Из дальнего зала со сцены долетает мелодичный женский голос и знакомые строчки: Бельская, как всегда, на сцене. Администратор в стороне окидывает внешний вид Комолова взглядом, но, разумеется, ничего не говорит, а вот другого гостя в таком виде бы не пустили даже на крыльцо.
— А мне казалось подобные места немного не твой... Не в твоём вкусе, — сбивчиво исправившись на концовке, хмыкает Ульяна и без вопросов проходит за Джокером внутрь.
В
ресторане Шлотбург пахнет не с кухни, аппетитно, а сладко орхидеей или чем-то таким же цветочно-тропическим, ненавязчиво. Тепло, очень чисто и на лестнице гостей встречает нарядная девушка-хостес. Она двигается было к ним, но, взглянув на Джокера, передумывает, нерешительно зависает на месте.
— А тебя ебет? – спрашивает Комолов больше по инерции, чтобы не было молчания, чтобы последнее слово было за ним.
Как будто они сейчас свернули за грязные вонючие гаражи, а не зашли в ресторан. Но, конечно, не пять звезд, не пять. Возможно, пару звёзд у Шлотбурга сняли, именно потому что сюда порой заглядывает Джокер.
Саша не замечает или не хочет замечать, что это такой способ Пылеевой
подружиться, узнать его.
— Да, в общем-то... — вразлёт потерев фалангой кончик носа, жмёт плечами Пылеева.
Спускает секунды три на доосмысливание брошенного ей псевдодиалогического вопроса, мимоходом смерив взглядом суетливого администратора в ультрамодном чёрном бархатном костюме и застёгнутой под горло рубашке, а потом угрюмо куксится с таким же угрюмым сопением, адресованным Джокеру. Он не оставляет ей никаких возможностей ответить одновременно прилично, в продолжение разговора и чтоб не признаваться при этом, что её очень даже...
интересует. Кто и когда, при каких экстремальных, вынужденных обстоятельствах обеспечил Джокеру допуск высшего уровня в заведение, где, наверное, бронь на табуретку под дверями уборной расписана на месяц вперёд, а гости предпочитают приходить на ужин уже чуть-чуть сытыми: за бокалом охлаждённого вина, изысканной атмосферой и лёгкими (
недорогими) закусками.
Он проходит дальше мимо девушки-хостеса. Не все завлекающие флиртующие
попытки Комолова оказывались удачными. Вот и для этой особы место здесь оказалось важнее, чем секс с пасынком Воронова. Или Саша просто не в её вкусе, но этот вариант он всегда рассматривает в последнюю очередь.
Не удостаивает её даже беглым взглядом. Рассматривает это не как невыполненную миссию, а как неважное побочное задание в личном action-adventure. Хостес в ответ сопровождает Комолова вежливой
рабочей улыбкой, слегка удивленно поглядывает на его спутницу.
Ульяна уже привыкла к тому, что Джокер повсюду ведёт себя с налётом безусловно владения, везде по-хозяйски. Но тут это как-то... иначе. Чем в том же Котле, например. Тут и
остальные ему как бы
подыгрывают.
Сложив это ощущение с долетающей из основного зала шансонной (
блатной) мелодией фортепиано и теми крохами информации, которые нашла, вбивая в строчку поисковика «Охта-Финанс», Пылеева выдает внезапно осенившее её предположение:
— Это что, ресторан твоего отчима? — интересуется, снова пристраиваясь сбоку от Джокера и проходя к лестнице вниз за ним.
Проходя дальше, Ульяна наполовину оборачивается, чтобы поразглядывать мозаичный рисунок на витражных дверях, покрашенные под натуральный камень стены и выставленный в зале декор. Что-то на морскую тематику. В Шлотбурге все официанты ходят в одинаковой наглаженной униформе, а на мебели — впечатляющие своей белизной чехлы. Гостям подают гастрономические произведения искусства и развлекают народ живой музыкой.
Хотя репертуар в общих чертах схож с тем, что иногда ставит в Котле Максимыч (если им с Никой не удаётся уговорить его смилостивиться на какой-нибудь пост-гранж компромисс).
По пути к лестнице, ведущей к вип-столику, Джокер нагло выхватывает предназначенное не ему меню из рук двигающегося к гостям официанта.
Заметив устремлённый на неё взгляд, облаченная в золото и тёмно-синий атлас певица чуть приседает, провожает Ульяну жестом открытой ладони, глазами и закравшейся в изгиб уголков губ лукавой улыбкой. Так, будто рассказывает, не сбившись с дыхания ни на секунду, про парня
с глазами неба Питера ей по секрету в полутёмной кухне за бокалом Просекко, а не со сцены в микрофон на весь зал:
— А глаза твои цвета неба, цвета неба, неба Питера, полюбила я тебя и кто б ты не был, за тобой пойду...
...Но с такого ракурса можно рассмотреть все штришочки и редкие лазурно-серые вкрапления в серых глазах Джокера, а его тёплое дыхание почти касается губ, когда он так близко.
Пылеева равнодушно делает вид, что не заметила или что это заигрывающее обращение было направлено не ей. Как и ошарашенно-возмущённый вздох от официанта. Долго и гневно парень таращится на их с Джокером спины себе позволить не может, поэтому лишь, вежливо извинившись перед гостями, возвращается за другим меню.
Мысленно Ульяна шлёт ему самые искренние извинения, напряжённо сведя лопатки вместе. Сама-то уж точно была бы не рада такому манёвру, будь Джокер хоть сто раз пасынком или даже сыном хозяина заведения.
Но своё благородное негодование приберегает при себе, догадавшись, что Джокер просто-напросто не станет его слушать. Как, видимо, и отвечать на её вопросы в кои-то веки без юлений.
— А ты чё на халяву поесть хочешь? – прямо в лоб, снова вопросом на вопрос.
Утомлённая за день этим упражнением из курса гимнастики для глаз, Ульяна, разнообразия ради, не возводит их к потолку, а ограничивается громким фырканьем.
— Конечно! — с нахальной улыбочкой соглашается Пылеева. — Поесть на халяву, а ещё отдельный столик подальше от чужих глаз и приоритетное обслуживание. Организуешь?
Заговорщицки подаваясь к нему всем корпусом, абсолютно машинально преодолевает ступеньки. О том, что они ведут не в общем в другой зал на втором этаже, а именно к обособленной нише, с балкончика которой весь остальной Шлотбург как на ладони, Пылеева узнаёт, уже в проёме короткого коридорчика. Где и, поражённая, ненадолго застревает, прежде чем пройти вперёд.
Поднявшись, Комолов бросает меню на стол, а затем скидывает с плеча грязную накидку. Также небрежно бросает на спинку стула, а сам садится на другой.
Самая первая накидка, после которой Саша и начал их носить, была подарена Кириллом на девятнадцатилетние. Сначала казалась не очень удобной: длинная, постоянно болтается в ногах, а при разворотах цепляется за всё, что неровно стоит. Но со временем Комолов втянулся: чёрная ткань стала второй кожей, что заменить её, кажется, чем-то нереальным, невозможным.
Не ходить же, как офисный планктон, в пиджаке и рубашке.
— Ого... — в отличие от Джокера, Ульяна присаживается не сразу.
Вначале приближается к ограждению и жадно изучает открывшийся вид.
Саша берет меню, но не раскрывает его, а пристально смотрит на Ульяну с плескающейся в глазах насмешкой. Может, совсем чуть-чуть – на сто грамм – одобрительной.
