Час по полудню. Городской затишок. Нелюдное местечко на стыке сдающегося в аренду и заклеенного ремонтной плёнкой зданий. Проржавевший забор, мусорные баки и пара клёнов — вот и всё окружение.
Максим внутренне напрягается от каждого случайного прохожего, хотя точно знает в лицо,
кого ждёт. И даже знает, что его приближение заранее выдаст рычание мотора чёрного внедорожника. Не то чтобы
такие люди не ходили пешком (хотя может и не ходят, ему-то откуда знать), но это как бы ещё один способ подчеркнуть между ними разницу — в статусах и в возможностях.
Сунув руки в карманы, проверяет наличие белого бумажного конверта. Двадцать тысяч крупными купюрами немного придает уверенности. Не с пустыми руками же пришёл.
Здесь не всё — честно заработанное. Часть пришлось добавить, за бесценок заложив знакомому ноут. Не мог дожидаться конца месяца. Только
не в этом случае. Корнеев чуть не сминает пальцами купюры и разгоняет рваным движением плеч по телу подкрепляющий решимость импульс злости, вспоминая, почему вообще сам стал искать встречи с тем, кого предпочел бы в глаза никогда больше не видеть. Потребовал (
ладно, очень попросил) аудиенции самого Джокера...
...ещё не скоро сможет забыть их первую встречу. Тогда не воспринял его в серьёз. Джокер? Это такой прикол? Нужно иметь изрядное самомнение, чтобы назваться жутким клоуном-психопатом из супергеройских комиксов. Его, казалось, сильнее занимали выпивка и низкое, почти вываливающееся из рубашки декольте разносившей бокалы официантки. А для Максима это был тот самый шанс.
...когда про его увлечение онлайн-покером узнал знакомый брата, он предложил ему билет на настоящую игру. Где можно было поднять реальный выигрыш, а не пару виртуальных тысяч. Сказал, что обо всём договорится. Нужны были только деньги за вход. Не очень крупная сумма. Гораздо меньше, чем та, с которой Корнеев рассчитывал уйти.
...нужно было заподозрить. Понять, что его используют. Что залог — не сумма в его карманах, а он сам. Расчет за чей-то долг.
...ему хотелось доказать...
...карты его слушались. Нужные комбинации сами ложились на стол, укладывались в голове...как когда-то давно...до лета, в которое всё сломалось...но он никак не мог взять в толк, почему после каждой из выигранных тысяч чуть позже неизменно проигрывал две.
...в голове всё мутилось и плыло от виски и дыма, к которому он не привык. Ему даже начало казаться, что Дамы в колоде издевательски хихикают над ним, а потом подобострастно вздыхают, попав в ласково поглаживающие их пальцы Джокера. А сам Джокер лишь снисходительно одаривает всех усмешкой острее пики на лицевой стороне Туза. Обменивается учтивыми кивками с Королями. И везде, везде, везде чудится эта иронично выгнутая J.
Максим не помнит, как добрался в ту ночь до съёмной квартиры. Вернее,
не добрался. Пришёл в себя носом в какой-то луже и нашёл на внутренней стороне ладони надпись шариковой ручкой. С четырьмя нулями.
Он не мог попросить деньги у отца. Знал, что тот бы ему сказал.
Заочка. Менеджмент. И добро пожаловать в отцовскую фирму консультантом.
Поигрался, парень, можно и делом заняться.
Нормальную специальность получить. Вон, как его старшие братья. Один — инженер. Второй — будущий врач-невролог. И только он в семье...
Гуманитарий. Мамочкино влияние.
Нет. Кем он будет, если так подведёт Ульяну?
Помнит её сосредоточенную и строгую, пытающуюся вложить в его голову сотни неизвестных топонимов и правила Conditionals. Окрылённую и заливающуюся рассказами об увлекательной студенческой жизни, которая ждёт их в Питере. Сидящую на полу в уже лично
её новой квартире и закидывающую его ссылками на места, куда им точно-точно нужно сходить погулять.
Отважную и бесстрашную — она всегда была гораздо храбрее, не так ли? — кидающуюся наперерез бандитам, чтобы вытащить его из очередного дерьма.
...и три дня назад послушно, как на невидимом поводке, шагающей за Джокером на другой стороне улицы.
Ему нужно было сразу броситься туда. Схватить и оттащить за руку. Спрятать за спину. Увести и велеть никогда больше не приближаться к этому... этому... Ублюдку.
...Ульяну отвратительно и мерзко представлять потерянной в тенях той душной подвальной комнаты...в платье с глубоким декольте...на коленях у Джокера...
Это такой приём. Корнеев подозревал, что его паспорта им будет недостаточно. Наслышан о том, что бандиты любят подбираться ещё ближе, заводить знакомство с дорогими должнику людьми, а потом использовать их в своих нуждах. Что они могут быть очаровательными и дружелюбными, если это в их интересах. Но считал Ульяну осторожнее и умнее. Думал, после того случая в переулке она и близко к себе не подпустит Джокера. Не станет с ним вполне мило общаться
у него, её друга, за спиной. Поэтому разозлился.
А потом сидел у подъезда на лавочке и каждую минуту проклинал себя за то, что смалодушничал и не подошёл. Его ждали в офисе. Нужно было взять список квартир, куда требовалась курьерская доставка на следующий день.
А вдруг, Джокер уже причинил ей боль? Запугал? Обманул?
В поток мечущихся мыслей врывается сигнал автомобильного гудка. Максим отходит в сторону, и чёрный гелендваген, лихо завернув, со скрипом тормозит около него. Но в салоне только водитель.
— Чё хотел, кучерявый? Бабки принёс? — не вылезая из машины, спрашивает Шрам и бегло оглядывается по сторонам.
Максим заторможено кивает и вытаскивает конверт. Всё идёт не по сценарию. Он представлял, как Джокер вальяжно выйдет к нему навстречу. А он гневно сунет ему деньги прямо в руки. На, мол, бери. И предупредит...
— Ну вот! Могёшь же! При правильной мотивации, — вновь встревает в его образ Шрам. — Всё, гуляй. До следующей выплаты.
— Погоди, — Корнеев подается к водительскому окну. — А где... Джокер? Мы же дого...
— Занят он, — Шрам не разменивается на долгие объяснения и многозначительно переключает передачу, рыкнув двигателем. — Но ты не боись. Я ему передам.
— Да я не... Мне бы это... Поговорить с ним...
Секунда. Две. Максим проглатывает сухую слюну. И еле заметно дёргается, когда Шрам, не выдержав, его подгоняет.
— Ну? Чё стоим-то? Говори, раз надо.
До Корнеева не сразу доходит, что другой возможности ему, похоже, не дадут.
— Передай ему... — начинает он бледно и тихо.
— Хочешь угадаю её имя с одной попытки? Что-то на гласную...
Осекается. Прочищает горло. И, расправив спину, уверенно заканчивает.
— Передай Джокеру, чтобы держался от Ульяны подальше.
***
— А ты ему чё? — усмехнувшись, с оживившимся любопытством спрашивает Саша.
— Сказал, что за это надо ещё сверху добавить, так он завис. Походу реально задумался. — энергично отвечает Шрамов, махнув рукой и чуть не уронив со стола свою тарелку.
