***
Кубковый матч с «Крыльями» заканчивается со счётом 2:1 в пользу «Юпитера». Они проходят в одну восьмую финала, и это, насколько все могут припомнить, впервые для них. В прошлогоднем розыгрыше всё кончилось значительно раньше, поскольку команда была больше сосредоточена на том, чтобы выйти из ПФЛ в лигу выше. Однако самым ярким событием прошедшей игры становится отнюдь не понимание собственного достижения, а дубль Баринова, благодаря которому оно состоялось. Первый гол получился совершенно случайным, можно сказать, им просто повезло, что мяч попал Диме на ногу, и тот пробил на удачу. Мяч пролетел метров двадцать сильным ударом и влетел в ворота, пока вратарь «Крыльев» даже не предполагал подобного исхода. Не предполагал этого и сам Дима, очень удивившийся, когда команда налетела на него с радостными воплями. Впрочем, осознав произошедшее, Дима тут же бросил заинтересованный взгляд в сторону тренерской скамейки, где быстро отыскал непроницаемое выражение лица Лёши. Потом «Крылья» сравняли, но на пятой добавленной в конце матча минуте Дима забил со штрафного. Штрафной ему доверили лишь по той причине, что обычные их исполнители уже были заменены. И у Димы получилось вырвать для команды победу. Впрочем, для него это имело второстепенное значение. Он выиграл у Лёши спор, подтвердив сказанное: «Я очень удачливый человек. Всё, чего я желаю, оказывается у меня». Лёша же человек честный. Он обещал, если Дима выиграет спор и забьёт хотя бы один мяч в ворота соперника, то он даст ему свой номер телефона. Дима забил даже два и хотел выпросить ещё какую-нибудь награду за это, однако Лёшин взгляд пресёк намерения. Итак, с вечера среды у Димы был в распоряжении Лёшин номер, и он не собирался попусту тратить время, ничего с этим не делая. Возможно, для Лёши начинаются одни из самых худших дней в его жизни, потому что теперь каждое утро и каждый вечер он неизменно видит иконку непрочитанных сообщений от очевидного абонента. Дима шлёт ему идиотские нелепые открытки с посланиями, вроде: «Доброго утра и хорошего дня!», «Счастливого доброго утра! Пусть сегодня вам целый день везёт!», «Сладкой ночи, ярких снов, добрых и приятных слов». Лёша и рад бы игнорировать, помечая прочитанным, даже не открывая сообщение, но личные убеждения не позволяют. Вдруг однажды Дима пришлёт что-то серьёзное и важное, как изначально он обозначал в своём желании попросить номер телефона. Тем не менее, Дима не ограничивается только открытками. Периодически он записывает голосовые сообщения, как будто не умеет писать, и Лёше приходится слушать две-три секунды какой-то бессмысленной информации, где Дима обычно сообщает, что сегодня в столовой была вкусная каша, не то что вчера. — Если ты продолжишь присылать мне всякую чушь, я заблокирую тебя к чёрту, — раздражённо говорит Лёша ему, встречая по пути к тренировочному полю. — Да, ладно тебе. Это же весело. Я просто хочу поднять тебе настроение, — Дима невозмутим и глупо улыбается. Лёшу это бесит. — У меня и без тебя всё прекрасно! — Заметно. Так только от радости и орут. На прошлой неделе без какого-либо контекста после тренировки Матвей вдруг решил поднять вопрос о том, почему они занимаются в тишине. Мол, что в молодёжке, что во взрослой команде, откуда он перешёл, все тренировки проходили под музыку. Это помогает держать ритм условной разминки, а ещё просто развлекает, не давая загрузиться не только мышечно, но и мысленно. Здесь же, в «Юпитере», недолго свихнуться, пока вокруг лишь звуки тяжёлого дыхания, чьи-то тихие разговоры, за которые постоянно прилетает, и ветер, шевелящий листву на деревьях за забором. Большинство игроков начинают задумываться не о том, отчего эффективность тренировки пропадает. Всё это Матвей озвучил напрямую Дзюбе, даже не использовав для передачи сообщения Шандыбина. Да и вообще, в последнее время многие игроки перестали прятаться за спиной своего капитана, начиная понемногу привыкать к тому, чтобы решать насущные вопросы от собственного лица. Возможно, Шандыбин решил отстраниться от коллектива после ситуации с Исаковым. Возможно, сами игроки не могли доверять ему как раньше. — Хорошая идея, — выслушав предложение Матвея, произнёс Дзюба. — Миранчук, займись вопросом! — Я вам кто, диджей? — вполголоса ответил Лёша, закатывая глаза. Конечно, он не собирался выбирать какую-то музыку для команды, чтобы им было веселее тренироваться. Честно говоря, он вообще не понимал, в чём проблема делать это как раньше. Во время обучения в академии никакого фона на тренировках у Лёши не было, разве что, окрики тренеров. Потом, в клубе, практически все вокруг тоже считали, что музыка отвлекает, и слишком уж теряется серьёзный настрой. В основном, нуждались в ней иностранцы, но они обычно сбивались в свои маленькие группки, где постоянно что-то обсуждали, решали, через штатного переводчика передавали все свои проблемы. Периодически включали себе какие-то известные в их странах композиции для атмосферы. Наверное, скучали по родине, только так Лёша мог понять их. Матвея поддержал Арсен, который в общекомандном чате предложил всем скинуть по две-три любимых песни. Тогда получится плейлист из шестидесяти плюс-минус треков, чего вполне хватит для тренировки. Потом, когда надоест, можно предложить что-то убрать и на что-то заменить. Чужие вкусы осуждать было запрещено, каждый должен иметь возможность внести свою часть в общее дело, а также получить шанс услышать во время забега вокруг стадиона свою любимую песню, которая могла бы поднять дух. После того как в течение недели все определились со своими предпочтениями, Арсен отметил в чате Лёшу, чтобы он перекинул выбранное на флешку. Это было странно. Лёше пришлось прослушать почти до конца каждый трек, чтобы