Правила хорошего тона разве позволяют, так охуевши навязывать свою, блять, компанию? С каких пор Пылеева без приглашения идёт с ним в ресторан: после
увиденного подсмотренного в туалете или после того, как чуть не стала соучастницей инсценированного самоубийства?
Как он вообще допустил, что они оказались в такой ебейшей ситуации?
И это Джокер сейчас именно про ресторан, а не прошлые события насыщенного дня.
— Вообще-то я шутила про отдельный столик...
Но так даже лучше, — последние слова беззвучно растворяются в её почти умиротворённом вздохе.
Попав с прохладной сырой улицы в тёплое помещение, Саша, почти как Пылеева на крыльце офиса, дернув ноздрями, шумно с особым
смаком и с грубым хлюпаньем втягивает носом
не только воздух. Видимо, прогулка от ворот до Шлотбурга в одной футболке уже даёт о себе знать.
— Вообще-то это и не для тебя. — Джокер не разменивается на лесть.
Будет делать всё, чтобы это было не похоже на долбанное свидание. Хотя Пылеева так настойчива, что у Комолова ощущения, что это
ему придется расплачиваться
телом за этот ужин.
Ульяна, не издав ни единого лишнего скрежета или царапающего плитку звука, отодвигает и занимает стул напротив декоративного окошка на стене. Аккуратно развешивает куртку за плечики на его спинке, оставляя рюкзак у ножки стола. Ладонью слегка взъерошивает волосы в надежде придать им более опрятный вид и чуть оттягивает плохо подсохшую ткань платья на груди, чтобы не липла к коже. Только после, подняв голову, ловит на себе взгляд Джокера.
— Но факт остается фактом. Это - отдельный столик, а ты тут -
со мной.
Ни капельки не задетая замечанием, Ульяна кладёт скрещенные руки с локтями на стол. Слегка наклоняется корпусом вперёд, опираясь на них, задирает подбородок и выгибает брови, пока её губы растягивает обезоруживающе милая улыбка. С такой обычно накрывают стопку цветных карточек двумя черными «+4» в ответ на прозвучавшее
UNO! или ставят вскрытый шах. В состязании с оппонентом, который уже давно перестал быть настоящим
противником.
У Пылеевой — ни с того ни с сего — на языке вертятся одни лишь смазливые фразочки прямиком из пикап-арсенала Корнеева.
Я же знаю, что на самом деле тебе нравлюсь! — хочется хихикающе протянуть ей и явить собой подмигивающую эмодзи с высунутым языком.
Сама себя одергивает.
С каких пор это опять имеет значение?
Нравится ему.
Чтобы Джокеру нравилось
с ней.
Смягчавшее выражение лица непонятное свечение меркнет, и Ульяна подравнивается на своём стуле.
— Не переживай, я, хоть и студентка, к счастью, пока в состоянии заплатить за себя в ресторане самостоятельно, — она трактует и понимает его по-своему, на секунду кривовато поджав губы.
Саша не скрывает едкой усмешки, медленно приподнимая здоровый уголок губ.
— Тебе нравится быть у меня в долгу? — насмешливо интересуется Комолов, в легком недоумении подняв брови.
Чем больше непредвиденных трат — не маленьких между прочим, обед в Шлотбурге это не покупка, к примеру, необходимой туалетной бумаги, тем дольше она будет отдавать оговоренную сумму.
Она не переспрашивает, о чём это он говорит. Пылеева понимает намек по его усмешке и в нервном порыве, бессмысленно привстает, заново поправляя под собой подол платья, чтобы не замялся, пока она сидит. Утыкается взглядом в колени.
— Не особо, — нехотя признаёт. — Но я замёрзла и хочу есть. И, между прочим, уже вернула тебе аванс за две недели вместе со всеми чаевыми, так что...
Будет несравнимо неприятнее свалиться с ангиной и выпасть из рабочих смен недели на две, если не больше. Ещё неделю косить от работы в попытках наверстать пропущенные пары, например, по какой-нибудь мерзкой Политологии, где конспект дают только под диктовку, а за прогулы, даже по уважительным причинам, нещадно карают.
Лучше она разочек возьмёт на горячий чай и перекус из
личных средств. Ладно, из
папиных. Это ведь не должно стать проблемой?..
Ульяна уже не обращается с немым вопросом к Джокеру, хотя мысленно поостерегает себя от
значительных трат. Ей бы примериться к расценкам, только для этого нужно вначале дождаться меню.
— Можно?
Вытянув вперёд руку, Пылеева небрежным движением пальцев обозначает просьбу передать ей не такое уж, очевидно, и нужное Джокеру меню.
Не собирается вынуждать его проявлять ещё больше галантности, чем он уже сделал, приведя её сюда. Впрочем, у неё сложилось двоякое впечатление, что дополнительная компания за обедом стала той самой выбившейся из планов Джокера деталью, на которую изначально расчета не было.
Джокер не торопится отдавать меню. Совсем не потому, что не хочет расстраивать Ульяну ценами. А потому что сам его наизусть не знает. В основном в Шлотбурге он хлещет дорогой коньяк Ворона, периодически закусывая тем, что есть из нарезки на столе.
Дразняще похлопывает твердым тёмно-коричневым переплетом по раскрытой ладони, прямо смотря на Пылееву.
— Сама бы и взяла. — пожав плечами, отвечает Джокер.
Вот он же постарался, предусмотрел, пока шёл сюда.
Раскрывает меню, поднимая его и закрывая своё лицо. Утыкается взглядом в белоснежные плотные листы с минималистичным оформлением и набором чёрных ровных букв. Листает к тому, что ему знакомо и понятно: пицце. Правда от предоставленного выбора начинок хочется закатить глаза и ругнуться.
Возвращается на пару страниц назад, почти задумчиво изучая дурацкие не всегда знакомые наименования.
Джокер намеренно (
вот исключительно потому что она первая спросила!) им не делится. Как пить дать — Пылеева даже не удивляется и не возмущается, вяло уронив протянутую руку на стол.
Не станет же заниматься тут ребяческим перетягиванием несчастной папки, как совочка в песочнице.
Тем более, Джокер сильнее и, вероятно, выиграет...
Откинувшись на спинку, Ульяна выглядывает на ступеньках официанта. По-хорошему, к ним уже должен был кто-то подняться с услужливым «определились?». Но никого, естественно, нет. А причину такой негостеприимной задержки прямо сейчас неторопливо листает Джокер.
Что он там так долго выбирает?
На протяжном выдохе Пылеева вновь припадает к столу. Устраивает подбородок на сложенных ладонях. Наклонив голову, пялится на Джокера. Ждёт, ждёт и ждёт, когда уже он сам утомится и отложит меню.
— Ты его читаешь или просто картинки разглядываешь? — паясничает Ульяна.
В денежном вопросе ему нечем крыть. Пылеева отдаёт долг, опережая все его расчёты, по которым выплатить всю сумму должна была не раньше декабря. Если бы Джокер её не знал, заподозрил бы, что она заглядывает в карманы и в кошельки пьяных гостей или с ними использует туалет не совсем по назначению.
Саша расплачивается с Ульяной игнором. Потому что соревноваться в остроумии с ещё недавно ребёнком – это как-то не по статусу. Он бандит, исполнитель или хренов консультант в магазине?
