escape is

      Ладно. Ладно. На самом деле, все не так печально, и с Лиамом, на самом деле, можно мириться. Точнее, с его существованием.       Лиам сглаживает углы там, где Селена их, наоборот, заостряет, и их существование вместе под одной крышей и в одной голове не так уж и плохо, хотя все еще несколько иррационально. С Лиамом очень просто находить общий язык и очень просто общаться, даже если Селена целенаправленно пытается вывести его на эмоции. Вот ведь сложность — на эмоции он не выводится; Лиам буквально пуленепробиваемый, Селене от этого странно, но это же — подкупает. Подкупает осознание, что кто-то будет на ее стороне не зависимо от того, что она сделает и сколько ошибок совершит, подкупает то, что от нее не отворачиваются, как бы Селена себя не вела. Отчасти, это все еще проверка на прочность — детская, совершенно наивная, но Селена не может без этого. Селена натерпелась, настрадалась, и, честно, больше не хочет тратить время на людей, которые могут ее кинуть по щелчку пальцев.       На самом деле, на ней все еще сказывалось тяжелое расставание с Деймоном. История прозаична достаточно: с восемнадцати лет Селена посещает психотерапевта и состоит на учете, по воле случая, попала она к Деймону — и, вроде, все шло относительно гладко. Деймон помогал по мере возможности, у них была продолжительная работа над эмоциями Селены и попытки понять, что могло привести к ее болезни; Деймон выписывал ей лекарства, Селена их принимала, в принципе — типичные «деловые» отношения врача и пациента. В какой момент все пошло по пизде, Селена не может сказать. Возможно, из-за стресса мозг заблокировал воспоминания, возможно… Возможно, что Селена просто потеряла память после первого случая психоза.       В общем, некоторое время они встречались. В тайне, естественно, потому что психотерапевта и его пациента не должны связывать никакие отношения — в случае любовной связи он моментально прекращает с ней работу и переводит к другому врачу. Это, вроде, какая-то врачебная этика, а еще это нарушает устоявшиеся отношения врача и пациента, в которых существуют свои границы, или еще что-то, Селена не вдавалась в подробности, но Деймон постоянно напоминал: никто не должен узнать. Селена, впрочем, не была против. До какого-то момента.       Когда пришло время признать, что они все-таки встречаются, он слился. Мол, это ставит под угрозу его карьеру, а он, видите ли, собирался перевестись в другую больницу, более серьезную, где условия лучше, зарплата выше, пятое, десятое — в общем, он просто сказал, что уходит. Ушел из квартиры и больше не возвращался, не писал, не звонил, документы оформил так, чтобы Селену отправили к другому врачу. Как и говорилась раньше, Деймон выбрал карьеру и решил не возиться с девчонкой, которая и так была младше его на десять лет, так еще и имела некоторые проблемы с менталкой. Он кинул Селену, Селена оказалась ему не нужна, раз он так просто от нее отказался, и Селена могла бы всем растрезвонить об их отношениях, лишить его работы, да еще и в суд подать в отместку, но… Не стала. Не из-за доброты душевной. Возможно, на тот момент она просто его еще любила, а сейчас стало и вовсе не до этого — какой тут суд, если только-только все наладилось? Селена забыла о Деймоне, Селена жила свою самую обычную и типичную жизнь и пыталась занять свое место под солнцем. Возможно, это как раз и была месть Деймону. Чтобы он посмотрел на нее, сильную и независимую, здоровую, и понял, что он потерял.       После предательства Деймона Селена не ждет чего-то хорошего от людей, но вдруг начинает ожидать чего-то хорошего от Лиама. В целом, он ведет себя так, как ведет себя самый обычный человек: Лиам интересуется некоторыми аспектами ее жизни, ему интересен этот мир в целом, в особенности то, что никогда не прописывала в своих фантазиях Селена — например, работу ноутбука или мобильного телефона, Лиам постоянно удивляется, когда Селена включает робота-пылесоса и всякие фильмы по телеку. Лиаму интересны бытовые вещи для Селены, или вещи, которые для нее не имеют какой-то ценности: Новый Год Селене не с кем праздновать, она планировала выпить шампанского под бой курантов, немного прогуляться по пестрым улочкам города и, может быть, написать чего-нибудь, пока есть силы, но Лиам захотел запустить фейерверки и зажечь бенгальские огни. Он вообще очень хотел провести Новый Год в реальном мире, как подобает, и за сутки до праздника они с Селеной накупили море продуктов для готовки. Лиам сказал, что приготовит все сам, когда Селена начала бубнить о том, что у нее не хватит времени на приготовления.       