Ты не знаешь меня даже по имени, Но я снова у тебя за спиной.
***
Её имя не выходит из головы ни в спутанном сознании после всего***
— Всем спасибо, все свободны. Услышав заветные слова (на целых десять минут позже положенного, между прочим), Ульяна пулей, одной из первых вылетает в коридор. — Эй, Пылеева, погоди, — чьи-то широкие шаги нагоняют её сбоку. Светлые вихрастые волосы, светлые брови, ресницы... — Ну чего тебе, Лёш? — чудом вспоминает его имя, с явным недовольством задерживаясь у раздевалок. — Давай только быстро, я очень тороплюсь. — Поговорить надо. Но... Давай отойдём? Здесь шумновато. Ульяна вздыхает, проверяет на телефоне время. У неё всего полтора часа до тренировки, и это время она хотела потратить, забежав к Максу домой. И так уже опаздывает... "Отходить" и "говорить" — не входило в её планы, и Пылеева соображает какой-нибудь красивый повод аккуратно слиться, но повод появляется сам. Какая-то девчонка... кажется, она тоже в их группе... или нет? налетает на парня со спины. Цепляется за руку, увлекает в разговор. Лёша выглядит раздражённым её прилипчивостью, но Ульяна и не думает ему помогать. Вместо этого шлёт отрывистое «потом, ладно?» и практически сбегает прочь. Сегодня у неё критически важная миссия. Донести Корнееву куриный суп... а заодно выяснить, куда на самом деле он запропастился. Максим всю неделю сам не свой. Мало того, что в первый же день свалил с двух последних пар, так ещё сказал, что заболел, в середине недели и благополучно не появлялся в универе с тех пор. На звонки отвечал через раз, кое-как. Никуда не звал. Отказывался на все предложения принести еду, лекарства. Неужели правда считал, что это прокатит? Ульяна знает его большую часть жизни и может точно сказать, что Максим из тех, кто даже с температурой сорок не способен улежать в кровати дольше суток. Она почти уверена, что его внезапная пропажа ничего общего с гриппом не имеет. Шагает к нему, чтобы без предупреждения заявиться на порог с решительным намерением выяснить, что с ним действительно творится. И всё равно расстроенно замирает в ста метрах от нужного поворота, разглядев его силуэт на противоположной стороне дороги. Выглядит вполне здоровым. Только каким-то встрёпанным, дёрганным, всё озирается по сторонам. Раньше они ничего друг от друга не скрывали. Хотя Ульяна сама не всё ему рассказала про ту вечеринку. Никому не рассказала. Это грызло изнутри. Приступами. Обычно по вечерам, если нечем было себя занять. Хотелось кому-то выплакаться, обсудить, спросить совет. Но они даже с Лизой обходили эту тему на цыпочках, как нечто запретное. Стряхнув горечь первой обиды, Ульяна оглядывается по сторонам на пешеходке, начинает переходить. Не выпускает спину Макса из вида ни на секунду... и очень не зря. Ситуация нереалистичная, будто не с ней. Двое парней вышагивают Максиму навстречу. Что-то настойчиво спрашивают, он пятится назад. Поднимает руки, но ему тут же прилетает кулаком в живот. — Макс... — от шока выходит не крик, а невнятный сдавленный сип. Почти не думая, Ульяна бросается бежать, пока Корнеева утаскивают в подворотню. Не прочь, а за ними. Притормаживает на углу, осторожно выглядывая из-за стены и свободной рукой пытаясь набрать «112». Ещё два удара. Макс глухо, болезненно стонет. — Поехали, прокатимся, — со злой насмешкой цедит один из... Нападавших? Бандитов? Что им нужно от Макса? Если они уедут... — А ну отпустите его! Я сейчас полицию вызову! Фак. Фак. Фак!!! Ульяна! Ругает саму себя за то, как высоко, совсем не убедительно звучит голос. Это возможно самый глупый поступок в её жизни... с учётом похода на ту вечеринку. — Джул..ли? — Макс рвано дёргается в удерживающем его захвате, хочет ей сказать... — Слышь, кукла, иди куда шла! Пылеева вздрагивает, но выдерживает грубый окрик. Близко не подходит, держится на расстоянии. И с него же запускает в одного из бандитов пенал, готовая в любой миг сорваться с места. Попадает не туда, куда целилась. Правому в плечо. Зато отвлекает, это да. — Ты чё, дура, совсем... — Шрам?.. Ульяна узнает его, только когда он делает шаг, надвигаясь. А он — видимо, после её оклика. Тот, что левее, удерживает Макса... Угол... и того позже. Вначале с непониманием одергивает резко затормозившего друга. Шрам встряхивает плечами, будто не зная, что делать, оглядывается назад. Проследив за его взглядом, Ульяна замечает притормозивший неподалёку чёрный мерседес. Актеров на уже хорошо отрепетированной за столько лет сцене явно больше, чем нужно. Притормозив, Джокер не глушит мотор. Открывает дверь и ступает ботинком вниз. Среди крепких мужских спин не сразу замечает её. — Ну чё за остановка то, блять? — не скрывая раздражения и слегка повышая голос, спрашивает Комолов. Ульяне снова не хватает роста (сегодня — ещё и без каблуков) увидеть основное действо. Но это и не нужно. Её снова завораживает голос. Шрам, Угол... Ошибки быть не может. Она не побоялась бы поручиться и при отсутствии косвенных признаков. Знает этот голос на вкус и ни с чем не спутает ощущение пропитывающих его властных ноток. — Давай-ка. Вот так. — Расслабься. Получай удовольствие. Комолов не закрывает дверь гелика, подходит ближе. Асфальт под подошвами мягких бежеватых балеток становится каким-то нетвёрдым. Взгляд Пылеевой ловит чёрную вразлёт накидку (он словно приплатил портному или даже самим силам природам за такое эффектное появление), чёрную футболку. Матово поблёскивающий металл на безымянном пальце и в кожаных браслетах. Серёжку в левом ухе. До последнего оттягивает момент встречи. ...