Но Пылеева никак не унимается, провоцируя его отвечать.
— Названия блюд на память учить не обязательно, чтобы сделать заказ, если вдруг ты не знал.
Не выпрямляясь, она прищуривается на один глаз и усмехается, довольная собственным остроумием.
— Тебе не говорили, что у тебя писклявый голос? – решает подытожит все её высказывания Джокер.
В невинном выражении поджимает губы и приподнимает брови. Даже несмотря на то, что они сидят отдаленно от всего зала, Комолов уверен: у Пылеевой не хватит наглости и смелости напомнить про тот случай, когда её голос довёл его до оргазма.
— Как тебе музыкальное сопровождение?
— Она его перекричала.
Ульяна, стушевавшись, хриплым хмыканьем прочищает горло.
Говорили, бывало... Не всегда так, чтобы прямым текстом, но...
Оставляет уголки губ приподнятыми, но теперь выходит неестественно, онемело, приклеено. Словно ей защемило нерв, и судорогами свело челюсти. Так и тянет растереть подбородок.
— Тоже мне, — Пылеева делает вид, что замечание её не покоробило, и моментально саму себя сдаёт со всей требухой, выпаливая: — А у тебя вот...
Взгляд оценивающе, или скорее даже дотошно, по-учительски цепляется за мельчайшие детальки во внешнем виде Джокера. Увы, никакого нового результата этот постепенно приобретающий регулярность сакральный акт созерцания не приносит.
Есть какая-то глобальная вселенская несправедливость в том, что у Джокера, на первый взгляд, нет броской выбивающейся черты, вроде крючковатого носа, кривых зубов или раскосых глаз, которая ставила бы крест на классическом понимании мужской
привлекательности. Хотя он не наделён смазливостью американского идола, и для тёмного, притягивающего своей молчаливой отчуждённостью байроновского героя ему недостает тонкости и изящества, что-то в его внешности... цепляет. Как на крючок. Заставляет махнуть рукой на впалость и воспалённую красноту глаз, бледность кожи, большеватость лба и несимметричность улыбки. Последнее он, кажется, и вовсе обратил своим козырным тузом.
В каждом отражающемся на его лице выражении неизменствует окутанная мрачной и таинственной дымкой опасности острота, которая лишает наивных, излишне романтичных девиц (
вроде неё) адекватности. Она как сладкий нектар на листьях венериной мухоловки. Им же умеет сочиться его вкрадчиво низкий голос. В него Джокер от случая к случаю, расчётливо обволакивает свои жесты...
Пылеевой уже знаком принцип действия этого ловчего механизма.
...но почему-то до сих пор не отпускает желание к нему приблизится...
— ...причёска, будто фен на тебе мстительно отыгрался, — Ульяна всё же находит подходящее
не-совершенство и философски пожимает плечами. — У всех свои изъяны.
Странно использовать эту фразу именно сейчас. Не после того, как он угрожал
убийством Ивану или запер Макса в багажнике своего гелика; не после жестокого розыгрыша, оставившего на запястьях соцветия фиалковых пятен, а у ключицы — росчерк розового шипа и не когда волосы пропитывал запах его сигарет; не после обмана, всех грубостей и пренебрежения... Наделить отрицательным знаком мелочь, которую проще простого поправить: протяни ладонь да взъерошь растрепанные ветром грифельно-русые пряди.
...Ульяне бы хотелось...
Джокер тоже хмыкает: только насмешливо. Потому что в этой раздаче у него полный биг слик.
Времени прошло не так уж и много, но у Пылеевой личная непереносимость выжидательного ничегонеделанья. Ощущение, будто спускает время впустую. Попади она в плен, врагам не пришлось бы и заморачиваться. Достаточно было бы оставить её в пустой комнате и сказать роковое «ожидайте», не уточняя чего и сколько. Ульяна не продержалась бы и пяти минут.
Не выдерживает и сейчас, внезапно развивая бурную активность. Сперва вытягивается, нависает над столом, пробуя заглянуть в меню, которым закрылся Джокер. Сверху вниз, перевёрнутые буквы — ни черта не разобрать.
Поэтому Ульяна пересаживается на стул, куда Джокер бросил накидку, и ещё придвигается, теперь заглядывая ему через плечо.
Саша все ждёт, что Пылеева воспользуется его
советом и выхватит меню с корнем. Только этого не происходит ни сразу, ни после. Даже не знает, ему расстраиваться, что Глиста не поддается на детские манипуляции – не то, что он – или похвально похлопать её по головке, которая сейчас (
пищит, но) лезет в его поле зрения.
Может, это реально мамкины гены?
Джокер готов неуместно рассмеяться. И вместо возмущения или очередной намекающей едкой реплики, крепче сжимает пальцами переплёт грёбанного меню, чтобы не опустить одну руку на скрытое под столом девичье колено.
Про иголки под ногти – это он охуенно придумал.
Только где их, блять, взять?... А края у меню острые?
Комолов, потеряв интерес к списку горячих блюд, неспешно поворачивает голову в сторону Ульяны и опускает взгляд на её шею. Длинные вьющиеся пряди закрывают то, зачем он вообще повернулся. Хотя его расцарапанные руки зажили уже как дня три, так что и следа от ножа уже, наверное, не осталось.
Пылеева напрашивается на ещё один. По коже или
по сердцу. Комолов хорош в ведении любых видов боя. Его слова и действия – ножи по душевному здоровью.
Шлотбург ни единой дополнительной надписью не кичится принадлежностью к некоторому определённому кулинарному региону, но, судя по наполнению меню, больше импонирует средиземноморской кухне. Не будь её мама большой любительницей, Ульяне бы и треть указанных тут названий ровным счётом ни о чём не сказала.
Дорада, сибас и креветки с томатной капонатой...
Глаза пробегаются вначале по цифрам (и вовсе не под значением граммов), потом сопоставляют те, что в диапазоне не больше полутора тысяч, с подписями. Ульяна предпочла бы горячее и сытное наименование типа «суп». Желательно овощной и не перемолотый до агрегатного состояния жидкой кашицы. Без всяких жирных наваристых мясных бульонов. Но ютящиеся на смежной страничке с горячим, удручают составом и болюче кусаются ценниками.
Может, она и зря подгоняла Джокера.
— А можно перевернуть страничку? — серьёзно углубившись в изучение компонентов блюд и поиск того самого, идеального, одновременно питательного и удовлетворяющего диетическим требованиям, Ульяна даже не оглядывается на Джокера.
Только, нахмурив брови, отводит за спину щекочущие щёку пряди. Подаётся ближе к меню, высматривая мелкий шрифт своим, к сожалению, не абсолютно безупречным зрением. И легонько задевает кончиками пальцев чужую ладонь, намекая, в какую сторону хочет листнуть.
Комолов резко отворачивается, не желая быть пойманным. Но комментарий Пылеевой никак не относится к тому, что он сейчас в ответ взглядом чуть не просверлил в ней дырку. Для этого у него есть ПМ. И сегодня такая идея даже мелькала в мыслях.
Он ничего не отвечает, опускает открытое меню на стол и поднимается на ноги.
Дожидаться и спрашивать разрешения больше не надо. Папка с меню теперь прямо перед Ульяной, в её полном распоряжении. Но никакого триумфального злорадства это не вызывает. Напротив. Сухое деревянное шкрябанье ножек соседнего стула по полу отвлекает Пылееву от сосредоточенного подсчёта БЖУ и заставляет (
в волнении) недоумённо проводить Джокера взглядом.
