***
… Плавно взмахивая крыльями, дракон парит высоко в небе. Под нежным чешуйчатым брюхом проплывают мелкие островки, совершенно лишенные растительности. Дикий камень, не способный приютить ничего живого. Лишь редкие морские обитатели зарятся на разогретую солнцем поверхность, чтобы немного понежиться на берегу. Дракон косит на них желтым глазом. Лоснящиеся тушки морских котиков аппетитно поблескивают, отражая черными спинами блики солнца. Ящер знает, что стоит ему немного снизиться, как они мигом исчезнут в воде, неуклюже шевеля ластами. Иногда случай улыбается ему, и зазевавшийся зверек становится его обедом. … Сегодня ящер сыт. Несколько дней он охотился далеко на западе, наводя ужас на рыбацкие поселения. Хоть он совсем еще невелик, но люди боятся его не хуже огня, исходящего из драконьей глотки. Так что он спокойно смог забрать несколько десятков овец и коз, ничуть не менее вкусных, чем эти чудесные черные толстячки внизу. … Дракон возвращается домой. Наевшись досыта, он будет спать несколько дней, а может и целую неделю, забравшись в уютное логово на самой вершине горы. Таких как он осталось мало. Гордые ящеры, не знавшие всадника, нынче большая редкость. На острове их было трое. Двоих забрали люди. Подчинили. Заставили покориться. Коричневого брата приручила немытая девчонка, подкармливавшая его бараниной. А большого серебряного оседлал одноглазый мальчишка, неизвестно откуда свалившийся на их головы. Серебряного боялись все – и люди, и драконы. Опасная зверюга ненавидела, казалось, все живое, и дракон облетал владения злобного собрата далеко стороной. … Теперь он – полноправный владелец острова. Царь горы, если можно так сказать. Да, где-то внизу живет еще его серый братец, рожденный в цепях. Дракон иногда слышит его грустные крики, похожие на плач. Трудно сказать, что именно он оплакивает – свободу или одиночество. Давно уже никто не видел его под седлом. … А вот и дом. Огромная скала посреди моря. На самом деле это вулкан, на многие десятки, а может даже сотни метров, спускающийся в непомерные морские глубины. Если бы дракон был ближе к людям, то знал бы древнюю легенду о Боге Огня, некогда расколовшем собственным мечом надвое огромную гору, и выпустившем на свободу мириады языков пламени, которые, остывая, превратились в его предков. … Когда первый человек с белыми волосами ступил на черный песок, их было множество. Теперь остался лишь он… … Чувствительные ноздри раздуваются, вдыхая дурманящий аромат дома. Сегодня запах необычен – гниющая рыба и водоросли. Должно быть, недавно был шторм. Здесь часто бывают бури. По воле богов сложилось так, что именно над этим местом теплый воздух с материка смешивается с ледяным дыханием юга, закручиваясь в небе причудливыми вихрями. Дракон любит бури, а еще больше грозы. Кажется, что миллионы его собратьев пускают с небес огненные струи на черный камень. … Совсем скоро будет отдых. Дракон кричит от радости. Крылья совсем устали. Он еще так мал…***
… Крик пробирает до глубины души. Дикий и свободный. … Распахивая настежь окно, девушка провожает глазами небольшую коричневатую тушку, не спеша проплывающую над замком. Несмотря ни на что, здесь осталась жизнь. … В нос бьет удушающая вонь какой-то гнили, щедро сдобренной морской солью. Боги, как отвратительно! Глаза заполняются слезами, а рот слюной. Горло сжимается в сильнейшем спазме. Она резко сглатывает, пытаясь победить приступ, но, очевидно, только ее желания и силы воли недостаточно. Девушка едва успевает добежать до ночного горшка, когда тело скручивается, выталкивая и без того скудный завтрак. Она даже не успела подобрать каштановые пряди, и теперь они тоже выпачканы. Тело сотрясается во все новых и новых спазмах, теперь уже абсолютно бессмысленных. Лишь тонкие струйки густой слюны тянутся вниз, сопровождаемые редкими каплями слез. … Сколько еще это будет продолжаться? Уже почти три месяца как она мучается днями напролет, не в состоянии даже свободно вздохнуть полной грудью без риска в очередной раз вывернуться наизнанку. …Люцерис даже толком не поняла, что с ней творится. Плохо было все время… … С того самого момента, как рука в последний момент дрогнула, и удар смазался о висок мужа. Проснувшись от резкой боли, Эймонд с недоумением смотрел на нее и на собственную руку, которой стер с кожи черные капли. Поняв все, он ушел, оставив ее одну, предусмотрительно забрав нож… Когда дверь за ним захлопнулась, Люк накрыло. Она визжала точно раненый зверь, царапая лицо и грудь. Истерику смог унять лишь стакан макового молока, мигом отправивший ее в блаженное забытье. … Чуть позже, немного придя в себя, Люцерис собрала вещи и сбежала. Находиться под одной крышей с чудовищем дольше было невыносимо. Он не препятствовал ей. … Небольшой бриг, который совсем недавно ей подарил Эймонд, был полностью в ее распоряжении, и маленький толстый капитан с радостью отвез их на Драконий Камень. Домой. … С ужасом ожидала она увидеть замок разрушенным, оплавленным, подобно Харренхоллу, но на удивление он был цел и невредим. У главных ворот ее встретила молчаливая стража – белые плащи, верные матушке. Казалось, все осталось как прежде. Не было только их – Рейниры и милых белоголовых братьев, которым Люк завидовала с момента их появления. Их чистой крови и непорочности в глазах общества. Завидовала, что у них будет полная семья с матерью и отцом. Родным. Конечно, Деймон старался, как мог, заботиться и о них с Джейсом и Джоффом, хоть это и давалось ему нелегко. Слишком уж он был своенравен и, похоже, совершенно не имел даже малейшего представления о том, что такое настоящий отец. Но все равно Люк жалась к нему ближе, чувствуя рядом с ним себя более… чистой. Будто от его близости волосы могли побелеть, а глаза обратиться ярким аметистом. Глупо… Особенно теперь, когда все мертвы… … От всего рода Таргариенов не осталось практически никого. Жалкие ошметки, враждующие друг с другом. … В пустом замке было жутко, даже несмотря на множество прислуги, оставшейся от матери. Драконий камень никогда не отличался легкостью и гостеприимством. Угрюмая крепость на краю света, призванная больше стращать врагов, нежели быть настоящим домом. Но раньше она была не одна. Мама, Деймон, Джейс, братья с лихвой компенсировали мрачность глухого местечка. … Часами могла Люк бродить по пустым комнатам и залам, некогда кипевшем жизнью, чувствуя, как погружается все глубже в кошмар. Ночи напролет лежала она, не смыкая глаз, прокручивая в голове все, что случилось в ее жизни с того пагубного момента, когда матушка объявила семье, что они едут в столицу отстаивать права Джоффа на Дрифтмарк. Истерики стали повторяться, и мейстер, не в состоянии улучшить ее самочувствие обычными способами, подсадил девушку на маковое молоко. Это было прекрасно… Легкая приятная дымка окутывала мозг, даря волшебное расслабление. Можно было ни о чем не думать, а главное - поспать. Но утром было плохо – отчаянно кружилась голова, конечности казались чужими и какими-то ватными, во рту неприятно сохло, а потом началось это… непрерывная изматывающая тошнота. Стоило лишь взглянуть на еду или ощутить хоть сколько-нибудь резкий запах, как в