Похоть

      Лань Хуань дрожащей рукой ставит видео на паузу. Откидывается в кресле и прикрывает глаза. Застывший кадр все еще жжет сетчатку глаз. Он поднимается, идет к бару и наливает себе виски, сразу двойную порцию, и опрокидывает в рот. Алкоголь дерет пищевод, как наждачка, и скатывается в желудок, который тут же заходится в спазмах. Он делает несколько глубоких вдохов и снова садится за стол.       В галерее произошел инцидент. Куратор выставки заявила о домогательствах со стороны одного из экспертов по подлинности произведений. Прежде чем дело пойдет в суд и начнется расследование, Лань Хуань решил разобраться сам. Сексуальное домогательство — это слишком серьезно. Лань Хуань не может себе позволить в штате подобных сотрудников, чем бы ни закончился судебный процесс. Людям, которые не могут себя контролировать, не место в его компании. Поэтому он попросил начальника охраны дать ему записи с видеокамер за три месяца.       Что ж, кое-что он и правда нашел. И все еще не может поверить в увиденное. Будто глаза его обманывают, а мозг просто отказывается сотрудничать, показывая что-то из разряда невозможного. Потому что не может быть, чтобы его спокойный, уравновешенный брат вбивал в стену его парня. И не похоже, что кому-то из них не нравится происходящее. Лань Хуань отжимает паузу. О, они словно с цепи сорвались. Они яростно целуются, вжимаются друг в друга. Лань Чжань так двигает бедрами, словно они и правда трахаются. Но они не трахаются. Но явно кончают едва не одновременно.       Лань Хуань захлопывает крышку ноутбука. Пожалуй, с него сегодня хватит расследований и откровений. Он хватает телефон и ключи от машины, и быстро спускается вниз. Дорога домой кажется бесконечной, светофоры раздражают, а подрезающих водителей он едва не таранит и из последних сил сдерживается. Остатки благоразумия еще тлеют под слоем пылающих углей. Он хочет, чтобы Вэй Ин уже был там. И в то же время надеется, что его еще нет. Лань Хуаню нужно время, чтобы глаза перестало жечь, а мысли перестали изображать бесконечное чертово броуновское движение. Чтобы информация как-то улеглась в его голове, а не кружила смерчем, затмевая пеленой взгляд.       Едва он оказывается дома, тут же идет в комнату, в которой иногда работает Вэй Ин, когда не в своей студии. Здесь бардак: стеллаж завален каталогами, какими-то образцами, на столе коробка с косметикой, отрезы тканей и куча набросков от руки. Лань Хуань не знает, что ищет, но он просматривает папки, в которых хранятся вырезки и рекламные брошюры, какие-то обрывки, чеки. Лань Хуань даже натыкается на бумажную салфетку из кафе, где прошло их первое свидание. На уголке изображена рожица с огромным рожком мороженого.       Он сохранил ее.       Вэй Ин сохранил эту салфетку.       Они тогда смеялись, как подростки, перепачкались мороженым.       Лань Хуань замирает.       Что он делает?       Он без сил сползает на пол, несколько папок, потревоженные из стопки на углу стола, сыплются рядом с ним. Много фотографий, что Вэй Ин печатал. Некоторые с пометками, что исправить или над чем подумать. Лань Хуаня привлекает красное пятно. Он тянет эту фотографию, и дыхание перехватывает.       Лань Чжань.       Красная краска, напряженная линия шеи и челюсти, чуть прикрытые глаза, будто он наблюдает из-под ресниц.       Это…       О, это вызывающе.       Лань Хуань разгребает кучу фотографий и находит еще. Лань Чжаня много. Он обнаженный, возбужденный. Слишком возбужденный и очень обнаженный. Конечно, Вэй Ин работает с обнаженной натурой, это не новость и никогда не беспокоило Лань Хуаня. Но на фото Лань Чжань! Лань Чжань, которого он знает, никогда бы не позировал обнаженным. Но он определенно не знает теперь своего брата, не так ли?       Лань Хуань поднимается и идет в гостиную, падает на диван. Несколько фотографий все еще зажаты в его напряженных пальцах. Он снова смотрит.       Его брат и его парень.       Судя по дате с камер видеонаблюдения, у них это довольно давно продолжается. Лань Хуань пытается это осознать и не понимает, что его так ярит, буквально застилая алым взгляд.       Хлопает входная дверь. Лань Хуань вздрагивает. Любой звук, как щипок по натянутым нервам: стук ключей на консольном столике, приглушенное ругательство, шаги.        Вэй Ин входит в гостиную и замирает у лестницы наверх.       — Привет, — говорит Вэй Ин. — Я в душ, ага?       