Да что не так-то? Что она опять сказала или сделала?
Поджав губы, Ульяна с затаённым —
жаль, исключительно на себя — раздражением подтягивает ближе меню. Переворачивает ламинированную страничку с таким громким шелестением, что какой-нибудь особенно душ... рьяный блюститель этикета наверняка заподозрил бы её в провинциальности и невежестве.
Да и чёрт бы с ним!..
Кажется, только одному чёрту и известно, что может твориться у Джокера в голове...
Вдруг... у него просто ноги затекли? Не слишком ли самонадеянно, считать, что у истоков его действий отыщется свободная кочка, большой валун, как раз для того, чтобы на нём могла приютиться назойливая полузнакомая девчонка?
...не-подружка, не-любовница, не-девушка...
Может, от неё дурно пахнет? Изо рта?!
Ульяна невзначай задевает кончик носа краешек своего плеча, делая пару коротких неслышных вдохов. За почесыванием переносицы прячет свою неловкость.
Там, у ворот, всё было ещё в порядке.
Саша подходит к ограждению, заглядывая в зал. Сейчас его терпению придет конец. Оно короче собственного члена, а на голодный желудок совсем отсутствует. Комолов даже готов присвистнуть, чтобы обратить внимание ленивых официантов. Но замечает, как одна из них уже поднимается по лестнице. Так медленно, что Джокер снова вспоминает про ПМ. Выстрел в потолок для ускорения даже Воронов в свои самые лихие годы себе не позволял.
Глаза добегают до конца страницы. Ульяна, не уяснив с неё ни слова и не разобрав ни цифры, листает дальше. Так и не возвращается к горячим блюдам до момента, когда с лестницы раздаются цокающие шаги. Перескакивает сразу в конец, к напиткам в поисках чего-то горячего исключительно в прямом смысле, без лишних спиртовых градусов.
— Рибай с картофельным пюре и коньяк. — до того, как она задаст очевидный для всех вопрос, произносит Джокер без вежливой мягкости.
Девушка кивает, быстро записывает в блокнот и переводит взгляд на Ульяну.
Надежды на то, что Джокер задержит официантку своим заказом, тоже себя не оправдывают. Оторопев от такой скорости, Пылеева, по ощущениям, выкашливает всю существовавшую в ней смелость пока прочищает горло, чтобы сделать заказ. Поднимает глаза, собираясь по обыкновению поддержать девушку дружелюбной улыбкой, но весь этот её ожидающий вид, собранные в пучок волосы, блокнот, ручка нагоняют какой-то непривычной неловкости.
Недолго думая, Ульяна выбирает наиболее банальный, безопасный вариант. Не в пример вежливее Джокера просит принести ей Зелёный салат (даже не уточняя входящих в него ингредиентов) и то, что по её предположениям, должно быть красиво названным кусочком рыбного филе на гриле. Приходится взять на одну себя целый чайник чая, потому что порционно здесь готовят только кофе. И с печальным вздохом отказаться от притягивающего своим названием Шоколадного кекса по стоимости полноценного кусочка торта.
Перед тем, как отдать меню и отпустить официанту, Ульяна набирается решительности спросить про возможность зарядить телефон. Девушка, помявшись, смущенно указывает куда-то ей за спину, где на стенке, выкрашенная под её цвет и закрытая крышкой, обнаруживается розетка. Видимо, осталась ещё со времен ремонта здания. Официально подобные услуги для гостей не предусмотрены, но... у них с Джокером ведь элитные места в ложе.
Саша остается стоять, локтями упираясь в ограждение. Сохраняет молчание, не собираясь развлекать Пылееву беседой после того, как уходит официантка. Смотрит вниз. Бельская подбирается к припеву своей песни. Эта мелодия знакома Джокеру с детства.
— Ох ты, ох ты, живи моя Охта. Будь моя Охта краше Кремля… — до их балкона голосом Бельской долетает
визитная карточка ресторана.
Ворон никогда не говорил, что всё это достанется ему. Комолов и не претендует. После смерти Кирилла теперь отчим, скорее, всё отдаст на благотворительность или завещает какой-нибудь тридцатилетней любовнице с хорошеньким личиком и фигурой.
Ульяна, присев у стеночки со шнуром зарядки, разглядывает его силуэт, пока её смартфон неспешно приходит в себя. Изучает одновременно расслабленную и пропитанную сдерживаемым напряжением позу. Когда он вот так вот задумывается над чем-то ей неизвестным и недосягаемым, Джокер выглядит старше...
...незаслуженно, несправедливо взрослым...
...и Ульяну клонит начать нести всякую чушь, лишь бы обволакивающий его незримый ореол прекратил сливаться с тёмными шторами и хоть немного приблизился к более нейтральному светлому оттенку стен.
Но сперва она проверяет пропущенные и смски. Ещё раз успокаивает маму сообщением о том, что задерживается в дороге, потому что зашла перекусить (
почти правда, между прочим!) и только после, отложив гаджет на пол, присаживается обратно на свой стул.
К этому времени им уже приносят приборы, тарелки, бокалы (зачем-то два) и наполненный чистой водой графин.
— Репертуар у вас тут, конечно... — стоит официантке снова скрыться, а песне подойти к завершающему проигрышу, комментирует Ульяна и лёгкой улыбкой поворачивается к Джокеру. — С виду кажется, что сюда больше подошел бы какой-нибудь лаунж. Или джаз хаус...
Комолов неохотно поворачивается на голос, врывающийся в мысли вместе со словами песни.
— А ты чё имиджмейкер? — лениво интересуется Саша, — На кого ты учишься, кстати?
Уже забыл, что спрашивал.
К комментарию о репертуаре Джокер своих реплик не добавляет. Его всё устраивает.
— На... — в манере безропотно подчинившегося своей
вообще-то-я-тебе-уже-рассказывала-но судьбе человека начинает Ульяна, но, запнувшись, невозмутимо, с тонким полуизгибом брови продолжает: — ...него и учусь, вообще-то.
Готова поручиться, Джокер
и сегодня не запомнит её высокопарное «Эксперт по международным отношениям», которое даже из уст непричастных обывателей всегда вырывается только с придыханием и непременно оформленным в брошюрный шрифт Georgia. Хотя Пылеева не уверена, в принципе, существует ли ВУЗ, с отдельной специальностью «имиджмейкинг»?
Она никогда не рассматривала свою карьеру связанной с чем-то настолько художественным. Да и с чего бы вдруг? В их семье даже никто не умел рисовать. Мама с горем пополам помогала ей делать школьные оригами и вытынанки, на уроки труда Ульяна таскала пошитые в ателье наволочки и купленные в пекарне пироги, а её навыки в черчении ограничились умением нарисовать ровный тетраэдр на геометрии.
Свой творческий потенциал Ульяна реализовывала в основном крутясь перед зеркалом и подбирая наряды на неделю. Ещё с тех пор, как для этого приходилось таскать вещи и украшения из маминого шкафа. Вырисовывая аккуратные, на зависть одноклассницам, стрелки бледно-серым карандашом. И самостоятельно придумывая образы для своих выступлений...
...все, кроме одного.
В «Мухе» ей с такими умениями точно делать было бы нечего.
