После праздника на Большом базаре аль-Хайтам возвращается домой с двумя связками ключей, ожидая увидеть рассерженного соседа, дующегося на пороге. Он не совсем ошибся. Просто некоторые детали отличаются, чего он совсем не ожидал. Или: Кавех подвергается действию афродизиака и теряет всё подобие самообладания. Аль-Хайтам теряет рассудок.
Он не может попасть домой. Снова. – Этот засранец забрал чёртовы ключи, – Кавех фыркает в недоумении. Его метод подготовки к выходу из дома никогда не включал постоянного сбора вещей в сумку, скорее сметание их со стола, когда он видит что-то необходимое. Так как аль-Хайтам всегда уходит из дома первым, по большей части можно повесить вину за случившееся на него. Подобное происходило много раз и раньше, поэтому Кавех стал достаточно уверенным в том, что делается это намеренно. Один из способов аль-Хайтама поиздеваться над ним, просто одна маленькая особенность его довольно неоднозначного чувства юмора. Просто что именно в этом такого смешного? Неужели аль-Хайтам получает какое-то странное удовольствие от того, что Кавех застревает снаружи, имея возможность только сидеть и ждать, пока сосед вернётся домой? Блондин ходит туда-сюда по крыльцу, злясь про себя. Что ж, он сыт по горло от каждого подобного раза, от того, что он должен бездельничать на пороге дома в ожидании возвращения соседа-хама. Возможно, он испортит эту шутку, пробравшись внутрь. В этот раз он попробует что-нибудь другое… Может быть, открыть замок с помощью лозы? Он просматривал пару руководств по взлому, пока учился сценической магии. Насколько трудным это может оказаться? Кавех не использовал свой Дендро Глаз Бога несколько дней: просто не было необходимости. Сейчас он подставляет пальцы к замочной скважине и использует силу. И, пока, это быстро не помогает открыть дверь, но, безусловно, что-то происходит. Как только он активирует Глаз Бога, в его теле словно щёлкает выключатель. Внезапная волна жара пульсирует внутри, достаточно сильная для того, чтобы заставить его ноги потерять всякую силу, упасть на колени. Что… Появляется пылающее чувство около его таза, словно что-то выжигается на его коже. Даже после того, как это проходит, всё остальное отказывается поддаваться контролю. Кавех задыхается от переполняющих ощущений, оседая рядом с дверью, его голова кружится, искры жара вспыхивают под кожей. Что-то… Что-то не так… Он беспокойно ворочается, его кожа ощущается почти содранной под тканью собственной одежды, зудящей от лихорадочного жара. Мне… Мне нужно… Его мозг плавится. Всё внутри невыносимо пульсирует, наполненное жидким огнём, желанием. Он хочет… Хайтам… Он в шоке от того, что это имя всплывает в его голове в подобное время, пугая, посылая водоворот паники в его желудок. Кавех не может встретить аль-Хайтама сейчас, точно не вот так. Не когда он почти обезумел от голода, который едва можно контролировать, который разжигает огонь определённой тоски, годами прятавшейся внутри него. Не когда самой мысли о его соседе достаточно, чтобы отчаяние внутри взлетело выше вместе с явной потребностью, и Кавех чувствует, как самообладание становится слабее и слабее. Я в полной заднице… Он жмурит глаза, молясь, чтобы всё закончилось до того, как вернётся аль-Хайтам.***
