол в конце. Не факт, что я буду забивать дальше и приносить пользу. — Будешь! Даже не смей говорить обратное! Я же знаю, что ты самый лучший в этой команде, и теперь все в этом убедились. Потом тебя заметят нужные люди в вашем районном соревновании, пригласят в настоящую команду, и ты станешь известным футболистом, как мы и планировали. — А ты будешь считать деньги каких-то бизнесменов, да? — с улыбкой спрашивает Лëша, получая в ответ уверенный кивок. Через неделю Антон заболевает. Это не в первый раз, когда он болеет, но обычно всë заканчивалось насморком и кашлем. Это не мешало Антону продолжать ходить на уроки, проводить время в банде и заниматься своими делами. Однако в этот раз у него поднимается высокая температура, встать с кровати — уже невыполнимый подвиг, и Лëше приходится сообщить о болезни Антона в медпункт, чтобы получить какие-нибудь таблетки. Однако их местный врач, придя в комнату для осмотра, заключает, что Антону срочно надо в больницу. В условиях детдома они не смогут справиться. — А мне с ним можно поехать? — обеспокоенно спрашивает Лëша, и врач, бросив на него понимающий взгляд, разрешает. В первый день Лëше удаëтся пробыть с Антоном до момента, пока его не кладут в палату, после чего просят выйти. Что пугает, так это совершенное отсутствие реакции со стороны Антона. Ему будто всë равно, где он и почему, есть рядом с ним брат или нет, хотя Лëша знает, что в ясном сознании Антон никогда не позволил бы кому-то прогнать от него Лëшу. Каждый день Лëша просит разрешение на выход за пределы детдома, чтобы посетить больницу, но там его не пускают дальше коридора около палаты. До самого вечера Лëша сидит у двери, разложив на скамейке тетради и учебники, делает задания за себя и брата, мысленно постоянно обращаясь к нему и повторяя, что всë будет в порядке. Обязательно. Не может человек так сильно болеть много дней подряд, скоро Лëше точно позволят увидеть Антона, а потом они вернутся к себе в комнату. Несколько раз вместе с Лëшей приходит Колька, которому никто разрешения на выход не давал, но он, вопреки правилам, покидал детдом через тот самый разлом в стене. Большого мужества стоило Кольке решиться на такое, но ради единственного друга можно рискнуть. С Колькой сидеть спокойнее, Лëша меньше думает о плохом, когда его снова не пускают внутрь палаты. Спустя неделю, медсестра наконец-то открывает перед ними дверь, но просит много времени не занимать и сильно Антона не беспокоить. У Лëши слëзы на глаза наворачиваются, а в груди сжимает болезненно, когда он видит бледного, сильно похудевшего Антона, бесцельно смотрящего в потолок. Глаза у него тëмные-тëмные, и Лëша зачем-то вспоминает, что в книгах такое выражение обычно называют стеклянным, вот только приписывают его чаще всего мëртвым. Лëша хочет самого себя ударить за такие мысли, но получается лишь расплакаться. Антон реагирует на всхлипы рядом, чуть наклоняет голову и тихо спрашивает, что случилось. Лëша закрывает лицо ладонями, пытаясь остановить слëзы, но ничего не получается. — Слава богу, ты жив, а то мы уже чего только не думали, — берëт всë в свои руки Колька, но понимает, что подобрать более удачные слова тяжело. — Кто знает, — произносит Антон. — Тебе же лучше, правда? — Не очень. Температура чуть ниже, хотя бы в своëм уме теперь. — А что тебе говорят? Тебе вообще что-то говорят? Антон глухо смеётся и тут же сбивается на кашель. Конечно, ему много чего говорят. Например, удивляются, как он в свои пятнадцать уже может вовсю портить организм алкоголем и сигаретами, неужели не думает, что это сильно влияет на здоровье. Спрашивают, почему такой худой, неужели еды в стране не хватает. И откуда эти свежие шрамы над лопатками? Антона бесят дотошные вопросы и пристальные рассматривания едва не под микроскопом каждого миллиметра его тела. Ему и так шевелиться лишний раз тяжело, а тут постоянно давят на мозг якобы беспокойством. Отпустили бы обратно уже, он бы пару дней отлежался в комнате, и всё точно вернулось бы на круги своя. Не то чтобы Антон совсем не доверял врачам, просто никогда с ними раньше не сталкивался за пределами ежегодных медосмотров в детдоме, проводившихся больше для галочки. — Лёш, хватит рыдать, я прошу тебя, и так плохо, — чуть резче и громче говорит Антон, заставляя брата быстро собраться, вытерев слёзы рукавом. Он садится на край