Вот, что странно: Лиам вполне был материальным, но его все равно не замечали люди. Не слышали, не ощущали: Селена своими глазами видела, как руками перебирает овощи, как взвешивает их, но самое интересное, что этого никто, кроме нее, не видел. На кассе продукты пробивались вполне реально, это точно не плод ее воображения, но Селена почему-то не хотела спрашивать об этом, да и сам Лиам не заговаривал на эту тему.       Еда, приготовленная им, тоже была вполне материальной — Селена пробовала, уже знает. Вообще все это проходило максимально странно: для Лиама все это было будто бы типичным, Селена же делала вид, что все идет так, как и должно быть, но вопросов становилось только все больше и больше. Новый Год они отпраздновали вместе, Лиам вытащил ее на улицу, чтобы запустить фейерверки и зажечь бенгальские огни.       С зажженной палочкой Селена стоит в снегу и смотрит, как он возится с фейерверком. Сложно сказать, о чем она думает в этот момент: наверное, о том, что это все странно, или о том, что это выбивается из рамок нормальности, или о том, что это чудо света, самый настоящий подарок на Новый Год, как в этих дурацких новогодних фильмах, где все обязательно заканчивается хорошо. Селена знает: чуда не бывает, магии тоже, за двадцать два года она хорошо научилась различать свои фантазии от реальности, но сейчас почему-то все слишком размыто. С появлением Лиама все идет не так, как она планировала, и Селена не знает — приспосабливаться ли к этому, или же опровергать?       В небо устремляется первый фейерверк, потом еще один, и еще, и еще. Селена не смотрит на небо, она смотрит на лицо Лиама, на то, как в его глазах отражаются огни и звезды. Тысячи серебряных созвездий, расстилающаяся ланиакея, отражение всего мира — в его глазах; он живее, чем всякий человек в этой пресловуто-ядовитой реальности, Лиам, такой далекий, но, на самом деле, он — единственное правильное в этом мире; жаль только, что мир жесток. Может быть, все-таки хорошо, что она его выдумала, потому что такой светлый и добрый человек точно не справился бы с тяготами и скорбью ее реальности.       — Почему ты такая грустная?       Лиаму, увы, не место в этом мире, место Лиама — в Долине Забвения, которую выдумала Лилит специально, чтобы жить было не так тяжко. Лиам наклоняется к ней, заглядывая ей в лицо — он выглядит обеспокоенным, Селена же выглядит потерянной. Ни один макияж не скроет всех ее переживаний, особенно, если тревога начинала душить.       — Я не грустная, — Селена, однако, упрямая. Эта детское отрицание, когда ты рыдаешь навзрыд, но говоришь, что все равно не плачешь. Когда тебя выворачивает от боли, но ты говоришь, что тебе не больно — назло всем, назло окружающим, назло отцу-тирану, назло директрисе приютской, назло ребятам, которым заблагорассудилось поиздеваться над ней, назло невзлюбившим ее одногруппникам, назло Деймону, который кинул ее, назло всем-всем в этом мире и, в конце концов, назло _всему_ миру.       — Я же чувствую, — Лиам тянется пальцами к ее руке, обхватывает свободное запястье — мягко, невесомо, очень ненавязчиво, и Селена невесело ухмыляется. Да, он чувствует. Чувствует, на самом деле, намного лучше, чем сама Селена, Лиам разбирается в чувствах намного лучше, чем сама Селена, понимает Селену лучше, чем она саму себя. Лиам — ее собственное отражение, заключенное в Зазеркалье, они абсолютно полярные личности, и при этом — взаимодополняют друг друга. По крайней мере, Селене всегда хотелось, чтобы ее дополнили, потому что она никогда не чувствовала себя целой.       — Мне всегда грустно в Новый Год. Обыденное состояние, — о боги! На этот раз, Селена сама пытается сгладить углы. Вернее, она пытается просто отвязаться, потому что она не готова обнажить свою душу. — Не вижу ничего хорошего в том, что я продолжу жить даже в следующем году.       — Это очень тревожные мысли, Лилит.       — Этим мысли преследуют меня с тех самых пор, как я потеряла родителей. Эти мысли и есть я, Лиам. Я могу сколько угодно строить из себя сильную и независимую личность, но, по факту, у меня нет ничего, кроме них.       Каждый день Селена думает: лучше бы она умерла вместо матери.       Каждый день Селена думает: лучше бы подох только ее отец.       Каждый день Селена думает: лучше бы Деймон упек ее в психушку, чтобы дальнейшее свое существование она влачила в полном невминозе — так хотя бы не так больно.       Селена не плачет, Селена давно уже не плачет, Селена пытается скрыть свою суть под маской холодности и гордости, но Лиам ведь чувствует. Лиам чувствует, и он привлекает ее к себе, мягко обнимает за плечи, Лиам пытается показать, что он здесь, рядом, и Селена испытывает диссонанс — она не знает, какого это, когда тебя обнимают, пытаясь утешить, но с Лиамом почему-то приятно. С Лиамом почему-то не так больно.       Истина, по которой Селена не реагирует на людскую ненависть из-за своего тяжелого характера, проста: никто и никогда не будет ненавидеть Селену сильнее, чем она саму себя.