удостовериться, что он будет в хорошем качестве без всякой рекламы посреди слов, ибо с бесплатных первых попавшихся сайтов станется. Тем вечером Лёша узнал, что кому-то нравится тяжёлый рок на финском языке, кто-то фанатеет от итальянских напевов времён семидесятых, а Олег, например, решил сильно не стараться и скинул едва ли не первые композиции, отмеченные в разделе «Музыка для тренировки». Дима Баринов отличился и тут. Возможно, зная, что Лёше это разгребать, он опять захотел поиздеваться, ибо ни в каком адекватном состоянии песни Михаила Круга для тренировки выбрать нельзя. Наступил день опробовать предложенный Матвеем метод. По такому поводу Лёше пришлось ещё обратиться к Черышеву с просьбой выдать им какой-нибудь магнитофон, если такой в клубе вообще имеется. Команда приходит на тренировку в приподнятом настроении, словно у них должна быть вечеринка, а не стандартное выполнение упражнений. Арсен умудряется спорить с Гришей о том, чья песня будет первой, и каково же их разочарование, когда ничья песня не начинает играть. Людям, подобным Олегу и Шандыбину, вообще всё равно подо что тренироваться, а Лёша уже и не помнит, кто какие треки предлагал, чтобы удивляться. Играет что-то и ладно. — Что за пидорские стенания? — кривится Исаков, косясь на магнитофон. — Кто предложил эту парашу? Большинство услышавших его вопрос пожимают плечами, снимая с себя подозрения. Лёня, однако, не успокаивается. Ему ужасно не нравится выбор песни. То ли он не понимает, на каком языке поёт какая-то мужская группа, то ли он просто чувствует в этом некий подтекст, не совпадающий с его убеждениями. — Ты заебал, нормальная песня, — произносит Арсен после очередной порции возмущений. — Пидорская. — Слушай, тебе ли рассуждать об этом? Напомнить, кто к Антону на вечеринке лез? В этот момент дверь зала открывается, и внутрь входит Саша, стараясь максимально не мешать процессу. Он подходит к Лёше, что-то быстро на пальцах пытается ему объяснить и протягивает флешку. Музыка обрывается к громкому счастью Исакова, когда он понимает, что произошла какая-то ошибка. Саша ловит его недовольный взгляд и возмущённый возглас кого-то из команды о том, что никого, кроме Лёни, песня не беспокоила. Для Саши почти личное оскорбление слышать подобное. Это одна из его любимых песен, между прочим. — Сейчас бы «War of Hormone» считать песней для геев. Почитай перевод, чмо необразованное, — бросает Саша перед тем, как покинуть зал. Напоследок он слышит несколько смешков, направленных в сторону Исакова, которого перекашивает от гнева. Его только что обозвал какой-то клерк, которого он даже по имени не знает. Лёша закатывает глаза, чувствуя себя, по меньшей мере, в цирке. Или в детском саду, где пятилетки ссорятся из-за цвета фломастеров. Он знал, что это была плохая идея, и если к концу тренировки все не передерутся по поводу музыкальных вкусов, то нужно будет объяснить Матвею, почему в их коллективе такие вещи совсем не сплачивают, а только разобщают и без того неустойчивую группу. Но раз уж они договорились сегодня тренироваться под музыку, то Лёша без лишних слов нажимает на кнопку воспроизведения снова. — Кольщик, наколи мне купола! — раздаётся из динамиков. Баринов радостно тянет: «О, моя пошла! Арсен, я выиграл!»***
Антон смеётся, зажмуривая глаза, когда Федя губами касается солнечного сплетения. — Эй, мы так никогда никуда не двинемся, — хотя не особо и хочется, но вроде как нужно чем-то заняться в оставшиеся свободные часы. Вещи собрать, например. А то как разбросать их по квартире, так это быстро. — Ты обещал показать мне Саратов. И я сейчас не про это, — Антон указывает пальцем на татуировку кирпичной стены на груди у Феди. — Это я каждый день вижу. — Да что там показывать-то? Экскурсовод из меня так себе, — говорит Федя. — Ты тут жил восемнадцать лет, вообще-то! А я мир не видел все двадцать семь. — Ну и что ты хочешь? Чтобы я тебя к своей школе отвёл? — Да хоть куда. Антону и правда без разницы абсолютно. Ему хватает понимания, что он в другом городе, который достаточно далёк от Москвы, чтобы возвращаться в неё нужно было на самолёте, и поэтому, даже если Федя покажет какие-нибудь убитые временем гаражи, Антон будет только рад. Ведь это саратовские гаражи, а не те, в которых он когда-то раскидывал горящие зажигалки, пытаясь припугнуть одних «держателей района». Однако они не могут тянуть до бесконечности — вечером им нужно быть в аэропорту. Вряд ли потом Антон снова окажется в Саратове, чтобы оставить осмотр города до следующего раза. Конечно, если Федя не захочет снова позвать Антона для какой-нибудь работы. Вопрос с Ильёй они решили окончательно закрыть тем же вечером, когда Антон признался, что у него ещё полно секретов из прошлого, о которых он не может рассказать целиком и сразу. Потом Федя, вроде как, чуть ли не признался Антону в любви, тот растерялся, надолго замолчал и не придумал ничего лучше, кроме улыбки, а потому сильнее сжал Федины пальцы, хотя куда уж было сильнее. Будто бы Федю это устроило. Будто бы ему ничего и не нужно было в ответ, однако Антон сомневался. Лучший способ избежать нежелательных обсуждений — переключить внимание, как считает Антон. Так что, ещё вчера он предпринял попытку уговорить Федю просто походить по городу и что-то посмотреть. Они решали до обеда, куда пойти, чтобы это было хотя бы немного интересно и соответствовало вкусу Антона, но особо ничего не придумали. Тогда Антон предложил выйти поесть где-то за пределами дома. Они дошли до небольшого уютного кафе за несколько улиц от Фединого двора, и всё, что запомнил Антон там, — ужасно вкусные эклеры. Лучшие эклеры в жизни Антона среди всех, которые он когда-либо пробовал, пусть и пробовал Антон не так много. Он