койки, стараясь делать вид, что всё в порядке, просто он очень соскучился. Антон просит рассказать, что произошло в детдоме, пока его нет. Выясняется, что особо ничего. Лёша монотонно вспоминает вместе с Колькой, кто какую оценку получил на последней контрольной по математике, натянуто смеётся с какого-то дурацкого случая на их этаже. Под эти рассказы Антон быстро засыпает, и Лёша понимает, что им пора уходить, потому что время позднее. Однако он верит, что завтра им разрешат снова зайти в палату и поговорить. Им действительно разрешают, и так начинаются долгие паломничества друзей на новое место жительства Антона. Ему медленно, но всё-таки становится лучше. Говорит, что есть даже хочется, когда Лёша рядом. Слушает, как тот читает ему параграфы из учебников, но практически тут же отключается, уставая. Температуры больше нет, но слабость во всём теле невероятная, поэтому просто сесть, подложив под спину подушку, становится непростым испытанием. Но Антон упорно продолжает шевелиться, а через пару дней пробует встать и пройтись по палате. Ему хочется доказать врачам, что уже пора отпускать его домой, потому что больничная палата ничем не лучше детдомовской комнаты. Попытки подняться приводят к тому, что у Антона кружится голова и темнеет перед глазами. Ухватившись за подоконник, он остаётся стоять на ногах и заявляет, что всё нормально. Врачи, однако, его успехам не радуются, лишь сетуют, что не вовремя расходует не восстановившиеся до конца силы, тем самым, только отсрочивая своё полное выздоровление. — С вашим сотрясением мозга вообще не стоит думать о выписке до середины декабря, — строго говорит врач. — Каким ещё сотрясением? — не понимает Антон. — Вы когда в последний раз сильно ударялись головой? Антон не знает, какой именно раз стоит назвать. С другой стороны, как понять, сильно он ударился или нет? Считается ли то падение во время драки? Или, может, тот раз, когда Мишка вцепился в него ни с того, ни с сего, приложив о стену? Или когда Антон не заметил разлитого на полу в столовой компота и поскользнулся, ударившись виском о край стола? Значит, до середины декабря его тут точно продержат. В то время как Антон уже начинает чувствовать себя совершенно обычно, ни на что не жалуется, врачи почему-то продолжают проводить непонятные осмотры и обследования, выражая беспокойства по любому поводу, но при этом не называя никаких диагнозов. Впрочем, оно и к лучшему, ведь Антон знает, что если с ним что-то не так, то Лёша сразу же помрет от ужаса. Нет, сначала он будет долго рыдать, заранее хороня брата, потом загонит себя в апатию, перестанет спать, будет волноваться каждую минуту и пустит под откос свою стабильную жизнь. Даже действительно находясь на пороге смерти, Антон такую ответственность на себя не возьмёт. Больничная обстановка раздражает. Антон смотрит из окна на то, как улица покрывается снегом, вырастают сугробы, уже в четыре часа включаются тусклые фонари, а вокруг становится отвратительно темно. Антон никогда не любил зиму. Холодно, все ходят какие-то невесёлые, уставшие, самому постоянно хочется лечь и уснуть из-за отсутствия солнца. А ещё этот лёд или рыхлый снег, по которым невозможно ходить. Да и близящийся Новый год никак не помогает улучшить настроение, потому что в детдоме этот праздник радостен только младшим воспитанникам. Для старших не проводят ёлок, им не дают сладкого на десерт или хотя бы маленьких подарков, общежитие даже в холле при входе не украшается. Каждый отмечает по-своему, обычно тихо и скромно, перебросившись со своими соседями после полуночи краткими поздравлениями. Антон ещё не знает, что 2006-й год в этот раз будет встречать в больнице. Без Лёши, Кольки и вообще кого бы то ни было знакомого.***
2006-й год
