Get on your nerves (To get your attention)

      Аль-Хайтам кое-что узнаёт о своём соседе. У него есть несколько догадок, которые хотелось бы проверить. Это попытка удовлетворить свою любознательность, а Кавех, к несчастью, становится объектом его исследований.       У Кавеха есть секрет, который он хранит уже много лет. Аль-Хайтам пытается раскрыть его, что повлечёт за собой последствия.

      Порой такое случается. Кавех всегда хорошо ладит с потенциальными клиентами: он без особых усилий может очаровать, когда говорит со всей искренней страстью к своей работе. Любой человек, хоть немного разбирающийся в искусстве, движим своими амбициями в речах, если не в весьма многообещающем портфолио прошлых работ и достижений, которыми он подтверждает свои умения. Однако в редких случаях, например, как в этом… Что ж, всё идёт не так, как должно.       Кавех объявил переговоры оконченными всего пару минут назад. Он точно не собирался тратить своё время на дискуссии с жадными идиотами, которые думают только о том, как бы извлечь максимальную выгоду без какого-либо уважения к реальной ценности архитектурных разработок.       Они преградили Кавеху путь, когда тот попытался сбежать. Несомненно, они были слишком пьяны и рассержены, ведь не каждый день выпадает возможность заключить контракт с одним из самых талантливых архитекторов Сумеру. И, кажется, они не собирались отпускать его так быстро, по крайней мере, не преподав ему урок за такое отношение. Вероятно, они собирались держать Кавеха, пока не добьются выгодной сделки.       Но всё же ему недолго пришлось оставаться прижатым: схвативший его мужчина с сильным грохотом отлетел к ближайшей стене. А в следующий момент блондин обнаружил, что его тянут из таверны на улицу.       – Аль-Хайтам? – Кавех недоверчиво моргает, глядя на того, кто ведёт его за собой. – Что ты здесь делаешь? Только не говори, что следил за мной.       – Постарайся сдерживать своё самомнение. Я пришёл сюда, чтобы выпить, – аль-Хайтам наконец отпускает его руку, выглядя раздражённо. – Но вместо этого я наткнулся на тебя, когда твою физиономию чуть не раскрасили. Хотя, я думаю, ты заслужил бы это. Может быть, даже стал выглядеть получше.       – Засранец, ну и пожалуйста. Неужели понятия «аккуратность» нет в твоей ограниченной голове? – фыркает Кавех, разминая запястье, на котором, после хватки аль-Хайтама, обязательно останется синяк. – Наверняка существуют более практичные способы задействования этих мышц, а ты небрежно таскаешь меня за собой, как будто я какая-то тряпичная кукла.       – Например, отправить тебя обратно, чтобы ты самостоятельно разобрался с этими пьяницами? Я начинаю думать, что мне стоило оставить тебя там на растерзание, – аль-Хайтам закатывает глаза. – И в итоге ни слова благодарности?       – Ах, да, – Кавех фыркает, отработанный сарказм уже хочет сорваться с его губ, хотя он искренне рад тому, что аль-Хайтам оказался здесь и вытащил его из передряги, однако он никогда не признается в этом, – мой рыцарь в сияющих доспехах.       – Возможно тебе стоит нанять личного рыцаря, – аль-Хайтам скрещивает руки. – Учитывая то, как часто ты попадаешь в неприятности.       – Я просто пытался обсудить проект, – в своё оправдание говорит Кавех, кривляясь. – По крайней мере, пока они не решили показать свою алчность. Совершенно неприятные люди, я бы сказал.       Кавех хмурится, когда аль-Хайтам разворачивается в сторону входа в таверну, и тянет руку, чтобы схватить его.       – Подожди! Куда ты собрался?       – Обратно, – он морщится, будто это очевидно, – прежде чем они вернутся за тобой. Что они и сделают.       У Кавеха возникает неприятное чувство от понимания того, что его предположение может оказаться верным.       – Я не заинтересован в том, чтобы тратить деньги на твои больничные счета.       Ха, конечно, это просто чтобы минимизировать финансовые потери. Если предупредительная расправа – то единственное решение, придуманное всегда рациональным мозгом аль-Хайтама, значит остановить его вряд ли получится.       – Ты не полезешь в ещё одну драку, – Кавех всё же пытается это сделать, даже не колеблясь.       