***
… Солнце закатывается мгновенно, отдавая многотысячный город во власть жадного спрута ночи. Черные щупальца бесшумно проникают в дома, заставляя сердца трепетать в щемящем беспокойстве. Жалкие попытки вырваться из-под власти агатового монстра смешны. Даже масляные светильники, факелы, свечи бессильны против него. Да, на время дрожащие теплые лучи заставляют тьму жаться по углам, прятаться под кроватями, но им не суждено спасти сердца, сжатые кольцами ужаса. … Заползая под кожу, щупальца спрута будят самые отвратительные людские пороки и страхи… … В нищей лачуге в самой глухой дыре Блошиного конца изможденный бедняк трепещет перед призраком голода, костяным чудовищем заглядывающим под покровом ночи в окно единственной комнатенки, на полу которой прижавшись друг к другу сопят четверо малышей… … Купец, получивший товары из Лиса, трясется в страхе перед неведомыми разбойниками, положившими глаз на его благополучие. Есть ли они на самом деле или нет, неважно. Важен лишь страх, выкручивающий внутренности, заставляя хвататься за сталь холодными пальцами… … В борделе на шелковой улице едва успевшая расцвести девчонка дрожит в ужасе перед пьяным мужланом, которому хозяйка этой ночью продала ее первую кровь… … Заходится в приступе слепой паники сердце молодого гвардейца, несущего в одиночестве вахту в темном коридоре Красного замка. Светильник точно вот-вот погаснет, и тотчас кожи коснутся холодные липкие пальцы с огромными грязными ногтями, чтобы утащить поглубже во тьму и терзать там до самого рассвета… … Агатовое щупальце шевелит страхи в душе королевы-матери. Потерявшая троих детей, она больше всего боится лишиться последнего сына, который кажется поставил цель восстановить против себя, если не всех придворных, то уж точно большую их часть. … Тьма, живущая в сердце юного короля, разрывает его на части подле мирно спящей супруги, мучая порочными фантазиями. Пока он слишком силен, чтобы поддаться искушению, но каждую ночь часть самообладания тает, растворяясь в чернильном тумане. Лаская взглядом обнаженное тело жены, он не знает насколько его еще хватит… … А совсем рядом, под сводом обители Эйгона Завоевателя, другой мужчина проверяет насколько прочно заперта дверь его спальни. Дергая монолит тяжелого дубового полотна, он размышляет над тем насколько будет уместно добавить еще пару задвижек. Подволакивая ногу, он обходит комнату, гася почти все свечи. Почти… Остаться в полной темноте слишком страшно. Если чудовище придет за ним, то у мастера над шептунами должен быть хотя бы шанс увидеть его лицо. Ничего и никого Ларрис Стронг не боится больше мальчишки, занявшего Железный трон…***
… Опасность. Неприятное ощущение собственной уязвимости сжимает внутренности железными тисками каждый раз, когда юный король посещает заседания Малого совета. Ни в одной ситуации невозможно предсказать реакцию закованного в ледяную броню правителя. … С того самого дня, как Эймонд вернулся в столицу, Ларрис не чувствовал себя в спокойно. - Лорд Стронг! – кивнул ему принц, скривившись. – Похоже, вы способны выжить при любой власти. … Мастер над шептунами знал, что Эймонд тихо ненавидел его даже будучи мальчишкой. Злое иррациональное чувство грозовой тучей нависало над юным принцем, стоило ему лишь увидеть скрюченную фигуру самого ценного советника матери. Пожалуй, он бы даже не смог объяснить почему лорд Харренхолла вызывает столь стойкое чувство отвращения. Но сторонний наблюдатель легко бы подметил кардинальную противоположность взглядов и поступков Эймонда, прямолинейного и жесткого, и Ларриса, готового прогнуться под любую ситуацию, особенно, если та рисовала радужную перспективу быстрой выгоды. … Лорд Стронг, как никогда раньше, нуждался в защитнике. Фигура должна быть настолько значимой для юного короля, чтобы тот, при необходимости, если и не подчинился, то хотя бы прислушался к стороннему мнению. Королева Алисента не подходила, потому что давно утратила последний рычаги воздействия на собственного сына. … Выбор естественным образом пал на юную королеву. Ларрис боялся только одного - ошибиться. Да, до отъезда в Харренхолл мальчишка потерял последние мозги от страсти. Это было очевидно всем, но с тех пор прошло столько времени… Велика вероятность, что все прошло, и теперь девчонка - лишь глупая ошибка юности, висящая непомерным грузом на плечах короля. И он наблюдал, затаившись точно паук в центре огромной паутины. Что чувствует девчонка его не интересовало. Хотя она итак была как открытая книга. Огромные завороженные глаза не отпускали мужа, словно боясь вновь потерять. Он же… всегда неплохо скрывал свои чувства. А теперь и вовсе достиг в этом виртуозного мастерства. Холодный взгляд, каменное лицо… Единственные эмоции, которые король позволял себе были презрение и гнев. Да и те исключительно дозировано. Но однажды Эймонд выдал себя полностью. … Заседание Малого совета проходило в обычном режиме. Единственным непростым вопросом на сегодня было нецелевое использование средств казны. Нерадивый помощник мастера над монетой присвоил государственные деньги. Сегодня ему предстояло предстать перед королем и выслушать приговор… … Никто из присутствующих не сомневался в том, какая именно кара постигнет жадного глупца. Такая же, как и прочих, осужденных волей короля за менее значительные проступки и преступления. Все они шли на корм драконам. … когда Эймонд бесцветным ледяным голосом зачитывал приговор, дверь приоткрылась, пропуская юную королеву. Ларрис, не спускавший глаз со своего повелителя, был потрясен, когда увидел, как маска ледяного безразличия трескается, фиолетовый глаз нервно моргает, взгляд становится растерянным и мягким, плотно сжатые губы расслабляются. Лорд Харренхолла даже не сразу понял, что послужило причиной подобного преображения, но проследив за направлением взора Эймонда, он лишь удовлетворенно хмыкнул. Живая теплая эмоция осветила лицо юноши лишь на мгновение, и Ларрис благодарил богов, что поймал ее. Девчонка улыбнулась мужу, и этого стало достаточно, чтобы казнокраду сохранили жизнь и отправили на стену. Мальчишка не хотел, чтобы она видела его настоящим… жестоким бескомпромиссным чудовищем… Да, это было поистине подарком судьбы, но Ларрис желал еще подтверждений. Легкой тенью он таился в темных углах, наблюдая за прогулками юного семейства по тенистым аллеям сада, жадно ловя каждый взгляд короля, брошенный на жену, каждое слово, улыбку… Едва ли не впервые со дня возвращения Эймонда в Королевскую Гавань, он видел его веселым, улыбающимся шуткам Люцерис. А когда их губы встречались, то с любого расстояния было видно, как быстро юноша вспыхивает, желая подчиниться супруге. Конечно, король больше не позволял себе безумств, могущих стать достоянием чужого взгляда, но напряжение облаком окутывало пару, стремящуюся к уединению… Не меньше Ларриса интересовала и то, что происходит за закрытыми дверьми их спальни. Для него никогда не были секретом извращенные пристрастия мальчишки, но похоже это осталось в прошлом. Ныне Эймонд не покидал по ночам не то что замок, но даже и собственные покои, наслаждаясь телом жены так страстно, что ее стоны иной раз слышала добрая половина замка. Очевидно, юноше удавалось обходиться без… излишеств... бывших некогда верными спутниками его утех. Да и девчонка выглядела вполне довольной, а на видимых частях ее тела никогда никто не замечал ничего хуже фиолетовых отметин страсти, и Ларрис был абсолютно уверен, что и под одеждой не сыщется ничего, способного опорочить короля. Да, его милость полностью принадлежал девчонке. Был ее рабом. Она могла стать отличной броней для мастера над шептунами… Гораздо лучшей, чем когда-либо была королева-мать…Но было на этом пути несколько препятствий… … Во-первых, Люцерис его явно недолюбливала, а может даже боялась. … Во-вторых, обратить ее внимание и снисхождение в свою сторону можно было лишь при условии, что юную королеву интересуют дела государства, но они не интересовали ее совершенно. Девушка жила в своем мире, где не было места войне и политике, а были лишь муж, сын и семейные хлопоты. Иногда, конечно, ей приходилось примерять на себя роль королевы, но слишком редко, чтобы войти во вкус. Но как сблизиться с ней? Да еще так, чтобы не спугнуть… И так, чтобы девчонка не заподозрила его истинные намерения… Задача выдалась сложная. Но собственная жизнь того стоит, не правда ли..? Всей своей жалкой шкурой Ларрис ощущал опасность, исходящую от мальчишки… Боги, того не могло остановить даже кровное родство! Чего только стоила жуткая история казни дядюшки Хоберта после битвы при Тамблтоне! Эймонд собственноручно четвертовал брата собственной матери на глазах у всех знаменосцев дома Хайтауэров, а что осталось скормил дракону. Родным даже похоронить было нечего. Что тогда он способен сделать с таким как Ларрис, род которого монстр вырезал в один момент, только заподозрив, что именно их лорд причастен к его поражению? Честно говоря, мастер над шептунами искренне недоумевал почему до сих пор жив… Но не в его правилах было сдаваться. Бежать? Уступить юнцу, пожертвовав всем, чего он так долго добивался? Нет. Они еще потягаются… … А жив он был ровно потому что был полезен. Лорд Стронг предоставлял Эймонду самый дорогой в мире товар – информацию. Без нее король просто задохнулся бы в интригах, заговорах и прочих историях с двойным, а иногда и тройным дном. В то же время юноша отчаянно искал ему замену, но достойной фигуры на горизонте не было. Держать же так близко к себе подобного человека было рискованно и отвратительно… … Так или иначе, но мастер над шептунами был прав: Эймонд мечтал от него избавиться.***
