2006-й год
Существует семь смертных грехов. Каждый человек подвержен любому из них и хотя бы раз в жизни обязательно испытывал их действие по отношению к себе. А есть люди — собрания грехов, состоящие из них. Они купаются в грехе, громко смеясь в лицо тем, кто обвиняет, и только пополняют коллекцию, соединяя несколько грехов в один новый. Уникальный. Тот, которым будешь гордиться, словно создал нечто великое. Уныние. Кто из нас не испытывал апатии, чувствуя, что никогда не сможешь изменить своё положение? Нет смысла в борьбе, когда твоя судьба предопределена происхождением, событиями прошлого или настоящего, другими людьми, которых ты, возможно, даже не знаешь. Родившись в бедной семье, где отец беспробудно пьёт, бьёт свою жену и троих детей, ты с самого малого возраста знаешь, как нужно правильно запираться в своей комнате, чтобы не попасть под горячую руку. Ты знаешь все защитные позы, чтобы было не так больно от размашистых пинков ногой в живот. Ты ещё не начал учиться в школе, но уже умеешь обрабатывать синяки и порезы, заматывать бинтом вывернутые кисти, скрывать кровоподтёки под одеждой. Это повторяется из года в год. У тебя больше нет чувства страха, тебя просто не волнует. Когда в десять лет ты узнаёшь, что старший брат принимает наркотики, то не испытываешь никакого ужаса. Что удивительного, он ведь не видел хорошей жизни. Никто не видел. Ты ложишься на скрипящую кровать, ощущая, как опускается пружинная сетка, устремляешь глаза в потрескавшийся потолок и думаешь, что, наверное, тебя ждёт та же участь. Как твою сестру участь потерять девственность в двенадцать среди каких-то прокуренных пьяных мужиков из соседнего подъезда. В пятом классе тебе в руки вдруг попадает историческая книжка. Что-то про татаро-монгольское иго, очень запутанное, сложное, но это буквально единственная книга во всём доме. За неимением лучшего начинаешь читать хотя бы её, потому что перескакивание взглядом со строчки на строчку отвлекает, гипнотизирует, помогает не замечать, как отец, схватив мать за волосы, несколько раз прикладывает головой о раковину на кухне. Только почему из всех персонажей привлекает тот, кто не должен? Какой-то то ли чиновник, то ли военачальник Золотой Орды, названный Мамаем. Жестокий, вечно стремившийся захватить власть, не оставляющий после себя ничего, кроме пепелища. Если бы ты только мог стать таким же, с твёрдой волей и упорством достигающим высших благ общества. Неужели есть выход из нынешнего положения? Зависть. Взгляды свысока становятся чем-то обыденным. Про семью знает вся школа, каждый ученик считает своим долгом указать на происхождение, ткнув пальцем и толкнув на лестнице. «Брат нарика и шлюхи», «сын алкаша», «а мать у тебя тоже шлюха?», «да тебя, небось, утопить хотели» — вечные ярлыки, преследующие из года в год. Они так говорят, потому что им больше повезло. У них родители возят в школу на машине, покупают модные шмотки, дают карманные деньги, которые можно спустить на всякую чушь вроде газировки или жвачки. Кроме рождённой в зависти ненависти, ты ничего к ним не испытываешь. Ты ненавидишь их за едкие слова, отражающиеся громким хохотом от стен коридора, ненавидишь за то, что они родились не в твоей семье. Ты хочешь быть таким же, ты завидуешь, желая им тоже оказаться в дерьме и познать дно жизни. Гнев. Очередной высокий парень, считающийся самым популярным в школе, решает покрасоваться перед новой девушкой, окликая словом «биомусор». Не получая в ответ реакции, снова пытается привлечь внимание. Его дружки из баскетбольной секции окружают, заставляя остановиться. Ты наносишь удар первым. Бьёшь так, как когда-то били тебя, исполняя свою жалкую мечту показать недоброжелателям, чего стоишь. Вернее, чего стоят они. Ведь их больше, и они побеждают. Гнев, переплетаясь с врождённой завистью, заставляют тебя пойти на отчаянный шаг. Ты пытаешься стать одним из них, как-либо примкнуть. И пусть тебе достанутся самые низшие роли, ты всё равно идёшь на это, зная, что однажды наступит день, когда ты перешагнёшь через эту якобы элиту, встав выше, имея статус значительнее, не оставив от них ничего, кроме пыли. Как делал Мамай со своими врагами. Как сделает шестнадцатилетний Паша Мамаев, сменивший фамилию и сбежавший из дома. Гордыня и жадность. Они неизменные спутники всех, кто решил добиться лучшего, найти своё место под солнцем, какой бы ни была цена за этот путь. Сначала вы банда, держащая в страхе улицу, район, несколько школ. Вы молоды, и вам кажется, что проявление силы — это круто. Вами восхищаются за неуёмную жажду свободы, смелость, граничащую с безумством, и просто за то, что вы делаете что-то недоступное другим. У кого-то появляется идея, план, проект. Как заработать, как расширить влияние, как добиться славы и, наконец, возглавить общество. Любой незаконный способ проще и быстрее, и вы берётесь за него, не задумываясь о потерях товарищей в кровавых бойнях. Мораль и нравственность даже не поднимаются. У вас их просто нет. С самого начала, когда перед глазами были только беспросветная жестокость и насилие. Чем старше вы становитесь, тем больше амбиций. Время позволяет действовать, как только заблагорассудится, оставляя вас безнаказанными. Так долго продолжаться не может. Нужно что-то надёжнее, что принесёт выгоду и станет фундаментом долгой счастливой жизни. Мнения разделяются, разделяются и некогда товарищи. Не обрывая связей, но начиная заниматься каждый своим делом. Похоть и чревоугодие появляются, стоит заработать свой первый миллион. Начинаешь распыляться на всякие бесполезные развлечения, ведь теперь-то можешь себе позволить. Главное, суметь вовремя подчинить себе эти грехи, не дав им захватить всё твоё существование, а то снова окажешься на дне, откуда только-только вылез. Привести мысли в порядок помогает видимый результат твоих действий. Перед Пашей внушительная стопка бумаг. Это документы, фиксирующие деятельность всех филиалов его пока ещё небольшой, но достаточно заметной компании. Его Золотой Орды, его «Империи». Время от времени Паша перебирает эти документы, напоминая самому себе, сколько можно сделать впереди, в каких областях жизни он ещё не оставил свой след. Всё началось с подпольного игорного клуба, впоследствии превратившегося в небольшую букмекерскую контору, про которую знает строго определённый круг лиц. Затем Паша заинтересовался строительным бизнесом, решив стать посредником в перевозке стройматериалов. Это выросло в строительную компанию, которая теперь возводит многоэтажки где-то на юге. По такому же принципу Паша включился в автомобильный бизнес. В итоге, теперь у него есть три салона: в Ростове, Краснодаре и Москве. Наконец, около четырёх лет назад Паша смог ворваться на арену футбольного мира в качестве агента. Самое сложное из всего, что он когда-либо делал. Торговать людьми — это почти искусство. Чем больше власти, тем больше страха её потерять. Страх развивает подозрительность, недоверие, а в Пашином случае ещё и суеверность. В «Империю» нельзя попасть просто так, Паша старается контролировать жизнь каждого человека в ней, но компания растёт, и делать это всё проблематичнее. Проблематично и управлять делом, неся его только на собственных плечах. У Паши есть совет директоров из девяти человек и его самого во главе. Эти люди — избранные из всего человечества. Трёх Паша давно знает, с ними он начинал в девяностые в банде. Потом их пути разошлись из-за разных взглядов на способы заработать, но судьба вновь свела в момент, когда Паша оказался проворнее и решительнее, влезая в их деятельность и подминая мелкий бизнес под себя. Проще было согласиться работать на Пашу, чем пытаться противостоять, рискуя потерять не только всё нажитое непосильным трудом, но и жизнь. Паша соперников не оставляет, уничтожает подчистую. Остальные шестеро пришли к Паше со стороны. Пройдя жёсткий отбор, поклявшись в верности «Империи», доказав на деле, чего стоят, смогли подняться до высшей точки своей карьеры. Паша их за это уважает, но не перестаёт относиться настороженно. Одно из главных правил «Империи»: никаких личных отношений между всеми, кто является частью компании. Речь даже не о чём-то очень близком, а о простом приятельстве. Все тут друг для друга конкуренты, каждый должен хотеть занять чужое место и делать для этого максимум. «Империя» полна борьбы, и Паша сознательно выбрал именно эту стратегию, считая её наиболее эффективной в достижении наилучших результатов. А ещё сразу видно, кто что из себя представляет. — Входи, — Паша слышит едва заметный стук в дверь кабинета, который свидетельствует о появлении лишь одного человека. Высокая женщина с огненными волосами, обрамляющими лицо, медленно входит в помещение, шурша тёмными длинными одеждами. Та, кому позволено входить в дом Мамаева без лишних объяснений. Её знает вся охрана и прислуга, и ей одной, возможно, Паша доверяет среди всех, кто находится вокруг него. Сегодня он позвал