вообще любит сладкое, потому что в детстве его никогда не получал по разным причинам, но мечтал вырасти и обязательно попробовать всё, начиная с обычных плиток шоколада, заканчивая чем-нибудь совсем неизвестным вроде флана, про который однажды прочитал Колька в энциклопедии. Про эклеры из совершенно незнакомого саратовского кафе Антон вспоминает уже второй день, о чём постоянно говорит Феде, вызывая у того логичные вопросы: — Хочешь снова сходить туда? Или, может, возьмём их с собой? Антон и рад бы, но он хотел бы такие эклеры в Москве, однако довезти их никак не получится. Ему остаётся только грустно вздыхать, сожалея, что в Москве такого кафе нет. После этого они пошли в парк неподалёку, потому что Антон решил: раз уж выбрались из дома, нужно прогуляться хотя бы по окрестностям. Федя рассказал, что в его детстве парк был больше, а теперь с двух сторон его части отдали под постройку многоквартирных домов. Федя считает, что эти высотки совершенно не вписываются в общий пейзаж района, но ничего не сделать всё равно. Антон же спрашивает зачем-то, кто построил эти два конкретных дома, какая фирма, и когда Федя пожимает плечами от незнания, Антон как будто догадывается сам, хотя откуда ему знать, чем выделяются постройки определённых строительных фирм. Посреди неспешной прогулки по парку, где они некоторое время стояли перед небольшим прудом, смотря на упорно ждущего результата пожилого рыбака и двух детей, набирающих воду в ведёрки, начался дождь. Сначала несильный, просто редкими каплями оставляющий маленькие пятна на песчаных дорожках. Небо приобрело серо-сиреневый оттенок, капли превратились в струи, и дождь заставил людей спешно покинуть парк, в лучшем случае встав под ближайшее дерево в надежде, что скоро всё кончится. Нужно было возвращаться домой, но у Антона имелись несколько иные мысли. Знаете, есть такие вещи, в отношении которых предполагается, что каждый человек должен хотя бы раз в жизни их сделать. Для Антона такой вещью были поцелуи под дождём. Он видел их часто в фильмах, про них рассказывали в книгах, которые нравятся Лёше, но Антон уверен, что почувствовать лично — это совсем другое. И сейчас он вспоминает ощущения, улыбаясь своим мыслям. Вспоминает, как останавливает Федю за руку, удерживая от намерения побыстрее уйти из парка. На вопросительный взгляд подходит ближе, сцепляя кисти в замок на затылке, притягивая к себе, чтобы коснуться губами. Антону мокро. Дождь стекает по лицу, проникает между губ, Антон чувствует на языке привкус воды и смаргивает влагу с ресниц, наслаждаясь тем, как Федя обнимает его. Целоваться с Антоном — это билет в один конец, о чём Федя прекрасно знает. Он ничего не может с собой сделать, ему настолько нравится, что в голове лишь одно желание продлить момент как можно дольше. Но стоять и целоваться посреди какого-то парка в Саратове — далеко не самое безопасное мероприятие, пусть дождь и сделал так, чтобы они остались наедине в районе ближайших аллей. Рубашка липнет к телу, и дверь квартиры чувствуется спиной отчётливо, перетягивая часть внимания на себя, а Антону так не хочется. Он не против экспериментов с местом, да и экспериментов вообще, но не сейчас. Надо же им с Федей хоть иногда по-человечески доходить до кровати. Ещë недавно Антон бы не поверил, что будет целых три месяца спать с одним и тем же человеком, а сейчас он смотрит на Федю и думает, что хочет, как и вчера, снова забраться на его бëдра, уперев руки в плечи. Хочет провести кончиками пальцев по груди к животу, медленно и мягко, а потом проделать тот же путь губами, спускаясь всë ниже и ниже, остановившись в опасной близости от кромки белья. Антон думает о том, чтобы пойти дальше, но это ведь будет значить нечто большее между ними, вторую стадию доверия и даже начало более серьёзных отношений, как итог. Вчера Антон остановился. Провëл пальцами ниже, цепляя резинку трусов и чуть стягивая еë, но только хмыкнул, отведя взгляд. Он ждал разочарования от Феди, а потому боялся снова посмотреть на него и одновременно ужасно хотел это сделать, чтобы убедиться в своей правоте. Выбрал второе и ошибся. Федя не был разочарован, только дотянулся до щеки Антона, погладил еë, объяснив, что для него это всë не имеет никакого значения. Он готов ждать и будет это делать сколько угодно, ведь самое главное, чтобы Антон самостоятельно разобрался со своей головой, поняв и решив для себя, что делать дальше. Сейчас Антон задумывается, точно ли его стадии доверия исчисляются именно так, как он описывал Феде три месяца назад. Быть может, всë поменялось, и на самом деле отношения между ними меняются от совершенно других вещей. На протяжении месяца они хотя бы два раза в неделю встречались друг с другом, и это было не только для секса. Конечно, сначала с порога сразу в спальню или даже не доходя до неë, но, спустя пару недель, они могли просто пойти поужинать вместе или даже посидеть в гостиной, только разговаривая. Они смотрели фильмы, лежали в обнимку, желая просто побыть рядом друг с другом. Антону нравилось подолгу глядеть в панорамное окно, где вечером под тëмным московским небом соседние небоскрёбы расцветали холодным искрящимся светом, отражающимся в стëклах друг друга. Федя был рядом и тоже смотрел, хотя для него этот вид был привычен, более того, он его даже не любил, но с Антоном готов был разглядывать часами, неожиданно находя в этом что-то завораживающее. Иногда Федя читал какую-то книгу, пока Антон листал какие-то новости в телефоне или переписывался с Сашей, громко стуча пальцами по экрану, и обоих это совершенно устраивало, пока нога Антона касалась Фединого бёдра, и тот мог невзначай вытянуть руку, проведя ею по коже, чуть сжав у щиколотки. А ещë Феде Антон не боится