глазах темнело, а внутренности резко выкручивало. … Выслушав ее жалобы, мейстер задумчиво спросил, как давно у нее последний раз были регулы, и Люк застыла точно пораженная молнией. Давно. Ох, как давно… Еще в Королевской гавани. До всего. В череде травмирующих событий девушка совсем забыла о тягостной необходимости принимать мерзкий отвар. Неужели это могло случиться так быстро? Хотя… Эйгон получился считай, что сразу. … Внимательно осмотрев ее, мейстер подтвердил беременность. … Первая мысль была избавиться от частицы чудовища, поселившейся в ее теле. Боги, сколько можно мучить ее? Неужели никогда не сможет она жить, не ощущая за спиной его тени? Девять лет! Девять! С того злосчастного дня в Дрифтмарке он не выходил из ее головы, а теперь, похоже, останется с ней навсегда. … Не долго Люцерис обдумывала мрачную идею. Убить малыша все равно, что убить Эйгона. Какая, в общем-то, разница? Такой же невинный ребенок. Хватит уже смертей… Кажется, что живешь в окружении призраков прошлого. Да, небольшой страх просыпался внутри каждый раз, когда Люк вспоминала про черную кровь мужа. Но, приняв раз решение, девушка не собиралась сходить с намеченного пути. Ребенок родится и точка! Каким бы он ни был…***
… Долгое время об Эймонде не было ни слуху, ни духу. Люк даже стала сомневаться был ли он вообще. Но вот на Драконий камень пришел корабль с письмами из столицы. Сухие официальные бумажки, в одной из которых король назначал своего сына принцем Драконьего камня и наследником Железного трона, а в другом даровал им ежегодное содержание, достаточно солидное, чтобы не вспоминать о деньгах. К ним был приложен лист с парой строчек, написанными крупным почерком. Эймонд уведомлял жену, что намерен посещать Драконий камень для встреч с сыном. Воспрепятствовать она ему не могла, понимая, что во власти короля и вовсе забрать ребенка, сочти он подобное уместным. Да и едва ли Эймонд пишет это всерьез. Хорошим отцом он так и не стал. Не имея правильного примера перед глазами, юноша просто не представлял, что от него требуется. Отец – это не редкие прогулки в саду по утрам, не поцелуй на ночь в лоб. Это больше. Гораздо больше. Может его и хватит на пару раз, но потом он забудет о сыне, как забывал много раз до этого. … Встречаться с ним Люцерис не собиралась. Зачем? В замке спокойно могло даже жить человек двадцать, никогда не встречаясь. Разминуться же двоим и вовсе не проблема.***
… Массивная дубовая дверь не заперта, но королева-мать, наученная горьким опытом, опасается войти без стука. Робко она опускает костяшки пальцев на коричневый монолит. В ответ сыпятся глухие проклятья, которые Алисента воспринимает как разрешение войти. … В комнате царит хаос, ясно говорящий о том, что у сына была очередная вспышка гнева. Чудесный резной столик и любимое кресло Люцерис искорёжены и беспомощно лежат на полу. … Уже прошло несколько месяцев, а сын не может никак успокоиться, пылая безумием. Королева никогда не думала, что такое вообще возможно. Эймонд рос достаточно послушным, исполнительным мальчиком, боялся разочаровать мать. Да, иногда были вспышки гнева, склоки и даже драки с братом, но, в целом, он был… стабилен. С появлением же девчонки, сын просто слетел с катушек. Даже небольшая неурядица с женой мигом находила отражение в его поведении. И было вовсе не редкость увидеть короля невменяемым, отдающим приказы, равным которым по жестокости надо было еще поискать. … Сложив на животе руки, Алисента изучает профиль сына, острый точно валирийская сталь. … Они с отцом глубоко ошибались, полагая его более достойным претендентом на Железный трон. Правитель из Эймонда выходил с большим трудом. Сын оказался несчастным обладателем кипящего огненного нрава, более подходящего воину, нежели управленцу. Как и Деймон, он казался холодным оружием, волей провидения заключенным в тело человека. Хорош для войны, но не для мирной жизни. О чем можно говорить, если сын не сумел сохранить даже собственную семью, так тяжело выстраданную… … После побега Люцерис, он заперся в покоях, покидая их лишь, когда не выйти было нельзя. Черная ярость отчаяния волнами окутывала стройную фигуру сына. Далась ему эта девчонка! Таких сотни, если не тысячи. За всю жизнь Алисента редко встречала подобную одержимость женщиной. Для отцов дочери были разменной монетой, товаром, который следует продать подороже. Для матерей обузой. Для мужей чаще всего неприятной обязанностью да средством обзавестись потомством, почти вещью. Ох, как отлично она это знала! В отца… и тут сын пошел в Деймона, унаследовав тягу к собственной крови, доводящую до исступления. … Закинув ногу на ногу, Эймонд, расположившись в любимом кресле, наблюдает за языками пламени, извивающимися в камине. Жарко просто невыносимо. Будто сам Неведомый развел костер, желая хорошенько прожарить души грешников. Но сыну все нипочем. Он глоток за глотком поглощает какое-то отвратительного вида мутное пойло, перебирая рукой алую ленту, должно быть, оставшуюся от жены. Пальцы собирают ткань гармошкой, чтобы отпустить вниз, раз за разом в бесконечной череде бессмысленных действий. - Эймонд, сколько можно? - мать прекрасно знает, что рискует спровоцировать очередную вспышку ярости, но по-другому нельзя. Слишком уж он опустился, упиваясь болью. - Можно что, матушка? - безэмоционально вопрошает он. - Вести себя так, будто тебе четырнадцать. Ты давно взрослый мужчина и должен понимать, что есть долг. Твой долг… - Долг? Я кому-то задолжал? - мутный взор смещается на Алисенту. При виде нее на душе становится еще гаже. Когда-то он искал ее внимания и ласки любыми способами, а теперь становится тошно при одном взгляде на мать. - Да. Государству. Ты - единственный Таргариен и не имеешь права запираться в своих покоях, страдая, подобно малолетнему сопляку. … Запираться? Знала бы она, что он творит по ночам, уходя в город… Вот где начинается настоящее безумие, пропитанное ужасом его жертв, которым король пытается заполнить пустоту под ребрами. Иногда Эймонд думает, что отлично бы помогло пламя. Как раньше… Жечь, ни о чем не думая, питаясь воплями обреченных. Но приходится довольствоваться малым, собственноручно пытая всяких ублюдков и истязая шлюх. - Хотите сказать, я - слабак… - взгляд скользит по лицу матери, ни на чем особенно не задерживаясь. - Нет… Ты сильный. Слишком сильный, но у всех есть слабое место… К сожалению… Даже у тебя. … Мать несмело приближается, наблюдая за его реакцией. Когда-то он сам тянулся к ней, желая получить ласку, а она не могла дать ему почти ничего, видя в нем отражение собственного греха. Можно ли коснуться его? Или он оттолкнет ее? Алисента нежно поглаживает его по голове, и, к удивлению, сын утыкается виском ей в живот. - Я так устал, мама… - шепчет он. - С того самого дня, как мы ушли в Харренхолл, я делаю только то, что должен. А все становится только хуже. … Как жаль его… Слабость сильного человека всегда пугает. Пугает она и Алисенту. - Просто надо собраться. Ты думаешь только о жене… … Плечи его передергивает, и сын сильнее прижимается к матери… - Ты должен покинуть покои, заняться делами… Лорд Тайленд уже на последнем издыхании, но даже этого