***

      Лиам начинает интересоваться искусством. Ну, как начинает, в нем же это изначально и было заложено. Лиам Солсбери творческая личность, хотя сама Селена если бы что смыслила в искусстве — ей просто нравилось смотреть на полотна в галереях, но историю она не знала, в художниках не разбиралась, в направлениях и течениях путалась, да и ей было как-то не до созерцания прекрасного. Иногда, правда, ловила момент во время учебы, на каких-нибудь экскурсиях, которые организовывали преподаватели, но сама она в галереи не ходила. С появлением Лиама она подумала: пора.       На самом деле, удивительно, как она раньше не замечала наличие у себя синдрома отложенной жизни. В жизни Селены была только работа, работа, работа, может, некоторые конференции, потом опять работа, и еще работа, много-много всего, связанного с работой. Написание книги — прыжок через себя; первые шаги к изменениям. Книга, кстати, продвигается достаточно неплохо; к окончанию новогодних праздников она смогла написать двадцать пять страниц, и Селена страшно гордилась собой — ей даже нравилось, что она написала, несмотря на свои длинные рассуждения в самом начале.       В последний день новогодних праздников она купила билет на экскурсию в галерею и сводила туда Лиама. Ну, можно сказать, что сводилась она туда сама, потому что Лиама никто не видит… Да и, в общем-то, все равно, главное, что его видит она. Они пробыли там весь день, и было что-то романтичное в этой маленькой вылазке, было что-то романтичное в том, что они стояли напротив полотен, вглядывались в самые незначительные детали и чувствовали красоту. Правда, чтобы «почувствовать» Селене хватало чуть больше нескольких секунд — Лиам же стоял напротив картин долго, очень долго, всматривался с завидным вниманием, и Селене даже казалось, что в этот момент он не обращает внимание ни на что. Это странно, но это же подтверждает тот факт, что он — отдельная личность. Если бы Лиам _действительно_ был частью Селены, он бы не стоял так долго, все его знания ограничивались знаниями Селены, его чувства — тем более; Селена не могла объяснить его тягу к искусству и, честно говоря, не хотела. Постепенно, шаг за шагом, она начала к нему привыкать.       Возможно, это действительно чудо, но Селена думает, что она его заслужила. Она слишком много страдала и слишком многое перенесла в одиночестве. Лиам, видимо, ее награда — появившийся из неоткуда образ, самый желанный, тот, кто всегда будет рядом, и кто всегда будет на ее стороне. Селена улыбалась, наблюдая за тем, как Лиам разглядывает картины; да, так и есть. Селена приходит к мысли, что Лиам — подарок Вселенной для нее.