Аль-Хайтам возвращается домой с двумя связками ключей в кармане. Как и ожидалось, здесь Кавех, сидящий на пороге, но его лицо раскраснелось, он опирается спиной на дверь. Честно говоря, аль-Хайтам представлял, что Кави будет более… Оживлённым, в подобный момент. Оживлённый в его характерной манере размахивания руками перед лицом, выкрикивая разнообразные высказывания в его адрес. – Серьёзно? – аль-Хайтам приподнимает бровь, подходя ближе. – Нет ключей, и ты решил напиться вместо того, чтобы просто спокойно подождать? – …Хайтам?.. – его голос слаб, когда он поворачивает голову, чтобы взглянуть на соседа. – …ты пришёл… – Конечно я пришёл, – аль-Хайтам собирается открыть дверь. – Неужели ты забыл, что это мой дом? Ты мешаешь мне, усевшись перед дверью. Он обходит Кавеха, намереваясь войти, но, к его удивлению, блондин обхватывает руками его ноги, не пуская. – Подожди… – скулит он. – Я н-не могу встать… Аль-Хайтам закатывает глаза, но всё равно берёт Кавеха за руку и поднимает. Это совершенно не из-за того, что он немного слаб к тому, как блондин смотрит на него снизу вверх жалобным взглядом, а просто потому, что он сомневается, что в противном случае Кавех отпустил бы его ноги. Сколько же алкоголя он выпил сегодня? Обычно он не настолько назойливый пьяница, уж аль-Хайтам знает. Кавех всегда просто садится рядом, плача и бормоча о самых нелепых вещах, а затем, обычно просыпается над тремя новыми чертежами и с ужасным похмельем. Секретарь вздыхает. – Ты, безусловно, навязчив сегодня… Он напрягается, когда внезапно Кавех прижимается к нему всем телом, обмякнув, став полностью зависимым от того, что аль-Хайтам остаётся в вертикальном положении. – Хайтам?.. – его взгляд расфокусирован, голос охрип, слова почти неразборчивы, он снова падает на соседа, лицом уткнувшись в его грудь. – Почему… Почему ты пахнешь… так приятно… Что за… Дыхание аль-Хайтама замирает от их внезапной близости, даже когда его руки инстинктивно тянутся к Кавеху, чтобы удержать его и обеспечить поддержку. – Ты… От него не пахнет алкоголем. Но если он всё ещё ведёт себя так странно, что же… Аль-Хайтам делает глубокий вдох, усиленно пытаясь держать себя в руках. – Давай зайдём внутрь, – говорит он, проходя и закрывая за ними дверь. После чего, к заметной тревоге аль-Хайтама, Кавех начинает раздеваться в коридоре. – Что за… – он приближается, быстро хватает блондина за запястья, резко останавливая. – Кавех, какого Тейвата ты делаешь? – Так… Так жарко, – хнычет блондин. Он придвигается лицом к руке аль-Хайтама, прижимаясь к ней щекой, и издаёт сладкий тихий вздох от удовольствия, словно буквально тает от этого касания. В горле аль-Хайтама пересохло. – Твоё прикосновение ощущается так хорошо… – Кавех говорит неразборчиво. – приятно и прохладно… – Ты… – аль-Хайтам сглатывает, сердце бешено бьётся. – Ты не в своём уме… Он всё ещё слишком озадачен, когда Кавех отстраняется просто для того, чтобы снять последний слой, покрывающий его верхнюю часть, отбрасывая её на пол. Аль-Хайтам замечает проблему: зелёный символ Дендро, запечатлённый на плоском животе блондина, охватывающий больше половины его талии. – Что… – он указывает. – Что это такое? «В форме сердца», – рассеянно думает аль-Хайтам. – Я не знаю, – бормочет Кавех, разум слишком затуманен, чтобы думать об этом. – Это выглядит как… инмон*?.. И что-то в этом вызывает тёмное и голодное чувство, возникающее в теле аль-Хайтама. – Инмон, – повторяет аль-Хайтам, взгляд прикован к символу, он не может не провести по отмеченной коже, Дендро, в конце концов, элемент жизни. Фертильность, его разум переполняется. Помимо неизбежно появляющихся развратных желаний, он смутно припоминает, что читал о подобном в одной из книг. Дендро метка над тазом… Шестерёнки в его мозгу крутятся, пробегая по деталям всей ситуации. – Как это с тобой произошло? – Я… Я не знаю, – стонет Кавех. – Раньше этого не было. Он трясёт головой. – Я имею в виду… Я увидел какое-то… Какое-то растение на пути домой из пустыни?.. На меня попало немного пыльцы, но тогда я не придал этому особого значения… – он издаёт тихий недовольный звук, отчаянно двигая