— Так со мной всё в порядке? — спрашивает Антон у врача, что-то записывающего в кучу листов, которые Антон должен будет передать руководству детдома для своего личного дела после выписки. — Теперь да. — И вы держали меня здесь хренову тучу времени, чтобы сказать, что всё нормально?! — Это сейчас с вами всё нормально, Антон. Лет десять точно поживёте. Но если начнёте следить за своим здоровьем и откажетесь от вредных привычек, может, проживёте и подольше. Вам повезло с генетикой. — Такой вы оптимист, конечно, — фыркает Антон, кривя верхнюю губу. Уже завтра он сможет отправиться обратно в детдом. В середине января, чёрт возьми. Новый год он встречал в больнице без своих друзей, только с двумя соседями по палате, которые появились незадолго до конца декабря. Эти парни не были знакомы, но быстро сдружились, как и их родители, частенько навещающие их. Смотря на то, как мать одного парня заботливо ставит на тумбочку несколько пакетов с фруктами, достаёт их, уходит помыть и потом режет, чтобы сыну есть было удобнее, Антон испытывал некоторую зависть. Ему фруктов не приносили, довольствовался исключительно больничной едой, такой же отвратительно серой и безвкусной, как детдомовская. Один раз, правда, Лёша принёс, спрятав под курткой, целую тарелку макарон с сыром. На вопрос, как ему удалось получить вторую порцию и вынести её из столовой, если существует строгий запрет, Лёша отмахнулся и чуть позже заявил, что пришлось фактически украсть. Конечно, Антон ни разу не поверил, что брат пошёл на кражу. Лёша слишком честный и правильный для этого, скорее всего, просто не ел за ужином сам, решив сохранить более разнообразную еду для брата. — Давай пополам, — сказал Антон. — Я поел, правда. Тебе нужнее. — Не ври, а ешь, — Антон протянул к его рту вилку с несколькими макаронинами и, пока Лёша не открыл рот, не убирал. Соседи по палате с Антоном особо общаться не хотели, да и он не горел желанием. Ему хватало брата и Кольки. Когда те уходили, Антон обычно сразу ложился спать, иногда, правда, дожидался ужина. Несколько раз он отправлялся гулять по больнице, чтобы не видеть, как заботливые родительницы снова пытаются накормить своих сыновей и как-то развеселить. Те ещё лица кривили, мол, они не просили всего этого. Один из парней после того, как посещение закончилось, отпихнул от себя предложенные яблоки, заявив товарищу, что ему поперёк горла собственная мать с её пустыми беспокойствами. И вообще, лучше бы не приходила, он бы хоть отдохнул. Лёша как раз тогда объяснял Антону задание по литературе, но отвлёкся, услышав недовольство на соседних койках. Обычно терпеливый и спокойный Лёша вдруг подошёл к тому парню, отказывающемуся от материнской заботы, и со словами: «Да как ты можешь говорить про неё такое?» — долго не мог остановиться, яростно защищая совершенно постороннюю женщину, которую видел всего пару раз. Парень и его товарищ явно остались под впечатлением, особенно когда Лёша замолк и, бросив на них уничтожающий взгляд, громко хлопнув дверью, вышел из палаты. Таким злым Антон своего брата не помнил, но нет ничего удивительного. — Я всё спросить хотел, — сказал парень в Новый год, когда они с другом решили пригласить Антона поесть вместе с ними принесённую из дома вкусную еду. Съесть надо было быстро, чтобы утром никто из персонала на нашёл и не сделал выговор за нарушение режима. — Чё тогда твой брат на меня накинулся? — Просто мы детдомовские. Никогда своих не видели и это, ну, больная тема, что ли, — пожал плечами Антон. — Лёша та ещё мать Тереза, конечно. В Новый год Антон впервые за долгое время увидел украшенные мишурой коридоры, вырезанные из бумаги снежинки на окнах и даже гирлянду на стойке регистратуры. Это немного подняло настроение, но радость быстро прошла, когда Антон понял, что никто с ним отмечать не будет. Видимо, не выпустили. Теперь же он уверен, что завтра Лёша с Колькой придут его встретить. Не то чтобы возвращаться обратно в детдом сильно хотелось, но выбора у Антона всё равно нет. К тому же, там хоть можно по территории ходить, в отличие от больницы, где ты заперт внутри здания, а зачастую и внутри своей палаты. Вещей у Антона немного, собраться успеет завтра, а пока есть возможность похвастаться перед соседями, что, в отличие от них, скоро отправится на волю. Однако Антон не успевает дойти до палаты, замечая в коридоре перед ней человека, которого мечтал увидеть на протяжении всей своей болезни, но точно не ожидал встретить именно сейчас. — Живой всё-таки, — и крепкие объятия от него заставляют ноги подогнуться. Антон еле удерживает в руке свои листы. — Ты пришёл? — не верит Антон, снова всматриваясь в лицо Влада. Он тут один, без банды, словно хотел лично убедиться, что с Антоном всё хорошо. — Раньше хотел, но сначала не знал, что ты попал сюда. Они садятся на скамейку перед палатой. Антон был уверен, что Влад не придёт. Ему и не нужно, в конце концов, кто Антон такой, чтобы его