***

      После новогодних праздников, выйдя на работу, Селена решает сделать Лиаму подарок, но не простой, а своими руками — она ведь ничего ему не дарила Новый Год, а в такую пору близкие люди что-то да обязательно дарят друг другу. Селена тогда отнеслась к Лиаму слишком скептично, да и, честно признаться, в его наличие до сих пор верится с трудом, но мысль о подарке слишком прочно засела в голову. Не отпускает день, второй, третий, она даже нормально написать в главу ничего толком не может. Селена вспоминает слова Лиама — о том, что если очень хочется, нужно делать. И она решается.       На работе, специально, чтобы этого не видел Лиам, в обеденный перерыв Селена записывается на курсы живописи, чтобы нарисовать его портрет. У Селены, вроде, было не так плохо с рисованием — смогла ведь с отличием окончить архитектурный — а потому она надеялась, что у нее получится вполне сносно, если у нее будет наставник. Курсы длятся около месяца, но Селене очень хочется нарисовать портрет в кратчайшие сроки. Почему-то о мысли, что у нее будет картинка Лиама, ее главного героя, становится очень тепло на душе. Селена и не замечает, что _буквально_ начинает жить ради своей книги.       Селена не говорит ничего Лиаму, но после работы приходится задержаться — для того, чтобы посетить курсы. Коллеги даже удивились, что она не остается сверхурочно и покидает офис всего лишь в шесть вечера — Селена даже ничего не ответила, хотя очень хотелось съязвить, но решила не портить свое настроение. В последнее время оно было удивительно хорошим — Селене даже кажется, что она летает, а не ходит.       От ее хорошего настроения не остается ни капли, когда первый урок на курсах заканчивается.       Селена смотрит на получившийся рисунок и не испытывает ничего, кроме разочарования. Портрет получился не очень, и это мягко сказано — совершенно не получилось передать Лиама так, как хотела она. Более того, на картинке Лиам и сам не похож на себя, а еще Селена накосячила с цветом. Рисовать портреты — это тебе не мосты чертить, здесь совершенно другая техника, здесь опора на эстетику и красоту и, как оказалось, ничего из этого Селена не видит. Ей не нравится то, что у нее получилось, и теперь она ненавидит саму себя за то, что согласилась на эту авантюру — Селена останавливается около мусорного ведра, собираясь выкинуть рисунок, но ее вдруг неожиданно останавливают.       — Ой-вэй, я вижу, тут у кого-то творческий кризис нарисовался. Кто-то совершенно панибратски хватает ее за локоть, и Селена недовольно кривит губы — она ненавидит, когда к ней лишний раз прикасаются, особенно — незнакомые люди. Селена поворачивает голову: черноволосый молодой человек усмехается как-то понимающе, в его глазах — веселые искры, с хитрецой. Он смотрит на нее немного плутовски, будто знает что-то, чего не знает сама Селена.       — Не берите пример с классиков наших великих; сжигать собственное творчество — так себе идея.       — Я просто собираюсь выкинуть мусор.       — Горит ведь все равно не бумага, а ваше сердце, когда вы называете «мусором» собственный труд.       Молодой человек отпускает ее локоть сам, ровно в тот момент, когда Селена собирается его осадить. Он отходит на шаг назад, взглядом скользит по ее запястьям, останавливается на листке, и ухмылка его становится шире. Селена, будто пристыженная, прячет листок за спину, чтобы не смотрел. Незнакомец издает смешок.       — Вполне недурно для первого раза.       — Не ждите, что я поблагодарю вас за столь примитивную похвалу.       — О, как я могу! — незнакомец картинно возмущается — в актерский ему не стоит идти, явно переигрывает; Селена узнает в нем молодого человека, которого приметила на курсах. Она лишь мельком взглянула на него, когда зашла в аудиторию, и сразу же забыла, погруженная в реализацию своей идеи. Но почему-то ее запомнил он — Селена же не потрудилась узнать его имени. — Я ведь вижу, из какого вы теста слеплены. Обычными словами вас не убедить.       — Я вас впервые вижу, а вы уже говорите так, будто знаете мою подноготную.       — Вы просто не следите за своей мимикой. Вы, наверное, не знаете, но каждая эмоция отражена у вас на лице.       Селена поджимает губы и — неосознанно — пытается закрыться; смотрит исподлобья, напрягается, всеми силами пытается сохранить непроницаемое лицо, но незнакомец замечает изменения. Он посмеивается, но как-то по-доброму — без издевок.       — Ладно, с моей стороны не вежливо не представиться столь очаровательной особе. Меня зовут Берт.       — Селена, — она хмурится — это он с ней знакомиться пытается? Но Берт замечает и эту эмоцию:       — Зачем строить такое лицо? Или в этой стране введен запрет на знакомство с красивыми девушками, а я и не в курсе?       — Какой же вы подлиза! — фырчит Селена в ответ; она вдруг начинает осознавать, что этот разговор со взаимной шуточной колкостью вовсе не раздражает ее. Наоборот — смешит.       — Всегда рад стараться.       Берт какой-то легкий на подъем, но, несмотря на флер загадочности, Селена бы навала его приземленным. С такими людьми достаточно просто общаться и просто находить общий язык; всем, но только не Селене, но сейчас она почему-то осознает, что, на самом деле, ей не так уж и тяжело вести беседу ни о чем.       — На самом деле я заметил вас, Селена, еще когда вы зашли в аудиторию. Я даже захотел подойти познакомиться на перерыве, но вы были так погружены в работу, что я предпочел вас не трогать — по крайней мере, во время процесса рисования. По себе знаю — лучше не стоит.       — Вы художник?       — Я бы сказал, что рисование — мое хобби. Но рисую я и правда достаточно давно.       — Тогда зачем пришли на курсы?       — Неизвестно, где можно найти вдохновение и новые знакомства, — Берт рассеянно пожимает плечами. — Но на самом деле, — он наклоняется к ней, чтобы продолжить заговорчески, как самую старшую тайну, — я просто очень сильно люблю умничать.       Селена обнаруживает, что начинает улыбаться. Ее холодная и неприступная маска трескается, ломается, обнажает суть — Селене некомфортно и странно, она чувствует себя незащищенной.       — На самом деле, я правду сказал. Про рисунок. Вы не рисовали раньше?       — Наверное, только во время учебы в университете. Сейчас уже нет.       — Ну, искусство отличается от учебы — в университете не разгуляешься.       — Я училась на архитектора, так что нас больше учили технике, а не видеть что-то прекрасное.       — Тем более.       Берт указывает на рисунок, который она прячет за спиной:       — Могу взглянуть? Я умник еще тот, но, думаю, как человек, находящейся в этой сфере намного дольше, могу дать пару полезных советов. Не бойтесь, сильно критиковать не буду.       — Я не боюсь критики.       — Значит, и опасаться вам нечего, верно?       Селена неопределенно пожимает плечами, но через некоторое время отдает ему рисунок. Берт вглядывается в тонкие линии и штрихи — снова ухмыляется:       — Ваш возлюбленный?       — Нет, это… персонаж моей книги.       — Так вы писательница? — теперь во взгляде Берта появилась искренняя заинтересованность, такая, от которой Селене стало немного неловко.       — Эм, нет, я не писала никогда книг. Это моя первая.       — Это серьезный шаг, Селена! Не представляю, как это может быть сложно, это же такая долгая и кропотливая работа с соблюдением всех деталей. Я восхищаюсь писателями. Про что книга?       — Мне, на самом деле, пора, — Селена и сама не поняла, почему она вдруг это сказала: со стороны выглядит так, будто она пытается сбежать. Отчасти, так и было. Ей странно от такого количества внимания, Селене странно, что Берт интересуется ей как личностью, а не ее работой, ей странно, что Берт видит в ней человека, а не машину для работы, а люди, как правило, отрицают все, что для них является странным.       — Но, погодите, я же еще даже не дал вам и пары советов!       — В другой раз.       — Тогда запишите мой номер телефона, — находится Берт, и Селена удивленно хлопает ресницами. — Или продиктуйте свой. Если захотите, может быть, встретимся, я вам покажу пару фишек в рисовании и, может, научу чему-то полезному, в отличии от этих курсов. Я уже походил пару занятий и понял, что это пустая трата денег. Берт вытаскивает из кармана куртки мобильник, застывает с ним, готовый записывать. Селена диктует, но ей все еще не верится, что это происходит именно с ней.       — Се-ле-на, — по слогам повторяет Берт и ставит рядом с ее именем глупые смайлики. — Я обязательно напишу. Или позвоню. Вам как лучше?       — Мне все равно. Ночью только не звоните и не пишите, я вас пошлю.       — Как я могу!..       Берт возвращает ей рисунок, который Селена прячет в сумку — она вызывает такси, в ожидании они еще минут пять поболтали о какой-то ерунде. Когда Селена садится в машину, она обнаруживает, что к ней снова вернулось хорошее настроение.       Она поворачивает голову.       Берт машет ей рукой.       Селена машет в ответ.