Но он замирает, замечая фотографии в руке Лань Хуаня. Его реакция непонятная. Ни испуга, ни злости, ни, конечно же, вины. Он просто ждет.       Лань Хуань смотрит на Вэй Ина. Он был так слеп. Теперь прозрел, словно снял розовые очки. Теперь замечает сытый блеск в глазах, беспорядок с волосами и одеждой, словно он наспех приводил себя в порядок. Покрасневшие пятна на шее — следы преступления, которые вскоре сойдут.       Очевидно, Вэй Ин только что потрахался.       С его братом.       Лань Хуань поднимается, отбрасывает фотографии и идет к Вэй Ину. Глаза того чуть распахиваются, но он не двигается с места. Наоборот, он принимает нарочито расслабленную позу, вызывающе смотрит и чуть улыбается. Лань Хуань хватает его за свитшот, сгребая ткань на груди. Вэй Ин выдыхает тихое «ах». Затем Лань Хуань толкает его к стене с такой силой, что тот задыхается на миг. И Вэй Ин ухмыляется. Облизывает губы, словно… О, ему это нравится. Нравится видеть ярость, направленную на него.       — От тебя несет им, — шипит Лань Хуань и вжимается в его шею. — Сандал и сперма. Я должен был раньше догадаться.       — Теперь ты знаешь, — говорит Вэй Ин и откидывает голову, подставляет шею, по которой Лань Хуань ведет носом. Вэй Ин чуть подрагивает, выгибается, вжимаясь пахом.       Лань Хуань буквально рычит и чуть отстраняется, заглядывает в эти бесстыжие похотливые глаза.       — Как давно?       — Первый раз накануне, когда ты нас познакомил, — бесхитростно отвечает Вэй Ин. Он все еще потирается пахом.       — Что? Как вы… Где?       Лань Хуань не ожидал, что это началось так давно.       — Ты как-то назвал меня Чжанем, когда забылся во время секса.       Лань Хуань холодеет. Он не мог. Не мог, ведь правда?       — Я знал, что это имя твоего брата, — Вэй Ин трется, как мартовский кот. И он возбужден. Запах сандала почему-то становится ярче и, словно яд, впитывается в кровь Лань Хуаня. — И мне стало интересно. Я решил посмотреть на него.       — Посмотрел?       — Да. Но он не знал, кто я, до момента знакомства на ужине.       Вэй Ин смотрит прямо в глаза, словно они обсуждают нейтральную тему, а не то, как он трахается с Лань Чжанем.       — Зачем, Вэй Ин?       — Он мне нравится. Ты, как никто, должен меня понимать.       Лань Хуань резко разворачивает его, утыкая лицом в стену. Он не может смотреть в эти глаза, в которых ни раскаяния, ни стыда. Не может смотреть на этот рот, который извергает неприемлемые вещи и который выглядит так, будто его терзали несколько часов кряду.       — Так ты только что от него? — Лань Хуань вжимается в него своим телом, сам не понимая, что именно собирается сделать: просто удержать на месте и получить ответы или стащить с него штаны и трахнуть. И вопрос, конечно, глупый. На лице Вэй Ина написано крупным шрифтом «Меня трахали!».       — Да, — подтверждает тихо Вэй Ин и трется задницей. А потом добавляет с придыханием: — Из меня все еще вытекает его сперма.       Лань Хуань словно во сне, тянется к его паху, сжимает твердость, прикрытую жесткой джинсой. А потом дрожащей рукой расстегивает джинсы, стягивает их вместе с бельем и проводит пальцами между ягодиц. Там влажно.       — Блядь, — выдыхает Лань Хуань.       — Тебя это заводит?       — Заткнись, — Лань Хуань мнет его ягодицы. Он сам возбужден. Член такой твердый, что вот-вот взорвется.       — Он такой горячий, Хуань.       — Заткнись, я сказал.       Лань Хуань никогда не ощущал ничего подобного. Он зол, ревнует и до боли в костях хочет трахнуть Вэй Ина. Какого хрена он будет себе в этом отказывать? Он быстро расстегивает собственные брюки, с облегчением вздыхает, когда высвобождает член. Тут же приставляет его к приглашающе выставленной заднице и толкается.       Вэй Ин растрахан.       Хорошо растрахан.       Член скользит легко по сперме, которой он наполнен до предела. Вэй Ин скулит и скребет ногтями стену. Выгибает задницу, расставляет шире ноги, словно ему мало. Словно он готов до бесконечности подставляться.       — Так вот что тебе нравится? — Лань Хуань начинает быстро и жестко двигать бедрами, вгоняя член на всю длину, выходит, оставляя лишь головку, и снова с силой загоняет. — Любишь, чтобы тебя трахали, как сучку?       — Блядь, — выдыхает Вэй Ин. — Да… да, я сучка. Выеби меня.       И Лань Хуань выполняет просьбу. О, у него какое-то помутнение рассудка, не иначе. Он жадно трахает Вэй Ина, пока тот скулит, насаживается и умоляет жестче.       — Ты также умоляешь его?       — Он любит, когда его умоляют.       Лань Хуань кончает от одной этой мысли, вбиваясь так глубоко, как только может. Вэй Ин опускает руку и сжимает себя, тут же срываясь в оргазм следом.       Вэй Ин сползает по стене с довольной улыбкой. Лань Хуань смотрит на него и пытается осознать, что это только что было. Туман похоти рассеивается, являя неприкрытую правду. Его все еще трясет и от содеянного, и от злости на все эту долбанную ситуацию. И еще на одного человека. Он быстро приводит себя в порядок, хватает ключи от машины и едва не бежит.       — Хуань, стой! — доносится в спину.       Но Лань Хуань не замедляется. Он садится в машину, заводит и выезжает с такой скоростью, что едва не врезается в столб.       Лань Чжань собирается в душ, когда телефон гудит входящим сообщением.       «Он едет к тебе. Он знает», — гласит оно.       Лань Чжань опускается на стул. Чертов эффект домино, да? Всегда срабатывает идеально. Толкни одну костяшку, остальные сыплются следом, погребая под собой с безразличием мертвого материала, к которому применена внешняя сила. Лань Чжань хотел этого? Хотел, чтобы правда вскрылась? Получи! Теперь он окончательно разрушил все вокруг себя, как ядерная бомба. Бам! — и ничего вокруг.       Спустя какое-то время раздается сигнал домофона. Он не прекращается. Лань Чжаню, конечно же, не нужно смотреть, чье лицо покажет экран. Ощущение расплаты нависает ощутимым грозовым облаком, даже кожу покалывает наэлектризованным воздухом. Домофон трезвонит и трезвонит. Лань Чжань откладывает телефон и подходит к двери, прижимается к ней лбом и делает глубокий вдох. И нажимает кнопку.       Спустя несколько секунд дверь распахивается, являя разъяренного Лань Хуаня. И Лань Чжань тут же получает кулаком в лицо. Справедливо. Заслужил. И еще удар. Лань Чжань не сопротивляется. От силы удара он чуть пошатывается и выпрямляется вновь.       — Какого хрена, Чжань?       И еще удар прилетает. Лань Чжань чувствует влагу на подбородке и утирает ее рукавом.       — Прости, — выдавливает он самое глупое, что можно сказать в подобной ситуации. Не удивительно, что глаза Лань Хуаня темнеют еще больше, словно отражение той самой грозовой тучи, что плюнет молниями и испепелит.       — Прости? — вскидывается Лань Хуань. Он больше не бьет, хотя кулаки сжимаются до побелевших костяшек. Он тяжело дышит и буквально готов убивать. — Тебе надо все отобрать, да, Чжань? Чтобы у меня ни хрена не было! Ты чертова собака на сене! Ты меня отвергал годами. Годами, Чжань! Ты ничего не хотел. Я, блядь, понимаю, ты испугался. Но даже дружбу отвергал, будто я прокаженный. Так что, какого, блядь, хрена? Стоило мне лишь подумать, что я могу наладить свою жизнь, как ты решил все испортить! Тебе понравилось? Понравилось его трахать? Смешно было смотреть на меня?       Его голос набатом бьет по мозгам. Каждое слово заслужено.       — Нет, — тихо отвечает Лань Чжань, снова утирая бегущую по губе кровь.       — Что «нет»? Я задал несколько вопросов.       — Я не хотел ничего портить.       — Но ты испортил, Чжань. Ты все, на хрен, испортил! Тебе так хочется, чтобы я был всю жизнь один? Чертов эгоист! Тогда радуйся, что все разрушил.       Лань Хуань бросает на него еще один взгляд и, резко развернувшись, уходит.       Лань Чжань еще долго стоит и смотрит на открытую дверь. А чего он ожидал? Логичный исход.       — Прости, Хуань, — шепчет он в темноту. Затем закрывает дверь и плетется в душ.       Лань Чжань вторую неделю не выходит из дома. Ему никто не звонит. Ни Мо Сюаньюй, ни брат. Вэй Ин не отвечает на сообщения, они висят непрочитанными в чате. Чтобы узнать, все ли в порядке с братом, на третий день после скандала он звонит в галерею. Секретарь отвечает, что Лань Хуань на деловой встрече. Лань Чжань благодарит его и отключается.       Он пытается отвлечься, окунуться в то, что всю жизнь было его смыслом и хоть как-то оправдывало все то дерьмо вокруг — в музыку. Он не может играть, руки дрожат, едва он касается клавиш. Лань Чжань задумчиво водит пальцами по струнам гуциня, с силой нажимая на туго натянутые нити. Они взрезают кожу легко и болезненно.       Временами он трусливо забивается в угол, когда его накрывает в очередной раз, и пытается дышать. С каждым разом это все хуже. Странные приступы длятся все дольше, и Лань Чжань надеется, что он тихо сдохнет и все наконец закончится.       