— Блядство. Жаль, меня в этот раз не было. — с искренней досадой говорит Комолов и откидывается на мягкую спинку стула, почесав правую ладонь о край стола.
…Максим, ничего не подозревая, останавливается возле двери пассажирского сидения, мнётся, как баба.
— Протрезвел, смотри-ка. — ядовито комментирует Джокер, лениво повернув голову в сторону опущенного окна.
Саша не надеется услышать что-то реально дельное. В первый раз они всегда приходят прогнать какое-то фуфло.
— Тут такое дело. Паспорт не могу найти, я его случайно не…
Шрам, растянув псевдо-ласковую улыбку, тянется назад. Забирает с заднего сидения целых пять штук коричневых тонких книжиц, перебирая их, как карты в колоде.
— Какой твой будет? — спрашивает Виталий, обменявшись с Комоловым ироничными взглядами.
— Я поступаю в универ, мне паспорт ещё может понад…
— Не мои проблемы. — обрывает Джокер, — Бабки принес?
— Нет. Я же… у меня же ещё есть время. — быстро напоминает Корнеев.
— Ну и чё ты его на порожняк тратишь? — теряет терпение Джокер.
Ответ следует не сразу. Сначала Максим что-то нерешительно обдумывает, взвешивает «за» и «против». По утомленному лицу Джокера понимает, что он сейчас отдаст команду ехать, поэтому действует сам:
— А если я в полицию обращусь? У меня дядя генерал вообще-то.
Теперь Саша, собирая морщинки у уголков глаз, улыбается искреннее, но все ещё по-звериному. Приоткрывает рот в оскале, обнажая верхние зубы.
— С заплетающимся языком ты и то получше блефовал. — огрызается Комолов и, словно хищную лапу, выбрасывает правую руку из окна.
Хватает Максима за ткань свитера, с силой сжимая в кулак и тянет на себя. Корнеев поддается вперед, почти просунув голову в окно двери, а в это время Шрамов зажимает педаль газа, приводя гелик в движение.
— Ещё раз ко мне без бабла сунешься, я для тебя аттракцион покруче придумаю, понял? — сквозь зубы спрашивает Джокер, пока Корнеев с другой стороны внедорожника старается быстро перебирать ногами и кивать в знак понимания, — То-то же.
Саша разжимает пальцы и выталкивает кучерявую голову из салона. Шрамов прибавляет газа, оставляя запыхавшегося напуганного Максима позади…
Комолов не ебет, что снова придало Корнееву смелости. Может, бабки, которые удалось собрать. Может, Пылеева что-то растрепала. Он делает глоток холодного тёмного пива и бросает мрачный взгляд в сторону арки. У барной стойки никого нет.
Сегодня в Котле вечером многолюдно. В воздухе стоят ароматы пиццы, жареного мяса и других горячих закусок. Мимо их ниши за аркой туда-сюда мельтешат силуэты в красных клетчатых рубашках.
Их пятерка собралась за столом не просто потрепаться и потратить пару тысяч на бухло. Они здесь, чтобы обсудить дело.
— Навык то никуда не делся, но щас по-другому работает всё. Тонкая работа. Надо мне проверить одну фичу. — произносит Ерёма, на своём месте поддавшись вперед и чуть понизив голос.
Комолов отодвигает в сторону пустые грязные тарелки и тоже поддается вперед, уложив руки на стол.
— Чё для работы нужно? — спрашивает Цепнов.
— Инструмент у меня есть. Пару тройку тачек бы. Ну таких, "своих". — продолжает Тигран.
— О, а чё? Может, гелик? — усмехнувшись, предлагает Угол.
— Гелик не дам. — твёрдо протестует Джокер.
— А если он не разберется и повредит чё-нибудь? — поддерживает Шрам.
— Короче, найди…
Из зала раздается шум разбитого стекла. Саша выжидает пару секунд, но затем, забив, продолжает:
— Найдите ему тачки. Только не одну рухлять, которую взломать как два пальца. Ему надо руку натренировать на качественном… — снова речь прерывает посторонний шум из зала, — …авто.
Пьяная потасовка у них там что ли, блять? Хотя обычно они ещё сопровождаются пьяными воплями.
Саша поднимается на ноги и делает глоток пива. Он направляется к выходу, чтобы сделать
рабочий звонок.
В основном зале уже мало-помалу восстанавливается, переждав кратковременный всплеск, естественное течение действий. Гости возвращаются к недоеденным блюдам, недосказанным тостам, перебитым разговорам и оборвавшимся на середине историям. Только редкие единицы ещё примешивают в мотив разгульной барной вечери шуршащие шепотки, поглядывая то на экспозицию последствий случайно устроенного погрома, то в сторону прохода, где скрылись его виновники. Прозевавшие основную феерию — в жажде выведать причину внезапно охватившего толпу возбуждения. Прямые свидетели, — чтобы узнать исход разыгравшейся на их глазах сцены.
Подсмотреть краешком глаза... её продолжение?.. начало нового акта?
...взгляды, взгляды, взгляды...
...вновь под созвездием мириадов бдительных глаз, как под охраной мифического великана Паноптеса. Или в окружении шогготов. Они все за углом, на расстоянии шести с половиной потолочных зеркальных плит, отделяющих мини-танцплощадкой деревянную дверь запасного выхода от гостевой зоны. Но достаточно зоркие.
Самым крайним столикам видны одни повернутые в профиль силуэты, как в театре теней. Возмущённый мужской и беспокойный женский. Девичий. Весь наполненный прерывистыми беспорядочными действиями. Сжатые кулаки. Поворот головой. Вдох. Пальцы заправляют лежащие на скулах пряди. Выдох. Вновь поворот. Вправо. На собеседника. Голова опускается ниже.
...их шёпот закладывает уши.
...как ты могла?...не ожидал...о чем ты только думала?
...повернуть бы время вспять!
Каким был бы твой выбор?
***
10 минутами ранее
— Хорош пялиться! — негромкий голос прямо над ухом.
Ульяна непроизвольно вздрагивает.
— Чего?
— Говорю, ты сейчас дыру в них проделаешь, — подкравшейся к ней сзади Нике, кажется, весело. — Ещё, кстати, не поздно передумать. Они дозаказали два пива обновить и картошку. Если хочешь, могу отдать тебе.
— Мне? Зачем?
— Не тормози, Пылеева! — Вероника, прицокнув языком, закатывает глаза. — Отнесёшь за столик Джокера. А то знаешь, твой сталкеринг со стороны довольно крипово выглядит.
— А? — пока она договаривает, Пылеева успевает потерять повествовательную нить. — Да, как скажешь...
— Ты не приболела, случайно? — Ульяне приходится, нахмурившись, уворачиваться от Никиной попытки померить ей ладонью температуру. — Целый день ходишь какая-то пришибленная...
— Поздно легла вчера.
Точнее, сегодня. Но так и не уснула.
Пылеева осматривается, проверяя, не вернулся ли Максимыч и не нужен ли кому-то из зала официант, а потом спешно вытаскивает спрятанный в кармане коротких джинсовых шорт телефон. С экрана блокировки попадает прямиком в самый ненавистный из диалогов. В нём уже шестнадцать часов никаких обновлений. Всё то же устрашающее «
ну, как знаешь» замыкающее отправленное ею в состоянии аффекта «
не буду я ничего отправлять!!!».