бёдрами. – Архонты, Хайтам, мне правда в-всё равно, можешь просто… Аль-Хайтам обдумывает сказанное, в его памяти всплывает что-то о виде растения, произрастающего только в пустыне, оно обладает сильным эффектом афродизиака, вызывая неестественно повышенный уровень возбуждения при взаимодействии с Дендро или Электро элементами. Из его знаний, существует только два возможных способа устранения состояния. Аль-Хайтам делает глубокий вдох. – Это пройдёт, если ты просто подождёшь неделю или чуть больше. – Неделю? – глаза Кавеха расширяются от недоверия, он стонет. – Я не могу ждать целую неделю. Я умру, я… – Послушай, есть ещё один способ, и он ускорит выведение воздействий на твой организм. С помощью сексуальной разрядки, – отрезает аль-Хайтам, сузив глаза. Плохое чувство крутится в его животе от мысли о том, что Кавех найдёт кого-то другого, чтобы позаботиться о своём тяжёлом состоянии. Возможно, было бы лучше полностью скрыть возможность такого варианта, просто дать Кавеху переждать дома, потому что, во всяком случае, это означало бы, что блондин не смог бы быть с кем-то другим. – Поэтому, большого выбора у тебя нет, – кровь аль-Хайтама закипает. – Ты можешь просто сидеть здесь и терпеть, потому что ты не приведёшь другого мужчину в мой дом… – Тогда помоги мне, – Кавех умоляет, дергая его рукав, и такое развитие событий слишком неожиданно, аль-Хайтам замирает, его разум временно цепенеет, Кавех хочет… Его? – Что? – тихо спрашивает аль-Хайтам, едва способный поверить в это. – Ты хочешь, чтобы я… – Да, – стонет Кавех. – Скорее… Это ужасная идея, думает аль-Хайтам, даже когда его сердце, изнывающее от шести лет тоски, кричит обратное. – Ты… Ты ненавидишь меня, – он хрипит, всеми силами пытаясь сохранить остатки рассудка. Кавех отвечает лишь дрожанием и стоном в его грудь, цепляясь за него, словно готов полностью доверить ему себя, и непоколебимость аль-Хайтама рушится. – Если… Если это то, чего ты хочешь… – его контроль слаб, на мгновение он чувствует головокружение от реальности происходящего. Привычная выдержка исчезает, и как можно ожидать другого, если человек, которого он втайне желал годами, практически вешается на него? Он колеблется, неуверенный в следующих действиях. – Что… Что ты хочешь, чтобы я сделал… Аль-Хайтам не ожидал того, что Кавех практически повалит его на кровать с таким желанием. Он падает на простыни, и блондин уже оказывается между его ног, неуклюже возясь с молнией на штанах. Его член освобождается от ткани, и Кавех стонет даже от простого взгляда на него, даже от чувства тяжести и тепла, пульсирующего в руке. Он наклоняется, ласково прижимая член к щеке, и аль-Хайтам задыхается, произнося его имя: – К-Кавех… Блондин не даёт времени на осознание происходящего, не даёт себе больше ждать и мучаться. Он приоткрывает рот, несколько раз игриво облизывая член, словно хочет попробовать жидкость на головке. Затем, кажется, удовлетворённый вкусом, начинает жадно смаковать её, чтобы ни одна капля предэякулята не ускользнула от него. Желание большего сводит его с ума, поэтому он позволяет себе стремиться к этому. Кавех двигается, чтобы принять в рот больше, обхватывая губами головку, начиная сосать. И аль-Хайтам жмурит глаза, каждая мышца в его теле напрягается, когда он пытается приподнять бёдра, чтобы оказаться в этом приятном тепле. Кавех берёт глубже, словно умрёт без аль-Хайтама в его горле. В момент чрезмерного энтузиазма, он пытается взять ещё больше, задыхаясь от выступающих слёз, и даже так, он снова пробует, постоянно постанывая, словно даже минет способен заставить его кончить в штаны. Аль-Хайтам и раньше думал о подобном, о том, как он поставит Кавеха на колени, чтобы заткнуть всякий раз, когда