Особое извинение

Вечерело. Солнце уже лениво заходило за горизонт, и лучи, попадая в облака, создавали в них причудливые и мягкие цвета. Это было правда красиво. Некоторые обжекты уже расходились по домам, и среди таких был Курасан. Ему было как-то беспокойно, как будто... С ним что-то случится. Подозрение Кнайфа в убийстве хостов никуда не пропало, и, если это так, что вполне может быть правдой, учитывая его открытую нелюбовь к ним, это может стать угрозой и для рогалика. Он понимал, что это бред, но... Мало ли что. Хлебобулочный плёлся к своему домику. Этот нож уже свалил к себе, что немного успокаивало выпечку. Наконец, Курасан пришёл к себе. На всякий случай он закрыл дверь на ключ и начал закрывать открытые окна. После этого он просто завалился на кровать. Никак не получалось заснуть. Обжект ворочался, и вскоре хотя бы впал в полубессознательное состояние, когда вроде и спит, но вроде и не спит. Тишина. За окном уже было весьма темно. И вдруг на улице послышались чьи-то шаги, но на них ввиду своего сонного состояния рогалик внимания не обратил. Звук прекратился у двери в дом, и затем как будто что-то свалилось. Скрип двери. Только на это успел обратить внимание хлебобулочный. Он продолжил лежать с закрытыми глазами. Едва оставалась надежда, что эти звуки просто померещились ему. Но нет. Силуэт ножа появился на пороге в комнату, и вскоре подошёл к спящему. – Ну что, упырь, спишь? – своеобразная саркастичная ласковость прозвучала в этом вопросе. – Хех, ну я же вижу, что не спишь, прекращай притворяться! – усмехнулся маньяк. Рогалик всё же открыл глаза. На лице ножа была такая... Вроде ласковая и слегка насмешливая, но и жуткая улыбка... Прекрасно сочетается с его тоном голоса сейчас. – Ты... Как вообще сюда пробрался?! – Тише, хоть один вскрик – и сдохнешь на месте. – так же ласково произнёс Кнайф, приставив палец к губам жертвы – ты что, не понимаешь? Хех, ты же сам меня чуть не сдал, ты думаешь, что если я грохнул хоста, то я палочку не возьму? Глупыш! Курика переполняли странные ощущения. Страх, растерянность и... Симпатия?.. Да, внутри будто бабочки порхали, и это было странно. В такой-то ситуации... (А это тревога, которую с влюблённостью путают, АХСЬСОСОСЬСССОСЛ)) Взгляд выпечки метался в поиске места, куда можно свалить. Но вдруг Кнайф схватил оппонента за запястья одной рукой и поднял эту руку, и от этих действий Курасан вздрогнул и снова уставился на маньяка. – Жалко, что тех я не смог помучать, но хотя бы с тобой повеселюсь! "Повеселится?.. БЛЯТЬ СУКА КАКОГО ХУЯ?! ПЫТАТЬ-ТО НАХУЯ?!" – промелькнуло в мыслях жертвы. Кнайф убрал руку со рта Курика, после чего нежно провёл по одному из рожек выпечки, и вдруг безжалостно оторвал эту часть. Потекла сгущёнка. Боль. Невыносимая боль. Хлебобулочный прошипел от боли, ибо всё же помнил, что при крике его убьют на месте, а так хоть оставался шанс выжить. – Умница, продолжай сидеть тихо! – произнёс нож и съел оторванную часть. – Кстати, ты очень даже вкусный! – сказал он, прожевав, и приблизился к лицу жертвы, облизнувшись – да и я где-то слышал, что самый надёжный способ спрятать труп, это съесть. Но я тебя съем заживо! "БЛЯТЬ, ЧО ДЕЛАТЬ?! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!.. ТЕМ БОЛЕЕ ТАК!" – думал Курасан. Кнайф отпустил руки жертвы, но взял за тело. Затем отстранился от лица и начал поедать другой рожок. Боль стала сильнее, хотя, казалось бы, куда уж сильнее? Вскоре, всё же что-то оставив, дабы жертва ещё побыл живым, Кнайф встал и произнёс: – И кстати, помнишь, как ты меня сжечь хотел? Так воот, я хочу, чтобы ты почувствовал, как было бы мне! – и маньяк, вновь взяв палочку, магией поджёг кровать. Огонь начал быстро распространяться, и ножик телепортировался из дома оппонента к себе, затем подошёл к окну и начал наблюдать за тем, как же красиво горит дом врага...