***
… Сегодня здесь нет толп. Площадь оцеплена гвардейцами, дабы сдержать любопытных. Давно уже жителям столицы не выпадало чести сполна насладиться чужими страданиями, которыми чернь упивалась не меньше, а может даже и больше, чем пошлыми постановками бродячих театров и цирков, путешествующих по всему побережью. Жадные до чужой боли людишки, казалось, не испытывали ни капли жалости к несчастным, осужденным на ужасные мучения. Лишь адреналиновые потоки горячили темные умы и грязные тела. Насмотревшись, народец расползался по своим норам, где спешно предавался разнообразным порокам. Каждый хотел прочувствовать жизнь сполна в объятиях шлюхи или ощутить ее на дне кувшина вина, а может в хорошей драке. Кровь кипела в венах, напоминая, что это не тебя сегодня четвертовали на площади под визги и улюлюканья бессердечной толпы, и, да позволят Семеро, тебя и вовсе не коснется сия участь. Нет, казни, безусловно, были. Обыденные еженедельные мероприятия, давно ставшие рутиной. Суды, приговоры, заурядные расправы с ворами, насильниками, убийцами, часть из которых и вовсе проводилась в дали от посторонних глаз. … Давно, ох, давно здесь, у ворот Драконьего логова, не видели ни правителя, ни его дракона. И даже успели подзабыть, как выглядит вблизи и тот, и другой. Слух о казни главы высокого дома взбудоражил чернь донельзя. Такого не бывало со времен войны. Каждый хотел узреть все своими глазами, чтобы было, о чем потом посудачить в пивнушке или борделе, посмаковать грязные подробности. Живое алчное до зрелищ море заполнило все примыкающие к площади улочки. Люди напирали на охрану, искренне недоумевая почему их лишают изысканного представления. В толпе поднимался пока еще глухой ропот. … Нынче Драконье логово - дом лишь для одного ящера - Каннибала, сделавшего бессмысленным само существование драконоблюстителей, пару из которых он сожрал полностью вместе с одеждой, хлыстами и штыками. Теперь они лишь кормили его, стараясь максимально быстро выбраться из зоны поражения. Безумная ящерица признавала лишь чудовище, равное себе. Остальные драконы находились далеко за пределами столицы. Вермитор и Среброкрылый жили вместе с бастардами, волей Эймонда ставшими лордами. Арракс и дракон-малыш Эйгона - на Драконьем камне. Эймонд слышал, что у его мерзкой сестрицы, леди Рейны, тоже вылупился дракончик. Розовый и слабый он мало занимал правителя. … Король в окружении гвардейцев едва продрался через толпу любопытных зевак, мечтающих хоть глазком взглянуть на казнь. О! Он бы с удовольствием прожег себе проход в оголтелой жадной до крови толпе. Похоже, правду говорят, что народ имеет того правителя, которого заслуживает. Вот и жители Семи королевств полностью наслаждались, получив наконец равного себе короля, вся суть которого являла собой квинтэссенцию их самых отвратительных качеств. … Оглядывая площадь быстрым взглядом, Эймонд узнает множество знакомых лиц. Здесь все - высшие и низшие придворные чины, городская знать, Малый совет. Строгие и бледные… Порядком отвыкшие от жестокости правителя. Многие полагали, что боевая горячка, помутнявшая его разум после войны, прошла, но то, что ожидалось сегодня ясно дало всем понять, что их король столь же безжалостен сколь и безумен. Люди прячут глаза, боясь, что монстр прочитает их мысли. Многие хотели бы сбежать подальше отсюда, но их притащили едва ли не силой. Все должны знать, что ждёт изменников… … Скатившись со спины жеребца, Эймонд замирает подле ворот Драконьего логова, сложив за спиной руки. Идеальный черный монолит. Ни одна мышца на лице не выдает его состояния. Внутри темницы ревет Каннибал, почуявший всадника, но король не спешит вывести чудовище под хмурое беременное дождем небо. Лишь звук горна призывает дракона длинным заунывным гудком, от которого кровь стынет в жилах, вибрируют кости и хочется забиться в самый темный угол, закрыв глаза и заткнув уши. Звук льется и льется, волной накрывая враз замерший город. Люди на площадях в тревоге поднимают к небу лица. Очень давно не слышали они этот звук, не предвещающий ничего хорошего. … Толпа начинает робко перешептываться, поглядывая на гордую фигуру короля. Почему он медлит? Дракон, кажется, скоро сам пробьется наружу… … Первые капли дождя падают на иссохшую землю точно слезы матери, оплакивающей нерожденное дитя, чтобы мигом впитаться и подарить шанс новой жизни. … Фиолетовый взгляд поднимается в небо в сторону холма Эйгона.***
