Хи-мера

У Альбуса было немногим больше суток. Кровь бурлила по венам, и хотелось уже сейчас действовать. Про себя усмехнувшись великолепно проведенной работе Китона по внушению важности его, Ала, участии в завтрашнем мероприятии, он принялся копаться в потайных ящичках, надеясь отыскать нужные артефакты. Пароли и контрзаклятья вспоминались легко, как будто он зачаровывал и опечатывал свои сокровища совсем недавно. Завтра мог найти применение и адаптированный вредноскоп, настроенный на отца и авроров — их совместная переделка со Скорпиусом для побегов по злачным местам в прошлом году, и мини-аптечка с зельями, которой они пользовались на седьмом курсе, чтобы под рукой всегда были средства по отрезвлению или быстрому заживлению кровоподтеков, когда они сваливали посреди недели из Хогвартса, а потом, потрепанные, возвращались под утро обратно. Он никогда об этом не задумывался, но в его арсенале имелось немало интересных подделок, не раз помогшим им со Скорпиусом избежать нагоняя, которые вполне могли быть использованы для проведения некоторых операций. Вот только сейчас воспоминания о прежних проделках неприятно жгли душу, а сами приключения казались чем-то пустым и постыдным. Наткнувшись в коробке со старыми вещами на свой детский альбом с колдографиями, он присел на край кровати и стал листать толстые страницы со вставленными в прорези немного выцветшими снимками. Все чаще его стали посещать воспоминания тех событий, которые произошли с ним «после» — после того, как он стал слейвом. Он невольно сравнивал эти воспоминания с яркими движущимися картинками из детства и ощущал огромную пропасть между собой прежним и тем, который прошел через серьезное испытание. И, если раньше он воспринимал все, что с ним происходило, как проявление тотальной невезучести, сейчас он думал, что все было вполне предсказуемо. Он уже несколько лет старался сделать себе только плохо, больно, идя по такому зыбкому, но приятному своей особенной болью пути саморазрушения. Кого он наказывал? Себя? Родителей, которые были не такими, как на пачке маггловских хлопьев? Друзей, у которых не было никаких ответов? Которые сами нуждались в том, чтобы кто-то повел их за собой. А в рай или ночной клуб — им было не важно. Друзья никогда не задумывались о том, каково это быть Альбусом Северусом Поттером. Они могли с радостью балдеть на его вечеринках, а на утро, вернувшись домой, со вздохом рассказывать родителям, что в их состоянии виноват Альбус. Родители качали головой и добивались от чад обещания не общаться с несносным мальчишкой. Получив индульгенцию, на следующую же вечеринку эти прожигатели жизни приходили одними из первых. Веселились, зная, что для всех есть козел отпущения, тот, кого будет обвинять общественность, даже если они сами скатятся вниз по наклонной. Ведь так удобно свалить все на плохую компанию Ала Поттера. А он хотел настоящего. Хотел реальной жизни — жизни вне дорогих родовых мэноров и разукрашенных стен ночных клубов. И получил, получил по самое… не балуйся. Альбус вынес из всего, что с ним произошло, один единственный, но важный урок: жить без ошибок нельзя, но научиться жить с ошибками намного труднее. Даже труднее, чем знать, что твоя жизнь — ошибка. Когда-то давно он услышал ссору родителей, во время которой мать вскричала в сердцах, что, будь ее воля, она бы сделал аборт и в семье было бы только двое детей — Джеймс и Лили. И только Гарри, а точнее его уговорам оставить ребенка, она обязана постоянным вопиллерам из Хогвартса. На самом деле тогда Альбус еще не стремился проказничать, а просто напросто с маниакальной способностью отца попадал во всякие приключения. Именно из-за этого Ал заработал дюжину выговоров и вывел из себя молодого профессора ЗОТИ Пенелопу Амбридж. Но после памятного скандала родителей у него словно что-то надломилось внутри. И хотя он раньше старался не вспоминать об этом и точно не видел связи между подслушанной ссорой и своим поведением, сейчас, глядя на себя со стороны, он ощутил, как обломки старой мозаики стали складываться в единый искореженный рисунок. Он не задумывался раньше, почему жил именно так — пусто, горько, одиноко, посыпая на собственную судьбу пеструю мишуру для отвода глаз. В продолжении своей саморазрушающей тактики, словно проносясь на скорости более ста миль в час по ночной трассе, он нарушал все больше и больше правил, пренебрегал любыми запретами, особенно исходящими от родителей. Но то, что произошло с ним после, когда на него надели серебристый металлический обод с мерцающим камнем, разрушило его окончательно, закрыв путь к себе прежнему. Не сумев догадаться, почему именно Кай так действует