недостаточно… У тебя есть сын. Неплохо бы подумать и о нем. Ребенку нужно хотя бы изредка видеть отца… … Сын… Во всем Вестеросе дети негласно принадлежали отцам, но Эймонд всегда воспринимал мальчика исключительно как часть Люцерис, так и не научившись быть хорошим или хотя бы просто отцом. … Увидеть ее вновь… Хотя бы на мгновение… Мельком. Хоть как-то… Неважно… В висках неприятно стучит. … Отстраняясь, Эймонд спрашивает: - Зачем вы пришли? - Я… хотела, чтобы ты занял сегодня трон вместо десницы. Собрались главы великих домов, обсудить восстановление разрушенного во время войны. Многие сильно пострадали… Но ты не в форме. - она выразительно указывает на кубок, на дне которого поблескивает то, что служит сыну анестезией. - Я буду. - Эймонд кривится, как от зубной боли. - В таком состоянии не нужно. Ты только опозоришь себя. - Я буду. - аметистовый взгляд не терпит возражений. … Через час король вошел в тронный зал идеально холодный и собранный, безмерно удивив матушку. Невозможно… Он был едва вменяем. Мутный взгляд. Невнятная речь. Как подобное вообще может быть?...***
… Эймонд бывал на Драконьем камне примерно каждые две-три недели на протяжении нескольких месяцев. … Само осознание того, что она так близко, нестерпимо жгло изнутри. Иной раз в мозгу возникала совсем уж нездоровая мысль силой забрать Люк в Красный замок, заставить быть его… Он упорно гнал ее от себя. … За все это время юноша лишь пару раз заметил ее тонкий силуэт в окне покоев, который ранее занимала Рейнира. То, что заменяло ему сердце, мигом рухнуло далеко вниз. Эймонд долго всматривался в нечеткие очертания, понимая, что жена знает, что он заметил ее. … Юноша автоматически играл с сыном, в чертах которого искал ее отражение. Каждый раз это было пыткой. Эймонд прилетал к ней… Но жены не было…***
… В этот раз с самого начала все было иначе. Штормовой ветер с юга. Яркое солнце. В полете он заметил коричневую тушку свободного дракона, несказанно удивившись. … С сыном сегодня новая няня. Чрезмерно болтливая девица, открыв рот при виде правителя, казалось не сможет закрыть его уже никогда. Очевидно, даже не понимая, что подобное поведение недопустимо… … Каждый раз Эймонд задает прислуге один и тот же вопрос, с замиранием сердца ожидая ответ. - Как королева? Все в порядке? - он всеми силами делает вид, что ответ ему безразличен, а вопрос просто акт вежливости. - Уже лучше, ваша милость… - щебечет девушка, услужливо вываливая перед малышом множество игрушек. - Тошнота почти ушла, и госпожа теперь может есть. Она так измучилась за эти месяцы… Похудела страсть как. В ее положении нельзя худеть… Мейстер Меррин все перепробовал. Бесполезно. Говорит, что для беременных это нормально и надо перетерпеть. Но сами понимаете… Как сложно… … Девчонка трындит без умолку, даже не замечая, что он вышел. … В голове гудит как после удара… Как она посмела не сказать ему? Как вообще это получилось? Люцерис исправно пила лунный чай два раза в неделю, и все было в порядке. Может еще можно избавиться от этого? Да нет… Уже поздно. Срок должно быть что-то около пяти месяцев. Скорее всего, живот уже заметен. Ребенок… Скорее чудовище с черной кровью… … Дверь распахивается от сильного толчка, открывая взору просторную комнату, которую Эймонд видел лишь однажды. В тот самый день… - Он уже улетел? Я не видела… - Люцерис сидит перед камином, зябко кутаясь в шаль, хотя здесь совсем не холодно. - Еще не улетел. Девушка мигом поднимается, старательно укутывая себя в теплую ткань. Она не видела его с того самого утра, когда подняла нож. … Эймонд ясно чувствует, как сильно она напугана. Кровь отливает от щек, а пальцы белеют, отчаянно сжимая края тряпки, которой она пытается прикрыть тело. Как она изменилась! Худенькая. Темные круги под глазами. Внутри все сводит от ужаса. Так не должно быть. Он помнит, как красива она была в прошлый раз, как отчаянно он ее желал, как сводило с ума ее вкусно округлившееся тело. - Когда ты планировала сообщить мне? - он не пытается приблизиться к ней. - Никогда. Он мой. - Люцерис нервно кусает губы. - Твой? - ноздри Эймонда раздуваются, когда он подходит к жене вплотную. - Если бы он был только твой, ты не выглядела бы как живой труп. - Со мной все в порядке. Мейстер говорит такое бывает и достаточно часто. Меня сильно тошнило. Сейчас уже лучше. Скоро вес вернется. Почему она оправдывается словно это ее вина? Это он не имел права касаться ее. Боги, он же знал, чем это может закончиться… Он изуродовал ее снаружи и изнутри, лишил семьи, а теперь она умрет в попытке произвести на свет монстра. - Покажи… - голос предательски срывается. Люк нехотя распахивает шаль, открывая его взору небольшую округлость живота. Рука юноши изучающе скользит по нему. - Нужно было избавиться от этого… сразу… Девушка вскидывает на него темные глаза, полные боли. Что он говорит? Она должна была убить их… своего ребенка? Кругом горы трупов. Их столько, что легко можно устелить полуразложившимися телами весь Королевский тракт от столицы до самой Стены в два, а то и в три слоя. Большая часть этих смертей на его совести. Но чудовищу мало. Он никак не может насытиться…Нужно больше крови. Как можно больше. Отворачиваясь, Люцерис вновь закутывается в шаль. - Уходи, Эймонд.***
… Он приказал мейстеру писать обо всем, что происходит со здоровьем королевы, и стал чаще появляться на Драконьем Камне. … Ей и правда стало гораздо лучше. За какие-то месяц полтора вернулся вес и здоровый румянец. Живот существенно увеличился. Но ничто не могло убедить Эймонда, что все будет в порядке. Он отказывался верить, что у нее внутри обычный ребенок, а не нечто, покрытое темной драконьей чешуей с когтями и зубами. Нечто, что разорвет изнутри единственную женщину, которая нужна ему…***
… Так или иначе, но Люк вернулась в его жизнь. Пусть болью и страхом. Теперь он мог изредка видеть ее, хоть и чувствовал, что жене неприятно его внимание. Но даже это позволило ему немного стабилизироваться. … Лорд Тайленд несказанно обрадовался, поняв, что король вернулся в норму, и теперь можно распределить ответственность, мертвым грузом висевшую на его плечах. Все эти месяцы десница трясся от страха, что какое-нибудь неосторожное решение сведет его в могилу. Кто знает, что взбредет в голову безумного Таргариена? … Эймонд же в целом был доволен холодной расчётливой рассудительностью Ланнистера и даже толком не стал вникать в то, что происходило в период его добровольного затворничества. … Война все еще тлела тут и там небольшими очагами, а некоторые из королевств и вовсе отказались признавать его законным правителем и планировали сепарироваться. Десницу, более прочего, беспокоила Долина, где прочно обосновалась одна из дочерей Деймона, и Дорн, бразды правления в котором цепко взяла в руки дерзкая девчонка Алиандра Мартелл, вообразившая себя ни больше ни меньше как новой Нимерией. На недвусмысленный приказ прибыть в Королевскую Гавань и преклонить колено перед новым правителем Семи Королевств она ответила, что знать не знает никакого Эймонда Таргариена и, если он намерен сохранить Дорн в составе своего государства, то пусть приедет к ней лично, а там уж она решит стоит