Всему должен быть предел. И ей казалось, что он был достигнут вчера, когда Лёша попросил её выслать фотки...
«Какие фотки??»
«ну уж точно не конспектов»
«сама знаешь какие»
«так и быть, можешб полностью не раздеваться если стесняешься»
Предпочитает даже не представлять скользкий Лёшин взгляд, как его пальцы приближают избирательные части кадра... Её может вырвать прямо тут.
Хотя желудок крутит с самого утра. С первого звонка контакта «Мамуля», поднимая который она боялась услышать...
Ульяна, как это понимать?
Боялась, что это же выскажет ей декан...
Или кто там в университете разбирается с такими вещами? Боялась, ловя краем уха своё имя в разговорах одногруппников. Боялась залезть в интернет. Боялась проверять мессенджеры.
Может, это был такой несмешной прикол?
Говорят же, что шантажисты теряют интерес к потерявшей страх жертве? А Лёша ещё не выходил за рамки чисто
деловых заданий. Ну, до вчерашнего вечера.
Ульяна отходит чуть подальше, так, чтобы точно попадать в слепую зону видимости из ниши. Уже выучила, как надо. Но по-прежнему может видеть Джокера в отражении висящего за баром зеркала.
Не будет принимать предложение Вероники. Зря что ли опять пряталась от него по всем углам? Выделенная Джокером «неделя» для её повторного визита в его квартиру подходит к концу, а Пылеева так и не определилась, стоит ли ей идти...
Останься она дома тогда...
А ведь он тоже есть на том видео.
— Смотри-ка, — Никино тихое присвистывание разгоняет клубящиеся в голове мысли. — А это что за Мистер Студенчество - 2018? Лицо чем-то знакомое... Чур, его столик мой!
Привычно пропустив мимо ушей все эмоциональные восторгания, Ульяна находит глазами вошедшего...
...светлые кудряшки, пропорциональные черты лица...
— Чёрт! — Пылеева делает шаг за Веронику и старается прикрыть лицо подносом. — Чёрт! Чёрт! Чёрт!
— Бывший твой, что ли? — со знанием дела интересуется Ника и слегка сощуривается, иронично усмехаясь на один бок. — Или нынешний?
— Это мой друг.
— С привилегиями?
— Обычный друг, — отрезает Пылеева, в панике не прекращаясь искать способы смешаться с интерьером. — Но он не должен был... То есть он не знает...
Максим ненадолго задерживается у входа и проходит дальше уверенными шагами. Ника безо всякого смущения ведёт его чуть небрежным взглядом от самых дверей, пока Ульяна нервно мечется на месте.
— Ф-фак! Прикроешь меня?
— Как ты себе это представляешь?
Вероника кивает на загруженный зал, как бы намекая, что переждать где-нибудь в каморке у Пылеевой всё равно не выйдет. На такое счастье она и не надеялась.
— Просто отведи его за дальний столик. Отвлеки как-нибудь. Если он пришёл поесть - накорми, и пусть уходит поскорее.
— А...
— Я сама уберу седьмой столик.
Догадывается, чем подкупить коллегу. За седьмым выпивала компания, пару минут как ушли. Ника поэтому и крутилась подле неё в торце зала. Оттягивала момент, когда придётся приводить там всё в порядок.
— Обожаю с тобой работать, знаешь? — улыбается Вероника, не скрывая удовлетворения обменом «грязные тарелки на симпатягу-посетителя».
В данный момент тарелки для Пылеевой предпочтительнее. Она неаккуратно, как придётся, сгребает их на поднос, потому что оборачивается на застывших в проходе Нику и Макса. Корнеев практически не обращает внимания на обстановку в Котле и не ищет свободные места. Похоже, направляется прямиком к нише.
К Джокеру?
Ульяна отступает спиной назад, но в развороте налетает на поднявшегося из-за соседнего столика посетителя, и вся посуда с грохотом летит на пол. Осколки битой керамики разлетаются по ламинату...
...и люди всё оборачиваются и оборачиваются на неё...
...она даже отсюда с лёгкостью читает по губам удивлённо вырвавшееся у Максима
«Джули?»
— Девушка! Ну нельзя как-то поосторожнее!
Остатки недоеденной каши или пюре испачкали штанину второму виновнику столкновения.
— Простите я... Я не видела... — Ульяна, подхватив салфетки, пробует поправить положение.
Нагибается, чтобы приложить их к пятну, но мужчина грубо отпихивает её руки.
— Понаберут всяких...
Разойтись в обвинениях пострадавшему гостю не даёт как по волшебству подоспевший донельзя
вовремя Максимыч. Встаёт точно перед мужчиной, будто невзначай оттеснив Ульяну себе за спину. В своей манере чётко и немногословно решает конфликт, пообещав ужин за счёт заведения и штраф для официантки в размере суммы за химчистку костюма. Только, когда гость с негодующим бурчанием уходит к уборным, первым делом придерживает Пылееву за плечо и, понизив голос, уточняет:
— Всё нормально?
Ульяна кивает. В произошедшем исключительно её вина. За время разбирательств к ним уже подоспела Ника... И с ней, конечно же, Корнеев. Максимыч командует прибраться, но Вероника не даёт Пылеевой даже наклониться.
— Иди. Я приберу, — приободряюще улыбнувшись, заверяет она.
Неловко. Неудобно.
Страшно.
— Ульяна... — начинает было Максим.
— Не здесь, — Ульяна, не дослушивая, перехватывает его ладонь и уводит за собой, к служебным помещениям.
Господи, ну почему так, ну почему именно...
— Как ты тут оказалась? — не унимается Корнеев. — Не объяснишь, что происходит? Ты что, работаешь тут? И давно? Ульяна!
Очевидно, потеряв терпение, Максим натягивает их соединенные руки и тормозит Пылееву неподалеку от дверей запасного выхода. Разворачивает к себе лицом, уперевшись выжидательным взглядом.
Остался ли смысл отрицать?
— Почти месяц.
— Месяц?! — Корнеев выгибает брови. — Так, значит, все твои курсы, тренировки...
— Не все... — Ульяна на секунду утыкается носом в пол, и виновато морщится. — Клянусь, я собиралась тебе сказать...
— Конечно... Ещё через месяц?!
Это, возможно, первый раз в её жизни, когда Ульяна видит друга
настолько заведенным. Тяжёлое частое дыхание перемежается с попытками взять себя в руки и составить цельное предложение, фразу, высказать, узнать...
— Почему... Зачем ты вообще сюда устроилась? — он выглядит окончательно сбитым с толка.
— Я... Понимаешь...
Но Максим больше её не слушает. Первым замечает вышедшего из арки Джокера и до выступившей у виска жилки сжимает челюсти. На мгновение Ульяне кажется, что Корнеев вот-вот набросится на него, и она отправляет Джокеру уже свой, подёрнутый тревогой взгляд.
Краем глаза Комолов улавливает два размытых на периферии пятна, но внимания не обращает, больше сосредоточенный тем, чтобы вбить на пострадавшем экране нужный номер.
Макс снова переключается на неё.
— Это из-за него, да?! Что он тебе наговорил?!
Очередной выпад застает её врасплох.