Ульяна прячет единственную подсказку на свою безобидную ложь в проблеске веселья и чрезмерной выжидательности взгляда. Эксперимент два в одном. Смутит ли хоть немного её ответ Джокера и как долго она сможет говорить ему про абсолютно разные профессии, пока он не заподозрит неладное?
Отсчет пошёл.
Пылеева нарочно не меняет положения, только улыбается теперь как-то шире и довольнее,
светлее.
— А. Ну ясно. — небрежно бросает Саша, не замечая никакого подвоха.
Так и думала!
Она чуть не фыркает вслух, нисколько не удивлённая, что Джокер, и мышцей не дрогнув, принимает её ответ. Про себя отмечает лишь, что реакция на профессию международника была пощедрее. Видимо, мастера и вольнодумцы впечатляют его меньше.
Пылеева не занимает в его жизни много места, чтобы выделять для неё отдельную папку в памяти, куда сохранять всё, чем она занимается, с кем общается, что любит, а что ненавидит. Хотя кое-что он всё же запомнил.
Что не нравится...
...скромная тесная ванная, стиральная машина, забрызганное зубной пастой зеркало и торчащая из-за туалета швабра...
— Мы разве... Мы не должны... Пойти к тебе?..
И...
...учащенное дыхание, подрагивающие ноги, веки, пальцы на руках, приоткрытый рот, тёплое дыхание с апельсиновым вкусом, горячие пальцы, размеренные проникающие движения...
— Фак... Чч... Джокер...
Саша с усилием сглатывает и делает рваный вздох. Он готов пойти ва-банк, что сейчас ноздри разъедает хрен пойми откуда взявшийся запах апельсинов.
К счастью, его вскоре перебивает запах жареного (
пока что только) мяса.
Всё, что ему остаётся — оставшись одному в квартире надрачивать на горячие и пьяные события того вечера. Только теперь у него появился шанс на вторую серию, потому что актриса главной роли сидит рядом и улыбается ему. Снова. Как в том кресле. А от него каких-то пять шагов до двери ванной. Только в эту минуту у него не осталось (а)моральных сил подыгрывать.
Подровняв посуду на столе, Пылеева откидывается на стуле назад, удерживая баланс только на задних ножках. На пару секунд, не больше, а потом, поддавшись звенящему в черепной коробке строгому голосу отца, резко приземляет их на пол.
Комолов окидывает позу Пылеевой на стуле тягучим неспешным взглядом и больше к залу не разворачивается.
Ульяна снова рассматривает Джокера. На этот раз долго, настойчиво, чуть сощурив глаза, будто тщательно готовится к следующему вопросу.
— А ты тоже такое любишь? Ну...Слушаешь? — всё-таки спрашивает она.
На неожиданный вопрос Саша отвечает не сразу. Сначала задумчиво смотрит пару секунд в одну точку, а затем по привычке приподнимает уголок губ. Правый — ещё не заживший. Джокер морщит лоб от кольнувшей боли и быстро подносит руку к лицу, коротко касаясь пальцам подсохшей ранки.
— А если и да, то чё? Минус пятьдесят очков от привлекательности? — издевательскую насмешку на губах Комолов заменяет (на удивление) тёплой играючей насмешкой в глазах.
Он делает шаг к столу и не так бесшумно отодвигает свой стул, снова занимая место за столом.
Как бы ей не хотелось поддаваться на глупые стереотипы, факт того, что на вечеринке Сплин...
...да-да, она специально узнавала... но это было ещё до...
...зазвучал не раньше, чем затихла нестройным хором пропетая Мурка. Невольно заставляет задуматься. Ульяна бы сказала, что Джокер больше ассоциируется у нее с какими-нибудь System of a Down или, на крайний случай, Led Zeppelin, которых обожает отец... Но песню, стоящую у него на звонке она так и не выяснила.
— Ну почему сразу «минус»? — вальяжно облокотившись на спинку, пожимает плечами Ульяна. — Вдруг я тайная фанатка? Просто шифруюсь...
Ей снова вспоминается его квартира. Полутёмная комната. Диван. Гитара. Как Цапля утягивала её вглубь толпы. Пылеева пробует представить Джокера играющим в тот момент какое-нибудь «Третье сентября», и приходит к неутешительному выводу, что никаких пятьдесят очков это мыслеобразу не снимает.
Максимум пятнадцать. Не больше.
Сервис в Шлотбурге оправдывает завышенные цены. Блюда приносят быстро. Два сразу, по всем правилам: её салат и горячее Джокера. На крутых, чуть тёплых, лаконично белых тарелках.
Вооружившись вилкой и даже ножом, первым делом Джокер разрезает мясо на несколько частей и отправляет пару кусков в рот. Потому что выбранные блюда Пылеевой испортят, блять, самый сильный аппетит. Рыбе Комолов предпочитает жареную жирную свинину, а салату — говядину.
Её салат выглядит даже не
аппетитно, а
эстетично, точно как с картинки Кулинарной книги. Всё, кроме одной крохо-о-отной детали.
Надо было всё-таки спросить про состав...
Чуть закусив губу, Ульяна секунд пять ворочает тарелку из стороны в сторону, подцепляет кончиком вилки мелкую белую стружку, кое-где накрошенную поверх листьев шпината, принюхивается, но вынужденно признаёт: украшение блюда всё же из миндаля.
Его немного, и она решает не отказываться от блюда совсем. Только старательно выколупывает все кусочки к краю тарелки, прежде чем найти более чистую полосочку огурца.
— Приятного аппетита, — улетает в воздух с Ульяниной стороны.
Бесплотно, потому что на соседнем краю стола с принесённым блюдом уже вовсю расправляются безо всяких сопутствующих пожеланий. Джокер так набрасывается на еду, словно боится, что вернувшаяся с чайником официантка на обратном пути отнимет у него тарелку. Ульяна почти чувствует себя неловко, занимаясь методичным расчленением своего салата.
Комолов ничего не отвечает ни на одну из следующих реплик Пылеевой, сейчас — конкретно с ней — придерживаясь правила: когда я ем, я глух и нем. Она серьезно подзаебала его за этот день, что сейчас все её попытки в шутки не кажутся смешными. Хотя будь в нём на пару рюмок больше, может, и показались бы...
Поэтому Джокер подливает себе ещё. Попросит Шрама довезти его до дома или и так сойдет — сам за руль сядет. Расправившись с половиной своего блюда, выпивает сразу, а на закуску берёт что-то на пробу прямо из тарелки Ульяны.
Что-то тонкое, овальной формы и безвкусное. Только когда оно уже оказывается во рту, Джокер задумывается, что, возможно, эта херня и не предназначалась для употребления, и именно поэтому Пылеева от неё отказалась.
Пылеева отправляет в рот наколотый на вилку кусочек авокадо, но так и зависает, не прожевав. Не успевает адресовать Джокеру неодобрительно-испытывающий взгляд за то, что он запивает еду коньяком, как компотом (а она думала, пол рюмки — это на весь обед, посмаковать); глаза удивлённо округляются. Ульяна как бы даже закашливается спешно проглоченным. Прикрыв ладонью рот, чуть ли не всем корпусом поворачивается в бок, пристально вглядывается в лицо Джокера. Но без возмущения его нахальным воровством, а с нарастающей заинтересованностью.
— И как? Вкусно? — тоном исследователя, наблюдающего за действием непротестированного препарата, уточняет Пылеева. — Это миндаль.
Поясняет без какой-либо определённой цели.