её, чтобы поделиться очередными переживаниями. Несколько недель назад гадалка увидела по картам, что в Пашиной жизни грядут большие перемены. Это касается его «Империи», над которой сгущаются тучи. Некие внезапные обстоятельства могут поставить её под угрозу, едва ли не разрушив в самом расцвете. И пусть гадалка не сказала, когда именно это может произойти, а самое главное — не смогла увидеть, что породит неприятности, Паша всё равно начал искать способы заранее подготовиться и устранить проблемы. Пока без особого успеха, что буквально выводит его из себя. — Ну что? — нетерпеливо спрашивает он, прожигая взглядом выложенные в ряд карты со странными рисунками. — Какой-то человек принесёт гибель, — её голос всегда глухой. Паше приходится прислушиваться, что его сильно раздражает, но он ничего не может сказать поперёк, потому что эта гадалка буквально единственная, чьи предсказания действительно сбываются. — Рядом с тобой. — Кто-то из моих подчинённых? — задумывается Паша, откидываясь на спинку широкого бархатного кресла. — В здании или среди совета директоров, — гадалка молчит. Она никогда не говорит конкретизированными предложениями, всё полунамёками, и Паше постоянно нужно искать ответы на свои вопросы самостоятельно. — Предатель? Ладно. Как будто в первый раз пытаюсь найти крысу. — Будет сложнее, — произносит гадалка. — Тебе нужна помощь. — Партнёров новых найти? — Преемника. Паша выгибает бровь. Какой ещё к чёрту преемник? Если гадалка предлагает найти кого-то, кому Паша в случае чего мог бы передать власть, то это должен быть человек, которому Паша, как минимум, доверяет. Таких людей не существует по определению. Да и Паша не собирается оставлять своё место кому бы то ни было, пока не умрёт. Уж не имеет ли в виду гадалка, что его смерть может поставить «Империю» под угрозу? К тридцати одному году у Паши довольно много врагов, и убить его явно многие хотели бы. Но сейчас не девяностые, чтобы просто так убирать с дороги конкурентов. Сейчас грубая сила и несколько выстрелов уступили место более тонким методам. Паша, конечно, к ним прибегает редко, потому что по старинке решать вопросы быстрее и привычнее. Гадалка тихо посмеивается, вытаскивая новые карты и кладя перед Пашей. — Ты встретишь их сам, — говорит она. — Но тебе нужен лишь один, — тонкий палец с длинным чёрным ногтем, больше похожим на коготь какой-нибудь хищной птицы, указывает на лежащую справа карту. — Дьявол? — читает Паша надпись под рисунком. — Дьявол, — кивает гадалка. — Будь осторожен с ним. Он твоё спасение, но и твоя гибель. Преемником станет какой-то человек, скрывающийся под картой Дьявола, и если это не сильно беспокоит Пашу, то как относиться к словам, что этот человек решит проблему, но вместе с тем станет причиной Пашиного краха? А ещё, где Паша вообще должен найти этого человека?***
2007-й год
Всего месяц Генка правит бандой после ухода Влада. На его проводы пришло много людей: в банду понабежал народ из каких-то Генкиных знакомых, решивших побыстрее получить новый статус в обществе. Вернули обратно Мишку, потому что Генка всё ещё его друг, да и обещал ему, наверное, если бы что-то поменялось. Это как раз и случилось, став самым неожиданным исходом для всех. Оксана тоже пришла попрощаться с бывшим парнем. Слухи доносят, что он её при всех поцеловал, притянув к себе, а после со всей силы оттолкнул прямо на землю, сплюнув. Уже месяц, как Генка стал главарём банды, но для Антона, Лёши и Кольки ничего не изменилось. Антон знает, что это спокойствие ненадолго. Ему захотят отомстить, просто Генка сейчас купается в лучах славы и влияния, поэтому лишь ходит по детдому, гордо задрав нос. Смотрит свысока, отвечает на заинтересованные взгляды девушек, довольствуется негласным уважением среди парней. Говорят, что Оксана теперь с ним встречается, потому что статус лучшей девушки детдома всё ещё при ней. — Может, обойдётся, — рассуждает Колька. — Ну, зачем мы им сейчас нужны? Антона уже выкинули... — Слова выбирай, — раздражённо произносит тот. Колька закрывает рот и машет через всю столовую Таньке, чтобы садилась к ним за стол. Нельзя винить Кольку за глупую наивность. Каждый переживший тяжёлые времена надеется, что они больше никогда не вернутся. Просто Антон мыслит реалистично и понимает прекрасно, какая он кость в горле для всей банды. Им же вечно мало. Жадные до власти, все как один страдающие манией величия. Им кинули подачку, а они решили, что своим трудом что-то заработали, и теперь превозносят сами себя. Ну, кто высоко летает, тому больнее падать. Впервые за всё время нахождения в команде Лёшу берут на выездной матч, после которого он возвращается в детдом самостоятельно. Договорился с тренерами, мол, очень нужно, а самому просто хочется побыть за пределами территории. Пусть Лёша много раз высказывался о правилах, запрещающих выходить за серые стены до восемнадцати лет, за исключением особых случаев, всё равно не мог забыть времена, когда они с Антоном бегали через разлом к недострою. Это были времена свободы, о которой теперь только воспоминания. Впрочем, ждать осталось всего лишь год. — Что с руками? — спрашивает Антон, идущий рядом. Он возвращается из колледжа в то же время, что у Лёши заканчивается матч, поэтому они договорились встретиться около одной из станций метро и пройти пешком оставшийся путь. Лёша сильнее натягивает рукава серой куртки до самых кончиков пальцев. Делает вид, будто это его привычка, но Антон знает, что никогда прежде Лёша так не делал. И спал всегда в футболке, а не в кофте, скрывающей максимально много кожи. Ответа на вопрос не поступает, и Антон останавливается резко, хватая Лёшу за руки. Задирает рукава до запястий сильным движением, расстёгивает куртку, лезет под одежду. — А ну, отпусти меня! — вырывается Лёша, но Антон уже увидел россыпь синяков. — Кто? — хмурится, сжимая зубы. — Ударился. — И с лестницы упал, разумеется! Эти ублюдки из банды? — Лёша отводит взгляд, но Антон хватает за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Почему не сказал? — Потому что было бы вот это, — дёргает головой Лёша. Он запахивает куртку и начинает идти быстрее. — Я не хочу, чтобы ты с ними дрался. Тем более, это был парень из команды. Его тоже в банду взяли. Но если ты его побьёшь, все сразу догадаются, а меня выгонят. Вряд ли, конечно. Только если парень начнёт орать на каждом углу, что пострадал из-за того, что побил Лёшу, а это ему невыгодно, если захочет выставлять себя жертвой. Впрочем, Антону плевать. Команда у Лёши — то ещё сборище уродов и кретинов. Они про него на стене всякую хрень пишут, обзывая педиком и выдумывая мерзкие слухи. И Антон не хотел бы, чтобы его брат продолжал оставаться в этом коллективе. Им надо протянуть всего год, а потом Лёша сможет пройти просмотр в любой клуб из Москвы, чтобы начать нормальную карьеру. Всё равно его пребывание в детдомовской команде вряд ли кого-то заинтересует в качестве резюме. — Я думаю иногда, что можно было бы сбежать, — произносит Антон. — Куда сбежать? — Лёша выгибает бровь, не воспринимая всерьёз. — Да куда угодно. Всё лучше, чем в этой дыре. Успокойся, у нас не выйдет. Для этого деньги нужны и конкретное место, куда бежать. Пока я буду думать, нас уже двести раз убить успеют, — Антон вздыхает, забираясь пальцами в волосы. — Чё за парень-то? — Неважно. Не скажу, потому что ты его побьёшь. — Так он заслужил, блядь, Лёша! — Хватит, Тош. Твои методы защиты уже столько проблем принесли, не сосчитать. Неужели сложно просто спокойно жить, дожидаясь дня, когда нас выпустят? — Тебе рассказать, что было бы, если бы не мои хуёвые методы защиты? Ты бы Кольку уже лет пять назад похоронил! — Откуда тебе знать? Ты сам всё испортил, влез в эту чёртову банду, и теперь Кольку, Таньку, меня или кого угодно действительно могут и убить. — Ах, блин, ну, прости, что дал вам всем протянуть чуть дольше! Чё тогда не отговорил меня, если такой умный и видящий наперёд? — Как будто ты стал бы меня слушать. Моё мнение для тебя вообще веса не имеет. В процессе ругани Антон не замечает, как кончается пешеходная часть дороги, перерастающая в проезжую часть. Он идёт прямо по ней, постоянно оборачиваясь на Лёшу и размахивая руками так, что никогда не заметил бы выезжающий на высокой скорости из-за угла чёрный «Rolls-Royce». — Тоша! — вскрикивает Лёша, видя машину, которая резко тормозит прямо перед братом, но тот всё равно падает на землю. Скорее от неожиданности и испуга, чем будучи действительно задетым. — Ёбаный в рот, — кряхтит Антон, широко распахнутыми глазами смотря на капот машины, находящийся едва ли в пятнадцати сантиметрах от его лица. Всё-таки чуть-чуть задело, и теперь у Антона порванная штанина казённых серых брюк. И грязная куртка. Это его трогает чуть больше, чем собственное счастливое спасение от смерти под колёсами невероятно дорогой тачки. Впрочем, это могла бы быть не самая плохая смерть. — Какого хуя вообще?! Антон вскакивает