ли оно того. … Король несказанно взбесился, прочитав дерзкое послание. - Снова эта дорнийская шлюха! Неужели вы не можете сделать ничего, чтобы заткнуть ее раз и навсегда? – шипел он, теряя терпение. – Или мне нужно выжечь еще и Дорн, чтобы мразь успокоилась раз и навсегда? Лорд Тайленд лишь поджал губы. Ничего другого он и не ожидал услышать. - Мы могли бы отправиться туда морем, и попытаться найти общий язык. - После подобной дерзости?! – Эймонд комкает бумажку так сильно, что белеют пальцы. – После такого дрянь должна проползти на коленях все расстояние от Солнечного копья до столицы, чтобы я пощадил ее. … Лорды Малого совета сидели, боясь поднять головы. Пока король отсутствовал, всем дышалось гораздо легче. … Эймонд поднимается, собираясь покинуть неприятное сборище. Лицемеры. Все приходится решать самому. - Есть еще один тонкий вопрос, ваша милость… - лорд Тайленд нервно крутит тяжелый агатовый с белыми прожилками шар. - Что еще? … Стальной голос смущает десницу, но тот не намерен отступать от намеченного плана. - Малый совет долго размышлял над сложившейся ситуацией… и… Считает ее неприемлемой. Бровь короля вопросительно ползет вверх. - Королева, ваша милость… Тонкие ноздри шевелятся, а фиолетовый глаз опасно сужается. - Королева не может жить отдельно от мужа, ваша милость. Кроме того, вам нужен крепкий род. Один наследник - слишком рискованно. Более того, совершенно неприемлемо то, что вы появляетесь один на всех мероприятиях. Особенно религиозных. Люди должны видеть семью короля. Семья - часть вашей силы. - Что вы хотите от меня? - шипит Эймонд Набрав побольше воздуха в грудь и потупив глаза, десница решает принять весь удар на себя. - Вы должны забрать сына в Красный замок, и, если его мать не планирует выполнять свое прямое предназначение, усиливая правящую династию… То вам следует… - лорд нервно сглатывает под взглядом короля. - Взять другую жену. Ваш брак легко признать недействительным… Извините, ваша милость… - Скоро у меня будет еще один наследник. - голос Эймонда звенит сталью. - Малый совет… лезет не в свое дело. Он медленно обводит их тяжелым взглядом. - Среди вас уже был человек, который совал нос в мои дела… - пальцы нервно стучат по столу. - Я напомню его имя - мастер над шептунами лорд Стронг. Я надеюсь вы знаете, как он закончил… Лорд Тайленд никогда не принадлежал робкому десятку. Смелость его зачастую граничила с глупостью. - Да простит меня ваша милость… Но вы уверены, что ребенок, о котором вы говорите, ваш? Губы Эймонда исчезают с лица, превратившись в тонкую неразличимую полоску. Все члены Малого совета сжимаются, потупив глаза, когда король встает и плавным движением оказывается за спиной десницы. - Еще одно слово, лорд Тайленд, и я четвертую вас собственными руками прямо на этом столе… - шепчет дракон ему в ухо, дыша гневом и пламенем. На этом разговоры закончились едва начавшись***
… Эймонд чувствовал, как одиночество медленно разъедает его нутро, и знал какие именно последствия могут быть. Последний раз оставшись один на один с собой и своими страхами, он выжег Речные земли. И теперь чувствовал, что балансирует на грани. Возможно, поездка в Дорн, которую предлагает десница, не такая уж плохая идея. Можно будет хотя бы отвлечься. Не видеть проклятые стены кровавого цвета… Не вспоминать… Не думать… Не желать… … Из всего хуже всего было желание. Он страстно желал жену, с каждым днем все сильнее. Она стала его самой горячей фантазией. Большой живот, налившаяся грудь, дурманящий аромат волос и тела… Кровь ударяла в голову стоило лишь приблизиться на расстояние вытянутой руки. … Исступленно лаская себя ночами в холодной постели, Эймонд думал о её теле таком, каким оно было перед его уходом в Харренхолл, о таком, какое оно сейчас. Представлял себя под ней, связанным, покорным, дрожащим от возбуждения… с исполосованной грудью… шеей, лицом, руками… Это было недопустимо грязно… но это все, что ему осталось. Стирая с живота белые капли собственного безумия, он сгорал от стыда. Люк может умереть… Скорее всего умрет, пытаясь вытолкнуть из себя последствие его больной страсти, а он мечтает взять ее сейчас, когда она день за днем приближается к концу. Лучше бы он не прикасался к ней вовсе. Лучше бы затрахал до смерти всех шлюх Королевской Гавани. Лучше бы это они раздувались от чудовищ, поселившихся в продажных утробах. Лучше бы…***
… Эймонд все же согласился с лордом Тайлендом о необходимости визита в Солнечное копье. Все же с девчонкой договориться проще, чем с матерыми лордами Долины и пылающей жаждой мести Рейной. Губы сами кривились в усмешке, когда король думал, что они с ней брат и сестра. Пусть не родные, но все же. … Сегодня он посетит жену и сына, а затем делегация отплывет в Дорн. Это нужно больше ему, чем им. Юноша отлично знает, что всем на Драконьем камне в тягость его визиты. … Проведя ради приличия некоторое время с Эйгоном, Эймонд отправился на поиски жены, которая, как ему услужливо сообщили, возится в саду. Он знает, что матушка регулярно высылает на Драконий камень черенки роз, грунт и разнообразные удобрения. Но ему еще ни разу не доводилось видеть результат упорных трудов по укоренению прекрасных растений, столь любимых его женой и матерью, в суровой строгости их родового гнезда. Конечно, уголку, облюбованном Люцерис для небольшого сада, бесконечно далеко до цветника королевы Алисенты, но определенное очарование здесь все же есть. Королю плевать на цветы и прочие красоты. Все, что он видит - жена, присевшая на краю обширной клумбы и собственноручно окапывающая очередной розовый росток, в компании молодого черноволосого мужчины, который подаёт ей садовые инструменты. - Все же, сир Роланд, негоже вам отвлекаться от службы… - говорит Люцерис, вскидывая на рыцаря темные глаза. - Таскать садовые принадлежности - не дело рыцаря. - Но здесь слишком спокойно… для рыцаря… - мужчина улыбается, опускаясь на землю рядом с Люк. - Надеюсь так будет всегда. А пока я буду служить вам, моя королева, другими способами. Иначе я рискую умереть от скуки. Позвольте мне… Сир Роланд склоняется к девушке недопустимо близко, помогая убрать упрямый камень, который кажется пустил тут корни. Привалившийся плечом к стене, Эймонд наблюдает за ними, ощущая, как душа заполняется незнакомым злым чувством. Ревность. Она не может улыбаться этому ублюдку, не имеет на это права. Она вся принадлежит ему. Несмотря ни на что! - Леди Рейна была очень любезна, прислав вас. Вы для меня как луч света, сир Роланд. … Интересно. Люк поддерживает отношения с дочерьми Деймона. Он не знал об этом. И они смеют присылать ей такие подарки. Желание сорвать с сестер кожу резко вскипает, будоража сознание. … Люк собирается подняться, и услужливый малый тут же вскакивает, предлагая свою помощь. - Надеюсь, вы справитесь с остальным без меня. Тяжеловато долго сидеть в такой позе. - говорит она, поглаживая внушительный живот. - Конечно, моя королева. - рыцарь кланяется, припадая к ее руке, перепачканной черноземом. Не переставая ощупывать живот, девушка направляется к выходу. Замечая Эймонда, она вздрагивает, заливаясь краской, будто занималась чем-то неприличным, а вовсе