на него, Альбус смог только понять, что в присутствии грозного главы теневого рынка он испытывал непреодолимую потребность показать себя, доказать себе и ему, что он чего-то стоит. Поэтому все попытки Кая сломать его волю воспринимались так болезненно. Но после полученной свободы Альбус ощутил невероятное по своей силе и глубине обновление внутри, как сквозь выжженную траву пробивается новый зеленый росток. Он стал сильнее, он научился бороться, он понял, что все прежнее стало для него неважным. Возможно, Альбус хотел что-то доказать Каю, а возможно, что-то получить. В голове начинался настоящий кисельный ураган — вязкое несвязанное пространство с вихреобразными мыслями, проносящимися на предельной скорости. Резко поднявшись и тряхнув головой, Альбус вызвал Скиппи — молодого эльфа, которого бабушка Молли недавно подарила им. — Скиппи, принеси мне большую кружку кофе и пару сэндвичей, — и, едва успев остановить эльфа, придерживающего одной рукой развязавшийся край свежевыстиранной наволочки и готового тотчас же исчезнуть по поручению хозяина, закричал: — Стой! Я забыл. Принеси из библиотеки книги по некромантии, особенно те, где говорится про перуанских некромантов, хорошо? Скиппи часто-часто закивал головой, так, что длинные, слегка вытянутые уши резко хлестали его по спине. Бормоча: «Конечно, молодой хозяин, Скиппи принесет молодому хозяину!» — он скрылся с глухим хлопком. Альбус прилег на кровать и не заметил, как потяжелевшие веки сомкнулись, и он провалился в сон. Кай сидел в пятне яркого света, льющегося сверху на его светлые волосы, неестественно заведя руки за спину и свесив голову вниз. Шаги Альбуса раздавались громким эхом, пока он подходил к пленнику. Кай поднял голову, и Альбус почувствовал резкий тычок под дых — на до боли знакомом лице разливался кровоподтек, а с припухшей губы сбегала по подбородку алая дорожка крови. Взгляд серых глаз вгрызался в него, просверливая дыры в глазницах и обжигая щеки. Альбус почувствовал, как от стыда горят пятнами скулы. Холодная ненависть плескалась во взгляде напротив, и от обреченности хотелось выть. — Что, пришел полюбоваться на результат своих трудов? — выплевывая осипшим голосом слова, Кай сверкнул глазами, — или совесть мучает? А может просто захотелось, чтобы тебя трахнули? Я угадал? Закипающая злость тут же сменила стыд, и Альбус сделал несколько торопливых шагов вперед, вступая в пятно света. — Чего молчишь, Алекс? Или мне называть тебя по-другому? — зло усмехнувшись, он продолжил: — Только вот одно никак не пойму: как тебе, гаденышу, удалось все подстроить? Альбус не мог сказать ни слова, точно попавший под невербальное Силенцио — только подошел вплотную и схватил его за края потрепанной мантии, висевшей, точно тряпка, на нем. Дергая на себя, он всмотрелся в лицо Кая, отмечая тени под глазами и бисеринки пота на висках. Взгляд Кая не менялся, зло выжигая собственное презрение на лице Альбуса, вызывая у того покалывание в груди. Ал не мог больше терпеть и оттолкнул его обратно на колченогий стул, громко скрипнувший под тяжестью упавшего тела, чудом устоявший от резкого движения. Альбус достал палочку, внутренне боясь произнести срывающееся с губ Непростительное и… проснулся. Скиппи тряс его за плечо, попискивая и ругая себя. — Хозяин Альбус, хозяин Альбус, Скиппи сделал все, как сказал хозяин Альбус, — эльф смотрел на него большими влажными глазами, с яркой, зелено-желтой радужкой, дергая себя рукой за ухо. — Несносный эльф будил хозяина, хозяин спал, — всхлипывая, добавил он. Только сейчас Альбус обратил внимание, что за окном начинался рассвет, окутывая туманной дымкой сквер напротив. — Все хорошо, Скиппи, — Альбус поднялся в кровати и сел, сразу заметив на своем столе пузатую чашку кофе и тарелку с полудюжиной сэндвичей на ней. Рядом с тарелкой лежали стопкой три потертые у корешков книги. — Ты молодец, все принес. Спасибо. Альбус внутренне обрадовался, когда понял, что несмотря на то, что забыл поставить Отводящие чары со своей спальни, никто его так и не обнаружил. Быстро взмахивая палочкой и зачаровывая дверь и окно в его комнату, он уставился на стол. Хотелось поскорее посмотреть старинные фолианты, в надежде найти там описание перуанских артефактов. Скиппи перестал причитать, но и уходить не спешил, подергивая маленькими сморщенными руками широкие уши. — Молодой хозяин, это не все книги, в библиотеке было больше. Скиппи не смог аппарировать, Скиппи не смог принести… — он бормотал еще что-то, но Альбус уже перестал что-либо понимать. — Ты принес книги из библиотеки, так? — он дождался кивка всхлипывающего домовика и продолжил: — Но были еще те, которые