на ноги, ударяя со злости по капоту машины. Из неё резким движением выходит высокий мужчина в костюме, заводящий руку за спину, как если бы хотел достать пистолет. Антон видел такое по телевизору, что на первом этаже корпуса, в каком-то фильме из разряда боевиков. — Подожди, Вадим, — следом выходит ещё один мужчина. Тоже в костюме, но не в таком форменном. Мужчина жестом останавливает Вадима от какого-то действия и обходит его, становясь перед двумя подростками. — Это всего-то тупые дети. Антон и Лёша понятия не имеют, кто эти люди, но оба прекрасно понимают, что серьёзно вляпались. Впервые в жизни Лёша первым реагирует на то, что нужно бежать, и дёргает брата за рукав, но тот почему-то не двигается с места и не отвечает на настойчивый шёпот. Вместо этого Антон вдруг облизывает губы, щурясь, и выдаёт громко: — Слышь, дядя, а тебя не учили скорость сбавлять на поворотах? Не боишься присесть за убийство пешехода? — Что ты несёшь, господи?! — у Лёши глаза от ужаса расширяются. Люди, разъезжающие на таких дорогих машинах, не могут быть терпеливы, чтобы выслушивать хамство Антона. Названный Вадимом снова тянется рукой назад. — Извините, пожалуйста, он головой ударился, кажется, — пытается исправить ситуацию Лёша, но в руке Вадима действительно лежит пистолет. — Вадим, я не давал приказа, — спокойно произносит второй мужчина в костюме. — Вы откуда взялись? — обращается он к близнецам. — Мы детдомовские, — самой жалкой из всех возможных интонаций произносит Лёша, хотя понимает, что вряд ли удастся воззвать к милосердию этих людей. Скорее понимание, что за подростков никто не будет переживать в случае их гибели, только развяжет им руки. — А тебе какая разница? — снова влезает Антон, прожигая мужчину взглядом. — В качестве компенсации за моральный ущерб хотел довезти до дома, — на лице мужчины возникает усмешка. Лёшу едва не передёргивает от неё. — Спасибо, мы сами дойдём. Ничего страшного... — начинает мямлить он испуганно. — Это не было предложением, — усмешка быстро исчезает, заменяясь на тяжёлый взгляд сверху вниз. — Быстро сели в машину. Для убедительности Вадим проводит ладонью по пистолету, как бы намекая, что в любой момент может применить его. Мужчина без имени удовлетворённо наблюдает, как два подростка прячут взгляд... ладно, только один прячет взгляд, тогда как другой вскидывает голову, язвительно замечая, что всегда мечтал покататься на дорогой машине. Лёша уверен, что их везут в лес. Их убьют и закопают, и никто никогда их не найдёт. Его бессмысленная жизнь оборвётся в шестнадцать. Боже, он даже не застанет своё совершеннолетие! Лёша напряжённо смотрит на свои пальцы, боясь поднять глаза к тонированному окну. Напоследок посмотреть на город — всё равно, что пытаться надышаться перед смертью. «Ты встретишь их сам, но тебе нужен лишь один», — в голове Паши крутятся слова гадалки, сказанные год назад. Она не уточняла, кого именно он должен встретить, только количество людей. За год Паша впервые сталкивается сразу с двумя неизвестными. Подростки-близнецы из какого-то детдома, попавшие под колёса его машины. И среди этого Паша должен найти себе преемника? Он внимательно смотрит на каждого парня по очереди через зеркало заднего вида. Один сидит, низко склонив голову, полный ужаса от непонимания ситуации. Вполне закономерная реакция, как у всех нормальных людей. Паша переводит изучающий взгляд на второго подростка. Странный пацан. Без тормозов, судя по всему. Не побоялся нахамить явно обеспеченному человеку, даже увидев в руке его водителя пистолет. Ударил по капоту после того, как чуть не попал под колёса. Неадекватный псих? Или это была всего лишь реакция под влиянием шока? Подросток интересный. Даже сейчас, вместо того, чтобы трястись от страха, как его брат, он рассматривает салон машины. Не просто рассматривает, восхищаясь, он ищет возможности выхода, словно действительно готов был бы бежать на полной скорости. — Будь у меня желание тратить на вас пули, не стал бы тратить бензин, — произносит Паша, усмехаясь, когда взгляд парня сталкивается с его. — Как зовут? — Антон Андреевич Миранчук, — наклоняется вперёд, вытягивая руку, но Паша за неё не берётся. — Второго? — Лёша, — тихо выдавливает тот, всё ещё не поднимая головы. — Павел Константинович, мне нужно въехать на территорию? — спрашивает Вадим. — Нет, останови здесь. Только когда машина замирает, Лёша оглядывается по сторонам, замечая, что они действительно приехали к детдому. Кованые ворота, высокие серые стены с колючей проволокой. Их вернули домой. — Блин, родное гетто, как же я скучал! — громко тянет Антон, раскинув руки в стороны, будто хочет обнять знакомые просторы. Несколько воспитанников, бродивших по главной аллее, заинтересованно смотрят на чёрный «Rolls-Royce». Такого в их краях, разумеется, никогда не было, а тут ещё и Миранчуки рядом крутятся. Лёша сдержанно благодарит мужчин за то, что довезли, после чего хватает Антона за руку и настойчиво тянет в сторону ворот. Чем быстрее они уберутся отсюда, тем лучше. — Вадим, запиши адрес, — даёт указание Паша, садясь обратно на заднее сидение. — У меня есть свободный день на ближайшей неделе, наведаемся сюда снова. Всю неделю в детдоме только и разговоров про то, что Миранчуков привезли на дорогущей машине какие-то мужики. Откуда, зачем, почему именно их — эти вопросы не задаются напрямую близнецам, ведь каждому хочется додумать самостоятельно. Каждый этаж корпуса кишит слухами, выливающимися в то, что на стене появляется новая запись. Посыл в ней такой: близнецы нашли себе богатых мужиков, с которыми спят за деньги. Антон громко хохочет, словно ничего оригинальнее не видел в жизни. Лёша его веселья не разделяет. Через некоторое время чёрный «Rolls-Royce» вновь тормозит около входа на территорию детдома. На этот раз двое мужчин снова оказываются внутри. Цель их визита покрыта какой-то тайной, никому даже не удаётся подслушать разговор хотя бы одного из них с кем-то. Кто-то утверждает, что мужчины просто обошли территорию, рассматривая здания и другие объекты. Из этого делается вывод, что они могут быть новыми спонсорами. Вспоминается, как однажды в детдом принесли много красивых шмоток, потому что какой-то мутный тип избирался в качестве главы района, что ли, и хотел подмазаться, показав, что совершает добрые дела, занимаясь детдомовцами. Эти двое могут оказаться такими же. Однако с момента приезда мужчин никаких улучшений в жизни детдома не происходит. Слухи стихают ненадолго, но возобновляются с новой силой, начиная играть ещё более безумными красками, когда один из мужчин появляется на матче детдомовской команды с какой-то школьной сборной из соседнего района. Он приходит и на следующую выездную игру, а потом уже известная всем машина вновь останавливается перед воротами детдома. Ни Лёша, ни Антон, однако, знакомых мужчин или их машину не видели. Те появлялись в тот момент, пока оба были на учёбе, так что, близнецы могли улавливать информацию только через слухи. Антону даже начинает казаться, что ничего подобного никогда не происходило, просто всем вокруг нечем больше заняться, вот и придумывают чушь из воздуха. Раньше все лезли в чужие отношения, распуская сплетни, но в последнее время никто ни с кем не начинал встречаться, а про Оксану, окончательно переключившуюся на Генку, разговаривать совсем не интересно. Про банду тоже ничего не придумать, ведь Генка продолжает находиться на расстоянии от близнецов, что, кстати, заботит Антона куда сильнее, чем слухи про мужиков на ройсе. — Слышала, они на матчи ваши приезжают, — передаёт Танька, надеясь выведать что-то новое. — Я во время игры сосредоточен на футболе, понятия не имею, — пожимает плечами Лёша. — Мне трибуны разглядывать некогда. Впрочем, несколько раз он видел кого-то в костюме, похожего на того мужчину. На их игры приходит мало людей, потому что никому неинтересны какие-то дети, пинающие матч в первенстве района, так что, заметить явно выделяющуюся на фоне остальных фигуру труда не составляет. Но Лёша не уверен, что это именно тот мужчина. Может, это был чей-то родитель из команды школьников, пришедший поддержать своего сына. Или это директор школы, или кто-то из тех, кто отвечает на организацию соревнования. Ещё бы Лёша об этом думал и время тратил. Всё лето тема мужчин на ройсе остаётся актуальной, и Антон даже несколько раз сталкивается с бандой Генки из-за этого. Мишка, которому Антон больше всех не даёт покоя, почему-то решает, что наступил лучший момент для драки. Как это связано с мужчинами, непонятно, но Мишка выплёвывает что-то из серии: «Посмотрим, впишутся ли за тебя твои покровители». Антон уже и думать забыл про тот случай, поэтому не сразу догадывается, что имеет в виду Мишка, однако усмехнуться над его глупостью не успевает по причине удара в лицо. — А это всё правда, что про вас говорят? — спустя чуть меньше недели, спрашивает Колька за обедом. Танька тоже заинтересованно переводит