не посадкой молодых побегов. Тот лишь ухмыляется ей уголком рта, отвешивая дурашливый поклон, и удаляется внутрь замка быстрым шагом. … Когда Люцерис догоняет его в обширном зале, в глубине которого теплится камин, Эймонд стоит посередине, сложив за спиной руки в привычном жесте. Такой же. Гордый. Ледяной. Убийца. - Что ты хотел? - интересуется она, неспешно подходя к нему ближе. - Неважно, что я хотел. Главное, что я увидел. Люк не видит его лица, но вполне себе представляет, как раздуваются тонкие ноздри. - Что же ты увидел? - ей даже немного смешно. За последние семь месяцев они разговаривали больше двух минут от силы раза три, и вдруг ревность. После всего он не имеет на это никакого права. Даже морального. - Ты считаешь меня идиотом? Твой рыцарь мечтает трахнуть тебя. - Ты сошел с ума, Эймонд. Посмотри на меня! … Он не поворачивается, лишь выше задирая подбородок, и девушке приходится самой обойти его, чтобы оказаться перед ним. - Посмотри! - она выразительно указывает на живот, который уже не скрыть никаким платьем. – Таких, как я, не хотят! … Фиолетовый взгляд, нервно моргая, опускается на нее. Что она говорит? Таких не хотят? Что за бред? Она красива…и желанна… больше, чем когда-либо. - Я предупреждаю тебя, Люк: еще одна подобная сцена, и он -труп. - пальцы мужа нажимают на ее подбородок снизу, заставляя смотреть ему прямо в лицо. - Мне достаточно и того, что Малый совет считает, что в твоем животе не мой ребенок. - Пусть думают, что хотят! - шипит Люцерис. - Мне плевать на Малый совет, десницу, на тебя и на все Семь королевств вместе взятые. Кто ты такой, чтобы мне указывать, что мне делать? - Пока еще твой муж! - рычит Эймонд, в ярости прижимаясь к ней ближе. - Хотя мне советуют обзавестись женой, которая не будет сбегать от меня за тысячу миль. - Твое право! Женись! Я не против! - девушка пытается вывернуться из его цепкой хватки. … Она так близко. Злая. С ярким алым румянцем на щеках. Блестящими от гнева глазами. - Я не хочу их… никого не хочу… моя королева… моя девочка… - шепчет он, притягивая ее к себе еще ближе. … Поцелуй грубый и злой. Он мстит ей за столь неожиданную острую боль. … Эймонд все эти месяцы не отказывал себе ни в чем, но пустота под ребрами не давала насладиться ни одним удовольствием в полной мере. Ее не в силах было заглушить ничто: ни шлюхи, ни вино, ни дрянь, которую он спокойно позволял себе пробовать. … Страсть бьет под дых, лишая возможности дышать, думать. Только пульс отчаянно бьется в висках, когда он резким движением усаживает жену на стол, не в силах оторваться от желанных губ. Руки судорожно ласкают тело, оглаживают живот, груди, поднимают желтоватую ткань ее платья, раздвигают бедра… Люк, оглушенная столь резким поворотом, теряется. Как он смеет… - Эймонд… Нас могут увидеть… - она пытается оттолкнуть его. Он не должен ее касаться. Это просто невозможно. - Кто?.. Твой сир Роланд?.. Дыхание сбивается окончательно от нежного аромата ее кожи. Такого родного… На шее точно останутся следы… Тело Люцерис, истосковавшееся по ласке, отзывается на каждое прикосновение, словно не знает кто перед ней. Девушка чувствует, что еще немного и она сдастся. Боги, какой позор! - Пусть смотрят… Как их король… - он хочет сказать самое грязное слово какое только придумали для соития, но она слишком хороша с животом и злым румянцем. - любит… свою жену… - Хватит, Эймонд! - Люк не оставляет попыток освободится. - Ты же тоже хочешь… - он трогает ее, убеждаясь, что она влажная до неприличия, готовая принять его прямо сейчас. - Да, хочу. Твое тело. Как хотела бы любое другое… после стольких месяцев без мужчины. Но не тебя - убийцу моей матери, братьев… Тебя я не захочу никогда. - она смотрит ему прямо в глаза, видя, как ему больно. - Ты можешь взять меня, и мне будет приятно… Но потом я буду пытаться отмыться от твоего семени, от твоих прикосновений пока не сотру кожу в кровь… Эймонд отстраняется, оглушенный ее словами. - Где ты ее убил? Здесь? Или в детской? Кто умер первым? Мама или дети? - она добивает его и себя слишком жестоко. - Я не… Черт! – давится он невысказанными словами, застрявшими глубоко в груди. Приступ дикой ярости обрушивается на него лавиной, заставляя крушить мебель, разбивая руки. - Моя королева! Вам нужна помощь? – выпаливает, влетая в зал сир Роланд. Рыцарь шокирован безумством короля, а больше растрепанные видом Люцерис, которая не нашла в себе силы толком даже свести ног и опустить платье. Безумный фиолетовый глаз впивается в добродушное открытое лицо рыцаря. - Она - моя жена! И я могу делать все, что пожелаю! - рычит Эймонд, медленно приближаясь. – А ты? Как смеешь врываться сюда без разрешения своего короля? Резкие короткие удары следуют один за одним превращая лицо сира Роланда в кровавую кашу. Тот не пытается защититься, понимая, что невозможно поднять руку на короля. - Эймонд! Не надо! - кричит Люк, наконец сползая со стола. Подойти ближе страшно. Он как дикий зверь. А ей надо думать не только о себе. Оставляя рыцаря, Эймонд приближается к ней. - Будешь пытаться отмыться, да? А как ты отмоешься от этого? - дрожащая разбитая рука опускается на живот. Когда он уходит, опустив голову, Люцерис кричит ему вслед - Будь ты проклят! Ненавижу тебя! Ненавижу!***
- Ваша милость… - голова немного склоняется, но должного раболепного почтения, от которого сводит челюсть, Эймонд не чувствует. Она даже не присела в реверансе. Дерзкая. И красивая. Король никогда не видел женщину прекрасней Алиандры Мартелл. Тонкая упругая фигура с высокой чувственной грудью, практически не скрыта легкомысленным платьем цвета дорнийского солнца. Густые черные волосы, частично собранные в замысловатые косы. Бархатная оливковая кожа, кажущаяся еще темнее рядом с его. Аккуратные правильные черты лица, нетипичные для дорнийцев. Брови вразлет. Требовательные карие глаза. И пухлые четко прорисованные губы. … Он приземлился ранним утром едва ли не во дворе замка в самом сердце Солнечного копья, вызвав небывалый переполох во всем изнывающем от жары городе. - Говорят, леди Алиандра, вы желали видеть меня. Я к вашим услугам. … Она смело рассматривает его. Боги, какая экзотика! Редко в Дорне встретишь настоящего носителя валирийской крови. Девушка толком не видела ни одного, и теперь Эймонд казался ей жемчужиной в вазе, полной оливок. Уродливый шрам и камень лишь добавляли опасного шарма своему обладателю, притягивая взгляд. Похоже, королю совершенно не жарко в кожаном одеянии, делающим его похожим на простого наемника. Любой бы уже упал в обморок от изматывающего полуденного зноя. -Говорят, ваша милость желает, чтобы я и весь Дорн преклонили колено перед вами. Но как я могу это сделать, если совершенно вас не знаю? - она кокетливо поднимает бровь. - Вы прилетели один. Следует ли нам ждать делегации? - Нет. Я думаю, мы итак сможем решить все вопросы. - Безусловно. Вдвоем это получится даже лучше… … Взгляд слишком откровенен, и Эймонд прекрасно понимает, чего именно она ждёт от него. Усмешка сама накрывает губы. Что ж… девица хороша, и если это цена мира, то он готов ее уплатить. Чувствуя легкое напряжение в паху, юноша думает, что с удовольствием сделал