— Что? При чём тут вообще...
— Я видел вас. В тот вечер, когда мы договаривались встретиться.
Где-то снова что-то бьётся. Ульяна не видит, но слышит этот стеклянный характерный треск, эхом разлетающейся глубоко внутри черепа.
— Я не могла тебе сказать. Но ты всё неправильно понял.
Дикий невообразимый сюр. Они с Максом ни дня не встречались, как пара, и не думали начинать. И этот дешёвый мелодраматичный диалог никогда не должен был с ними случиться.
— А это я тоже неправильно понял?
В пару рваных движений Максим извлекает из кармана смартфон, заходя в нужное приложение. Ульяне с полувзгляда узнает кадр. Видео. Ей требуется меньше секунды.
Ульяна
слышит своё дыхание. Оно отдаётся куда-то в саму барабанную перепонку. Но
не чувствует вдохи. Будто трахею пробило и воздух со свистом выходит там, минуя лёгкие.
...она на льдине, сорвавшейся вниз по течению...жмётся, притискивает стопы всё ближе друг к дружке и только наблюдает, как от неё с хрустом отламываются новые и новые кусочки...пока рёв волн закладывает уши и вокруг ничего...
Корнеев не проигрывает файл дольше. Ему будто становится омерзительно держать собственный телефон, и он сует его обратно.
— Откуда у тебя это видео? — голос хрипит и не слушается.
— Какая разница!
Какая разница?!
Пылеева чуть не закашливается, будто получила под дых.
— Почему ты мне не сказала?
— А должна была? Не думала, что тебя так беспокоит моя личная жизнь, — чувство вины вытесняет назревающее желание оправдаться.
Обороняться.
— Ты вообще слышишь себя?! — Максим в ответ на два невидимых деления повышает голос. — Меня беспокоит, что ты целыми днями пропадаешь чёрте где. Врёшь. Устроилась на работу в это... Место. А теперь я узнаю, что ты спишь с этим уродом?
— Последнее, похоже, волнует тебя больше всего.
— Да, волнует! Тебе напомнить, кто он? Джокер угрожал мне. Угрожал тебе. Он чёртов преступник! Очнись, Ульяна!!! — в сердцах Корнеев хватается и встряхивает её за плечи.
Ещё немного, и их ссора станет привлекать ненужное внимание.
...взгляды, взгляды, взгляды...
Пылеевой хочется стряхнуть чужие ладони. Отпихнуть Макса назад. Ударить. Накричать. Но не даёт комок в горле и размывающие зрение по краям слёзы.
***
Идут долгие раздражающие ухо и всё нутро гудки.
Дрыхнет он уже что ли… и вот как с такими работать?
В трубке раздаётся сонное:
— Алё.
— Готовь внеплановую оплату к утру. — без прелюдий сообщает Комолов.
— Так была же уже в этом месяце.
— Так я и говорю: внеплановую.
— Да как?... Почему? Мы так не договаривались...
— Мы тебе с пожарной безопасностью помогли? Помогли. С нужными людьми договорились, чтоб тебя проверками не трогали. Хочешь дальше на районе Ворона работать – плати.
— Тогда я хочу поговорить с самим Вороном.
— И чё? За то, что его от дел отвлекаешь, ещё сверху тысяч пятьдесят добавить придётся.
Блеф – хорош не только в покере. Вчера вовремя бурной тусы в квартире Комолова ему разбили –
или он разбил – экран телефона, а бабки на новый где-то брать нужно...
— Сколько?! Да мне столько не собрать будет к утру.
— Ну днём значит. — почти дружелюбно уступает Саша.
— Ладно. Днём постараюсь. — вместе с тяжелым вздохом долетает из динамика.
— Не перестарайся только. — усмехнувшись, Комолов сбрасывает вызов.
За спиной тихо скрипит дверь, но шагов не слышно. Саша оборачивается через плечо, замечая обслуживающую их сегодня – и в другие дни – официантку. Ника, кажется.
— Прикурить есть? — мягким совсем не прокуренным голосом интересуется она, останавливаясь по правое плечо.
Джокер ели заметным кивком выражает своё согласие. Достает из кармана зажигалку и подносит к зажатой в губах девушки сигарете.
Короткий щелчок. Язычок пламени облизывает белый кончик. Официантка втягивает дым, а затем, вытащив сигарету, ртом выдыхает. Нос Комолова приятно щекочет знакомый запах. Саша составляет ей молчаливую компанию по «
угробишь свои легкие» и «
дымишь хуже, чем промышленный завод».
После той выкуренной сигареты в салоне гелика Джокер снова оказался
под гипнозом никотина.
Докурив, Комолов возвращается. Открывает дверь, проходя первым. До ушей сразу долетают вопли, приправленные собственным именем. Поэтому Саша сворачивает не направо, а налево к небольшой арке, за которой скрываются служебные помещения.
Приносит с собой запах дыма, пропитавший пальцы, волосы, одежду.
— Если это бурное обсуждение не посвящено тому, как поскорее со мной расплатиться, то не отвлекай её от работы. — усмехнувшись, нагло, как острая рыбья кость в их горле, встревает Комолов.
Появление Джокера меняет мизансцену. Сотрясает замершие фигурки главных действующих лиц. Максима — очень заметно, сейсмическим толчком ненависти, заставившим на миг ощутимее сдавить пальцами Ульянины плечи.
Пылеева лишь слабо вздрагивает. Будто картинка, вся в помехах, на старом кинескопном телевизоре. Отворачивается, свистяще ухватив ртом воздух. Только сейчас осознавая, с какой силой впивалась зубами в свою нижнюю губу. Моргает раз. Дважды. Трижды. Новым вдохом перезапускает циркуляцию дыхания.
Метафорическая дверь в заполненную ультразвуком камеру распахивается. Они с Максимом больше не в изоляции захлестнувших эмоций, не в пузыре воспалившегося конфликта.
Общественное место.
Её работа. Люди.
...только не рыдай...только не на глазах у всех Джокера...
Кроме него к ним уже несколько раз присматривался стоящий за барной стойкой Максимыч. В каком-то смысле вернувшееся ощущение пространства вокруг помогает сбросить часть напряжения. Перейти с жанра POV на объективную съёмку и
отстраниться.
Но если Ульяна, поведя лопатками, готова отложить разбирательства на потом, чтобы вернуться, по не такой уж и плохой рекомендации Джокера к своим прямым обязанностям, то Корнеев словно срывается с предохранителя.
— Ах ты!.. — Максим, сжав кулаки, рывком подаётся вперёд.
Комолов, до этого вальяжно прислонявшийся плечом к косяку арки, как по сигналу, напрягается всем телом, ставит ноги на ширине плеч, превращает мимические мышцы лица в камень.
Пылеева реагирует быстрее. Преграждает путь, выставив вперёд обе руки. Совсем не потому что выгораживает Джокера, на которого кидает взволнованный
(и упрашивающий) взгляд через плечо. Они с Корнеевым приблизительно схожи и ростом, и комплекцией...
...удар...ещё удар...ещё один...красное брызгает и стекает на асфальт...
...водитель БМВ по-прежнему закрывает лицо, но уже вяло, через силу, закашливается и болезненно похрипывает...
Тогда тоже было многолюдно. Светло.