… Лорд Тайленд посещал комнату допросов или, проще сказать, пыточную бесчисленное множество раз и как палач, и как судья, и как жертва. Казалось, здесь ничто более не способно удивить его. С него снимали скальп, жгли, растягивали на дыбе… Он молчал раньше, и не планировал изменять и ныне своим традициям. Король может замучить его до смерти, но хозяин утеса Кастерли не признает ни одного обвинения. … Но сегодня сердце разом ушло в пятки, когда бывший десница увидел в кресле дознавателя стройную девичью фигуру, затянутую от горла до пят в черный атлас. Бледное лицо, туго собранные волосы, бескровные губы, огромные бездонные глаза… Казалось, сама Мать сошла в преисподнюю, чтобы покарать согрешившее дитя. Он мигом понял, что пощады не будет. - Моя королева… - спина согнулась в учтивом поклоне. - Ни то, ни другое вашей милостью, лорд Ланнистер. - голос глух и холоден. - Рад, что слухи о вашей кончине оказались преждевременными. - Неужели? Король убежден, что это ваших рук дело. - Люк осматривает его порядком заплывшее жирком за период спокойной жизни тело. Да, палачи Рейниры постарались определенно неплохо. Сколько не пытается, она так и не может представить, как он мог выглядеть до всего. - Это невозможно. Я и мой род всегда был верен короне. - в который уже раз повторяет бывший десница. - Другого я от вас и не ожидала, милорд. Силе вашего духа позавидует каждый. - темный взгляд упирается в черный глянец платья. - Вас не смогли разговорить подданные моей матери. И уж точно не удастся моему… королю. Но… возможно… удастся мне. … Губы изгибаются в хищной ухмылке, не затрагивающей глаза. Душа полна черной разрушающей ярости. Этот человечишка едва не убил ее и не раскаивается ни капли. Нагло смотрит в глаза, даже не отводя их. Убийца ее… их ребенка…Что ж… Если Эймонд хочет слова признания, она добудет их. - Каким же образом, ваша милость? Вы можете порезать меня на куски. Снять кожу. Все это уже пробовала ваша мать. Безуспешно… Как вы верно отметили. … Да что она ему может сделать? Грязнокровая сучка. Еще более слабая и бесхребетная, чем ее шлюха-мать. «Королева». Только такой беспросветный идиот, как Эймонд, мог подобрать отбросы, которыми побрезговал бы любой хоть сколько-то уважающий себя и свое наследие лорд. Мальчишка мог трахать ее хоть сутками напролет, но жениться… На бастарде… Делать с ней наследников трона… Боги, какая мерзость! Сам Эйгон Завоеватель наверняка пришел бы в ужас, едва прознав, что позволяет себе его потомок. … Лорд Тайленд знал, что его соратники уже подготовили план побега. И не один. Его дело - просто продержаться до той поры, когда маховик замысла раскрутится и вытащит его на свободу. И он был уверен, что сможет дотянуть до этого момента. … Как самоуверенно она на него смотрит. Мерзкая шлюха. Такая же отвратительная, как и ее муж… - Да. Я собираюсь сделать все, о чем вы сейчас сказали. Но не с вами, а с вашей дочерью. - Люк упирается в него взглядом, с удовлетворением обнаруживая шок в бесцветных глазах. Лорд Тайленд был убежден, что Сибилла уже давно в безопасности. Верные люди не могли подвести. … Легкий разрешающий жест палачу, и в комнате появляется зареванная взлохмаченная леди Ланнистер.***
- В столице грянет бунт, если я решусь казнить ублюдка без веских оснований. … Эймонд зол, но ради нее пытается сдержаться. … Люк ждала его почти два часа, сжавшись в комок посреди остывающей постели, после того как посреди ночи их сон нарушил перепуганный гвардеец. Заикаясь он доложил, что пленники, которые должны были свидетельствовать против лорда Ланнистера, мертвы, а его самого едва не освободили. … И теперь король нервно меряет широкими шагами комнату, сжимая и разжимая в бешенстве кулаки. Он с удовольствием содрал бы кожу с опростоволосившейся охраны, но твари и без того были мертвы. - Они все отлично продумали. Хотят выставить меня идиотом, бездоказательно обвиняющим многострадального главу высокого дома в страшных преступлениях! - Ты отпустишь его? - Люцерис подбирается ближе, неловко путаясь в ночной рубашке. В глазах отблеском свечей мерцает недоверчивое ожидание. - Не знаю. Рано или поздно я буду вынужден. - Ты не посмеешь… - сдавленно шепчет она, неприметным жестом опуская руку на живот. - Это я тебе точно никогда не прощу. … Он замирает, спиной к ней, и, после секундного раздумья, опускается подле