рассказывать о себе. Сомневается, как и со всеми, но всë равно решается на очередное откровение. Не стыдно признаваться в том, что чего-то никогда в жизни не делал. Нет предчувствия, что тебя осудят, не поймут или попросят замолчать, потому что неинтересно. С Федей легко быть рядом, как будто Антон знает его уже давно, просто долгое время не общался, а теперь нужно учиться привыкать к ощущению друг друга, вспоминая, как было раньше. Если бы Антона попросили описать это состояние в паре слов, он бы с удивлением ответил: «Комфорт и спокойствие». Сейчас он смотрит на Федю ужасно долго, бессмысленно водя указательным пальцем по узорам татуировок у него на предплечье. Вещи всë ещë не собраны, никакой Саратов ещë толком не увиден, зато снова надо в душ, потому что, кажется, это единственная возможность встать с кровати. — Так странно, что мне не хочется ничего делать, — произносит Антон. — Хочется просто лежать, чтобы время тянулось бесконечно. Антон не может сказать, что ему не хочется возвращаться в Москву. Ему нравится Москва, потому что он прожил в ней всю жизнь и привык, он просто не представляет себя где-либо ещë, если только не в таких коротких поездках, как была в Питер или сейчас в Саратове. Выбирая между остаться здесь и вернуться, Антон, конечно, выберет второе. Но если бы ему предложили остаться в этом моменте, он бы изменил мнение. Потому что ему действительно хочется остаться в этом моменте и этом состоянии, и он не хочет думать, что будет потом. С другой стороны, Антону не привыкать расставаться с мечтами. Лучшие моменты своей жизни он может пересчитать по пальцам, и все они заканчивались одинаково: разочарованием и возвращением в серую действительность, где практически ничего нет и нужно постоянно начинать заново, собирая себя по кускам. Антон знает, что они вернутся с Федей в Москву, и там уже будет Кокорин, вероятно. Чем больше Антон думает об этом, тем сильнее ненавидит Кокорина просто за факт существования, хотя нельзя отрицать, что тот справедливо заслужил ненависть к себе. И всё же Антону удаётся уговорить Федю съездить перед аэропортом в центр города. На протяжении этого времени они постоянно разговаривают обо всём подряд, начиная с того, что в театре на площади раньше выступала с концертами Федина мать, а потом перескакивая на то, как Саша захотел посетить какую-то выставку, но перепутал вход с выходом, и его выгнали, даже не дав дойти до экспозиции. Саша потом около часа сочинял гневный отзыв о грубых сотрудниках, лишивших его возможности прикоснуться к искусству. Почему-то в конце концов разговор приходит к тому, что первые серьёзные отношения у Антона были в семнадцать. Если, конечно, такой вид отношений можно считать серьёзным. — Ему было что-то около сорока двух, кажется, — вспоминает Антон задумчиво, зная, что у Феди от шока округляются глаза. — И его звали Роман. Он был частью совета директоров в месте, где я работал секретарём. — Как тебя туда взяли? — Ну, иногда мне очень везёт. Хотя я бы не сказал, что это было хорошее время. Если бы мне предложили его повторить, я бы, возможно, отказался. А с Романом мы познакомились случайно. Я разносил кофе, подавал ручки, клал бумаги на подпись, Роман, оказывается, за мной наблюдал. Я этого не замечал, потому что, ну, подумаешь, здоровается со мной какой-то важный мужик. Я же сам по себе вообще никто, ещё и мелкий, тупой, непонятно как попавший в эту контору. Все относились ко мне, как к обслуживающему персоналу, на которого можно наорать. Антон плохо помнит Романа внешне, потому что мозг, видимо, за столько лет решил очиститься от травмирующих воспоминаний. Наверное, что-то в нём было, раз Антон заинтересовался, когда однажды нашёл у себя на столе в приёмной записку с предложением встретиться после работы. Адресата не было, только место и время. — У меня тогда ни мозга, ни чувства самосохранения вообще не имелось, — объясняет Антон. — Да, мало что изменилось, впрочем. Короче, я решил, что надо прийти и узнать. Вдруг это мне случайно попало, всякое бывает. Когда я пришёл, там никого не оказалось. Я даже рассмеялся. А потом появился Роман со стаканом кофе, который я покупал себе перед работой всегда. Конечно, я удивился, откуда он знает, что именно такой я пью. В тот раз они просто поговорили. После Антон стал замечать стаканы кофе с записками каждый день на своём рабочем столе. Вероятно, он посчитал это ужасно милым, поэтому принимал подобные ухаживания легко и без подозрений. В конце концов, это было приятно, потому что можно было не тратиться на кофе. — Он меня приглашал на выходных куда-то. Был очень внимателен к моему расписанию. Кажется, запоминал чуть ли не любую хрень, которую я ему рассказывал, и все это, естественно, было здорово. Меня не беспокоил его возраст, я не пытался подозревать его в чём-то, меня даже радовал сам факт, что я вдруг понравился взрослому обеспеченному мужчине. Лёша, правда, вообще не оценил, — Антон усмехается. Возможно, Лёшино непринятие этих отношений было самым весёлым в них. — Я бы тоже не оценил, — произносит Федя. — Как выяснилось, ценить там было нечего. Роман оказался тем ещё мудаком, которому просто хотелось экспериментов и новых ощущений. Я думал, у него ко мне действительно есть какие-то чувства, а он всего лишь искал способы уломать меня потрахаться, — Антон делает паузу, отворачиваясь от слепящих лучей закатного солнца в другую сторону. — И мы переспали где-то через полтора месяца, что ли. У меня была мечта сходить в ночной клуб, банально узнать, что это. Роман, конечно, согласился помочь с исполнением мечты. Ну, а дальше я ни хера не помню. Факт в том, что очухался уже в квартире, которую он снимал для подобных встреч. Чувствовал себя отвратно. Хотелось блевать