В тот день она узнала, что Джокер носит пистолет под левой полой своей накидки.
Ульяне было наплевать на хама с БМВ. И даже на того недоторговца наркотиками. Но и
страшно было тоже.
С Максимом она напугана заранее и до предела.
— Ты, подонок!!! Она не имела к этому отношения! — Корнеев запальчиво пытается её обступить, не реагируя на вразумляющие окрики.
На следующую реплику, как из мелодраматического сериала, которые по вечерам любила смотреть мать, Саша собирается закатить глаза, но в процессе передумывает. Переводит взгляд с Корнеева на Ульяну с нахальным, пока ещё немым, вопросом: «
и кто ему скажет? ты или я?».
…что не Макс и его долг стали причиной встречи на вписке, что не в качестве тупейшей мести Джокер подливал водку с соком в стакан его подружки, а затем проводил урок анатомии в ванной…
Случайность. Забавное стечение обстоятельств.
Судьба?
— Макс!
— Хочешь с кем-то разбираться, разбирайся со мной, а от неё отвали!
— Прекрати, — Ульяна повторяет уже более настойчиво и твёрдо.
— Гонора у тебя побольше, чем мозгов. — усмешка Комолова тонет в потоке срача Пылеевой и Корнеева.
Они как старая супружеская пара на каком-то скандальном дебильном телешоу. Даже не делают пауз, чтобы можно было что-то от себя добавить. Хотя слова – это не то, чем Джокер привык решать конфликты. Поэтому Саша лишь наблюдает, снова расслабленно прислонившись к косяку и скрестив руки под грудной клеткой. Всё равно не дадут размазать лицо Корнеева об стену: не Пылеева, так примчится Максимыч.
— Ублюдок! Считай, что она увольняется. Сегодня же!
Последняя хлипкая ниточка терпения Пылеевой обрывается.
— Да что с тобой не так! — Ульяна чуть повышает голос и отталкивает Корнеева.
С достаточной силой, чтобы он, опешив, по инерции попятился и уставился на неё, будто впервые увидел.
— Не собираюсь я увольняться, — договаривая, Пылеева вновь оглядывается на Джокера.
В конце концов, это ведь он пристроил её сюда. И ей осталось не так уж и много, чтобы полностью с Джокером рассчитаться. Этот невольный жест, конечно, не укрывается от Максима.
— Ты серьёзно? И я что, должен позволить тебе остаться тут? С ним?!
Ульяна не может наверняка сказать, что выводит её из себя больше. Его недовольный покровительственный тон и читающаяся на лице претензия или то, как он произносит это «
с ним». Точно выплёвывает ей в лицо оскорбление. По щекам медленно расползается глубокий пунцовый оттенок, и она не выдерживает:
— С каких это пор
ты распоряжается тем, что мне делать?
— А с каких ты начала вести себя, как полная дура, и спать со всякими отморозками?!
Максим резко осекается. Ульяна тоже. Образовавшаяся тишина кажется не менее громкой, чем их перепалка до этого.
Происходящее набирает обороты: именно поэтому Джокер ещё здесь.
Ему не послышалось? О, так в том, чтобы «сказать» нет необходимости. Корнеев всё знает. Или тупо додумал, но попал? Какая нахрен разница? Саше это только льстит. Вместе с выбранным определением.
Секунду Ульяна ждёт, что Корнеев бросится извиняться. Возьмёт свои слова обратно. Но он только тяжело дышит, не спуская с неё искажённого злобой взгляда.
Выбор...
Ульяна отступает. Сходит немного левее и назад. Как будто даже пристраивается поближе к Джокеру.
— Можешь идти, если хочешь. Выход прямо через зал, — тихо декларирует своё «я остаюсь», с недвусмысленной интонацией и выражением лица.
Всем своим видом даёт понять: еще немного и она не постесняется обратиться к кому-нибудь за помощью с просьбой увести буйного
гостя.
Пылеева чуть не отдавливает ему пальцы, останавливаясь в паре сантиметров от левого кроссовка. Комолов притягивает ещё ближе, нескромно уместив свою ладонь под её грудью, чтобы затем усилить эффект и сместить руку на пять сантиметров выше, почувствовав под одеждой мягкую упругость.
Зря понадеялся, что она без белья…
Легкий укол разочарования компенсируется физиономией Корнеева. Для него уже и этот невинный жест, как из какого-то жёсткого порно со спрятанной кассеты отца.
Максиму ещё хуже, чем самой Пылеевой, даётся контроль над тем, какие свои чувства транслировать вовне. Он — детальная иллюстрация, ясно выраженная клиническая симптоматика, наглядный пример в студенческом пособии. Нет необходимости выглядывать побелевшие костяшки или раздувающиеся ноздри — от него разит непримиримым презрением, враждебностью и мучительным прогорклым ошеломлением, как радиацией от приведенного в действие ядерного реактора.
Большая часть из этого направлена на Джокера. Но глаз Корнеев не сводит с Ульяны. Которая так и не отошла... Не поморщилась брезгливо, не скинула чужую бесцеремонно лапающую ладонь... Не возмутилась, даже не вздрогнула!..
Хотя в этом перевозбуждённом состоянии, разве он уделил бы внимание таким "мелочам"?
Взгляд, некогда щедро даривший дружескую поддержку, заботу, спокойствие, в эту затянувшуюся минуту распинает Ульяну без права на оправдание.
— Вы друг друга стоите. Один проёбывает деньги в покер, другая…
Саша оставляет многоточие, сопровождаемое многозначительным вздохом и танцующими бесами в расширенных зрачках.
Брошенная Джокером фраза-намёк окончательно приводит Максима в бешенство, но и словно что-то надламывает в нём.
— Ты что, даже ничего ему не скажешь? — уже тише, сквозь зубы выдавливает Корнеев.
Комолов скучающе склоняет голову на бок, будто надеется, что под этим углом попытки Корнеева вправить подружке мозги, заиграют по-другому.
Не-а. Нихрена.
Эта выброшенная Максимом в аванс, самая отчаянная попытка до неё достучаться и защитить
хотя бы таким способом вызывает у Ульяны и смех, и сдобренную прискорбием жалость, и вскипающую злобу.
Если бы он пришёл на ту вечеринку, как
обещал. Если бы рассказал ей о долге, о Джокере раньше... Она бы так не напивалась, а если бы и напилась, Максим бы проследил, чтобы она не наделала глупостей.
Сколько всего могло бы случиться иначе. Жаль, что его так и не случилось, этого «
бы».
Только что Корнеев кидался устраивать с Джокером кулачную дуэль, как верный белый рыцарь. Вытаскивать подругу из цепких гадких лап обидчика, попутно воздавая подонку за все злодеяния. И вот, стоило лишь Ульяне запротестовать и намекнуть, что все злодеяния в общем-то чинились по добровольному согласию обеих сторон, как Максим уже поставил на Пылеевой жирный крестообразный росчерк. Доказанный факт её физической близости с Джокером стал во главу угла, перекрыв или извратив все остальные определяющие её личности.
Ульяна могла бы пуститься в долгие объяснения, что это был одноразовый случай и она была тогда не в себе. Убеждать Корнеева, что слёзно раскаивается, проклинает Джокера, алкоголь, ту вечеринку, квартиру, ванну и вообще не знает, как так вышло, потому что никогда ничего подобного не хотела.