как же она посмотрит ему в глаза? ...нет! Печатает Лизе, чтобы не переживала. Подумаешь, кулон. Ну, потеряла и потеряла. Прежде, чем заявляться на порог к Джокеру, надо найти в себе целый пуд смелости, чтобы выдержать его хлёсткое равнодушие, и горсточку гордости для маски «мне-тоже-нет-никакого-дела-что-мы-переспали» ...ещё как есть. Шрам и Угол ничего не отвечают, просто переведя взгляд куда-то вперед. Макс пытается использовать момент, чтобы удрать, но Круглов хватку не ослабляет. — Беги. — пытается спасти хотя бы Ульяну Корнеев, хоть и не до конца понимает, что происходит. Бежать? Нет-нет, Максим... В таких случаях обычно советуют не делать резких движений, не смотреть в глаза и не поворачиваться спиной. Или притвориться мёртвой. Ульяна всю неделю мается с этой задачкой. Вначале, в маленьком экранчике видеосвязи стараясь убедить родителей, что на её лице — следы (не от слёз) трудного учебного дня и у неё ничего не случилось. Если подумать... ...найти Лизу в соц.сетях проще простого. Она сама скидывает свой ник в Инстаграм, украшенный смайликом с многозначительно поигрывающим бровями. Полсотни подписок и три тысячи фолловеров. Кто бы мог подумать, что Ульяна заведёт знакомство с настоящей звездой. ...осложняет задачу, но прозорливые алгоритмы сами предлагают ей "подписаться" на аккаунт, у которого всего две публикации. Чёрное даже на аватарке. Закрытый профиль даже здесь. На него Ульяне лучше не подписываться, не зная расположение клавиши отмены. Запрос сдаст её с потрохами. Но она находит их на чьих-то ещё фотках. Сидящих двумя неясными пятнами на общем фоне в кресле. Приближение только даёт понять, какое всё было размытое. Ульяна чуть было не лайкает по ошибке ту, на которой, ей показалось, она улыбается. ...глупо ждать, что он напишет/отыщет/постучится в директ первым. Ульяна больше не дразнит судьбу, за очередной пачкой вредного шоколадного мороженого запретив себе вспоминать ник или имя. С глаз — долой, из мыслей — вон. Не-Саши больше нет и не будет в её жизни. Мам, пап, не волнуйтесь, ничего не произошло. Теперь Джокер её видит тоже. Узнавание на лице вырисовывает нахальную на один бок ухмылку. Комедия или трагедия? Для гармонии Ульяна сжимает свои губы в тонкую линию. Он останавливается чуть позади Шрама и убирает руки в карманы чёрных брюк. — Подружка твоя? — усмехнувшись, интересуется Комолов у Макса, но продолжает смотреть на девушку. — Нет. В первый раз её вижу, сумасшедшая какая-то! — Мм. — насмешливо поджав губы, реагирует Джокер, — Правдоподобно. Поворачивается к Шраму и Углу, на какое-то время теряя интерес к девушке: — Ну чё замерли-то? Девчонки испугались? В багажник его! После кивка в сторону гелика, Угол и Шрам будто оживают. Илья утягивает сопротивляющегося Корнеева к машине, Шрам торопится помочь, потому что после появления девушки, попытки вывернуться и ударить у Максима стали куда яростнее. «Сумасшедшая» — похоже, неплохо подходит Ульяне. Услышав про багажник, она тоже отмирает. Выныривает из недр личной драмы, бросаясь вперёд. На три широких шага сокращает расстояние. С болью наблюдает за отчаянной борьбой Макса. Глупый, кто здесь кого спасает... И переводит на Джокера уже совсем другой, пылающий взгляд. Сжимает кулаки, чередуя шумные вдохи и выдохи. ...злость — отличное лекарство. Лучше других снимает боль. ...как он мог? Придурок! Козёл! Права была Цапля. Ульяна по ночам душит в объятиях мягкие игрушки и записывается сразу на три дополнительных курса. По языкам, математике и философии. В рекордные сроки находит свободный зал рядом с домом. Не будет же отправлять всё под откос из-за одной ошибки? Это уже всё равно... ...прошлое. — А ты… тоже прокатиться хочешь? — с наглой улыбкой Саша переводит взгляд на Ульяну, но ближе не подходит. Всё дело в том, что она узнала Угла и Шрама и… решила, что она после той вписки типа в их компании? Или реально сумасшедшая = на голову больная? — Так и быть, освобожу для тебя место рядом со мной. — Не трогай её, урод! — доносится из-за машины. Джокер издает смешок и опускает ироничный взгляд вниз, но вслух не озвучивает: «где же ты, дружок, был неделю назад…». — Хочешь угадаю её имя с одной попытки? — веселится Комолов, — Что-то на гласную... Шрам и Угол тихо посмеиваются, заставляя Корнеева совсем перестать понимать, что всё это значит. Ульяна теряется перед этими лающими смешками, затеянной Джокером едкой игрой сильнее, чем перед его угрозами. Какая-то мысль, абсурдная и совершенно неподходящая для ситуации, находит брешь в кропотливо выстроенных защитных щитах. — Удивлена, что ты запомнил, — наконец, подаёт голос Пылеева, совладав с дрожью и его высотой. Не уверена, хочет