Ульяна слишком приблизительно представляет себе его вкус. Как, впрочем, и всех остальных орехов, кроме дурацкого фундука. Пробовала только их синтетические заменители.
— Никак. — отвечает Саша, почти незаметно дернув плечами.
Миндаль = не нравится.
Возможно, это даже невольно отпечаетается в его сознании, подкрепленное едким: «
нахуя заказала, если ты это не ешь?». Но выснять это, обсуждать вслух не станет.
Пылеева хмурится, с отчётливо читающимся неудовлетворением переводя взгляд то на сдвинутые к краю тарелки ореховые лепестки, то обратно на Джокера. Как будто ждала, что он легко раскусит её злейшего пищевого врага. Но полученные им сведения прозвучали слишком скудно и малоинформативно, а миндаль, как и раньше, остался Ульяне не по зубам.
У неё начинают почесываться внешняя сторона ладоней, предплечья и уголки губ, кажется, уже от того, что она смотрит на эту миндальную стружку. От запаха. Ну, или в этом салате ореховая заправка.
Он совсем перестает выглядеть
надёжным, и Пылеева, немного поколупав зелёные листья вилкой, отодвигает тарелку (от греха) подальше. Не хватало ещё словить тут аллергический приступ. Тем более, она не уверена, что Джокер станет её откачивать.
Ульяна присматривается к его тарелке, прикидывая, может ли стащить оттуда что-то в ответ. Только у него всё уже пропиталось этим выделившимся из стейка жирным соком, а непонятное бледно-жёлтое пюре и вовсе заставляет её скривиться с одолевающим сомнением, что это вообще может быть
вкусно.
Зато от её чая приятно пахнет лимоном и имбирем, а на маленьком блюдце сбоку от чашки оставлен комплимент от заведения — небольшое круглое печенье.
Шоколадное.
Пылеева оживляется детским восторгом и недодает свою рыбу, бессовестно сокращая путь до десерта.
Одним из самых больших минусов аллергии, кроме ежегодной необходимости по весне запасаться носовыми платками и гулять только окольными от парков дорогами, было, пожалуй, то, что орехи могли скрываться практически везде. В конфетах и шоколаде, в выпечке, в соусах для мяса и салатов... В тринадцать Ульяну на сутки отправил в больницу любимый круассан с шоколадом, в который владельцы кофейни добавили вместо крема
ореховую Нутеллу.
Зато если бы Пылеевой вдруг пришлось выбирать, как закончить свои дни, она бы предпочла именно такой способ.
Столовая ложка. Большая банка Nutella. И покинуть этот бренный мир с блаженной довольной улыбкой.
Почти с такой же, с которой она приступала к своему печенью. Ульяна смакует его, прерываясь на неспешные глотки чая, уже, наверное, дольше, чем Джокер расправлялся с целым стейком и пюре.
Комолов с шумом отодвигает от себя пустую грязную тарелку и, насытившись, откидывается на спинку стула. Достает смартфон, чтобы убедиться, что в этот раз эти придурки ничего не напутали.
— Что-то ещё? — улыбается официантка, снова заглядывая на балкон, чтобы унести ненужные тарелки.
— Нет. — Саша по привычке отвечает за двоих.
Ульяна успевает закончить так, что ещё остаётся пару секунд сложить тарелки и приборы тем особым образом, как их было бы удобно забирать со стола. Последнее Пылеева делает, толком не задумываясь. И не забывает вместо Джокера радушно поблагодарить обслуживающую их столик официантки.
Только сейчас замечает у девушки кольцо. На безымянном пальце, правая рука... Значит, обручальное. Одно из немногих украшений, которые разрешено оставлять официантам.
В Котле с них так строго не спрашивают все детали нормативных документов. Но Максимыч всё же требовал от них с Никой оставлять руки «чистыми». Вероника бунтовала и прятала самодельные плетёные браслеты под длинными рукавами рубашки. Говорила, что ей с ними спокойнее. Ульяне по большей части было всё равно. Крупные серьги и браслеты она не носила, а цепочки и кулоны, даже если вдруг забывала перед сменой их снять, легко скрывал застегнутый на лишнюю пуговицу воротник.
Скосив глаза в бок, Пылеева, пока они (
видимо) ждут счёт, изучает вначале бликующий экран зажатого у Джокера в руках телефона, а потом смещается чуть назад к надписи на его футболке, красующейся в районе солнечного сплетения...
...рассеянно зацепив подушечками пальцев цепочку своего кулона, спускающуюся куда-то туда же, прячет озорную улыбку в новом глотке...
...не-впервые за сегодняшний день замечает, что на нём сегодня тоже нет цепочки...
— Да блять…
...она верно считывает неполучившийся манёвр... тихонько дзынькает натянувшийся кулон, шуршит замятая одежда... Ульяна не пытается помочь распутаться...
Джокер кажется более благодушно настроенным, чем тогда. Сытым и довольным, даже тем, что ему там пишут...
Внутренний голос (
Лизиным исключающим попытки ему противостоять тоном) убеждает рискнуть и быть посмелей.
— Приятного времяпрепровождения. — с заученной фразой и с грязной посудой официантка уходит.
По уже другой привычке Джокера не спрашивают про счёт. Он его тоже не заботит.
— Слу-ушай... Я спросить хотела... Давно уже... — Ульяна расправляет салфетку, которую до этого сжимала в ладони и зачем-то принимается её ровнять, только изредка воровато поглядывая на Джокера. — А ты случайно не находил у себя подвеску? Такое... Сердечко на серебристой цепочке? Ну, может, когда убирался...
Конечно, с той вечеринки прошло уже больше двух недель, но что ей, после всего, что уже случилось сегодня, терять? Если скажет «нет», она останется при своём. Но хотя бы попробует узнать судьбу некогда любимого украшения.
Комолов не отрывается от экрана смартфона, не переводит взгляд на Пылееву, даже бровью не ведет, чтобы показать, что он её слышит.
«
Я тебе чё справочник?» — простой грубоватый вопрос, такой же привычный в его образе, как серьга в левом ухе, первым формируется в мыслях реакцией на внешний раздражитель. Потом, как по неизменной методички, появляется желание отмахнуться, забить. И только спустя пять секунд молчания Джокер понимает, какой шанс ему как по заказу подсовывает сама жизнь.
Или это Ульяна уже настолько охренела, что таким образом напрашивается в...
…откуда бы её побрякушкам взяться в его тачке или ха…?
Джокер поднимает свободную руку, пальцами хватаясь за воздух.
Блядство. Сегодня забыл про цепь.
Она даже не порвалась от натяжения, чего не скажешь про кулон Пылеевой… или что там у неё на шеи болталось в тот вечер. Саша опускает правую руку с телефоном на стол и сосредотачивает внимание на Ульяне, озадаченно нахмурившись.
— Не находил. — чистая правда.
Ульяна не отслеживает абсолютно каждое действие Джокера, продолжая рассеянно ровнять штрихообразный рельеф на бумажной салфетке. Отвлекается, только заметив, что и он сам отвлекся от переписки на экране, но не сразу поднимает глаза. Готова предугадать ожидающий её ответ без звёзд, карт Таро и не вычитывая его в нагромождении заломов несчастного квадратного отреза тисненой целлюлозы.
Ну нет, так нет...
Уже жалеет, что затронула эту тему.
Окей. Неважно. Whatever.