он становится слишком шумным, засунув член меж этих прекрасных губ. Аль-Хайтам представлял, как мягко и тепло он ощущался бы, какие звуки он издавал бы с членом во рту. Но всё это существовало лишь в его фантазиях, только в его мечтах – до этого момента. Почти нереальным кажется видеть здесь Кавеха, пускающего слюни вокруг его члена, словно он несколько дней голодал. Словно он не хочет ничего больше, чем аль-Хайтама. – Ты… Ты очень приятный на вкус, – блондин стонет над ним, слова невнятны от того, как его рот наполнен головкой члена, и аль-Хайтам изо всех сил пытается тут же не взорваться. Кавех смотрит на него снизу вверх, сквозь ноги, с мокрыми от слёз ресницами, красивые розовые губы растягиваются от его члена, и аль-Хайтам не может не откинуть голову назад, на простыни, сильно прикусив губу. – Дерьмо… – он стонет, и Кавех на мгновение отстраняется, чтобы перевести дыхание, сердце колотится от гордости, потому что аль-Хайтам такой из-за него, кто-то редко срывающийся и не теряющий самообладание, кто-то такой непоколебимый. – Ты… Ты хорош в этом. – М-м, я практиковался, – не задумываясь бормочет Кавех, снова слишком сконцентрировав внимание на члене перед ним, не оценивая возможное влияние сказанных слов. Что, вероятно, ошибка, потому что они явно вызывают у аль-Хайтама специфическую реакцию: вспышка жара пульсирует в его крови, в его сознании что-то обрывается, словно тетива лука. Не секрет, что за всю историю Кавеха, у него было много парней, но напоминания в подобное время хватило, чтобы живот аль-Хайтама скрутило тёмное чувство. – Достаточно, – он стискивает зубы, руками отпихивая Кавеха, который скулит от отсутствия члена во рту. Но аль-Хайтам меняет позиции, прижимая блондина к кровати, нависая над ним, Кавех смотрит на него почти с испугом. Он редко движется так быстро, как сейчас, срывая с блондина оставшуюся одежду. Вставляя в него пальцы сразу после того, как смазал их маслом, от такой теплоты и тугости внутри по телу пробегает дрожь. Кавех стонет от чувства растяжки, от того, что это делает аль-Хайтам, точно и методично. Он загибает в нём два пальца, задевая определённую точку, которая заставляет блондина вскрикнуть, крепко сжимая их внутри. Дендро символ на его тазу светится, когда член подрагивает, изливаясь белым на его собственную грудь. – Я не ожидал, – аль-Хайтам моргает. – Что ж, это было быстро. – Я… – румянец Кавеха доходит до самой шеи, аль-Хайтам не может сдержать свой интерес, поэтому снова задевает эту точку внутри, и блондин вздрагивает со стоном. – Ты крайне чувствителен, – замечает аль-Хайтам. – Это из-за эффекта пыльцы? Или ты такой сам по себе? Это из-за тебя, Кавех мысленно взвывает, но на деле бьёт соседа по плечу, чтобы заставить его слушать. – Заткнись, – отрезает он. – Заткнись и трахни меня наконец. – Нет, – просто отказывает аль-Хайтам, потому что он не уверен в том, что Кавех достаточно растянут, чтобы принять его, потому что он очарован тем, как блондин отчаянно желает его, готовый кончить даже от простых пальцев внутри. – Думаю, ты сможешь так кончить ещё раз, не так ли? Он оказывается прав. Потому что через пару мгновений Кавех кончает. Его рука приближается ко рту, чтобы заглушить вскрик, член эякулирует, и Дендро символ снова пульсирует. Даже после двух оргазмов, он всё ещё возбуждён. – Хм, – аль-Хайтам не является студентом Амурты, но он хорошо осведомлён об анатомии, чтобы понять, что это, по меньшей мере, более чем немного необычно, – как интересно. – Что? – Кавех стонет в нетерпении. – Стоит ли нам проверить? – аль-Хайтам размышляет. – Посмотрим, сколько раз ты сможешь кончить лишь от одних пальцев? Блондин оскаливается. – Ты тот ещё хер! – Мой