ли так Джокера подловить или бросить камнем... в его огород. Была б её воля, Ульяна с удовольствием бы вырвала из памяти вечер вечеринки, как исписанную страницу из своего ежедневника. Скомкала и выкинула. А лучше сожгла. Стерла, как компрометирующую историю браузера. Вывела, как пятно, въевшееся в ткань платья. Хотя с ним как раз возникли трудности. Лиза сказала, что платье не получилось отмыть. А у Ульяны не получается отмыться от навязчивых мыслей о... случившемся. Что говорить, если тут оказался бессильным даже алкоголь. Как бы не хотелось переложить всю вину на него... При таких исходных пришлось бы закрыть глаза на тот факт, что она и трезвая об этом думает. Постоянно. Худшее из похмельных последствий, растянувшееся на гораздо больший срок, чем обещанные в Интернете 72 часа. Вообще-то Ульяна завела себе другой счетчик. Сегодня был первый день, как она не вспоминала о Джокере. Завтра придётся его опять обнулять... Саша не собирается козырять перед Максом, кем-бы-он-ей-не-приходился, чем они с Ульяной занимались в его ванной, не собирается делать из этого шоу, обходясь только неуловимыми очень тонкими намёками. — Не обольщайся. — с прищуром парирует Комолов и с усмешкой добавляет: — Так же зовут мою тётушку. Она такая же, как все. Обычная, таких сотни, тысячи. Уже не помнит, что лил в уши Ульяне в тот день, но врет Комолов именно сейчас. Вот... козлина!!! Где-то над плечом раздосадовано качает головой астральная проекция Лизы: «для кого я, неблагодарная, длинную шпаргалку более красочных определений оставляла?». Но Джокер так играючи крошит между пальцев крылышки случайно, в неуместной надежде, вырвавшимся бабочкам, что Ульяна не находит, чем крыть его выпад. Вся внутренне вспыхивает, но внешне — лишь болезненнее царапает ногтями внутреннюю сторону ладоней. — Меня Ульяна зовут, кстати. — А сокращенно Яна? — Почему? Не-ет. Уля. — Мм. У меня раньше не было знакомых с таким именем. Хоть что-то из того, что он ей говорил было правдой? Они не флиртовали, просто общались, по-дружески. И она не была настолько пьяной. Джокер казался ей искренним. Пусть и на очень короткий момент... Максим успевает ещё раз на неё (с колючим недоумением) оглянуться до того, как Шрам без церемоний пихает ладонью его голову вниз, захлопывает дверь. Ульяна порывисто подступает ещё на шаг. Джокер вытаскивает руки из карманов и делает два шага в сторону, преграждая путь девушке к машине. Хотя она и так ничего не сможет сделать. На всякий случай оценивающе оглядывает её с ног до головы. Совсем не так, как в спальне. Сейчас Джокер прикидывает, может ли у неё быть с собой перцовый баллончик, шокер, травмат? Хоть что-то, что заставило её поверить в себя против, как минимум, двух парней, в два раза её выше, а сильнее раз в десять. Или может у нее чёрный пояс по карате? Захваты у неё крепкие... — Я всё правильно... делаю? Комолов шумно сглатывает и ухмыляется только одному ему известным мыслям. — Отпусти его! — не рассчитав интонацию, запальчивым восклицанием требует Ульяна. Но тут же чуть отступает, никнет, будто вот-вот закончит свой выкрик более тихим «-те» и следующим за ним «пожалуйста». Её, как тогда, в его спальне, слегка потряхивает. Но теперь не только из-за Джокера... Выражение его лица, увы, быстро меняется на уставшее «ну ты это серьезно?». Он чуть склоняет голову на бок. Их трое. Она одна. На её глазах они без особых проблем затолкали Макса в свою машину. А он стоит от неё меньше, чем в трёх метрах безопасного расстояния. ..ладно, процентов на семьдесят всё-таки из-за Джокера. — Хочешь покомандовать? — с вызовом приподнимая брови, снова флиртуя, интересуется Комолов. Если она считает, что смогла скрыть от него свое замешательство, растерянность, стеснение, стыд, страх, то очень ошибается. Ульяна не понимает, к чему его ухмылка, но бессознательно принимает её на личный счёт. Отвечает на брошенный вызов высоко задранным подбородком, будто вышла кланяться после выступления зрителям, и говорящим «а если и так, то что?» в хмурой прямоте бровей. — В нашей стране похищение людей уголовно наказуемо, — храбрится, до боли сводя лопатки вместе. У Джокера ведь нет какого-то особо сканера, чтобы считать, как трясутся её поджилки. Оббегает взглядом ещё раз весь имеющийся реквизит. Внешний вид, одежду, этот мерседес... Она такое видела разве что в фильмах про 90-е. — А ты чем занимаешься? — Я работаю на своего родственника. Помогаю ему... типа семейный бизнес. Саша саркастически кивает на замечание, которое его вообще не пугает. Пылеева смотрит на Джокера так, будто заново впервые увидела. Будто не выстанывала всего неделю назад его имя в полубреду. Будто не просила целовать и не прижималась к груди, ласково оглаживая его плечи пальцами. За спиной раздается хлопок дверью — это Угол занял место за водителем. И ещё один — это Шрам закрыл переднюю дверь, совсем заглушив протестующие вопли Корнеева. Но сам остается стоять возле машины. Каждый громкий звук со стороны мерседеса для Пылеевой, как предупредительный сигнал таймера с истекающим запасом времени. — Что вам от него нужно? — Ульяна цедит