Rose Garden Dreams

Когда Тарталья пришёл в себя и открыл глаза, тропический лес был погружен в полумрак рассвета. Первые лучи солнца проникали сквозь густую зелень. Птицы начинали раскрывать свои голоса, создавая мелодию природы. Путешественница и Паймон, видимо, разбили лагерь в небольшой низине, что делало всю их группку незаметными издалека. Их всех скрывали плотные кроны деревьев, словно по-матерински оберегающие своими тенями. Чайльд прислушался к своим ощущениям. Тело болело, тянуло, но он уже не чувствовал той всепоглощающей муки, какая была до сих пор. Люмин была недалеко от него: она расположилась подле дерева полулежа, и затылок ее покоился на древесной коре. Она глубоко дышала, погруженная в свой собственный сон. — Уже в сознании? — буркнула Люмин, приоткрывая глаза. И выглядела она так, будто была не прочь сломать Чайльду парочку ребер. — Да, но от твоего злобного лица боюсь потерять его снова. Она нахмурилась, протирая ладонями глаза. — Как ты себя чувствуешь? — безразлично спросила Путешественница, ленно потягиваясь. — Моё здоровье точно не хочет иметь дело со мной. — отшутился Чайльд. Люмин безысходно вздохнула, расправляя плечи. — Есть хочешь? Паймон скоро вернется с персиками зайтун из леса. — Нет. Только пить. Поэтому, я бы… — начал Чайльд, пытаясь приподняться на локтях. — Не смей вставать. — она не дала ему закончить фразу, перебивая властным взмахом руки. — Не смей делать резких движений. Если не пообещаешь вести себя хорошо, я ударю тебя вон тем камнем по голове и ты будешь лежать без сознания до тех пор, пока я не буду уверена, что последствия от зоны Увядания ушли. — Принцесса, как только я пойму, куда ты запрятала мой лук и ножи, нас ждёт серьёзный разговор. — Лучше бы он начинался со слов: «Спасибо, о Люмин, что посвятила каждую бессонную минуту этой злосчастной ночи спасению моей жалкой жизни». Также прошу учесть, что я, вроде как, не нанималась лекарем. — прошипела она неодобрительно. — Ты можешь хотя бы раз быть серьезным? — Нет, серьёзность сокращает жизнь. — Тарталья ухмыльнулся. — Сарказм и юмор продлевают. Люмин хмуро поджала губы, складывая руки на груди, отчего, казалось, даже лес затрещал от сгустившейся в воздухе энергии Дендро. — Ты взаправду планируешь убедить меня сидеть на месте? — Чайльд даже улыбнулся подобной детской наивности. — Мне даже стало интересно, как ты собираешься это сделать. — Встану на колени и буду умолять. — съязвила Люмин. — Ни один мужчина не устоит перед женскими слезами. — Ты, оказывается, невероятно жестока, моя леди. — И до ужаса коварна. — подтвердила она худшие опасения Тартальи. Через несколько минут Паймон вернулась из леса и принесла еду. Люмин, принявшись помогать подруге, кинула Чайльду персик зайтун. Тарталья чуть ухмыльнулся, когда поймал фрукт, ощущая крайнюю уверенность в том, что Путешественница целилась ему в лоб. — Что мы будем делать дальше? — спросил он. — Поживешь — увидишь. — на мгновение Тарталье показалось, что Люмин снова особенно сильно захотела что-то в него бросить. — Доживу — узнаю, выживу — учту. — продолжил Чайльд, закатив глаза. Совсем нетрудно было почувствовать на себе взгляд Путешественницы, блеску в карих глазах которой было легко поджечь молнией предмет её вечного напряжения. — Признайся, что это просто твой изощренный способ мести. — Отчасти. Я очень хочу посмотреть, как ты будешь докладывать Царице, что пострадал от рук маленькой и беззащитной меня. — хмыкнула Люмин, принимая ещё несколько персиков из маленьких ручек Паймон. — И так каждый раз. Паймон, ты представляешь, что этот нехороший человек донимает нас уже с самого Ли Юэ? — И снова я плохой. Милая леди, отстань уже от несчастного. Люмин показала ему язык. Сбоку послышался тихий смешок Паймон. — Нам вообще-то стоит двигаться дальше и искать Ванарану, а ты всё создаешь новые проблемы. — указала Люмин в серьезном выражении лица. — Ты слишком много хочешь. И всё продолжаешь искать погибель на свою короткую жизнь. — Невыносимая женщина. — показательно вздохнул Тарталья. По