Жаль, конечно!.. Но переспрашивать «точно-точно не находил?» Пылеева не будет. Со следующими словами Джокера просто пропадает необходимость.
— Но ты сама можешь прийти… поискать.
Комолов не скрывает в интонации подвох, как паук, заманивая в свою паутину. Где-то в углах его квартиры она точно найдется. Только Пылееву он будет ждать совсем не ради уборки.
Зажатая в пальцах Ульяны салфетка с тихим треском надрывается.
Каким-то образом Джокеру удается сделать так, чтобы самые обыденные фразы прозвучали из его уст как нечто неприличное. Мармеладная сладость в вельветовой обивке непристойности. Ульяна тяжело сглатывает невесть откуда взявшееся першение на задней стенке горла и переводит на Джокера нерешительный взгляд.
Она не сомневается, что он все разы делал и продолжает делать это намеренно. Но именно в этот — будто бы даже
подчеркнуто намеренно.
Испытывает её?
— Но не сёдня. На недели приходи. — не скрывая протяжного сладкого зевка, поспешно добавляет Комолов.
Зато сразу наглядно обозначает,
почему не сегодня.
Саша даже не рассматривает вариант, что Ульяна откажется или вообще вела не к этому, зато даёт время на
подготовиться: и не только морально. С ленивой улыбкой окидывает фигуру Пылеевой взглядом, а затем снова отвлекается, когда индикатор на телефоне мигает зелёным.
1 новое сообщение
Своей расслабленной позой и этим протяжным зеванием Джокер соблазняет Ульяну вытянуть голову и (
сунуть её в львиную пасть) проверить его на наличие заостренных клыков или любых других характерных черт, выдающих принадлежность к семейству больших кошачьих.
Внутреннюю сторону щёк, нёбо, язык и ниже, аж до желудка — всё печёт, словно после десятка выпитых чашек чая с имбирём, и вместе с тем тело под взглядом Джокера берёт лёгкий озноб. То ли просить у официанта стаканчик воды, то ли кутаться в сброшенную на спинку стула куртку?..
Пылеева не успевает задуматься о том, что ей надо бы откреститься от визита в квартиру Джокера правдами и неправдами, как тут же на автопилоте кивает. Ещё и подкрепляет кивок согласным «угу», до конца не осознавая, на что подписалась.
Прочитав, Саша сует телефон в карман и поднимается из-за стола, вместе с тем допивая оставшийся на дне коньяк в рюмке. Не забывает снять со стула накидку и, обойдя другой стул, решительно направляется к лестнице. Не видит необходимости прощаться или что-то дополнительно говорить. Комолову и «угу» на сегодня достаточно.
Когнитивное помутнение спадает, когда прерывается контакт глаза в глаза. Ульяну догоняет рациональное
и вот на кой чёрт я..., но Джокер очень уверенно направляется к спуску на первый этаж, и она вынужденно переключается на это.
— Ты куда? — шлёт ему вслед, привставая на месте. — Джокер?
Ей тоже идти?
Снова вспоминает про счёт, которого они так и дождались.
А вдруг он отлучился в уборную?
ога, а потом помашет ей с улицы ручкой...
Не чувствуя в себе альтруистичной готовности платить за двоих, Ульяна торопливо забирает с зарядки телефон, ногой подталкивает стулья ближе к столу и бегом кидается к лестнице. На нижней ступеньке чуть не врезается в официантку, и они почти синхронно меняют тихое ойканье на такой же тихий смех. Девушка интересуется, всё ли им понравилось.
— Спасибо, всё было замечательно, — Пылеева не скупится на очередную благодарность.
— Отлично! Тогда будем ждать вас снова. Хорошего вечера.
Любезно улыбнувшись, девушка поднимается наверх. Ульяна её не останавливает. Не выясняет, наплевав на то, что там совестливо кольнуло мысли, про счёт
первой. Лучше разберётся кое с кем другим.
На улице Комолова уже ждёт личный водитель, удобный салон и самое главное — отсутствие Пылеевой. Джокера даже не мучает совесть, что он так в наглую использует вообще-то друзей. Но Шрам ему ещё должен за то, что отлучился по делам = завис на пару часов у какой-то тёлки. А теперь и сам хочет получить во всех красках рассказ про подкинутую шмаль, неудачную попытку Тельца нажиться, про недонаркодилера, поездку, чуть не закончившуюся инсценировкой, и то, какое участие приняла во всём этом малолетняя Глиста.
— Джокер, погоди!
На выкрик, нарушивший спокойствие фойе ресторана, Саша шумно недовольно сопит.
Они оба не притормаживают. На ходу всовывая руки в рукава куртки, Ульяна аккуратно подстраивается под его шаг.
— Так я что-то тебе должна? За обед?
Ульяна быстро нагоняет его почти у самых дверей. Он дергает ручку, выходя на улицу первым. Делает шаг, а затем, не останавливаясь, поворачивается к Пылеевой лицом.
— Ну если хочешь. — дёрнув бровями, альтруистически уступает Комолов.
Делает ещё шаг спиной, а затем снова поворачивается и спускается с крыльца. В этот раз сразу находит припаркованный не по правилам, в метре от входа мерс и направляется к нему. Джокер не предлагает подвести. Как только занимает место рядом с водителем и небрежно закидывает накидку на заднее сидение, даёт Шраму отмашку ехать.
***
В пустоте не ясно, падаешь или взлетаешь...
Десять треков спустя, Ульяна не сдерживает продолжительного громкого вздоха, вытискиваясь из трамвая на нужной остановке. Ждёт, пока мигающие на светофоре цифры опустятся от червовой
девятки к нужному зелёному, чтобы перейти дорогу. До её дома отсюда ещё
восемь минут ходьбы пешком по выложенной ромбиком плитке вдоль реки. Графа «cons» квартиры в ЖК. Ближе можно только подъехать на машине.
А сегодня Ульяну не подвозят.
Хотя всё с точностью наоборот. Это тот единичный случай после ее самой первой смены в Котле скорее можно считать исключительным.
На часах время приблизилось всего лишь к
семи. Ещё по-летнему не очень темно, но совсем по-осеннему стыло.
Вид оставляющего её растерянную у крыльца чёрного внедорожника, с номерами «на
шестёрку», вытесняется образами более прозаичными и бытовыми. Стопка немытой посуды в раковине. Не выложенные из барабана стиральной машинки вещи.
А ещё История, подготовка, тест... И завтра после обеда она обещала подменить Нику...
В метрах
пяти от своего подъезда Пылеева замечает ссутуленную мужскую фигуру, расположившуюся на лавочке и напряжённо подёргивающую согнутым коленом. Приближаясь, постепенно опознаёт в ней, по идеально пропорциональному профилю и космам светло-шишечных волос, Корнеева. Раньше он трясся над каждым выбившимся из щепетильно уложенной чёлки волоском. Парни в школе подначивали его за зачёс ведущего школьных утренников, но как-то не активно, потому что с записками от желающих познакомится девчонок, на Ульяниной памяти, у Макса не было проблем никогда. Возможно, это имело какое-то отношение к его выпирающей из каждой лучезарной улыбки харизме.
Теперь пряди у Корнеева совсем отросли, и он стал небрежно закладывать их за уши, что придавало ему немного хипстерский вид.
Чёрт, а она надеялась на хотя бы душ до того, как придется вернуться к учёбе.