по слову, медленно и осторожно. Выбирает более общий вопрос, хотя по лицу легко прочитать, что её действительно тревожит. Кто ты, чёрт возьми, такой, Джокер? — Уже ближе к делу, — теперь Саша одобрительно кивает и делает полшага вперед. — Карточный долг, слышала про такое? Твой дружок совершенно не умеет играть в покер, он мне должен крупную сумму. Поясняет за Максима, но не более. Ульяна, немного отклонившись, выглядывает дверцы автомобиля через плечо Джокера, но моментально вскидывается, поднимает на него глаза, когда дистанция между ними ещё сокращается. Её взгляд — калейдоскоп сменяющих друг друга недоверия, потрясения, отрицания и опаски. Нет, не может быть. Они же приехали... Макс приехал из Москвы на пару недель раньше, с какими-то друзьями своего старшего брата, на мальчишник. Он бывает в Питере чаще, он лучше знает город, ему уже можно подобным образом справлять досуг. А самое неприятное — на него это похоже. Ульяна даже в сомнениях, кого за кем отправляли приглядывать. И всё равно ей верится с трудом. — Покер? — задумчиво повторяет Пылеева. — Вы что, играли на деньги? Это же незаконно. Комолов раздраженно закатывает глаза на наивность Ульяны. Она чё в башне с драконом жила всё это время? Какой же надо быть идиоткой, чтобы настолько верить в законы, в справедливость. Бессмысленно стоят тут уже три часа, тратя их на какой-то порожняк, пустой треп. Сегодня у Джокера нет настроения быть учителем и проводником в свой мир. Может, эта сучка специально тянет время? До нее медленно, но неумолимо доходит. — А почему именно Джокер? — В покер хорошо играю. Карты, долги, багажник... Избиения посреди бела дня... Наплевательское отношение Джокера к её замечаниям и угрозам... Они и есть бандиты. Преступники. Интересно, а Лиза в курсе? Или, точнее, Цапля? А если они и её теперь увезут? Как свидетельницу. Куда? В лес?! Как будто это возможно, Ульяна чувствует себя ещё более обманутой, чем прежде. Наивной до неприличия. Доверчивой. Простодушной. Беспомощной. — Ульяна, будь умницей, иди домой, — вкрадчиво, но с холодным оскалом, сначала по-хорошему просит Джокер. — Я верну тебе его, возможно, не совсем целым, но живым точно. Обещаю. Последнее слово он произносит с только им двоим понятной полуулыбкой. — …доверься мне. Так и сочащийся снисхождением тон Джокера впрыскивает в кровь какую-то тёмную бурлящую субстанцию. Частые удары сердца разгоняют её по всем артериям и венам, заставляют коротко и рвано дышать. То, что они один раз переспали, совсем не даёт ему право так с ней разговаривать. Его обещание теперь кажется Ульяне издевательским. Выделяет жирным и обводит красным маркером указание на её глупость. ложь. ложь. ложь. Она больше не поверит ни единому слову, вылетающему из этих грязных... ...мягких...пылких...ласкающих...нежных... — Хочешь... завяжу тебе глаза? ...лживых губ. — Поехали. — это уверенное и твердое Джокер адресует уже Шраму. Тот собирается занять место за рулем, а Саша направляется к своему. Ульяна не даёт ему пройти и двух шагов, обгоняя и преграждая путь. — Мы не закончили, Джокер, — обрывает уверенно и твёрдо. В эмоциональном приливе забывает напрочь про недавний малодушный страх... или рациональную осторожность. Дробит паузами каждое слово, чётко контролируя их громкость. Шрам занимает место водителя, но уехать без Джокера они не могут. Хотя почему же? Могут. Стоит только Комолову подать знак. И девушке останется лишь смотреть, как гелик увозит её друга в неизвестном направлении. — Я не могу позволить тебе... Или кому бы то ни было калечить моих друзей. Она смотрит прямо в глаза. Только не знает, куда деть руки. Упереть в бока, скрестить на груди или оставить внизу со сжатыми кулаками? Теперь Саша сжимает губы в тонкую линию, упирая колючий взгляд в Ульяну. Так он на неё ещё не смотрел. — И чё ты сделаешь? — не моргая, с издевкой спрашивает Комолов. В голове не к месту раздается её милое и почти ласковое: — «Чё»? Её светящиеся добродушием глаза, сглаженные их легким разговором черты — сейчас всё иначе. Хотя её фраза не была сказана с угрозой, а, скорее, с отчаянием. Но общее кое-что есть: она снова превращается в один напряженный комок, как у него на коленях. Взгляд снизу вверх на Джокера и так не добавляет Ульяне храбрости, а когда он в добавок наседает в ответ, вся её бравада тут же сдувается, как пробитый шарик. Пылеевой вновь нечего вписать в пустое поле на бланке ответов и меньше пяти секунд на раздумья. Оглянувшись на мерседес, Ульяна делает глубокий вдох и выдох. Успокаивающе проворачивает вокруг своей оси кольцо на указательном пальце. Продумывает... Подбирает стратегию ведения переговоров. Не зря же она два года таскалась в школу по субботам в дискуссионный клуб? Джокер нетерпелив, ему совершенно не обязательно ждать, что она там надумает, очередной аргумент, что так нельзя. Так что вряд ли это будет что-то дельное. Мог бы обойти девушку, но предпочитает потеснить рукой, освобождая себе путь к машине. Споткнувшись на ровном месте от неожиданности жеста, она чуть было не хватается за него для устойчивости, но одёргивает руки, как будто