вечерам становилось прохладнее, но Люмин не изменяла себе — встречала сумерки, примостившись на ближайшем склоне. Эту черту Предвестник заметил ещё в начале дороги. От скуки Чайльд стал часто наблюдать за ней, подмечая ежедневные мелочи. Как она раскладывала вещи строго по местам. Пила чай чуть тёплым. Подолгу возилась со своей компаньонкой. Не любила сломанных предметов. И вечерами, накидывая белый шарф на плечи, что обычно покоился на шее, подолгу думала о своем. Ему казалось, что ритуалы, которые ее окружали, слишком просты. Намеренно рутинны. И именно это выдавало в ней одиночество, которое сквозило даже за непреклонным выражением лица. Сейчас Тарталья долго смотрел на нее издалека: темный силуэт на фоне алеющего неба. Ветер путал пряди ее волос, а пальцы сжимали плечи. Картина складывалась воистину дивная. Путешественница походила на домовёнка из сказаний о духах, которыми пугали детей в Доме Очага. Правда, пока не хватало некоторых деталей. Она вздрогнула, когда Предвестник подошел к ней со спины. — Можно? Люмин бросила взгляд вполоборота и отодвинулась, освобождая место рядом. — Я же сказала тебе лежать. — Это было с утра, а не сейчас. Она запрокинула голову выше, к небу, и закрыла глаза. Взошла луна, и белый свет поблескивал на её коже. Тарталья же прислушивался к далекому крику птиц и шуршанию листвы. Люмин как-то сказала, что они важны. Такие дни, имеющие мало настоящего смысла. Чайльд не видел в этом ценности для себя, но знал природу обычных людей. Их любовь к «краткости» мгновения, их жизни. — Неужто решил отдать дань моим заслугам? — заговорила она, устало приподняв брови. — Хоть кто-то должен. — Должен? — переспросила Путешественница, в отвращении кривя губы и морща нос, хоть и осанка её стала горделивее. — Слушай, я лишь не хочу, чтобы я сама или какой-нибудь невиновный человек бились в агонии, пока ты размениваешь все старания и поиски на порцию адреналина. — Ты кормишь свой разум страхами, а не уроками. — легко ответил Тарталья, позволяя уголкам губ разойтись в ухмылке, которая могла бы показаться оскалом со стороны. — Мне известны границы. — Не говори мне о границах. — слова сорвались с её губ стальными убеждениями, на которые захотелось махнуть рукой. — Не ты. У меня нет никаких оснований верить, что ты не сочтёшь нашу свободу и боль достойной ценой за собственную выгоду. — Мудрый подход. — хмыкнул Тарталья. Люмин мыслила весьма славно. Острый ум, умение выживать и неприхотливость — качества достойного соперника. У неё бы вышла хорошая карьера в Фатуи, обернись всё иначе. Она ему мешала, мелко докучала. Но Чайльд дозволял ей это. Ему не нужно, чтобы Путешественница делала вынужденные ходы. Тарталье важно то, чтобы она хотела играть. — И всё же ты согласилась на условия контракта. — Это похвала? — стремительно уточнила Путешественница. — Это заключение. — практически рассмеялся Чайльд. И думал, мол, пусть воспринимает, как пожелает. Проклинать его или утешаться изворотливыми словами, выбирать одной обманутой в своей сути Путешественнице. Мягкая улыбка осталась на губах Предвестника вместе со сладостным послевкусием. Её бесконечное упрямство и гордость. Хоть и с их самой первой встречи рвение кусаться и царапаться поубавилось. — Не строй иллюзий, что ты лучше меня. — в противостоянии произнесла Путешественница. Чайльд смотрел на неё пытливо, но Люмин отвечала ему с не меньшим подозрением. Её щеки в плохо скрываемом гневе были залиты румянцем, а удлиненные пряди волос рассыпались по плечам в хаотичном порядке. — Это никогда не вело ни к чему хорошему. Путешественница поднялась на ноги, будто готовясь к огромному прыжку перед тем, как перегрызть противнику горло. На губы скользнула усмешка от негласной иронии. Чайльд тоже встал на ноги, не намереваясь заканчивать этот увлекательный разговор. Кто над кем будет по-настоящему измываться — вопрос не со столь уж и однозначным ответом. — Умная нара. — раздалось в воздухе прежде, чем Тарталья снова открыл рот. — Хорошо справляется с разложением Мараны. Оба