хер, конечно, довольно большой, – соглашается аль-Хайтам, – но я не стал бы утверждать, что он составляет большую часть моего тела, чтобы меня можно было так назвать. – Самодовольный придурок, – шипит Кавех, но продолжает двигать бёдрами в нетерпении, – пошёл ты. Какой толк от такого большого члена, если он не внутри меня? Смешок вырывается из аль-Хайтама, когда он достаёт пальцы. – Сопляк. Но он предполагает, что и сам теряет терпение, поэтому придвигается, сжимая оба члена, скользя по ним рукой. Он не может не приблизить свой к животу Кавеха, стараясь не сойти с ума от простого осознания, что это то, насколько глубоко он окажется внутри, когда полностью войдёт. Блондин прижимается к нему бёдрами, увязая в отчаянном, опьяняющем возбуждении. Он выглядит так, словно в его голове пустеет просто от ощущения члена аль-Хайтама, прижимающегося к животу. – Поторопись, – призывает Кавех, и аль-Хайтаму не нужно повторять дважды. Он изо всех сил старается не войти полностью в приятное тепло, встречающего его, когда он аккуратно входит внутрь. – Ах… – стонет блондин, когда головка оказывается внутри, растягивая, чтобы принять его размер. – …большой… Аль-Хайтам медленно расслабляется, останавливается, когда полностью входит, содрогается, чувствуя гладкие стенки вокруг члена. Чёрт… Сперва он решает дать Кавеху время, чтобы привыкнуть. Поначалу старается быть внимательным, мягко двигаясь внутри, даже когда раскалённое до предела желание кричит ему трахать мужчину снизу так, чтобы сместить его внутренности вокруг аль-Хайтама, чтобы создать место только для его члена. Иметь его так старательно, так хорошо, чтобы Кавех запомнил его форму на дни вперёд, брать то, что он хочет, теряясь в удовольствии, в этом приятном, мягком тепле. Однако, блондин не выражает особого желания в содействии по укреплению его терпения. – Ещё, – Кавех умоляет, – ещё, пожалуйста. Аль-Хайтам стискивает зубы. – Будь… Будь терпеливее, – выпаливает он, неуверенный в том, что эти слова адресованы Кавеху, а не ему самому. – Не могу, – вздыхает блондин, его руки отчаянно сжимают предплечья соседа, – я хочу твой член глубже, Хайтам, ты нужен мне… Блять. Его самообладание лопается, как резинка. – Ты сам напросился, – рычит аль-Хайтам. Следующий толчок грубый, неконтролируемый. Это чувство, иметь возможность делать так, как ему заблагорассудится, брать то, что он хочет, сводит с ума. Ресницы Кавеха становятся влажными от слёз, из него вырываются тихие всхлипы удовольствия от ритма и силы их слияния. И аль-Хайтам безжалостен в своих движениях, подстрекаемый прекрасными звуками, издаваемыми Кавехом, двигая бёдрами, чтобы попадать по той точке внутри, отчаянно желая услышать больше. Блондин старается, стыдясь, заглушить вырывающиеся звуки, его единственная защита – дрожащей рукой закрывать рот, но аль-Хайтам не хочет этого. Он аккуратно убирает руку от лица Кавеха, прижимая её к простыни над головой. – Хайтам… – протестует он. – Дай мне слышать тебя, – аль-Хайтам уговаривает его, и это звучит почти жалостно, словно мольба, а затем Кавех задыхается, когда он признаётся: – Мне нравится, как ты звучишь. Следующий толчок снова задевает точку внутри так приятно, что Кавех не в силах сдержать стон, вырвавшийся из его горла. Всё его тело пылает от полнейшего унижения, услышав собственный голос вот так, но, по какой-то причине, аль-Хайтам, кажется, наслаждается каждой его крупицей. – Вот так, Кавех, – шепчет аль-Хайтам, мягко подбадривая, – ты сейчас звучишь так прекрасно. Только этого достаточно, чтобы заставить Кавеха кончить, он дрожит от кульминации, обмякнув на кровати, и аль-Хайтам наблюдает за каждой секундой, словно в жизни не видел ничего