обожглась ещё где-то в области его атмосферы. Это почти обидно, что ему ничего не стоит вот так её потеснить со своего пути. Или с её же части кресла. — Сколько он тебе должен? — уточняет Ульяна, аккуратнее, тише, но не менее решительно. — Давай я за него заплачу. У меня есть деньги. Сегодня по ней, может, так и не скажешь... Если не проверять бирку Tom Tailor на голубом свитере и фирменное немецкое производство обуви. Кто знает, вдруг Джокер и ценники на одежду с одного взгляда умеет определять? Он задевает пальцами ручку двери, не успев дернуть. Медленно с полуулыбкой и насмешливым блеском в глазах оборачивается. Окидывает Ульяну взглядом. Снова. Кир любил носить всякие брендовые шмотки. Он вообще был помешен на этом. Покупал не только для себя, часто дарил отцу и сводному брату что-то из новых коллекций, но вписывающееся в их привычный стиль, подобранное со вкусом. Никаких страз, странных вычурных деталей, бросающихся в глаза кричащих орнаментов. Дорогая и фирменная одежда может выглядеть скромно. — «Качество, всё дело в качестве». — повторял Воронов младший. Как и тогда, на вечеринке, кроме очень гневного сопения у Ульяны в арсенале толком ничего и нет. Или есть? — Семьдесят тысяч. — сухо озвучивает сумму Джокер, — Это ещё со счетчиком накапало. Желательно в конверте пятитысячными купюрами. Я жду. Произносит так, будто именно в эту минуту ждёт от девушки деньги. Хотя так и есть. Срок, который он давал Корнееву, уже давно истек. На миг охватившее Ульяну ликование от того, что Джокер готов вести переговоры, сходит даже раньше, чем она успевает спустить с одного плеча рюкзак. Пальцы замирают над молнией самого широкого отсека. Ульяна приоткрывает рот, круглыми глазами уставившись на Джокера. — С-семьдесят? — осекается, повторяет как-то хрипло. Неслабо. За такие деньги можно купить неплохонький ноутбук, вполне приличный телефон или целый день радовать себя отличным шоппингом. У неё знакомые за меньшие деньги квартиры в центре Питера себе снимают... Быстро совладав с первой растерянностью, Пылеева косится на дверь мерседеса, мысленно посылая другу самые сочные... упрёки. Вытаскивает кошелек немного медленнее, пока в голове прикидывает все доступные ей финансы. Комолов ожидает очередную порцию причитаний, но Ульяна, наконец, показывает деловую хватку. Хотя «хватка» для этих несмелых заторможённых действий, шокированных реакций и запинок в словах — слишком громкое слово. — Семьдесят-семьдесят. Красивое число. — повторяет Джокер. Стал бы он напрягаться, бегать за ними по всему городу из-за какой-то паршивой десятки? Мелко. Поэтому куда лучше вогнать в долги на максимум, но всё же не больше того, что конкретный человек может себе позволить. Но откуда Ульяне знать про такие тонкости… его тонкой работы. Комолов всё же дергает ручку двери, чтобы его было слышно. — За тебя девчонка вписывается. Я бы со стыда умер. — усмехается Джокер. — Что? Ульяна, не надо! — возникает Макс. Пылеева адресует свой недавний упрекающий взгляд уже Джокеру. Не то за сам факт глумления над попавшим в неприятности человеком, не то за пренебрежение в брошенном им «девчонка». О, ей не понравилось такое определение? Какая нежная. В следующий раз Комолов выберет, что похуже. — Я сам… как-нибудь. Ты не понимаешь, что это за л... Саша снова с хлопком закрывает дверь, заглушая последние слова Корнеева. Ему важно выбить деньги, от кого, каким способом абсолютно плевать. Если с Ульяной будет легче договориться — прекрасно. А уж между собой они пусть сами, как хотят, разбираются. Ульяна никак не откликается на призывы Макса, делая вид, что не услышала. Поздно спохватился... Мог бы сказать раньше, и они бы что-нибудь придумали. Вместе. А лучше бы вообще не связывался с такими людьми. Ремонт дороги... Упал... У них с Максимом не было фееричного начала дружбы или красочной истории знакомства, которой можно было бы щегольнуть в незнакомой компании. Их однажды объединила школьная рассадка. Ну, та, которую учителя обычно затевают из скуки/чтобы убить время на классном часу/отчитаться перед завучами (нужное подчеркнуть). Когда мальчиков отправляют за одну парту к девочкам, рыжих к голубоглазым, низких в очках на передние парты, а высоких с длинным носом — поближе к окну. И прочие странные заморочки. Предполагалось, что шумная гиперактивность Макса удачно скомпенсируется её прилежной молчаливостью. Вышло... 