обернулись и посмотрели под ноги. Чайльд захотел протереть глаза, ибо, кажется, довольно крупный овощ научился говорить, обзавелся весьма забавными длинными ушами и синей шляпой. — Это же… — только и вырвалось у Люмин. — Ты посмотри! — Тарталья подхватил существо и покрутил, будто оно было обычной игрушкой. — Это же ходячая капуста! — Не капуста! Арана — друг! Арана — аранара! Дитя леса, живет вместе с деревьями! — Чайльд, верни ходячую капусту туда, откуда ты её взял. — велела Люмин. — Я просто замеряю. — Чайльд поставил Арану на землю. Тот недовольно похлопал маленькими глазками. — Вы почти одного роста. — Как жаль, что у меня сейчас нечего в тебя кинуть. — почти хмыкнула Люмин. Арана чуть покачал головой, которая, казалось, была в несколько раз больше светло-зеленого тéльца. — Нара Люмин смышленая. — протянул аранара. — А вот её друг нара — не очень. — Спасибо, прелестное создание. — Люмин улыбнулась довольно, не то хвастая маленькой победой, не то дразня. И столь широко, что Тарталье пришлось уступить очередному порыву тихо рассмеяться. — Но вряд ли нас можно называть друзьями. — Мы верные враги. — подмигнул ей Чайльд. — Такой вариант тебя устраивает? — Я подумаю. — фыркнула Люмин, а затем повернулась обратно к аранаре. — Откуда ты знаешь моё имя? — Не важно. Арана просто знает. Важно другое. Арана очень хочет помочь Дендро Архонту.

***

— Это удивительно! — с восторгом заявила Паймон, когда увидела Арану. — Живой овощ! — Я же говорил. — слова Чайльда прозвучали практически насмешкой. Люмин хмыкнула в возмущении и хмуро поджала губы, складывая руки на груди, отчего, казалось, даже верхушки деревьев вздрогнули от порыва ветра. Святой мороз, Чайльд совершенно и позабыл, насколько весёлым занятием было выводить её на злость и недовольство. Их общение зачастую было похоже на нескончаемое противостояние и слишком редко на что-то иное. — Хватит вечно всё иронизировать. — буркнула Путешественница. — В наших путешествиях мы постоянно натыкались на разное, но такой народ, как аранары, видим впервые. — прибавила к прошлым рассуждениям Паймон. Чайльд мысленно согласился с ней. В Бездне ему пришлось повидать... многое, но дитя лесов Сумеру всё равно вызвал некую волну удивления. — Да. — согласился Арана. — Не такие, как ты и твои друзья нары. Вы будто дети одуванчиков. Всегда в пути. — Ты сказал, что хочешь помочь Дендро Архонту. — Люмин сделала небольшой шаг вперед. — Мы тоже пытаемся это сделать. — И Арана благодарен вам. Вы очень хорошие нары. Дендро Архонт — очень важна для аранар. Она — друг и покровитель. Поэтому Арана будет защищать её. Чайльд и Люмин переглянулись. — Язык сломаешь, конечно. — не без утехи протянул он. — Тропические леса охватило разложение Мараны. — продолжил Арана. Тревожность этого маленького существа осела в воздухе. — Это очень опасно и делает Дендро Архонта слабее. Жуки-вредители грызут корни деревьев. Те засыхают. Плоды гниют. И жизнь подобна дереву. Марана — жук-вредитель. Чайльд призадумался. Если мирское бытие представляло собой некое древо, а Марана, именуемая в широких кругах скверной, — вредителем, значило ли это, что проблема в Ирминсуле исчезнет, если узнать откуда взялся источник распространения? Тогда у малой властительницы Кусанали появится возможность, дабы противостоять замыслам Дотторе. Может, Дендро Архонт даже сможет выйти из Храма Сурастаны. Не без посторонней помощи, конечно. Всё это могло оказаться крайне быстрым способом забрать Сердце Бога и избавиться от компании Путешественницы и Паймон. Если только сам Доктор до того момента не перетопит их всех как котят. Тарталья готов был поклясться, Второй Предвестник знал каждый камень в Сумеру и где тот лежал несколько столетий назад. Само время играло на его стороне. — Надо идти в Ванарану. — пояснил Арана. — Создать Цветок Собирателя песен. Найти древо снов Ашваттхи. Чайльд хмыкнул. У этого лесного существа получалось объясняться на редкость погано. — Показывай дорогу. — заключил Тарталья, едва ли кто-то ещё успел открыть рот.