Пока заживала рука у портного

Вся семья Фриденхаусманов была в сборе, кроме Альберта. К ним пришла бабушка Роза, мать Суламифи. С ней была подруга всей ее жизни Кунигунда, с которой они не разлучались более пятидесяти лет. Роза Сфольярская была поэтессой, она писала либретто для опер. Когда в кино показывают одного героя в разном возрасте и для этого снимают в его роли разных актеров, то всегда оставляют ему какую-то неизменную деталь, например, прическу, - чтобы герой был узнаваем. Так, у Розы что в молодости, что сейчас была одна и та же волна волос. Когда-то она была природной брюнеткой, теперь же волосы красила в иссиня-черный. И та же театральная бледность — в юности от анемии и голода, теперь же от пудры, которой она заштукатуривала сетку морщин, и тот же мундштук. Больше всего на свете Роза Сфольярская любила своего внука Альберта. А не любила — Беню Левинштока. Хоть с их последней встречи прошло более пятидесяти лет, до сих пор при упоминании его имени она выворачивала свои иголки наружу. - Мэндл, - едко обратилась она к зятю , - Мне интересно, как же ты помогаешь своим пациентам с их душевными муками и жизненными проблемами, если со своим же сыном разобраться не можешь? - Ну почему же? - с проработанным спокойствием парировал Мендель, - Со своим сыном я как раз разобрался. - Уж ты-то разобрался! Сослал его к полоумному старику! Нашего нежного мальчика. Ну как так можно было? Вы, видимо, Беню плохо знаете. На кого повесили ребенка? Беня же его заест! - А кто его хорошо знает, мам? Ты, что ли? Я-то, в отличие от тебя, с отцом хотя бы общаюсь, - сказала Суламифь, - Ты же с ним за пятьдесят лет даже словом не перекинулась. - Роза Пейсаховна, этот разговор бесполезен, - устало произнес профессор, закуривая сигару, - Что сделано, то сделано. Вы предлагаете сейчас вернуть его назад? И потом, Альберт — уже не ребенок. Ему через полгода исполнится восемнадцать лет. Если в чем-то моя ошибка и была, как отца — это то, что я не приучил его к ответственности. Он как сыр в масле — катался! - И правильно делал! Альберт — особенный мальчик, - заявляла Роза. - Вот такого особенного вы и получили, Роза Пейсаховна. Пора уже этому бриллианту получить немного огранки. И наш уважаемый Бенцион Исаакович поспособствует этой огранке. - Вот именно, мама! Папа стал совсем старый. Отпусти ты уже эти обиды пятидесятилетней давности, пойми, что он уже стал старым немощным стариком, - говорила Суламифь. - И потом, вы-то хоть знаете, что ваш Альберт сейчас вытворяет? - сказал Мендель, - Вы тут за него рубашки рвете, а он придет и плюнет на вашу могилу, Роза Пейсаховна. - А кто в этом виноват? Вы были зациклены только на своей работе. Целыми днями, Мэндл, ты штудировал своего Юнга с Криппелином, а что толку? Сын твой практически брошен! У вас дисфункциональная семья! Ты, Мэндл, сапожник без сапог. - Вы несправедливы, Роза Пейсаховна, - покачал головой Мендель, - Как же, если мы только занимались собой, у нас вырос такой прекрасный старший сын? А что касается Альберта, то в семье не без урода. - Это Берти — урод? - взвилась Роза, - Ну, если по опере судить только по тексту либретто, то Мартин и вправду лучше. Осмысленный и рифмованный. А Берти — это мелодия и музыка. А вы все сводите к сухим формулам. Шуля, ты и то бросила скрипку ради того чтобы заниматься администрацией... И вот вы оба затоптали талант нашего Берти. - Какая чушь, мам! Мы только и делали, что вкладывались в его занятия музыкой. Конечно, мы хотели чтобы у Альберта была более серьезная специальность, но сразу было видно, что к наукам он не способен. И мы не насиловали его, а поддерживали в том, к чему была обращена его душа. И чем поганец нам отплатил? - Проформа! - заявила Роза, - Всё это было лишь для проформы! В прошлом году Хэмингуэй покончил с собой. И знаете, что он сказал про психиатров? Эрнест Хэмингуэй! Пусть бы все психиатры научились писать художественные произведения, чтобы понять, что значит быть писателем! То же можно применить и к музыкантам! Вы со своими Криппеленами и Эйгенами Блейлерами не понимаете личность людей искусства! Роза Сфольярская считала себя абсолютным человеком искусства. Этим она оправдывала всё. Свой уезд из России, хотя изначально поддерживала красных. Но ее бросил Беня, и она, как ранимый человек искусства, не могла продолжать жить в тех же пейзажах, в которых они когда-то бродили с Беней. Потом она говорила, что ее вынудили к этому безвкусные большевики, ничего не понимающие в искусстве. В гостиную зашел Мартин, старший сын Фриденхаусманов. Он был похож на Альберта, но менее изящен, более коренаст и волосат. Мартину было двадцать три года. Он сейчас заканчивал факультет нейрохирургии в Венском медицинском университете, был ярым сторонником запрета лоботомии, и приветствовал химическое воздействие на мозг. Он поцеловал бабушку в щеку и поприветствовал молчавшую до сих пор Кунигунду. Кунигунда была для них как вторая бабушка. Так как именно она все детство присматривала за братьями, пока родители были на работе. - А что скажет по этому поводу мудрая Кунигунда? - спросил он. Несмотря на то, что Мартин был человеком науки, а Кунигунда — гадалкой, мнение Кунигунды он очень уважал. Ее пророчества всегда сбывались. Он хотел после ее смерти исследовать ее мозг. - Я могу сказать, что всё делается хорошо и правильно сейчас, - изрекла она, - Сегодня я сделала расклад на Берти, и увидела, что впереди у него сложная дорога, но ждет его большое будущее. А больше я вам ничего не скажу. - Я тоже так думаю, - согласился Мартин, - Я полностью поддерживаю родителей в их решении. И я почему-то уверен, что наш шкет найдет с дедушкой Беней общий язык. Кстати, бабушка,- обратился Мартин к Розе, - Как же так получилось, что после Бени ты так и не вышла замуж, и не имела даже отношений с мужчиной, я уж не говорю про семью? Ты действительно не хотела? Ни разу? Прости, что я спрашиваю. Он правда никогда раньше не спрашивал. - Ай, Мартин, - потянулась Роза, как старая пантера, - Ну как тебе сказать, не хотела... И хотела, и не хотела... Отношения — это прекрасно, они представляются мне чем-то вроде прыжков на батуте. Прыгать на батуте - здорово! Если предоставляется возможность прыгать на батуте, то я с удовольствием прыгаю. Но ставить своей целью жизни - прыжки на батуте, все время искать возможность попрыгать на батуте, подчинять свою жизнь поиску батута - это странно. И, Мартышечка, твой вопрос, почему я так и не вышла замуж - также нелеп, как если я б тебя спросила, почему ты сейчас не прыгаешь на батуте. Тебе что, не нравится прыгать на батуте? Нравится? Тогда почему у вас дома нет батута? Мартин ничего не ответил. Логика была безупречна.