… Игра, ставки в которой были чрезмерно высоки, началась прохладным летним утром, когда Ларрис будто бы непреднамеренно столкнулся с семейством юного короля, собиравшемся провести пару часов на свежем воздухе. Присутствие королевы-матери было ему только на руку, и дало возможность присоединиться ненадолго к посиделкам в беседке, сплошь увитой цепкими розовыми побегами, готовыми вот-вот выпустить первые бутоны. … Пара кружек крепкого чая, и вот уже немолодой потрепанный жизнью человек погружается в воспоминания детства и юности. … Ларрис говорил и говорил, погружаясь все глубже в воспоминания. Рассказывал об отце и брате, с которыми никогда не был близок. Признался даже, что всегда завидовал брату – здоровому и сильному настолько, что при дворе его прозвали Костоломом. Харвина любила сталь. Любой вид оружия мигом подчинялся ему. Как любили и девушки… Дочки лордов от мала до велика вздыхали по рыцарю, стреляя острыми глазками. Ларрису же повезло меньше… Не имея физических данных брата, ему пришлось всего добиваться умом… … Поглядывая на Стронга поверх чашки до краев полной горячего чая, Алисента не могла понять для чего все это. В искренность лорда Харренхолла она не верила ни секунды. Отец? Брат? Теплые воспоминания детства? Смешно! Учитывая, кто именно отправил их на тот свет. Но об этом знали лишь они вдвоем… Маленькая грязная тайна… Одна из многих. Значит все эти слова не для нее, а для Люцерис, с интересом прислушивающейся к медовым речам. Зачем ему девчонка? До сих пор оглушенная тяжелыми потерями, королева не могла постичь очередной интриги, рождавшейся прямо на ее глазах… … Люк практически не помнила отца, а потому с огромным вниманием слушала Ларриса. Только теперь до нее дошло, что мастер над шептунами приходится ей не больше не меньше как дядюшкой. Этот отвратительный опасный человечишка – ее родственник. Да, судьба здорово посмеялась над ней… … Когда Люцерис отвлеклась, дабы успокоить сына, споткнувшегося о камень и теперь отчаянно ревевшего, Алисента, наклонившись как можно ближе к лорду Стронгу, спросила: - Что вы задумали? - То, о чем следует задуматься и вам, ваша милость… - опираясь подбородком на посох, пропел Ларрис. – Ваш сын… ваш последний сын… неуправляем. И представляет опасность… не только для своих врагов…но и друзей…а главное – для самого себя. Она – единственная, кто может хоть как-то повлиять на него. Подумайте над тем, что лишь ваша невестка способна защитить мужа… от него самого. Доверительно похлопывая королеву-мать по предплечью лорд Харренхолла, с трудом поднимается. - Конечно, юную королеву необходимо немного направить… Помочь. - Это опасная игра, Ларрис… - Жизнь – вообще опасная штука, ваша милость… Но я рассчитываю и на ваше содействие… Разрешите откланяться… - легкий поклон, и вот уже согбенная фигура ковыляет к Люцерис. - Ваша милость… - Ларрис подхватывает девушку под локоть, доверительно склоняясь к ней. – Не примите за оскорбление… Но вы так похожи на отца… Люцерис останавливается, опуская глаза. Да… На мать она точно не похожа. - А еще больше на тетушку… Мою сестру… Сводную… - лорд Стронг ласково поглаживает ее руку. – Ее зовут Алис. Удивительное… Воистину удивительное сходство. Вы бы не поверили собственным глазам, увидев ее… Правда, она вдвое старше вас… Но сходство поразительно… К сожалению… я ничего не знаю о ее судьбе. После всего… что произошло… Доверительный полушепот обволакивает Люцерис. Не похоже, чтобы этот человек желал ей зла… Но все равно ее так и тянет оттолкнуть его. Убежать. Закрыться в собственных покоях, чтобы не видеть больше никогда… - Не желаете почаще присоединяться к нашим разговорам о судьбе государства? – резко меняет он тему, немного отстраняясь. – Вам просто необходимо вникать в дела королевства. - Зачем? – Люк вскидывает на него непонимающий взгляд. Политика – грязное дело, абсолютно ее не касающееся. Любой, ступивший на эту гнилую почву, неизбежно поддастся искушению и захочет большего. Больше силы. Больше власти. Она слишком хорошо это знает… Слишком. - О, ваша милость… Вы – мать наследника… Кто будет направлять юного принца? Поддерживать его? С этим справитесь только вы… - Ларрис почти по-отечески улыбается ей, и Люк уже почти не чувствует к нему былого отвращения. – Посмотрите на королеву Алисенту… Она жизнь положила, чтобы ее сын занял Железный трон. Долгие годы исполняла фактически роль регента при немощном супруге… Не думаете же вы, что ей доставляло это удовольствие..? Но необходимость, знаете ли… Долг. Плечи Люк самопроизвольно вздрагивают. Еще одна необходимость… Почти как убивать детей… - Едва ли король одобрит мое присутствие на Малом или Большом совете… - девушка пытается увильнуть от навязчивого предложения, прикрывшись Эймондом, но… - О! Здесь я могу помочь… Не мастер ли я над шептунами в самом деле? – ехидная улыбка уродует его лицо еще больше. – Я знаю одно местечко… Заняв его, вы не пропустите ни одного слова, в то время как вас не увидит никто. … Что он ей предлагает? Подслушивать? Какая низость! Заметив возмущенный взгляд, Ларрис вновь сжимает ее локоть. - Здесь нет ничего постыдного, уверяю вас! Королева Алисента регулярно пользуется этим… преимуществом…***
… Единожды вцепившись в жертву, Ларрис уже не мог расстаться с ней. Стараясь не надоедать королеве, он как бы случайно оказывался на ее пути по нескольку раз в один день и не встречался с ней вовсе в другой. Все выглядело практически естественно. Люцерис должна думать, что его интересует исключительно будущее ее сына… и прочих детей, если таковые будут. … Со временем девушка даже стала улыбаться ему при встрече, что несомненно было хорошим знаком. … Лорд Стронг все же сумел показать ей маленькую тайную комнатку, из которой зал заседаний Малого Совета был как на ладони. Он не принуждал посещать их, разумно полагая, что рано или поздно любопытство возьмет верх. А там… зачастую можно было увидеть и услышать много интересного. Юный король проявлял себя здесь во всей красе. Даже видавший всякое Тайленд Ланнистер, служивший теперь десницей, просил юношу о снисхождении, отмечая, что невозможно строить разумную политику на костях, но тот оставался глух. Очевидно, Эймонд полагал, что принудить людей к верности можно исключительно страхом и чрезмерной жестокостью. Но иногда в голове Ларриса мелькала мысль, что мальчишке все это просто доставляет удовольствие, возможно, даже физическое… … Лорд Харренхолла, как всегда, оказался прав – Люцерис пришла. Сначала девушка заглядывала лишь на несколько минут, но со временем ее присутствие становилось все продолжительнее. После этого она выглядела задумчивой… Ларрис не рисковал спрашивать, что именно королева думает о решениях супруга. Иногда он позволял себе, как бы случайно, отметить, что есть и другие, более мягкие, пути решения проблем, сетуя, что с таким подходом Эймонд рискует нажить себе море врагов и недалек тот момент, когда начнутся покушения на его жизнь. И Люк соглашалась с ним, считая, что здесь совершенно не может быть никакого подвоха, ведь Ларрис знал Эймонда с детства, служил верой и правдой его семье долгие годы и полностью был обязан Алисенте всем, что имел. … Что, интересно, она сказала бы, узнай, что милый заботливый дядюшка уже неоднократно сам пытался убрать юного короля? Но тому оказались нипочем как изысканные яды, так и сталь под ребра… Каждый раз при виде мальчишки, целого и невредимого, сердце Ларриса давало сбой. Что это? Чудо? Стечение обстоятельств? Или же монстр неуязвим? … Страх подсказывал, что действовать надо быстро. Что может быть хуже неуправляемого и непредсказуемого правителя? Только неуправляемый непредсказуемый правитель, желающий твоей смерти…***
… Люцерис с самого начала поняла, что муж вернулся другим человеком. Это было видно невооруженным глазом. Даже внешне Эймонд стал жестче, а что творилось внутри оставалось только гадать. Да, с ней он был нежен зачастую сверх меры, но тем не менее девушке мучительно хотелось узнать какой он на самом деле. Познакомиться с ним вновь… Муж и ранее умел удивлять, как, например, в тот момент, когда нацепил корону брата, едва получив титул принца-регента. Во что превратила его жажда власти теперь?.. Больше всего она боялась найти в нем отражение Деймона, но то, что открылось ей на заседаниях Малого совета было хуже. Гораздо хуже… … Жестокость, с которой Эймонд расправлялся как со сторонниками Черной королевы, так и с теми, кто позволил не согласиться с его мнением, поражала. Причем, несогласным приходилось гораздо хуже. Юноша показательно предал огню пару замков великих лордов, выказавших неуважение к короне, руины сравнял с землей, а земли передал более надежным, по его мнению, людям. … Стараясь не выказать излишней осведомленности, Люцерис пыталась обсуждать с мужем наиболее спорные решения, но он лишь замыкался, мгновенно скрываясь под привычной ледяной броней, давая всем видом понять, что это совершенно не ее дело. Эймонд полагал, что это матушка, лишившись рычагов воздействия, пытается манипулировать им через Люк. И нельзя сказать, чтобы он ошибался… Алисента, внимательно следившая за сыном, часто обсуждала с невесткой происходящее. Иногда они даже встречались за витой перегородкой, отделяющей их внимание от напряженной обстановки зала совещаний. Поначалу обеим было неудобно, но вскорости они свыклись друг с другом. … Сколько ни старалась девушка, но ей никак не удавалось соединить в собственной голове нежного мягкого открытого Эймонда, каким он был с ней, с жестким ледяным чудовищем, которое Люк видела в мраморном зале совета. … Но человек может привыкнуть ко всему. Привыкала и она. Возможно, ей не дано понять всю глубину его замыслов. Очевидно, что Эймонд, как правитель, знал гораздо больше… … Пока одна сцена не смутила ее сильнее прочего…***