жены, не рискуя обнять. - Он умрет позже. Я обещаю, Люк. Он не будет жить. - Этого мало! - девушка цепляется за его плечо силой разворачивая к себе. - Я хочу, чтобы его казнили публично. Чтобы каждый видел его конец. Чтобы перед смертью он страдал также, как страдала я. - Я тоже этого хочу… Но… - Когда ты стал таким благоразумным?! Меня тошнит от тебя! Он убил твоего ребенка! Подумай об этом, если тебе наплевать на меня! - еще немного и ее крик превратится в визг. - Хотя не припомню, когда ты интересовался семьей больше власти, трона и шлюх!!! Ты готов убивать людей сотнями, чтобы потешить собственную вседозволенность! Обычных простых людей! Пытать их… Но, когда дело касается твоей семьи, ты бежишь, как побитый пес. Ланнистеры устроят бунт?! Плевать на Ланнистеров! Плевать на столицу! Пусть сгорят к чертовой матери! … Еще мгновение и зубы начнут крошиться, сжатые чудовищной силой воли. Да, она зла, не здорова и травмирована потерей, но Эймонд не привык к унижениям и теперь готов на все, только бы она замолчала. Даже причинить боль… … В подступающей истерике Люцерис, не чувствует волны опасности, исходящие от него. - Хотя, о чем это я? Какая семья? Мы ей никогда и не были. - с горьким упреком выдыхает она, чувствуя, как глаза заполняют слезы. - Не смей! Слышишь? Не смей! - жесткие пальцы впиваются в плечо, сильно сдавливая. Ноздри раздуваются так яростно, что кажется еще секунда и из них полетят искры. - А то что? Ударишь меня? Убьешь? - истерично шипит девушка, дрожащим от слез голосом. - Давай! У меня же нет семьи, способной развязать войну из-за моей жизни! Отчасти и по твоей вине тоже! … Эймонд нехотя отпускает ее и отходит как можно дальше к окну. Горизонт занимается заревом, обозначая приближение нового дня. … Вдох… Выдох… Вдох… … Как сложно ее любить такой… Когда хочется придушить собственными руками. Больно? Да, ему тоже! Но он в первую очередь правитель, а потом уже… Муж? Отец? Кто он им? Ей? Максимум любовник. В груди болезненно колет. Судьба не дала им возможности стать настоящей семьей, подарив короткие отрезки времени, слишком малые даже для того, чтобы насытить голод плоти, не то что души… Люцерис права, и от этого тошно вдвойне. - Скажи, что я должен сделать. - холодно роняет он, боясь вновь взглянуть на нее. Жена плачет, судорожно втягивая носом воздух, а у него нет сил утешить ее. - Заставь его признаться. - всхлипывая говорит Люк. … Эймонд согласился. Он сделает все, что она пожелает… … А проснувшись ближе к обеду, измученная ночной истерикой Люцерис заявила, что сама заставит заговорить лорда Тайленда. Ей нужна лишь девчонка. … По ее агрессивному настрою юноша понял, что лучше жене не перечить. Тем более, что Люк жадно его рассматривала, пытаясь уловить особое отношение к леди Ланнистер. Хочет шлюху? Пусть забирает. Ему плевать.***
- Как думаете, милорд, с чего лучше начать??? … Самообладанию лорда Тайленда позавидовал бы любой. Уже через секунду после появления дочери, он был спокоен как глыба льда. Девчонка не посмеет. Это пустая болтовня. Она глупа и бесхребетна, как и ее мать, эта потаскуха… - Ваша милость думает, что я стану более виновен, если вы коснетесь моей дочери? Этим вы лишь замараете себя. Хотите вымазаться в крови? - холодно бросает он Люцерис в лицо. - Папочка, пожалуйста… - причитает Сибилла, пугаясь его отрешенного тона больше, чем инструментов палача. Неужели он предаст ее еще раз? Боги, она столько вынесла, будучи игрушкой в руках короля. А теперь ее замучают, чтобы уродливый ублюдок, породивший ее, «сохранил лицо». … Не спеша Люцерис поднимается из холодных объятий кресла. Оно жжет спину едва ли меньше, чем железки трона, столь любимого ее мужем. - Ваша дочь так хороша… Молода… - пальчики Люк стекают по щеке замершей Сибиллы вниз, к шее… К груди.. - Вы видели, как прекрасно ее тело? Наверняка, нет… … Пара секунд, и дрожащее тело леди Ланнистер открывается взглядам всех присутствующих во всей своей обнаженной красоте. Сибилле не стыдно. Боги, да после всех унижений, выпавших на ее долю по воле отца и этого отвратительного извращенца, называвшегося ее женихом, девушку не смутит даже, если мрази прогонят ее голой всю дорогу до Ланниспорта! … Люцерис с легким удовлетворением отмечает, что на теле девчонки и правда нет шрамов. Эймонд не обманул ее. Сталь действительно не касалась дряни. - Идеальна… Не правда ли? Жаль портить