взгляд с Лёши на Антона. — И что же про нас говорят? — хочет уточнить Антон. Он дёргает насмешливо разбитой губой, после чего проводит по ней языком. Честно говоря, Колькины и Танькины вопросы немного достали за последнее время. Реагируют на любую хрень, смороженную кем-то мимоходом. — Что вас усыновлять собираются, — Колька произносит это с нескрываемым чувством грусти. Близнецы только удивлённо поднимают брови, огорошенные подобными новостями. — Да кому мы нафиг сдались... — Миранчуки! — раздаётся со стороны входа в столовую. Женщина средних лет, Анна Игоревна, которая является чем-то вроде куратора для воспитанников их года рождения. Антон с Лёшей её видели примерно пару раз за всё своё пребывание в корпусе для старших, потому что женщина никогда не была особо заинтересованной в жизни подопечных. — Быстро к директору. — Мы ж ничего не делали, — не понимает Антон. Вряд ли спустя неделю кому-то понадобилось сделать ему выговор за очередную драку, да и при чём тогда Лёша. — Мне надо ещё раз повторить? — возмущённо спрашивает Анна Игоревна, едва не за шиворот вытаскивая близнецов из-за стола. — На весь детдом такое счастье упало, на вас лично — ещё больше, а они расселись. Своё последнее посещение кабинета директора Антон помнит отлично. Это было после того, как он воткнул Мишке в руку вилку в столовой, узнав, что тот вступил в сговор с бывшей бандой Серёги, чтобы они изнасиловали девушку Кольки. После того случая Антона в кабинет больше не вызывали, хотя раньше он проводил в нём время из-за каждого своего нарушения дисциплины. Видимо, решили сразу вносить случившееся в личное дело. На фоне драки в столовой с причинением физического ущерба здоровью другие проступки выглядели сущей ерундой, не стоящей даже нравоучительной беседы. Директриса с каждым годом становится всё неприятнее, как кажется Антону. Строгая женщина с резкими чертами лица, обожающая серый цвет, поскольку не носит больше ничего другого, со сталью в голосе. Непреклонная, не знающая жалости и внушающая страх одним своим видом для большинства воспитанников, но только не для Антона. Ему слишком плевать на постоянные угрозы, ведь слышит их со всех сторон едва ли не ежедневно. В этот раз директриса позволяет себе дежурную улыбку. Но не для Антона и Лёши, а для человека в чёрном костюме, сидящего на жёстком потёртом стуле. Значит, и у этой женщины есть слабости. Например, перед теми, кто занимает более выгодное положение в обществе. Перед ними, явно более обеспеченными и влиятельными, она будет заискивать, лишь бы получить хоть минимальную, но выгоду. Мерзко. Хотя вполне ожидаемо. Авторитет директрисы, даже не успевший сформироваться в голове Антона, рассыпается в пыль, навсегда стираясь из памяти. — Алексей, Антон, познакомьтесь, — директриса указывает ладонью в сторону сидящего мужчины. — Павел Константинович Мамаев. Пришёл поговорить с вами. У Лёши перед глазами едва ли жизнь не проносится. Он сразу узнаёт этого человека, и теперь для него нет никаких сомнений, что он действительно всё это время приезжал в детдом и на игры команды. Кажется, он следил за ними или только за Лёшей, что делает ситуацию лишь хуже. Честно говоря, Лёша понятия не имеет, почему испытывает такой страх перед этим человеком, но никогда не хотел бы оставаться с ним наедине. Просто внутренние ощущения подсказывают, что он опасен и не внушает никакого доверия. — О, здрасьте, — усмехается Антон. — А мы уж было соскучились... — Миранчук, тебе кто-то разрешал открывать рот? — возмущённо произносит директриса, чуть хлопая ладонью по поверхности стола. Антон даже не дёргается, в отличие от брата. Директриса тут же возвращает себе самообладание, натягивая полуулыбку на лицо и поворачиваясь к мужчине. — Извините. Я предупреждала, что у них есть проблемы с дисциплиной. Сами видите, случай тяжёлый. Возможно, стоило применять более строгие меры в раннем возрасте... — Вы не могли бы нас оставить? — перебивает Паша, как будто невзначай делая отмашку рукой, приказывая директрисе побыстрее убраться с глаз. Даже здесь, будучи не на своей территории и не находясь в статусе главного, Паша всё равно управляет ситуацией и людьми. Директриса несколько раз кивает головой и быстро покидает помещение, напоследок успев кинуть пронзительный взгляд на близнецов и прошипеть что-то о том, чтобы даже не пытались выкинуть какой-нибудь номер. — Садитесь, — указывает Паша на диван. Лёша колеблется, без слов спрашивая у Антона, что они будут делать, но тот лишь пожимает плечами, мол, почему бы не побеседовать с серьёзным человеком, раз уж ему так нужно. — Алексей Андреевич Миранчук, — Паша двигает к себе папку с личным делом, устраивая её на колене и начиная зачитывать информацию. — Шестнадцать лет. В детдоме с 1990-го года, то есть с самого рождения. Есть брат-близнец, Антон Андреевич Миранчук. Имеются проблемы с дисциплиной, было несколько выговоров. В целом, ничего выдающегося. Играешь в футбол за местную команду, верно? — Да. — Я видел несколько игр. У тебя есть потенциал. Я, помимо прочего, футбольный агент. Довольно известный. Я был бы готов помочь тебе с футбольным будущим. — Были бы готовы в каком случае? — осторожно спрашивает Лёша, чувствуя невысказанное условие. — Антон Андреевич Миранчук, — не обращая внимания, Паша откладывает Лёшино личное дело в сторону и берётся за более толстую папку. — Потрясающая биография. Сплошные выговоры, нарушения, взыскания. Состоял в хулиганской банде, применял насилие к другим воспитанникам, систематически сбегал с территории детдома. Замечен в кражах, драках, порче имущества детдома. Отличается неконтролируемой агрессией, отсутствием самоконтроля, склонен к физическому насилию... — Вау, да меня, как психа какого-то описали, — хмыкает Антон. — На что может рассчитывать человек с такими задатками? — задаёт вопрос Паша. Антон морщится, чувствуя себя будто перед каким-нибудь врачом. Когда он был в больнице, в палату несколько раз приходила женщина блаженного вида, представлявшаяся детским психологом. В чём было её назначение, ни Антон, ни его соседи по палате особо не поняли, но женщина постоянно стремилась проводить какие-то беседы, пытаясь залезть в душу. Это неприятно. Антон в конце концов отказался с ней разговаривать и просто отворачивался к стене каждый раз, игнорируя её до тех пор, пока она не уходила. — На светлое будущее, — отвечает Антон с вызовом. — А что? Всё написанное — это всего лишь мой способ решения проблем. Вот вы, Павел Константинович, наверняка, богатый и влиятельный человек. У вас, может, бизнес, какое-то футбольное агентство. Вы живёте просто восхитительно, как не живёт и десять процентов людей в Москве. Но вы же вряд ли заработали свой первый миллион честными способами, — Антон чуть наклоняется вперёд, упираясь локтями в колени. — Вы обманывали, применяли насилие. Убивали? В девяностые без криминала нельзя было ничего построить. А по вам точно не скажешь, что вы святой. Однако если у вас получилось, почему не может получиться у меня? — Смело, — качает головой Паша. — Тут сказано, что ты учишься в колледже. На кого? — На бухгалтера. Люблю считать деньги. Хочу потратить на это всю свою жизнь. — Могу пожелать удачи, — Паша закрывает папку. — Вы же оба поняли, зачем вас сюда вызвали? — И мы все понимаем, что это какая-то хрень, которая никому не нужна, — Антон откидывается на спинку дивана, закладывая руки за голову. — Усыновить нас? Павел Константинович, нам через пару месяцев семнадцать. В таком возрасте никого уже не усыновляют. Ну, только если вы не хотите продать нас на органы за то, что я тогда ударил по капоту вашей машины. Хотя зачем для этого усыновлять, если можно просто украсть нас? Лёша долго смотрит на брата, не понимая, как тому хватает смелости прямо в лицо озвучивать такие вещи совершенно незнакомому человеку уровня Паши. Иногда Лёша думает, что это может быть защитной реакцией. Будто бы лучшая тактика — это нападение. Но сейчас ему не по себе и хочется, чтобы Антон перестал выпендриваться, строя из себя не пойми что. Он должен чувствовать, насколько опасен Паша. Своими действиями Антон и вправду может вырыть им обоим могилы. — У тебя интересный ход мыслей, Антон. Однако вопрос с вашим усыновлением уже решён. — Решён? — Лёша чувствует, как сердце начинает биться быстрее. — Разве для этого не требуется, ну, хотя бы наше согласие? — Не в вашем случае. Видите ли, эта милая женщина, которая управляет детдомом, считает, что ваше отсутствие здесь пойдёт всем на пользу. А я, как правильно заметил твой брат, достаточно влиятельный и богатый человек, чтобы решить подобный вопрос без вашего участия. У меня есть свои причины становиться вашим, о боже, отцом. — И чё, даже документы уже подписаны? — Антон заинтересованно выгибает бровь. — Ого, впечатляет, Павел Константинович. Но мы отказываемся. Нет, серьёзно, в этом нет никакого смысла. Ну, лично для меня. Вот Лёша, он играет в футбол, и вы можете