… Заседание совета завершилось, но Эймонд, удобно развалившись во главе стола, не планирует покидать насиженное место. Не планирует покидать свое и Люцерис, желая досмотреть до конца все, что можно. Минута тянется за минутой, заставляя короля нервничать. От нечего делать он достает любимый кинжал валирийской стали и долго рассматривает его, проверяя пальцами остроту лезвия. Наконец, двери распахиваются, пропуская внутрь внушительную фигуру. - Ты заставил себя ждать, бастард… - сталь мелькает между пальцами с головокружительной быстротой. Кажется, еще немного, и глаз вовсе перестанет различать ее блеск. Хью Молот склоняет голову, а затем, немного помедлив, и спину, в почтительном поклоне. - Прошу простить, ваша милость… - Может быть ты желаешь сразу испросить прощения еще за что-то? – Эймонд не удостаивает сгорбившуюся возле дверей фигуру даже взглядом. Бастард затравлено оглядывается на прочно запертую дверь. Очевидно, здоровенный мужик из тех, про которых говорят «косая сажень в плечах», боится мальчишку, едва ли не годящегося ему в сыновья. Люцерис искренне недоумевает каким образом Эймонд смог добиться такого эффекта. Тем более, что новоиспеченные драконьи всадники вели себя вызывающе даже с Деймоном и Рейнирой, требуя за службу несоразмерной награды в виде по меньшей мере Хайгардена. Те же наделы, которые им пожаловала королева в пределах Дрифтмарка, их явно не устраивали, о чем они в открытую заявляли. Девушка отлично помнила их надменные недовольные физиономии, когда Рейнира заявила, что на большее им рассчитывать не приходится. Ублюдки, очевидно, полагали себя ровней чистокровным Таргариенам… - Садись! – приказывает Эймонд, жестом указывая на место за столом по левую сторону от себя. - Благодарю, ваша милость… Мне удобно и здесь… - Хью нервно сглатывает, и Люцерис готова поклясться, что детина не хочет приближаться к королю. - Разве я спрашивал удобно ли тебе? – кинжал с грохотом опускается на ледяной мрамор стола, заставляя бастарда вздрогнуть и моментально занять предложенное место, упершись взглядом в колени. Эймонд же тем временем не спеша поднимается, продолжая играть с оружием. - До меня дошли слухи, что ты взялся за старое… Якобы ты не доволен своим положением при дворе… Недоволен тем, что я тебе дал… - юноша заходит за спину драконьего всадника, от чего тот буквально сжимается в комок. – Это правда? - Нет! Что вы! Как бы я посмел, ваша милость…? – почти заикается Хью. - Я отдал тебе Стокворт… Вместе, к слову сказать, с юной леди Алиссой… девушкой, ногтя которой ты не будешь достоин никогда… - Эймонд подходит вплотную к бастарду, аккуратно складывая руки на спинке стула. – Подарил вам с Ульфом один из лучших борделей на Шелковой улице. И теперь вы можете развлекаться как пожелаете, имея при этом неплохой доход. Но ты хочешь большего… Хью склоняется ближе к столу, чтобы хоть немного увеличить расстояние между собственной спиной и клинком, зажатым тонкими пальцами. - Так скажи мне… Что я должен сделать, чтобы ты наконец заткнулся? – шипит Эймонд, раздувая в гневе ноздри. – Еще в Тамблтоне я спрашивал, что именно ты хочешь получить за службу…Ты молчал… Теперь же позволяешь себе открывать свой поганый рот за моей спиной… … Драконий всадник замирает, выпучив глаза, когда клинок почти невесомо касается обнаженной шеи, выводя острием замысловатые узоры… - Я всем доволен, ваша милость… Все это лишь глупая клевета… - Да осветят Семеро твои слова… - губы кривятся в ехидной ухмылке. – Будем думать, что я поверил тебе. Можешь идти. … Хью подскакивает, точно ужаленный, и пятится к двери задом, боясь повернуться к правителю спиной… - Ты не пожмешь руку своему королю? – не переставая улыбаться одними губами, говорит Эймонд. Люцерис видит, как белеет лицо бастарда, как трясется его ручища, когда он протягивает ее навстречу раскрытой ладони юноши. Боги, да что происходит?.. Огромный мужик издает нечленораздельные булькающие звуки, когда тонкие пальцы правителя сжимаются мертвой хваткой на его кисти. Губы Эймонда складываются в привычной доступной лишь ему гримасе, от чего на щеках проступают складочки, продолжающие уголки рта. Фиолетовый взгляд впивается в лицо бастарда. Люк видит, как муж упивается чужой болью. Она никогда не видела его таким… Хью пытается выдернуть кисть, но безуспешно… Зато Люцерис наконец замечает, как с их сцепленных рук черным дождем капает драконья кровь…***
… Ему это нравилось. Нравилось мучить ублюдка. Нравилось смотреть в его обезумевшие от боли глаза… … Это смутило юную королеву настолько, что она решила обсудить неприятную ситуацию с Ларрисом, который был осведомлен похоже обо всем на свете. Конечно, должность располагала, но все же… Уровень информированности хромоногого лизоблюда зашкаливал. … Тот лишь растянул в довольной улыбке тонкие губы. Похоже, теперь, когда она ему доверяла, он мог открыть ее глаза еще шире… Настало время снять с племянницы розовые очки. Люцерис должна увидеть, кого именно здесь стоит бояться. Мастер над шептунами знал великое множество больших и малых секретов юного короля, достаточных, чтобы разрушить даже такое светлое чувство как любовь. К сожалению, он не знал, что сердца юной пары связаны гораздо более порочным чувством, замешанном на крови… - Чему вы удивились, милая…? Это же сущие пустяки по сравнению с днем казни… - ехидно-доверительно прошептал он Люк едва ли не в самое ухо.***
… Раскаленная площадь у ворот Драконьего логова полна людей, согнанных сюда силой. Сегодня им предстоит стать свидетелями очередной показательной расправы. Воздух дрожит над толпой знойным маревом. Некоторое бедолаги не выдерживают и валятся под ноги своим более крепким собратьям. Никто не пытается помочь им. Слабые здесь никому не нужны… … Огромный стальной дракон не спеша опускается на руины. Сегодня его ждёт обильный обед. Сразу пятеро приговоренных отправятся на встречу с Неведомым прямиком через его пасть и желудок. Каннибал, недовольно шипя, косит синим глазом на толпу людей. Они ненавидят чешуйчатого змея и его всадника не меньше, чем он ненавидит их. … Место выбрано не случайно. Да, несомненно это самая большая площадь в городе, но это не самое важное. Мразь должна видеть за что расплачивается. … Улицы, по которым проехал Эймонд в составе своего авангарда, едва войдя в город, хранили следы мятежа. Обугленные стены, разбитые окна, остатки возведенных неумелыми руками укреплений… Невозможно было представить, что же творилось здесь совсем недавно. Вид разрушенного Драконьего логова поверг юношу в шок и ярость. Неужели чернь посмела поднять руку на символ их дома? Грязные оборванцы, поддавшись религиозным бредням жалкого пройдохи, предали мучительной смерти всех драконов, до которых дотянулись их руки. Сердце едва не разорвалось, когда ушей достиг рассказ об ужасной кончине Пламенной Мечты. Он сразу решил, что покарает всех. Раз они не в состоянии любить или хотя бы уважать правящий дом, то будут бояться, захлебываясь в крови. И сдержал свое слово. … Эймонд скатывается со спины серебряного монстра, практически не цепляясь за выступы и наросты. Замирая подле дракона, король отдает бразды правления неприятной процедурой командиру золотых плащей. … Осужденных медленно выводят из ворот Драконьего логова. Трое из них - верные Рейнире люди, тогда как другие два - обычные люди, выбранные из толпы случайным образом по приказу Эймонда. Их приговорили к смерти в назидание остальным за неуважение к роду Таргариенов и драконам, как главному символу правящей династии. Каждые две недели происходят подобные казни. … Ларрис и Люк едва смогли протолкнуться в сопровождении охраны к небольшой возвышенности с краю площади, заранее освобожденной для них от людской массы. … Сказать, что юная королева испытала шок, услышав, что Эймонд счел разумным возобновить отвратительную практику регулярных казней, установленную Деймоном, не сказать ничего. Ее буквально трясло от одной мысли о том, что муж согласен с дядюшкой. Да, война не закончена, а тяжелые времена требуют непростых решений, но наблюдать за тем, как он медленно превращается в копию Порочного принца, было отвратительно. … Кое-как расположившись за спинами неприметной охраны, девушка теперь могла ясно рассмотреть людей, ожидающих смерти. Двух из них она видела под сводами Красного замка в недолгий период правления ее матери. Немолодые суровые лорды казалось были готовы к такому финалу собственной жизни и, возможно, находили его достойным, хоть и не самым простым. Еще двоих Люцерис не знала вовсе. А последний… был совсем мальчишка… от силы лет одиннадцати… Он был бледен, как мел, и трясся мелкой дрожью, не в силах отвести взгляд от громадного дракона. - Что здесь делает ребенок? - наклоняясь к самому уху Ларриса, спрашивает Люк. - Такова воля правителя. Две жертвы выбираются из толпы… произвольно. Иногда