и стонать, потому что почему-то было больно. А когда я увидел кровь, чуть не ёбнулся прямо там. Разорался, мол, что это такое, как он посмел со мной это сделать. — И что он ответил? — Федя мрачнеет. — Назвал истеричкой и спросил, заказать ли мне такси. Знаешь, что самое тупое? Я его не бросил. Мы ещё год типа встречались. Но Антон был для Романа всего лишь способом испытать новые ощущения в постели. Таких, как Антон, у него числилось около семи, хотя Антон среди них — единственный парень. Остальные — девушки разного возраста, оказавшиеся вместе с Романом из-за разных жизненных ситуаций. Кто-то искал в нём способ спастись от тяжёлого прошлого, где дома постоянные побои и пьяные соседи по коммуналке. Кто-то хотел от Романа денег и статуса любовницы. Кто-то относился к нему, как к такому же инструменту для новых ощущений. — Ему нравилась моя дикость, что ли? — пытается объяснить Антон. — То есть я же детдомовский. Глупый, безбашенный, не имеющий никаких представлений о морали и этике. Ему нравилось, что я матерюсь, курю, пью, могу кого-нибудь ударить. Я не требовал от него красивых шмоток и всякой хуйни, лишь бы была. За мной не нужно было как-то по-особенному ухаживать. В конце концов, наши отношения скатились в то, что мы обменивались парой незначительных слов и шли трахаться... А потом я услышал кое-что от других людей, и мне очень нужно было поговорить с Романом. Я приехал в эту уёбскую квартиру, а там какая-то баба в моей забытой, блядь, футболке. Её звали Наташей. Антон запомнил её спутанные густые волосы чёрного цвета, которые она перекидывала с плеча за спину и обратно каждые несколько минут. Наташа сидела на кухне, выкуривая неизвестно какую по счёту сигарету, и почему-то сразу поняла, что они с Антоном в одном положении. Он ничем от неё не отличается, разве что, сам по себе не девушка. Наташе было двадцать пять, а выглядела она на десять лет старше. Она тоже назвала Антона истеричкой, совершенно никак не отреагировав на его шок от осознания, что у Романа чуть ли не расписание, в какой день с кем быть. Единственное, что Наташа хотела узнать от Антона, она спросила со смешком в голосе: «Сколько он тебе платит-то?» — Похоже, я был единственным, кому он не платил за вот это всё, — Антон выглядит почти разочарованным. И в тот момент он действительно был на странной грани между гневом от Наташиной бестактности и обидой на Романа за то, что поставил его ниже всех. — Наташа эта ушла где-то через час и то только после того, как я соврал, будто сегодня мой день быть с Романом, поэтому она не нужна в квартире. Когда Роман приехал, я не хотел рассказывать ему то, что услышал в нашей фирме, я думал, что хрен бы с ним, пусть всё сбудется, как предсказывали слухи. Но почему-то я всё равно ему рассказал и даже просил придумать что-то, чтобы... — Чтобы что? — Да, неважно уже. Он всё равно ничего сделать не успел, — отмахивается Антон и смотрит на часы. — Нам в аэропорт нужно. — Почему вы с Романом всё-таки расстались? — Федя надеется, что Антон осознал, насколько это были ужасные отношения, которые не стоило даже начинать. Он хочет верить, что Антон сам ушёл от Романа. — Его убили. Через три дня. Но не все истории имеют хороший конец. А в жизни Антона таких историй нет вовсе. Правда, перед своей гибелью Роман успел завещать Антону долю в фирме, тем самым, сделав его новым членом совета директоров. И это стало началом новой невесёлой истории.***
Московский аэропорт всегда был шумным, а сегодня самолёт из Саратова приземляется одновременно с ещё тремя рейсами из других городов. К выдаче багажа тянутся огромные очереди из громких людей, приехавших в столицу на выходные или в поздний отпуск, или в командировку, или с экскурсией. Бегают чужие дети, небольшими группами перемещаются какие-то серьёзные мужчины, постоянно разговаривающие с кем-то по телефону. Многие туристы теряются в непривычно большом пространстве и пристают к людям вокруг, спрашивая, багаж с какого рейса будет на этой ленте. Антон забирает свой чемодан с вымученным вздохом и сообщает, что если не выпьет сейчас стакан кофе, то до дома не доберётся. Ему всё ещё нужно пережить дурацкое метро, где, наверняка, народу будет не меньше. За пять дней Антон привык к поездкам на машине, отсутствию бесконечных пробок, не могущих рассосаться даже в течение часа, и вообще к малому количеству встречающихся на пути людей. В Федином дворе всегда было тихо, а в центре Саратова жители начинали понемногу скапливаться лишь к вечеру, поскольку это были будние дни. Федя соглашается подождать Антона около одного из информационных стендов, чтобы не толкаться в переполненной аэропортной кофейне с двумя чемоданами. Тем более, Феде всё равно ничего там не нужно. Очередь движется медленно, в кофейне довольно душно, и Антон периодически недовольно цокает языком, отвлекаясь только на то, чтобы ответить на новое сообщение от Саши. Они не переписывались почти два дня, потому что Антон просто не читал сообщения друга, так как не имел возможности потратить время на телефон. Саша не может не высказать несколько колкостей по этому поводу, но Антон чувствует, что в них гораздо больше шутки, чем ревности, как было ещё совсем недавно. Возможно, Саша переосознал кое-что, возможно, у него просто тогда было плохое настроение. Наконец, работница кофейни, дежурно-мило улыбаясь, спрашивает, что Антон будет заказывать, и тот даёт короткий ответ, прокрученный в голове уже сотню раз за время ожидания. Почувствовать в руке тёплый стакан с простым американо — всё равно, что на мгновение ощутить себя в раю, хотя Антон знает, что туда путь ему закрыт. Сделав первый глоток чуть ли не сразу, не успев отойти от кассы, Антон начинает медленно возвращаться в спокойное