стать его агентом, помочь построить карьеру. Я же вам не нужен, от меня никакой выгоды. Следовательно, варианта два: либо меня оставляют здесь, либо вы избавляетесь от меня после. А я Лёшу одного никуда не отпущу. Антон кладёт ладонь на колено брата, чуть сжимая пальцы вокруг него, показывая, что Лёше не о чем переживать, пока он рядом. Рядом Антон будет всегда, и что бы им ни грозило, он никогда не бросит своего единственного самого близкого человека. — Меня предупредили об этом нюансе, — кивает Паша, с интересом рассматривая выражение лица Антона, ярко горящее надписью о том, что он жизнь отдаст, если его брату будет что-то угрожать. — Либо оба, либо никто. Вас ведь уже пытались усыновлять по отдельности? Я не собираюсь рушить вашу прекрасную близнецовую связь. — Это не единственное условие, — продолжает Антон. — Ещё мы хотим остаться со своей фамилией и своим отчеством. Это принципиально. — Почему же? Разве не лучше было бы носить фамилию и отчество человека, который даст вам хотя бы достойное жильё и условия жизни, а не того, кто сразу же избавился, засунув в какое-то мрачное гетто, и даже ни разу не захотел напомнить о себе? В конце концов, быть сыном Павла Мамаева — это определённый статус, имеющий вес в обществе. — Дело не в нашем настоящем отце, — фыркает Антон, закатывая глаза. — Плевать на него и нашу мать. Мы никогда их не знали, и если они избавились от нас, то эти люди просто не достойны даже мысли о себе. Но мы, — Антон выделяет слово. — Именно мы, Алексей и Антон Миранчуки. Отдельные люди, которые должны войти в историю именно как Алексей и Антон Миранчуки, а не Мамаевы. Потому что статус мы приобретём именно для нас, сами, а не за счёт вашего имени. — Ещё и амбициозный, — цокает языком Паша. — Хорошо. Договорились. Это последнее условие, которое я должен принять, если хочу получить вас? Директриса с радостью подписывает документы, раскланивается, провожая Пашу из кабинета, и когда остаётся наедине с близнецами, то произносит лишь благодарность Господу Богу. После чего она открывает один из ящиков своего стола, доставая оттуда несколько купюр. — Это стипендия за месяц, — произносит директриса. — Так как осталось три дня до того, как Павел Константинович заберёт вас, можете ни в чём себе не отказывать. — Смеётесь? — удивляется Антон, пересчитывая деньги. — Тут меньше, чем мы получали обычно. — У вас теперь очень обеспеченный отец. Не думаю, что вам стоит переживать о деньгах. А детдому средства явно нужнее.***
Для того, чтобы собрать вещи и переехать в другое место, близнецам действительно нужно кое-что купить. Например, чемодан. Не то чтобы у них было много вещей, но даже школьные тетради, старый футбольный мяч, нижнее бельё и зубные щётки должны быть куда-то уложены. Кроме того, впервые в жизни у них есть возможность побывать в торговом центре. Конечно, было бы логичнее сходить на рынок, там наверняка должны продаваться какие-нибудь вместительные сумки за не самую высокую цену, но... Антону хочется в торговый центр, и он целый вечер упрашивает Лёшу пойти именно туда, ведь когда выдастся подобный случай снова. Торговый центр немного пугает своими масштабами. Три этажа, какие-то эскалаторы и лифты, слишком много людей, безмятежно прохаживающихся с пакетами разных магазинов. Всё очень яркое, мерцает рекламными экранами, сверкает начищенными витринами, слепит высокими лампами. — Я хочу тут жить, — произносит Антон, задирая голову наверх. Потолок выкрашен в виде голубого неба с белыми разводами облаков. Антон открывает рот в изумлении, потому что не думал, будто такое возможно. Ему, чёрт возьми, целых шестнадцать лет, а он стоит посреди торгового центра, как вкопанный, потому что не видел в жизни ничего, кроме серых уродливых стен общежития. Они точно выглядят очень странно, и Лëша касается руки брата, предлагая пойти к карте, чтобы понять, куда им нужно. Лëша не хочет привлекать внимание и ещё сильнее не хочет, чтобы к ним подошли с неудобными вопросами или вообще выставили за дверь. Карта говорит, что на первом этаже, в противоположном конце от входа, есть большой универсам, где должно продаваться всë подряд, от еды до автомобильных шин. В таких больших магазинах вполне возможно потеряться, поэтому близнецы стараются далеко друг от друга не отходить, а то какая-нибудь женщина с битком набитой тележкой продуктов вполне может запутать их. У Антона разбегаются глаза. Он вертит головой из стороны в сторону, борясь с совершенно необоснованным желанием схватить с каждой полки что-нибудь. Всё слишком красивое, не такое, как на рынке, где даже не знают о расстановке товаров. Скажите спасибо, что вам вообще что-то предлагают, — вероятно, именно так думают торгаши, сами выстраивающие себе прилавки и места для демонстрации. — Тут есть таблички, — Лëша осторожно показывает пальцем на большие красные указатели с двумя надписями о том, что находится в данном проходе с одной и другой стороны. — Как ты думаешь, товары для дома близки к чемоданам? Им приходится обратиться к женщине в жилетке сотрудника магазина, когда окончательно теряются и выходят к прилавкам с апельсинами. Сотрудница видит непонимание на лицах близнецов, однако почему-то не задаëт какой-нибудь насмешливый вопрос, откуда они такие дикие взялись в цивилизованном месте. Напротив отдела с чемоданами, сумками и рюкзаками оказывается длинный стеллаж с журналами. Пока Лëша выбирает нужный чемодан, который они могут себе позволить, Антон рассматривает глянцевые обложки с красивыми людьми на них. Один из журналов привлекает его внимание сильнее, и Антон даже приподнимается на носки, чтобы дотянуться до него и снять. Пролистнув несколько страниц, Антон понимает, что весь журнал посвящëн моде. До этого момента он подобного не видел. То есть журналы-то Антон пару раз в жизни в руках держал, но то были необычные журналы, которые Влад доставал где-то на рынке. Там люди были преимущественно без одежды, хотя и не менее красивые, чем здесь. Молодой мужчина в костюме заставляет Антона подольше вглядеться в себя. Сам мужчина не слишком привлекает, но вот одежда на нëм вполне ничего. Хотел бы Антон однажды носить что-то подобное. Мысль загорается в голове стремительно, и вот Антон уже выдирает страницу из журнала, складывая и пряча в карман голубой ветровки. — Ну что, ты выбрал? — спрашивает Антон, поворачиваясь к брату. Перед ним небольшой тканевый чëрный чемодан. — У нас сколько останется денег? — Немного, — Лëша пожимает плечами. — Я хочу зайти ещë кое-куда. Вместе с чемоданом они оказываются внутри просторного магазина с одеждой и обувью. Здесь не очень много посетителей, поэтому укрыться от внимательных взглядов сотрудников тяжело. Лëша чувствует себя неуютно, прекрасно понимая, что это место им с Антоном совершенно не подходит по статусу. Однако Антон чуть выше приподнимает подбородок, берëт Лëшу за руку и уверенным шагом направляется вглубь магазина. Ему плевать, что они привлекают внимание, заставляя оборачиваться редких посетителей, перебирающих вешалки. Когда всю жизнь тебе выдают одежду, совершенно такую же, как у всех окружающих тебя людей, ты не знаешь, что существует множество фасонов и видов банальной рубашки. Тем более не представляешь, какой размер одежды тебе подходит. Поэтому Антон решает действовать согласно внутренним ощущениям. Он усаживает Лëшу на какой-то диван перед примерочными, а сам начинает вертеться вокруг, снимая вешалку за вешалкой. — Молодой человек, — рядом неожиданно образовывается женщина, окидывающая Антона оценивающим взглядом сверху вниз. — Вам нужна помощь? — О нет, спасибо, я знаю, что мне нужно, — отмахивается Антон, забирая один из красиво разложенных по стеклянному столику ремней. — Вы уверены? Тут есть секонд-хенд этажом выше... — А вы что, боитесь заблудиться по пути до него? — Антон отзеркаливает еë взгляд свысока, сохраняя при этом полуулыбку. Женщина отступает, поджимая губы. — Тош, что ты делаешь? — спрашивает Лëша, когда брат проходит мимо, стараясь не уронить на пол многочисленные вешалки. — Просто посиди и подожди ещë чуть-чуть, хорошо? Лëше кажется, что за время, которое Антон торчал в примерочной, на него бросил косой взгляд каждый человек в магазине раза по три. Хотелось бы побыстрее уйти отсюда, чтобы не чувствовать себя некомфортно. Наконец, Антон появляется. То есть Лëша сначала не понимает, что это Антон, и не поднимает на него взгляд, пока чужие пальцы не касаются плеча. На Антоне синие джинсы, белая футболка без рукавов и чëрный пиджак. Казалось бы, ничего необычного, но Антон выглядит, будто ему двадцать, и... — Ты... такой красивый, — поражëнно произносит Лëша, потому что впервые видит своего брата не в серой детдомовской одежде или голубой ветровке. — Правда? — Антон искренне удивляется. Он не ожидал услышать от Лëши именно это. Всë, что угодно, начиная с непонимающего молчания, вплоть до резкого комментария о том, что это слишком, и Антон выглядит нелепо. — Да. Тебе очень идëт, — слова даются Лëше тяжело, ведь он по-прежнему не может осознать, что перед ним собственный брат. — Идëт быть красивым. — Тогда подожди, я сейчас! Антон появляется перед Лëшей ещë несколько раз, меняя одежду, добавляя какие-то украшения, которые успел понабрать по пути. Лëша смотрит на брата, широко раскрыв глаза, удивляясь, как у него только получается это делать. Лëша хотел бы видеть Антона таким всегда. Красивым и совершенно невероятным, словно вышедшим с какого-то модного показа, хотя Лëша совсем ничего не понимает в моде. И будь Лëшина воля, он бы прямо сейчас купил Антону всë, что тот на себя нацепил, но, подойдя ближе и взяв в руки ценник, Лëша теряет дар речи. О таких ценах он и не думал никогда в жизни. Выражение грусти быстро охватывает Лëшу, что не может скрыться от Антона. — Скоро у нас всë это будет, — тихо говорит он, обхватывая лицо брата ладонями. — Помнишь, мы хотели стать богатым и знаменитыми? Считай, половина уже есть. — Думаешь, Мамаев такой щедрый, что будет давать нам много денег на всë подряд? — О нет, он точно не такой. Но, — Антон широко улыбается, — я обязательно что-нибудь придумаю. Антон обнимает брата, касаясь кончиком носа его виска, напоминая о том, что ради Лëши он готов на всë, ведь любит его сильнее всего на свете.***