это мужчины, иногда женщины. Бывают старики или даже дети. Мальцу просто не повезло сегодня оказаться не в том месте и не в то время. - пожимает плечами мастер над шептунами, Девушка отводит взгляд, крепче сжимая зубы. Боги, зачем такая чрезмерная жестокость? Взгляд сам устремляется к Эймонду. Безэмоциональный ледяной полностью затянутый в черную кожу, несмотря на нечеловеческую жару, он неподвижно стоит подле Каннибала, сложив за спиной руки и опустив взор себе под ноги. … Сир Киван зачитывает приговоры, и отступает в сторону освобождая место для помощников правосудия, которые должны привести казнь в исполнение. Первого осужденного, гордого и прямого, сторонника Рейниры, под руки ведут ближе к дракону, по пути стягивая с него сюртук и рубашку. … Каннибал втягивает запах пришельца, пуская ноздрями дым… Серебряная туша нервно переступает с лапы на лапу, опираясь на широко разведенные крылья, в предвкушении угощения… … Пара росчерков лезвия по грязной коже, и кровь обагряет грудь и спину живого мертвеца, ручейками стекая вниз… … Синие злые глаза чудовища останавливаются на мужчине… Ноздри шевелятся все сильнее. Но без приказания хозяина дракон не рискует проявить себя во всей красе. Эймонд слегка касается рукой кожистого крыла, разрешая тому приступить к обеду… … Одна жертва. Другая. Дракон утробно урчит, полностью довольный подношениями. Он сожрал бы всех, кто сейчас таращит на него испуганные злые глаза, будь на то воля хозяина. Каннибал чувствует насколько наездник ненавидит каждого из этих жалких муравьев, годных лишь на закуску… … Когда стражники подхватывают под руки мальчишку, напряженную тишину над площадью, пропитанную запахом горелого мяса, разбивает надрывный крик женщины. Она кричит так истошно, что сердца замирают в груди. Люди шарахаются от нее, опасаясь вслед за ней привлечь к себе ненужное внимание золотых плащей и жестокого короля. … Сначала Люцерис не может разобрать слов несвязным потоком льющихся из уст страдалицы, но потихоньку до нее доходит, что эта женщина - мать невезучего юнца, с которого уже срезают одежду. Истерика превращается в проклятия… - Будь проклят ты! Твои дети! Весь твой род! Пусть все они умрут в таких же муках, как мой сын… Мой единственный мальчик… Ты - монстр! … Фиолетовый взгляд поднимается, встречаясь с обезумевшей от горя женщиной. Губы сжимаются в тонкую полоску. Рука опускается на крыло дракона, разрешая убивать. Легкая улыбка изгибает уголки рта Эймонда, когда женщина падает без чувств от предсмертного вопля мальчишки… … Толпа тихо и недовольно гудит пару мгновений, но Каннибал ввергает их в почтительный ужас, выдыхая высоко в воздух струю синего пламени, мигом заставляя заткнуться… … Пока лорд-командующий завершает процедуру обязательной речью, Эймонд не спеша обводит толпу взглядом. Как много еще надо испепелить этих мразей, чтобы остальным даже в голову не пришло опять поднять руку против дракона и его наездника??? Десятки? Сотни? Тысячи? Или проще спалить к чертям весь город вместе с ублюдками? … Взор цепляется за знакомую фигуру, застывшую на краю площади каменным изваянием, заломив руки. Люцерис. Бледная, с горящими точно в горячке глазами… Что она тут делает? Это все не для нее. Это лишь необходимая грязь и боль, без которой нельзя обойтись… За ее плечом ясно различима согбенная фигура лорда Стронга. Тонкие ноздри шевелятся в дикой ярости, захлестывающей сознание… Как он не понял сразу! Она бы точно не пришла сюда по своей воле! … Не выдерживая ее взгляда, Эймонд сорвавшись с места, стремительно взлетает на спину дракона…***
… Обойдя в поисках жены половину Красного замка, юноша находит ее у подножия Железного трона. Она все также бледна. Скрестив на груди руки, Люцерис изучает огромными темными глазами предмет вожделения всех ее родственников – символ власти, отравляющий сердца и умы одним своим видом. Его желали все. Даже Джейс. Даже ее смешливый старший братец… Хотел быть королем с тех пор, как Визерис усадил его себе на колени в этом самом зале, отметив, что когда-то именно Джейкерису предстоит занять проклятый стул. Что уж говорить в матери… Деймоне… Власть свела их с ума. Как теперь сводила с ума и Эймонда… Однажды опустившись в объятия железного чудовища, все они разом начинали чувствовать себя богами, вершителями судеб, венцом мироздания. … Остановившись в тени колонны, Эймонд наблюдает, как девушка робко, как бы с опаской, поднимается по плоским ступеням к трону, окруженному тысячей мечей… … мечи поверженных Эйгоном врагов. Врагов. Эти люди на площади тоже их враги? Каждый заслуживает смерти? Даже дети?.. Тонкие пальцы скользят по оплавленным стальным лезвиям, таким же острым как ранее… … Его королева прекрасна. Одно слово, и он сложит к ее ногам титул, корону, голову, отдаст все, что она пожелает. Лишь бы она никогда больше не смотрела на него так, как на площади. Взглядом, клеймящим убийцу… … Люцерис аккуратно погружается в ледяную глубину железных объятий, прислушиваясь к ощущениям. Она не чувствует ничего, лишь боль от упирающихся в спину выступов. Сколько нужно здесь просидеть, чтобы суметь убить ребенка..? Чтобы захотеть убить… … Взгляд упирается в стройную фигуру Эймонда, заставляя вздрогнуть… - Тебе нравится? – спрашивает он, не спеша приближаясь. - Нет. Слишком холодно и… Страшно… - Люк не делает попытки встать, ничуть не смущаясь присутствию хозяина проклятого Богами стула. Останавливаясь у первой ступени, ведущей к ней, Эймонд опускается на одно колено, склоняя голову. - Моя королева… - выдыхает он, думая о том, так ли чувствовал себя отец, склонившись перед Рейнирой. Смог бы сам Эймонд отдать корону женщине? Ей – да… Или нет..? Смятение в голове нарастает, заставляя вскинуть глаза на жену, нежно поглаживающую выпирающие из подлокотников лезвия. – Я хотел бы… объяснить… - Не сейчас. – Люцерис останавливает его жестом. – Я хочу знать, что такого ты находишь в этом стуле, что готов за него умереть и убить любого? Эймонд сжимает губы. Как объяснить то, что чувствовал с самого рождения..? То, что билось пульсе, подгоняемом ударами сердца? То, что досталось ему вместе с кровью предков? Как объяснить знание того, что это место принадлежит ему? Что оно создано для него? - Я просто должен быть здесь. Только тут я чувствую себя целым. - А со мной? – поднимаясь, Люцерис не замечает, как лезвие ранит ребро ее ладони, заставляя оросить субстанцией собственной жизни голодное железо. Монстру нужна свежая кровь. Жертва. - Со мной ты чувствуешь себя целым? Приближаясь к мужу вплотную, девушка очерчивает пальцами его лицо, невесомо спускаясь от виска к губам, через край шрама. Эймонд прижимает раскрытую ладонь к губам, пачкая лицо ее кровью. Глаз закрывается. Голова опускается вниз. - Не чувствуешь… - усмехается Люцерис. Она давно уже поняла, что значит для него меньше, чем корона и власть.***
… Девушка покинула покои мужа, перебравшись к сыну, обронив в ответ на вопросительный взгляд Эймонда, что ей нужно немного времени. Время шло, а она лишь отдалялась от него, избегая близости и внимания короля. Несколько раз он заставал ее в слезах. Говорить с ним Люцерис не желала, и это злило больше остального. Король даже на время забыл про источник всех неприятностей – лорда Стронга. … Напряжение росло с каждым днем, готовое вот-вот разразиться небывалой грозой…***
… Темнота коридоров Красного замка успокаивает, настраивая мысли на меланхолический лад, пока Эймонд не спеша направляется в покои сына, чтобы пожелать спокойной ночи, а больше, чтобы посмотреть на нее. Невозможно находится так близко и даже не видеть… Это пытка. … Замирая в распахнутых настежь по случаю невыносимой жары дверях, юноша наслаждается расслабленным видом жены, нежно перебирающей волосики совсем сонного уже Эйгона. Нет ничего прекраснее, чем смотреть на мать с ребенком. Твоим ребенком. … Он знает, что Люк еще чертовски зла, но быть вдали от нее долее не представляется возможным… … Когда сын засыпает, девушка аккуратно поднимается, скидывая халат, чтобы, оставшись в одной тонкой полупрозрачной ночной рубашке, тоже устроиться на ночь. Люк вздрагивает всем телом, заметив мужа, привалившегося плечом к косяку двери. - Эймонд… - выдыхает она, пытаясь накинуть халат обратно. - Я пришел за тобой. – говорит юноша, ощупывая ее немигающим взглядом. - Но… - он так смутил ее, что Люцерис не в состоянии толком даже подобрать слова. - Я не могу больше находиться там один. – Эймонд выпрямляется. – Пойдем. Поговорим наконец. Сильные пальцы берут ее под локоть, не оставляя вариантов для отступления. Остается лишь оглядываться на сына. - Не беспокойся. Сейчас придет няня. С ним все будет в порядке. … Чем ближе их спальня, тем сильнее вскипает гнев в душе Люцерис. Какого черта он приказывает ей? Распоряжается как вещью! Она совершенно не готова вновь оказаться рядом с ним. Шок еще слишком свеж. … Люк ложится в постель, свернувшись клубком на самом краю, как можно дальше от мужа. - Посмотри на меня… - просит он, ласково гладя ее плечо. Она сбрасывает его руку. - Перестань, Люцерис! Мы должны поговорить! - голос становится жестче. Эймонд практически никогда не называет ее полным именем. Значит он и правда зол. – Невозможно молчать вечно! Это необходимость! Я должен заставить их уважать нашу семью! И я сделаю это! Люк разворачивается так резко, что едва не сталкивается с ним лбом. - Ты такой же как он! - злые слезы выступают на глазах