50/50. Ульяне нравилась его почти детская непосредственность, свобода и до смешного глупые шутки. А ещё — больше всего — умение дружить с ней, вечно ограниченной причудливыми родительскими правилами. Даже когда они неделями виделись только на уроках, потому что сразу после у Ульяны были репетиторы и тренировки. Когда Джонатан вдруг не отпускал её на ночёвки и дискотеки и когда она снова отменяла совместные планы из-за того, что должна быть дома... Другое дело, Корнеев. Что он нашёл в ней, кроме способности сосредоточенно выслушивать и вникать в его экспрессивные рассказы, вечных занудных напоминаний с её стороны о том, что ещё они должны сделать из домашки и, может быть, помощи с этой самой домашкой... Вопрос... на семьдесят тысяч рублей, видимо. Ну уж нет, она не сможет сама с собой ужиться, если не попробует вытащить его отсюда. Саша лениво прислоняется плечом к дверце, чуть опустив подбородок, с злой жалостью, без сочувствия, наблюдая, как Ульяна копается в рюкзаке, в кошельке, пытаясь спасти шкуру этому дебилу. В первый, блять, раз за свои годы стал свидетелем такого убогого зрелища. — У меня с собой... Только пятнадцать, — Ульяна трижды пробегается пальцами по купюрам в кошельке, но их число магическим образом не прибавляется. — И ещё столько же на карте. Примерно. Могу снять или перевести... Неуверенный, робкий взгляд задерживается на Джокере. До крови сдирая кожу у ногтя на большом пальце, Пылеева хаотично соображает, где может достать ещё. У неё есть лёгкий и быстрый вариант, поблёскивающий золотистым пластиком в тайном кармашке — папина карта и пин-код. Джонатан никогда не ограничивал ей доступ к своим счетам, но, если сразу взять такую сумму, возникнут вопросы. Как она объяснит ему это? А ведь ей ещё надо на что-то жить оставшийся месяц... Дома есть заначка, техника, украшения. Какие-то радикальные меры... Но для них вначале нужно уговорить Джокера дать отсрочку. Пока он выглядит не слишком на это настроенным. — Это почти половина. Я могу найти оставшееся, но... Мне нужно немного времени, — решает попытать счастье Ульяна. Выхватывать кошелек, вытряхивать её сумку Комолов не станет. Раз уж она сама готова заплатить. Но на её слезные объяснения разочарованно поджимает губы. Помявшись, Пылеева протягивает Джокеру две красные купюры и какую-то мелочь: голубоватые, фиолетовые... Хорошо, хоть монетками не приходится отсыпать. Наверное, странно просить его подержать, пока она спрячет кошелек и найдет в рюкзаке чистый белый листочек? Купюры из рук Саша выдергивает охотно, с особым удовольствием. Молча пересчитывает деньги, а две самые крупные даже разворачивает и подносит к свету. Не проверяет — издевается. Ульяна так внимательно следит за тем, как он пересчитывает деньги, будто боится, что тысячные купюры сейчас магическим образом обратятся в сторублевки, и на секунду напрягается, когда Джокер ставит под сомнение их подлинность. Но судя по тому, что от денег не отказывается, его всё устраивает. И без конверта. Откуда-то из мерседеса доносится приглушённый стук. Максим, кажется, пробует барабанить ей с внутренней стороны. Но после ещё одного, более громкого тычка, шум вдруг стихает. Ульяна, испугавшись, резко втягивает носом воздух. Джокер опускает вниз руки с деньгами и взгляд, переведя его на девушку. — Пожалуйста, Джокер, — приблизившись на шаг, Пылеева настойчиво вглядывается ему в глаза. Будто отыскивает в них того парня, с которым познакомилась тем вечером... ...забавного...милого... — Может... Может есть какой-то еще вариант?.. — Ну не знаю. Дай-ка подумать. — небрежно произносит Джокер и сворачивает купюры вдвое, чтобы убрать в карман. Хоть в её глазах, интонации нет никакого подтекста, намека, рискованно спрашивать о вариантах у таких, как он. Но на счастье Ульяны ему нужны бабки и ничего больше, натурой — только в качестве досуга. Что с тебя можно было взять, я уже взял… Он удерживается от желания бросить это ей в лицо. И от желания сесть в машину и уехать вместе с её дружком, за которого она так печется. Это вызывает жгучую злобу, раздражение. Только Комолов не может понять, в чём причина. И нет желания в этом разбираться. Ульяну поздновато, уже после того, как он в задумчивости замолкает, осеняет мысль, что не все варианты ей подойдут. Незаконное казино, рэкет... Мало ли чем ещё Джокер увлекается. Самой себе льстить Ульяна не собирается. Если бы ему была нужна она, за прошедшую неделю Джокер хоть раз бы, хоть как-нибудь объявился... ...иногда болезненно тянуло за висками и в центре грудной клетки с небольшим смещением влево. Стоило иссякнуть самобичеваниям и притихнуть гневу. От того, что никакая она не классная и Джокер, преподав один суровой урок, больше ничему её не научит. И, если судьба решит случайно столкнуть их на улице, он посмотрит на неё так, будто никогда до этого не встречал. Склонив голову на бок, Саша заглядывает в глаза Пылеевой. В дневном свете они напоминают ему другие — уже навсегда закрытые. — «Но что-то человеческое в тебе есть, я же знаю!». В его отсутствие об этом больше некому напоминать. — Пристрою тебя в одно место, поработаешь месяц-другой, всю зарплату будешь отдавать мне. — предлагает Саша, специально не поясняя, что за место, хочет напугать. То ли у неё на самом деле настолько жалкий вид, то ли Джокер... Джокер не такой уж бесчувственный и чёрствый, каким она его сгоряча окрестила. Ульяна осознанно позволяет последней мысли мелькнуть в голове и вальяжно в ней же устроиться, не зная, обрадоваться ей или нервно оттянуть ворот своего свитера. Место? Но, наверное, пристраивать в... дом терпимости несовершеннолетних даже для бандитов перебор... Хотя Джокер ещё не интересовался её возрастом. Он же в курсе, что она ни дня в своей жизни не работала? Комолов бегло подмечает и блеснувшие отголоски зародившегося страха в