А, может быть, в глубине души и вовсе не хотела никакой компании на вечер. Поэтому и не писала заранее...
...до последнего, ждала, что он сам откажется по причине позднего времени.
— Максим? Ты чего... тут?
Корнеев приподнимает голову.
— Тебя жду, — пожимает плечами.
— М.
Ульяна смыкает губы.
Не позвонил, не написал, не предупредил...
Обыкновенный дружеский
сюрприз, ощущающийся резкой и малоприятной попыткой застукать.
Пылеева переминается с ноги на ногу, не зная, куда себя деть. Максим так внимательно её рассматривает, буквально въедается взглядом. И ещё молчит.
— Давно ждёшь? — решает самостоятельно взламывать барьер образовавшейся неловкости Ульяна.
Вначале, будто обозначая свои намерения или прощупывая почву, бросает на лавку рюкзак. Затем сама устало падает на неё следом. Вытягивает вперёд ноги, проскользив по ним ладонями до самых носков, чтобы сладко потянуть поясницу, и снова распрямляется. Полукругом отводит плечи назад. Только потом поворачивается к Корнееву, отрешённо уставившемуся прямо перед собой. У него покраснел кончик носа, руки, спрятанные в карманы короткого пальто, явно замёрзли и согнуты подрагивающими в кулаки.
— Час, —
такая конкретика! — Или около того...
Спохватившись, накидывает на выданный ответ ретушь непринуждённости. Чтобы не казалось, будто он сидел тут с тренерским секундомером. Но всё-таки поглядывал на часы. Отмечал, насколько она
задерживается.
— Где ты была? — Максим тоже поворачивает голову.
Этот его тон... Ульяна про себя заканчивает вопрос строгим отцовским
young lady, испытывает острую тягу поморщиться и вся передёргивается. Не только чтобы притупить желание или от банального холода. Сгоняет неуютные мурашки.
— Прости, — потребность озвучить навязчиво сверлящее мысли извинение перевешивает всё остальное. — Знаю, мы договаривались готовиться к тесту... Я была на тренировке, немного увлеклась...
— Твоя мама звонила, — перебивает Максим. — У тебя был выключен телефон, она решила, что мы уже где-то встретились и занимаемся, поэтому набрала мне. Сказала, ты ещё в обед отправила ей смс, что пошла домой.
Каждое слово сотрясает непрочный асфальт под их ногами и грудную клетку отяжелевшими ударами сердца. Обрушивает монолитные стены, отрезая обходные пути. Пылеева чувствует себя запертой в гигантском лабиринте с меняющейся конструкцией. Кидается из стороны в сторону, в надежде обойти все ловушки и добраться до выхода без потерь.
— Ну да, я пошла, — осторожно соглашается. — А потом вспомнила, что забыла зонт в раздевалке. Пришлось возвращаться. И ещё пережидать дождь под какой-то крышей, когда он пошёл.
Макс, не отрываясь, смотрит в её глаза. Ульяна их не отводит.
Это правда. Так и было.
Правда? Так?
— На обратном пути ещё зашла перекусить, — это показание даётся легче, отрепетированнее. — Заодно и телефон зарядила.
— Одна?
— Что «одна»? — теряется Пылеева.
— Одна зашла перекусить? — Корнеев не сбавляет напора, прищуриваясь.
— Ну... Да... А с кем ещё? — комковатый смешок.
Встаёт поперек горла. Ложь слетает с губ быстрее, чем Ульяна успевает всё обдумать. А теперь ей приходится убеждать себя не белеть и не покрываться ледяным потом. Кажется, её кожа сделана из прозрачного стекла, и Максим сквозь него видит нутро выданной ему неискренности.
Он долго ничего не говорит, а потом опускает глаза ниже.
— А с платьем что? — кивает на разошедшийся шов.
— Зацепилась неудачно... С чего вдруг все эти расспросы?
Внутри что-то враждебно ощеривается в ответ на его непрекращающиеся нападки. Выливается в возбуждённо приподнявшуюся интонацию и нахмуренную линию бровей. Размытая мысль изнутри задевает черепную коробку.
— Тебя что, моя мама попросила отчитаться?
Впервые за весь короткий диалог растерянным выглядит Корнеев. Ошарашенно выгибает брови, а потом с шумным выдохом отворачивается. На секунду с силой сжимает челюсти, словно терпит слабую, но ощутимую боль.
Как от удара.
— Просто переживаю за тебя. Вот и всё, — по слову, тихо выцеживает он.
За секунду вся злость обращается пустым туманом. В животе ухает, словно от прыжка с высокого трамплина.
— Извини я... — Ульяна запинается, качает головой. — Я не имела в виду...
— Проехали.
Говорит одно, а сам не прекращает пялиться исключительно на не такую уж и интересную клумбу напротив. В ней давно пожухли все цветы, кроме бодро желтеющих морозостойких бархатцев. Уперевшись обеими руками в колени, Пылеева долго не находится, чем нарушить повисшую тишину, и покусывает внутреннюю сторону щёк. Выдыхает. Несмело придвигается ближе к Корнееву, приваливается всем телом к его плечу. Тот на мгновение напрягается, но её не отстраняет.
— А может к чёрту эту подготовку? — вносит конструктивное предложение Пылеева. — Разложим учебники, включим какую-нибудь видео-лекцию, а сами наедимся сладостей с чаем? У меня ещё остались M&M's.
Использует на счастье припасённый козырь. Максим немного опускает голову. Ульяне же наоборот приходится практически закатить глаза наверх. Она видит, как Корнеев колеблется. И как, проверив на телефоне время, склоняется всё же к тому, чтобы отказать.
— Давай лучше в другой раз, — он аккуратно увиливает в бок и поднимается на ноги. — Поздно уже. Тебе нужно отдохнуть. Да и я... Ещё не нашёл на завтра текст для Романцева.
Твою ж мать! Текст! Пересказ на паре по английскому!.. Вот помнила же, что что-то забыла...
Но Ульяна всё равно подхватывается вслед за Корнеевым, придерживает его за локоть.
— Погоди... Ты что, пришёл помёрзнуть у моего подъезда и теперь просто уйдёшь?
— Я хотел повидаться, — Максим невозмутимо ведёт плечом, снова обводит её силуэт уже капельку смягчившимся взглядом. — Убедиться, что ты в порядке. Ну... Если, конечно, ты не хочешь о чём-то конкретном со мной поговорить...
Пылеева сохраняет молчание.
Так я и думал.
Макс не озвучивает, но это читается в искривившей его губы короткой горьковатой усмешке и в том, как он слабо сжимает Ульянину ладонь, вместо того, чтобы обнять как обычно.
— Увидимся завтра, Джули. Перезвони своей маме. Она волнуется.
И вот так: он уходит. За ним, как под заказ, зажигается золотистая вереница придорожных фонарей. Только один, тот, что прямо над Ульяной, пару раз моргнув, тухнет с электрическим гулом. Оставляет её на лавочке мёрзнуть в темноте и
одиночестве.
Нужно было сказать. Догнать и рассказать.
Звякнувший новым уведомлением телефон Ульяна подхватывает, затаив дыхание. Сообщение не от Корнеева. И даже не от родителей. Контакт, которым она и без всех сегодняшних событий была сыта по горло.
«
Надеюсь, ты про меня не забыла?»
Сжимает пальцами телефон.
Такое забудешь!..
Отправитель:
Урод (Лёша Видео).