в самый неподходящий момент. Она совсем не хочет быть перед ним сейчас слабой. - Он тоже говорил, что убийство ребенка - необходимость! Эймонд отшатывается, понимая, о ком она говорит. - Ты ненавидишь Деймона за убийство Джехейриса, но чем он отличается от того мальчишки на площади? - гнев сушит слезы, заставляя блестеть глаза. - Посмотри на себя! Кем ты стал, Эймонд? Губы расползаются в хищной ухмылке, когда он подается к ней всем телом, толкая на подушку. Нависая над женой, юноша рассматривает ее злое лицо, будто видит впервые. - Кем стал? Я тот же кто и был… Я - монстр, Люк. Я сказал тебе это сразу… когда ты впервые оказалась в этой комнате… Что ты хочешь от меня теперь? - Это неправда! Мой Эймонд не… Горячие губы не дают договорить, закрывая ее рот поцелуем. Все это время он изнывал без ее близости, медленно сходя с ума. Удержаться, когда она так близко невозможно. Впервые в жизни Люцерис пытается оттолкнуть его, увернуться от ласки. Бесполезно. Это все равно, что пытаться остановить лавину. - Перестань! Я не хочу! Не трогай меня! - почти кричит она, извиваясь всем телом. - Не хочешь? - не отрываясь от ее шеи, Эймонд силой разводит крепко стиснутые бедра, проникая длинными пальцами глубоко внутрь ее тела. Девушка сопротивляется, пытаясь свести ноги и помешать настойчивым скользящим движениям, но тело предает ее, само отзываясь на привычную ласку… Юноша ухмыляется, чувствуя, как быстро она становится влажной внутри. - Ты будешь меня желать, даже если я этими самыми пальцами убью половину жителей Королевской Гавани на твоих глазах… - чужим возбужденным голосом шепчет он ей, грубовато лаская. - Это наша судьба… Желать друг друга… Несмотря на кровь и боль вокруг и внутри нас… Мне все еще больно держать твою руку… Тебе отвратительно видеть меня настоящим… … Люк отчаянно пытается оттолкнуть его, избавиться от умелых прикосновений, которые вот-вот сведут ее с ума. Низ живота наливается приятной тяжестью. Сердце ускоряет ритм. Дыхание становится глубже… - Тише… Ты - сильная девочка, но я могу причинить тебе… Боль… - Эймонд медленно вылизывает нежную шею, изредка слегка прикусывая тонкую кожу. Возбуждение сводит низ живота, понуждая вдавиться в ее бедро, четко обозначив свое состояние. - Ты же знала про Харренхолл… Я убил там множество людей… Мальчишек… Убил бы и женщин, если бы не Коль… Я наслаждался предсмертными стонами и потоками крови, покидающими тела… Это все правда, Люк… … Все, что он говорит отвратительно. Люцерис ведет от жесткого контраста грязи слов и дурманящей нежности его тела. С удивлением она обнаруживает, что отчаянно скучала по нему. Девушка выгибается, подставляя нежную уязвимую шею. Бедра распахиваются, давая Эймонду максимальную свободу действий. - Умница… … Скользкие пальцы покидают ее тело, заставляя Люк тихо простонать… - Ты знаешь: я сжег десятки городов в Речных землях… Вместе с жителями… Я слышал их крики, видел, как пузырилась кожа на их телах… Обугливаясь, отпадала пластами. Мне не было жаль ни одного… … Она уже почти не слышит его. Отключаясь, девушка прижимает сильную руку мужа к чувствительному бугорку меж широко распахнутых ног… - Я разрушил половину Тамблтона, скормил десяток непокорных лордов дракону, и прожег дорогу к столице шириной в несколько лиг, чтобы делать это с тобой… чтобы любить тебя… чтобы трахать… чтобы быть с тобой, Люк… … Люцерис притягивает его к себе, остро нуждаясь в поцелуе, Эймонд замирает в паре сантиметров от ее губ, наслаждаясь просящим взглядом поплывших темных глаз. Пара прикосновений, и она вся его. Куда так быстро ушел гнев? - Все еще не хочешь? - усмехается он ей в лицо. - Хочу… … Пальцы вновь проникают внутрь. Растягивая. Лаская. Подчиняя. Губы накрывают губы. - О них ты не плакала… потому что не видела… - выдыхает он в ее жадно распахнутый для него рот. - Придется закрыть глаза, Люк… Закрыть, чтобы чувствовать меня… … И она закрывает, отдаваясь ему до конца… … Блеск стали ослепляет так сильно, что юноша утыкается лицом в плечо жены. Уже слишком поздно… Он слишком открылся, смешав два наслаждения в одно, открыв дверь в ад. Темная сторона услужливо подкидывает восхитительные картины нежного тела, украшенного мириадами рубиновых капель. Почему он до сих пор не выкинул эту дрянь из спальни? Взгляд вновь возвращается к коллекции ножей, призывно поблескивающих в золотом свете свечей… … Люк цепляется за его руку, насаживаясь глубже на тонкие пальцы… … Взор мечется от стали к разгоряченному доступному телу… Единственному, которое желают сразу обе его стороны… Дыхание в конец сбивается… Хаотичные вдохи не дают столько кислорода, сколько нужно... В глазах темнеет… - Черт!!! - рычит Эймонд, отрывая себя от жены. … Широко распахивая глаза, Люцерис не может понять, что произошло. Почему он остановился, а теперь собирается уйти, бросив ее остывать?.. Она явственно чувствовала его бредовое возбуждение и точно знала, что он уже давно на грани… - Эймонд..? - растерянно успевает она бросить ему в спину, перед тем как дверь с оглушительным грохотом захлопывается.***
… Нежный перезвон нарушает напряженную тишину комнаты, где за поздним завтраком собрались остатки семьи. Люцерис нервно помешивает обжигающе горячий чай изящной серебряной ложечкой, периодически постукивая по тонкому фарфору, украшенному красными цветами. Она делает это так долго, что притягивает взгляд Алисенты, с самого начала почувствовавшей, что между детьми произошло что-то еще. Возможно, ей стоило сразу уйти, но сын заставил ее остаться, очевидно, не желая находиться один на один с супругой. … Он ни разу не поднял на нее глаза с самого утра, когда Люцерис нашла его в запущенных пыльных гостевых покоях в непотребном состоянии. Эймонд был пьян. Очень и очень сильно. Девушка терялась в догадках сколько и чего ему нужно было выпить, чтобы не реагировать на собственное имя и отчаянные попытки разбудить его. Особенно сильно это пугало, потому что Люк знала, что кровь в его венах мигом очищает организм от всего вредного. Скорее всего, он проглотил не только вино… … Сейчас за столом он был таким же как обычно. Ровный. Ледяной. Аккуратный. Глотал кипяток как обычную воду даже не морщась. И прятал глаза… … Всем сердцем она чувствовала, что причина его выходки кроется во вчерашней жаркой игре так ничем и не закончившейся. … и была права… … Покинув свою королеву, Эймонд, неадекватный от возбуждения и страха, охватившем все его существо при виде стали, пытался спрятаться от себя в темных закоулках Красного замка. В ярости он разбивал руки в кровь, резал ладони и пил, запершись в какой-то грязной норе, но заглушить настойчивый зов больной части себя не мог. Она выжигала изнутри каленым железом, заставляя вернуться к жене и сделать то, о чем он так давно мечтал. Он даже прошел большую часть пути до собственных покоев, но в последний момент свернул в широкий коридор, который тотчас вывел юного короля к главным воротам. Эймонд с отчаяньем утопающего воспользовался единственным шансом защитить ее от себя. Он ушел в город, где ему были доступны любые способы утолить собственное безумие… … Сейчас ему было мучительно стыдно просто находиться с ней рядом, хоть для него все произошедшее и не было изменой. Эймонд даже не мог вспомнить лицо девчонки, которой не повезло оказаться с ним рядом. После трех огромных бокалов горячего вина, смешанного с маковым молоком, любимого пойла Эйгона, доводившее того в лучшие время до скотского состояния, он помнил только, что не мог отличить ее от Люцерис, жадно лаская тонкое тело. Смутно помнил, как поддался искушению и достал лезвие, как причитала девчонка, не в силах освободиться из его объятий… А он шептал имя жены, говорил, что любит ее до безумия, до онемевших кончиков пальцев на костяной рукояти. … И все равно это было лучше, чем коснуться ее… … Эймонд изредка поднимает на Люк взгляд, пытаясь продумать стратегию поведения, если она открыто спросит, где он провел ночь. Юноша уверен, что лорд Стронг, непонятно по какой причине еще здравствующий, уже доложил и Люцерис, и матушке о его отсутствии. В целом короля не смущает услужливость и подковерные игры мерзкой крысы. Пока они не касаются его самого и его семьи… Сам факт того, что Ларрис посмел привести Люк на площадь без ведома Эймонда, вывел юношу из равновесия. Хотя еще не настолько, чтобы внимание полностью сместилось на согбенного уродца. Иногда Эймонду казалось, что это отвратительное гнилое нутро лорда Харренхолла отражается в его внешности, самым лучшим образом характеризуя своего обладателя. … Люк вскидывает на него глаза так внезапно, что он не успевает увернуться от настойчивого темного взгляда. Не выдерживая дуэли, юноша поворачивается к матери, которая, чувствуя себя не в своей тарелке, собирается уходить, подхватив под руку Джехейру, уже достаточно взрослую, чтобы не вносить сумятицу в общие застолья. - Мы будем в саду, Люцерис. Если захочешь присоединиться, я буду рада.… - говорит Алисента, отступая к дверям. Люк лишь кивает, по-прежнему наблюдая за мужем. Она и правда знает, что ночью в замке его не было, но это заботит ее гораздо меньше, чем то, что он бросил ее в постели в самый неподходящий момент. Это было так непохоже на него, что даже перекрыло в ее сознании ужасы жестокой расправы, учиненной Эймондом на глазах всего города. … Нежные пальцы накрывают руку, заставляя короля вздрогнуть… - Почему ты ушел? – мягкий голос жены смущает еще больше. Фиолетовый взгляд упирается в стол. - Нужно было подумать. За стенами замка это немного проще. - губы сжимаются в едва различимую полоску. – Здесь я всегда на виду. … Зайдя за спину мужа, Люцерис склоняется к самому его уху и шепчет, едва касаясь губами: - Почему ты ушел от меня..? … Зрачок моментально расширяется, и Эймонд против воли резко выдыхает, перед тем как отстраниться от нее, мгновенно закрываясь в коконе ледяного высокомерного равнодушия. - Я лишь показал, чего стоит весь твой гнев. Чего стоишь ты сама. - холодно бросает он, изгибая губы в жесткой усмешке. … Наблюдая, как он неспешно покидает комнату, Люцерис искренне не понимает почему он врет ей…***