бы это прямо сейчас. … Они определенно поняли друг друга, и сразу после ужина Эймонд оказался в ее покоях. … Горячие, как пламя, тела сплетались в акте, больше напоминающем войну. Никогда юноша не встречал настолько страстной женщины. … По началу ему это нравилось. Непривычная жгучая экзотика, приправленная изысканными пряностями. Она желала делать с ним то, что обычно делают друг с другом мужчины. Даже его жесткость не смущала дерзкую девицу. - Ходят слухи, что король любит дарить боль своим избранницам… - шептала она горячими влажными губами, прикусывая розовые бусинки сосков на его теле. … Эймонд молчал. Как бы хороша она ни была, он не будет с ней откровенен. Он просто возьмет то, в чем нуждается, чтобы отвлечься. Ему нужен Дорн и ее тело. - Я слышала, у тебя есть жена… Расскажи какая она… Лучше меня? … Король лишь надавил ей на плечи, недвусмысленно подсказывая, что для рта можно найти гораздо лучшее применение, чем пустая болтовня… … А сам обдумывал ее вопрос, не чувствуя почти ничего... Лучше нее? Эймонд никогда не сравнивал жену с другими. Как сравнить то, что лишает тебя рассудка, с тем, чем пользуешься по необходимости? Да… Люцерис лучше любой женщины в Вестеросе, потому что он любит ее. Она может лежать в постели, не шевелясь, и он будет желать ее сильнее любой умелой шлюхи и стараться изо всех сил, пытаясь доставить ей наслаждение. Возможно, даже сильнее, чем сейчас старается принцесса Дорна, желая запасть ему в душу… … Всему, что жена умела, научил ее он. Только тому, что желал сам. В этой неискушенной чистоте тоже была определенная прелесть. Люк никогда без его разрешения не позволила бы себе то, что сделала с ним принцесса Дорна, забравшись ловкими пальчиками куда не следует. Да, ему понравилось, и, тем не менее, юноша почувствовал себя после этого грязным, едва ли не изнасилованным. … Постепенно огненный шторм утомил короля, и он лишил девчонку свободы действий, явив свое драконье нутро. Иногда Эймонда посещала мысль, что она знает о его порочном увлечении гораздо больше, чем говорит, и специально провоцирует наказать ее за своеволие самым жестоким способом. Искушение было велико. Но она все же - высокородная девица, всего лишь временная анестезия от изматывающей душу боли… Невозможно выдать себя, коснувшись ее сталью. Юноша был уверен, что взбреди ему в голову попросить Алиандру взять лезвие, дерзкая девчонка не отказала бы… но не мог. Все внутри противилось. Только одна женщина имела на это право, и это явно не принцесса Дорна. Плюс тогда бы пришлось открыть его самый большой секрет - черную кровь… А это было совсем уж ни к чему. … Он провел в Дорне почти два месяца, наслаждаясь приятным забытьем. Лорд десница упорно звал его в Королевскую Гавань, но Эймонд знал, что именно его ждёт дома - боль. Надежно скрытая, загнанная в глубины сердца и разума, в Красном замке она всплывет наружу, испепелив его вновь. … Здесь ее не было. Лишь послания с Драконьего камня от мейстера Меррина, сообщавшего, что все хорошо и королева чувствует себя нормально, выводили из равновесия. Ненадолго. Совсем чуть-чуть. А однажды он увидел беременную женщину, что тенью скользила вдоль системы фонтанов и бассейнов, где они с принцессой проводили изматывающий жарой день. Боль была резкой и сильной. Эймонд долго не мог отвести взгляд от удаляющейся тяжелой фигуры. - Хочешь ее? - мигом отреагировала девица, неправильно истолковав его внимание. … Закидывая в рот виноградину, она понимающе улыбалась. В Дорне любые предпочтения считались нормой. Абсолютная свобода. … Эймонда передернуло от грязи ее слов. Хоть он и не был религиозен, но вера матери все же наложила определенные рамки. - Если хочешь, можно устроить. - подмигнула ему Алиандра. - Это Лейла. Служанка. Она ждёт, как у вас говорят, бастарда… от одного большого чиновника. Она с радостью услу… … Бешеный взгляд эймонда заставил ее умолкнуть. - Не смей. - прошипел он, больно сжав ее плечо, и оттолкнув от себя. Перед глазами стояла отвратительная картина, невольно рожденная ее словами: тот мерзкий мужик в доспехах, лицо которого Эймонд превратил в кашу, касался его жены… - Что не так? - обиженно и немного удивленно спросила Алиандра. - Все не так. Меня не должно здесь быть. … Он решительно вышел из воды, и принцесса в очередной раз удивилась противоестественной белизне его кожи. За все время, проведенное под горячим южным солнцем, она не потемнела даже на йоту. - Побежишь к жене? - злобно прошипела она ему в спину, точь-в-точь змея, свернувшаяся клубком. - Меня там не ждут. - горько усмехнулся он.***
… Как же она похожа на Деймона! Люцерис рассматривает леди Бейлу с неподдельным интересом. Удивительное сходство, удивляющее ее каждый раз. И такой же дикий нрав. Пламя, заключенное в гибкое девичье тело. … Долгое время Люк не общалась с дочерьми Деймона. Они, как и прочие сторонники Рейниры, считали ее предательницей. Но в последнее время сменили гнев на милость, полагая, что выхода нет и, так или иначе, придется налаживать отношения с новым правителем. Тем более, что муж леди Бейлы, Аллин Велларион, был признан короной лордом Дрифтмарка и назначен мастером над кораблями, вопреки желанию десницы. - Так что теперь Аллин воюет с железнорожденными, выполняя приказы твоего мужа. С этими отвратительными выродками! Если бы мой дракон был жив, я спалила бы Пайк до тла! … Люцерис улыбается, узнавая в гостье Эймонда и Деймона разом. Гремучая беспокойная кровь… - Как ты? Скоро рожать? - Бейла большими глотками поглощает вино со скоростью сделавшей бы честь любому мужчине. - Да. Возможно, даже сегодня… - Люцерис ощупывает огромный живот, который уже сильно опустился. - Ужасно! Не представляю, что когда-то и мне предстоит нечто подобное. - девушка передергивает плечами. - Как можно девять месяцев просидеть взаперти? Как же скачки? А охота? Я не представляю жизни без соколиной охоты! Насколько проще было бы родиться мужчиной! … Еще один бокал стремительно пустеет. - Мдааа… Не завидую я тебе… Пока ты маешься с пузом, твой муженек… Люк делает отрицательный жест, давая понять, что не хочет ничего знать об Эймонде и его делах. Чем он может заниматься? Развлекаться, убивая невинных или пытая шлюх? Она знает о нем слишком много, чтобы слушать об этом. - Ладно, молчу! - Бейла понимающе кивает. - Но все-таки он - знатная мразь. Этот твой Эймонд. Как ты повелась на него? Он тебя заставил? Изнасиловал? - Прошу, Бейла, не надо об этом… - Люцерис отходит ближе к окну, стараясь скрыть нахлынувшие эмоции. Говорить о нем больно… - Значит, я права. Ничего удивительного. - еще полбокала. … Как только ей удается столько пить? Люк уже давно отключилась бы. - А десница? Что ты думаешь об этом шакале? Аллин сказал, что это была его идея отправить именно моего мужа на запад. Ланнистер считает его конкурентом. Должно быть слепят белые волосы! Ублюдки заняли место твоей матери. Даже у тебя прав на трон больше, чем у них! … Глаза горят от гнева и вина, делая дочь Деймона похожей на богиню возмездия. - Мы едва успели пожениться, как пришли сраные бумажки с приказом успокоить Пайк. Мы даже натрахаться не успели! Мрази буквально стащили его с меня! - еще глоток. - На Дрифмарке все мечтают о наследнике, а мой муж должен разгребать кучу проблем, пока король прохлаждается в Дорне с бешеной шлюхой. Змея не слезает с него ни днем, ни ночью, желая обзавестись драконьим бастардом. Сама понимаешь, Аллин тоже не будет монашествовать. Заведет себе десяток морских жен, подобно этим тварям… …Люцерис отворачивается к окну… «Не хочу их… никого не хочу…моя королева… моя девочка…» Еще одна ложь. Пустая болтовня. Плевать! Пусть девка Мартелл затрахает его хоть до смерти! Хотя скорее все будет наоборот. Чудовище сожрет и ее… Как уничтожило всех на своем пути… … Еще один спазм сводит живот. Скоро. Ой, как скоро…***