Уже завтра близнецы навсегда покинут детдом, и, если честно, Антон думал, что это событие будет более праздничным. Они устроят какую-нибудь вечеринку, напьются, включат музыку на весь этаж, начнут орать и материться, возможно, разобьют случайно окно или вынесут дверь в чью-то комнату. Но у близнецов не будет общей церемонии выпуска, как у всех остальных, да и людей, которые могли бы их проводить, в конце концов остаётся не так много. Один Колька, сидящий сейчас на Лёшиной кровати, смотрит, как близнецы собирают вещи. В последние дни он не скрывает своей грусти, однако поддержать его находит в себе силы лишь Лёша, поскольку Антон слишком поглощён свалившейся на него радостью выбраться из ненавистного гетто до восемнадцати. И не просто выбраться, а выбраться навсегда, совсем, без вариантов вернуться обратно. — Нельзя как-то аккуратнее и нежнее, что ли? — возмущённо произносит Лёша, сваливая на кровать брата кучу мятых вещей, пока Антон перевязывает бечёвкой Лёшины книги. К слову, перевязывает просто ужасно. На книгах потом останутся следы от верёвки, потому что Антон хочет сделать всё быстро. — Парню своему так в постели говорить будешь, — фыркает недовольно Антон, за что немедленно получает подзатыльник. — Блядь, Лёш, сам завязывай их тогда. Зачем они вообще нужны? За время жизни в детдоме Лёша часто находил моменты посетить библиотеку при школе, где помимо учебников можно было попросить и обычную художественную литературу, а ещё какие-то газеты и журналы о природе. Лёша был частым посетителем, нравился библиотекарше хотя бы потому, что всегда вовремя сдавал книги обратно, поэтому, узнав о том, что Лёшу усыновляют, женщина разрешила ему забрать любые книги, какие только понравятся. Всё равно, кроме него, в библиотеку заходило в лучшем случае два-три человека среди всех воспитанников. Книг получилось три стопки, и Антону это не нравится. Он не понимает, зачем тащить с собой бумажный хлам, когда Мамаев, наверняка, имеет достаточно средств, чтобы купить хоть целый книжный. Не то чтобы у Антона было понимание, как именно нужно попросить Мамаева об этом, особенно, как это может сделать Лёша, но любви к библиотечным книгам это нисколько Антону не прибавляет. — А помните, когда нам было двенадцать или около того, мы в столовой обсуждали банду Влада? — зачем-то произносит Колька, привлекая к себе внимание. Он подтягивает одну ногу к груди, сгибая в колене, и печальным взглядом обводит разворошённую комнату, пустеющую с каждым часом всё больше. — Тоха тогда сказал, что нас никогда не усыновят, потому что слишком взрослые уже. Выходит, ошибался. — Да ладно тебе, Коль, — вздыхает Лёша, садясь рядом и приобнимая друга за плечи. — Ещё неизвестно, у кого жизнь сложится лучше. Этот Мамаев вообще не внушает доверия. — Пиздец ты успокаивать умеешь, — Антон цокает языком. — Друг остаётся в этом дерьме на два года, а ты переезжаешь к мужику с кучей денег. — Спасибо, Тош, мы же без тебя совсем забыли об этом. Не слушай его, Коль. Он просто крышей поехал из-за переезда, — Колька глухо усмехается. — Мы же не навсегда расстаёмся, слушай. Мы же обязательно сможем потом связаться, да? Когда вы с Танькой выпуститесь, обязательно соберёмся это отметить. А потом вы нас ещё на свою свадьбу позовёте! Антон делает вид, что его сейчас стошнит от этих идеальных мечт, окрашенных в розовый, но от новой порции осуждения в Лёшином взгляде его отвлекает стук в дверь. — Привет! — с объятиями на него набрасывается Оксана. От неё, как всегда, пахнет чем-то цветочным, сладковатым. — О, вы уже собираете вещи? — Мы завтра уезжаем, вообще-то, — с лица Антона исчезает всякий намёк на радость. — Тебе что-то нужно? — Я просто хотела помочь. Вам же нужна помощь? — Нет, не нужна. У нас нет вещей, только Лёшины книги. Ещё что-то? Оксана продолжает держать улыбку, растягивая крашенные в яркую помаду губы. Сцена молчания слишком затягивается, и Антон решает выйти за дверь сам, прикрыв её, чтобы закончить разговор, если ему ещё есть куда развиваться. Видеть Оксану он не хотел бы никогда в жизни после того, как та сдала его Владу. Зачем она это сделала, Антон до сих пор не понимает, ведь ей было совершенно невыгодно подставлять Антона, с которым могла бы потом встречаться ради статуса девушки главаря банды. — Слышала, вас усыновил очень богатый и влиятельный человек, — произносит Оксана, заламывая пальцы. — Ну да, на каждом углу только это и обсуждают. Жизнь такая удивительная вещь, однако! У меня снова получилось выкрутиться, как заявил Генка, — Антон запускает пальцы в волосы, зачёсывая назад. — Генка... Мы с ним встречаемся, кстати, ты в курсе? — Это вторая по популярности новость после нашего усыновления. Надеюсь, ты счастлива и добилась, чего хотела. — Честно говоря, я не люблю Генку. — Ради хорошей жизни постоянно приходится чем-то жертвовать, — говорит Антон холодно. — Например, другими людьми, которым клялась в любви. — Я не врала тебе тогда. Ты, правда, мне нравился... и нравишься до сих пор. Мы с тобой, будто родственные души, Антош, — Оксана подходит ближе, хочет коснуться пальцами щеки, но Антон перехватывает её за запястье, отстраняя от себя. — Мы могли бы попробовать начать всё заново. Тем более, всё так поменялось... — Да. Меня усыновляет сам Павел Мамаев, а ты почему-то вспоминаешь о любви ко мне именно сейчас, хотя до этого даже не смотрела в мою сторону, будто никогда не знала, — взгляд Антона режет чёрным, выплёскивая всю ненависть к Оксане и её прошлым поступкам. — Думаешь, договоришься со мной, чтобы снова начать встречаться и хвастаться направо-налево, что у тебя теперь богатый парень, к которому ты переедешь после выпуска или даже раньше? Извини, меня такие сделки больше не интересуют. — Да как ты смеешь?! Я признаюсь тебе в чувствах, а ты считаешь, что меня волнует только выгода? Может быть, в прошлом я поступила не очень честно по отношению к тебе, но у этого были причины. Я не могла поступить иначе! — Я тоже не могу поступить иначе. Уходи, Оксана, и никогда ко мне не приближайся. Может быть, у твоего Генки будущее не самое плохое, и тебе будет выгоднее остаться с ним. Или найдёшь себе кого получше после выпуска. Уж ты точно сможешь. — Чтоб с тобой всю жизнь обращались, как со мной! — выкрикивает Оксана, стискивая кулаки. — О, чтоб со мной так обращались, мне придётся трахаться со всеми подряд. Прям, как ты. А мне это вряд ли грозит. Антон возвращается в комнату, закрывая перед Оксаной дверь. Он надеется, что навсегда отрезает её от себя, и надеется, что уже завтра не вспомнит даже её имени. Просто какая-то девушка из детдома, спавшая с каждым вторым. — Колька останется с нами до завтра? — спрашивает Лёша, и Антон соглашается. Не видит ничего плохого в том, чтобы друг переночевал с ними. Им ещё долго вспоминать лучшие времена, которые успели произойти за все эти шестнадцать лет. Правда, с Колькой они начали дружить с шести. Получается, юбилей в этом году. В конце концов, Колька не удерживается от того, чтобы пустить слезу ближе к вечеру, и это грозит перерасти в общий парад рыданий, но если Лëша держится из последних сил, то у Антона, в целом, нет никакого желания разводить сопли. Он из тех, кто плакал только раз в жизни, после изгнания из банды, когда всë, что он пытался сделать, рухнуло. Нынешняя ситуация даже рядом не стоит, потому что Антон испытывает не горе, а радость, да такую невероятную, что готов прыгать по комнате, размахивая руками. Лëша не может заснуть, лежит с открытыми глазами, чувствуя лëгкую прохладу, проникающую в комнату из открытого настежь окна. — Мы в первый раз здесь тоже вместе спали, — тихо