Но Максим изначально явился сюда без намерения узнавать у неё полный сюжет того видео, скрывающийся за присланным ему фрагментом. Не стал пытаться её выслушать, а она не станет виниться перед ним, будто получивший двойку школьник.
К тому же, её слова всё равно были бы не полностью
искренними. Перед самой собой, наверное, глупо отрицать это.
Она бы сделала это снова.
Ей хотелось сделать это снова. Хотелось написать Джокеру на следующий после вечеринки день. Хотелось занести его номер в свою телефонную книжку. Хотелось видеться, так, иногда, вскользь обеггая взглядом из-за барной стойки. Хотелось расстаться с ним перед дверями своего подъезда. А потом отправиться выяснять, кто толкает дурь девчонкам из танцевальной студии. Хотелось, чтобы он улыбался, пригревающе, мягко, её шуткам и чтобы поцеловал,
как он умеет, наплевав на порядочность, у тех чёртовых ворот.
И даже сейчас, микрореакции её дрогнувшего тела никак не связаны с отвращением. Только с неожиданностью и ощущаемым жаром. Будто Джокер не с улицы вернулся, а держал руки добрый час над батареей. У Ульяны покрывается мурашками кожа, но нет рвотного позыва отвращения или возмущения формулировкой.
Джокер одаривает её этим
другая, как одним из своих развязных комплиментов, смешивающихся с его разгорячённым дыханием в самый опьяняющий из возможных коктейль.
Поэтому Пылеева, вместо ответа Максиму, молча жмёт плечами и прижимается к Джокеру теснее. Накрывает его запястье кончиками пальцев. С виду поощряюще. У Максима даже нервно дёргается уголок рта.
— Ну, раз ты всё решила... — сухо выдавливает он. — Твоё дело.
В его тоне так и слышится желание однажды назидательно вернуть ей «а я тебя предупреждал». Корнеев картинно разворачивается на пятках, до последнего выдерживает роль утомленного детскими капризами взрослого.
— Максим! — Ульяна останавливает его на полушаге.
Макс оглядывается на неё с горячей, ищущей надеждой во взгляде, и Пылеева почти на неё поддаётся.
...какая разница...очнись...полная дура...
Демон
на плече, накрывший ладонью грудь, для Ульяны звучит всё ещё убедительнее. И Саше даже ничего не нужно нашептывать, она сама справляется…
— Хотела сказать... — свежая обида заражает её голос сочащейся ядовитостью. — Если вдруг надумаешь опять караулить под окнами моего дома, лучше надень что-нибудь потеплее. А то я планировала сегодня задержаться после работы... Хотела заглянуть к Джокеру.
…Сучка.
Она же делает это (
только ли?) на зло Корнееву, но Джокера не волнуют такие нюансы, если результат будет один. Это же не-любовь: мотивы его не волнуют, когда Ульяна снова будет просяще скулить и выстанывать.
Саша не то, чтобы забыл… просто не из тех, кто будет предлагать
дважды…
…у гелика, где в салоне был заперт под надзором её друг; позже в этом же салоне без лишних ушей в прямолинейном намеке; зажатой у ворот; сидя в ресторане…
Пятый раз – уже перебор. Поэтому Джокер эти дни обходился
контрафактным товаром тоже с симпатичными личиками, тонкой талией, плоской грудью и нежным характером, но всё равно ощущал запах дешевого клея, замечал неровные швы и дурацкую ошибку в названии логотипа бренда.
Подделки. Поганый суррогат.
Ульяна кривит вызывающую усмешку на один бок и играючи запрокидывает голову, чтобы видеть лицо Джокера.
— Твоё предложение ведь ещё в силе? — одновременно невинное и нарочное уточнение, без какой-либо конкретики.
Пылеева долго смотрит доверчиво округлёнными глазами в его глаза, чтобы потом на пару тщательно выдержанных секунд полуприкрыть их, смещая взгляд к губам, и вновь вернуть его выше.
Знает, что Максим не станет досматривать до конца. На заднем плане отчётливо раздаются его быстрые удаляющиеся шаги.
Ульяна, не поворачивая головы, искоса выхватывает последнее мелькание светлых кудряшек в пределах видимости, и прилив едкого, мрачного самодовольства скрадывает остроту кольнувших её сожалений. Отмахнувшись от них вовсе, она, в виде исключения, позволяет себе вдоволь понежиться в триумфе личной эмансипации.
Даже когда Корнеев уходит, не торопится всё обрывать, глупо хихикать и называть это невинной «сценкой». Не раздается грубого: «Ты что тоже на это купился?»; не слышно скромного: «Я думала, ты мне просто подыграл».
Она забывает и про (
такое удобное, тёплое) положение, в котором застыла, и...
...и очень зря.
— У нас же осталось незаконченное дело. — с мягкой улыбкой отвечает Комолов, опустив взгляд на лицо Пылеевой.
Намекает то ли на затерявшийся в его бардаке кулон, то ли на то, что Ульяна в прошлый раз не успела кончить.
Туристы, решившие сфотографироваться с позолоченной статуей на Невском и внезапно обнаруживающие, что она ещё какая живая, наверное, и то меньше пугаются, чем она от раздавшегося сверху голоса.
До Ульяны запоздало доходит, что ей давно пора выпутываться из навязанных объятий Джокера. Но только Пылеева надумывает дёрнуться, как он предусмотрительно кладёт вокруг её тела новое — не холодное, не чешуйчатое и, к счастью, совсем не удушающее — кольцо.
Джокер подключает вторую руку, скользнув ладонью ниже по изгибу талии.
Плавное прикосновение мгновенно разгоняет кровь до обжигающей скорости, под которую не успевает подстраиваться заходящееся в сокращениях сердце.
— Джокер, слу-ушай, я... — пока она ещё не вся прилила к щекам и процессы соображения не оказались окончательно обесточенными, спешно оговаривается Ульяна. — Я... М... То, что я сказала...
Чёрт. Чёрт! И зачем сказала?
Подходящий повод для Пылеевой взять недавние, на эмоциях выпаленные слова обратно, никак не идёт в голову. В ней теперь вообще всё рябит и сбоит. Может, от того, что внутреннее «я», наконец, открыто взглянувшее на желание
быть с Джокером, уже лениво и неохотно вспоминает, почему делать этого (
ни при каких условиях?) не стоит. Или от того, что сам Джокер, будто даже не замечающий нервно сомкнувшихся на обоих его предплечьях пальцев Пылеевой, продолжает прокладывать ладонью свой путь вдоль пояса её шорт.
Он снова пропускает её невнятный трёп, как надоедливую рекламу в ролике.
— Кстати, у меня в квартире во всю отопление шпарит. Так что не заморачивайся с одеждой. — выдыхает Саша, пахом прижимаясь к её пояснице.
Вряд ли до неё так дойдет, к чему именно он клонит…
Боится спугнуть даже этим. Но ничего не может с собой сделать, потому что мысленно Комолов бессовестно трахнул Ульяну уже везде и во всех известных позах...