такое произведение искусства… … Пальчики болезненно сдавливают розовый сосок на груди Сибиллы, и та пищит от неожиданности. … Лорд Тайленд нервно сглатывает. Это лишь игра… Не посмеет… Не посмеет! - Так что бы вы желали увидеть? Может мне пропустить через нее всю королевскую гвардию и золотых плащей за одну эту ночь? Она так хороша, что едва ли хоть один вспомнит про клятву… Как думаешь, милая, тебе понравится? Хотите посмотреть, как наследницу дома Ланнистеров е*ет толпа изголодавшихся мужиков? … Люк гладит ее грудь живот, касаясь почти невесомо, но Сибиллу трясет как в лихорадке. - А может… Я заберу ее прекрасные зеленые глаза… Вы же знаете, я отлично это умею… Или сниму пару лоскутков кожи, на которых вы напишите признание. Вы же знали, что я беременна, не правда ли? Поэтому вы и решили меня убить… Сначала меня, а потом и моих детей. Я права? … Он молчит, прикусив разом обе губы. - Не желаете поделиться своими тайнами, лорд бывший десница? Тогда, пожалуй, мы приступим. Извини, милая, ты здесь не виновата… - Люк похлопывает ее по плечу, сочувственно улыбаясь. … Пока палач отточенными действиями цепляет на руки Сибиллы кандалы, скрепленные массивной цепью, и опускает с потолка крюк, девчонка визжит, заливаясь слезами, умоляя защитить ее. … Отец безмолвен. Лишь в голове бьется два слова, вторя венке на лбу, «Не посмеет…. Не посмеет…». Это лишь жалкая постановка. Спектакль для одного зрителя. … Крюк цепляет цепочку, и палач, плавно прокручивая массивный ворот, поднимает трепещущее тело жертвы так высоко вверх, что девчонка едва касается пола пальчиками ног. - Не хотите ничего сказать, милорд? … Тот лишь меряет Люк злым взглядом. … Посмеет ли? - Нет? Что ж… - девушка опускается обратно в холодное кресло, плавно отправляя платье. … Плеть с резким щелчком прилетает в спину Сибиллы будто из ниоткуда, жесткой злой змей обхватывая на секунду стройное тело, чтобы тут же уползти обратно под ее визги. Алый рубец вспухает моментально. … Второй…. Третий… … Люцерис не сводит глаз с десницы. Есть ли душа у этого человека? Или он давно продал ее за власть и золото? … С каждым новым ударом маска на его лице трескается. Мышцы начинают дрожать, а тело дергается в такт конвульсий дочери. - Не надумали ничего сказать, милорд? … Молчание. … Плеть меняется на другую. Удар, и кожа лопается. Тонкие ручейки крови стекают вниз в округлым ягодицам. … За пару ударов спина превращается в кровавое месиво. А отец все молчит…***
… Все это время Эймонд наблюдал за ней из скрытой от людских глаз части допросной. … В мозгу роем встревоженных пчел гудел хаос. Один вид жены в этом месте рождал чувство болезненного раздвоения, порожденного больной натурой. Ее не должно здесь быть… И в то же время где-то глубоко билась отвратительная животная мысль, что это прекрасно. Она, притягательная и желанная, особенно после длительного воздержания… В этой грязи, где он растворял все, что было в нем человеческого в невообразимой жестокости, упиваясь болью. … Ее место там, где успокаивающе шумит прибой, блики солнца ласкают кожу, мерцают в густых волосах, легкий бриз охлаждает тело и душу… Там, где высокими переливами звучит детский смех, а тонкий аромат лимонов дурманит разум… Там, где язык дразнит густой вкус насыщенного терпкого чая или сладкого вина… Ее цвет – розовый. Цвет их любви. Нежный, как аромат ее волос… … Ее место здесь. В аду. На самом дне человеческой жестокости… Она всегда была тут. Со сталью в руке и ненавистью в темных глазах. Чужие страдания лишь украшают ее. Росчерк стали на груди… Лезвие в глазу… Она может все. Ее цвет - черный… Как цвет его сердца. Ее цвет - красный. Цвет боли, ярости… Крови, хлещущей из его раны ей под ноги… Она может омыться ей и останется чистой… Цвета их дома текут под ее кожей, делая невероятно естественной даже в преисподней. … Словно завороженный, Эймонд следил за каждым движением, каждым жестом жены, слушал ее голос, казавшийся приятнее самой нежной и изысканной музыки. Дышать становилось все тяжелее, сердце бешено билось о ребра, в голове плыло. Сейчас он сам был Красным замком - прекрасным воздушным сооружением, верхние ярусы которого были пропитаны светом и любовью, бурлили жизнью. Тогда как внизу спали целые этажи, заполненные тьмой, в которой шевелилось сонно рыча чудовище, которое любило ее не меньше, чем человек наверху. А где-то посередине был Железный трон - его сердце, отданное ей и тем, и другим. … Дракон замер, едва дыша. Идеальная. Именно такой он желал видеть ее с самого первого дня. Желал подчиняться ее силе и ярости. Боги, да если бы она взяла в руки плеть, он упал бы на колени и выполз к ее ногам из своего укрытия, подставляя под удары чешуйчатую спину. Чудовище внутри него отчаянно хотело иметь ее такую – бессердечную хозяйку, не знающую жалости. … Человек внутри него видел, как тяжело дается жене этот грязный процесс. Тонкие пальцы белели, вцепившись в подлокотники. На лбу билась венка, выдавая ее состояние. Грудь сильно вздымалась… и Люцерис раз за разом пыталась сглотнуть, но никак не могла. … Юноша понял, что еще немного, и она просто отключится. Мейстер и без того велел соблюдать максимальный покой и не нервничать без повода. Но она настолько исступленно настаивала на том, чтобы сделать все самостоятельно, что Эймонд уступил. … Продолжать было невозможно, и он жестом приказал позвать ее. … Когда Люцерис вышла нетвердой больной походкой, Эймонд едва узнал жену. … Люк упала ему на грудь, царапая ногтями камзол. Мучительно хотелось разрыдаться, но, как обычно в минуты наибольшего нервного напряжения, не получалось. Только тело трясло в неконтролируемых спазмах, напоминающих судороги. - Не надо больше… Я сам. – сказал человек, тогда как дракон недовольно выпустил дым, уползая вниз в кромешную тьму угольно-черной души. … Из-за двери доносились душераздирающие крики Сибиллы, при каждом из которых Люк вздрагивала еще сильней. Оторвавшись от груди мужа, руки закрыли уши, и девушка словно в трансе шептала, упершись лбом ему между ключиц «Это необходимость… Необходимость… Он знал, что придется… Знал… Он предупреждал меня, а я не верила… Никогда не верила…». … Решив, что жена помутилась рассудком, Эймонд перепугался не на шутку. Разом забыв про допрос, он, подхватив ее на руки, отнес в спальню, где успокоить Люк смогло только маковое молоко.***
… Не выдержав страданий дочери, лорд Тайленд сознался в измене, краже трети казны, попытке отравления леди Люцерис Велларион и в замыслах убийства юных наследников Железного трона. Боги, да он сознался бы даже в уничтожении Древней Валирии, если бы этого требовало кровожадное чудовище! Взамен он просил пощадить дочь, вернуть на утес Кастерли и никогда не преследовать за грехи отца. Эймонд согласился и мигом отправил Сибиллу, вместе с парой лекарей, домой, попутно сосватав ее королевским указом с третьим сыном лорда Мандерли, Флорианом, проявив тем самым несказанную поистине королевскую милость, совершенно ему не свойственную.***
… Даже впервые узревший дракона сразу сказал бы, что с серой тушей, парящей над городом, не все в порядке. Редкие взмахи огромных крыльев были рваными, отчего ящер немного забирал вправо. Присмиревший люди в удивлении пялились на серое чудовище с красноватыми перепонками в крыльях, а больше - на наездницу. … Последней женщиной, которую здесь видели на спине дракона, была Рейнира. Да и то лишь единожды. Непривычные к подобному люди старались получше рассмотреть девчонку, ловко управляющуюся с огнедышащей махиной. Они и знать не знали о существовании Люцерис и ее дракона. Да, где-то там когда-то во время войны была какая-то королева. Вроде как Таргариен по крови… А может и нет… Пес разберет их семейку! Никто толком ее никогда и не видел. … Сделав круг над огромным городом, дракон снижается к воротам Драконьего логова под душераздирающие вопли запертого собрата и не менее резкие звуки горна.***
… Сегодня Люцерис спокойна. Ей даже не пришлось глотать отвратительный отвар, который мейстер вливал в нее сутками напролет, после того как девушка выбралась из застенков Красного замка. Она слишком долго была сама не своя. По ночам ее одолевала сводящая с ума бессонница, спасти от которой могло лишь сильное снотворное, но и им нельзя было злоупотреблять. Если же чудом удавалось задремать, то тут же приходили кошмары… Ужасные видения содеянного мучили разум, заставляя метаться и стонать. Просыпаясь, она тряслась от ужаса, покрытая с ног до головы холодным липким потом. … Люцерис и раньше отдавала жестокие приказы, но никогда не была свидетелем их исполнения, и теперь призрак боли юной леди Ланнистер преследовал по пятам. Кожа, лопающаяся под напором плети, усиленной металлическими нитями… Кровь, потоком стекающая к идеальным ягодицам… Крики … Мгновенное забытье, и