Сорвавшись один раз, Эймонд уже не мог остановиться. Он больше был не в силах спокойно смотреть на жену, касаться, ласкать… Даже лежать подле нее в одной постели было трудно. Близость же и вовсе превратилась в пытку. Сладкую безумную пытку… Юноша отлично понимал, что Люцерис чувствует преграду, возникшую между ними. Как чувствует и его безумие, оставляющее отметины на девичьем теле. Он не хотел вредить ей, но страсть отключала мозг, стоило коснуться желанного тела. Эймонд вновь стал резать руки, в попытке заполнить голодную пустоту внутри. Чаще всего, это помогало, и он чувствовал себя почти нормальным. Но бывали дни, когда приходилось оставить жену, открытую для любой ласки, и бежать… от нее или от себя без разницы… … Юноша понимал, что долго так продолжаться не может. Рано или поздно он сорвется, и лучше открыться жене, рассказать все по-честному, глядя в глаза. Но, боги, как пережить такой позор?! Как признаться, что ты…? Эймонд даже про себя не мог произнести слово, которого был достоин. … когда становилось совсем невмоготу, он шел в город, где, оглушив себя мерзким пойлом, мог получить желаемое. Ему не было жаль использованных шлюх. Они – ничто, набор отверстий, существующий для удовлетворения низменных потребностей таких как он. Недостойные женщины… Юноша вообще мало кого считал достойным себя, особенно когда речь шла о противоположном поле. Кто может стать вровень рядом с носителем чистой крови Таргариенов? Только человек с той же субстанцией в венах. К таковым относилась, пожалуй, лишь ныне покойная Хелейна, волей судьбы и матушки доставшаяся Эйгону. Люцерис же… по началу ослепленный страстью он старался не думать о грязной крови бастарда под ее кожей, а нынче после ужасного откровения о собственном происхождении, втоптавшем в грязь его гордость, для Эймонда стало важно только то, что она дочь его сестры… равная даже больше, чем хотелось бы… остальные не значили ничего. С ними он мог делать все, что угодно… … Ларрис танцевал бы от счастья, если бы только мог. Такой подарок подкинула сама судьба! Любая женщина отвернется в ужасе от мужчины, творящего то, что позволяет себе юный король. Никакая любовь не выдержит испытания подобным. И тогда девчонка будет полностью в его власти…Станет его марионеткой… Но сперва нужно проверить правда ли то, что напели пташки. Удостовериться собственными глазами. И лорд Стронг последовал за королем в притон. Увиденное, против воли, возбудило грязного развратника настолько, что пришлось добиваться разрядки собственными руками, не отрываясь от зрелища. О! Он с удовольствием посмотрел бы как Эймонд имеет жену. Настоящая страсть всегда ярче и привлекательнее, но и это было для лорда Харренхолла, не знавшего женской ласки, перебором. … Да, мальчишка сильно подставился, погрязнув в пороках. За это придется дорого заплатить…***
- Разрешите, ваша милость? – хитрый нос Ларриса смело просовывается в дверную щель. Он точно знает, что несмотря на столь поздний час юная королева одна в своих покоях. Если бы существовал даже минимальный риск встретить Эймонда, мастер над шептунами не появился бы здесь никогда - Чем обязана, милорд Стронг? – Люцерис не доставляет ни малейшего удовольствия видеть ехидную физиономию, смело шарящую глазами по комнате. - Пришел узнать не скучно ли вам… в одиночестве… - отвратительная улыбка растягивает бледные губы, делая его похожим на жабу. - Нет, милорд. Не скучно. - Может быть моя королева хочет знать, чем в такое время занят ее супруг? – взгляд направлен в пол, дабы не смущать юную леди. Да, она желает знать. Этот вопрос мучает ее сутками напролет. Какие дела заставляют Эймонда покидать Красный замок, в то время как в городе еще неспокойно, а война толком не завершилась? Столица застыла в трепетном ожидании армии Севера, знамена которой вот-вот должны появиться на горизонте. - Нет, милорд… Не хочу. Все, что мне нужно знать, муж рассказывает сам. – Люцерис слишком горда, чтобы показать свою слабость. Тем более этому человеку. - А зря… Я бы мог пролить немного света на… столь неприятную ситуацию… - сгорбленная фигура, кажется, излучает понимание и жалость к своей собеседнице. Что может показать ей этот человек? Что может удивить сильнее истории с казнями? Люцерис до сих пор слышит голос женщины, проклинающей убийцу ее малолетнего сына. Девушка справедливо полагала, что ничего. Но любопытство сводит с ума. Незнакомое ранее чувство ревности терзает душу железными когтями. Она чувствует, Эймонд вернулся другим. Более отрешенным, замкнутым. То, что он творил не поддавалось никаким оправданиям. Неужели это и есть настоящее лицо ее мужа? Или оно еще хуже? - Ладно, лорд Стронг… Я согласна. – глаза ее полны отчаяния и решимости. - Вы умная женщина, моя королева… - почтительно склоняет голову лорд Харренхолла.***
… Королевская гавань, скрытая покрывалом ночи, кажется Люк еще более отвратительной, чем днем. Следы пожарищ мерещатся девушке ничем иным как вратами в царство Неведомого. Оборванные люди, снующие в темноте, совершенно не внушают доверия. Их голодные глаза даже во тьме горят ненавистью и злобой. Когда-то ей нравился большой шумный город, бурлящий жизнью и весельем. Те времена, похоже, навсегда остались в прошлом. - Не бойтесь, моя королева… Я обо всем позаботился… - заметив ее беспокойство, Ларрис кивает в сторону невыразительного вида охраны. Сегодня белые плащи лишь навели бы лишнюю сумятицу, рискни он их взять, а вот его личная безмолвная армия подходит как нельзя лучше. – Совсем скоро мы будем на месте... - Кто эти люди? – Люк с отвращением рассматривает сопровождающих. - Те, моя королева, кто верно несет службу, не задавая лишних вопросов… - ухмыляется он одними губами. … Внутрь непримечательного дома они входят вдвоем, никого не встретив. Ларрис действительно обо всем позаботился. Ни одна живая душа не видела Люцерис, как и его самого. Едва вдохнув приторный аромат благовоний Люцерис понимает куда именно притащил ее мастер над шептунами. Да, это отвратительно, но она прекрасно знала, что все мужчины, в большинстве своем, подвержены этой слабости. Матушка никогда не запрещала Деймону развлекаться как того пожелает его душа… Или тело. Как не запрещал и он ей. Для Рейниры существовало лишь одно ограничение – от ее слабостей не должно больше появляться бастардов. В остальном, она была абсолютно свободна. - Зачем ты меня сюда привел? – недовольно шипит Люцерис, сжимая плечо мерзкого ублюдка. – Что нового я могу тут увидеть? - О! Моя госпожа… Доверьтесь мне… Вы не пожалеете, что пришли. … Сердце бьется так часто, что в глазах темнеет. Ей меньше всего хочется видеть Эймонда с женщиной… Или с мужчиной… Или с ними вместе… Черт! Неважно. - Пожалуйте сюда, моя госпожа… Только тихо… Ларрис пропускает ее в узкое темное помещение. Здесь так тесно, что они стоят, плотно прижавшись друг к другу плечами. Сначала девушка не понимает куда попала, но, немного привыкнув к полутьме, она различает за густой витой решеткой большую комнату, затянутую белыми и красными полотнищами ткани. … Эймонд сидит на краю огромной разобранной постели, полностью одетый, пока девчонка с темными вьющимися волосами, так похожими на волосы Люцерис, медленно стягивает с себя одежду. Волны возбуждения электризуют до предела воздух. … Нежные розовые губы и верткий язычок скользят по его шее. Дыхание короля заметно учащается, а подрагивающие губы накрывает усмешка. Она тянется расстегнуть камзол на груди юноши, но тот останавливает ее, перехватывая руки. Вместо этого он притягивает шлюху к себе на колени. Поцелуй настолько чувственный, что Люцерис становится дурно… Она пытается уйти, но Ларрис буквально вжимает ее в угол, лишая возможности пошевелиться. - Это все неважно, моя королева… Потерпите немного, прошу вас… - горячо шепчет он ей в самое ухо. - Не могу… - слезы боли сами сочатся из глаз, оставляя на щеках длинные мокрые дорожки. - Вы – сильная женщина. Вы сможете. Он буквально силой поворачивает ее лицо навстречу кошмару. … В свете сотен свечей Эймонд, так и не раздевшись, натягивает девчонку на возбужденный до предела член. Боги, сколько ей лет? Люцерис ясно видит, что шлюха гораздо моложе ее самой. Сжимая одной ладонью разом обе руки за спиной, король не дает ей пошевелиться, сильно прижимая к себе. … Моргнув, Люк пропускает тот момент, когда в руке мужа появляется нож. Зазубренное слегка изогнутое лезвие, видавшая виды рукоятка темной кости… Она узнала бы его из миллиона - нож Джейса, который ее рука подняла с грязного пола в подземелье Дрифтмарка. Озарение железным кулаком бьет под дых, останавливая дыхание. - Она похожа на меня, да? - Они всегда похожи на вас, моя госпожа… … Девчонка в ужасе бьется на его коленях, отчаянно пытаясь освободиться. Она