пленительнее. – Тебе нравится, когда тебя хвалят, – делает вывод аль-Хайтам. – …я… Н-нет, не нравится… – Тогда почему ты сжался так сильно в ответ на мои слова? – он опускает руку, ведя ей по колечку Кавеха, где он туго сжимает его член. – Ты чувствуешь это? Как приятно, когда твоя маленькая дырочка поглощает мой член, Кавех? Блондин дрожит, возбуждение разгорается в его крови. – Прекрати… – Хм? Почему я должен? – аль-Хайтам убирает с его лица прядь блондинистых волос, заправляя за ухо, и это касание почти ласковое, даже когда его голос низкий и хриплый. – Не думаешь, что хорошие мальчики заслуживают похвалы? Кавех оседает с жалобным стоном. – Не… Не называй меня так… Но его возмущения слабы и неубедительны, и аль-Хайтам не может не находить это без малого милым. Кавех беззащитен перед его словами, бессилен перед этими чувствами. После каждого оргазма его стенки пульсируют и сжимаются вокруг члена аль-Хайтама, словно отчаянно хотят выжать из него разрядку. Становится трудно отличить боль от удовольствия. Член Кавеха покраснел и набух от того, сколько раз он кончил, но эффект пыльцы не проходит, доказательство тому – заметный узор в форме Дендро символа, украшающий его кожу и его продолжающаяся ненасытность. Каждый оргазм только заставляет его становится всё более чувствительным, всё более приспособленным к ощущению аль-Хайтама, двигающегося внутри, удерживающего его приятно и чрезмерно заполненно. – Я… Я не могу… – он издаёт икающий всхлип, возбуждение саднит его нервы. – Это слишком, не могу… – Можешь, – заверяет его аль-Хайтам, его тон так нежен, что он и сам удивлён. – Ты хорошо справляешься, Кавех. Потому что это он, потому что он прекрасен, особенно когда в ответ шепчет имя аль-Хайтама. – Ты… – его дыхание перехватывает от собственных слов, когда они вырываются. – …ты безупречный. Он едва верит в то, что сказал это, когда слова срываются с его губ, что за нелепость, говорить что-то настолько глупое и тошнотворно сентиментальное. Высказывание, которое в действительности говорит скорее не о Кавехе, а о чувствах аль-Хайтама к нему – хорошо скрытые чувства, такие ласковые и нежные, что пугают его своей ранимостью. И ненадолго аль-Хайтам жалеет об этом, боясь, что он выдал себя, но Кавех не упрекает его, он реагирует на похвалу давясь слезами. Его лицо ярко краснеет, почти под цвет глаз, и очаровательные тихие всхлипы так прелестны, что заставляют аль-Хайтама передумать, заставляют его рассмотреть возможность того, что сказанные слова всё-таки стоили того. Кавех, между тем, задаётся вопросом, не сошёл ли он с ума. Должно быть, так и есть, учитывая такую реакцию. Это просто из-за того, что его похвалили или потому что аль-Хайтам был тем, кто сказал это? Аль-Хайтам, с этим его низким баритоном, шепчущий слова поощрения и одобрения в его уши. Всё в этом голосе ощущается так, словно он отдаётся по всему его телу. Кавех давно потерял рассудок, но его тело действует за него, хорошо зная, что он хочет получить. Его руки цепляются за аль-Хайтама, оставляя отметки на его спине, и он инстинктивно сжимается вокруг толстой головки внутри него каждый раз, когда аль-Хайтам в конце каждого толчка выходит, совершенно не желая отпускать его. В свою очередь, руки соседа изучают тело Кавеха так, как ему хочется. Он обхватывает подбородок блондина, большой палец блуждает между губ, чтобы испробовать мягкость языка. Щипая, сжимая нежные бугорки на его груди так, что Кавех изгибается. В конце концов, одна его рука оседает на этой тонкой талии, а другая – на коже живота. Пальцы растопырены на его тазу, аль-Хайтам наблюдает за тем, как Дендро символ деформируется, когда его член движется внутри. Он наслаждается этим зрелищем, смакует