она снова там. … Эймонд прижимал к себе дрожащее тело жены, не зная, чем тут можно помочь. Да в общем, и не до конца понимая, что происходит. Подобное проявление слабости было чуждо его душе. Дракон если и мог кого-то жалеть, то лишь любимых, коих было не так уж и много. Жена, мать, дети да племянница, все больше напоминавшая сестру. Остальные не значили ничего. … Ненависть, клокотавшая за грудиной, конечно, не излечила больную душу, но заставила смириться с необходимостью какое-то время быть бессердечной тварью, машиной для возмездия. Лорд Тайленд заплатит ей за все грешки лично. И притом самой дорогой ценой… Сжечь ублюдка? Скормить дракону? Запросто! Если Эймонд сумел опустошить от края до края Речные земли, то и она как-нибудь справится с одним единственным человечишкой. Люк отчаянно желала этого, бесконечно проигрывая в голове сцену казни. О! Она сожгла его тысячу… Нет! Миллион раз! «Dracaris, Arrax!» шептали бескровные губы, и тварь умирала снова и снова.***
… Люцерис настолько погрузилась в больные мысли, что не сразу поняла, что внизу, на площади, творится настоящий хаос. … Толпа, прорвавшая сразу в нескольких местах кордоны, неудержимыми потоками стремилась заполнить все свободное пространство. Кто-то истошно кричал, погибая под ногами собратьев. Матерились гвардейцы, не в силах исправить происходящее. Где-то сталь сшибалась со сталью, высекая искры. Дико вопил Каннибал, будто бы уже за самыми воротами Драконьего логова. … Темные глаза растерянно рыскали по людской каше под брюхом дракона, все больше приходящего в беспокойство. Люк коленями чувствовала прямо через кожу брюк, как разогревается драконье нутро. Город и без того сводил Арракса с ума миллионами незнакомых запахов, звуков, а потасовка внизу и вовсе вывела ящера из равновесия. «Контроль – это иллюзия…» Девушка отлично знала это и чувствовала, что пора убираться вместе с драконом подальше, пока он еще подконтролен. … И тут она увидела его. … В наступившей суматохе несколько крепких парней с белыми плащами за широкими спинами волокли лорда Тайленда в узкий проулок. Пустой. Ноздри дико раздулись, когда Люк поняла, что все так и задумывалось изначально. Это бунт. Восстание против короны. Где там Эймонд? Что с ним? … Под воротами Драконьего логова кипел нешуточный бой. Белые плащи, золотые… Все смешалось в невероятной кровавой каше, больше напоминающей резню. Девушке казалось, что взгляд цепляет черный глянец привычного одеяния мужа, но особой уверенности не было. Да, убить его не так уж и просто… И все же… … Ворота логова трещали под натиском серебряной туши, теперь уже очевидно сорвавшейся со всех цепей. … Арракс злобно шипел под седлом выпуская из ноздрей струйки дыма, напитанные искрами. Душу заполнял огонь, потоками вырываясь из самого темного ее уголка. Люцерис даже и предположить не могла, что подобное возможно. Никогда она не испытывала настолько черного чувства. … Уродливый ублюдок предал короля. И не единожды. Пытался убить ее. Строил планы по узурпации власти. А теперь еще поднял бунт, чтобы спасти свою жалкую шкуру и расправиться со всем их родом разом. Мрази могут убить ее мужа. Пекло! Да будь все проклято! Она хотела его казнить и сделает это прямо сейчас! … Арракс настиг их мгновенно. Девушка даже успела рассмотреть шок и изумление на уродливом лице бывшего десницы, высоко запрокинутом на встречу… смерти. - Dracarys, Arrax! Dracarys! – истошно завизжала Люцерис. В голове пульсировала кровь, так что она практически не слышала ни себя, ни происходящего внизу. … Когда первые потоки пламени коснулись земли, опустошая все на своем пути, толпа наконец поняла, где настоящая опасность и ломанулась в обратную сторону. Словно две волны схлестнулись в горловине каждой улочки, втекающей на площадь. Те, кто еще хотел попасть внутрь, сшибались с убегающими от огненных струй. Люди давили друг друга. Вопли усилились, а запах крови стал ощутим даже на спине дракона. … Пепел от сгоревших заживо тел поднимался вверх струйками воздуха, разогретого драконьим пламенем. Да, Арракс был слишком молод, чтобы плавить камень, но на людские тушки его огня хватало с избытком. … Смерть лорда Тайленда не успокоила шторма в душе Люк и, несмотря на то, что она больше не отдавала приказа жечь, дракон чувствуя настрой наездницы, продолжал испускать потоки огня, сжигая людей десятками. Темные глаза жадно впитывали