находятся там, куда ты не смог аппарировать, верно? Что это за место, если ты не смог туда попасть? — ненадолго задумавшись, Альбус почувствовал, как догадкой прошибло сознание. — Тебе запретили там появляться без разрешения, да? И где это место? — Это квартира хозяина Гарри Поттера, молодой хозяин. Я могу там появляться, только если он меня позовет, — всхлипывая, пропищал эльф. — Ты молодец, Скиппи. Спасибо, можешь идти, — как можно спокойнее сказал ему Альбус и, как только тот исчез, вынул палочку и, вспоминив квартиру отца, аппарировал в уже знакомую гостиную. Постояв несколько секунд, напряженно вслушиваясь, он облегченно выдохнул, поняв, что отца нигде не было. Альбус осторожно осмотрел стол, не находя нигде искомый фолиант. Только вспомнив, что видел книги еще и около отцовского кресла, он прошел в другую комнату и, обнаружив искомый сборник на полу среди разбросанных бумаг и свитков, почувствовал, как вспотели ладони. Как Альбус и предполагал, на раскрытой странице был изображен посох Пирвы, окруженный странными иероглифами, а на пергаменте рядом с ровным почерком был написан перевод. Все глубже погружаясь в чтение, он не обратил внимание, как описание древних легенд и ритуалов затянуло его. Услышав, как в камине затрещали поленья и увидев, как сквозь языки пламени появилась какая-то голова, зовущая отца по имени, он резко вздрогнул, чуть не выронив книгу, и затаился, боясь выдать свое присутствие. Так и не дождавшись ответа, волшебник исчез, а Альбус, пройдясь еще раз по выделенным отцовской рукой кусочкам повествования, постарался положить все так, как было до его прихода. Убедившись, что он ничего не упустил, Альбус достал палочку и аппарировал назад. Начиная кое-что понимать, он чувствовал необходимость подтвердить свои догадки. Удобно усаживаясь за столом и раскрывая книгу на нужном разделе, Альбус черпал все больше и больше информации, вспоминая о пещерах инков и о том, что произошло после этой злополучной вылазки в Анды. Не обращая внимания, что уже давно рассвело, он продолжал читать фолианты один за другим, надеясь отыскать какое-то упоминание о том, чем можно противостоять древней магии некромантов. Так ничего и не найдя, он постарался разложить по полочкам собранную информацию, замечая, что, несмотря на страх и опасность, с восторгом занимается такой аналитической работой, подумывая о том, что нашел наконец-то, что заинтересовало его в качестве области для дальнейшего развития. Вернувшись в размышлениях обратно к посоху, Альбус понял, что еще много следует понять и принять в себе. Посохом мог пользоваться только маг-змееуст, обладающий огромной магической силой. Он был прообразом косы, вместе с которой гравюры Средневековья изображали Смерть, только имел более древнее происхождение и был более универсальным: при правильном использовании. Он мог не только отбирать жизни, но и дарить их. К сожалению, в бумагах отца было переведено далеко не все, но даже этого хватило, чтобы Альбус осознал, какую неимоверную власть может дать этот древний артефакт своему владельцу. Подходящему владельцу. И среди знакомых кандидатур, Герой Магического Мира был идеальным претендентом на эту роль. Все еще с трудом переваривая увиденное, Альбус собрал все свои «артефакты», не забыв мешочек с Порошком Мгновенной Темноты, небольшой маггловский ножичек с плоской рукояткой и зазубренным лезвием, пристегивая кожаные ножны под брюками, выданный Китоном порт-ключ и подаренную отцом мантию-невидимку. Появившись доме Малфоя на пару часов раньше обговоренного с Китоном времени, Альбус осторожно, придерживая полы мантии, прошелся по дому, отмечая, что все его обитатели находились в излишнем возбуждении от предстоящей сделки. И только Кай прошелся через гостиную со спокойным видом и что-то негромко сказал наемникам, повернув к выходу и, выйдя на крыльцо, прикурил вынутую из пачки сигарету. Задумчиво глядя на колечки дыма, он сделал пару затяжек и, выкинув окурок, зашел обратно в дом. Ровно в семь часов вечера в большом камине гостиной затрещали поленья и резко вылетел, отлетая в сторону, словно снитч, какой-то небольшой сверток, зависая в воздухе. Китон взял его в руку, а после кивка Кая, развязал серую бечевку. Внутри оказались круглые маггловские часы на цепочке, на которых была только одна стрелка и та быстро приближалась к двенадцати. Наемники и Кай только успели подойти к нему, как Альбус почувствовал какую-то вспышку и, ухватившись за рюкзак одного из них, ощутил, втягивающую силу перемещения. Больно ударившись об пол, чудом сохраняя мантию на себе, он услышал, как кто-то с хрипотцой в голосе произнес: — Добрый вечер, Драко. Ты его принес?