Ульяна цепляется взглядом за виднеющийся с её места уголок зала и барной стойки, напоминает самой себе, что они не в безлюдной затемнённой арке и даже (
пока ещё) не в квартире Джокера, надеясь отрезвиться мыслью о сторонних наблюдателях. Но это лишь усугубляет. Заставляет сильнее трепетать, переступать на месте от каждого излишне провокационного и недвусмысленного жеста. Особенно, когда она спиной чувствует...
С языка чуть не срывается дебильная киношуточка про пистолет, вот только Ульяне-то известно, что Джокер носит его
выше, в наплечной кобуре.
Упрямо сражаясь за остатки благоразумия, она издаёт невразумительный звук, рваный смешок, вроде бы даже по делу. Хотя совершенно упустила, о чём шла речь.
Что-то про отопление? Одежду? Кажется, хлопок её рубашки вот-вот приплавится к коже. Или не выдержат глубоких вдохов и выдохов мелкие пуговки на груди.
...ещё...ещё...ещё...
Саше кажется, что он очень вовремя вспоминает про шулерски припрятанный козырь.
— И ещё… — продолжает, понизив громкость голоса до того, чтобы Пылеевой пришлось напрягать слух, — …можешь стереть из моего контакта это «не».
Саша азартно приподнимает заживший уголок губ и нарочно ртом горячо выдыхает на нежную кожу шеи. Пока ладонь с талии, уже преодолев низ живота, подбирается ниже, а кончики пальцев по жесткому джинсовому материалу скрываются у самой горячей точки.
Задевающее ушную раковину щекотное дыхание посылает к линии позвонков Ульяны пенистые барашки дрожи. Затылком откинувшись на плечо Джокера, она приковывает взгляд к одной точке на противоположной стене и старается абстрагироваться от нарастающей интенсивности ощущений. Сосредоточиться на том, что он говорит. Не думать о неумолимо сокращающемся расстоянии.
Его контакт...
Пылеева, дёрнувшись всем телом, встаёт на цыпочки, плотнее сводит бёдра, зажмуривается до белых мушек в глазах, не зная, куда улизнуть из своей шкуры, чтобы не проронить ни звука. Не потерять голову. Не сдаться.
Не-льзя.
— Постой...
А как же?.. Её работа...
Сквер. Лавочка. Телефонная книжка. Одиннадцать выученных наизусть цифр.
Прикосновение в районе паха забирает всё внимание Комолова на себя: становится горячее, мягче, поддается ещё ближе.
И это уже была не его инициатива…
Сносит крышу в сто раз сильнее, чем собственная рука.
Он судорожно облизывает губы и вместе с воздухом выдыхает часть возбуждения. Всё равно у этой поганой ниши даже дверь не закрывается. Нужно ещё где-то взять запасы терпения.
Не-Саша. Не-Саша. Не...
—
Саша, — полушёпотом всхлипывает Ульяна напротив его губ и тут же повторяет, но уже с другой, более оживлённой интонацией. — Саша?..
Школьная математика. Что будет если вычесть «не»?
— Погоди... — окутавший сознание дурман резко сходит, будто кто-то рядом чихнул и разогнал дым. — Тебя что... зовут
Саша?
Пылеева превращается в надоедливую пластинку. Походу за эти пару минут решила компенсировать все те разы, когда называла
другим именем. Хотя оно
Джокеру роднее. Его даже отчим использует чаще.
— Так будет честнее. — снисходительно улыбается Комолов, — Знать имя того, в гости к кому собираешься.
Ещё тяжело дышащая и раскрасневшаяся, Пылеева уже настойчивее отталкивает руки Джокера, чтобы развернуться к нему лицом и проследить за его выражением. Проверяет ответ.
— Значит, я угадала! — на секунду озаряется Ульяна. — Тогда, с первого раза!
Он легко расслабляет руки, решив, что Ульяна сейчас будет благодарить за хорошую новость. Чуть слышно выдыхает ртом и растягивает губы в улыбке. Пылеева так по-детски радуется, будто Комолов вытащил для неё самую крутую игрушку из автомата.
Мысли несутся вскачь, одна за одной. Пылеева срывается на улыбку и почти сразу задумчиво сводит к переносице брови.
— Но ты ведь...
Ох, какой, должно быть, остроумной казалась ему та подпись в её телефоне...
— Ты-ы-ы... — у Ульяны не хватает слов, чтобы вместить в них всё своё возмущение и она выражает его, грозно придвинувшись на шаг и сердито уставившись на Джокера. — Какой же ты... Просто.... Просто...
— Да ладно, зато будет, чё вспомнить. — быстро добавляет Саша в своё не-оправдание.
За такое вранье ему уж точно не стыдно. А сам он считает, что именно первая реакция – самая искренняя.
Всё. Это. Время.
Он был
Сашей с самого первого вечера, а она, как идиотка...
По-прежнему в напряжённых попытках придумать ответное определение, ёмкое в той степени, которая сполна передала бы все её чувства, Пылеева сжимает кулаки...
...и, почему-то сбившись, роняет взгляд к губам
Саши, прежде чем высказать единственное подходящее и наболевшее:
— Бесишь!!!
Отступив, Ульяна раздражённо подтягивает хвост, одёргивает шорты и ворот рубашки, чтобы после, с холодным (
обиженным) «мне надо работать» вернуться в зал.
Если ступать ещё сильнее, напольная плитка, скорее всего, начнёт трескаться под рифлёной подошвой её тимберлендов. Ульяна убеждается в том, чтобы отмечать каждый шаг свежепридуманным нелестным эпитетом.
Высокомерный, напыщенный, невыносимый...
И с чего беситься? Их знакомство и без этого уже не похоже на романы Бронте. Тому очередное подтверждение, когда Комолову хватает два широких шага, чтобы догнать и даже перегнать Пылееву. А перед тем, как свернуть в арку, ладонью смачно шлепнуть по её ягодицам.
Чёртов кре...
Ахнув и чуть не подпрыгнув от неожиданности, Пылеева напряжённо оглядывается по сторонам. Машинально прикрывает... то, на что так вероломно исподтишка покусился Джокер, готовая разразиться последним возникшим в голове определением уже вслух.
— Я буду ждать. — самоуверенно бросает Саша, нагло подмигнув недовольной физиономии.
Он разворачивается раньше, чем Ульяна придумывает, куда покороче его послать, а отправлять Джокеру в спину что-то кроме шумного разгневанного сопения ниже её достоинства.
Бесит, бесит, бесит, бесит!..
Как же она ненавидит то, что помимо штормового вала протеста, ярости и возмущения его нахальством, под рёбрами собирается томительное, мурашливое давление от одного рассеянно оброненного «
буду ждать».
Ждать. Не совсем то, чем, в Ульянином понимании, занимаются парни вроде Джокера.
Она даже не уверена, серьёзно он это или нет. Что это? Какая-то игра? Подразнивание? Издёвка? Вдруг она придёт к нему, помнется на пороге, позвонит в домофон, только чтобы он рассмеялся ей в лицо и захлопнул входную дверь в свою квартиру пред самым её носом?
Сто-о-оп. Стоп! Никуда она
не собирается идти. И уж
точно не за тем, на что он там намекал всё это время. Плевать, взаправду или нет.