чужие страдания, и девушка впала в своеобразный транс, не в силах оторваться от тел, бьющихся в предсмертной агонии. Кожа пузырилась, лопалась, отпадая обугленными пластами… Мрази… Мрази заслужили это, лишив ее шанса испить до дна возмездие. … Она отлично видела придворных в роскошных одеждах, чьи искаженные ужасом лица превращались в обугленные маски смерти. Все они прятали брезгливое презрение к ее грязной крови, снисходительно растягивая губы в неестественных улыбках. Теперь эти самые губы превращались в пепел вместе с щеками и выпученными от боли глазами. Никто из них не признавал ее своей королевой или хотя бы полноценным членом рода Таргариенов, даже после того, как Люцерис произвела на свет двух наследников проклятого трона. Даже дракон не мог компенсировать грязь в ее венах. Что ж… Возможно, хотя бы перед смертью твари узрели в ней настоящую драконью королеву. … Выжигая целые просеки в толпе, Арракс продвигался к вратам логова, где Люцерис наконец обнаружила мужа, прижатым вместе с остатками золотых плащей к самым воротам, вопли за которыми прекратились, но зато отчетливо стал слышен шум пламени. Каннибал плавил бронзу на пути к свободе и хозяину. … Люк лишь на мгновение поймала взгляд мужа. … Эймонд отлично понимал – противников слишком много. Вся королевская гвардия переметнулась на сторону бунтовщика. Проверять, сколько ран может выдержать его новое тело, королю совершенно не хотелось, и он разрешил ей… Все… … Одним кивком головы он разрешил ей жечь. Да, его тело не боится пламени… Да, он говорил, что смог пережить даже драконий огонь Караксеса… И все же… Все же…. … Казалось, губы слиплись, не в состоянии отдать чудовищный приказ… … Она смотрела и смотрела, как муж отбивается от наседающих врагов… Как редеет группка золотых плащей, оберегающая своего короля… Невозможно… Он сгорит. Как все те… за спиной… … Сталь нашла его тело, прошив насквозь, и Эймонд еще раз вскинул на жену взгляд. Яростный, больной… Умоляющий. «Прекрати! Прекрати это!» - кричал он. И девушка сдалась. … Поток пламени мигом опустошил площадку у ворот Драконьего логова, которые уже начали истекать потоками расплавленной бронзы. … Люцерис отчаянно искала глазами Эймонда, но Арракс, метавшийся туда-сюда не давал взгляду сосредоточиться настолько, чтобы обнаружить его среди обугленных тел. В проплавленный проем дико смотрел синий глаз Каннибала, а она все не могла приказать дракону улетать… Пекло! Злобная тварь уж точно не будет размениваться на людишек внизу! Она точно сожрет их, закончив начатое на Драконьем камне! Но он… он… … Только заметив внизу движение, Люк, подернув поводья, увлекла Арракса с площади, ставшей местом бойни. … А через мгновение серебряный монстр вырвался на волю, оглашая радостным воплем столицу на много лиг окрест.***
… Люцерис не хватило решимости увести Арракса на Драконий камень. Ящер был еще слишком слаб, чтобы выдержать еще один длительный перелет. Да и девушка не была до конца уверена, что изменники не ранили его. Поэтому она решила спрятать его там, куда Эймонд точно не к позволит сунуться Каннибалу - в Красном замке. Тренировочная площадка опустела в мгновение ока, едва лишь рыцари заметили незнакомого ящера. … Стоило только Люк освободить шипастую спину, как дракон улегся на брюхо, беспомощно распластав больное крыло. Девушке было жаль чешуйчатого друга, но трудно даже представить, чем могло все обернуться не решись она настоять на своем. Боги, твари могли убить Эймонда! А после наверняка добрались бы и до нее… до мальчиков… … Она долго благодарно гладила морду Арракса, уютно устроившись подле него. Огромное теплое тело размеренно дышало рядом, успокаивая мятущийся в адреналиновой горячке разум. Иногда дракон раздувал чувствительные ноздри и издавал высокий стрекочущий звук, жмуря змеиные глаза. Этим он причудливо напоминал мужа. Покорный дракон… … Закрыв глаза, Люцерис искала внутри себя хотя бы отголоски жалости, но в душе было пусто. Ни жалости, ни сожаления, ни отвращения к себе или содеянному. Мрази заслужили расплаты. А остальные… так… сопутствующий ущерб. Необходимый ущерб. Людишкам пришлось заплатить за любопытство… Значат ли их жизни хоть что-то..? … Рейнира никогда не считалась с мнением простого народа. «Кого интересует, что они думают?» - бросала мать, брезгливо передергивая плечами, а Деймон всегда соглашался с ней. И Люк впитала это пренебрежение