состояние, где мысль о будущей поездке до дома на метро уже не кажется настолько пугающей. Да, несмотря ни на что Антон до сих пор не готов давать Феде свой адрес и разрешать подвозить прямо до двери. Как минимум, это не поймёт Лёша, который должен быть дома. Задумавшись, Антон не замечает, как случайно толкает девушку, еле катящую за собой огромный и явно тяжёлый чемодан. Девушка ойкает, тем самым привлекая внимание Антона, и он быстро опускает взгляд вниз, видя, что свернул стоявшую на чемодане сумку. — Простите, пожалуйста, — произносит Антон с извиняющейся улыбкой. — Нет-нет, ничего страшного, — отмахивается девушка, устанавливая сумку обратно, и Антон вдруг замирает. Как и девушка, чьи тёмно-карие глаза сейчас удивлённо распахиваются, устремляясь прямо к лицу Антона. Проходит совсем незначительное мгновение, пока они смотрят друг на друга, будучи удивлёнными встречей, которая по определению не могла состояться. Особенно в аэропорту, принимающем рейсы только между российскими городами. — Антон? — неверяще спрашивает девушка, моргнув дважды, но в тот момент Антона уже нет рядом, словно он испарился в воздухе. Девушка оглядывается по сторонам, но не может найти взглядом хоть что-то, напоминающее присутствие нужного ей человека. — Всё в порядке? — интересуется Федя, замечая странное выражение лица Антона. Тот лишь кивает, что всё нормально, просто он случайно толкнул кого-то в очереди. Однако встреча с девушкой из аэропорта не покидает Антона даже на следующий день, когда он сидит в своём кабинете, практически не слушая Сашины рассказы о нескольких днях наедине с Черышевым. Там что-то про музыку и перепутанные флешки, но Антон не вникает, потому что в голове только один вопрос: «Неужели ему не показалось?» Если девушка была именно той, за кого он её принял, то это просто какое-то издевательство со стороны судьбы. Нельзя сбрасывать на него людей из прошлого с такой частотой. Это всё напоминает совершенно несмешной фильм. Дверь кабинета открывается без стука, что свидетельствует лишь о том, что зайти решил Денис. Правда, в этот раз он не обращает на Антона никакого внимания, только бегло здороваясь с ним, и сразу хватает стул, чтобы присесть поближе к Саше. Тот, кажется, удивлён, поэтому широко раскрывает глаза, несколько раз моргая. Денис же достаёт из кармана какой-то сложенный в четыре раза листок, который принимается расправлять, а потом, откашлявшись, начинает: — Саша, я глубоко извиняюсь за то, что заставил ждать целых полтора дня, но мне действительно нужно было время, чтобы осилить столь большой объём информации и проанализировать её. — А? — не понимает Саша. — Я ознакомился с творчеством... — Денис опускает взгляд в исписанный мелким почерком лист бумаги, приглядываясь. — С творчеством Бритни Джин Спирс. Не могу сказать, что меня впечатлили все композиции, но хочу отметить, как минимум, четыре. Во-первых, мысль из песни про цирк о том, что есть два типа людей, где одни развлекают, а другие смотрят на их шоу. Это очень философично, и в Библии есть одна аналогия... Помимо глаз, Саша приоткрывает шире рот, кажется, так до конца и не понимая, о чём Денис. Антон тоже отвлекается от своих размышлений, потому что Черышев, рассуждающий о скрытом смысле песен Бритни Спирс, — это что-то новое. Он детально подходит к анализу и зачитывает написанные на листе строчки, которые хочет обсудить, однако Саша явно не в том состоянии, чтобы поддержать настолько серьёзную беседу. Саша может лишь глупо кивать и произносить «ага», если Денис задаёт ему какой-то вопрос. — Что касается творчества Стефани Джоанн Анджелины Джерманотты, — сделав небольшую паузу, дабы разделить информацию, продолжает Денис. — Кто это вообще? — влезает Антон, со стороны которого на протяжении всего рассказа о песнях Бритни Спирс раздавались сдавленные смешки. Антон, правда, старался сдерживаться, но ситуация выглядела до ужаса нелепо, и он просто не мог спокойно сидеть. — Леди Гага, — быстро отвечает Саша и снова возвращает внимание Денису. — Да-да, больше известная под псевдонимом Леди Гаги, — подтверждает Денис, указывая на свой лист, куда выписал и этот важный факт тоже. — В общем, у меня её композиции оставили неоднозначное впечатление. Простите, Саша, но большинство текстов носят довольно, кхм, вульгарный характер. Меня до глубины души поразила песня, посвящённая Иуде. Нет, я был потрясён, буквально выбит из колеи, когда понял, что в одном месте может находиться отсылка на Евангелие от Луки и, извините меня, просьба надеть презерватив. Антон теряет последние капли самообладания, принимаясь громко смеяться, отчего Денис вынужден повернуться к нему, смерив недовольным взглядом. — Миранчук, я сказал что-то очень смешное? — и вид у него, как у учителей в школе, когда замечают, что на задней парте кто-то громко переговаривается не о теме занятия. От этого Антону становится только смешнее. — Вероятно, почувствовали что-то близкое вам в этой песне. — Ох, Денис Дмитриевич, к сожалению, я не читал это ваше Евангелие, — поднимает руки Антон в извиняющемся жесте. — Вам такие книги ладони жгут, скорее всего, — Денис морщится и разворачивается обратно к Саше, до сих пор пребывающему в том же самом состоянии, как и Денис при прослушивании песен Леди Гаги. — Собственно, это была первая композиция, с которой я ознакомился, потому что именно её название меня заинтересовало. Дальше я решил переслушать песню, которой вы подпевали позавчера. Судя по Сашиному лицу, сейчас он усиленно вспоминает, какой именно песне подпевал. Вполне возможно, что каждой из услышанных в тот раз, когда устал работать под аккомпанемент тишины и всё же поставил музыку с флешки, которую они заполняли с Антоном. — Конечно, было очень интересно