В какой-то из дней он открывает глаза и понимает, что от него несет застарелым потом. Он с отвращением скидывает с себя одежду и идет в душ. Проверяет телефон. Сообщения для Вэй Ина остаются непрочитанными. Брату он не пишет. Как и супругу.       Лань Чжань заглядывает в холодильник и понимает, что там умерло все, кроме банки с маринованной сельдью. Он осматривается вокруг и приходит в ужас от того, во что он превратил свое пространство. И он занимается уборкой. В голове пусто, сердце периодически сбоит, а перед глазами темнеет. Но Лань Чжань стискивает зубы и продолжает. К вечеру дом приобретает привычный вид, а холодильник больше не воняет, как помойка. Он заказывает доставку продуктов и снова идет в душ.       Что ж, он не сдох. Кажется, стратегия отца, который гонял их с детства, принесла свои плоды. Он выносливый и сильный. Лань Чжань пытается вернуться к привычному образу жизни. Он отменил несколько своих концертов, заплатив неустойку. Так что у него два варианта: либо таки сдохнуть, либо взять себя в руки.       Через несколько дней приходит сообщение от Вэй Ина.       «Моя студия. Через час».       Лань Чжань приезжает как раз в тот момент, когда из припаркованной машины выходит Лань Хуань. Замирает, явно не ожидавший встречи. Его взгляд, как остро заточенный нож — прямиком в сердце.       — Я только хочу убедиться, что с ним все в порядке, — говорит Лань Хуань и первым идет внутрь здания.       Лань Чжань идет следом, поднимается на второй этаж. Вэй Ин ждет в зоне приемной. Он выглядит уставшим, под глазами круги, но смотрит на них с вызовом.       — Садитесь, — кивает он на пафосный диван.       Ни Лань Чжань, ни Лань Хуань не двигаются с места.       — Сядьте! — рявкает он.       Лань Чжань вздрагивает и идет к дивану. Садится. Спустя несколько мгновений рядом опускается брат.       — Хорошо, — говорит Вэй Ин и опускается на сундук, что служит журнальным столиком перед диваном. Он садится аккурат между ними. Лань Хуань располагается на приличном расстоянии, будто Лань Чжань ядовитая тварь. По сути, это не далеко от истины.       Вэй Ин молчит, не смотрит на них. Наконец, Лань Хуань нарушает эту тяжелую, как бетонная плита, тишину, которая грозит их раздавить на хрен.       — Ты в порядке?       — Я в порядке, — отвечает Вэй Ин. — Мне надо было подумать обо всем.       Он невнятно машет рукой. Но и так всем понятно, о чем ему нужно было подумать.       — Ты хочешь быть с ним? — снова спрашивает Лань Хуань.       Вэй Ин делает глубокий вздох.       — Нет, — говорит он. Лань Чжань стискивает кулаки. Вэй Ин смотрит на него, потом на Лань Хуаня. — Я хочу вас обоих.       На миг повисает тишина. Воздух — Лань Чжань готов поклясться — буквально потрескивает от напряжения.       — Что? — вырывается у Лань Чжаня.       — Как ты себе это представляешь? — более прагматичный Лань Хуань не зависает, как старый Windows, в отличие от Лань Чжаня.       — Для начала вам надо, наконец, блядь, поговорить, — говорит Вэй Ин и трет ладонью лоб.       — Мы уже поговорили.       — Хм, — вскидывает скептически бровь Вэй Ин. — Не похоже.       Лань Чжань смотрит на Вэй Ина и понимает, что тот напряжен не меньше их с братом. Он барабанит пальцами по своей ноге, дергает нитки, торчащие из декоративных дыр на джинсах, прикусывает губу. Он чертовски нервничает.       — Вэй Ин, — спрашивает Лань Чжань. — Это то, чего хочешь ты?       — Да, вот так, — вскидывается он с наглым вызовом. — Я такая шлюха, что мне нужны вы оба. А вам надо решить, чего хотите вы. И… Лань Чжань, расскажи ему о шрамах.       — Вэй Ин, — предупреждающе говорит Лань Чжань, напрягшись. — Ты не смеешь…       — Уже пора, Лань Чжань.       — Шрамы? — перебивает Лань Хуань и, наконец, смотрит на Лань Чжаня. — Какие шрамы?       Лань Чжань переводит взгляд с брата на Вэй Ина, который вопросительно вскидывает бровь. Мол, что сделаешь? Сбежишь, как обычно, или, наконец, вскроешь все карты? Расклад все равно проигрышный, но Лань Чжань не готов. Он совершенно точно не готов рассказать обо всем брату. И почему-то чувствует себя загнанным в угол. Внезапно дышать снова становится трудно, а перед глазами мутнеет. В голове шумит, и ему чертовски хочется сбежать.       — Лань Чжань, — Вэй Ин скользит на пол перед ним, опускаясь на колени, и кладет ладони на лицо, заставляет смотреть на себя. — Дыши. Давай со мной. Медленный вдох, медленный выдох. И снова.       