с молоком матери. По началу ее неокрепший ум был более чуток и восприимчив к чужой боли, даже если она принадлежала тем, кого за стенами замков не принято было считать за людей. Тупой жалкий безграмотный скот… Годный только на то, чтобы молчаливо гнуть спины, угождая хозяевам. Теперь же, когда девушка превратилась в гордую молодую женщину, королеву, она ясно поняла, что жизни простолюдинов не стоят ничего. В памяти крутились картины, как мать обсуждала со своими сторонниками кровавые выходки брата, сжегшего сотни, а может и тысячи людей в Речных землях, и ни разу Люцерис не почувствовала в ее голосе ужаса или сочувствия к убитым. Для черной королевы важно было только то, что подумают главы высоких домов о ней и ее неспособности защитить людей, преклонивших пред ней колено. То же самое она находила и в глазах Алисенты. Чем занимается сын? Убивает людей тысячами? Плевать! Только бы жил… Да, Семеро не приемлют подобное… Но все же идет война… … Убивать оказывается приятно. Мстить. Месть сладка и тягуча. Они все пренебрегали ею только потому что мать решилась возлечь с тем, кого желала. А некоторые из них полагали незаконнорожденным даже ее сына, Эйгона. Наверняка, муж будет зол… Все же на треклятой площади погибла без малого половина двора… Плевать! Она заслужила немного справедливости.***
… Тяжелый внимательный взгляд вырывает Люцерис из забытья. … Сколько прошло времени? Час? День? Непонятно. Арракс спит, шумно выдыхая горячий воздух. Все же, какое он чудо… Ее защитник. Ее свобода. Рядом с ним она – Таргариен с идеально чистой кровью. … Муж наблюдает за ними с высокого балкона, обрамляющего тренировочную площадку, едва вместившую дракона. … Боги, во что он превратился?! Лысый, без бровей и ресниц, весь в саже и копоти, замотанный невесть в какие тряпки… Родной… … Люк улыбается ему смущенной улыбкой, словно извиняясь за содеянное, и Эймонд наконец спокойно выдыхает. После всего, он не рассчитывал застать жену в своем уме. Там, на спине дракона, она выглядела совершенно безумной. - Что теперь будет? – едва слышно спрашивает Люк, едва оказавшись подле мужа. Даже здесь ясно ощутим острый запах дыма и обугленной человеческой плоти, несмотря на то, что до Драконьего логова пара миль. - Это важно? – шепчет Эймонд, обнимая ее за плечи. - Там погибли… сгорели… - девушка нервно сглатывает, собираясь с силами. – Я убила столько людей… Придворных… Нам этого не простят. - Не простят? – презрительная гримаса искажает идеальный валирийский профиль. - Дракону не нужно прощение. Дракон делает, что считает нужным. … Самоуверенный идиот… … Люк улыбается… И все же… С ним так надежно. Тепло. Почти как там внизу рядом с Арраксом. - Твои волосы…. - шепчет девушка, пробегая кончиками пальцев по обнаженной коже головы, перепачканной сажей и копотью. - Не впервой… - улыбается Эймонд, жадно всматриваясь в лицо жены. … Она такая милая. Растерянная. Сильная. С хлопьями пепла в волосах. С лихорадочно блестящими глазами. Азарт побоища еще не отпустил ее. Юноша отлично помнит, как впервые отдал Вхагар приказ жечь, как восхитительно был прекрасен адреналиновый шторм под кожей, сделавший его в миг всесильным. И теперь Эймонд отчетливо читает в ее лице отблеск того чудесного состояния. Его жена – дракон. Он никогда в этом не сомневался. Ни дня. Ни секунды. … Она такая, о какой он мечтал всегда. Решительная. Дерзкая. … Дракон нежно касается алых губ жены своими, не рассчитывая ни на что… и тут же судорожно выдыхает, когда Люцерис сама углубляет поцелуй, жадно проникая ему в рот. … От него разит сладковатым дымом, пламенем, смертью, посеянной ей самой. Его губы вкуса пепла и стали с легким ароматом мяты. Приятно… Приятно чувствовать его так глубоко и влажно. Нежно до дрожи в коленях… Не менее приятно, чем быть хозяйкой чужих жизней… … Адреналин в венах превращается в жгучее острое желание. Впервые за долгие месяцы она хочет его. Как раньше… Сильнее, чем раньше. Тело горит в огне, и девушка сдавленно стонет в рот мужа, не в силах оторваться от него даже на мгновение. … Глубокие поцелуи сводят с ума ничуть не меньше, чем крики горящих заживо людей. Как смела она обвинять его в том, что есть его… ее… их суть? Да, он – жестокая бессердечная тварь, такая же, как и она сама. Как ее мать… Его отец… И прочие предки… Неведомый наверняка готовит для них теплый прием. Но пока они живы, будут гореть вместе.