слишком слаба. Лезвие дюйм за дюймом украшает нежную молочную кожу кровоточащим узором. Шлюха умоляет не делать ей больно, не уродовать. Эймонд не слышит. Тьма поглотила юношу без остатка. Лицо его больше напоминает морду дракона, жадно вдыхающего трепещущими ноздрями запах свежей крови. … Люк в ужасе понимает, что раны на девице полностью повторяют шрамы растяжек на ее собственной груди. Он рисует на чужом теле то, что хочет видеть на ней. Теперь она ясно видит почему Эймонд, задыхаясь от страсти, почти невменяемый, часто бросал ее остывать в одиночестве. Тот случай в Штормовом пределе не был случайностью. Порез на груди… Капелька крови, за которой он не отрываясь следил будто хотел… … Губы и язык короля собирают капли крови, готовые сорваться с напряженного соска вниз. Эймонд силой насаживает девчонку на себя, разлизывая кровоточащие раны. … Плечи Люцерис расправляются, взгляд проясняется, когда девушка понимает, что ее муж – чудовище, и, скорее всего, был таким всегда. Она просто не хотела замечать то, что буквально лезло в глаза: порезы на руках, ранее часто возникавшие после бурных ночей, кинжал, якобы забытый возле постели, желание причинить ей боль, пусть не сильную, но она его чувствовала… «Тебя трахает садист, если ты не в курсе…» - звучит в ушах голос Деймона. «Твой белый принц Таргариен любит чувствовать, как на его члене извивается девка, покрытая глубокими свежими ранами. Любит вскрывать тонкую кожу... глотать их кровь…» Это всегда было правдой. Правдой, на которую она закрывала глаза. - Пойдем, Ларрис. Я увидела достаточно. – ее ледяной тон сбивает с толку мастера над шептунами. Он ожидал совершенно другого от юной королевы.***
… Укладываясь той же ночью спать, лорд Стронг долго обдумывает поведение юной королевы на пути обратно в Красный замок. Да, девчонка была немного задумчива, но ни тени отвращения или страха он так и не заметил, сколько не присматривался. Ларрис был уверен, что, увидев какими развлечениями тешится Эймонд, девушка отвернется от него. Кто выдержит подобное? Но ее, очевидно, гораздо больше волновало то, что, кроме нее, слабость короля видел и он, лорд Харренхолла. - Я могу быть уверена, что все увиденное нами останется в том доме, и ни одна живая душа во всем Вестеросе не узнает об этом? – сверля его глазами, спросила Люцерис, едва они оказались под сводами обители Эйгона Завоевателя. - Конечно, ваша милость… Это было только для ваших глаз. – услужливо сгорбившись прошептал Ларрис. – Я унесу тайны короля в могилу. - Хорошо. – кивнула ему девчонка и ушла, гордо выпрямив спину, будто все, что делал ее супруг, вовсе и не было для нее унижением. … Теперь Стронг сомневался стоило ли вообще выкладывать столь весомую карту на стол. Чем может это обернуться в будущем? Едва ли девчонка расскажет Эймонду об увиденном… О таком не говорят. Но немного подзабытый в суете страх вновь неприятно царапнул сердце.***
… В то же самое время Люцерис, удобно устроившись на подоконнике, обхватив руками колени, пыталась собрать воедино все части мозаики, впервые оказавшиеся у нее в руках. … Штормовой предел… «Хочу видеть тебя так» прошептал он тогда… Она не смогла отказать… На груди над самым сердцем Эймонда остался тонкий белый шрам как напоминание о той ночи и их безумии… Девушка ясно помнила насколько ему это понравилось. Но муж никогда больше даже не заикался ни о чем подобном. Если он нуждается в этом настолько, что готов рисковать собственной репутацией, издеваясь над шлюхами в доме удовольствия, то почему ни разу даже не намекнул ей о своем пристрастии? Или намекал…? А она просто была слепой дурой… Как в случае с короной Эйгона. … Деймон говорил ей все в лицо, а она не слышала. Затыкала уши. Да, дядя больше хотел ее унизить, чем открыть глаза, но что может шокировать больше, чем правда? … А порезы на руках..? Боги, о чем она думала… Она же видела их. Это невозможно было не заметить. … Глотая ледяное вино, Люк все яснее понимала, что должна сделать это сама. Должна убедить его открыться, показать себя настоящего… Потому что невозможно жить, скрывая часть своей сути. Тем более в постели…***
… Прошло несколько дней с жаркой ночи, открывшей глаза королевы на ее супруга. Все это время Люцерис наблюдала за ним, пытаясь найти в его поведении хоть какие-то следы порочного увлечения. Сама не зная, что именно желает увидеть, она тенью следовала за ним куда бы он не пошел. Но Эймонд был абсолютно таким как обычно… Лишь вечерами, оставаясь с женой наедине, он смущал ее пристальным изучающим взглядом. Неосознанно Люцерис желала спровоцировать его на близость, но юноша уклончиво ссылался на усталость, чего ранее за ним не наблюдалось. Она точно знала, что того раза с продажной девкой четыре дня назад, для него мало. Но он упорно избегал ее… … Пока наконец Люк не вышла к нему восхитительно влажной из ванны полностью обнаженной. Он собирался уходить на встречу с лордом Тайлендом и заскочил буквально на пару секунд за какими-то бумагами. По его растерянному взгляду, скользящему по желанному телу, девушка поняла, что победила… И оказалась права. … Стоит ему войти в комнату, как Люцерис чувствует его возбуждение. - Я соскучился по тебе… - выдыхает Эймонд ей в шею, ласково обнимая сзади. - Правда? - Да… Горячие руки скользят по телу, губы ласкают так нежно, что несколько мгновений Люк кажется все виденное в том доме ужасным сном. Он просто не может… Напряжение и страсть растут с каждым мгновением. Он отчаянно вылизывает ее рот, выдыхая в него слова любви. Он точно любит ее… Но зачем тогда весь этот кошмар? Неужели ему мало того, что она может ему дать? Зубы пробивают губу девушки так внезапно, что она не может сдержать болезненный стон. Он неразборчиво мычит ей в ответ, вылизывая ранку. … Когда он, полубезумный, спускается к шее, покрывая ее засосами пополам с укусами, Люк шепчет ему: - Будь собой, пожалуйста… Тебе не нужно уходить… туда… когда есть я… Тонкие пальцы вкладывают в сильную ладонь нож, который девушка нашла в его вещах еще накануне. Ей стоило немалых усилий прикоснуться к темной костяной рукояти, каждый изгиб которой навсегда впечатался в память. … Эймонд отшатывается от нее, как от огня… - Ты видела… – стыд пополам с гневом сдавливают грудь, делая почти невозможным вдох. Юноша мгновенно понимает чьих именно рук это дело. - Это неважно, Эймонд… Просто сделай это… - она медленно расстегивает замысловатые крючки на платье, освобождая грудь. Девичий палец нежно скользит по растяжкам, спускаясь к выпуклому соску. Он не может отвести от нее взгляд. … Да, он хочет этого. Он любит Люк до беспамятства, готов молиться на нее, как на святую, и желает трахать, как тех одноразовых шлюх. … Ее рука, ласкающая соски… и нож зажатый в руке… еще немного, и он сойдет с ума… - Если я прикоснусь к тебе этим… - он кивает на лезвие. – То уже не смогу остановиться… Это будет повторяться вновь и вновь, пока я… не убью тебя… … Девушка замирает… - Ты делал это с кем-то больше одного раза? – говорить больно, но Люцерис хочет четко понимать кто перед ней. … Стыд волнами пробегает по лицу юноши, оживляя каждую мышцу. Отводя глаза, Эймонд кивает, кусая до крови губы. … Его хватает ненадолго. Фиолетовый взгляд снова поднимается к ней. - Мы попробуем… Хорошо? – Люк приближается к нему вплотную, запуская руки под рубашку мужа. … Страх сжимает сердце Эймонда когтистыми лапами. Но страсть уже не погасить… Юноша припадает к ее груди с отчаянием безумца, болезненно вытягивая редкие капли молока. … Она не замечает, как он возвращает нож ей обратно. - Сделай это сама… Как тогда… … В его страсти нет ни капли рассудка. Это страшно и одновременно возбуждающе, чувствовать контраст нежных и грубых прикосновений. Глаз больше не открывается, оставив ее один на один с сапфиром. Оказавшись на нем, Люк даже сначала забывает, о чем он просил ее, но блеск стали живо возвращает ее на землю. … Эймонд показывал, как быстро заживают сейчас на нем раны. Едва ли она сможет навредить ему этой игрушкой, но душа против этого. Невозможно, отвратительно. Она не может навредить человеку, которого любит… - Я хочу этого… - почти стонет он, видя ее нерешительность. … Рука дрожит так сильно, что тонкий порез получается кривым уродливым зигзагом. Люк кажется, что сейчас она точно отключится при виде почти черной крови, выступающей из раны. - Моя сильная девочка… Глубже… - Эймонд обхватывает руками ее бедра, толкая на себя. – Пожалуйста… … Лицо его накрывает гримаса боли пополам с удовольствием, когда лезвие входит в грудную мышцу более, чем на четверть. Рана настолько ужасна, что девушка закрывает глаза, медленно увеличивая ее. Эймонд лишь глухо рычит, выгибаясь навстречу ее телу и лезвию. … Сосредоточившись на собственных переживаниях, Люцерис пропускает главное – момент, когда он теряет человеческий облик. Когда она открывает глаза, рана уже почти затянулась. Но Эймонд… Под ней сейчас обезумевшее животное, сжимающее ее бедра так сильно, что девушка буквально чувствует, как под его пальцами расползаются кровоподтеки. Ноздри раздуваются. Каждая мышца на лице подрагивает. В нем нет ничего от человека, которого Люк привыкла любить. От человека в принципе. Это чудовище, напоминающее дракона. Таким он был в борделе с той девчонкой… И таким она видела его в Штормовом пределе. Да, это были лишь секунды, но Люцерис очень хорошо их запомнила. … Она никогда не боялась его шрама и камня, но теперь страх покалывает сердце ледяными иголочками, когда ей вновь кажется, что сапфир видит ее. Видит насквозь… … Движения наращивают темп, когда он, окончательно потеряв контроль, притягивает ее к себе. Драконья кровь, растекшаяся по груди, мигом прожигает на теле Люцерис обширные язвы. Задыхаясь от боли, она умоляет, чтобы он ее отпустил, но Эймонд лишь сильнее сжимает желанное тело. Даже достигнув пика, он не в состоянии расстаться с возлюбленной. ... Просветление наступает медленно… … Юноша с трудом понимает каким образом на ее груди появились эти отвратительные раны с неровными краями. Стыд смешивается с болью и отвращением к себе самому, когда он просит у нее прощения, понимая, как глупо это звучит. Люк лишь молча перебирает его совсем еще короткие платиновые волосы. Она знала на что шла и была готова к боли, но совсем не к такой… А его безумие довело ее до паники. … Постепенно боль привычно сменяется яростью, затмевающей и без того нестабильный рассудок. - Я убью эту мразь… - выплевывает он, вылетая из спальни практически невменяемый.***