навещать. Вернётся, значит, вернётся, а если нет, то с этим всё равно ничего не сделать. — Потом дела кое-какие решить нужно было, сам понимаешь. Пришлось ловить твоего брата, чтобы узнать, куда ты пропал. Лёша не особо хотел разговаривать... Представляешь, ему хватило смелости сказать мне, чтобы я не смел к тебе приходить! Мол, я ничего хорошего для твоей жизни не делал никогда, значит, не имею права навещать. — И ты испугался, раз не пришёл ни разу? — Ах, да если бы, — смеётся Влад. — Там просто случилось кое-что. Похоже, у нас вторая банда появилась, и она явно плохо к нам настроена. Раньше в детдоме всегда существовало несколько банд. Они нередко устраивали столкновения друг с другом, поскольку каждый хотел больше власти внутри детдома. С появлением банды Влада, другие быстро сошли на нет. Разумеется, благодаря прямым действиям с его стороны. Кому-то Влад предлагал присоединиться к себе, но если получал отказ, то несогласная банда становилась целью. Антон и сам не раз принимал участие в уничтожении очередной мелкой и слабой банды. Запугиванием, насилием, другими методами, итог был один. Оставшись единственной бандой детдома, самой сильной и влиятельной, Влад решил, что можно заняться окружающим районом. Они отвлеклись на внешних соперников, совершенно забыв о том, что внутри детдома могут появиться противники взглядов Влада. Те, кто тоже хочет хорошо жить, никому при этом не подчиняясь. И вот, теперь это вылилось в создание второй банды, уже угрожающей Владу и его компании. — Значит, теперь будем бороться с этой бандой? — спрашивает Антон. — Ничего другого не остаётся. Видишь ли, мы зря тратили силы на недострой и территорию вокруг и упустили нечто поважнее. — Почему зря? — А оно достанется кому-то другому. Случилось кое-что очень плохое, пока тебя не было, — лицо Влада заметно мрачнеет. — У нас перестроили стену. У Антона сердце проваливается в пятки. Он понимает, что перестройка стены может означать только одно — разлома, через который они выходили на свободу, больше нет. И, похоже, стену перестроили так, чтобы никто больше не мог выйти без разрешения с территории. Ему хочется прямо сейчас со всех ног броситься к стене и проверить. Этого просто не могло произойти за такой короткий промежуток времени. Антон пятнадцать лет жил в детдоме, и все эти годы руководству дела не было до разлома. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о его существовании и том, что воспитанники тайно покидают детдом. Однако никто ничего не предпринимал. И вот, с наступлением нового года, вдруг решили озаботиться этой проблемой. Но заделанная стена, ставшая ещё немного выше, перекрашенная в белый и голубой, всё с той же ужасной колючей проволокой сверху стоит прямо перед Антоном, когда он подходит к ней, касаясь ладонью. Холодная. — Нет-нет-нет, — шепчет Антон, не веря. Стоящий позади него Лёша опускает взгляд в снег. Он ничего не говорил брату, потому что знал — тот точно сбежит из больницы в то же мгновение. Разлом в стене слишком много значил для него. Его свобода, которую отняли в один миг, да ещё и тогда, когда он ничего не мог с этим сделать. Наверное, если бы Антон видел, как стену возводят заново, ему было бы в сто раз хуже, однако... — Нет, точно должен быть выход! — восклицает Антон и, отойдя подальше, резко разбегается. Он хочет зацепиться за край стены, подтянуться и перелезть через неё, доказав, что ничего не кончено, свобода существует. Однако ноги скользят по стене, Антон падает на снег, но тут же поднимается, чтобы попробовать снова. Один раз у него почти получается, только руки касаются не стены, а проволоки, оставляющей несколько ранок на коже. Антон раздирает их в кровь, упорно пытаясь добиться своей цели, но продолжает падать на снег, пачкая в крови и его. — Тош, я прошу тебя, хватит, — тихо говорит Лёша, обнимая со спины. — Ничего не получится. — Нет! Ради чего он боролся? Ради чего отбивал вместе с бандой недострой? Все усилия были напрасны, потому что кто-то одним щелчком пальцев сумел лишить его желанной свободы, опять заточив внутри серых стен, от которых можно сойти с ума. Антон не хочет верить в это, но он бессилен, у него ладони в крови, и это самое прямое доказательство его проигрыша. Вот только свободу Антон потерял гораздо раньше, а не с перестройкой стены. Он сам отказался от неё, когда ответил на предложение Влада.