узнать, что в этой песне слово «парень» является аббревиатурой со значением «девушка под тобой», но... Даже опустив этот момент, другие слова, буквально описывающие половой контакт... Миранчук, у вас какие-то проблемы? — Денис снова поворачивается к нему, прожигая взглядом. — У меня всё прекрасно, Денис Дмитриевич. Особенно с половыми контактами. — Уж в этом я не сомневался. Так вот, Саша, у меня возник закономерный вопрос. В чём причина вашей любви к песням именно такого содержания? — Ну, они просто мне нравятся, — Саша разводит руками, не зная, как ответить. Что он должен сказать? Он сам выбирал эти песни среди множества других. Конечно, не без помощи Антона, но их музыкальный вкус в чём-то сходится. — И вы знаете, о чём поётся в этих песнях? — Конечно. Если мне очень нравится песня, я всегда смотрю её перевод... — Должен ли я тогда понимать, что... — Слушайте, я, наверное, выйду, — перебивает Антон, поднимаясь со стула. — Как закончите знакомиться с вкусами друг друга, напишите. Саша смотрит на Антона умоляющим взглядом, потому что не понимает, что делать, оставшись с Денисом, у которого сегодня максимально странные вопросы. Лучше бы он, как и раньше, просто обращал внимание на то, что Саша хорошо выглядит, и желал ему доброго утра, встречая на крыльце перед входом. — Федь, ты сильно занят? — спрашивает Антон, как только ему отвечают на звонок. — Можешь спуститься, я хочу кое-что спросить? Да нет, мне просто интересно. Твоего лучшего друга из церкви случайно не за гейство выгнали?***
Новый месяц, как и новая неделя, должен начаться с игры против «Авангарда» из Курса. На поле «Юпитера» к радости команды, уставшей ездить по два раза на неделе из города в город. Игра планируется необычной, поскольку на неё собирается прийти не только часть руководства, но и агенты некоторых игроков. Более того, заранее известно, что игру не будут показывать на каких-либо спортивных каналах. Конечно, ФНЛ в любом случае показывают реже, в основном, только в регионах, которые представляют команды из лиги, а большинство игр идёт в одно время, что затрудняет показ, но именно этот матч с «Авангардом» будто намеренно исключён из сетки вещания. Следовательно, не будет предматчевых интервью, пресс-конференций по итогам и кратких слов футболистов в перерыве. Многим от этого только легче, но находятся и те, кто не понимает, зачем так делать. Например, Матвей, Арсен и Исаков. Они находят странным, что только их клубу выпала сомнительная честь не позориться на телеэкранах в понедельник. Тем более, не должно ли быть обидно тому же «Авангарду», который приедет будто провести непонятную товарищескую встречу, неинтересную никому, кроме горстки болельщиков обеих команд. — Ну, не покажут и чёрт с ним, — хмыкает Олег. — Меньше геморроя. — Конечно, ты же должен идти был на предматчевую конференцию, вместе с Дзюбой на идиотские вопросы отвечать, — понимающе хлопает его по плечу Гриша. — Слышали, кстати, у «Авангарда» тренера около трёх туров назад сменили? — произносит кто-то в отдалении. Игроки и тренеры заинтересованно смотрят в сторону того человека, оказавшегося Максимом. Смена тренера в команде соперника — это важно, на это нужно обратить внимание, поскольку новые тренеры часто меняют схемы или составы команд, которые раньше могли быть привычными, и к которым готовился «Юпитер» половину недели. — Этот, как его, игроком был известным, вроде, хотя я его не застал... — Максим несколько раз щёлкает пальцами в воздухе, припоминая. — Кушнир Юрий, что ли. Алексей Андреевич, вы, может, слышали? Он примерно ваш ровесник, говорят. Похоже, тоже рано карьеру закончил. Юрий Кушнир. Лёше кажется, что эти имя с фамилией выбиты у него на обратной стороне век, потому что забыть их так и не смог. И не сможет, учитывая, что скоро им придётся встретиться друг с другом, спустя целых пять лет. Если бы матч был не в октябре, то получилось бы ровное число. Футболисты удивлённо смотрят на молчащего Лёшу, чьё лицо выражает полнейший ступор, и если Максим не понимает, в чём сложность просто признаться, что никогда не слышал, то Дима вдруг понимает, что, кажется, наоборот. Лёша знает этого нового тренера «Авангарда», и, вероятно, их отношения нельзя назвать тёплыми. Вот только разобраться с этим вопросом наверняка Дима не сможет без посторонней помощи, а ему ужасно надо. — Чё за Кушнарь или как там его? — спрашивает Дима в лоб, подходя к Лёше после тренировки. Тот, с тех пор как услышал про нового тренера их будущего соперника, так и не выходил из своего состояния отрешённости. — Кушнир, и тебе же сказали, что это новый тренер «Авангарда», — пусть и не сразу, но Лёша отвечает. Отвечает в своей привычной манере, где слышно, как сильно его раздражают любые вопросы, исходящие от Димы. — Спасибо, не глухой. И не слепой, поэтому интересуюсь, с фига ли ты на его имя реагируешь, будто он должен был помереть много лет назад. — Я просто удивлён, что никто не сказал нам раньше про смену тренера, если это случилось аж целых три тура назад, — отвечает Лёша, но это очевидное враньё. — Ещё какие-то вопросы? Бесполезно. Как и всегда, совершенно не имеет никакого смысла разговаривать с Лёшей на темы, касающиеся его личности. Дима решает отступить, но лишь за тем, чтобы отправиться к другому источнику информации, который точно знает, о чём могла бы идти речь. Дима считает своей обязанностью разобраться, что вообще происходит. — У нас сегодня день открытых дверей? — спрашивает Антон, когда после недавнего пребывания Черышева в кабинете появляется Баринов. Саша за своим столом инстинктивно напрягается, так как предыдущий подобный заход Димы закончился не самой дружелюбной беседой. Впрочем, после неё у Антона была случайная встреча с Димой в