… Волнистые пряди цвета воронова крыла беспорядочно разметались, скрыв бедра Эймонда. От соседства с ними кожа кажется еще белее. Снег на алом шелке простыни. А может мрамор… белый… ледяной… плохо зашлифованный резчиком. Одно неловкое движение и легко поранишься, оросив слепящую белизну кровью. … Пальцы надавливают на затылок дорнийки, четко обозначая необходимую глубину, и она мигом задыхается. Он немного великоват для нее, но Алиандра старается. … Хороша… Пекло!… Великолепна… … Он слишком много времени провел здесь, отдавшись целительному, почти наркотическому дурману по имени Алиандра. Пора возвращаться домой. Долг все настойчивей напоминает о себе. … Горячая влажность рта накаляет мужское естество до запредельных температур… Голова давно запрокинута, кадык нервно ходит… Эймонд несдержанно стонет, толкаясь в ее горло. … Робкий стук в дверь мигом разрушает наслаждение, готовое вот-вот пролиться белыми каплями. - Я прикончу того, кто посмел нас прервать? - лукаво улыбаясь говорит девушка, чувствуя недовольство своего короля. - Нет… Я сам разрешил беспокоить меня в любое время.. … Юноша распахивает дверь, и дорниец не знает куда деть глаза. Смотреть на обнаженного короля, да еще в таком состоянии, нельзя. Но позади него и вовсе недопустимая картина: Алиандра Мартелл, его принцесса, широко разведя бедра, аккуратно ласкает себя пальчиками. - Прошу простить, ваша милость… - опускает глаза парень, нервно сглотнув. - Но вы сами распорядились… - Быстрее! - жестко приказывает Эймонд. Ему не терпится продолжить прерванную игру. В паху неприятно тянет… - Только что прилетел ворон с Драконьего камня. У королевы начались роды. … Подзабытый в объятиях Алиандры ужас на мгновение гасит сознание. Девушка видит, как в неестественном спазме напрягаются мышцы на спине Эймонда, как потеряно опускается голова. Текучая словно ртуть, она мигом оказывается подле него, обнимая сзади: - Поздравляю, мой король… - шепчет она, целуя его в основание шеи. - Скоро у тебя станет на одного наследника больше… Я бы тоже хотела подарить тебе сына… Или дочь… Плод нашей страсти… … Эймонд жестким движением сбрасывает руки девушки, и, когда юноша на мгновение оглядывается, принцесса не узнает его: бледный с безумным взглядом он не похож на человека вовсе… … Оттолкнув ее, король стремительно покидает покои…***
… Серебряные крылья плавно уносят Эймонда навстречу приближающейся буре, одной из многих, бесконечно терзающих Драконий камень и соседние островки. … Тело дрожит словно в лихорадке. Пальцы белеют, накрепко вцепившись в цепи на непокорной драконьей спине. Лететь без седла в шторм - дурная затея, но иначе он не может. Она там, одна… совсем… … Каннибал врезается в плотное облако, перемешивая белесую пелену сильными крыльями. Дождь начинается огромными редкими каплями, быстро превращающимися в тугие хлесткие струи. Они больно бьют по коже, ставшей мигом слишком чувствительной. Все чувства мигом обострились и терзают снаружи и изнутри. Вина, любовь, боль, ярость, страх, нежность смешиваются вместе с нереализованной похотью в гремучий коктейль, разрушающий рассудок… … Его любимая прямо сейчас страдает от боли, пока он удовлетворял свои животные желания с помощью дорнийской шлюхи. Да, красивой. Да, идеальной. Но всего лишь шлюхи, каких полно в борделях всего Вестероса, да и Эсоса тоже. … Волна черных волос на его груди… темная кожа… так непохожая на его… развратные губы, подарившие ему забытье… …Вода потоками заливает лицо. Сапфир мутнеет. Здоровый глаз не видит ничего вовсе. И Эймонд наклоняется, прижимая лицо к горячей чешуе Каннибала. Тот и без него знает куда они летят. Домой. … Гордая девка хотела поклонения. Часто спрашивала знал ли он женщин лучше нее. Красивее. Дракон лишь улыбался уголками губ. Он не знал никого красивее. Он знал лишь любимую. Он с легкостью бы обменял тысячу таких красоток на ту, чья рука не боится сжимать нож… … В голове все путается и гудит… Черные волосы. Каштановые. Кожа темная. Нет, ослепительно белая. С белыми уродливыми звездочками шрамов. Драконья любовь опасна. Так легко обжечься. Легко сгореть. Сейчас она горит в огне, разожжённом в ее чреве безумием. … «Как же я люблю тебя…» Любила. Слишком сильно, прощая все. Даже то, что, казалось бы, невозможно простить вовсе. И теперь заплатит за любовь собственной жизнью. … Каннибал борется со штормовыми порывами ветра, что пытаются сбить с курса огромную тушу, а может и вовсе перевернуть, заставить смириться с тщетностью борьбы, утопить в ледяной воде… … Он больше не король. Лишь мальчишка, визжащий, зажимая рану, на полу в Дрифтмарке. … Визжащий так, как кричала она тем утром, когда пыталась убить его. Эймонд знал, что именно она хотела сделать, - раздробить камень. Возможно, это и правда принесло бы волшебное затмение смерти. И сейчас он не сходил бы с ума, цепляясь за мокрые цепи холодными побелевшими пальцами. … Ужас полностью поглощает рассудок. Алые пятна крутятся перед глазами в бесконечном стремительном водовороте. Как потоки крови… Или пламени… … Ребенок… Скорее монстр, покрытый жесткой чешуей, с когтями и крыльями. Злобное дитя черного сердца разорвет ее, прокладывая себе путь к жизни. А после будет ползать по бездыханному телу матери, пожирая плоть… … Она умрет. И он выжжет весь свет… За жизнь брата он спалил море людей и половину Тамблтона. За нее спалит все… Все сгорят в огне его боли… … Дракона стремительно кидает вниз, и Эймонд немного приходит в себя. Рефлекторный страх за собственную жизнь мигом очищает мозг. … На пляж у стен крепости Эймонд ступает пустой, готовый принять неизбежное.***