… Белый от гнева, Эймонд несется по темным коридорам Красного замка, безошибочно выбирая правильные повороты. Он не слышит, как Люцерис кричит ему в след, чтобы он не смел этого делать. Едва прикрывшись, она пытается догнать его, но сразу понимает, что это невозможно. Ей так и не удалось разобраться в мудреной паутине ходов. Люк моментально теряет мужа из вида. … Лорд Харренхолла в столь поздний час собирается отходить ко сну, не спеша переодеваясь в пижаму. Резкий сильный стук пугает его, заставляя думать, что опять случилось нечто из ряда вон выходящее. Возможно, в городе снова бунт или черные осмелились на отчаянный шаг и посмели атаковать столицу. В голове даже мысли не возникло о том, кто это может быть на самом деле. - Минуту! – кричит он, натягивая штаны, и медленно ковыляя к двери. … Ларрис едва успевает отдернуть руку от задвижки, как дверь распахивается, едва не встречаясь с его лицом. Глаза мастера над шептунами расширяются до предела, когда в открывшимся черном зеве проема он узнает короля. Точно в самом жутком ночном кошмаре… Никогда и нигде лорд Стронг не видел Эймонда в таком состоянии. Голый по пояс, грудь перепачкана чем-то отдаленно напоминающим кровь, в лице ни кровинки, губы сжаты с тонкую полоску, а руки – в кулаки. - Мой король… - заискивающе шепчет он, отступая внутрь перед надвигающейся ледяной фигурой юноши. … Когда Эймонд захлопывает дверь, закрывая на все замки, Ларрис понимает насколько велика опасность, угрожающая ему. - Ты посмел лезть мою жизнь?.. – почти ласково спрашивает король, приближаясь к дрожащему телу почти вплотную. – Посмел влезть мне под кожу… Мне и моей жене… Хотел, чтобы она увидела меня? Но здесь никто не видел моего настоящего лица… Ты будешь первым… - Ваша милость, я… - лишь успевает тихо пискнуть Ларрис перед тем как его лицо разбивается в кровь резким, почти без замаха, сильным ударом. Голова дергается назад, впечатываясь в холодный камень стены. Вцепившись рукой в горло мерзкой крысы, Эймонд приподнимает согбенное тело, отрывая от пола, и раз за разом бьет головой о стену. На третьем ударе лорд Харренхолла отключается… … Поток ледяной воды обрушивается на разбитое лицо, вырывая из блаженного забытья. Ларрис дергается в попытке прикрыть лицо рукой, когда ему опять прилетает удар в район левого глаза, закрывая его надолго. Прикрыться не получается. Он привязан к стулу собственной рубашкой, стянутой с тела чужими руками. - Я должен был прикончить тебя сразу… Вслед за твоими погаными родственниками, чьи жизни я забрал в Харренхолле. - В чем моя вина, мой король? – он еле двигает распухшими губами. - Не знаешь?! – шипит Эймонд ему в лицо, сильно сжимая пальцами. – Моя жена… - Королева сама просила оказать ей услугу и разыскать вас… Я лишь выполнял свою работу… Эймонд ядовито ухмыляется. - Должен признать, хорошо выполнял. Боль такая резкая, что Ларрис даже не успевает осознать ее причину. Молниеносным движением Эймонд всадил в больную ногу лорда Стронга кривой зазубренный нож и теперь с наслаждением проворачивал в ране, с упоением рассматривая побелевшее лицо мерзкой крысы. Стон превращается в крик... Что лишь раззадоривает короля. - Как вам благодарность за службу, лорд Стронг? – ехидно спрашивает юноша. – Или вы ждали чего-то другого? Тот лишь стонет, пуская слюни вперемешку с кровью из разбитых губ. … Мутные от боли глаза впериваются в Эймонда, неспешно располагающегося напротив своей жертвы. Юноша склоняется к Ларрису, опираясь локтями на собственные колени. Как он мог недооценивать этого монстра? Боги, даже его лицо похоже на морду голодного злого дракона. - Знаешь… Перед тем как отправиться в Харренхолл, я говорил жене, что мечтаю спустить с тебя кожу… Медленно... Дюйм за дюймом… Я думаю, мы сейчас это попробуем. …Тонкие пальцы легко бьют по кинжалу, по-прежнему торчащему из бедра мастера над шептунами. Эймонд сожалеет, что прихватил с собой только один. Не спеша, смакуя стоны боли, издаваемые раненой крысой, он вынимает лезвие. Пот выступает на лице Ларриса, стекая липкими струйками за шиворот… Сердце вот-вот разорвется от боли и ужаса перед ледяным чудовищем. - С чего начнем, лорд Стронг? – спрашивает король, ощупывая взглядом убогое тело. - Я прошу быстрой смерти… Мой король… Я всю жизнь служил вашей матери и всей вашей семье… … Его мольба встречает лишь усмешку… Лезвие скользит по щеке почти нежно, очерчивая четкий прямоугольник. Сталь остра настолько, что Ларрис не чувствует боли, пока, подрезав край, Эймонд не сдирает кровавый ошметок с его лица. Голос срывается в крике, превращаясь в жалкий хрип… - Не любите боль, милорд? Скоро вы к ней привыкнете… Нас же никто не торопит… До утра полно времени. А там кто знает… Может я оставлю вас себе. На некоторое время… Сколько, интересно, вы протянете? Пока что вы визжите погромче той шлюхи, которую так услужливо подсунули моей жене… … Здоровый глаз Стронга быстро моргает, пока в воспаленном мозгу его неудачливого обладателя проносятся малоприятные картины открывающихся перспектив. - Ты и мою кровь будешь пить, ублюдок? – обреченно выдыхает он, решаясь все же спровоцировать Эймонда на быстрое убийство. Выход похоже остался только один… - Твою кровь? Кровь предателя? – юноша не спеша похлопывает Ларриса по изуродованной щеке, погружая ноготь указательного пальца глубоко в рану, отчего жертва тихо шипит и поскуливает. – Пожалуй, ее мы оставим Каннибалу…. - Меж тем эта самая кровь течет в венах вашей прекрасной жены, мой король… Моей племянницы… Но ее вы как раз желаете… И очень сильно… Ноздри чудовища раздуваются, будто готовые выдохнуть струи пламени. И хотя взгляд фиолетового глаза устремлен в пол, лорд Стронг ясно чувствует, что монстр видит его. Боги, да что он такое? Едва ли человек… … Тонкие пальцы с силой вдавливаются в горло будущего мертвеца, сжимая все сильнее, заставляя сосуды в глазах Ларриса лопаться. Он почти рад, что вот сейчас его страдания закончатся. Но громкий стук прерывает казнь… - Лорд Стронг! Это вы кричали? Откройте скорее! Или нам придется выломать дверь! – слышит Эймонд встревоженный голос королевского гвардейца. …Рука разжимается, а губы складываются в презрительную гримасу. - Видимо, придется завтра продолжить нашу приятную беседу… - злобно выдыхает он, поднимаясь. Ларрис лишь шипит, брызгая кровью в попытке отдышаться. Распахивая дверь пошире, Эймонд ввергает наряд гвардейцев, уже пытающийся вскрыть замок, в шок. - Этого в темницу. Лорд Стронг осужден за измену королю. – кивает он на полубесчувственное тело.***
… Гнев приутих, а рассудок немного очистился, когда Эймонд замирает в нерешительности в хитросплетениях коридоров Красного замка. Может ли он вернуться к себе и встретиться взглядом с женой? Или лучше пока держаться от нее подальше? Пока он раздумывает, полностью погрузившись в себя, из смежного коридора ему в руки выпадает сама Люк, дрожащая, слепая от рыданий, едва одетая. Потеряв его из виду, она так и блуждала в темноте, едва разгоняемой редкими светильниками, обезумев от страшных криков Ларриса, которые похоже слышал весь замок. Периодически девушка прижималась к стене, зажимая уши, но страшные вопли все равно проникали в сознание. Бились о стенки черепа… … Эймонд обнимает ее, пока она пытается вывернуться, не соображая кто перед ней. - Это я, Люк… Я… - шепчет он, склоняясь к самому ее лицу. – Тише… На мгновение она замирает, узнавая мужа. А секунду спустя с бешенством дикой кошки впивается ногтями ему в лицо. Девушка кричит, что он монстр, чудовище, что она вообще не знает, кто он такой, но точно не тот, кого она любила… Каждое слово бьет в самое сердце, понуждая лишь крепче сжимать зубы. … Подхватывая на руки ее в конец обессилевшее тело, Эймонд относит Люк в их покои. Опустив жену на постель, он долго нежно гладит густые спутанные волосы, пока она дрожит, отходя от истерики. - Милая, не надо думать, что это только из-за тебя… Мразь давно уже заслужила смерть… - наконец говорит он ей. - Но не так же… Не так… - взгляд ее опухших глаз стеклянный и неживой. - Я позову мейстера. Тебе нужно что-то успокоительное… И раны… - он тяжело сглатывает комок, застрявший в горле. – Тоже нужно обработать…***
… Следующим утром мастер над шептунами, лорд Харренхолла, Ларрис Стронг был казнен через повешенье. Эймонд сжалился над ним. То ли из-за слов жены, то ли просто потеряв интерес к предателю.