Аль-Хайтам успел нажить множество врагов благодаря довольно бестактному и беспечно дерзкому характеру. Хотя, о недостатке владения боевыми навыками не идёт и речи, он не непобедим, особенно, когда дело касается численного превосходства. Кавех знал и видел, а подтверждение тому – последствия, хорошо отпечатавшиеся в его памяти.       Воспоминания об аль-Хайтаме, ковыляющем до дома с ножевыми ранениями, о том, что всего однажды этот всегда невыносимо самоуверенный голос в бреду стал слабым. Он видел, как на плитку капает алая жидкость, ему приходилось перевязывать рану, видя липкую, теплую, свежую кровь на его собственных кончиках пальцев. Он называл его глупым, таким чертовски глупым.       – Ты придурок, как ты мог позволить ранить себя так сильно, почему ты сразу не пошёл к врачу…       – Потому что хотел увидеть тебя.       Кавех подавляет эти воспоминания, потому что сейчас они неуместны. Всё, чего он в данный момент хочет, так это помешать ситуации обостриться. Он не допустит, чтобы аль-Хайтам пострадал из-за него. Он сердито повторяет своё требование:       – Никаких драк. Ну же, неужели ты недостаточно умён, чтобы придумать лучшее решение?       На лице аль-Хайтама появляется небольшой след, свидетельствующий о том, что его заставили передумать.       – Хорошо, – он соглашается, – тогда мы спрячемся, пока они не уйдут.       Видимо, это «лучшее решение», которое смог придумать его гениальный сосед. До смешного простое, но Кавех отмечает, что оно не может не помочь.       Он едва успевает что-то сказать перед тем, как аль-Хайтам тащит его в неприятно узкий переулок за баром, прижимая к стене, вынуждая их тела прижаться так сильно, насколько это возможно, здесь они смогут лучше спрятаться в тени.       – Аль-Хайтам.       – Тише.       Кавех даже не смотрит на него, когда слышит команду. Он поворачивает голову, чтобы осмотреть территорию за пределами переулка, внимательно прислушиваясь к намёкам на опасность. Впервые блондин уступает: у него нет сил ни на споры, ни на протесты. Только не в подобной ситуации.       Вместо этого Кавех способен только сглотнуть. Кажется, он почувствовал нарастающую тревогу от того, что он ощущает мышцы груди аль-Хайтама прямо на своей, ощущает каждый его вздох. Сильные руки по обе стороны от него, прижимающие к стене. И выводы, которые он делает о его телосложении: «Зачем секретарю такие мышцы? Для неожиданной борьбы с птицами, когда понадобится новое перо?». Кавех увлёкся, ясно? И он был бы чёртовым лжецом, если бы отрицал то, что ему нравилось всё, что касается внешности его соседа.       Поблизости слышен шум глухих шагов по асфальту. Кавех слышит выкрики, уловимые лишь фрагментами: «…ублюдок, толкнувший меня…» и «Где этот невыносимый архитектор?» – удалось услышать, но помимо этого было сложно сосредоточиться на том, что происходит вне переулка. Особенно, когда он прижат аль-Хайтамом так, что придвинуться ближе – это всё, что он мог сделать.       Трудно не забыть, что помимо их двоих существует мир. Всё восприятие остановилось на этом маленьком уголке, где были только Кавех и аль-Хайтам. Аль-Хайтам и Кавех. При такой близости весь вдыхаемый лёгкими воздух переполнялся запахом аль-Хайтама: древесный дым, пряности, знакомый запах геля для душа, который Кавех нюхал раньше просто из любопытства – и Кавех начинает жалеть, что чуть раньше не выпил в таверне, ведь тогда он смог бы оправдать свои нынешние чувства, а не… Чем бы это ни было.       Потому что это единственное, что Кавех скрывает от аль-Хайтама, и лишь Селестия знает, как трудно хранить это так долго. Самый большой его секрет. Годы подавляемого влечения, чувств, вырывающихся на поверхность, и Кавех не в силах остановить это. Он пытается усмирить их, запихнув обратно в желудок, где они будут глубоко похоронены. Но сейчас, как он может это сделать, когда человек, от которого он пытается скрыть свои чувства, так невыносимо близок и горяч…       Кавех не знает, сколько мучительных минут прошло, прежде чем аль-Хайтам снова заговорил:       – Думаю, они ушли.       – Прекрасно, наконец-то, чёрт, – Кавех торопливо отталкивает аль-Хайтама, надеясь, что он поймёт намёк и даст ему свободное пространство.       Архонты, он с трудом дышит. Ещё немного, и аль-Хайтам заметил бы его сбившееся сердцебиение. Кавеху нужно убраться отсюда, быстро, чтобы не выдать себя.       – Здесь очень душно, давай…       – Кавех.       То, как аль-Хайтам сказал его имя, приковывает блондина к земле. Его сосед всегда говорит серьёзным тоном, особенно по отношению к тем, кого он плохо знает, но сейчас это что-то особенное. Он слышит его только в случаях, когда аль-Хайтам хочет сказать что-то серьёзное.       – Что… Что такое?       – Ты возбудился.       Кавех давится воздухом. Он отшатнулся, словно пытаясь вжаться в стену.       Аль-Хайтам говорит о своих наблюдениях так небрежно, так прямо, что блондин не может удержаться от того, чтобы прошипеть:       – Что за… Нет, я!..       Кавех запинается, его обычно говорливый язык сейчас бесполезно извивается. Как он должен выкрутиться из этой ситуации? Его сердце, кажется, одновременно падает и будто собирается взорваться.       – Это… Это не то, о чём ты думаешь. Я не…       – Ты не? – слова звучат, будто эхо.       Колено оказывается между ног Кавеха, задевая тесноту в его штанах. От прикосновения по всему телу пробегает искра.       – Тогда скажи мне, Кавех. Что это?       Кавех ничего не может сделать. Он подавляет стон, сильно стыдясь.       – Я-я просто…       – Ты что? – аль-Хайтам смотрит на него пронзительным взглядом, заставляя чувствовать себя безвыходно прикованным к земле. – Ты почему-то думал, что это останется незамеченным?       Конечно, нет, потому что аль-Хайтам всегда наблюдателен, слишком наблюдателен, и, чёрт возьми, это не та черта, которая не нравится блондину, но в подобной ситуации…       Меня словили, думает Кавех, его сердце проваливается в желудок, где горит, умоляет и болит. Годы попыток сохранить это втайне, всё к чертям. Он возненавидит меня. Он будет считать меня отвратительным и выгонит. Я больше никогда не увижу его, потому что я не смог…       – Причина, по которой тебе понравилось. Это из-за меня? – череда мыслей прервана словами, которые аль-Хайтам шепчет, склонившись над ухом Кавеха.       Тон его голоса становится опасно низким, поскольку аль-Хайтам, видимо, рассматривает другие варианты.       – Лучше бы так и было.       Что?       Челюсть Кавеха чуть не оказалась на земле, он уставился на аль-Хайтама, без возможности переварить сказанное. Он, должно быть, выглядит до смешного жалким: лицо покраснело, рот беспомощно открыт, будто задыхающаяся рыба. Потому что… Потому что, что он только что услышал?       Он не может мыслить трезво, когда аль-Хайтам так близко. Может это очередная хитроумная уловка, очередной его план?       – Если ты ничего не ответишь, то у меня не останется выбора, кроме как сделать свои собственные выводы, – аль-Хайтам снова прижимает ногу, горячее давление заставляет ноги Кавеха дрожать. – И, возможно, осмелюсь проверить их самостоятельно.       Смысл его слов вызывает огненную струю, разливающуюся по венам блондина. Его разум трепещет в попытках понять, что он имеет в виду. В каком-то смысле он благодарен. Ему кажется, что если бы он сразу понял, то не смог бы с этим справиться.       – Что, здесь? – всё, что он может выдавить из себя.       – Хм? – аль-Хайтам выглядит довольным таким ответом, тем, что Кавех задал ему лишь один вопрос, без отказа и отталкивания. – Если не здесь, то где?       Лицо Кавеха покраснело ещё сильнее.       – Ну… – его голос затихает, словно все слова, которые он хотел произнести, тут же рассыпались на части от безумного стука его сердца.        Уголки губ аль-Хайтама слегка приподнимаются.       – Если ты хотел забраться в мою постель, то мог бы просто сказать об этом.       Осознание того, что всё происходит именно так, как думает Кавех, одновременно приземляет и заставляет чувствовать себя несущимся по небу. Ему не хватает слов, невозможно обдумать, что сказать, не говоря уже о колком ответе. И аль-Хайтам принимает его молчание за согласие.       – Хорошо, скажу тебе вот что, – аль-Хайтам говорит тихо, но с опасным подтекстом, намекая на наличие в этом спокойном тоне чего-то дикого, едва сдерживаемого, собирающегося вырваться на свободу, – мы идём домой. После чего ты послушно ложишься на мою кровать, и мы продолжаем с того, на чём остановились. Ты понял? Кавех.       – Я… – он сглатывает, что слышно слишком отчётливо, горло пересохло. – Хорошо.