её глазах, и тень сомнения, во что она ввязывается. Помогать развеять или специально отговаривать не станет. — Чем больше чаевых, тем быстрее рассчитаешься. Договорились? Это надежнее, и она будет под присмотром. А если сольется, то Максиму будет очень и очень плохо. Но Саше кажется (хочется), что она откажется. — Работать официанткой? — переспрашивает Ульяна. По большей части для того, чтобы саму себя успокоить, просветлив немного чёрный ящик сделки. Потенциальных вариантов не так уж и много. А «чаевые» говорят сами за себя. При условии, что это не какой-нибудь эвфемизм. Ульяна о нём даже хорошего мнения. Джокер тихо усмехается и на вопрос согласно кивает, будто роняя голову вперед, а затем поднимая. Пылеева снова в нерешительности смолкает, зацепив зубами краешек губы и поглядывая на зажатый в руках ремешок рюкзака. Как же долго она думает. Более важные вопросы и то быстрее решают. Комолов больше ничего не спрашивает, не уточняет. Официантки, кстати, и в стриптиз-клубах бывают, и в спорт барах в коротких юбках и облегающих топах без лифчика. Уж Джокер то видел. Сводить бы её в такое заведение… — А если поцелуешь, можешь даже оставить ту пятнашку на карте себе. — добавляет Саша, в наглой улыбке растягивая губы. Даже таким, как он, иногда хочется телесной любви и ласки. Нет. На самом деле Джокеру просто нравится, когда Ульяна тушуется. Хотя это происходит почти каждый раз, когда она прямо на него смотрит, но ему и этого уже недостаточно. Ульяна недоуменно поднимает глаза на Джокера, машинально задевает взглядом его губы... ...Лиза скидывает ей плейлист с вечеринки, потому что хочет восторженно поделиться тем, что ей нравится, с неосторожно проявившей интерес новой жертвой. А Ульяна из великолепной восьмёрки скинутых треков заслушивает до тошноты один. Особенно, когда лежит ночью. Под одеялом. В темноте. Заперев на засов двери и скинув плюшевых медведей под кровать. ...чтобы никто не увидел. ...закрывает даже свои глаза. Задевает пальцами, будто случайно, живот, резинку белья... ...останавливает себя, не позволив большего. А утром, на скучной паре, залипая в доску, перекатывает языком от щеки к щеке сладкий леденец, которых теперь понапрятано во всех карманах. ...с апельсиновым вкусом. Ульяна как-то дольше обычного на него таращится. И этот взгляд совсем не сканирующий, не тот колючий с толикой презрения, а подозрительно напоминающий все те тягучие, нежные, призывные, у которых, как думал Саша, истёк срок годности. Едва чувствуя лёгкое потепление на щеках, Пылеева даёт себе мысленный отрезвляющий щелбан. Сердито морщится на читающуюся в каждом жесте Джокера самоуверенность. — Лучше я заплачу... — отрезает она, но за секунду слегка смягчает выражение лица: — ...а то вдруг меня снова стошнит. Добавляет едко, будто возвращает должок за тот его выпад, который не смогла сразу отразить. А может быть, получает свою долю моральной компенсации. Только не дотягивает до конца, смешавшись. Потому что никогда не умела врать. — Такая, значит, благодарность за то, чему я тебя научил? — приподняв бровь, будто уязвленный её словами, спрашивает Джокер, но ответа не требует, — Главное не ошибись с ударением потом. Адресует Пылеевой многозначительную полуулыбку. Не пожалей, что отказалась. Заплáчу разве что от счастья. Как только уберусь подальше от тебя. Так твердит ответить Ульяне самоуважение, но пока получается лишь мельком пройтись языком по пересохшим губам. Знания ещё не улетучились, свежи в памяти. И совсем некстати приходит мысль, что повторение — мать учения. ...он уже один раз тебя обидел... Ульяна больше не заглядывается на Джокера, потому что закатывает глаза, воздерживаясь от желания посоветовать ему выдохнуть. На тебе свет клином не сошёлся. (Жила) же она раньше без всей этой ерунды..? Забрасывает рюкзак обратно на плечо, оставляя в руках только карточку в пластиковом чехле. — В общем... Я согласна. Договорились. Ульяна запинается, но всё же протягивает Джокеру ладонь, очень надеясь, что не поставила этим жестом росчерк под контрактом на свою душу. Джокер кидает на ладонь девушки вопросительный взгляд, но всё же лениво протягивает свою и коротко жмет, не предпринимая больше никаких попыток физически сблизиться. Не после её чёткого и понятного отказа. Опустив руку, Пылеева незаметно чуть сжимает и разжимает кулак, будто разминая занемевшие пальцы. Стирает игольчатый след непродолжительного прикосновения о светло-серый шершавый деним, обтягивающий бёдра. — Теперь мы можем идти? — говорит, конечно, про себя и Макса, что подтверждает и мимолётный взгляд на затемненное боковое стекло. Вспомнив ещё кое о чём, Пылеева переступает с ноги на ногу, убирает за ухо падающую на лицо прядь. — Как... мне с тобой связаться? Ну... Чтобы... Неопределённый взмах рукой призван объяснить Джокеру, что она имеет в виду их договор. Так нелепо Ульяна ещё ни у кого не выпрашивала номерок. Чуть не фыркает вслух от своей ассоциации. Ещё помнит ник его профиля. Но, может быть, хочет таким образом снять невидимый запрет на звонки и смски. Исключительно по деловым вопросам, разумеется. — Давай свой телефон. Встрепенувшись, Пылеева вытаскивает из переднего кармана джинс телефон в прозрачном бампере, заученным до автоматизма жестом снимая блокировку. Держа недешевый телефон в одной руке, Комолов большим пальцем быстро вбивает нужные цифры. Даже никак не извращается, но подписывает всё же с почти дружеским подколом: «не-Саша». Есть что-то в том, как Джокер пополняет нужным номером списки её контактов. Хотя им, наверное, не очень удобно было бы держать связь, перекидываясь электронными письмами, а соц.