Лань Чжань смотрит в эти темные глаза и следует командам. На спину неуверенно ложится ладонь брата и начинает чуть поглаживать. И ладонь замирает. На Лань Чжане только тонкий лонгслив, а пальто он вообще не взял.       — Чжань… — шепчет Лань Хуань, и снова ведет рукой, медленно ощупывая бугристую кожу.       Лань Чжань напрягается и чувствует, как режет глаза. Он быстро моргает. Не хватало еще разреветься, как ребенку.       — Хуань, — тихо говорит Вэй Ин, — сделай, пожалуйста, чай.       Лань Хуань кивает, чуть медлит, но поднимается и идет в сторону кухни.       — Лань Чжань, вам давно пора поговорить, — Вэй Ин не позволяет отвернуться.       — Я не могу, — Лань Чжань еще сопротивляется. Он слишком долго хранил все в себе, он не готов вывернуться наизнанку. Не готов увидеть еще больше боли в глазах брата.       — Можешь, — твердо говорит Вэй Ин. — Я не знаю, что именно произошло, но могу догадываться. В любом случае, твой отец мертв, а твой брат жив и хочет тебя. Знаешь, как я оказался на твоем вечере? Хуань назвал твое имя во время оргазма.       — Что? — глаза Лань Чжаня широко распахиваются. — Ты знал. Знал, кто я.       — Верно. И меня унесло. Я чертовски хочу тебя. Даже сейчас я готов, чтобы ты меня нагнул и трахнул. Ты охуенный, Лань Чжань. Но Хуаня я тоже хочу. Я не буду выбирать, понимаешь? Либо вы оба, либо никто. И вы хотите друг друга. И мне насрать, что думают о подобных отношениях остальные, — Вэй Ин вздыхает. — Просто… Просто поговорите, хорошо?       Лань Чжань кивает, понимая, что он успокоился, его внимание ловко переключили. Лань Хуань приносит чашку и протягивает ее Лань Чжаню.       — Спасибо.       Лань Чжань делает глоток. Температура идеальная: не обжигающая, не холодная.       — У меня дела, — говорит Вэй Ин, поднимаясь. — Я слегка запустил все. Мне нужно ехать. Студия в вашем распоряжении, вас никто не побеспокоит. Я вернусь через несколько часов.       Когда он уходит, Лань Чжань сжимает чашку и смотрит на полупрозрачную жидкость, в которой плавает несколько чаинок, видимо проскользнувших мимо ситечка.       — Чжань, — наконец разбивает тишину Лань Хуань и кладет руку ему между лопаток. Лань Чжань напрягается. — Ты позволишь посмотреть?       Лань Чжань молчит долго, привыкая к мысли, что брат увидит, что ему придется рассказать. Лань Хуань терпеливо ждет, поглаживая легкими движениями. Наконец Лань Чжань отставляет чашку и кивает. Лань Хуань поднимает лонгслив, оголяя спину.       — Чжань… О, боже. Это… Они старые. Когда это случилось?       Лань Чжань молчит, словно держаться за тайну, что он хранил долгие годы, было единственно возможным. Только Вэй Ин знает, но не в подробностях. Лань Чжань никогда об этом не говорил и не намеревался говорить об этом впредь. Почему это так сложно?       — Шестнадцать лет назад, — наконец выдавливает Лань Чжань.       — Что? Шестнадцать… — Лань Хуань некоторое время молчит, видимо осознавая сказанное. Лань Чжань не решается посмотреть на него. — Это сделал… отец?       — Мн.       — Ты тогда не сбежал, — тихо говорит Лань Хуань, его голос подрагивает, как и пальцы, которые касаются шрамов. — Не сбежал… Тебя он заставил уехать. Но как он узнал?       — Он увидел нас тем утром.       — О, нет… Я…       Лань Хуань отшатывается. Лань Чжань поворачивает голову и видит ужас на лице брата. Видит, как понимание накрывает медленно и неотвратимо, как гигантская волна.       — Хуань, это было давно, — пытается успокоить его Лань Чжань и протягивает руку. Лань Хуань смотрит на нее и сжимается еще сильнее. Лань Чжань безвольно опускает руку и кладет себе на колено.       — Почему ты не сказал мне?       — Я не мог, — Лань Чжань снова тянется за чашкой, сжимает ее в ладонях. — Он сказал, что лишит тебя всего, что сделает то же самое с тобой. А он никогда не бил тебя.       — А тебя?.. — Лань Хуань тяжело сглатывает. — Это был не первый раз.       Даже не вопрос. Утверждение.       — Не так сильно. После того, как он избил меня, мы заключили что-то вроде соглашения. Он не трогает тебя, а я ухожу из твоей жизни.       — И ты ушел.       — Мн.       — Но после его смерти ты все равно не сказал.       — Мн.       — Почему, Лань Чжань? Черт тебя дери, ты должен был мне сказать! Еще тогда. О, боже… Как ты вообще пережил все это? Один. Ты был один, а я…       — Хуань, все в порядке.       — Ты издеваешься? Что именно в порядке? — вскидывается Лань Хуань, но тут же сдувается, как воздушный шарик. — Прости, это ты имеешь право злиться, а не я.       — Ты тоже имеешь на это право. Особенно…       Лань Чжань замолкает, и невысказанное повисает между ними. Они оба понимают, о чем речь.       — Мне нужно выпить, — говорит Лань Хуань и снова идет на кухню, приносит бутылку виски и два тамблера. — Будешь?       Лань Чжань кивает и заменяет опустевшую чашку бокалом с янтарной жидкостью. Лань Хуань еще полностью не осознал, понимает Лань Чжань. Лань Хуань выпивает, наливает еще, но не пьет.       — Ты как?       — Не я живу с неподъемным грузом и со шрамами на спине. Так что я, пожалуй, в большем порядке, чем ты. Черт… Я такой слепец. Как я мог не видеть этого? Боже, ты меня, наверное, ненавидишь. И я заслужил это.       Лань Хуань утыкается в сложенные ладони и всхлипывает. Его плечи начинают подрагивать. Лань Чжань отставляет свой нетронутый бокал с виски и замирает. Потом все же притягивает Лань Хуаня к себе, обнимает. Тот начинает трястись еще сильнее.       — Я никогда не испытывал к тебе ненависти, — тихо говорит Лань Чжань, поглаживая брата по волосам. — Никогда, Хуань.       Такой близкий контакт после стольких лет… Лань Чжань чувствует, что сам начинает плакать. Он просто не может остановиться. Слезы просто текут, не подчиняясь никакому контролю. Неужели они теперь могут просто касаться друг друга? Годами он запрещал себе даже думать об этом, не позволял мыслям заполонить его, как того хотелось. У него ведь почти получилось. Но появился Вэй Ин, и все покатилось к чертям.       Они рыдают, как дети, сидя на обломках стен, что долгое время стояли между ними, а теперь упали грудой болезненно колкого мусора.       — Ты должен меня ненавидеть, Чжань. Должен. Я себя ненавижу, — говорит Лань Хуань спустя какое-то время хриплым голосом.       — Хуань, — Лань Чжань заставляет посмотреть на себя, и когда тот поднимает лицо к нему, целомудренно касается его губ. — Никогда.       — И я наорал на тебя, когда ты…       — Я это заслужил.       — Я назвал тебя эгоистом.       — Я таким и был.       — Чжань…       Они говорят. Много. Лань Чжань никогда столько не говорил, так что в итоге почти хрипнет. У Лань Хуаня много вопросов, и он их задает и задает. Когда-то между ними было почти также. Лань Чжань многое мог рассказать брату. Почти все, кроме того, что касалось отца. Это была та часть жизни, о которой он старался не говорить, потому что было стыдно, страшно и больно. Когда-то все, что его беспокоило, можно было забыть, свернувшись в объятиях брата. Шестнадцать лет Лань Чжань был этого лишен.       Лань Чжань рассказывает все, что хочет узнать Лань Хуань. Словно плотину прорвало. Всего так много, а глаза периодически режет. Сердце тянет, болит и кровоточит. Он никогда не хотел, чтобы брату было больно. Но сейчас снова делает ему больно, как на протяжении всех шестнадцати лет.       Даже теперь, когда отца нет в живых, Лань Чжань все равно боится. Боится последствий. Боится снова поверить. Боится дать себе надежду. Они оба уже не юнцы, что готовы поддаться импульсу, невзирая на последствия. Они пока не говорят о них, о тех словах, что смело высказал в лицо Вэй Ин. Не говорят о будущем. Для этого еще будет время. Теперь у них есть такая возможность.       Лань Чжань не знает, сколько времени, слов и слез спустя, они обессиленные засыпают на огромной кровати, лежа лицом друг к другу и переплетя пальцы. Лань Чжань буквально проваливается в сон, как в колодец. Темнота накрывает его и утаскивает на дно. Последние мысли о брате и Вэй Ине.       Лань Хуань просыпается и открывает глаза.       — Чжань, — шепчет он одними губами.       Они лежат так близко, что едва не касаются носами, их руки по-прежнему переплетены. Лань Хуань не знает, сколько ему понадобится времени, чтобы вымолить прощение. Хотя Лань Чжань и говорит, что вины Лань Хуаня нет. Еще как есть! Он был так слеп… Как он мог? Как не заметил, что Лань Чжань страдал. Долгие годы отец… О, боже…       У него подрагивает рука, когда он касается лица брата, аккуратно отводит прядь волос, что упала на лицо. Лань Хуаню хочется плакать, вжаться в Лань Чжаня, целовать его до беспамятства — все это сразу и без перерыва.       