Со вздохом тряхнув волосами, Ульяна не успевает и два шага пройти столикам, как замечает, что уже несколько секунд является объектом кое-чьего проснувшегося любопытства. Вероника как тот кот из перекочевавшего в мемы отрезка анимационной классики DreamWorks. Дожидается её у стойки, с широко распахнутыми глазами и многозначительным «Оууу» на прикрытых
лапкой ладонью губах.
— Ни слова, ладно? — настоятельно просит Пылеева, заворачивая туда же, к ней, за чистым подносом.
— У тебя тут страсти похлеще, чем в турецких сериалах, а мне молчать? — с видом уязвленной гордости протестует Ника. — Так ты поэтому отказывалась брать их столик? Типа бдишь профессиональную этику?
— Девушка, можно вас? — мужчина за столиком по диагонали очень вовремя спасает Ульяну от дальнейших расспросов.
Пылеева в фальшивом сожалении пожимает плечами, мол,
извини, дела!.. и Нике ничего не остаётся, кроме как, надувшись, отправить ей угрюмое «да иди уже». Только перед самым уходом, она всё же озорно тянется рукой к Ульяниной пояснице, заставляя ту недовольно уворачиваться от шутливого (
с очевидным намёком) щипка.
Ульяна вежливо останавливается перед компанией из двух мужчин, возраста, примерно, как её родители, и молодой женщины в пальто, накинутым на что-то отдалённо напоминающее полицейскую униформу, даже пытается их слушать, но параллельно про себя прокручивает случившееся в нише.
Незаконченное дело.
Разве Джокер... Или Саша... Не должен был
всё о ней понять ещё после того раза на вечеринке?
Выполненный пунктик, галочка. Завершенная миссия.
Как-то не похоже, что у него есть затруднения с тем, чтобы найти себе кого-нибудь для удовлетворения некоторых его физических потребностей. Вот, на этой неделе, она как минимум двух таких особо желающих девиц обслуживала. И ни одна из них не заявляла Джокеру, что её может вытошнить от его поцелуя. Зачем
ему эти детские кошки-мышки с
ней?
Или это какая-то извращенская муть по типу «потянуло на юных и непорочных»? Вот только её
первый раз уже и так
его. Да и разница в возрасте между ними, если честно...
Тогда что?...
Вернуться за стол Комолову не дают. Он лишь успевает допить остатки пива из своей кружки, пока остальные выходят из-за стола.
Джокер, прихватив накидку, выходит из арки последним, в этот раз сворачивая вправо к залу. Там находит взглядом Ульяну у одного из столиков и адресует ей фирменную полуулыбку, а затем, не дожидаясь ничего в ответ, поворачивается спиной и скрывается за дверью основного выхода.
Инстинктивно оглядываясь вслед покидающей нишу полузнакомой компании, Ульяна первым делом выискивает в ней силуэт Джокера и закатывает глаза, наткнувшись на его
бесючую улыбочку.
Козлина он, вот что.
Нет. Никуда она после работы не пойдёт.
***
Понять и разобрать, что там уже час вещает Ерёма у подогнанной по знакомству тачки, нихрена не получается. Мысленно Джокер не с кодграбберами и сканерами, не с «болванками» и «бутербродами», а где-то между бёдер Пылеевой.
Чтоб её, блять.
Она же не дала четкого согласия, а их
прощание нельзя назвать тёплым…
…горячим – да.
Если она и в этот раз его прокатит…
то может отыграться за всех девиц, которых Джокер сам использовал и менял, как резинки. Такого он точно не простит и не забудет.
— Ну чё едем? — спрашивает Шрам, хотя они
уже едут.
На заднем сидении кто-то из пацанов шуршит упаковкой презервативов, чтоб точно хватило на всю ночь. А Комолов в раздумьях…
А если не сольётся?...
— Меня здесь высади. — фраза озвучивается быстрее однозначно принятого решения.
— А чё так? — удивляется Угол, замаячив между сидений.
— У меня кое-чё другое намечается. — усмехается Саша, не собираясь никого посвящать в свои сомнения.
Стоит ему только мягко хлопнуть дверью с другой стороны, как гелик сразу срывается с места. А Саша направляется к дому. Главное не проводить тупых параллелей с Хатико: он
не ждёт, а просто проведет этот вечер и ночь дома.
По своему и только, блять, желанию.
***
— Привет... Не отвлекаю?.. — Ульяна ненадолго отводит гаджет от уха телефон, чтобы легонько стукнуть саму себя ребром телефона по лбу.
Идиотская. Идиотская дебильная дурацкая затея. И она знала это, между прочим, ещё в тот момент, когда свернула вместо автобусной остановки к ближайшей станции метро.
Забавно получается. Как долго можно закрываться от желаний, кажущихся подсаженными в голову, будто чужой инопланетный организм. Прятать их по чуланам и подвалам, заколачивая створки крест-накрест досками осторожности, вешая на петли амбарный замок рассудительности. И держаться подальше, опасаясь ненароком поступиться моралью, принципами, самим представлением о себе. Но стоит лишь разочек пролить на них свет, подглянуть в пропущенную щелку одним глазочком, как они принимаются неуправляемо мутировать до навязчивых мыслей.
Идти домой? Послушно, правильно, как того бы хотел Макс.
Тошно.
И с Джокером они вроде как договорились... Мог ли он из-за этого отменять встречи, перестраивать планы?
А кулон?
Бабушкин подарок. Слишком ценная вещь, чтобы за ней не вернуться.
Но где-то глубоко в душе Ульяна понимала, что есть что-то
ещё. Кроме этих удобно подвернувшихся причин. Иначе стала бы она, переодеваясь из рабочей одежды в шерстяную юбку и свитер, с сомнением разглядывать в зеркале простенький комплект белья в классическом телесном цвете? Она любила верх, по форме похожий на более привычные спортивные топы. Из уплотненного материала, но без всяких поролоновых push-up накладок, которые делали бы её грудь
выразительной. И ненавидела кружева, потому что они трутся. Подбирала комплект в единой гамме, и всё же больше ориентировалась на удобство, практичность, чем на красоту.
Зачем? Для этого есть обычная одежда. А она ведь не собирается в гостях у Джокера
раздеваться.
Хотя сегодня даже задержалась и приняла душ на работе, смывая букет запахов с кухни в Котле. Заодно, смогла ещё оттянуть момент выбора. Поискать побольше знаков, указывающих путь.
Если Максимыч скажет ей дежурить и мыть полы за дневной прокол... Но бар пришлось закрыть ещё до конца смены из-за какой-то спецоперации сотрудников полиции. Если сразу приедет её автобус... Но предыдущий рейс ушёл по расписанию всего пару минут назад. Если она не найдёт дорогу...
Ведь адреса Джокера Ульяна не знает. Туда её провожали одногруппники. Обратно, явно не в кондиции для запоминания дома и улицы, увозило такси. Она помнит ориентировочный маршрут...
Но вот, стоит посреди густо заросшего зеленью двора, со всех сторон окружённого пятиэтажными домами и держит вызов с контактом, недавно переименованным в «
Полный придурок».
— Я тут... неподалёку. Могла бы заглянуть к тебе,
если ты сейчас дома и не занят? — продолжает Ульяна, сама не зная, обрадуется ли больше положительному или отрицательному ответу от Джокера. — Ну... За кулоном... Напомни, какой у тебя дом? А то я, кажется, немного потерялась...