говорит Лëша брату. Антон опять закинул на него руки и ноги, обхватывая крепко и прижимаясь слишком близко. — Почему мне кажется, будто это всë было буквально вчера? — Потому что вчера мы тоже спали вместе, — бубнит в плечо Антон. — Я же не об этом. Не знаю, это так странно. Тебе не страшно? — Страшно? С чего бы? Лëша боится неизвестности. Ему страшно навсегда покидать место, в котором провëл всю жизнь, где всё знакомо, где он всех знает. А ещë Лëша боится Мамаева, не представляет, как окажется с ним в одном доме. — Нормально всë будет, — шепчет Антон, переплетая с братом пальцы. — Я же рядом. День, когда они покидают детдом, запоминается пасмурным небом. Серый однотонный оттенок, сквозь который не видно солнца, давит на глаза, и Антон жмурится, мотая головой из стороны в сторону. Лëша обнимает Таньку и Кольку. Все трое не могут сдержать слëз, и Лëша долго вытирает рукавом щëки, в тысячный раз повторяя друзьям, что они не расстаются навсегда. Это просто невозможно. Антон в последний раз окидывает взглядом территорию детдома. Больше никакой мерзкой еды в столовой, впитавшей кислый молочный запах. Никаких драк с бандой до содранных в кровь костяшек, рассечëнных губ и кровоподтёков по всему телу. Не будет выговоров от взрослых, которые ничего не понимают и никогда не поймут, и одинаковой отвратительной одежды, превращающей всех в бледные тени. Больше никаких серых стен. Они навсегда остаются позади Антона и Лëши, как и их маленькое гетто. Позади спин, но глубоко в душе, оставляя на ней старый затянувшийся шрам.***
Было бы глупо рассчитывать, что Мамаев захочет лично приехать к ним. Он посылает своего водителя, того самого Вадима, который останавливается чёрт пойми где, и близнецам, всё ещё плохо ориентирующимся в пространстве чуть больше детдомовской территории, приходится его искать. Благо, заметить чёрный «Rolls-Royce» на простой московской улице с окраины довольно легко. Поездка долгая и бесконечная. Они пересекают, наверное, весь город насквозь, чтобы добраться до его противоположной части. За время дороги Антон несколько раз пытается заговорить с Вадимом, чтобы как-то развлечься, но водитель оказывается совершенно неспособным вести диалог. Он игнорирует вопросы Антона, а когда тот начинает просто нести всякую ересь над ухом, разворачивается, жёстко произнося: — Павел Константинович не будет переживать, если я довезу только одного из вас. Антон примирительно поднимает руки, откидываясь на заднем сидении. Лёша укоризненно качает головой, надеясь, что к моменту встречи с Мамаевым до Антона, наконец, дойдёт, с какими серьёзными и непростыми во всех смыслах людьми им теперь придётся жить. Любое неосторожное слово может стоить слишком дорого, и Антону лучше научиться вовремя останавливаться, пока на себе не успел испытать последствия. Это не детдом, где на вызов принято отвечать двойным вызовом, а все противоречия решать в драках. Мамаев живёт в коттеджном посёлке. Его дом, больше похожий на произведение искусства дворцовой архитектуры, находится на приличном отдалении от прочих домов, наверняка, таких же состоятельных людей. Охраны вокруг дома больше, чем во время праздников на Красной площади, как может показаться с первого взгляда. Внутри всё блестит и сверкает. Антон говорит, что тут лучше, чем в торговом центре, поэтому он с удовольствием останется. Лёша вздыхает, запрокидывая голову, — нет, брат ничего не понял тогда в машине. — Павел Константинович будет ждать вас на ужине, — сухо сообщает Вадим, уходя в сторону каких-то комнат. — Эм, а чё за ужин? Где? Во сколько? А комнату нам дадут или спим в коридоре? — спрашивает ему в спину Антон, но Вадим никак не реагирует. — Вот пидор заносчивый. Попрошу нашего папеньку его уволить к херам, он мне не нравится. — Боже, ты можешь просто молчать хоть иногда? — вымученно спрашивает Лёша. Перед ними останавливается девушка лет двадцати пяти в сиреневом платье. Она из числа прислуги, и её попросили показать близнецам помещения, в которые они имеют право заходить. Оказывается, есть места, где может присутствовать только Мамаев, например, его рабочий кабинет. После третьей или четвёртой комнаты, Лёша уже начинает путаться и спрашивает, могут ли они просто узнать, где их спальни и куда надо прийти, чтобы поужинать. Удивительно, что Антон удерживается от идиотских комментариев на протяжении всей экскурсии. — Вот эта комната... — девушка открывает перед ними дверь, показывая одну из спален. Лёше кажется, что её размер примерно сопоставим с пятью или даже больше комнатами в детдоме вместе взятыми. Тут вполне возможно потеряться, пока будешь искать шкаф с одеждой. — Охуеть, чтоб я так жил, — восклицает Антон. — Хотя я же и буду жить! Господь, если ты существуешь, прими мою самую искреннюю благодарность. Шестнадцать лет жизни в гетто, конечно, это слишком, но ради такого. — Простите, но это не ваша комната, — останавливает Антона девушка. — Я вас провожу... — Э, нет, это моя комната. Наша с братом, если быть точнее, — девушка непонимающе смотрит на него. — Не знаю, что там вам приказали делать, но передайте им, что мы будем жить только вместе. Во всяком случае, до момента, пока не поймём, что тут безопасно. А теперь можете идти, — однако девушка стоит на месте, совершенно не готовая к нарушению своих инструкций. Антону приходится помахать ей рукой и закрыть дверь в надежде, что после этого она догадается уйти. — Спасибо, — произносит Лёша. — Сам бы я никогда этого не сказал. — Да ладно, я ещё вчера вечером понял, что тебе Мамаев капец как не нравится. Мне, кстати, тоже. Мутный мужик, очень стрёмный. Но вместе ведь не так страшно оставаться в его доме, верно? На ужин они спускаются через полтора часа. Не доходя до столовой, маршрут до которой им устно успела описать девушка-прислуга, близнецы сталкиваются со странной женщиной в чёрном. Она быстро, но совершенно бесшумно выходит из кабинета Мамаева, тут же останавливаясь. Словно огненный всполох, стремительно поворачивает голову в сторону близнецов, пригвождая их тёмным пылающим взглядом. В нём то ли интерес, то ли безумие. — Дьявол, — произносит женщина глухо, но повисшее молчание в коридоре даёт расслышать её слова. — Он смог найти его. — Чё? — удивляется Антон. Женщина в чёрном не приближается к ним, и это, наверное, хорошо, потому что она слишком пугает своим поведением. На её губах дрожит странная улыбка, она откидывает волосы за спину и уходит так же, как и появилась. Близнецы переглядываются между собой, и только вышедший из кабинета Паша разрушает остатки странной сцены. За ужином Антон впервые видит так много разнообразной еды, которую он может попробовать в неограниченном количестве, пока не умрёт. Не говоря ни слова, игнорируя предложенный платок или салфетку, чёрт его знает, что ему пытался подсунуть под нос какой-то парень, Антон придвигает к себе тарелку, начиная класть в неё всё, до чего дотягивается. Ест Антон шумно, неаккуратно, будто вообще никогда прежде с едой не сталкивался. Смотря на него, Паша лишь посмеивается над очевидными слабостями, пока Лёша думает, сколько раз он успел испытать стыд за брата на протяжении этого дня. — Можно спросить? — интересуется Лëша, чуть поднимая руку, будто хочет ответить на школьном уроке. Паша кивает, не спуская взгляда с Антона. — Что за женщина выходила из кабинета? Просто она... — Начала нести какую-то чушь про дьяволов, — заканчивает Антон, залпом осушая стакан с соком. После он щëлкает пальцами, смотря на парня, ранее предлагавшего салфетку, и показывает на стакан, чтобы тот снова его наполнил. — Надеюсь, это не наша приëмная мать? Кстати, а у нас вообще будет мать? — Это вряд ли, — спокойно отвечает Паша. — Меня не привлекают женщины, — предвосхищает он последующий вопрос, видя, как Антон уже готов открыть рот. — А та, кого вы видели, моя личная гадалка. Она будет появляться здесь время от времени. За столом повисает неуютное, как кажется Лëше, молчание. Возможно, неуютно только ему, особенно после слов Мамаева о том, что его не интересуют женщины в качестве партнëров в отношениях. Учитывая, что когда-то он говорил о намерении усыновить близнецов по личным соображениям, Лëше в мозг закрадываются странные и пугающие мысли. Он хотел бы верить, что это просто неуместная паранойя, подкреплëнная общим мрачным видом Паши. — Мужчинами я тоже не увлекаюсь, — ловя напряжëнный взгляд Лëши, добавляет Паша после долгой паузы. — Всех рассматриваю в качестве деловых партнëров. Хотя, не буду скрывать, что иногда судьба удачной сделки зависит от наличия более тесного контакта между сторонами. В общем, ситуации бывают разные. Паша принимается за еду с таким спокойствием, словно ничего не было произнесено мгновение назад. Лëша понимает, что в него больше ни куска не влезет, хотя он и так с трудом заставил себя поесть салат. Почему-то закралось странное подозрение, будто их могут отравить. Всë-таки паранойя. Антон же пристальным взглядом