сети — это не серьёзно. Закончив, он протягивает телефон обратно, но не сразу разжимает пальцы. — И лучше сто раз подумай прежде, чем решишь обратиться к ментам. — произносит Комолов, не сомневаясь в своих словах. Это даже не угроза, а проверка на вшивость. В ментовке её заявление затеряется, как и десятки других таких. Но про попытку он узнает в тот же день. Вызывать полицию Пылеева давно передумала, поэтому кивает уверенно, пусть и сглотнув перед этим с видимым напряжением. — Буду ждать от тебя звонка завтра, в районе двух часов. — Джокер говорит по-деловому, без намека на флирт или заигрывающие интонации. — Хорошо, я поняла, — Ульяна соглашается даже раньше, чем вспоминает точное расписание на завтра. Легонько хлопнув карточкой по ладони, открывает рот в вопросительном «Аа...», но Джокер уже опережает её своим ответом. — Деньги тоже завтра. Саша не спрашивает, будет ли удобно в это время. Потому что это он устанавливает правила, выдвигает условия. И так делает слишком широкий жест доброй воли, позволяя затянуть с возвращением долга на месяц, а то и три. Делает три шага вперед, заворачивая в сторону, и открывает багажник мерседеса. Ульяна подходит секундой позже, останавливаясь в сторонке. При Джокере кидаться к Максу не торопится, хоть и поджимает в волнении губы, шарит взглядом по его примятой футболке, куртке, размазанной под носом крови. — Повезло тебе. — едко усмехается Джокер, окинув Корнеева еще более недобрым взглядом, чем когда заявился к нему в первый раз. Максим переводит взгляд с него на Ульяну и обратно, не понимая, как и о чем они могли договориться, не зная, бросаться ему с кулаками или нет. — А паспорт? — неуверенно спрашивает Максим, опуская одну ногу вниз. — Будут бабки, будет и паспорт. Свободен. Пока. Комолов дожидается, когда Максим выберется наружу, и закрывает дверь. Не прощаясь, направляется к своему месту рядом с водителем. Выбравшийся Корнеев бросает на подругу ещё один, полный вины взгляд. Подступает ближе, придерживаясь за побитый бок, но Ульяна отклоняется, смотря куда-то мимо него. — Джокер... — шлёт в спину, не задумываясь дважды, зря или не зря. — Спасибо. Кое-что в благодарностях она всё-таки смыслит. Макс не пытается скрывать, что считает их излишними, но ничего не говорит. Джокер и не вспомнит, когда слышал «спасибо» от кого-то в последний раз, без сарказма и особенно при таких обстоятельствах. Наверное, никогда. Особенно после того, как разбил мечты и надежды на «долго и счастливо» с собой. Ульяна вся такая воспитанная, правильная. А он ещё Кира считал занудой… Она хоть раз прогуливала уроки, списывала контрольную, ругалась с кем-то, перебегала дорогу в неположенном месте? Хоть одно матерное слово знает вообще? — Ч-что? Фак... Чч... Джокер.. Знает. Полиглотка хренова. Он ничего ей не отвечает. Только когда мерседес отъезжает, выруливая на дорогу, Ульяна со вздохом приближается к Корнееву. Осматривает более тщательно. Вытащив из рюкзака пачку бумажных носовых платочков, тянется к лицу, чтобы стереть кровь. — О чём вы разговаривали? Что он хотел? — Максим не позволяет, отстраняется, перехватив её руку в сантиметрах от своего лица. Его требовательный, строгий тон, эти расспросы кажутся слегка неуместными. Не ей тут надо объясняться в первую очередь. — Ничего, — недовольно поморщившись, честно отвечает Пылеева. — Я сама предложила ему отдать часть суммы. Считай, внесла залог за досрочное освобождение. На лице Максима застывает какая-то эмоция. Как будто он сам не знает, класть поклоны за спасение его шкуры, читать выговор за вмешательство в опасные дела или гордо отрицать, что ему не нужна была помощь. — Сколько? — наконец, нерешительно интересуется он. — Пятнадцать. Оставшееся... позже. Корнеев, потупившись, опускает взгляд. —Джули, я... Я бы рассказал... Но я не хотел тебя даже косвенно в это втягивать, рисковать тобой. Это... Запустив одну ладонь в волосы, Максим сокрушённо натягивает пряди, пускается в путаный рассказ, вольно или невольно сводя всё к тому, что Джокер и его ребята очень опасны. Ульяна не перебивает. Не помогает ему дружеским «всё нормально». — Я... найду где взять деньги. Обещаю, — Корнеев не сводит с неё глаз, видимо, этим утверждением завершая своё длинное «извини». Наступает черёд Ульяны прятать взгляд. Но прежде... она коротким наклоном головы выдаёт одновременно и примирительное «ладно» и прощающее «извинения приняты». Сама не знает, почему ни словом не оговаривается про сделку. Про работу, условия... Или знает. Только не признаётся... ...что в глубине души не хочет, чтобы Максим её отговорил.