Шестнадцать лет…       Лань Хуань перекатывается на спину и зажимает переносицу, чтобы не раскиснуть окончательно. Все эти годы он думал, что Лань Чжань испугался, что это Лань Хуань его испугал. У них ничего даже толком не было. Они не успели осознать, что их чувства взаимны и что вообще это для них значит. Все просто закончилось. Оборвалось, как линия проводов во время бури, отрезав любую возможность связи.       «Ты должен был мне сказать. Должен был. Мы бы справились вместе», — думает Лань Хуань. Хотя он прекрасно понимает, что неизвестно, как бы все обернулось. Их связь могла всплыть, Лань Чжань был несовершеннолетним. Отец, конечно же, не позволил бы скандалу разразиться, он бы скорее убил бы их обоих и похоронил в саду под любимым розовым кустом матери. Отец был помешан на приличиях и внешнем благополучии, это правда.       Лань Хуань смотрит на Лань Чжаня и думает, можно ли любить еще сильнее, чем он уже любит брата всеми возможными оттенками, какие только существуют в мире. Не появись в их жизни Вэй Ин, все бы осталось по-прежнему? Лань Хуань бы так и не узнал всей правды?       Лань Хуань умеет быть слепым. С Вэй Ином было то же самое. Он не замечал, пока то видео не предстало перед ним во всей красе. Он до сих не знает, кого ревновал больше. Это было просто сильное чувство обиды и злости.       Он тихо поднимается и идет на кухню, набирает стакан воды и выпивает. Он начинает переосмысливать все ситуации из детства и юности. Абсолютно все предстает в ином свете. Лань Чжань страдал. Страдал от жесткости их отца. От побоев, наказаний. Все время в напряжении. Не удивительно, что он не заводил друзей. Что единственным, с кем мог быть открытым, показать свою уязвимость — брат. А что сделал брат? Лань Хуань зол на себя. Он уважал отца. Считал его строгим, временами жестким, но даже не предполагал, каким ублюдком тот был.       Лань Хуань берет ключи от машины и спускается вниз. Ему нужно что-то сделать. Он не сможет ничего исправить. Шрамы на спине Лань Чжаня никогда не исчезнут. Шрамы на сердце — тем более.       — Лань Чжань, — кто-то легонько трясет его за плечо.       — Вэй Ин, — сонно моргает Лань Чжань и оглядывается. Место рядом с ним холодное, лишь смятое покрывало и подушка — доказательства того, что здесь был Лань Хуань. И слабый запах миндаля и нероли.       — Как все прошло? — тихо спрашивает Вэй Ин. Лань Чжань накрывает его ладонь, на которую Вэй Ин опирается.       — Хорошо, — говорит Лань Чжань, разглядывая, как смотрятся их руки вместе, — насколько возможно. Где Хуань?       — Я хотел тебя об этом спросить. Его здесь нет, как и его машины.       — Черт, — вскакивает Лань Чжань.       — Ты знаешь, где он может быть?       — Мн.       — Поехали.       Когда они едут по шоссе, уводящему их от центра, Лань Чжань посматривает на Вэй Ина. Сейчас, после разговора с братом, когда это все всплыло, он наконец задумывается, что все это для них всех значит. Как они вообще оказались в такой странной ситуации? Откуда вообще взялся этот удивительный человек, что одновременно и разрушил все, и восстановил?       — Ты действительно хочешь этого? — Лань Чжань отвлекается от дороги, пока они стоят в пробке.       — Да, — просто говорит Вэй Ин, чуть сползая по сиденью, поворачивает голову и прижимается щекой к светлой обивке спинки. — Почему это так удивительно для тебя?       — Почему ты исчез? — вместо этого спрашивает Лань Чжань. — Ты не отвечал на сообщения.       — Я хотел, — Вэй Ин прикусывает губу. — Я мог сорваться в любой момент. Я не могу связно мыслить рядом с тобой, Лань Чжань. Серьезно. Я прямо сейчас хочу залезть на тебя и вылизать твой рот.       Лань Чжань сжимает руль. Да, он бы тоже этого хотел. Вэй Ин — это какое-то стихийное бедствие, с ним невозможно справиться с холодным рассудком. Он ворвется, перевернет все с ног на голову и оставит среди хаоса.       — Ты для меня как наркотик, — продолжает Вэй Ин. — Я подсел, мне нужна новая доза. Все эти дни были ломкой.       — А Хуань?       — Хуань… — Вэй Ин улыбается. — Он как солнце, в лучах которого хочется греться и наслаждаться его лаской. Он другой. Вы такие разные. Я не хочу терять никого из вас. И нет вариантов «я и ты» или «я и он». Только мы. Я не хочу, чтобы больно было кому-то из вас. Я и так…       Вэй Ин замолкает и отворачивается. Лань Чжань вздыхает.       — Я хочу его защитить, — снова говорит Вэй Ин. — Да, цинично звучит после того, как я трахался за его спиной с его же братом. Думаешь, он простит меня… нас? Хотя я не чувствую себя виноватым. Это ужасно, да?       — Возможно.       Лань Чжань почти уверен, что измену — а это все же была измена — Лань Хуань в данном случае простит. Потому что то, что видел все эти годы в его глазах, давало понять, что Хуань простит брату все.       — С другой стороны, может быть вариант «ты и он», но без меня.       Лань Чжань чуть продвигается вперед, поток машин едва движется и снова обращает свое внимание на Вэй Ина. Теперь, когда все вскрылось… Он пока не знает, что об этом думать. Он хочет Вэй Ина, это сумасшествие не улеглось, даже сейчас желание лижет изнутри. Оно пока не такое яркое, выбивающее воздух из легких, но оно есть.       Дядя удивлен его внезапным приездом, но еще больше удивлен, когда Лань Хуань бросает на него лишь взгляд и идет в сторону гаража. Он подходит к стене, на которой аккуратно развешены инструменты — от молотка до отверток, берет топор и идет в дом.       — Хуань, что случилось? — спрашивает обеспокоенный Лань Цижэнь.       Лань Хуань не знает, что сказать. Он спускается в музыкальную комнату, которая осталась в том виде, в каком была при жизни отца. Вся боль, что испытывал здесь Лань Чжань, кажется, ощутимо висит в воздухе и давит на сердце. Лань Хуань подходит к роялю и замахивается топором. Острие врезается в крышку, ломает ее, щепки отлетают в сторону. А потом он просто не может остановиться, пока этот монстр не превращается в груду изломанного полированного дерева, оборванных струн, разлетевшихся черно-белых клавиш.       Он тяжело дышит, но ощущает небольшое облегчение. Затем он поднимается наверх, в кабинет отца. Здесь тоже все по-прежнему. Его портрет над камином, аккуратные ряды книг в шкафах. Дядя, конечно же, оставил все, вплоть до темно-синего пледа на кресле. Раньше Лань Хуань иногда заходил сюда, чтобы вспомнить, как отец сидел за столом и требовал отчета о его успехах, как выдавал указания и замечания. Лань Хуань после его смерти ощущал в этом кабинете некую ностальгию. Сейчас же он испытывает ненависть к каждому предмету в этом кабинете. Вещи не виноваты, что очернены аурой человека, но лишь на них Лань Хуань может сорвать свою злость.       Лань Хуань распахивает окно, срывает портрет отца и бросает вниз, на лужайку перед домом. Следом летит все, что попадается под руку: набор для письма, книги, записные книжки и тот самый чертов плед. Он крушит все подряд, этот проклятый музей памяти человеку, который не заслуживает, чтобы его помнили. В итоге кабинет представляет собой груду обломков мебели, оборванных штор, разбитых ваз и зеркал. Он спускается вниз, берет канистру бензина и обливает ту кучу, что выбросил из окна. А потом поджигает. Огонь вспыхивает мгновенно, пожирая все с шипящей яростью. Языки огня облизывают портрет. Изображенное на ней суровое лицо пузырится и чернеет.       — Гори в аду, чертов ублюдок! — кричит Лань Хуань и падает на колени, утыкается в ладони. — Гори в аду.       — Хуань, — на плечо ложится рука.       Рядом опускается Лань Чжань и обнимает. Лань Хуань утыкается ему в шею.       — Прости меня, — шепчет он и не может остановиться. — Прости меня, Чжань. Прости, прости, прости…       — Ты прощен, Хуань, — он нежно гладит его по волосам и прижимает к себе.       Со спины его обнимают еще одни руки. Лань Хуаню тепло и уютно. Он не заслуживает этого. Не заслуживает.       Чуть позже, когда огонь догорает, оставив лишь кучку пепла, Лань Чжань отходит и разговаривает с дядей.       — Вэй Ин, — вдруг поднимает взгляд Лань Хуань. — Ты здесь.       — Здесь. Ты как? — Вэй Ин утирает его слезы.       — Устал.       — Давай отведем тебя в дом.       — Нет. Я не хочу находиться в этом доме.       Там слишком много призраков, которые будут смотреть на него из каждого угла. Он не готов к этому сейчас.       Возвращается Лань Чжань и поднимает его.       — Поехали ко мне.       Лань Хуань кивает.       — Что ты сказал дяде?       — Правду.       — Что?       — Не всю, — говорит Лань Чжань. И добавляет после паузы: — Он не знал.       Лань Хуань вздыхает с облегчением. Если бы дядя знал и просто закрывал на это глаза, Лань Хуань не смог бы больше даже смотреть на него.       — Вэй Ин, садись в машину, — говорит Лань Чжань. Лань Хуань оглядывается. Вэй Ин стоит в стороне и смотрит на них. Затем кивает и садится на заднее сиденье. Лань Хуань садится рядом и кладет свою голову ему на плечо.       Всю дорогу Лань Чжань наблюдает за ними и чуть улыбается.