обводит Пашу, решая изучить его детальнее, чем раньше. Всë это время Мамаев представлялся важным мужиком в костюме, от которого веет несоизмеримой властью. Власть чувствуется в каждом его слове и движении, это факт. Однако Антон подмечает ещë одну деталь Пашиного образа, на которую не обратил внимание раньше. У Паши много татуировок. Они покрывают целиком руки от запястий до линии рукава, уходя к плечам, возможно, захватывая грудь и спину, но точно касаясь шеи. Пашино горло исписано витиеватыми узорами, и почему-то для Антона это выглядит очень странно, будто узор оплетает, словно верëвками, с намерением задушить. — Как мы должны тебя называть? — неожиданно спрашивает Антон, продолжая смотреть на Пашу. — Отцом, папой, может быть, на «вы» и по имени-отчеству? — Пашей, если хотите, или официально, — пожимает плечами Мамаев. — И запомните, что я вам ни папочка, ни мамочка, ни даже богатый дядюшка, которому нравятся дети, вроде вас. Вы сами отказались как-то родственно связываться со мной, кроме как парой документов. Так что, никаких привилегий не ждите. Считайте, что я благородно разрешил вам пожить в своëм доме. Ожидаемо. Антон хмыкает, решая вставить неуместную шутку, мол, если Паша обиделся, что ему не досталось супа, мог бы просто заранее предупредить, и Антон бы ему оставил, необязательно при этом выкидывать из семьи.***
Около трëх месяцев близнецы действительно просто живут в Пашином доме, наслаждаясь свалившимися на них благами роскошной жизни. Вернее, наслаждается Антон, до сих пор находящийся под впечатлением. Он ведëт себя в этом доме так, словно имеет право хотя бы на один метр в коридоре. Ни в чëм себе не отказывает, в общем. Паша наблюдает. Осторожный Лëша, старающийся ничем никого не обременять и вообще как можно реже показываться в поле зрения, его устраивает. В целом, Лëша даже нравится Паше, в нëм присутствует какой-то здравый рассудок, серьëзность и воспитание, что для семнадцатилетнего подростка из детдома вряд ли характерно. Учитывая, что этот подросток Паше может принести деньги своей футбольной карьерой, то Лëша вполне способен стать любимым из этих двух «сыновей». Тем не менее, Антон выглядит гораздо интереснее за счëт своей непредсказуемости и отсутствия каких-либо ограничений. Мозги бы ему вправить, стало бы куда проще. Паша думает, что не ошибается на его счëт, просто возраст и все сопутствующие этому факторы дают о себе знать, превращая Антона в какое-то неконтролируемое бедствие для всего дома. И как направить это всë в нужное Паше русло, представить несложно. Антон сам к нему придëт. Во всяком случае, будет думать, что сделал это сам. Он любопытный. Нет ничего удивительного, что озвученные запреты на посещение определëнных комнат, лишь провоцируют желание зайти и узнать, что в них может скрываться. Так, Антон оказывается в Пашином кабинете, застывая на пороге, когда видит огромный портрет на стене, где Паша изображëн по плечи. Тëмный взгляд, ярко выделяющийся на строгом лице, направлен в самую душу, и Антон вздрагивает, стараясь больше на портрет не смотреть. Вместо этого он движется по кабинету, изучая в нём предметы, которые могли бы охарактеризовать Пашу. Остановившись у массивного письменного стола, Антон думает, что там могли бы храниться какие-то важные документы. Возможно, проясняющие суть Пашиной деятельности, которую Антон хочет знать, но Паша его вопросы игнорирует с показательным хладнокровием. Значит, нужно увидеть всё самому. В открытых ящиках Антон не находит ничего интересного, долго перебирая всякие бумажки, не имеющие отношения к делу. Впрочем, ничего удивительного, что Паша не держит в свободном доступе такие вещи. Выходит, надо смотреть в закрытых ящиках. Перевернув всë на столе, Антон уже думает, что надо пытаться открыть замок канцелярским ножом или скрепкой, чего он делать не умеет, как вдруг на глаза попадается ключ. Достав документы, Антон раскладывает их перед собой на столе, стараясь вчитаться в малопонятные формулировки. Впрочем, несмотря на сложный деловой язык, которому Антона никто не учил, некий смысл прослеживается. Как отдалëнно прослеживается и понимание, каким образом Паша ведëт дела. Это почти не открытие. — Тебе стоило бы брать пример с брата. Слишком неосторожный, — Антон слышит щелчок и чувствует что-то твëрдое у своего затылка. Мгновенно разворачивается, сжимая одной рукой документы, смотря прямо в дуло направленного на себя пистолета. — Много увидел? — Достаточно, чтобы убедиться, что тебя могут посадить. — Что будешь делать с этой бесценной информацией? — на лице Паши появляется усмешка. — Могу устроить небольшой шантаж. В общем, я тут подумал... Паша удивляется, как при направленном на него пистолете, Антон продолжает сохранять невозмутимость. Либо он наивно уверен, что Паше не хватит смелости пристрелить его прямо в своëм кабинете, либо у этого парня всë-таки напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Паша толкает его в кресло, упирая руки на подлокотники по обе стороны. — Здорово, что ты усыновил нас, — сглатывая, продолжает Антон, задирая голову. — Но, как и раньше, я чувствую какой-то бред в этом. Допустим, Лëша действительно имеет для тебя значение, а меня ты взял просто так. Но мне уже семнадцать, а в следующем году я стану совершенно самостоятельным человеком по закону, и ты просто вышвырнешь меня на улицу без всего. А мне нравится хорошая жизнь, как тебе нравится заключать сделки. Антон умный и хитрый, Паше нравятся такие люди. Однако Антон обладает эксцентричностью, возможно, временной, но тем не менее дающей ему лишнее преимущество в глазах Паши. Надо всего лишь суметь это использовать. — Что если я начну работать на тебя, и никто не узнает об этих документах? — предлагает Антон. Это именно те слова, которые Паша рассчитывал услышать, позволив ему проникнуть в кабинет и увидеть кое-какие бумаги. Разумеется, не несущие в себе никакой ценности. Просто Антон этого не может понять в связи с отсутствием опыта. — Ты думаешь, что сможешь как-то испортить мне жизнь при всех моих связях и влиянии? Потрясающая глупость. — Попробовать стоило, — разводит руками Антон. — А что насчëт работы? — Какой работы? — В «Империи». Паша намеренно никогда не упоминал «Империю» и то, чем она занимается. Ни слова о еë функционировании или роли Паши в каждом из подразделений. Однако Антон об этом знает, где-то выяснил, потому что может чëтко ответить на вопросы про существование совета директоров. Вряд ли он почерпнул это из того часа, что провëл в кабинете. Да и про более мелкие детали ничего толком сказать не может. Напрашивается только один вывод: пока Паша пытался заставить Антона прийти к себе, тот сам намеренно собирал информацию, чтобы оказаться здесь. И дело вообще не в любопытстве. — Тебе семнадцать, и ты даже не закончил колледж, — отрезает Паша. Это важный момент. Какой-то подросток, пусть даже с задатками, не может просто взять и оказаться в «Империи». — А если я закончу колледж экстерном? — Ты? Я видел твои оценки. Не думаю, что тебе кто-то пойдëт навстречу в этом вопросе. — Хорошо, дай мне пару месяцев. Наглость — второе счастье. Чтобы снова прийти к Паше в кабинет, Антону требуется больше, чем два месяца, но уже в апреле он кладëт перед ним аттестат. С не самыми плохими оценками, к удивлению Паши. Антон ненавидит учëбу, но ради поставленной цели готов был до поздней ночи сидеть, изучая материал. Он не спал, мало ел, едва не падал в обморок на занятиях, но добился своего. Кто-то из преподавателей испытывал жалость при виде его, с кем-то Антон договаривался любыми способами, с особо принципиальными приходилось действительно напрягаться и учить целый курс за неделю. Лëша много раз отговаривал, беспокоясь за состояние брата, но тот убеждал, что это для их общего блага в будущем. Он ведь обещал Лëше хорошую жизнь. — Да нахрен мне не сдалась эта жизнь ценой твоего здоровья! — говорил Лëша. — Хорошо, значит, это будет только моя жизнь, — пожимал плечами Антон. И вот теперь он стоит перед Пашей, ожидая вердикта. Семнадцать лет. Никакого понимания, куда лезет, только призрачные мечты о лучшем. — Впечатляет, — произносит Паша. — Будешь моим секретарём. Должен же кто-то носить мне кофе. Так, Антон становится частью «Империи». Просто секретарь, чьи функции заканчиваются на принеси-подай. Он делает Паше кофе, вовремя подкладывает документы на подпись и старается улыбаться заходящим в его кабинет членам совета директоров. Больше у него нет никаких прав и обязанностей, но есть большой риск потерять всë, что имеет. Чуть позже Антон познакомится с Романом. Спустя год Паша убьëт того за близкие отношения с сотрудником «Империи», нарушающие самое главное правило их организации. Однако Паша не предвидит, что Роман успеет переписать на Антона свой процент владения компанией. Это автоматически сделает Антона частью совета директоров. Впереди долгая борьба за место под солнцем, где спасение может стать гибелью.