прелестные тихие всхлипы, издаваемые Кавехом, когда он входит. Блондин всегда был одним из тех, кто тщательно ухаживает за собой, и результат его стараний, безусловно, заметен. От него пахнет падисарами и сумерскими розами, а кожа на ощупь такая же маслянисто-нежная, как кажется. Аль-Хайтам не может не наклониться, чтобы сильнее погрузиться в гипнотизирующий аромат, целуя линию подбородка около шеи. Он оставляет отметку на мягкой коже, чтобы весь мир видел, чтобы весь мир знал, что этот мужчина занят, занят им. Кавех ощущается шелковисто мягким и совершенным вокруг него, и аль-Хайтам прилагает все свои силы, чтобы тут же не расплавиться внутри. Он всячески старается сдерживаться, чтобы продлить это как можно дольше. Что ужасно сложно, когда Кавех такой узкий, такой тёплый и такой прелестный, когда хнычет от удовольствия на его члене. – Кавех, в тебе… В тебе так хорошо, – клянётся аль-Хайтам. – Я… Я хочу…. Он поспешно отодвигается, но блондин скулит, всё его тело готово протестовать: руки цепляются за его плечи, ноги сильно обхватывают бёдра, окончательно не позволяя отстраниться. – Ах… – глаза аль-Хайтама закрываются от сосредоточенности, изо всех сил стараясь не кончить, но сдерживаться почти невозможно, когда Кавех крепко сжимается на его члене и отказывается отпускать. – Кавех… Я же сказал, я собираюсь… – Внутрь, – требует блондин на одном дыхании, и одно это слово, словно команда, сладкая песня, берущая под контроль тело аль-Хайтама, несмотря на самообладание. Мягкие стенки сокращаются вокруг него, и аль-Хайтам – покойник. Простого ощущения члена, пульсирующего внутри, достаточно, чтобы Кавех снова кончил. Его стенки сжимаются и разжимаются, изо всех сил выдаивая член, и они не отстраняются, пока аль-Хайтам полностью не кончит внутрь. После этого, аль-Хайтаму наконец разрешено выйти. Его взгляд падает ниже, чтобы оценить результат тяжёлой работы, и он не может отвести глаза: не может не засмотреться на то, как его сперма вытекает из этого нежного розового колечка, Кавех практически вымок в липкой белой жидкости, которой аль-Хайтам заполнил его. И этот Дендро символ, остающийся на коже, словно тату, обозначающий лоно. Возбуждая в аль-Хайтаме неразумные мысли о фертильности. – Хайтам… – хнычет Кавех. – Этого… Этого недостаточно… – В отличие от тебя, у меня есть рефракторный период. – говорит секретарь, несмотря на то, как прямо сейчас он сильно жалеет об этом факте своей физиологии. – Но не волнуйся. Продолжает аль-Хайтам, уже снова приближаясь ко входу, но в этот раз пальцами. – Я ещё далёк от того, чтобы закончить с тобой. Нежное колечко принимает его, беспомощно вздрагивая, растягиваясь. Аль-Хайтам странно доволен, имея возможность чувствовать свою разрядку внутри соседа, гладкий проход влажный и скользкий от его спермы. Пальцы работают внутри, словно растирая по стенкам, глубже в Кавеха. Просто чтобы убедиться, что он примет её. Явное желание от всей ситуации означает, что не потребуется много времени, чтобы снова возбудиться, хотя не прежде, чем он добьётся ещё нескольких оргазмов Кавеха лишь от пальцев. Затем аль-Хайтам не теряет времени, снова вставляя член внутрь, и Кавех запрокидывает голову на простыни со всхлипом наслаждения. Это длинная ночь. Каждый оргазм заставляет блондина трепетать, всё тело перевозбуждено и извивается на постельном, когда он кончает снова и снова. Он выглядит почти разбитым на кровати аль-Хайтама. Это величайший архитектор Сумеру, один из ответственных за некоторые из лучших построек государства. И всё же аль-Хайтам – тот, кто разобрал его вот так, тот, кто разгромил его. Аль-Хайтам – тот, кто объединяет их, и он будет тем, кто снова вернёт его к жизни.