баре, которая, возможно, чуть улучшила их отношения. — Надо поговорить, — серьёзно заявляет Дима, двигая обратно всё тот же стул, перемещающийся от одного стола к другому. — Правда, что ли? А я думал, ты станцевать сюда пришёл. — Все бухгалтеры такие выёбистые? — спрашивает Дима у Саши, на что тот лишь презрительно кривит губы, мол, ещё он с такими, как Дима, не общался. — Дело, возможно, серьёзное, и я почему-то уверен, что ты прекрасно знаешь всё, что мне нужно. — Стоп-стоп-стоп, — Антон выставляет указательный палец вперёд. — Один очень богатый человек из семейки Ротшильдов однажды сказал: «Кто владеет информацией, тот владеет миром». Понимаешь, к чему я клоню? За спасибо я на твои вопросы отвечать на собираюсь. — Это касается твоего брата. Дима смотрит прямо Антону в глаза, тот непроницаемо смотрит в ответ, не выдавая ни одной эмоции, позволяющей распознать слабость. Но Дима знает, что брат для Антона — святое, так что, ради него он должен переменить своё отношение к разговору. — И что? — холодно отвечает Антон, не меняясь в лице. Той же самой фразой Антон когда-то ответил на Димино заявление, что его агентом является сам Павел Мамаев. — Ну, типа ты мне угрожал в прошлый раз из-за своего брата, — произносит Дима. — И ты решил попытаться манипулировать этим? Если бы с моим Лёшей хоть что-то произошло по твоей вине, ты бы уже вряд ли смог сюда зайти, — жёсткий неприятный взгляд Антона чуть смягчается, и он откидывается на спинку стула. — Итак, давай подумаем, на что ты согласен, чтобы я ответил на твои вопросы. — Да на что угодно, блядь, давай резче, — Дима закатывает глаза, потому что у него и правда времени в обрез, а сегодня единственная возможность узнать хоть что-то путное от человека, непосредственно связанного с Лёшей. — Ты эмоциональный и совершаешь необдуманные поступки из-за этого, — комментирует Антон. — Что ж, если дело настолько серьёзное, что тебе наплевать на своё будущее, я готов тебя выслушать, — он подаётся вперёд, укладывая подбородок на сцепленные пальцы поставленных на локти рук. — Кто такой Юрий Кушнир? — Понятия не имею, — фыркает Антон, но через секунду осекается. — Где ты услышал это имя? — Он сейчас главный тренер «Авангарда», с которым нам играть в понедельник. Лёша его, походу, знает и очень напрягся от этого. Я хочу знать, почему. Антон переглядывается с Сашей, который тоже вмиг напрягается, словно посвящён в проблему. Так и есть, просто Диме это по понятным причинам неизвестно. — Зачем тебе это знать? — Потому что это касается твоего брата. — И при чём здесь ты? «Потому что я однажды видел его паническую атаку после того, как ударил со всей силы его по травмированной ноге. И теперь я переживаю», — сказать подобное Дима, разумеется, не может, прекрасно осознавая, что тем самым подпишет себе смертный приговор прямо в этом кабинете. Антон не похож на людей, которые просто так разбрасываются словами, лишь бы выглядеть круто. От него действительно веет какой-то угрозой, сравнимой по ощущениям с угрозой, исходящей от Мамаева, а это уже серьёзно. — Я... переживаю, — только в этом Дима готов признаться, пусть и звучит это странно. — Лёха буквально единственный, кому не насрать на ваш клуб, и видеть, как он стрессует от любой херни, ну... Короче, я не хочу, чтобы он стрессовал, а для этого мне нужно знать, что это за Юрий. Антон недоумённо приподнимает бровь. Конечно, слышать от Баринова, с которым у Лёши едва ли не война, слова о переживании и заботе — какой-то абсурд. Антон не может доверять Диме и не подозревать, что тот хочет использовать полученную информацию против Лёши. Высказывание Ротшильда всё ещё было чётко озвучено несколькими минутами ранее. К тому же, Лёша пару раз описывал Антону Баринова, а сам Антон знаком с его биографией, насколько это позволяют сделать статьи в интернете. Он отнюдь не выглядит человеком, способным испытывать сострадание к кому-то, кто его бесит, а Лёша его действительно бесит. Лёша даже Антона временами способен доводить. — Так себе мотивация, чтобы я пошёл тебе навстречу, — произносит Антон. — Ну, сорян, какая есть. Я тут не для того, чтобы тебя впечатлять, сижу. — Но раз ты согласился на любые мои условия, то будь готов к тому, что, как только мне потребуется твоя помощь хоть в чём-то, ты не посмеешь отпираться и сделаешь всё так, как я тебе скажу, — на губах Антона проскальзывает короткая улыбка, и Дима снова чувствует себя, будто заключает сделку с дьяволом. — Этот Юрий тот ещё урод. Похуже тебя. И, честно говоря, я был уверен, что его навсегда выперли из футбола, запретив даже приближаться к какой-либо деятельности вокруг него. А он, оказывается, ещё и тренером стал. — Почему его должны были выгнать? — Потому что он испортил жизнь одному человеку, лишив будущего. Узнай я об этом чуть раньше, чем вышло, пристрелил бы ублюдка. — Так с Лёшей он тоже сталкивался, получается? — интересуется Дима, и в кабинете повисает удивлённое молчание. — Ты чё, реально тупой, что ли? Тебе мои слова ни о чём не сказали? — Ты задрал обзываться. Я у тебя спросил, какое отношение Юрий имеет к Лёше, ты мне про хрен пойми какого человека. — О боже, — вздыхает Саша, возвращаясь к чему-то в компьютере. — А кто-то ещё утверждает, что футболисты умные, — качает головой Антон. — Я всё тебе сказал. Иди обдумывай. Дима готов возмутиться, но взгляд Антона настолько категоричен, что становится понятно, насколько затея бессмысленна. Выходя из кабинета и на протяжении всего пути до комнаты на базе, Дима прокручивает в голове слова о том, что Юрий испортил жизнь какому-то человеку, и это всё связано с Лёшей. Только у самой двери Диму вдруг посещает невероятная догадка. Что, если Юрий и был тем, кто нанёс Лёше травму колена давным-давно?