… Он опоздал. … Роды были быстрыми, и к моменту, когда измученный бурей дракон опустился на широкий пляж, все закончилось. … Старенький мейстер, многое повидавший на своем веку, склонился перед правителем в раболепном поклоне. - У вас сын, ваша милость… - прошелестел он на выдохе. – Желаете взглянуть? - Как королева? – аметистовый глаз испытующе всверливается в старика. – Я желаю видеть ее. - Едва ли это сейчас уместно… - начинает тот и замолкает, грубо отодвинутый в сторону. … Дверь распахивается, и Эймонд замирает в дверях, полностью оцепенев. Кровь… Везде. Постель, кажется, полностью пропитана ею. Алыми струйками она стекает на холодный каменный пол, пропитывает простыни, которыми прикрыто тело Люцерис. Юноша видел столько крови лишь во дворе Харренхолла, когда она литрами покидала тела, приговоренных к смерти людей. ... Люк кажется совсем невесомой, почти прозрачной, полностью утонув во влажных от пота подушках. - Она мертва? – глухо спрашивает он мейстера, судорожно сглотнув. - Пока нет, ваша милость… Но, если кровотечение не прекратится, королева не доживет и до утра. Я сделал все возможное, но… Сами видите… - голос старика дрожит. Он, как и большая часть королевства, прекрасно знает, что грозит тем, кто не угодил королю. … Запах крови сводит с ума. Грудь сдавливает. В глазах темнеет. - Я хочу остаться с ней. – говорит Эймонд. - Не стоит, ваша милость. Она… будет спать. Я дал ей маковое молоко. Пойдемте лучше… я покажу вам ребенка. – старик настойчиво тянет юношу за рукав, заставляя все же отвлечься от ужасного зрелища. … Глухие звуки бури, разбивающейся о твердыню Драконьего камня, здесь почти не слышны. На удивление в коридорах сухо и достаточно тепло. Шаги отражаются от высоких сводов громким эхом. - Мы заранее позаботились о кормилице. Так что у принца будет все необходимое… В любом случае… - лопочет мейстер, семеня подле Эймонда. … «В любом случае…» То есть, когда она умрет. Да что там… Считай уже умерла. Столько крови… Алые пятна до сих пор мелькают перед глазами, перетекая одно в другое. Он убил ее, собственной похотью. - Сюда, ваша милость… Мы пришли. … В уютной комнатке жарко натоплено. Женщина в просторном платье слегка покачивает люлечку, подвешенную к потолку прочными веревками, больше напоминающими канаты. Белая кожа, розовые щеки. Кровь с молоком. Чтобы обхватить хотя бы одну ее грудь нужно по меньшей мере три мужских ладони. Эймонд упирается в нее взглядом. Очевидно, у нее есть и свой ребенок где-то поблизости, которого женщина не так давно произвела на свет. Сияющая здоровьем… Сильная. Еще бы! К ней же не прикасался… такой, как он. … К удивлению юноши, ребенок самый обычный. Сморщенный, красноватый. Маленький. Без чешуи и когтей… Или что там еще ожидал увидеть король. Но даже этого хватило, чтобы убить ее. Он создал в теле жены оружие, распоровшее ее внутренности. Глаз нервно моргает… Он ненавидит этого ребенка не меньше, чем себя самого. У мальчика его фиолетовые глаза и совсем немного светлых волосиков. Похож… - Хотите подержать? – спрашивает пышнотелая кормилица. - Нет. – глухо отвечает король. - Как она хотела его назвать? - Не говорите о королеве в прошедшем времени, ваша милость! – возмущается девица. – Это плохой знак! - Плохой знак – это река крови, покидающая ее тело. – шипит Эймонд, впиваясь в лицо женщины злобным взглядом. … Та мигом замолкает. - Королева планировала назвать ребенка в честь матери. – короля передергивает. – Рейнира, если девочка, и Рейнор, если мальчик. … Юноша долго рассматривает сына, пробуя имя на вкус. Рейнор. Почему бы и нет? Ему это безразлично. - Заботьтесь о нем хорошо. Она бы этого хотела… - говорит Эймонд, угнувшись. – Чуть позже я заберу детей в Красный замок. … Кормилица лишь недовольно качает головой. Вся ее мощная фигура – немой упрек королю. Как можно быть таким слабым? Она знала множество женщин, сумевших выкарабкаться из не менее сложных ситуаций. Это вовсе не редкость. И нужно верить… Несмотря ни на что…***
… Время шло медленно, отсчитываемое лишь мерным звуком капель, разбивающихся о ледяной пол. … Кап… Кап…. Кап…. Кап….. … Мейстер сказал, что кровотечение значительно уменьшилось, но обнадеживать не рискнул. Даже если оно остановится вовсе, не факт, что юной королеве хватит сил восстановиться после подобного. Ничего из ряда вон выходящего во время родов не произошло. Мальчик появился на свет быстро и легко. Ничто не предвещало каких-то специфических осложнений. Но вот послед выходить не пожелал вовсе, прочно прикрепившись к организму матери, и пришлось извлекать его силой… Мейстер влил в слабеющую на глазах Люцерис едва ли не литр средства, способного остановить кровь, на та покидала тело слишком стремительно. … Эймонд сидел подле родильного ложа, рискующим вот-вот обратиться смертным одром, упершись локтями в собственные колени и уронив голову на руки. В мозгу было пусто. - Помолитесь, ваша милость… Станет легче. Если не ей, то вам… - прошептал старик, похлопав короля по плечу. … Беспомощная ярость привычно всколыхнулась в душе, чтобы тут же угаснуть. … Молиться? Кому? Семерым? Он лучше других знал, что боги глухи к людским страданиям, даже гораздо более жестоким, чем его. Когда Эймонд выжигал Речные земли, то отлично видел людей, падающих на колени посреди улицы, воздевая руки к небу. Они молили Богов спасти их, не зная, что единственный, кто мог услышать их, - он… … Даже, если бы кто-то всемогущий и мог почувствовать его боль, то едва ли снизошел бы до помощи столь черному сердцу. Нет. Слишком много зла он принес на землю, чтобы просить хоть кого-то о снисхождении. … Но слепая паника захлестывала сознание с каждой новой минутой. Впервые в жизни он чувствовал себя абсолютно беспомощным. Всегда... В любой ситуации можно было что-то сделать… Найти выход. Но перед лицом смерти все равны. … Сжимая прохладную руку жены, он умолял ее жить, проклинал себя, просил прощения за все, что сделал с ней, клялся, что исчезнет навсегда из ее жизни, если она очнется. Наполовину вслух. Наполовину про себя. … На рассвете мейстер вернулся. Удовлетворенно хмыкнув, старик заявил, что кровь остановилась, и теперь остается только ждать. - Нужно отдохнуть, ваша милость. Вы понадобитесь королеве сильным. – сказал он, едва ли не силой выталкивая Эймонда из пропахшей кровью спальни. … Понадобится королеве… Губы скривились в усмешке. Понадобится… Она ненавидит его. Его сильная девочка, затмившая собой всех до последней женщин Вестероса, ненавидит его. Неважно… Пусть только живет…***
… В столице осиротевшие без короля придворные обеспокоились его спонтанным исчезновением из поля зрения и длительным отсутствием. Благо, сеть пташек, оставшаяся от Ларриса, работала исправно, и скоро на Драконий Камень полетели вороны с поздравлениями. Слух о рождении еще одного наследника Железного трона распространился точно пал по иссохшей степи. Эймонд только бесился, читая елейные слова. Кто-то даже интересовался будет ли в столице празднество в честь новорожденного. Твари хотели пировать, пока королева находилась между жизнью и смертью. Пировать на ее костях, упиваясь кровью… Мрази. Он ненавидел их всех. … Возможно Люцерис пришла бы в себя намного раньше, но мейстер пичкал ее маковым молоком, утверждая, что так организм быстрее восстановится. И лишь к концу шестого дня девушка осознанно посмотрела на мир, с трудом понимая, что произошло. … Только когда королю сказали, что с ней можно поговорить, он наконец поверил, что Люк будет жить. … Мутный тяжелый взгляд поймал его сразу, разом удвоив чувство вины. Присев подле нее, юноша долго молчал, не находя подходящих слов. Что сказать ей после всего? Внутри пульсом билось «Прости». Банальное и глупое. … Люцерис отняла руку, когда он попытался робко коснуться ее. Она не желала его ни видеть, ни слышать. Сил не было ни на новые, ни на старые переживания… - Люк… - наконец выдавил он. – Это я виноват… … Черные глаза метнулись к нему, обжигая. «Да, виноват!» говорили они. Виноват во всем… … Тяжело сглотнув, девушка прошептала: - Прошу тебя, уйди… Уйди… Навсегда.